Текст книги "Сказано — сделано"

Автор книги: Николай Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 12. Концерт

День был серенький, но тёплый. На газонах бульвара, в чахлой, ещё прошлогодней траве сновали грачи. На белых, свежевыкрашенных скамьях в терпеливом ожидании солнца дремали пенсионеры. Слабый ветерок трепал газеты в их узловатых, вечно зябнущих руках.

Коля и Саша бодро шагали по тротуару, и прохожие, завидя шарманку, висевшую на груди у Коли, невольно замедляли шаги, оборачивались и улыбались.

– Видал, как смотрят! – восторженно говорил Саша другу. – А представляешь, что на концерте будет?! Фурор!

Ребята миновали мост и вышли к станции метро. Здесь уже начинался старый город. Город, где дома стоят плотно прижавшись друг к другу, где в маленьких магазинах продавцы прямо на глазах у покупателей режут длинными, острыми ножами сыр и колбасу и где в подворотнях ещё доживают свой век тяжёлые железные ворота, увитые чугунным литьём. Ворота эти время от времени красят чёрной краской, но уже никогда не запирают на ночь, как это бывало прежде.

Первый двор, в который зашли ребята, оказался неудачным. Здесь располагался подъезд гастронома. У стены громоздилась гора ящиков, а поперёк двора стоял большой крытый грузовик, из которого рабочие с весёлым шумом вынимали синие говяжьи туши. Следующий двор был неплох, но из полуоткрытого окна третьего этажа гремел чей-то магнитофон. Популярный певец горячо убеждал слушателей, что только дельтаплан поможет ему пережить личную драму. Конкурировать с дельтапланом друзья не собирались и потому, не раздумывая, пошли дальше.

– Отлично! Это то, что нам нужно, – сказал Саша, когда они вошли в третий двор. Это был тихий, замкнутый дворик с круглой железобетонной клумбой посередине. Во дворе было пусто, лишь вокруг клумбы на трёхколёсном велосипеде катался мальчишка лет пяти в цыплячьего цвета курточке.

– Давай, Колян, крути! – сказал Саша с волнением.

Коля нажал на ручку, и старый двор, словно нарочно созданный для таких концертов, ожил, загудел, встрепенулся и плавно закружил в такт музыке. Толстые, седые стены многократно отразили и усилили звуки, и они поплыли вверх, заглядывая в пыльные окна, будто надеясь увидеть старых знакомых.

Первым слушателем, естественно, оказался малыш-велосипедист. Он подъехал к Коле, с любопытством оглядел непонятный инструмент и даже попытался засунуть в шарманку пальчик. Саше пришлось погрозить малышу и сказать, что его может дёрнуть током. Потом из подворотни выскочила ватага мальчишек. Они тотчас окружили друзей, раскрыв от удивления рты. А ещё через несколько минут, как и предполагал Саша, вокруг друзей образовалась уже довольно приличная толпа. Женщины с хозяйственными сумками, мужчины, студенты, пенсионеры и даже один слесарь-сантехник с обрезком фановой трубы на плече. Люди улыбались, о чём-то спрашивали друг друга и недоуменно пожимали плечами.

Среди слушателей ребята обратили внимание на маленькую сухонькую старушку в широком пуховом платке, накинутом на плечи. Она, как и все, стояла, улыбалась, а потом вдруг украдкой вытерла слёзы уголком платка.

Саша оглядел публику и почувствовал, что пора обращаться к народу с речью. Он махнул Коле, чтобы тот перестал играть, и голосом циркового иллюзиониста сказал:

– Товарищи! Дело в том…

Но в чём состоит дело, Саша объяснить не успел. На плечо ему легла чья-то тяжёлая рука. Он обернулся и увидел рядом с собой высокого смуглолицего парня с красной повязкой на рукаве.

– Прекрасно! – сказал парень и похлопал в ладоши. – Для полноты картины не хватает говорящего попугая, белого пуделя и медного подноса.

– К-какого подноса? – струхнув, спросил Саша.

– Ну как же? А собирать деньги с почтеннейшей публики? Поднос необходим. Н-да, это что-то новенькое. Концерт в стиле ретро. Откуда ж вы, такие шустрые, взялись, а? Ну-ка пойдёмте со мной.

Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если б из толпы не вышла старушка. Та самая старушка в пуховом платке, что утирала глаза.

– Это ко мне, ко мне! Мои гости! Пойдёмте, мальчики, пойдёмте. У меня уже чай готов. – И, легонько подталкивая ребят, она поспешно повела их к парадному.

Дружинник с сомнением покачал головой, но промолчал.

