Текст книги "Через все преграды"

Автор книги: Николай Осинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Идти в деревню он разрешил сразу всем. Дети, даже не позавтракав, начали поспешно собираться в путь. Мальчуганы достали было свои автоматы, но Федор Иванович запретил их брать с собой.

– Как же мы будем без оружия? – обиделись ребята. – А вдруг немец или полицай.

– Ничего с вами не случится, – усмехнулся Беляев. – Немцы уехали, полиции в деревне нет. А по дороге около моста вас встретят.

– Кто?

– Там узнаете. Надежда Яковлевна пришлет.

Ребята переглянулись. Что встретят – хорошо, но Сергею и Илье до смерти хотелось щегольнуть. Пройтись днем по селу с автоматами на груди, гранатами за поясом, пистолетами на боку, вызывая зависть и восхищение, – вот был бы номер! Но с капитаном не поспоришь!

– Разрешите нам хоть пистолеты взять, – мрачно попросил Сережа.

У Федора Ивановича чуть заметно дрогнули уголки рта, однако он тут же спрятал улыбку в ладонь, которой обхватил часть лица.

– Пистолеты?.. Ладно, возьмите, что с вами делать, только спрячьте так, чтобы их не видно было. Имейте в виду: если я завтра узнаю, что вы хвастались или нескромно себя вели и вообще болтали, то эта прогулка будет последней.

– Честное-расчестное пионерское! – вдохновенно произнес Илья, клятвенно прижимая руку к сердцу, – ни одного лишнего слова не болтну… не болтнем, – поправился он, – и никто ничего не узнает!

– Проверю! Идите… Постойте, а вы завтракали?

– Мы не хотим! – грянули хором ребята.

– Федор Иванович! Картошка в чугуне на печке! – донесся издали звонкий голос Инны.

Добродушная мягкая улыбка осветила усталое лицо капитана.

– Ладно уж, валяйте, сам тут как-нибудь разберусь.

* * *

Пока шли лесом, держались вместе. У сухостойной березы с корявой ободранной корой и обломанными до самой макушки сучьями свернули на тропинку. Хмурый, строгий сосняк и угрюмые ели сменились пестрым разнолесьем. Стало просторнее, светлее и как-то легче, словно из сырого, темного подземелья выбрались на свежий воздух.

Грелись на солнце красавицы березы, густо обсыпанные шумным золотом, задумчиво покачивали верхушками развесистые клены, лениво роняя широкие нежно-желтые листья. Ярко горели в чаще орешника кусты калины, увешанные красными зонтиками горьковатых ягод.

Ребята наломали веток рябины, калины, боярышника и из леса выходили попарно: впереди Сергей с Ильей, сзади, на некотором расстоянии от них, девочки.

Недалеко от мельницы из прибрежных кустов появились двое мальчишек Сережиного примерно возраста.

– Они! – многозначительно прошептал Илья.

– Конечно, они, – также шепотом подтвердил старший подросток и тут же с угрозой добавил: – Только ты смотри. Помнишь, что Федор Иванович сказал?

– Ну, что я, маленький?

Незнакомые пареньки тоже не спускали с пришельцев глаз.

Когда Сережа и Илья приблизились, один из них, кряжистый, с широким губатым лицом и большой, но уже поджившей коричневой ссадиной на лбу, спросил:

– Вы не заблудились?

Это был пароль, и. Сергей быстро ответил:

– Нет. Мы к Надежде Яковлевне.

Ребята заулыбались.

– Ну, тогда здравствуйте! – сказал другой подросток, хитро подмигивая узкими раскосыми глазами.

Мальчуганы поочередно, как взрослые, пожали друг другу руки и назвали себя по именам. Поджидая девочек, те и другие натянуто молчали.

Широколицего паренька со ссадиной на лбу звали Тимофеем, его товарища – Никитой.

