Текст книги "Дневник Кости Рябцева"

Автор книги: Николай Огнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Понимает меня один Сергей Сергеич. Но он все молчит. Когда я пытался ему излиться, как Никпетожу, – он только пожал плечами и сказал:

– Действуй, как прежде: только обдумывай.

И больше я от него ничего не добился. А меня то злость обуревает, то какая-то дурацкая тоска: одному все-таки пробиваться трудно, и только и есть утешение, что я верен принципу и гну марксистскую линию.

8 ноября.

Сижу и жду Октябку и Курмышку. Они сейчас должны прийти, и мы вместе пойдем на квартиру к Махузе Мухаметдиновой. Если правда, что говорят про Махузю и ее отца, то это – дело очень серьезное. Но мне все-таки как-то не верится.

10 ноября.

Сейчас была Сильва и только что ушла. Я лежу в постели с завязанной головой. Это было целое похождение, словно я какой-нибудь Гарри Ллойд.

Когда Октябрь и Курмышкин пришли, мы отправились в поход, причем я захватил с собой на всякий случай свисток. Самое трудное было – проникнуть в дом.

Ворота были заперты. Мы принялись стучать. Сначала нам никто не отпирал, потом за воротами послышался голос:

– Кто?

– Мухаметдинов здесь живет? – спросил я.

– Здесь, а на что?

– Нужно, отоприте, – ответил я и локтем подтолкнул ребят: мы еще раньше уговорились, чтобы они, как только отопрут ворота, сейчас же юркнули туда.

– Кто такой? – спросили из-за ворот, помолчав. Голос был женский, но басовитый, так что я раньше подумал, что мужчина.

– Отворите, телеграмма, – сказал я, нажав на скобу. Через некоторое время мы услышали, что отодвигают засов. Звякнула цепочка.

– Лезь и снимай цепочку, – шепнул я Курмышке. Он сейчас же юркнул в образовавшуюся щель.

– Куда, куда? – послышался голос. Но Октябрь тоже влез в калитку. Послышалась возня, и калитка распахнулась.

– Что нужно? Что нужно? – кричала, наступая на меня, какая-то высокая старуха, вся в темном. Я оттолкнул ее и бросился вперед. У самой двери я, по уговору, сунул в руки Октября свисток, к Октябрь остался снаружи, а Курмышкин следовал за мной. Дверь была не заперта, что мы рассчитали еще раньше: ведь выйдет же кто-нибудь отворять.

Мы быстро пробежали через кухню: в кухне горела керосиновая лампочка, а в следующей комнате было темно и тесно.

– Здесь живет Мухаметдинов? – крикнул я.

В ответ послышалось тяжелое дыхание, и откуда-то из коридора вывалилась целая туша в ермолке.

– Что надо? Кто такой? – спросила туша хриплым голосом.

– Форпост, – ответил я. – У вас дочка есть – Махузя?

– Какой пост? Кто такой? Пошел вон! – захрипела туша.

– Ну, скорей, – сказал я. – Мы получили сведения, что вы, гражданин, намереваетесь продать ее в жены какому-то Хабибуле Акбулатову. Правда это – или нет?

Где-то в глубине квартиры началась суматоха; я оглянулся и не заметил около себя Курмышки.

– Да кто такой? – еще пуще захрипел толстяк в ермолке, дрожащими руками зажигая лампу. – Какое право имеешь ходить в чужую квартеру? Кто такой?

– Передовое укрепление, – ответил я. – Ну, где Махузя, говори скорей, а то мне некогда…

– Махузя уехала в Касимов, – ответил толстяк. Тут я его разглядел: у него было толстое и жирное лицо с узенькими глазами.

– Врет! Она здесь! – раздался звонкий голос. Из-за толстяка вывернулся Курмышка. – Она в той комнате сидит и ревет.

– Ага, значит, вы врете, гражданин? – сказал я. – Тут нужно выяснить, с какой целью. Предъявите мне сейчас же Махузю.

– Откуда? Кто такой? – надвигаясь на меня, бессмысленно повторял толстяк. Тут я заметил у него в руке железный прут.

– Нужно покончить с этим вопросом, – сказал я. – Здесь тебе не Узбекистан, да и там теперь запрещают. Сейчас же давай Махузю, а не то милицию позову.

В это время Курмышка появился вновь, но уже не один: он тащил за руку Махузю.

– Ага, Махузя, – обрадовался я. – Тебя насильно держат?

– Хотят в жены… продать, – всхлипнула в ответ Махузя.

– Ну, не продадут, – ответил я и услышал во дворе пронзительный свист. – Пойдем со мной отсюда.

– Разбойники! Бандиты! Милиция! – закричал вдруг с каким-то привизгиванием толстяк.

– Сам бандит, – ответил я, схватил Махузю за руку, но в тот же момент у меня в глазах сверкнуло, что-то тяжелое упало на голову – и дальше я ничего не помню.

Октябка вчера рассказывал, что, когда он остался во дворе, старуха все время нападала на него, но он увертывался. А потом, так как я долго не выходил, то он решил дать свисток. Старуха испугалась свистка и спряталась. Тогда Октябка бросился на улицу и на перекрестке встретил мильтона; рассказал ему все, мильтон пришел, но меня нашли уже без чувств, а толстяк совсем скрылся из дому.

Махузю взяли в милицию, и там она подтвердила, что ее действительно продали какому-то «горячему старику» и он должен был увезти ее куда-то «далеко-далеко»… Отец ее жил с мачехой (той самой старухой), которая ее постоянно колотила, а сказать об этом кому-нибудь Махузя боялась. Сказала только одной из наших пионерок. (От этой девочки и началось мое расследование.)

Меня отправили в больницу, и там я уже пришел в себя.

Несмотря, что Сильва пришла меня проведать и мы очень хорошо обо всем поговорили, – я решил теперь сам просить, чтобы меня сняли с пионерской работы.

Очень трудно одному.

11 ноября.

Сейчас ушел от меня Иванов. Он заходил на минутку и сказал, что я поступил правильно.

– Все-таки, Иванов, снимайте меня с пионерской работы, – попросил я. – Трудно, понимаешь?.. Я теперь вижу, что я индивидуалист и что больше приношу вреда, чем пользы.

Иванов помолчал.

– Вот что. Оставайся, – сказал он, барабаня пальцами по столу. – Это споначалу трудненько, теперь легче будет. Тебе Громбах обещал помочь.

Громбах – это Сергей Сергеич.

От радости я готов соскочить с постели и побежать в школу.

Но в комнате сидит папанька, кроит пальто и всячески меня отчитывает за то, что я ввязываюсь не в свои дела.

1925-1926