Текст книги "Сказано — сделано"

Автор книги: Николай Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Николай Тимонович Федоров
Сказано – сделано

Сказано – сделано (повесть)

Глава 1. Объявление

К автобусной остановке неподалёку от нового моста через Смоленку подошли двое мальчишек. Одного звали Коля Скородумов, другого – Саша Оляпкин. Впрочем, начальную букву Сашиной фамилии все почему-то опускали, превращая его в Ляпкина, а то и просто в Ляпу. И как Саша ни доказывал, что оляпка – это птица отряда воробьиных и что птица не простая, потому что способна бегать под водой по самому дну речки, ничего не помогало. В конце концов Саша махнул рукой и позволял называть себя Ляпой даже лучшему другу. А лучшим его другом как раз и был Коля Скородумов.

Друзья остановились около длинного свежевыкрашенного забора, за которым строился тысячеквартирный дом-гигант. Краска на заборе ещё не успела высохнуть, а обрадованные горожане уже поспешили облепить его доброй сотней самодельных объявлений. Свежий балтийский ветер весело топорщил стриженые язычки с номерами телефонов.

Интересно: кто первый в наших городах приклеил на забор самодельное объявление? История этого не знает. Может быть, археологам ещё предстоит найти потемневшую берестяную грамоту, в которой говорится, что некий Амвросий Губа, гражданин Великого Новгорода, намерен срочно обменять свой дом в посаде на центр, желательно близ кремля. Но пока такая грамота не найдена и пальму первенства отдать некому.

В ожидании автобуса друзья рассеянно читали объявления. Большинство было составлено по классическому образцу и начиналось со слова «меняю». Но попадались и другие. «СРОЧНО КУПЛЮ КАМИННЫЕ ЩИПЦЫ. ЗВОНИТЬ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ», «УЧУ ПЛАВАТЬ НОВОРОЖДЕННЫХ», «ПРОДАЮ В КОМПЛЕКТЕ КРОССОВКИ ФИРМЫ «АДИДАС» И МАСЛЯНЫЙ ПОРТРЕТ ГЕНЕРАЛА СКОБЕЛЕВА НА КОНЕ В РАМЕ. СПРОСИТЬ ГРИШУ», «УТЕРЯНА РУКОПИСЬ РОМАНА «ВТОРОГОДНИК». НАШЕДШЕМУ – ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ».

– Продаются два скелета в хорошем состоянии. Звонить в полночь.

Саша метнулся к другу:

– Где, где тут про скелеты?!

– Шучу, Ляпа, шучу, – сказал Коля. – А представляешь, такое объявление! Мне один парень рассказывал…

Но что рассказывал парень, Коля договорить не успел, так как внимание друзей было отвлечено появлением нового действующего лица.

К забору подошёл старый, сутулый человек в толстой вязаной, по виду женской, кофте. Он был гладко выбрит, а редкие седые волосы были аккуратно пострижены и зачёсаны назад. Старик без тени любопытства скользнул взглядом по объявлениям, вынул из пластиковой папки четвертушку листа и тщательно приклеил его на свободное место. Потом отошёл на несколько шагов назад, желая, видимо, посмотреть, хорошо ли видно его объявление среди множества других. Любопытные друзья бочком приблизились к нему и прочли довольно странный текст, который гласил:

Товарищ с говорящим попугаем!

Ваш портфель-«дипломат» находится по адресу:

ул. Капитанская, д. 28, кв. 546. Ивашинцов Павел Андреевич.

Убедительно прошу, в свою очередь, вернуть мне мой.

Ребята недоуменно переглянулись и посмотрели на старика, который продолжал стоять, грустно опустив голову.

– Тут какая-то тайна, – вполголоса проговорил Саша.

– Н-да, похоже, – согласился Коля.

– Простите, пожалуйста, – как можно более вежливо сказал Саша. – Вот ваше объявление… Вы что, ищете человека с попугаем?

Старик вздрогнул и, словно придя в себя, взволнованно проговорил:

– Да, да, мальчики, ищу! Мне просто необходимо его найти! Плотный такой, коренастый брюнет. И усики небольшие, аккуратные. Их в старину унтер-офицерскими называли. На голове кепка коричневая, вельветовая.

– Молодой, старый? – деловито осведомился Саша.