На Тимофее был потрепанный суконный пиджак, в который густо набилась мелкая ячменная ость и цепкие лапки выдранных репейников. Из распахнутых пол пиджака свисали концы ниток – следы недавнего пребывания здесь пуговиц. Впрочем, одна пуговица с левой стороны каким-то чудом уцелела и весело болталась при каждом движении. Обут Тимофей был в старенькие бурки с галошами, но галоши были велики и держались на ногах только благодаря веревочкам. Наряд его довершала лихо заломленная набок красноармейская пилотка с серенькой фронтовой звездочкой.

Никита был одет тоже незавидно: на голове – кепка с измятым, обвисшим козырьком, на плечах – замасленный армейский бушлат, кое-как ушитый на его рост, на ногах – сапоги, один русский, кирзовый, другой с голенищем воронкой – немецкий, но оба на левую ногу и с одинаково задранными носами.

Подбежали девочки.

– Что, немцы к вам не вернулись? – быстро спросила Вера, обращаясь к Тимофею, как к старшему.

– Нет, они в Марьино убрались. Это двенадцать километров отсюда, – ответил подросток, с любопытством оглядывая девочку.

– А полицаев нет?

– Никого. Одни свои.

Мальчуганы гурьбой двинулись вперед, девочки опять немного поотстали.

Когда проходили мимо дома, где дней десять назад юные разведчики видели прибитые к воротам трупы, Сергей спросил:

– А как тех… похоронили?

– Позавчера, как фрицы ушли, – глухо промолвил Тимофей.

– Что, раньше не могли?

– Не велели фрицы. Всю деревню обещали уничтожить, если кто убитых снимет.

* * *

Надежда Яковлевна встретила детей на улице у крыльца своего дома, стоящего под липами на берегу маленького прозрачного ручейка, пересекавшего улицу. Днем она показалась не такой уж слабой и тщедушной, как тогда, ночью, когда видели ее впервые. Это была светловолосая женщина лет сорока, невысокого роста, с прямым проницательным взглядом и энергичным худощавым лицом. Она, по-видимому, только что вернулась с поля: туфли ее были в земле и на пальто кругом висели цепкие сухие репьи.

Тимофей подбежал к ней первым и что-то тихонько сказал. Учительница кивнула ему головой:

– Хорошо. Иди узнай, как там баня.

Тимофей с Никитой перелезли через ограду соседнего двора и наискось, огородами, побежали к озеру.

– Здравствуйте, здравствуйте, лесные жители! – с теплой приветливой улыбкой обратилась Надежда Яковлевна к подходившим друзьям. – Все живы, никто больше не слег?

Ребята поздоровались, как со старой знакомой.

– Как Наташа? – первой спросила Инна.

– Теперь уже ничего, опасность миновала, только бы никаких осложнений не было.

Разговаривая, они вошли в дом.

Наташа лежала в горнице на детской кроватке с металлической сеткой. Возле нее сидела маленькая старушка со сморщенным носом и красными припухшими веками – мать Надежды Яковлевны. Больная девочка еще дышала тяжело и часто, губы, ярко алевшие на бледном лице, вздрагивали в такт дыханию. Ребят она узнала сразу. Печальные, потухшие глазенки вдруг слабо заискрились, и девочка привычно протянула к подошедшим свои худенькие, прозрачные ручки. Инна и Вера со слезами бросились целовать их.

Старушка, без надобности поправлявшая цветное одеяло, тоже всхлипнула.

– Горькая моя… сиротинка, – приговаривала она, вытирая слезы и сморкаясь в передник, – спаси тебя и помилуй… Где-то вот и мои внучатки, может, также маются. Во Львове перед войной жили.

Прибежал Тимофей и доложил, одерживая голос:

– Все в порядке, Надежда Яковлевна, баня почти готова. Нам можно идти.

– Только не угорите там. – Учительница достала из комода заранее припасенное белье и протянула сверток Сергею. – Тут все для вас двоих. Кормить буду потом, когда вымоетесь.

