Текст книги "Через все преграды"

Автор книги: Николай Осинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Не тебе чета, голодранцу! – ощетинился Петр, почуяв насмешку.

– А все-таки швагер надул тебя на одну овцу, – сказал Рудис. – Шишек-то, говоришь, было шесть, а овец у тебя только пять.

– Нет, не швагер. Он пять раз щелкнул, батька видел. Шестую, должно, Мартин в сенях добавил, как голову мне мочил. Завидки взяли – долбанул кружкой или чем.

Петр чувствовал себя хозяином. Чтобы показать свою власть, он толкнул плечом сидящего рядом Павла, и приятель, состроив глуповатую улыбку, повалился на спину. Потом дернул за волосы Вилиса так, что тот вскрикнул от боли. Когда он потянулся к Рудису, пастух ударил его по руке.

– А, ты так? – полез на него Петр с кулаками.

Сергей схватил хозяйского сына за одну руку, Рудис за другую и отшвырнули его назад.

– Павел, давай мы им наложим, – предложил Петр, не спуская злых глаз с непокорных мальчуганов.

– А ну их, – лениво отмахнулся Павел. – Зацепи – не рад будешь. Я своих знаю: целый месяц потом гадить будут.

– Ну, тебе я еще припомню! – со зловещей угрозой мотнул Петр головой Сергею.

Никто больше не проявил желания вспоминать интересные случаи из своей жизни, и Вилис предложил:

– Сергей, расскажи какую-нибудь книжку.

– Что он там расскажет! – угрюмо скривился Петр. – Про колхозы про свои.

– Он разные читал, – возразил Вилис.

– Вранье все. Знаем мы про их книжки. Один обман.

Сережа не собирался рассказывать при Петре, но наглый самоуверенный тон молодого хозяйчика разозлил его.

– Балда ты осиновая! – с холодным презрением сказал он. – Откуда тебе знать, когда ты дальше своей подворотни ничего не видел! Книг ты не читал. Ни театра, ни кино у вас не было. Ну что ты можешь знать?

– А ну, замолчи! – с угрозой крикнул Петр и показал кулак.

– Подумаешь, испугал! Кулак – не доказательство.

На помощь Петру пришел Павел.

– Ты – не очень… Думаешь, у вас, у Советов, одних кино есть? Я еще до прихода красных видал в городе «Приключение американского миллионера». И книжки читали, когда в школе учились… А теперь нам книжки ни к чему. Пустое это, баловство. Хозяйством заниматься надо.

– Книги – пустое? – вскричал Сергей.

– А что от них пользы?

– Мы без книжек жили – дай бог! – заржал Петр неестественно громко, мешая Сергею ответить. – Кабана пудов на десять забьем и жварим сало каждый день. Колбас начиним, пива заведем. В праздник наешься, что на животе хоть орехи коли! Во была у нас житуха при Ульмане!

– Жилось кулакам…

– Ясно – не дуракам.

Сергей сумел прикрыть вспышку ненависти к этому самоуверенному тупице неопределенной улыбкой.

– А ты, Петро, умный. Ну прямо как у вашего Ульмана башмак.

Петра такое сравнение слегка огорошило.

– Что? – не сразу нашелся он. – Ой уж – и башмак.

Пастухи прыснули в ладоши. Молодой хозяйчик обвел их злым взглядом, заметил сдержанную улыбку на лице Павла и лишь тогда понял, как осмеял его Сергей.

– А ты!.. А сам! – крикнул Петр, не зная, чем уязвить противника. – Вы в России книжками да кинами забавлялись, оттого у вас ни поесть, ни одеть нет чего! Вас немцы бьют! К Москве подходят!

– Врут они, хвастают, – переменился в лице Сергей. Напоминание о неудачах советских войск на фронте было для него как пощечина, на которую он не мог дать сдачи.

– Чего врут! Я тоже про Москву слышал, – подтвердил Павел слова своего друга. – Немцы, говорят, город какой-то большой перед Москвой взяли… – Он подумал, припоминая название. – Не то Рязма, не то…

– Вязьма! – подался вперед Сережа.

– Во-во! Вязьма. Знаешь?

