Текст книги "Через все преграды"

Автор книги: Николай Осинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

В это время на шоссе вспыхнули огни и послышался мощный рокот моторов. Мужчина с подростком легли.

Через мост, оглушительно ревя и лязгая, один за другим промчались четыре низкорослых танка.

Капитан даже плюнул с досады.

– Эх ты, наблюдатель! – сердито сказал он своему помощнику. – Видал, какую добычу упустили? Танки! У меня работы оставалось – только мину под доску сунуть. – Он крякнул, огорченно потер лоб и, осмотревшись, заковылял к мосту.

На противоположной стороне речки, там, где шоссе взбегало на самый гребень возвышенности, опять вспыхнули фары.

Уныло и как-то нерешительно крикнул филин. Синица у моста не отозвалась, а может быть, ее не слышно было за нараставшим рокотом.

Сережа хотел повторить сигнал, однако вспомнил раздраженное лицо капитана и нерешительно подержал у рта сложенные ладони.

Автомашина быстро приближалась. Вот она начала спускаться под уклон, неся перед собой светлое пятно.

Замелькали у моста частые белые столбики, вспыхнули освещенные перила, настил моста. Шофер не сбавлял скорости… И вдруг огонь и оглушительный треск взорвали ночь. От неожиданности лежавший на земле наблюдатель ахнул и схватился руками за голову. Мелькнула страшная догадка: «Мина!.. Федор Иванович убит!» Словно подброшенный невидимой пружиной, он вскочил на ноги и бросился к мосту.

Скатываясь под уклон, он еще издали увидел вздыбленные доски настила, а ближе, внизу под откосом, какую-то бесформенную черную глыбу. Поравнявшись с ней, он разобрал, что это перевернутая автомашина. Возле нее копошился Федор Иванович, поспешно доставая что-то из-под опрокинутого кузова. Заметив мальчика, он окликнул:

– Ты?.. Давай забирай добычу.

На груди у Беляева болтался немецкий автомат. Два таких же автомата лежали на земле возле небольшого ящика. Мальчуган закинул один из них за плечо. На втором ремень был оборван, его пришлось держать в руках.

Федор Иванович передал патронные сумки и гранаты с длинными деревянными ручками.

По другую сторону взорванного моста замигали фары.

– Удираем! – капитан поднял с земли тяжелую металлическую коробку и с необыкновенной для него поспешностью заковылял прочь.

Возле речки раздались выстрелы, вспыхнула ракета. Не сговариваясь, беглецы разом припали в траву. Едва затухла первая ракета, как вспыхнула вторая, за ней – третья. Тревога возле моста разрасталась; слышно было, что там суетится много людей. Лежать на открытом месте становилось опасно.

– Вперед! – вполголоса подал команду капитан.

Сергей, пригибаясь, помчался дальше, все время оглядываясь на Федора Ивановича, не поспевавшего за ним.

Немцы заметили капитана, когда он перебегал высоту, откуда уже начинался пологий уклон к оврагу.

Несколько трассирующих пуль летучими свистящими искрами сверкнули слева и справа.

– Обнаружили, – не скрывая волнения, крикнул капитан. – Ничего, теперь уже близко… А ну-ка, Сергей, кати быстро к Илье; что он задерживается?

Мальчуган пустился во всю прыть. Певучие огненные точки мелькали над головой… Вот и темная лента оврага. Большая сосна у обрыва, где они оставили Илью с лошадью.

Сергей мигом скатился по глинистому срыву. Но ни Ильи, ни лошади здесь не было.

«Что за черт! Неужели сбежал? – подумал Сергей, растерянно оглядываясь… – Не может быть!»

Вдруг он услышал где-то в сторонке за кустами шлепанье и возню.

– Илюшка!

– Я здесь, – донесся из глубины кустарника слабый всхлип товарища.

Сережа кинулся в том направлении. Пробравшись сквозь чащу ольшаника, он увидел завязшую лошадь. Возле нее по болоту лазил Илья и плача дергал поводья в разные стороны.

– Н-но!.. Тпру!.. Ых ты, назад!.. – Он пинал коня, колотил кулаками по бокам, по морде, пригнутой к земле, ничего не помогало.