– А можно, я их к нам уведу? – попросил Тимофей. – У нас огурцы соленые есть и молоко.

Надежда Яковлевна неопределенно махнула рукой, что можно было понять как угодно: и «да», и «нет», и «тише». Но ребята, конечно, поняли этот жест как согласие.

На дворе их ждал Никита. Подростки огородами двинулись к небольшой закопченной баньке, дымившейся под горкой у самого озера.

В предбаннике, или – как здесь называли – примыльнике, пришлось подождать. В бане что-то шипело, ворчало, глухо рокотало: потом из дверей выскочил парнишка с красным, словно ошпаренным, лицом и заплаканными глазами. Он откашлялся, вытер рукавом пот со лба и щек, хлебнул свежего воздуха и улыбнулся:

– Сейчас будет готова!

Через минуту он протащил на улицу целую лопату горящих головней, сеющих искры.

– В озеро брось!! – крикнул ему вдогонку Тимофей, снимая пиджак.

– Знаю, не первый раз!

Тимофей плеснул на раскаленные каменья печи ковш воды. Из двери вырвались синеватые клубы пара, смешанные с дымом.

– Пор-рядочек! – засмеялся мальчуган. – Постарался Гришка.

– Жарко? – спросил Никита, стаскивая сапоги. – Спасу нет!

– Хо-ро-шо! Поддай, чтобы волосья на голове трещали!

Сергей и Илья нарочно замешкались в предбаннике, чтобы раздеться без свидетелей. Когда Никита зашел в баню, они быстро сбросили с себя фуфайки, завернули в них пистолеты и, скинув остальную одежду, юркнули в темную дыру двери, откуда несло влажным жаром и пареным березовым веником.

После бани, поручив Никите сбегать к учительнице и сказать, чтобы шли мыться девочки, Тимофей потащил Сергея с Ильей к себе.

Жил он с матерью и сестрой в колхозной конторе, потому что их дом сожгли гитлеровцы еще в первые дни оккупации. Впрочем, колхозная контора ничем не отличалась от обыкновенной крестьянской избы, только окна были побольше да вместо русской печи стояла «железка».

– Мамка с поля не приходила? – спросил Тимофей у девятилетней сестренки, игравшей с подружкой у окна.

– Не. Сказала – до вечера не придет. – Девочка диковато и недружелюбно оглядела незнакомцев. – Еще мамка сказала, чтобы ты дров нарубил, а не бегал…

– Ладно, помалкивай, без тебя знаю. Иди на улицу играть.

– А что твоя мать на поле делает? – поинтересовался у него Сергей.

– Сегодня наши картошку колхозную роют.

– Зачем? Немцы же все равно отберут?

Тимофей загадочно усмехнулся.

– Не отберут. У нас колхоз дружный, фрицы шиш получат! Мы половину хлеба с поля потихоньку убрали, а они рылись, рылись и ничего не нашли. Только зря дядю Андрея и деда Леона замучили, гады, допытаться хотели.

Он достал из стенного шкафчика крынку молока, глиняную банку с солеными огурцами и, нарезав хлеба, усадил гостей за стол.

Кое-что о них Тимофей уже знал от Надежды Яковлевны. Но ему хотелось знать больше. Не забывая подливать молока в стаканы, он принялся расспрашивать.

Илье очень хотелось порассказать, однако, помня наказ Федора Ивановича, он только многозначительно переглядывался с Сергеем и сдержанно говорил:

– Это – военная тайна, не имеем права выдавать.

– Чего вы боитесь? – немного обиделся Тимофей. – У нас в деревне – ни одного предателя. Да и не скажу я никому.

– Все равно…

– Не верите мне?

– Не верили бы – не пошли, – значительно сдвигая брови, сказал Сергей. – Не в этом дело… Приказ нам такой дан – никому ни слова!

– От кого?

– От капитана.

– Взаправдашнего капитана? – недоверчиво удивился Тимофей.