Люди ещё немного поговорили, обсудив необычный концерт, и разошлись. Во дворе остались лишь мальчуган на трёхколёсном велосипеде да его мама, спустившаяся на шум прямо в халате и в домашних шлёпанцах.

– Мама! Я тоже хочу такой магнитофон! – закричал малыш.

Мать решительно утёрла ему нос и сердито сказала:

– Распустили вас, олухов, дальше некуда! То с гитарами по подворотням тёрлись, теперь вот шарманку притащили. С ума сойти!

Глава 13. Из «Прекрасной Елены»

– Ах, мальчики, если б вы только знали, как вы меня растрогали и порадовали! – говорила старушка, пропуская ребят в квартиру. – Поначалу я решила, что я просто сошла с ума. Да, да, именно так я и подумала.

Ничего не понимающие друзья вошли в длинный, сложными зигзагами уходящий в перспективу коридор коммунальной квартиры. Тускло горела сорокасвечовая лампочка, освещая мутным желтоватым светом какие-то тяжёлые сундуки, покосившиеся этажерки, большие картонные коробки. На стене висел непременный велосипед без переднего колеса, а рядом детская пластмассовая ванна. В углу, на тумбочке, бросая вызов окружающему, стоял новенький бело-голубой телефонный аппарат чехословацкой фирмы «Тесла» с кнопочным набором номеров. Подобные квартиры, словно живые существа, имеют свой неповторимый, устоявшийся многими десятилетиями запах. Меняются жильцы, на стены ложатся всё новые слои обоев, красятся двери и оконные рамы, а запах этот живёт вместе с квартирой, пока существует сам дом.

Друзья в сопровождении старушки прошли половину коридора, затем свернули в какой-то совсем уж тёмный тупичок и наконец оказались в маленькой квадратной комнатке с одним окном, занимавшим почти всю стену. Посреди комнаты стоял небольшой круглый стол, накрытый чистенькой льняной скатертью, у стены – металлическая кровать с блестящими никелированными шарами, а напротив – низенькая, продавленная оттоманка с круглыми валиками-подушками по бокам. Валики эти напоминали огромные соевые батончики. Возле окна на двух венских стульях лежала новая, видимо совсем недавно купленная, полка.

– Садитесь, мальчики, садитесь вот сюда, прямо к столу, – засуетилась старушка. – А шарманку ставьте на диван. Ах, боже мой, как странно! Странно даже произносить это слово. Вы только, пожалуйста, не сердитесь, что я так бесцеремонно затащила вас к себе.

– Мы не сердимся, – сказал Саша. – Это вам спасибо, что нас выручили. А то бы нас сейчас в ДНД отвели.

Через несколько минут друзья уже знали, что старушку зовут Марья Алексеевна, что живёт она в этой квартире уже много-много лет и что именно сегодня у неё день рождения.

– Мы вас поздравляем, – сказал Коля. – Жаль, конечно, что у нас нет подарка. Мы не знали…

Марья Алексеевна улыбнулась:

– Вы уже сделали мне подарок. Вы даже сами не знаете, какой это замечательный подарок! Представьте себе, что очень много лет тому назад в такой же весенний день у меня тоже был день рождения. А исполнилось мне тогда двенадцать лет. Вам, наверное, даже трудно в это поверить. Но так было…

– Маша, у тебя опять не закрыта дверь. Ты знаешь, что позавчера ограбили Соковановых.

Женщина с худым, усталым лицом плотно прикрыла входную дверь и накинула цепочку. Тоненькая девочка с короткострижеными волосами подбежала к матери и порывисто обняла её.

– Мамочка, ты волнуешься совершенно напрасно. Соковановы – буржуи. А у нас, кроме энциклопедии, и брать нечего. Воры прекрасно знают, кого грабить.

– Значит, ты считаешь, мы не буржуи? – с улыбкой спросила мать.

– Нет конечно. Наш папа был инженер-металлург. Он всю жизнь работал и своими руками зарабатывал на хлеб.

– Ох какая ты у меня политграмотная! – засмеялась мать. – Ну а то, что у тебя сегодня день рождения, ты не забыла?

– Не забыла, – вздохнула девочка.

– Ну! А почему такое постное лицо? Почему ты не пригласила Верочку Никитину?

– Они уехали.

– Уехали? Куда?

– На Украину. В Бахмут. У них там, кажется, дядя. Ольга Владимировна сказала, что там им будет полегче.

