Текст книги "Забайкальское казачество"

Автор книги: Николай Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 49 страниц)

Много сведений уплывало к японцам из-за нашей болтливости, неумения сохранять военную тайну непосредственно из штабов, наводненных иностранными военными агентами и китайской прислугой.

В то же время в японских штабах данные о русских собирались скрупулезно и все держали в тайне, даже от таких доброжелателей, как Гамильтон. Если иностранный военный агент считал русские силы по количеству сотен, батальонов, забывая, что эти сотни и батальоны далеки от штатного состава, то японцы этот счет вели по шашкам и штыкам. Не доверяли японские штабисты иностранным военным агентам и сведения о численности своих войск, потерях и тем более о намерениях. Как уплывали важные сведения из русского штаба, хорошо описал АЛ. Игнатьев в книге «Пятьдесят лет в строю».

А вот что писал Эллис Бартлетт, английский военный агент, находившийся при армии Ноги, в своем труде «Осада и сдача Порт-Артура»: «Японцы обладали удивительной способностью скрывать свои силы. Если бы меня спросили в любой период осады, сколько у японцев войск под Порт-Артуром, я не мог бы ответить даже приблизительно. Я знал наперечет все дивизии, бригады, полки, но когда дело доходило до определения численности, я мог указать только их мирный состав».

Можно с большой уверенностью сказать, знакомясь с документами тех лет, что вся глубинная разведка в Русско-японской войне велась за счет китайских агентов.

Любой русский разведчик, проникнув с огромным трудом в расположение японцев, всегда расстреливался. Всю Россию обошла весть о русском солдате Рябове, который, переодевшись в китайца, ушел в тыл к японцам, был пойман и принял геройскую смерть, чем восхитил уважающих храбрость японских солдат и офицеров.

Другое дело японец – прицепив косу и выбрив лоб, зная чуть-чуть китайский язык, нравы и обычаи местного населения, он легко мог сойти за китайца и разгуливать, пользуясь беспечностью и незлобивостью нашего солдата, по расположению русских войск, торгуя курами и чумизными лепешками.

В Русской армии в разведку к японцам шли добровольцы. Среди офицеров казачьих частей считалось особой доблестью участвовать в разъезде, отправляющемся в глубокую разведку. При этом никакого вознаграждения они не требовали, а честно и добросовестно выполняли свой долг, руководствуясь только одним принципом – «надо».

Критики казаков, такие, как Э. Тетгау, Л. Нодо, Гамильтон и другие, уже названные и не названные мной, осуждали казаков не только за «неумение вести разведку», но и за «неумение действовать в конном строю».

Но о каком конном строе могла быть речь при боях на такой местности, о которой уже упоминалось? Разве можно было атаковать «лавой» по глубокому ущелью, пересеченному множеством ручьев и речек, дно которых покрыто камнями, и лошади могли идти по воде только осторожно и медленно, нащупывая себе дорогу!

При всех недостатках, имевшихся в казачьих частях и выявившихся в ходе боев на перевалах и отступления к Ляояну и Мукдену, они со своей задачей справились. Большего требовать от них было нельзя.

Казачья бригада генерала Мищенко располагалась на отдыхе за Ляоянскими позициями. Люди и кони отдыхали, казаки сменили истрепавшееся обмундирование на новое, готовились к предстоящим боям.

Воздавая должное самоотверженной службе казаков, их подвигам совершенным в боях на перевалах, командующий Маньчжурской армией генерал А.Н. Куропаткин назначил на каждую сотню по 5 Знаков Отличия Военного ордена, дополнительно к тем трем, которые были пожалованы за поход в Корею и бой у Чончжу.

Для вручения наград командующий прибыл на бивак отряда лично.