Оставив принесенные трофеи на кочке, Сергей помчался назад. Капитан Беляев уже стоял над обрывом, прижавшись к стволу сосны, и смотрел в сторону моста.

– Федор Иванович, лошадь в болоте завязла! – крикнул Сергей.

– Ну-у?.. Плохо, немцы приближаются.

– Что делать?

– Прежде всего успокоиться. Иди туда и попытайся вместе с Ильей вытащить лошадь. Вначале выпрягите ее. Когда выберетесь, позовите меня: я тут пока с фрицами побеседую.

Утопая по колено в грязи, Сергей добрался до повозки.

– Перестань! – крикнул он все еще бестолково суетившемуся Илье. – Федор Иванович приказал успокоиться и распрячь коня.

Он пошарил рукой под шеей лошади, ища в темноте супонь, и наткнулся на туго натянутые вожжи:

– Эх ты, коновод! У тебя вожжи на колесо намотались!

Он выхватил из-за пояса кинжал, перерезал вожжи. Освобожденная лошадь мигом вымахнула из болота. В ту же минуту близкая автоматная очередь сердито прошила ночную тьму. В ответ донеслась беспорядочная трескотня, словно кто-то торопливо водил палкой по сухому частоколу. Искры густо засверкали над оврагом, как будто ветер разметал большой костер на обрыве.

Ребята быстро распутали вожжи, намотанные на ступицу, побросали в телегу принесенные Сергеем оружие и выбрались из кустов на чистое место.

– Товарищ капитан, готово!

– Молодцы. Вовремя, – негромко отозвался капитан. Он дал еще несколько коротких очередей из автомата по невидимым для ребят врагам и быстро скатился вниз. Спустя минуту телега, отчаянно подпрыгивая на кочках и корнях деревьев, уже неслась вдоль ручья.

Овраг кончился. По пологому скату выехали в поле. От преследователей их скрывали кусты, росшие по краю оврага. Держась низких мест, благополучно добрались до знакомой проселочной дороги. Сзади продолжали вспыхивать ракеты и раздавалась беспорядочная стрельба.

– Погоняй! – приказал капитан Сергею, правившему лошадью.

Гитлеровцы дальше оврага не погнались за ними. Однако Беляев через два-три километра заминировал за собой дорогу толовыми шашками в деревянных ящичках.

Несколько часов они колесили по проселкам, дважды переезжали речку вброд и лишь после этого возвратились к месту стоянки.

* * *

Утром девочки сразу заметили, что капитан не в духе. Ребята, приводившие в порядок свою грязную одежду, тоже были подавлены и необычайно молчаливы: не радовало их даже трофейное оружие.

– Что случилось? – допытывалась Вера у Сергея.

– Ничего.

– А почему вы такие?

– Какие?

– Да такие! – Вера изобразила на своем подвижном лице гримасу невероятного уныния.

– Отстань, – хмуро бросил Сергей, не приняв шутки.

Спрашивали девочки и у Беляева, но тоже ничего не узнали.

– Наверно, эти противные мальчишки провинились в чем-нибудь перед Федором Ивановичем, – поделилась Вера своей догадкой с подругой. – Они всегда так: прежде напакостят, а потом ходят, как будто мыла съели. Уж я их знаю!

Улучив момент, когда капитан отошел, Сергей незаметно отозвал Илью подальше от телеги.

– Это ты подходил тогда ночью к мосту? – спросил он, глядя на товарища в упор.

Илья опустил голову и отвернулся. Сергей с сердцем дернул его за плечо.

– Я у тебя спрашиваю!..

– Ну, я.

– Зачем?

– Интересно было. Хотел посмотреть, как вы мины ставите.

Сергей еще больше нахмурился и отвел глаза в сторону.

– Интересно… Я так и догадался. А ты знаешь, что мы из-за тебя танки пропустили.

– Танки? – изумился Илья.

– Да! По дороге прошли. – И Сережа рассказал, что Федор Иванович только из-за поднятой им ложной тревоги не успел заложить мину вовремя.

Илья, понурив голову, молчал.

– Ты ушел с поста, – продолжал Сергей уничтожающим тоном беспощадного обвинителя, – ты бросил лошадь. Из-за тебя мы едва не погибли!