Маша повернула голову и посмотрела на то место, где ещё три дня назад стояло пианино. Это был прекрасный чёрный «Беккер» с мягким и чистым тембром. Каждый раз, когда в семье был праздник, мама играла на нём вальсы. Теперь у голой стены на полу остался лишь светлый прямоугольник паркета. Мать перехватила взгляд дочки и поспешно сказала:

– Ничего страшного. Можно жить и без пианино. Сейчас всем трудно, не только нам.

– Ты знаешь, мама, сегодня утром я встретила Алёшу Болотникова. Помнишь, наш папа одно время работал вместе с его отцом на фабрике.

– Ну конечно помню.

– Так вот. У них там на фабрике организовали такой детский отряд. Его члены называются «пионеры».

– Пионеры? Это что же, они строят блиндажи, роют траншеи? Вроде сапёров?

– Да нет, мамочка. Здесь «пионеры» совсем в другом смысле. Ну, это те, кто идут впереди, открывают новые земли. Вспомни Фенимора Купера.

– Ах да! Правильно. «Пионер» – от французского «первопроходец». Так долго шла война, что от неё трудно уйти даже в мыслях. Вот ты сказала, что Никитины уехали в Бахмут, а я в первый момент подумала: «Как же они туда попадут, если там белые?» Да… Ну, так что же эти пионеры? Ты хочешь к ним сходить?

– Алёша меня приглашал. Он говорил, что в отряде очень интересно, весело. Они поют песни, играют, ходят с барабаном и красным флагом по улицам.

– Чудесно. Если им ещё дают талоны на обед, то просто замечательно.

– Мама! Ну при чём тут какие-то талоны?!

– Хороший паёк ничему не помеха. За последние годы я это крепко усвоила. А теперь посиди минутку и не заходи, пожалуйста, на кухню. Я приготовила тебе маленький сюрприз.

Мать вышла и вскоре вернулась, держа в руках блюдо, на котором лежал небольшой румяный пирог с двенадцатью тоненькими, зажжёнными свечками.

– Мамочка! Какое чудо! – радостно воскликнула Маша. – Ты просто волшебница!

– Конечно, к такому случаю больше подошёл бы «наполеон» со сливочным кремом, а не пирог с капустой, – сказала мать, ставя блюдо на стол. – Но ничего. Дорога ложка к обеду.

Она обняла дочь и погладила её по волосам.

– Ну, Машутка, я тебя поздравляю. Может, ты и вправду станешь у меня пионером. Или – как это сказать – пионеркой? И построишь новый мир. Прекрасный и счастливый… Да, действительно, жаль, что я не могу сыграть для тебя что-нибудь из «Голубого Дуная».

В этот момент за окном со двора послышались дребезжащие, но довольно бодрые звуки музыки.

– Боже мой, шарманка! – с радостным удивлением воскликнула мать. – Я думала, они уже перевелись. Надо же, как кстати!

Маша подбежала к окну и увидела на замкнутом пятачке двора сгорбленную фигуру старика шарманщика в потёртом, залатанном френче.

Он неторопливо крутил ручку, искоса поглядывая на окна.

– Мама, ты узнаёшь?

– Да. Это Оффенбах. Из «Прекрасной Елены».

– Надо бы что-то ему дать. Ой, давай угостим его пирогом?

– Ну конечно, Машенька. Обязательно.

Мать отрезала кусок пирога, завернула в холщовую тряпицу и передала дочери. Маша выскочила на двор и подбежала к старику.

– Вот, угощайтесь, пожалуйста. Сегодня мой день рождения, и мама испекла этот пирог.

Старик взял свёрток, положил его в большой дерюжный мешок и, ничего не сказав, погладил девочку по голове.

Марья Алексеевна замолчала, разглаживая несуществующие складки на скатерти. Потом сказала:

– Теперь вы представляете, мальчики, что со мной было, когда вы сегодня заиграли. Вот уж действительно чудо!

– Ну а в пионерский отряд вы тогда пошли? – спросил Коля.

– Да, на другой же день. Вместе с Алёшей. Мы с ним долго дружили, до самой войны. Его в сорок втором под Тихвином убили… А вот я всё живу да живу. Соседи меняются, молодым квартиры дают, только мы с Елизаветой Васильевной, как два сфинкса древнеегипетских, дом сторожим. Последнее время меня всё сестра к себе зовёт. У неё домик в Новороссийске. Да уж куда я, старая развалина, поеду.

Когда ребята прощались со старушкой, Саша спросил:

– Марья Алексеевна, почему у вас книжная полка на стульях лежит?

– Да вот купила недавно, а повесить как – и не знаю. Надо бы Женю, соседа, попросить, но он последнее время сильно занят.

– Так давайте мы повесим? – предложил Саша. – Для нас это не проблема. Верно, Колян?