– Конечно. Война – не игрушки.

– Так что, у вас – отряд или как?..

– Самый настоящий.

– И оружие есть?

– Еще бы! – вырвалось у Ильи, но он тут же поперхнулся молоком и раскашлялся.

Глаза Тимофея заблестели.

– Ух, вот бы нам! Принесите хоть посмотреть. Ну что вам стоит?.. Потихоньку. Никто не узнает!

Илья нерешительно покосился на Сергея. Искушение похвастаться было так велико, что он даже слегка прикоснулся к груди, где под фуфайкой ощущалось тяжелое тело пистолета.

Сергей холодно прищурил один глаз, и Илья со вздохом сказал:

– Нельзя. Приказ командира – закон.

– Мы поговорим с капитаном, – пообещал Сергей, утешая своего нового товарища, – если разрешит, мы в следующий раз принесем с собой. Только он у нас строгий: за малейшее нарушение дисциплины наказывает, как в Красной Армии.

– Вплоть до смертной казни! – зловещим шепотом произнес Илья. – Один раз было нам!..

На крыльце раздалось тяжелое гроханье сапог. Мальчики замолкли.

– Это Никита, – сказал Тимофей.

На пороге появился раскрасневшийся от бега Никита.

– Сашка вернулся, нас ждет, – мальчуган наклонился к уху приятеля и продолжал быстрым шепотом, следя косым, прищуренным глазом за Ильей и Сергеем.

Потом подростки у двери заспорили, не повышая голоса. Под коней Тимофей резко сказал:

– Я отвечаю!

– А ребята? Слово помнишь?

– Помню. Ничего ты не знаешь!.. Надежда Яковлевна не зря нас посылала! Понял!

Никита опять зашептал что-то горячо и сердито.

– Сказано – головой, значит, точка! – отрезал Тимофей. – Есть хочешь?

– Некогда.

Тимофей отхватил от оставшейся половины булки изрядный ломоть хлеба и достал из банки пару соленых огурцов.

– На, – протянул он приятелю. – Пошли!

– Куда мы? – спросил у него Илья.

– В штаб! – таинственно шепнул ему Тимофей. – У нас, брат, тоже кое-что имеется.

* * *

Штабом называлась большая силосная яма, где собирались деревенские ребята, предводительствуемые Тимофеем и Никитой. Яма находилась на горе, за речкой, огибавшей село и впадавшей в озеро. Она была покрыта сверху жердями и тщательно замаскирована. Отсюда хорошо просматривалась дорога, идущая из Березовки в районный центр – Марьино.

У входа в землянку Тимофея и его спутников встретил мальчишка лет двенадцати, вооруженный самопалом, заткнутым за пояс, и немецким штыком в ножнах, привешенным к ремню.

– Как дела? – спросил у него Тимофей, шедший первым.

– Все в порядке! – ответил дежурный, бодро вскидывая голову и косясь на незнакомцев. – Никаких происшествий. Видели только нашего быка Ганьку, который в деревню перся. Федька Семякин погнал его назад, к стаду.

– Кто вас сменяет?

– Колька Спицын и Васька. Их не дождешься. Наверно, убежали картошку рыть, а служба им – хоть не бывай.

– Проучить надо этого Кольку, – проворчал сзади Никита.

– Ладно, – согласился Тимофей, – мы с ним на собрании поговорим! А ты подежурь пока.

В землянке находилось еще трое ребят разного возраста. Старший из них, рыжий коренастый мальчишка в стареньком полушубке, вскочил навстречу Тимофею.

– Ой, Тимка! Что делается в Шаталовке!.. – вскричал он, но, увидев за спиной товарища незнакомцев, остановился, подозрительно оглядывая их.

– Свои, – негромко бросил ему Тимофей, – давай рассказывай.

Однако паренек продолжал молчать.

– Говорю – свои! – нетерпеливо повторил Тимофей.

– Откуда?

– От верблюда!.. Ты, Сашка, слушай, что тебе говорят.