Веснушки на побледневшем носу Ильи проступили сильнее.

– Что же мне теперь делать?

Сергей снисходительно пожал плечами:

– От меня никто ничего не узнает.

– Пусть не узнают… А как я теперь буду на Федора Ивановича смотреть? И на других тоже?..

С минуту Илья растерянно глядел перед собой. Потом прошептал:

– Пойду и сам все расскажу. Пусть делает со мной что хочет.

Капитан Беляев выслушал Илью, и хотя выражение его лица по-прежнему оставалось хмурым и неприступным, но собранные в напряженном внимании морщины на лбу заметно разгладились.

– Тяжел твой проступок. Очень тяжел, – сказал он задумчиво. – Придется обсудить на общем собрании нашего отряда.

Мальчик стоял перед ним с опущенной головой.

– Иди, зови ребят.

Когда все собрались возле телеги, Илья, глотая непослушные слезы, повторил свой самообвинительный рассказ. Голос его срывался, розоватые веснушки над переносьем вздрагивали вместе с белесыми бровями.

…Да, он совершил преступление – самовольно покинул пост. Из-за него четыре фашистских танка прошли на фронт; отвязавшаяся в его отсутствие лошадь залезла в болото, и это едва не стоило всем им жизни.

– А почему ты так поступил? – спросил Федор Иванович, когда Илья смолк. – Ведь ты же знал, что, уходя с поста, совершаешь преступление.

– Я не подумал, что так получится, – Илья еще ниже опустил голову и с трудом закончил: – Мне хотелось что-нибудь такое сделать, чтобы Верка не говорила больше, что я трус.

– Вот теперь ты – герой! – ехидно заметила Вера.

Илья шмыгал носом и мучительно старался спрятать от друзей глаза.

– А как ты думаешь, что такое храбрость? – спросил Федор Иванович.

Илья не ответил.

– Сергей, может быть, ты объяснишь? – Капитан выразительно посмотрел на него. – Ты ведь тоже хотел вчера показать свое бесстрашие.

Уши Сережи налились кровью, словно их обварили кипятком, и на осунувшемся лице проступили красные пятна.

– Храбрость… – неуверенно пролепетал он, пытаясь застегнуть старенькую фуфайку на пуговицу, которая была давно оторвана. – Храбрость – это когда ничего не боишься – ни смерти, ничего… Можешь сделать все!

– Например, прыгнуть с четвертого этажа?

– И… и с четвертого…

Капитан покачал головой:

– Нет, то не храбрость, а глупость. Мы, советские люди, презираем такую храбрость. Каждый нормальный человек боится смерти. – Федор Иванович потер ладонью колено больной ноги и после небольшой паузы продолжал: – Смел не тот, кто нарочно ищет опасность или очертя голову бросается навстречу ей, а тот, кто не теряется в трудный момент, находит в себе силу воли победить страх. Когда мы неделю назад встретились в овраге с полицейским и его папашей, вы вели себя прекрасно. А вчера вы оба поступили, как недисциплинированные разгильдяи.

– Разве и он сбежал со своего поста? – изумились девочки.

– Да, он тоже ушел. И я чуть не застрелил его по ошибке.

– Мы же вам говорили! – воскликнула Вера. – Мальчишки, они только задаются! А сами…

Ни Сергей, ни Илья не ответили на эту неслыханную дерзость.

– Человек разболтанный, недисциплинированный не может быть храбрым, – продолжал Федор Иванович. – Случайно он может совершить смелый поступок, но это проявление храбрости так и останется случайным. В другом месте этот «смельчак» или сбежит или безрассудным ухарством погубит и себя, и товарищей. В основе настоящей храбрости лежит дисциплина и сознание долга перед товарищами, перед своим народом.

Капитан умолк. Мальчики не поднимали глаз от земли.

– Вы, я вижу, оба сознаете свою вину, – сказал Федор Иванович, наблюдая за ними. – Только один нашел в себе мужество сразу сознаться, а другой…

– Я… я тоже, конечно, – поспешно пробормотал Сережа.

Беляев понимал, какое смятение царит в душах обоих подростков, как мучительно они переживают свой позор, но решил дать им памятный урок, чтобы подобный случай не повторился: они находились в тылу у врага!