– Вязьма… Я же там родился, жил, – тихо произнес мальчик. – Не может быть! Нет, нет! Врут они! – растерянно повторил он, не находя других слов, чтобы выразить охватившее его вдруг чувство тревоги.

Павел безразлично пожал плечами, а Петр, видя, какое удручающее впечатление произвело на Сережу это сообщение, торжествовал.

– Вот тебе и доказательство! Москву возьмут – всем коммунистам капут.

Сергей почувствовал, что кожа на голове и лице у него холодеет и ежится.

Фашисты в Вязьме – это было неправдоподобно, как страшный сон! Ведь там же рядом Москва. Что тогда?..

Надо было немедленно куда-то бежать, бить тревогу, поднимать людей. Поддаваясь этому властному жгучему порыву, мальчуган выскочил на улицу.

Ветер по-прежнему хлестал в лицо колючими каплями. Серая муть скрывала горизонт.

Куда бежать? Что делать?

* * *

Вязали за жаткой снопы.

Руки Сергея, исколотые осотом и стерней, жгуче болели; ныла спина; от жары голова казалась большой и тяжелой, как тыква. Тупая усталость наполняла все тело. Угнетало еще и то, что его, Сережин труд приносит пользу кулаку-хозяину, которого он ненавидел.

Мучительно хотелось упасть на валок пшеницы, забыть усталость, боль, обиду. Но хозяин с граблями шел позади, приходилось, ни на минуту не останавливаясь, двигаться по полю. Это был одуряющий труд без участия мысли. Тело старалось использовать малейшую возможность, чтобы двигаться как можно меньше. Когда Сережа разгибался, скручивая перевясло, он видел, что женщины-батрачки работают почти с такой же медлительностью, как и он.

Мальчик вспомнил, как однажды он помогал сельским пионерам поливать громадный участок сахарной свеклы. Колхозные ребята обязались вырастить рекордный урожай и здорово для этого потрудились; неожиданная засуха грозила погубить растения. В пионерском лагере узнали об этом и решили помочь товарищам. Никто их не принуждал тогда. Целую неделю таскали они тяжелые ведра с водой, попутно придумывая невероятные сооружения для того, чтобы вода из речки сама текла на колхозные поля. Сколько в той работе было веселого, кипучего, интересного! А сейчас? Как долго тянется день!

– Эй, малый! Ты что шевелишься, как сонная муха на навозе?.. – раздался сердитый окрик Якова. – Корми вас только, лодырей. Съедаете больше, чем наработаете.

Последние слова относились не только к нему, а и к батрачкам.

Неожиданно из-за пригорка показался Петр, отгонявший домой лошадей. Он бежал с необычной прытью и что-то кричал отцу по-латышски. Рейнсон торопливо зашагал к нему навстречу.

Пользуясь случаем, женщины прекратили работу и с любопытством смотрели вслед хозяину. Когда отец и сын скрылись, батрачки уселись на снопы. Сережа подошел к ним.

– Что это Петр прибегал? – спросил он.

– Хозяина домой звал, – ответила Анна, работающая у Рейнсона уже несколько лет. – Сродственник их приехал, отец Марии. Теперь старик до вечера не придет, садись, отдохнем.

Сережа с наслаждением повалился на валок пшеницы.

– Давно Карклис не был у них, – продолжала Анна, обращаясь к подруге. – Говорят, за границу уезжал, как у нас Советы стали. Теперь опять вернулся. Вот к кому в работники не дай бог попасть: за год в гроб вгонит!

* * *

Вечером, возвратясь с работы, Сережа пришел на кухню ужинать. Там никого не было. Заглянул в столовую, где хозяева обедали по праздничным дням, – тоже пусто. Из задней комнаты, служившей спальней для Петра, доносились пьяные голоса. Пахло пивом и табачным дымом. Дверь туда была закрыта не плотно. Мальчуган заглянул в щель. Ярко горела громадная тридцатилинейная лампа, которую в доме зажигали только в исключительных случаях. За столом сидели старик Рейнсон, Мартин и грузный плечистый незнакомец. Сережа догадался, что это и есть Карклис, отец Марии.

Лицо гостя нельзя было рассмотреть, так как на него падала тень от пивного бочонка, стоящего на столе. Но неизвестно почему у парнишки сразу возникла уверенность, что он где-то встречал этого человека.