– Конечно повесим, – поддержал друга Коля. – У нас и инструмент есть, и свёрла. Вы только скажите, когда вам удобнее, чтоб мы пришли.

– Ну, разве обо мне речь, – сказала Марья Алексеевна, с благодарностью глядя на ребят. – Вы приходите, когда удобно вам. Я целыми днями дома.

Глава 14. Нехорошее предчувствие

Поскольку Саша Оляпкин жил пятью этажами выше своего друга, то, естественно, каждое утро перед школой он заходил за Колей. На этот раз Саша пришёл раньше обычного. Часы, которые подарил ему Платон Сергеевич, показывали всего пять минут девятого. Коля в майке и в тренировочных штанах чистил ботинки. Делал он это тщательно, неторопливо и даже с некоторой любовью. Едва ли в наше время найдётся много мальчишек, которые бы ежедневно чистили обувь по всем, так сказать, правилам этого искусства. А уж о бархатной тряпочке, которая доводит ботинки до зеркального блеска, и говорить не приходится. В наши дни мальчишеская обувь проходит обычно три простые стадии: она покупается, изнашивается и выбрасывается.

– Чего так рано, мыслитель? – спросил Коля, поджидая, пока гуталин с изящным названием «Шевро» впитается в ботинки.

– Да так… – неопределённо ответил Саша и, вздохнув, добавил: – Слушай, Колян, у тебя бывают предчувствия?

– Бывают, – ответил Коля, энергично заработав бархоткой.

– А какие у тебя бывают предчувствия?

– Ну, разные. Вот сейчас у меня было предчувствие, что ты зайдёшь. Только минут на пятнадцать попозже.

– Какое же это предчувствие. Я за тобой каждый день захожу. Нет, я о другом.

– О чём?

– Понимаешь, у меня нехорошее предчувствие. Сегодня диктовка, ты ведь помнишь. Годовая. А тут мне ещё сон какой-то странный приснился. Будто у меня одно ухо выросло. Здоровое такое ухо. С капустный лист.

– Всё ясно. Дальше можешь не продолжать, – сказал Коля, производя последние лёгкие взмахи над сверкающими башмаками. – Только непонятно, почему у тебя ухо выросло, а не хвост. У наших предков, как известно, были хвосты.

– Будешь издеваться – я уйду, – угрюмо сказал Саша.

– Это я издеваюсь?! – взвился Коля. – А мне кажется, это ты издеваешься. Мы с тобой занимались?

– Ну, занимались.

– К диктовке готовились?

– Ну, готовились.

– «Ну!» «Ну!» А теперь, видишь, у него уши вырастают! И потом, не ты ли твердил, что тройка объективно отражает твои знания?! Вот и получишь свою тройку. Всё равно в этом году четыре тебе не светит, это уже ясно.

– Ха, если б тройку! Я б тогда и не дёргался. У меня предчувствие, что я схвачу два балла. Понимаешь, нервы, стрессы… Одна лишняя ошибка – и два очка в кармане!

– Хорошо. Что ты хочешь? – спокойно спросил Коля, надевая школьную форму. – Списать я тебе не могу дать: я сижу впереди. Проверить твою работу тоже не могу. Так что же?

– У меня план, – сказал Саша, оживившись. – Я полночи думал. Ты ведь знаешь, что Надежда нам всегда много времени на проверку даёт. Минут десять, а то и больше. Так?

– Так.

– Ну вот. Ты пишешь диктовку под копирку.

– Как это? – не понял Коля.

– Ну, очень просто. Возьмёшь у своей мамы лист копировальной бумаги, подложишь его вместе с чистым листком под свою работу – и вперёд! Потом, когда нам время на проверку дадут, ты, не оборачиваясь, понизу передаёшь мне копию. Гениально! Такого ещё нигде не было. Остаётся только сверить твою диктовку с моей – и дело в шляпе!

– Нет, – сказал Коля. – Не согласен. В конце концов, это просто нечестно. Для чего, спрашивается, мы тогда занимались?

– Да пойми ты, чудак человек, – заволновался Саша. – У меня предчувствие! А то, что мы занимались, – это хорошо. Это от меня никуда не денется. Тут же особый случай.

– Ты мне надоел со своими предчувствиями, – сказал Коля. – Просто тебе лень хоть немного пошевелить мозгами. Конечно, сдуть легче.

– Так, – набычившись, произнёс Саша. – Тогда последний вопрос: друг ты мне или не друг?