– На первый раз объявляю вам выговор, – сухо сказал он провинившимся, – и предупреждаю: если повторится что-нибудь подобное, то, как только выберемся с оккупированной территории, я напишу о вашем позорном поведении в «Пионерскую правду». Пусть тогда об этом узнают и ваши друзья, и родители, и весь Советский Союз!

После беседы, оставшись с Ильей наедине, Вера тихонько сказала:

– Разве это наказание! Это Федор Иванович так просто. По военным законам вас надо расстрелять, особенно тебя. Согласен?

Мальчик покосился на нее, намереваясь убраться прочь, но Вера дернула его за рукав:

– Ты не вертись, а слушай!.. Стрелять тебя не стоит, живи. Но помни: мы, девочки, умней, смелей и дисциплинированней вас. Это теперь доказано. Понятно? – с этими словами она ловко щелкнула его пальцем в лоб.

– Чего ты пристала? – проворчал Илья, отодвигаясь.

– А того, что теперь ты должен во всем меня слушаться.

В это время Федор Иванович позвал их изучать трофейное оружие, и обрадованный Илюша поспешил избавиться от въедливой девчонки.

Капитан ведет на восток

Осень. Проклятая, окаянная осень 1941 года!

По пустынным полям, вытоптанным, изрытым танками, по лесам, иссеченным осколками мин и снарядов, тоскливо шелестели ветры, заметая пепел пожарищ, дорожную пыль и сорванную с деревьев рыжую листву. Там, где по советской земле прошли гитлеровские полчища, только закопченные печи, покрытый сизой окалиной железный лом да обгорелые головни построек указывали, что здесь стояли села, деревни, что здесь кипела жизнь. Бесчисленные свежие могилы – большие и маленькие, одиночные и братские – темнели возле дорог, у околиц сожженных селений. В глухих лесах и оврагах волки обжирались трупами. Кое-где печально волновались серо-желтые перезревшие хлеба. Но не грохотали комбайны, не стрекотали крылатые жатки, не звенели косы. Осенний ветер обмолачивал тучные колосья. Полегли перестоявшие на корню льны, чернела гнилая ботва невырытого картофеля, тлело в покосах сено.

А давно ли раздавались на этих просторах счастливые голоса! Давно ли вечерами звучали здесь девичьи песни, такие звонкие, что, казалось, уйди на край света – и все равно услышишь их! Теперь взгляд кругом встречал следы гибели и запустения.

Зарылось небо в серую ветошь облаков, плакало холодными слезами…

Уже две недели капитан Беляев вел ребят по районам Великолукской области, медленно и осторожно подвигаясь к линии фронта. Лошадь они потеряли вскоре после того, как выбрались из Латвийской республики. Случилось это так.

Им надо было пересечь железную дорогу Идрица – Псков. На всех переездах стояли вражеские караулы, обмануть бдительность которых нечего было и думать. Но Беляев узнал, что есть старый заброшенный переезд, который немцы не охраняют, так как к нему не ведет ни одна тропинка. Федор Иванович разведал это место и решил ночью переехать железную дорогу здесь.

Вначале все шло хорошо. Ночь была хоть и лунная, но плотные облака часто заволакивали месяц, и тогда делалось совсем темно. Сергей с Ильей, высланные вперед для наблюдения, ничего подозрительного не заметили. По их сигналу капитан, стоявший с телегой в ложбине, быстро погнал лошадь к насыпи. В это время из-за облаков медленно стала выкатываться белая тарелка луны. Останавливаться было поздно, Федор Иванович подстегнул коня. Громко звякнули о рельсы окованные железом колеса. Едва телега перемахнула через полотно железной дороги, где-то в стороне бухнул выстрел. Ребята мигом вскочили на телегу, и она понеслась по всхолмленному полю.

– Правь левее, в объезд бугра, – приказал капитан, передав Сергею вожжи. Сам он взялся за автомат, готовясь стрелять, если покажется погоня.

Когда огибали возвышенность, пересекать которую по гребню капитан опасался, со стороны железной дороги застучал пулемет. Воздух наполнился злым цивканьем пуль. За холмом показалась темная полоса леса.