– Да молодой ещё совсем, – замахал руками старик. – Лет сорок пять от силы.

Ребята, улыбнувшись, переглянулись, и Саша поправил:

– Средний, стало быть, возраст. Ближе к пожилому. А особые приметы есть? Ну там, шрам на щеке или бородавка?

– Да нет, ничего такого не заметил. А вот попугай у него примечательный. Крупный такой, красивый. Я в птицах плохо разбираюсь, но мне кажется, это жако. Во всяком случае, он говорящий. Мы пока с хозяином-то беседовали, так попугай – он был в клетке – время от времени всё выкрикивал: «Ишь ты! Ишь ты!» Да так, знаете ли, иногда к месту, будто понимал что-то и разговор наш поддерживал… Ах я старый осёл! И зачем я взял этот проклятый чемодан! Или, как его там, «дипломат». Будь он неладен! Говорил ей: «Не дари ты мне его, не надо!» Пошёл бы со своим стареньким портфелем, так ничего бы не случилось.

– Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, успокойтесь, – сказал рассудительный Коля. – Вы объясните, что произошло.

– Да, да, сейчас, – закивал головой старик, – сейчас объясню. Всё очень просто и глупо до необыкновенности. Пошёл я тут, как всегда по средам, в букинистический. И чёрт меня дёрнул взять портфель этот плоский, твёрдый. Их почему-то «дипломатами» величают. Дочка подарила. Да. Ну, и разговорился там с одним человеком. А у него в руках клетка с попугаем этим самым была. И портфель – точь-в-точь как у меня.

Вышли мы из магазина и присели в сквере на лавочке. Он у меня всё про первое издание гончаровского «Фрегата „Паллады”» спрашивал.

Потом поднял портфель, сел в машину, – кажется, это «Жигули» были – и умчался.

– Всё ясно, – сказал Саша. – Портфель он взял ваш.

– Совершенно верно, – подтвердил старик. – Взял мой портфель. Ах как глупо!

– А что у вас в портфеле было? – спросил Коля. – Что-нибудь ценное?

– Не то слово! – замотал головой старик. – Там были вещи бесценные! Просто бесценные! Послушайте, мальчики, помогите мне его отыскать, а? Да я… я ничего за это не пожалею. О! Я знаю! Я отдам вам свою библиотеку приключений. Там много для вас интересного.

– Да ну, что вы, – сказал Коля.

– Нет, нет, отдам непременно. Вот, пожалуйста, возьмите мой адрес.

Старик вынул из папки ещё один экземпляр объявления и протянул ребятам. Потом добавил:

– Да, вот ещё что! Из разговора с этим человеком я понял, что живёт он где-то поблизости. К тому же… Впрочем, тут я могу ошибиться. Мне кажется, что по профессии он биолог или зоолог. А может быть, даже орнитолог.

– Орнитолог? Птиц изучает? – уточнил Коля.

– Совершенно справедливо!

– А почему вы так решили?

– Видите ли, когда мы с ним беседовали, я на клетку с попугаем кивнул и говорю: «Вы, я смотрю, ещё и говорящими птицами увлекаетесь?» Он засмеялся и говорит: «Да нет, это скорей профессиональное». В общем, мальчики, дорогие, приходите ко мне непременно. Обо всём договоримся. Я вас жду.

Старик грустно улыбнулся и медленно пошёл вдоль забора.

– А что, может, поищем? – сказал Саша.

– Да где ж мы его найдём. Ходить, искать… Конечно, библиотеку приключений заиметь было б здорово.

– Да, неплохо, – согласился Саша.

– «Неплохо», – передразнил Коля. – Да ты знаешь, Ляпа, что такое библиотека приключений? Это же Конан Дойл, Беляев, Жюль Верн… Это же Ефремов и Джонатан Свифт!!!

Обрушив на товарища водопад знаменитых имён, Коля замолчал, потому что дыхание у него перехватило.