Приезжий не принимал участия в разговоре. Когда к нему обращались, он, не выпуская папиросы из зубов, утвердительно кивал голевой, словно был в этой компании не гостем, а хозяином и принимал своих подчиненных.

Всматриваясь в лицо Карклиса, Сергей сделал неосторожное движение. Скрипнула половица под ногами. Мальчуган тихонько отошел от двери.

Из кухни выглянул Петр, появившийся откуда-то.

– Ты что по дому шатаешься? – грубо спросил он.

– Хозяйку ищу. Ужинать надо. Тетя Анна долго еще с коровами провозится, а завтра рано вставать.

Голоса мужчин в соседней комнате разом смолкли. Дверь быстро распахнулась, на пороге показался старик Яков.

– Кто тут? – сердито спросил он.

Петр ответил ему по-латышски.

Вышедший вслед за отцом Мартин, пошатываясь, приблизился к Сергею.

– Ты – здесь?.. Зар-раза, коммунист… Р-раус! – рявкнул он вдруг, замахиваясь кулаком.

Сережа увернулся от удара. На кухне он невзначай опрокинул скамейку, а бросившийся за ним полицай запнулся за нее и едва не упал.

На шум из спальни выскочил встревоженный гость.

– В чем дело?

Старик объяснил.

– Зачем же шум поднимать? – хмуро взглянул Карклис на Мартина. – Не нравится тебе этот русский щенок – убери. Только тихо, чтобы никто не знал. Не забывай, что у вас на хуторе посторонние люди есть – батрачки. Через них соседи могут узнать, как вы к русским относитесь. Пойдут разговоры, что ты совсем немцам продался.

– Плевал я на разговоры, – бахвалился полицай. – Пусть только кто из этих голодранцев пикнет – в пыль сотру!

– Ты – дурак, – с холодным раздражением процедил сквозь зубы Карклис, возвращаясь в заднюю комнату. – Да, дурак, – повторил он, когда Мартин снова уселся вместе с ним за стол. – Нам надо привлекать народ на свою сторону. За кого народ – у того власть. Понял? А ты – в пыль сотру! Разве всю голытьбу постреляешь? Кто же у тебя батрачить будет?

Полицай, пьяно ухмыляясь, согласился:

– Верно. Виноват… Не могу этого нашего русского дьяволенка терпеть. Как встречу – хочется в зубы свистнуть. По морде видать, коммунистом будет. Глянет тебе в глаза – словно шилом кольнет! – Он выпил стакан пива и вытер ладонью мокрый рот. – Гитлер бьет коммунистов, поэтому я сейчас говорю: хайль Гитлер!

Последние слова Мартин выкрикнул и, не вставая, заученным резким жестом выбросил руку вперед.

Старик Рейнсон с силой ударил по вытянутой руке.

– Не хайкай, слушай, что старшие говорят!

Под гневным взглядом отца Мартин сразу присмирел.

– Я ничего… Я к тому, что раз немцы бьют красных – я пока за немцев.

Карклис презрительно шевельнул губами:

– Коммунистов я побольше твоего ненавижу. Но тут политика. Понимаешь: по-ли-ти-ка! Необходимо взвесить, что выгоднее. Немцы воюют только для себя…

– При них нам жить можно, – возразил полицай с глуповатым смешком. – Вот посмотри на наше хозяйство.

– Это так, пока ты им нужен. Они разобьют красных, а потом и нас поприжмут. Хозяйство будешь вести ты, а доход заберут они. Нам предстоит борьба против немцев вместе с нашими союзниками.

– Это и с большевиками вместе? Ни за что! – прохрипел полицай.

– С большевиками уже покончено. Россия доживает последние дни. Нам сейчас выгодно, чтобы русские держались как можно дольше. Один наш друг в Америке сказал: пусть они и немцы побольше убивают друг друга. А потом… – Карклис многозначительно помолчал и закончил с внушительной медлительностью, как будто ставя точки после каждого слова:

– Потом Америка продиктует миру свою волю. Гитлера загонят в его фатерлянд, как зверя в клетку. Вот тогда нам, хозяевам, первым людям Латвии, можно будет развернуться!