Вдруг лошадь со всего маху рухнула на землю, словно провалилась передними ногами в яму. Сила инерции выкинула Сергея вперед. Конь дергал оскаленной мордой и бил копытами. Из его шеи хлестала черная струя крови.

– Все с телеги! – скомандовал Федор Иванович. – К лесу! Быстро!

Напуганные ребята мигом выскочили из своего укрытия внутри воза. Девочки, подхватив плачущую Наташу, побежали к ельнику. Сергей, сделав за ними несколько шагов, остановился: Федор Иванович, прыгая на одной ноге, что-то доставал с воза.

– Прочь отсюда! Убьют! – закричал на него капитан.

– А патроны?.. Как мы без них…

Беляев швырнул ему подсумки, погрозил кулаком:

– Уходи, говорю!

Ночь и на этот раз помогла скрыться от преследования. С тех пор пришлось пробираться пешком.

Карту Федор Иванович сжег, потому что они уже вышли за ее восточную кромку.

Всю надежду теперь возлагали на местных жителей. Несмотря на страшные расправы немцев над населением за укрывательство партизан и неизвестных прохожих, в каждой деревне Беляев с детьми находили приют.

Вначале Федор Иванович держал путь на Великие Луки. Потом, обходя город, взял севернее, через лесные районы Калининской области. Но чем ближе подходили к фронту, тем пробираться становилось трудней. Напуганные партизанами, появившимися здесь с первых же дней оккупации, гитлеровцы были особенно подозрительны.

– Не дойти вам до наших, – сокрушенно качали головами колхозники, у которых иногда Беляев с ребятами останавливались, – немцы кругом. А тут еще полицаи появились, как при царе.

– Фронт пересечь – дело трудное, – убеждали в другом месте старики. – Фрицев там как мошки в гнилом болоте.

Капитан и сам не однажды задумывался: правильно ли он поступает, ведя ребят к фронту? Однако места, по которым они последнее время продвигались, были дотла разорены. Задержаться здесь на зиму – значило обречь детей на голод и холод. А самое главное, Беляев был по-прежнему убежден, что наши войска рано или поздно начнут наступать. Следовательно, вблизи фронта больше надежды на скорое и благополучное освобождение.

Питались они лишь картофелем и овощами, которые удавалось раздобыть по пути. Ночами жестоко мерзли.

В довершение всех бед обувь на ногах ребят развалилась. Но чем отчаяннее становилось их положение, тем тверже ребята верили, что спасение только по ту сторону фронта.

Несмотря на все старания Беляева облегчить участь Наташи, для нее дорога была особенно тяжела. Малышка все больше капризничала, плакала, металась на руках. Ребята совершенно измучились с ней. Капитан давно подыскивал в пути надежных людей, которые бы согласились оставить ее у себя, а подходящего человека пока не встречалось.

Проходя однажды через лес, они заблудились. Проплутали весь день, выбились из сил, Наташа совсем расхворалась. Сухой, пунцовый рот ее дышал жаром, глаза потухли, на бледных щечках выступали два больших красных пятна.

– Мамочка! Мама! – задыхаясь, звала она.

Инна осторожно прикладывала флягу с кипяченой водой к ее пересохшим губам. От бессвязного лепета больной у Беляева холодело в груди. «Неужели умрет?» – тоскливо думал капитан, прислушиваясь к учащенному хриплому дыханию ребенка. Он винил себя в том, что до недавнего времени не очень настойчиво искал человека, у кого можно было оставить Наташу.

– Нет, наверно, поблизости деревни, – уныло шептал Илья, – может, этот лес на сто километров. Давайте отдохнем.

Холодные колючие ветки задевали его лицо, неприятно щекотали и царапали кожу, у ослабевшего парнишки не хватало сил, чтобы отводить их от себя.

– А Наташа? – вялым голосом сказала Инна. – Ее быстрей в дом надо.

Илья замолчал.

Солнце уже садилось, когда они выбрались на опушку. Впереди, на возвышенности, не больше чем в километре от леса, виднелось неразоренное село. В окнах домов пожаром пылал закат. Из труб кое-где шел дым.

Ребята приободрились.

– Сейчас войдем в дом, а нам картошки вареной на стол! – мечтал вслух оживший Илья. – Горячей, рассыпчатой! Вывернут из чугуна, а от нее пар столбом!