Но Сашка, видимо, не хотел «слушать».

– А еще вожатым выбрали, – проворчал он, презрительно щурясь на товарища. – Забыл, как на сборе клялись, чтобы ни одна чужая душа…

– Ничего ты не знаешь! – с сердцем крикнул Тимофей. – Нет здесь чужих душ.

Он грубовато толкнул Сашку в угол и шепнул ему на ухо несколько слов.

– Понял?..

Сашка недоверчиво покосился на него:

– Понял. Я у Надежды Яковлевны спрошу.

– Вот-вот…

Смущенные неприветливыми взглядами деревенских ребят, Сережа с Ильей уселись на бревно, лежащее возле стены. Сашка, поворчав на Тимофея и Никиту еще немного, начал рассказывать, что он видел с друзьями в уцелевшей деревне Шаталовке, куда их посылала Надежда Яковлевна с запиской к знакомому фельдшеру.

– Фрицев туда из Марьина привалило видимо-невидимо! – постепенно воодушевляясь, рассказывал он. – И все злющие-презлющие! Как кто им под руку или под ногу подвернется – бах! – и готово. Собак, курей – начисто перебили! Все дома заняли, а колхозников в хлевы и сараи повыгоняли. Кругом деревни – патрули: ни взад, ни вперед не пускают. Мы прямо кое-как проскочили! Хорошо, что там кусты кругом.

– Чего их туда принесло? – заметил Никита. – Их же в Шаталовке не было?

– Вот и мы так думали, – вставил мальчик, ходивший вместе с Сашкой. – Игорь, который сын дяденьки фельдшера, говорил: строить что-то собираются фрицы. Кажется, аэродром.

– Учительница об этом знает? – осведомился Тимофей.

– Рассказывали…

– Надо теперь мост на Черной речке сжечь, – озабоченно сказал Тимофей после некоторого раздумья, – а то как бы они к нам с той стороны не нагрянули, там у нас караульных нет.

– Фьюить! На месте того моста одни столбы обгорелые торчат: мы вброд переходили.

– Ишь ты!.. Интересно, чья это работа?

– Поди спроси! Фамилии не оставили.

– Партизаны, верно.

– Ну, будут партизаны такими пустяками заниматься. Они на железной дороге действуют.

– Я думаю, это работа хлопцев из «Нового пути», – сказал Сашка, – им к мосту ближе, чем нам.

– Может, и они, – согласился Тимофей, – там тоже народ стоящий. Одним словом, нам сейчас надо уши торчком держать.

Когда вышли из землянки, Сергей, заинтересованный всем виденным и слышанным в «штабе», спросил у Тимофея.

– Зачем у вас здесь дежурный стоит?

– Это мы с Никитой придумали! – гордо сказал подросток, довольный тем, что ему тоже удалось произвести впечатление на своих новых друзей. – Чтоб немцы врасплох нас не застукали. Как фашистские машины покажутся, дежурный в штабе тревогу бьет, – вон рельс висит! А дальше каждый в колхозе знает, что ему делать.

– И большой ваш отряд?

– Нет, человек двадцать всего.

– Порядочно! А что вы делали, когда у вас немцы стояли?

– Что без оружия сделаешь? Так, пустяки… Да и нельзя: убьешь одного – всему колхозу гибель, вы же знаете. В Дятлине летом стукнули фрица кирпичом по голове, – не убили даже, просто стукнули, – все равно деревню сожгли. – Тимофей шумно вздохнул: – Если бы оружие – тогда другое дело, тогда б мы придумали!

Вечером Сергей с Ильей, вернувшись к себе в лесную землянку, делились с Федором Ивановичем своими впечатлениями о деревне.

– Колхозники здесь – что надо! Фашисты с ними никак не могут справиться! – с восторгом рассказывал Сергей. – Все запрятали: и скот, и хлеб. Приедут фрицы, пошарят, пошарят, да так ни с чем и уедут. Колхозники слово дали на общем собрании: не выдавать ничего врагу.