– Дай-то бог! – вздохнул старик Яков. – Выпьем еще раз за наших спасителей – американцев.

Все подняли стаканы. Карклис первый вылил пиво в свой широкий, вместительный рот; кадык его дважды шевельнулся, и в горле булькнуло, как у коровы, пьющей воду.

– А в настоящее время мы, латыши, обязаны помогать нашим друзьям за границей, – заявил он, ставя стакан на стол. – Не должны ничего жалеть для победы.

– Гос-поди! Да мы жизни своей не пожалеем! – воскликнул Яков, и его каменный взгляд подернулся слезами умиления.

– По-ли-ти-ка! Я понимаю, – в раздумье бормотал Мартин заплетающимся языком. – А вот одного не пойму. Сидят сейчас у меня большевики. Я могу их – в овраг, могу выпустить. По какому положению теперь их считать?.. Неужто выпустить? – Тупые бычьи глаза его уставились в угловатый подбородок гостя.

Карклис побарабанил ногтями по столу и ответил не сразу:

– Зачем же отпускать? Если ты постреляешь их десяток-другой, немцы тебе доверять будут больше. Только делай все тихо, чтоб из латышей знали об этом лишь свои люди.

Мартин просиял:

– Вот так – понятно! Это – по-моему! По-ли-ти-ка… – Он пьяно икнул, повертел головой и стукнул кулаком по столу: – В овраг, в яму коммунистов!.. Понятно.

Когда хозяин хутора с сыном собрались уходить, Карклис жестом задержал старика в дверях.

– Мне через два дня надо быть в Риге, – негромко сказал он. – Дочка пусть пока у вас живет. Напомни завтра Мартину, чтоб к вечеру достал в комендатуре бланки новых пропусков. Да смотри за ним: очень его что-то к Гитлеру тянет, как бы глупостей не натворил.

– Не беспокойтесь, – заверил Яков, – это он спьяна болтает, а сделает все, как вы велели.

Когда Рейнсон вышел на кухню, Мартин сказал ему:

– Не забудь на этой неделе одну корову сдать. Запишешь, что добровольно. Так надо.

– Ладно, сдам.

– Отведи Пеструху.

– Не дам Пеструху! – вмешался Петр. – Это – моя!

– Не ори, не твое дело! – угрюмо бросил ему старший брат.

– Мое. Не дам я свою корову, не. распоряжайся.

– А я говорю – отдашь!

– Не отдам!

Мартин злобно сжал челюсти. Петр взъерошился.

– Делиться, кол вам в горло! – гаркнул на сыновей старик и яростно топнул ногой об пол. – Я вас, сукины дети!

Он повел на них гневным взглядом, и братья, скрывая злобу, поспешно разошлись.

– Без вас знаю, что делать, – рычал им вслед Рейнсон. – Пока жив – я хозяин.

* * *

Ночью Сережа долго не мог уснуть на сеновале. Вытирая горькие скупые слезы, он обдумывал планы мести полицаю и всем Рейнсонам. Когда обида несколько улеглась, он решил: «Если ударят хоть раз, подожгу дом и убегу! С Ильей вместе!» Потом мысли его приняли другое направление. «Отчего это старик с Мартином всполошились, когда я в столовую заглянул? О чем у них разговор шел? Бояться им, вроде, некого… Интересно, где я Карклиса видеть мог?».

Теряясь в догадках, он стал перебирать всех, с кем встречался после приезда в Прибалтику. В памяти всплыла громоздкая, как шкаф, фигура в черном пальто, и угловатый, будто вырубленный топором из дерева, подбородок. «На квартире у Гирта!.. – Сергей даже приподнялся от неожиданной догадки. – Неужели это тот самый знакомый Петрониса, что вошел в дом Гирта с собакой? А может, я ошибаюсь?..»

Вспомнил встречу с ним в фойе ДКА, и уверенность его еще больше окрепла: «Гардеробщик! Нашим, гад, прикидывался, а на самом деле – кулак, с фашистами заодно!».