– Да простокваши крынку, – добавил Сергей, у которого от упоминания о еде заурчало в желудке.

– И хлеба!..

– А потом – спать!

Капитан осторожно потер мучительно нывшую раненую ногу.

– Погодите, друзья, прежде надо разведать, а то влипнем, как мухи в мед.

Через час после захода солнца Сергей с Инной отправились на разведку. Тропинка вывела их к большому пруду, по берегу которого тянулись заросли ольхи и ракитника. Некоторое время разведчики двигались вдоль кустов, пока не вышли к плотине. Под мостом у мельницы шумела вода; мельница, избы на взгорье казались покинутыми.

Нигде не тявкнула собака, не блеснул огонек сквозь рассохшийся ставень, жуткая тишина, как бы усиленная шумом воды, стояла над деревней.

Разведчики перешли мост, поднялись на горку и осторожно приблизились к крайнему домику. На стук им никто не ответил. Пока Сергей пытался выяснить, есть ли в доме люди, Инна, держась в тени оградки, подошла к соседней избе. Вдруг у самых ворот она негромко вскрикнула и попятилась. Мальчик выхватил из-за пазухи пистолет.

Много страшных картин видели ребята на занятой врагом территории, но то, что представилось их взору сейчас, было самым чудовищным из виденных злодейств. К столбам сорванных ворот штыками были пригвождены люди, обмотанные веревками, – женщина с распущенными волосами и двое детей. Между ними висел мужчина, притянутый петлей к самой перекладине ворот. Босые ноги повешенного почти касались земли; из-под изодранной красноармейской гимнастерки просвечивало бледно-серое обезображенное тело.

На фанере, прибитой над головой женщины, чернела крупная надпись, сделанная не то углем, не то черной краской. Всмотревшись, Сергей прочел:

«Казнена за укрытие беглого бандита. Так будет с каждым, кто нарушит приказ наших господ-освободителей».

– В деревне фашисты, надо Федору Ивановичу сказать, – прошептала Инна, опомнившись.

Выслушав их, Беляев решил сходить туда сам.

– Будьте начеку… – сказал он ребятам. – Если услышите выстрелы – углубляйтесь в лес.

Когда он ушел, Илья огорченно вздохнул:

– Вот тебе и картошка горячая с простоквашей. Тут накормят, разевай рот!

Капитан вернулся около полуночи. С ним вместе пришла невысокая пожилая женщина, закутанная в черную шаль. Обо всем, очевидно, они успели переговорить дорогой, потому что, мельком поздоровавшись с ребятами, женщина сразу же опустилась на колени возле больной Наташи.

– Кто это? – шепотом спросил Сергей у Федора Ивановича, кивком головы показывая на женщину.

– Учительница местная. Надежда Яковлевна.

– Я думал – врач, – несколько разочарованно произнес мальчик.

– Она и в медицине разбирается.

Бегло осмотрев больную девочку, метавшуюся в бреду, Надежда Яковлевна сказала:

– По всей вероятности, у нее воспаление легких. Завтра выясним точно. Во всяком случае, ребенка я сейчас заберу с собой.

Она сняла с головы шаль, чтобы завернуть в нее девочку. При слабом свете луны Сергей разглядел ее бледное, без морщин лицо с резко очерченным прямым носом и мягким подбородком.

– Куда вы Наташу возьмете? У вас же фашисты в селе? – возразил Сергей, у которого перед глазами все еще стояли скрюченные трупы детей, прибитых к столбу штыками.

– Постараемся, чтобы немцы об этом не узнали.

Инна помогла Надежде Яковлевне укутать шалью больную девочку.

Федор Иванович, передав ребятам принесенную из деревни краюшку хлеба, отправился провожать женщину.

Когда он снова возвратился, ребята уже грелись у небольшого костерка, в яме.

– Ну, друзья, кажется, дальше нам нет смысла идти, – сказал капитан, усевшись рядом со своими спутниками, и на лице его при этом не было ни тени сожаления.

Ребята вопросительно смотрели на своего руководителя, не понимая, чем вызвано его оживление.

– Устали вы, обувь развалилась, – продолжал капитан, как будто убеждая их согласиться с ним. – Скоро холода, к зиме надо готовиться.