– Федор Иванович, а ребята здесь какие боевые! – воскликнул Илья. – У них даже настоящий штаб отряда есть. День и ночь дежурный стоит. Чуть немцы показались – бах! бах! Тревога. И вся деревня знает.

– Верно, люди здесь хорошие, – согласился капитан. Он придвинулся к печи, пробежал глазами записку учительницы, принесенную подростками, и бросил ее в огонь. – Так. Говорите, девочек Надежда Яковлевна не отпустила сюда, в деревне оставила?

– Да. Она сказала, чтоб завтра и мы туда перебирались.

Капитан перешел к столу, за которым сидели усталые пареньки.

– Ну и как вы думаете?

– Конечно, там лучше… – нерешительно произнес Илья, следя за облокотившимся на стол капитаном, – там ребята… Только вот Сашка рассказывал, что немцев в Шаталовку видимо-невидимо понаехало, как бы они оттуда в Березовку опять не нагрянули…

– Надежда Яковлевна пишет, что это не так уж опасно. – Федор Иванович несколько раз медленно провел ладонью по лысой голове. – Сейчас у них в деревне посторонних никого нет, так что если немцы явятся, никто вас не выдаст. Надо только вести себя спокойно, не вызывать у немцев подозрений: по сараям и чердакам не прятаться, не устраивать скандалов и не петушиться… В общем, во всем будете слушать Надежду Яковлевну, – добавил он, помолчав, – в случае опасности – скроетесь сюда.

– Надежду Яковлевну?.. А разве вы не перейдете в деревню вместе с нами? – в один голос воскликнули удивленно мальчики и беспокойно заерзали на скамейке.

– Наведываться, конечно, буду, но все время мне сидеть там нечего.

– Тогда и нам – нечего! – вскочил Сергей.

– Вот что, друзья, не будем спорить: идти в деревню вам необходимо. До весны мы отсюда никуда не двинемся, а сидеть в лесу – вам радости мало, да и опасно: могут быть облавы.

– Мы без вас – никуда! – решительно заявил Сергей.

– Правильно! Никуда! – поддержал его приятель.

– Знаю, знаю, – продолжал Сергей, заметив отрицательный жест капитана, в голосе его послышались жалобные нотки: – Вы хотите нас отправить, чтобы одному потом на диверсии ходить! Чтобы мы вам не мешали? Да?

– Ничего не выйдет! – выскочив из-за стола, шумел Илья, не давая Беляеву рта открыть. – Ничего не выйдет! Ишь какой хитрый.

– Федор Иванович, неужели мы вам мешали? – упрекнул Сергей. – Неужели вам одному будет лучше?

Капитан выслушал ребят серьезно, внимательно, только в глубине запавших глаз его играла едва заметная снисходительная улыбка. Когда мальчики утихли, капитан, придав своему лицу разочарованное и опечаленное выражение, негромко сказал:

– Выходит, ошибся я в вас. Плохими вы оказались друзьями.

– Как это? – обиделись мальчики.

– А так. Раз вы подозреваете человека в дурных мыслях и желаниях, значит, вы ему не друзья.

– Ничего мы не подозреваем, – пробормотал Сергей.

– Что уж там оправдываться! – махнул рукой капитан. – Сами же только что говорили, что я, дескать, и бросить вас хочу, и с рук сбыть, чтобы не мешали. Выходит, обо мне вы самого скверного мнения. А я-то думал!..

– Ничего вы не думали! Все это вы нарочно говорите, чтобы мы согласились одни в деревню идти. Что мы, маленькие, не понимаем, что ли!..

Федор Иванович нахмурился.

– Это еще раз подтверждает, что я серьезно в вас ошибся. Вы за каждым моим словом предполагаете скрытую хитрость, желание вас обмануть. – Он вздохнул и отвернулся. – Не ожидал! Что ж, в таком случае нам не о чем больше разговаривать. Поступайте как знаете.