Мысль о Карклисе не оставляла его и назавтра. Ему очень хотелось убедиться, что не ошибся, но увидеть приезжего утром не удалось. Расспрашивать Петра он не посмел. В тот день хозяйский сын был особенно раздражителен, угрюм, часто без всякой причины кричал и придирался.

Перед обедом случилось одно происшествие, едва не стоившее Сергею жизни.

Возили снопы к риге. Обычно скирду Петр укладывал сам, но сегодня кладь поднялась высоко, залезать было трудно, и он заставлял после каждого воза взбираться на нее Сергея. Мальчуган выбрал сторону пониже и залезал и спрыгивал постоянно в одном месте.

Так было и на этот раз. Уложив поданные снопы, он задом начал сползать с клади. Краем глаза он заметил, как внизу под ним промелькнул Петр. Чтобы не оцарапать лицо о колючие комли снопов, Сергей, соскальзывая, перевернулся боком к скирде. Он уже упруго поджал ноги, чтобы приземлиться, как вдруг – что-то с силой рвануло за рубашку вверх и опрокинуло на землю. У самых глаз сверкнули острые блестящие рога вил…

Ошеломленный мальчик поднялся. Упавшие вилы валялись под ногами. На животе болтались края разорванной рубашки, ныло ушибленное плечо.

Оглянулся: Петра рядом не было. «Убить хотел! – опалила его страшная догадка. – Вилы подставил, чтобы я животом напоролся!»… В ушах зазвенело, как от близкого разрыва бомбы. Хотелось кричать и бежать прочь, а ноги будто пристыли к земле.

Из-за стога выглянула круглая низколобая голова хозяйского сына.

Поняв, что русский парнишка невредим, Петр вышел смелее; нагловатая полуулыбка кривила толстогубый рот.

Испуг в сердце Сергея сменился бешенством.

– Ты – что? – опасливо попятился Петр, заметив, как работник, не спуская с него остановившихся глаз, тянется за вилами.

– Хотел убить… – шептал Сергей, задыхаясь, – подставил, чтоб я животом напоролся!..

– Дурак, я тебе сейчас по морде! Что городишь? – трусливо и злобно заорал Петр, отбегая.

На крик вышел хозяин:

– Чего грызетесь? Почему не возите?

Петр бросился к отцу с жалобами. Говорил он на латышском языке, но по его жестам и отдельным знакомым словам Сергей понял, что он рассказывает о случившемся так, будто во всем виноват сам русский, а его, Петра, обвиняет.

– Врешь! – тяжело дышал Сергей. – Вил там не было. Они на телеге лежали. Ты нарочно мне подставил, я видел!

– Что ж ты прыгал на них, если видел? – оскалился хозяйский сын. Теперь, когда рядом находился отец, он готов был кинуться на своего противника с кулаками.

Яков посмотрел на стог, на вилы, на разорванную рубаху Сергея и выругался:

– Кол тебе в горло! Глядеть надо было, куда лезешь! Рубаху разорвал, что носить будешь?.. А тебе шкуру надо спустить, – обернулся он к сыну. – Не знаешь, что вилы вверх рогами нельзя ставить! Ступай за снопами!

Петр поспешно вскочил на бричку и покатил в поле.

– Ступай в дом, рубаху зашей, – хмуро бросил старик мальчугану. – Да смотри, не болтай зря… – В последних словах Рейнсона слышалась угроза…

Подходя к дому, Сергей издали заметил возле крыльца зеленый велосипед Мартина. «Вернулся!» – с досадой подумал он о полицае, который рано утром с винтовкой за плечами уехал на своей машине. Чтобы не встретиться еще с одним ненавистным человеком, мальчик решил не заходить в дом за иглой, а обогнуть малинник у сарая и через ворота пробраться во двор, где обычно днем возились женщины.

Но как раз около малинника он и наткнулся на полицая. Мартин и Карклис сидели под развесистой вишней у плетня и о чем-то тихо разговаривали. Внезапно увидев их перед собой, Сергей на секунду остановился, будто наскочил на дерево. Мужчины повернули к нему головы. Взгляд мальчика мгновенно скользнул по лицу гостя Рейнсонов. «Тот самый!» – промелькнуло у него в мозгу. Он заметил и знакомый угловатый подбородок, который так ясно припомнил прошлой ночью, и то, как дрогнули мясистые щеки Карклиса, когда он встретился с ним глазами.