Слова его привели друзей в недоумение: раньше он таких разговоров не заводил.

– До фронта же недалеко! – сказал Сергей. – Дней пять ходу – и мы у своих.

Беляев устало ответил:

– Сейчас мне рассказали, что линия фронта стабилизировалась. Нам ее не перейти.

Илью интересовало другое.

– А вы с нами останетесь? – схватил он Федора Ивановича за руку.

– Да, я тоже остаюсь здесь.

Девочки, которым особенно жаль было покидать среди чужих людей больную Наташу, втайне обрадовались.

– А где жить будем? – спросила Инна.

– Пока – в лесу. Тут где-то землянка есть, завтра постараемся отыскать.

– Значит, мы к зиме до своих не доберемся, – уныло протянул Сергей, который только и жил надеждой, что скоро удастся добраться до своих и он разыщет отца.

Федор Иванович усмехнулся:

– Не вешай нос. Может быть, зимой наши сюда доберутся.

– Правда? – разом ожили дети. – Что, учительница сказала?

– Есть такие сведения, – уклончиво ответил капитан. – Поживем – увидим.

* * *

Утром отправились искать землянку, про которую Беляеву рассказала Надежда Яковлевна. Долго двигались вдоль лесного ручья, пока не увидели огромную голую сосну с корявыми сучьями. От нее свернули вправо и вышли к широкому заболоченному оврагу. В том месте, где овраг делал крутой поворот, образовался невысокий обрывистый мыс. Здесь, окруженная густым ельником, и находилась землянка.

– Ну и забрались мы! – воскликнул Илья. – Как будто всю жизнь собираемся ст фашистов прятаться.

Никто ему не возразил. Однако Сергей подумал, что без дела под боком у гитлеровцев они сидеть не будут. Не такой Федор Иванович человек, да и весел он что-то после встречи с учительницей!.. Кажется, даже меньше хромает.

Пять дней провозились ребята с оборудованием землянки. Все это время Беляев никого не отпускал в деревню, но сам бывал там каждую ночь. Вести, принесенные им в первый раз, были неутешительные. Фашисты продолжали свирепствовать в Березовке. У Наташи, как и предполагала Надежда Яковлевна, оказалось воспаление легких, состояние ее было тяжелым.

Кроме продуктов, капитан притащил из деревни обувь и массу мелких хозяйственных принадлежностей: нитки, иголки, посуду, мыло.

С первого же дня оседлой жизни он ввел строгий армейский распорядок. Подъем на рассвете. Физзарядка, умывание. Потом девочки начинали готовить завтрак, а ребята во главе с ним приступали к работе по оборудованию жилья. После завтрака получасовой отдых, потом опять работа до обеда. После обеда – мертвый час. Вторая часть дня была относительно свободна, однако спать никому до ужина не разрешалось, за исключением дневального, который заступал на дежурство в ночь. И как-то само собой выходило, что «свободное время» тоже заполнялось работой.

Кто бы из них мог подумать, что для оборудования простой землянки требуется приложить столько труда и сил? Устроили нары, сложили небольшую глиняную печку, сбили дверь, в отверстие, проделанное в покатой крыше, вставили небольшую рамку со стеклом, которую капитан принес из деревни. Потом смастерили стол, скамейки. Работы, казалось, не убывало: Федор Иванович находил все новую и новую.

– Когда же мы закончим? – воскликнул как-то Илья, которому очень хотелось иногда поваляться на нарах.

– Никогда, – спокойно сказал Федор Иванович, – всю жизнь будем строить. Сейчас – землянку. Прогоним немцев – города и деревни начнем восстанавливать, видели, сколько разрушено? А у вас, молодежи, впереди еще ответственней задача: коммунизм достраивать.

Однажды, когда капитан отправился вечером в деревню, ребята уселись в тесный кружок на нарах и размечтались вслух о том, что они будут делать, когда кончится война.

Шел дождь. Ветер глухо и уныло шумел в лесу. В землянке было тепло, пахло хвоей, опенками, влажной землей. Пламя печи бросало красноватые пляшущие отблески на темные бревенчатые стены, на еловые жерди покатой крыши, с которой свисали сухие былинки травы.