Дело в том, что Коля Скородумов больше всего на свете любил читать. Он читал дома, в школе на переменах, в вагонах трамваев и метро, в фойе кинотеатров перед началом фильмов и даже в очереди на приём к зубному врачу. С тех пор как он в четыре года пролепетал по складам: «Посадил дед репку», глаза его постоянно искали печатный текст. Однажды в деревне, когда под рукой не оказалось книг, он прочитал за месяц трёхтомник «Справочника металлистов», оставшийся от покойного деда. Потом вечерами под стрекот запечного сверчка он толково рассказывал дремавшей бабушке, чем отличается кислородный конвертер от мартеновских печей. Но что самое поразительное – Коля почти не смотрел телевизор! Даже когда на телеэкране отважный майор Жеглов лупил из револьвера по бандитам из «Чёрной кошки», Коля мог спокойно сидеть в другой комнате, читая славянские сказки. Обеспокоенная мама как-то даже решилась сводить его к врачу-невропатологу. В самом деле, разве это нормально, если ребёнок не смотрит «Ну, погоди!» или «Приключения капитана Врунгеля»? Впрочем, врач не нашёл никаких отклонений, посоветовав Коле чаще бывать на свежем воздухе и заниматься ритмической гимнастикой.

Про себя же опытный доктор отметил, что случай, действительно, довольно редкий.

– В общем, надо попробовать, – сказал Коля. – Как говорил Наполеон, главное – ввязаться в сражение, а там будет видно.

– А что же это у него в портфеле было? – спросил Саша. – Золото, что ли? Или бриллианты? Бесценные, говорит, вещи…

– Бесценными, мой друг, могут быть и книги, – сказал Коля.

Подошёл новенький жёлтый «Икарус» и приветливо распахнул перед друзьями сразу четыре двери.

Глава 2. Джинсовое мыло

Ехать друзьям было недалеко. Всего две остановки. Дело в том, что классная руководительница Татьяна Владимировна попросила их зайти к Кириллу Зюзину, пропускавшему занятия уже четвёртый день. В школе Зюзин имел прозвище Меняла, и на это были веские основания.

Большая часть ещё короткой жизни Кирилла была заполнена обменами. Он менял значки на фломастеры, марки на обёртки от жевательной резинки, модели машин на переводные картинки, старинные монеты на стреляные гильзы. Ему было, в общем-то, всё равно, что на что менять. Ему нравился сам процесс. Поэтому частенько после очередного обмена Зюзин оставался, мягко выражаясь, в некотором проигрыше. Однажды он поменял флейту-пикколо, на которой его бабушка ещё до войны играла в фойе кинотеатра «Везувий», на некий громоздкий предмет, назначения которого не знал и сам владелец. За флейту родители устроили Кириллу грандиозную взбучку и целый месяц не выпускали на двор. Что же касается неопознанного предмета, то это был опытный образец медицинского аппарата для лечения плоскостопия.

Зайти в парадное, где жил Зюзин, оказалось не так-то просто. Дверь была радиофицирована. Друзья долго и вдумчиво читали инструкцию и наконец нажали нужные кнопки. Дверной динамик пискнул и голосом Аллы Пугачёвой застонал на всю улицу: «А ты такой холодный, как айсберг в океане…» Друзья от неожиданности отпустили кнопки, и популярная песня оборвалась на полуслове.

– Во паразит! Болеет называется! – сказал Саша, снова нажимая кнопки. На этот раз динамик отозвался уже зюзинским голосом.

– Вовка, кончай трезвонить! Выйду – в глаз дам!

– Открывай, симулянт, – сказал Саша. – Народный контроль.

– Ляпкин, ты, что ли? А я, понимаешь, думал, опять Вовка. Позвонит, паршивец, и блеет козлом.

– Да откроешь ты в конце концов! – взорвался Саша.

– Так чего открывать-то. Дверь не заперта. Замок с зимы не работает.

В квартире Кирилл усадил гостей на диван и для начала предложил послушать записи рок-группы «Плазматик».

– Вообще-то, их слушать не так уж интересно, – сказал он. – Их смотреть надо.

– А ты что, смотрел? – спросил Коля.

– Откуда? Читал. Ну, сильно выступают! Там пишут, что тухлые яйца себе об головы бьют. А в конце три телевизора взрывают. По-настоящему, динамитом. Завод в зале жуткий!

– Нет, ты уж один своих плазматиков слушай, – сказал Коля. – Некогда нам. Чего дома торчишь? Болеешь?

– Ну.

– А в школу когда?

– Да в пятницу уже. Врачиха нехорошая попалась. Я ей как человеку говорю: доктор, говорю, у меня после гриппа умственное истощение. А она ни в какую.