Коля опустился на тумбочку возле зеркала, помолчал и, вздохнув, сказал:

– Ладно. Чёрт с тобой. Но учти: во-первых, это последний раз в жизни. А во-вторых, я теперь с тебя не слезу. Будем каждый день по часу диктовки писать!

– Ну конечно будем! Что за вопрос! – радостно согласился Саша. – А теперь бери скорей копирку. И прошу тебя: пиши с нажимом.

– «Урчат и квакают лягушки… Квакают лягушки». Точка, – продиктовала Надежда Васильевна последнее предложение и оглядела притихший класс. – Теперь внимательно, не торопясь, проверяем. Времени у вас достаточно.

Учительница села за стол и открыла классный журнал. Она хотела предварительно, карандашиком проставить годовые отметки.

Как только Надежда Васильевна опустила голову, Коля дрожащей рукой выхватил листок с копией своего диктанта и, не оборачиваясь, протянул назад. Саша, с волнением ожидавший этого момента, быстро выхватил листок и жадно впился в него глазами. Но что это?! Нет, отпечаток получился хороший, всё чётко, ярко, прекрасно видны точки и запятые. Но в самом тексте невозможно прочитать ни единого слова! Буквы вроде бы и были, и в то же время их невозможно распознать. Они словно превратились в какую-то загадочную вязь! Саша ошалело смотрел на листок и решительно ничего не понимал. Он уже хотел было толкнуть своего друга в спину и покрутить пальцем у виска, когда наконец до него дошло. Ну конечно! Коля неправильно положил копирку и листок. Вместо того чтобы положить копирку между страницами, он сунул её под самый низ, и отпечаток получился зеркальным! Все буквы в словах как бы перевернулись. Ах как обидно! Вот перед ним лежит отличная диктовка, а он не может прочесть ни одного слова. Что же делать? И тут Сашу осенило. Раз текст получился зеркальным…

Он толкнул в бок свою соседку и прошипел:

– Гусева, дай зеркало!

Вика повернула голову и недоуменно посмотрела на беспокойного соседа. Она привыкла, что Саша вечно спрашивает у неё, как пишется то или иное слово, а тут вдруг – зеркало?

– Дай зеркало, говорю, – снова зашипел Саша.

Вика испуганно полезла в карман своего передника и подала зеркальце. Саша схватил желанный предмет и принялся торопливо пристраивать к листку. «Ищем нужный ракурс», – говорил он сам себе.

В это время Надежда Васильевна дошла в журнале до фамилии Оляпкин и внимательно просмотрела оценки, полученные им за четверть. «Три, два, четыре, четыре, три, – читала она. – Нет, на четвёрку он не тянет. Придётся ставить три. Хотя в последнее время и наметились сдвиги». И тут что-то яркое ударило по глазам учительницы. Она недоуменно подняла голову и оглядела класс. То, что она увидела, потрясло её. Ученик Оляпкин, о котором она только что думала и взвешивала его шансы на четвёрку, сидел за своей партой и пускал ей в лицо солнечные зайчики! Да, случалось, что он иногда выкидывал разные фокусы. Но такое!..

– Оляпкин! – ахнула Надежда Васильевна. – Ты что, с ума сошёл?! Подойди сюда и положи зеркало мне на стол!

Напуганный и расстроенный, Саша уныло поплёлся к учительскому столу. «А может, он и вправду заболел? Переутомился? – думала добрая учительница. – Не может же нормальный ребёнок, пусть даже немного разболтанный, пускать во время годовой контрольной зайчики?»

– Саша, как ты себя чувствуешь? – спросила она. – Ты… У тебя голова не болит? Ты, наверное, вчера долго занимался?

– Я, это, да… Чувствую себя, – забубнил растерявшийся Саша.

– Ты вот что, дружок, иди проверяй потихонечку свою работу. А на последний урок, на физкультуру, не ходи. Ступай домой. Я Игорю Михайловичу скажу, что тебя отпустила.

Саша сел на своё место и, сунув бесполезную копию в парту, принялся за проверку диктовки. Теперь приходилось рассчитывать только на себя.

Когда урок кончился и учительница унесла контрольные, Саша тряс перед носом друга злополучной копией:

– Что ты мне подсунул! Погляди! Это ж какие-то египетские иероглифы! Специально небось подстроил. Из принципа.

– Клянусь тебе, нет! – оправдывался Коля. – Случайно. Поторопился, вот копирка у меня внизу, под листочками, и оказалась. Но если честно, я даже рад, что так вышло. Не может же быть, что мы зря с тобой столько времени занимались.

Коля был прав: занимались друзья, конечно же, не зря. Диктант и на этот раз объективно отразил Сашины знания. Он получил тройку. Правда, с минусом.