– Я обязательно киноактрисой стану, – сказала Вера, блестя из-под длинных белесых ресниц своими круглыми зеленоватыми глазами. – Это так интересно, так интересно! Весь Советский Союз будет знать.

– Подумаешь! Что, у нас только киноартистов знают? – возразил Илья. – Мой дядя литейщиком в Магнитогорске работает, а про него уже два раза в «Правде» писали. В Кремле был!

– А я разве что говорю? Кто хочет – пусть на литейщика учится, а я хочу быть киноартисткой или писательницей.

– Писательницей?.. Ну, уж это ты хватила!

– А что? Буду учиться, учиться – выучусь!

– На писателя не учатся, – заметил Сергей. – Читала «Детство»? Ну вот, Горький и в школе ни разу не был, а писатель самый лучший.

– И неправда! – Инна откинула со лба кудрявую темную прядку волос. – Горький потом всю жизнь учился, книг сколько прочитал.

– По-моему, – сказала Вера, – если учиться изо всех сил, не ленясь, кем хочешь можно стать!

– Верно. Знаете, я буду садоводом. – Инна чуть смущенно улыбнулась, глядя на красноватое искрящееся пламя печи. – Как Мичурин. Такие сорта яблок выведу, чтоб, как сахар, во рту таяли!

– А потом яблонями засадить бы все кругом! – мечтательно поддержала ее подруга. – Чтобы сплошной сад был. Ни конца ни краю! Весной поднялся на гору, глянул, а внизу белое море – яблони цветут! Однажды мне мама рассказала сказку про волшебный лебединый замок, а ночью я сон видела, будто пришла с нашим пионерским отрядом в тот замок на экскурсию, залезла на крышу – а внизу сад. Большой-пребольшой.

– Чепуха, – прервал ее Илья, – так только во сне да в сказке может быть.

– Почему это?

– Потому что народу не хватит такой сад развести. Мы с дедушкой сажали, я знаю, сколько возни с каждой яблонькой и сливой. Да и зачем? На одних яблоках не проживешь…

Инна, не слезая с нар, длинной палкой помешала дрова в печи. Пламя затрещало и вспыхнуло ярче.

– И по морям интересно плавать, – задумчиво продолжала Вера. – Я читала книжку про моряков…

– Ох, Верунька, ты везде поспеть хочешь! – воскликнул Илья, которому девочки никак не давали высказаться. – То ты актриса, то – писатель, а теперь уже в моряки лезешь!

– Что ж, если везде интересно. Мама мне сколько раз говорила, что у меня – беспокойный характер.

– Мало ли что беспокойный, – наставительно произнес Илья, – мало ли что хочется! Вот мне папа всегда говорил: бей в одну точку. Поставь перед собой одну, главную цель и иди к ней прямо, не скачи, как кролик по огороду, не ищи, где полегче да послаще. Я, например, твердо решил быть летчиком. Только прежде изобрету такой самолет, чтобы до луны мог долететь. Ракетный. Вот тогда уж я попутешествую!..

Сережа внимательно слушал друзей.

– А я в армии останусь, как папа, – горячо сказал он. – На инженера-танкиста буду учиться. Изобрету танк! Огромный, с четырехэтажный дом! Чтобы никакая бомба, никакой снаряд его не брал!

– Зачем танки? Войны больше не будет. Разобьют наши немцев – и все.

Сергей с сомнением покрутил головой.

– Фашисты – не в одной Германии.

* * *

Как-то Федор Иванович принес сразу кучу хороших вестей. Во-первых, Наташе стало лучше. Во-вторых, гитлеровцы уехали из Березовки. В-третьих, ребятам разрешено сегодня побывать в деревне.

Все закричали «ура» и, обхватив Федора Ивановича, закружили его вместе с собой.

– Да вы же меня повалите! – отбивался капитан, притворно сердясь. – До чего нахальная публика – инвалида хотят заставить плясать!.. Смирно!

Но ребята расшалились еще больше. По осеннему хмурому лесу неслись громкие крики, смех, взвизгивания девочек. Капитан сокрушенно махнул рукой и сел на валявшееся около входа в землянку бревно:

– Видно, дисциплине я вас все-таки не научил!