– Ясно, – сказал Коля. – Сейчас я тебе задание запишу.

Он взял со стола какую-то бумажку и вынул ручку.

– Э, э, Скородумов, ты что!

Зюзин вскочил и выхватил бумажку из Колиных рук.

– Это же переводной лейбл! Гляди.

На другой стороне листка оказалось яркое, цветное изображение японца с диким лицом и оскаленными зубами. Растопырив руки и высоко задрав ногу, японец прямо-таки летел на зрителя. Сверху картинки было написано: «КАРАТЭ».

– Себе на портфель переведу, – с гордостью сказал Кирилл.

– У кого выменял? – спросил Саша.

– У Светки Шурухиной. Я ей за этого Чингисхана два фирменных фломастера отдал.

Кирилл заботливо спрятал озверевшего японца в ящик стола и подал Коле безобидный листок в клеточку. Пока Коля писал, Кирилл с любопытством поглядывал на ручку.

– На, держи, – сказал Коля, протянув листок с заданием. – Хорошо помогает от умственного истощения.

– Ну-ка, дай глянуть, что у тебя за ручка, – сказал Кирилл, небрежно бросив листок на стол. – Хорошая ручка. Фирма «BIC». У меня такая была. Где взял?

– Да не помню. Кажется, в парте нашёл. А что в ней особенного? Ручка как ручка. Наши такие же.

– Ну не скажи. Всё-таки фирменная. Хоть и одноразовая. Исписал – выбросил. Слушай, давай махнёмся. Ты мне ручку, а я тебе джинсовое мыло.

– Джинсовое? Это как? – не понял Коля.

– Ты что, не видел? Мыло – супер! Сейчас покажу.

Мыло оказалось обыкновенным, туалетным. А вот бумажка, в которую оно было обёрнуто, действительно походила на заветные штаны. Точнее, на ту их часть, которой больше всего гордятся обладатели модного товара. На бумажке был искусно нарисован строчёный задний карман с убийственно красивыми медными заклёпками.

– Мойся сам, – сказал Коля, возвращая мыло. – А ручку можешь так взять, если уж она тебе понравилась. Ты нам лучше вот что скажи: знаешь ты в нашей округе людей, у которых говорящие попугаи?

– Говорящие? – Кирилл задумался. – Надо сообразить. Тэ-эк… У Лёхи Рудакова канарейка. У Серого вроде попугайчики. Но они пищат только. О! Вспомнил! Знаю. Сэр Дюк. У него говорящий попугай.

– Плотный, коренастый, лет сорока пяти, брюнет! – выпалил Саша.

– Да погоди ты, не трещи! – замахал Коля на друга.

– Во-первых, не брюнет, а белобрысый, – сказал Кирилл. – А во-вторых, он в восьмом классе. Так что сорок пять – многовато.

– Ты сказал – Сэр Дюк? – переспросил Коля. – Это что же, имя?

– Ну да, Дюк. Вообще-то, он Славка Сердюк. А Сэром его приятели прозвали. «Дюк» значит не то «барон», не то «граф».

– Герцог, – уточнил Коля. – А что у него попугай говорит? Ну, какие слова?

– Понятия не имею. Я у него дома ни разу не был. Знаю только, что попугай есть. Только вам к этому Сэру не подъехать. Крутой мужик. Отец у него в загранку ходит, ну и, сами понимаете… Упакован – будь здоров! Псина у него и та фирменная. Мяу-мяу, что ли.

– Чау-чау, – подсказал Коля.

– О! Точно! Итальянский, наверно, барбос.

– Чау-чау – это китайская порода, – сказал Коля. – Их в Китае в старину ели. Деликатес считался. А увидеть этого Сэра Дюка как?

– Запросто. Он каждый вечер с псиной в нашем дворе гуляет.

В прихожей, когда друзья выходили, послышался звонок. Кирилл включил приёмник, и динамик тут же громко и радостно заблеял.

– Ну, козел проклятый! – возмутился Кирилл. – И не надоест ведь! Мужики, увидите во дворе такого маленького, рыжего – дайте вы ему по рогам!

Когда друзья спустились, Коля сердито сказал:

– Ну что ты сразу лезешь?! «Плотный, коренастый, брюнет»!