Не успел Мартин угрюмо промычать какое-то ругательство, как мальчуган круто повернулся и пошел прочь.

Карклис издал вслед ему чуть слышный свист:

– О-о, знакомый!

– Вот как! – полицай вопросительно посмотрел на собеседника. – Встречались?

– Да, представь себе! Хорошо знаю его отца.

– Он – кто?

– В чинах небольших – майор. Но командовал важной артиллерийской частью. Из-за него я чуть не погиб. А одного моего знакомого при его содействии взяли в последнюю ночь перед войной.

Мартин выругался.

– Живой… майор этот?

– Едва ли. Недалеко от границы находился. Немцы их там накрыли в первый же день.

– Земля ему колом! Скоро и сынок за ним отправится.

– Думаешь убрать?.. Стоит ли о такую букашку руки марать?

– Не я, немцы. Сегодня приказ в комендатуру поступил: собрать всех этих русских щенят, что у латышей, и отправить в Даугавпилс.

– В лагерь?

– Приютом называется. Обыкновенная морилка. Немцы – мастера по этой части, ни один живой оттуда не выйдет.

– Ну так – другое дело, – усмехнулся Карклис и, меняя тон на деловой, продолжал разговор, прерванный появлением мальчика. – Из надежных людей, прежде всего айзсаргов [5]5
  Айзсарг – член военно-фашистской организации, существовавшей при режиме Ульманиса.


[Закрыть]сколачивай группу. Друг друга они на всякий случай знать не должны. Устраивай их на службу в полицию, в комендатуры. Используй все возможности, чтобы войти в доверие к немцам: помогай им вылавливать коммунистов, выявлять активных сторонников советской власти. Но повторяю: такие дела надо делать с умом. В народе не должны знать об этом. Чтобы побольше привлечь к себе латышей, при всяком удобном случае помогай крестьянам прятать хлеб от заготовок, укрывать скот. Словом, делай так, чтобы и немцы тебе доверяли, и латыши считали своим. Понятно?.. Когда Америка вступит в войну против Гитлера, у нас должны быть силы, готовые не допустить восстановления Советов в Латвии.

* * *

Зашив рубашку, Сергей не пошел в поле, а забрался на сеновал и задумался. Что делать? Мама велела дожидаться прихода своих здесь, но разве она знала, у каких зверей живет ее сын? Да если бы и знала, ведь плохо-то ему одному. У Ильи хозяин хороший, у Инны с Наташей – тоже ничего, только бабка ворчит. Имеет ли он, Сергей, право уговаривать друзей на рискованный побег? А вдруг поймают? Он уже слышал, что пойманных русских латыши-полицаи, набранные из кулаков, даже не водят в комендатуру, а убивают прямо на месте…

Сегодня хозяйскому сыну не удалось посадить его на вилы, завтра он придумает что-нибудь другое. «Раз богатые – значит, все равно фашисты!» – вспомнил Сергей слова Рудиса.

Обедать он не пошел. После полудня хозяин позвал на работу, но мальчуган сказал, что болен, и наотрез отказался идти с ним. Как ни ругался, как ни угрожал старик, Сергей с сенной клади не слез.

– Болею я и все, – упрямо твердил он.

– Болеешь, кол тебе в горло! Ладно, и жрать не проси, пока не выздоровеешь! – отрезал Рейнсон, закрывая ворота.

Спустя часа полтора из-под застрехи сарая, где ребята тайком проделали дыру, чтобы попадать на сеновал, не заходя во двор, показалась взъерошенная голова задыхавшегося Рудиса.

– Сережка, ты здесь?

– Что такое?

– Слазь, к тебе – Илья!

– Где он?

– В березнике у перекрестка.

– Почему далеко… Ты бы его сюда, на старое место привел.

– Звал. Не идет. Сказал, чтобы ты быстрей к нему бежал. Какое-то срочное дело.

– Постой, сегодня такое случилось!.. Потом расскажу. Надо чтоб никто не видел, как я слезу.

– Сейчас посмотрю. – Пастух спустился со стены и глянул за угол. – Никого. Прыгай.