Прошло минут пять тягостного молчания. Беляев подбросил в печь и улегся на нары. Мальчики, сидя за столом, перешептывались.

– Федор Иванович, а можно нам из деревни сюда к вам приходить? – первым заговорил Сергей.

– Ну, что вы обиделись! – примирительно сказал Илья. – Мы же так просто… Имеем же мы право высказывать свою точку зрения.

– Высказывайте, кто вам мешает, – холодно заметил Беляев.

– Вот я и говорю, – Илья пересел на край нар у ног капитана, – так и быть, мы согласны пока что пожить в Березовке, только чтобы каждый день сюда бегать.

– Это зачем?

– К вам.

– Меня здесь не будет.

– Не будет! А куда вы?

– Это теперь для вас не имеет значения, – произнес капитан, делая вид, что продолжает сердиться.

Но мальчуганы, всерьез обеспокоенные его словами, мигом забыв оскорбленное самолюбие, вскочили на нары и принялись его тормошить.

– Федор Иванович! Что вы на самом деле! – воскликнул Илья. – Шуток не понимаете!

– Неужели не скажете, куда пойдете? – приставал с другой стороны Сергей. – Вы же сами нам говорили, что между настоящими друзьями ссор из-за пустяков не бывает. А разве мы не настоящие?..

Беляев сказал, что завтра он уходит к партизанам.

– Ни-ни-ни! – остановил он ребят, у которых при этом известии загорелись глаза. – И думать забудьте! С собой не возьму.

Несмотря на отчаянные мольбы и клятвы подростков, капитан категорически отказался вести с ними разговор на эту тему. Не сказал ни слова он и о том, как можно будет его найти в случае необходимости.

– Я к вам часто наведываться буду, – пообещал он.

– А вдруг – немцы? А вдруг мы какие-нибудь секретные-пресекретные сведения узнаем, тогда как? – настойчиво домогался Илья.

– Надежде Яковлевне расскажете.

Утром, когда стали готовиться в путь, Сергей намекнул, что неплохо было бы имевшийся у них лишний револьвер подарить Тимофею, как вожатому пионерского отряда.

Выслушав его, капитан неопределенно откашлялся:

– Это так, – сказал он, помолчав. – Но дело в том, что вам придется самим сейчас сдать мне все оружие.

– Как?.. И пистолеты?

– И пистолеты!

– Как же мы тогда? – пробормотал Илья.

Федор Иванович ласково обнял их за плечи.

– Эх, хлопцы, хлопцы! – тихо и проникновенно произнес он. – Если хотите знать, мне даже… стыдно брать у вас это оружие: оно ваше по праву. Оно вырвано вами у врага! Но ничего не поделаешь, сами знаете, какое сейчас серьезное время: гитлеровцы подходят к Москве! Долг наш здесь, в тылу врага, изо всех сил помогать Красной Армии. Каждая добытая нами винтовка, автомат, пистолет должны стрелять по врагу. Понимаете – не лежать, а стрелять! Уничтожать проклятых захватчиков!

– А разве мы сами не можем стрелять? Не можем уничтожать? – воскликнул Сергей.

– Сейчас зима на носу. Морозы начнутся, снегу навалит по пояс, попробуй тогда побегать по лесам! Жуткая вещь! В такое время только очень сильные люди могут действовать. Я даже боюсь, как бы меня самого оттуда, – он качнул головой куда-то в сторону, – назад не турнули.

– Ну да, вас-то? – недоверчиво покосился на него Илья.

– А что, очень свободно! Иду и боюсь. Зачем, скажут, нам колченогие?

В тот же день поникшие ребята распрощались с капитаном на опушке леса.

– Ничего, – хриплым голосом утешал Сергей приятеля, вытирая слезы. – Федор Иванович от нас не уйдет, он не такой, не бросит. А оружие мы себе еще добудем.