– Так ведь ясно: не он. Не может же, действительно, в восьмом классе быть сорок пять лет.

– Ты как маленький! А если это был его отец? Старший брат? Дядя? Дедушка, наконец?! Ты об этом подумал? А если он знает, у кого ещё есть говорящие попугаи? А?

– Верно говоришь, – покорно согласился Саша.

– В общем, надо будет посмотреть на этого сэра Сердюка. Всё-таки ниточка.

Когда ребята уже отошли от зюзинского парадного на несколько шагов, Саша вдруг снова подбежал к двери, нажал нужные кнопки и громко произнёс в микрофон:

– Бэ-э-э-э!

Глава 3. Мама, Коля и Маркиз

Ещё поднимаясь в лифте, Коля уже с радостью думал о том, как, придя домой, вытащит из-под подушки «Голову профессора Доуэля» и прямо за ужином дочитает её всю до последней точки. Книгу эту дала маме на работе сотрудница и очень просила не задерживать. Но разве может задержаться у Коли интересная книга! Одно плохо: хорошие книги, даже самые толстые, очень быстро кончаются. А когда закрывается последняя страница, то становится совсем грустно. Будто стоишь один на пустой платформе и смотришь вслед поезду, на котором уехал твой лучший друг.

В дверях своей квартиры Коля увидел Тычкина – соседа, проживавшего этажом ниже, – и маму.

– Я вас, Татьяна Николаевна, в последний раз предупреждаю, – сердито выговаривал Тычкин. – Я ведь могу и в суд подать. И будете компенсировать! Сколько можно с вами цацкаться! Вы меня уже третий раз заливаете. А у меня, между прочим, на этой стенке картина висит. «Девятый вал»!

Мама, прижав руки к груди, нервно сжимала ладони и виновато улыбалась.

– Но ведь ко мне вчера приходил слесарь, – робко оправдывалась она.

– Уж я не знаю, кто там к вам приходил, но у меня опять на обоях потёки. В общем, я вас категорически предупредил! А там пеняйте на себя.

И Тычкин, сердито сопя и бормоча что-то, пошлёпал к лифту.

– Почему ты разрешаешь этому Затычкину так с собой разговаривать? – сердито спросил Коля.

– Но, Коленька, мы же действительно виноваты, – отвечала Татьяна Николаевна. – Только ты, ради бога, не включай пока воду на кухне. Но каков этот слесарь, а? Три минуты повозился и, разумеется, ничего не сделал. Да ещё перед уходом заявляет: «Я вам пока временную прокладку поставил». Я ему говорю: «Геннадий, а нельзя ли какую-нибудь постоянную прокладку поставить?» Так ты знаешь, что он ответил? «Ничто, – говорит, – так не постоянно, как временное». Надо же, философ!

– Никакой он не философ, – сказал Коля. – Халтурщик он самый настоящий.

– Ладно тебе, не ворчи. Посмотри лучше, какие я симпатичные обои купила. Недорогие, но, говорят, очень модные.

Татьяна Николаевна вынула из сумки рулон и, развернув, с гордостью показала сыну.

На обоях была изображена кирпичная кладка в натуральную величину. Между кирпичами, как и положено, пробегали полосы грязновато-серого раствора. Горожанину девятнадцатого века сама мысль оклеить такими обоями жилище показалась бы, наверное, дикой. Все равно что, если бы ему предложили ходить в пальто, вывернутом наизнанку. А жителю Петербурга они бы непременно напомнили неуютные казематы Петропавловской крепости. Но давно перестала быть страшной Петропавловка, весело гудящая голосами экскурсантов. А красный глиняный кирпич напоминает обитателю крупноблочных коробок нечто старое, крепкое и доброе.

– Как ты думаешь, сумеем мы с тобой сами оклеить прихожую? – спросила Татьяна Николаевна.

– Конечно сумеем, – ответил Коля. – Но ведь потом кирпичи нужно будет штукатурить. А это сложнее.

Татьяна Николаевна засмеялась и ласково потрепала сына по волосам.

– Иди ешь, всё на плите. А мне нужно работать. Я обещала Паукову к утру напечатать статью. Представляешь, он мне сегодня говорит: «Вы, Танечка, единственная, кто разбирает мой почерк».

– Хитрый жук твой Пауков. Просто он знает, что ты быстрее всех печатаешь. Да и лучше всех.