Рудис отправился к стаду, а Сергей, осмотревшись, шмыгнул за плетнем к бане, откуда по кустам и низинкам можно было скрытно пробраться к указанному пастухом березняку около перекрестка дорог.

Но Илья уже оказался в леске за баней, где они встречались раньше. Заметив приятеля, он отчаянно засигналил ему руками и тут же сам бросился навстречу.

– Ой, знаешь, что я принес!.. – захлебываясь, выпалил он горячим шепотом и выхватил из-за пазухи пожелтевший лист бумаги, – листовку! Самую настоящую. Ко всем гражданам… Верка стащила!..

Пока Сергей разворачивал бумагу, сложенную в маленький квадратик, Илья успел рассказать, как с помощью дяди Ивана узнал про Иннину подругу Веру, жившую у волостного писаря, и как Вера стащила с письменного стола хозяина листовку, обнаруженную при обыске у кого-то из задержанных.

– Ох, ей и попало! – без передышки продолжал сыпать Илья. – Вся спина в синяках! Писарь пытал, хозяйка за волосы таскала, чтобы Верка призналась и отдала. А Верка – молодец, говорит, ничего не знаю!..

«Ко всем гражданам временно оккупированной территории Советского Союза», – пробежал Сережа глазами заголовок. В обращении говорилось, что успехи немецкой армии временны, объясняются внезапностью нападения на СССР, что стоят они гитлеровцам огромных потерь в живой силе и технике, и что коварный враг несомненно будет разбит. Коммунистическая партия призывала население районов, захваченных фашистскими войсками, организовывать партизанские отряды, уничтожать гитлеровцев и их пособников, поджигать склады, разрушать мосты, портить проволочную связь.

Волнение, охватившее Сергея с того момента, как он взял в руки листовку, росло с каждой прочитанной строкой. Местами, на сгибах, бумага почернела и потерлась, но он сердцем угадывал, что там написано. Родина звала к мужеству и борьбе!..

«Кровь за кровь! Смерть за смерть! Вперед, за нашу победу!» – со слезами на глазах прочел он вслух последние слова обращения.

– Значит, бежим! – тормошил его нетерпеливый Илья, готовый, кажется, прямо сейчас отправиться в путь. – Верка согласна, я спрашивал…

– Пошли к Инне, договориться надо. Вот бы про остальных наших ребят узнать!

– Ни про кого больше не слышно. Садык с Фатиком раньше нас могли удрать.

Инну листовка тоже взволновала. Но еще больше девочка обрадовалась, услыхав про Веру. Она пристала к Илье с просьбой, чтобы тот помог встретиться с подругой.

– Потом! – отмахивался Илья. – Главное сейчас – договориться.

– О чем?

– Ясно: когда бежим!

Инна опустила руки и погрустнела.

– Что же ты и теперь – против? – рассердился Илья. – Тут же прямо сказано, – выхватил он у девочки листовку и ударил по бумаге пальцем. – Помогайте Красной Армии, организуйте партизанские отряды, бейте, жгите, ломайте все в тылу у фашистов! А как мы поможем, если будем отсиживаться? Что тут жечь и ломать, когда близко ни одного фашиста нет?..

– Ну, фашисты и здесь имеются, – хмуро заметил Сергей. – Знал бы ты, у кого я живу!

Он рассказал друзьям про вчерашнее беспричинное озлобление на него пьяного полицая и про сегодняшний случай с вилами.

Инна озабоченно прикусила нижнюю губу.

– А ты говоришь – сидеть! – укорил ее Илья. – Бежать надо, нечего трусить.

– Я не трушу, – тихо произнесла девочка. – Да как с Наташей быть? Не оставишь у чужих людей.

– Зачем оставлять? С собой возьмем.

– Ты дурной, Илька. Разве же ей пройти такое расстояние?

– Я тоже думал об этом, – сказал Сергей. – Лучше всего нам удрать на лошади. Запрягу ночью в телегу Буланого и укатим. Тогда пешком, может быть, идти не придется до самого фронта.

Инна вздохнула и отрицательно покачала головой.

– Нет. Наташу брать в такую дорогу опасно. Волей-неволей мне с ней оставаться. Буду здесь наших ждать.