– Ну, зачем так говорить. Кондрат Вульфович – очень порядочный, культурный человек. Без пяти минут доктор наук. Через неделю он улетает в Версаль на симпозиум. Вот он и торопится.

Татьяна Николаевна вздохнула и направилась к старенькой «Оптиме», под которую в три слоя был подложен войлок от изношенных валенок. С этой подкладкой машинка не так сильно стучала и не будила сына, когда ей приходилось засиживаться допоздна.

«Улетает в Версаль», – повторила она про себя. Трудно было поверить, что можно вот так просто купить билет, захватить в дорогу варёную курицу, «Огонёк» с кроссвордом и улететь в Версаль. Вообще, ей представлялось, что Версаль – это озорная выдумка писателя Дюма. Там сверкают на солнце фонтаны, плетут интриги кардиналы, мушкетёры беспрерывно дерутся на дуэлях, а капризные людовики отравляют жизнь несчастным королевам. Симпозиум же таксономистов и систематиков никак не вписывался в эту картину.

Самой Татьяне Николаевне не приходилось ездить дальше Бердянска, где она три года назад провела отпуск вместе с сыном. Из поездки запомнились только длинные очереди в столовые и дикое количество склизких медуз, которыми в тот год было богато Азовское море. Татьяна Николаевна привычным движением вставила бумагу в каретку и раскрыла рукопись пауковской статьи с интригующим названием: «Ревизия закавказских клопов-щитовиков близких родов». Но прежде чем взять первый аккорд, она обернулась и крикнула:

– Колюня, покорми Маркиза! Рыба стынет на балконе.

Третьим и последним членом семьи Скородумовых был огромный сибирский кот с роскошной дымчатой шерстью и грустными жёлтыми глазами. На груди у него имелся аккуратный белый треугольник с тёмной полосой у горла. Имя Маркиз придумал для кота Коля. И надо думать, удачно. С одной стороны, оно отражало благородство его кровей и степенность характера, с другой – имя было удобно в употреблении и быстро пришлось по душе самому коту.

– Маркиз, Маркиз, Маркиз-кис-кис! – позвал Коля, заходя в свою комнату. Маркиз чинно сидел на письменном столе, положив роскошный хвост на учебник математики. Жёлтые, немигающие глаза кота смотрели на Колю со строгой грустью.

– Извольте, ваше благородие, откушать мойвы, – сказал Коля, жестом приглашая кота на трапезу. Ноздри Маркиза затрепетали. В отличие от других котов Маркиз никогда не суетился, не бежал с угодливой поспешностью на кухню, задрав хвост и тыча носом в пятки хозяина. Через некоторое время после приглашения он сам являлся к месту обеда, неторопливо обнюхивал миску и степенно принимался за еду.

Коля вынул из-под подушки «Голову профессора Доуэля», и ему вдруг с удивительной ясностью представились золочёные корешки библиотеки приключений. «А что, может, всё и получится, – подумал он. – Найдём мы с Ляпой этого человека и тогда…» Коля мечтательно вздохнул и углубился в чтение. Но едва он успел прочесть, как несчастная профессорская голова открыла глаза и зашевелила губами, как на балконе нервно затряслась консервная банка, привязанная к перилам. В ней со звоном запрыгали шайбы, винтики и прочая слесарная мелочь. От банки вверх тянулся тонкий нейлоновый шнур. Коля с сожалением закрыл книгу и, бросив на ходу: «Мам, я сейчас!», выскочил из квартиры.

Звенящая банка была сигналом. Сигнал же этот означал, что Саша призывает друга по срочному, важному, а может быть, даже и тайному делу.

Надо сказать, что ребята жили в одном доме и в одном подъезде. Только квартира Скородумовых находилась на десятом этаже, а квартира Оляпкиных – на пятнадцатом. В обеих квартирах имелись телефоны. Но в разговорах по телефону было что-то скучное, обыденное и даже казённое. Одно дело – снять трубку и спросить, какой параграф задан по истории, или выяснить, как пишется слово «винегрет». И совсем другое, когда тебе нужно срочно сообщить, что крючок от вешалки сделан из магниевого сплава и что, превратив его в опилки, можно устроить замечательный фейерверк. Да и вообще, в прыгающей банке было что-то живое и весёлое…