По этому случаю 9 августа в 8.00 состоялся парад частей отдельной Забайкальской казачьей бригады. Военный корреспондент В. Апушкин, присутствовавший на этом торжестве, поместил в газете «Правительственный вестник» статью, в которой писал: «…казачьи полки и батареи выстроились лицом к Ляояну. Стоят боевые полки, которые в течение шести месяцев были в непрерывных боях. Казаки взволнованны. Над фронтом веют значки разноцветные с желтыми, зелеными, белыми каймами. В темных кожаных чехлах стоят знамена. Ветер раздувает ярко-желтый флаг генерала Мищенко.

В назначенный час генерал Мищенко выехал на коне впереди войск и скомандовал „Шашки вон!“, после чего повернул коня и поскакал навстречу командующему армией.

Во главе большой свиты тихо едет к полкам генерал-адъютант Куропаткин. Придержал коня, принял рапорт и направился к правому флангу, здоровается с частями… Объезд закончился. Шашки вложены в ножны. Командующий армией приказывает генералу Мищенко вызвать награжденных казаков вперед. „Вперед, предназначенные к награждению казаки!“ —дает команду Мищенко.

От строя стоящих полков отделяются всадники. Их много. Они едут кучно и выстраиваются к фронту строя. Это сотни храбрейших из храбрых. „С коней!“ – дает команду Куропаткин и сам слезает с коня. Награждение начинается с правого фланга, где находится желтый значок генерала Мищенко… „Именем государя императора жалую тебе Знак Отличия Военного ордена четвертой степени – третьей степени“.

В строю награжденных стоят русские и буряты, немало тех, кто уже имеет Знак Отличия Военного ордена за поход в Китай, Русско-турецкую войну, за походы по степям Средней Азии.

Вручив награды и поздравив награжденных, командующий армией провозглашает „ура!“ сначала во славу государя императора, потом во славу новых Георгиевских кавалеров. „Ура!“ – широкой волной прокатилось по полкам, смешиваясь со звуками гимна и туша. „К параду!“ – приказывает командующий генералу Мищенко. Виновникам торжества командуют: „Слева по три, рысью!“ – и отводят их вглубь поля. Там они снова выстраиваются в одну шеренгу.

Свита Куропаткина выстраивается на фланге строя „кавалеров“.

Генерал-адъютант Куропаткин поднимает коня в галоп и скачет навстречу идущему уже церемониальным маршем головному полку… становится сам во главе парада и ведет его мимо шеренги простых казаков, награжденных Георгиевскими крестами.

Пройдя вдоль всей шеренги… Куропаткин становится впереди своей свиты и пропускает мимо себя участвующие в параде части.

Первыми идут верхнеудинцы под командой бывшего конного гренадера полковника А. П. Левенгофа.

Маленькие косматенькие лошадки после шестимесячной службы в горах идут славно, бойко и ходко. Сотни хорошо держат равнение.

Едва прошла 1-я сотня… как вслед ей звучит команда „Песенники, вперед!“. Запевалы выскакивают вперед, и через мгновение звучит казачья песня.

За верхнеудинцами идут читинцы. За читинцами – аргунцы во главе с полковником Трухиным.

За полками пошли батареи: сперва казачья, потом конно-горная.

Все прошли, всех похвалил, всех поблагодарил командующий. Теперь очередь за теми, для кого был парад. Перестроившись повзводно, они проходят мимо командующего, грянули еще раз „рады стараться“ и рассыпались по полю на марш-марш, догоняя свои части.

Парад закончился. Командующий жмет руку генералу Мищенко, благодарит его за службу.

Обращаясь затем к ряду иностранных военных агентов, он говорит им по-французски: „Вы видели? Перед вами прошли части, которые без отдыха, без смены работали полгода. И они готовы работать снова“.

Представители иностранных армий, держа руки у козырьков, молчаливо наклоняют в ответ свои головы».

Сам генерал Мищенко, имевший орден Святого Георгия за поход в Китай, не был награжден, хотя менее заслуженные и менее известные генералы и офицеры, а то и вообще мало что сделавшие для России в этой «ненужной» войне, награждались щедро.

Куропаткин ревниво относился к славе и популярности генерала Мищенко, которой он пользовался у своих подчиненных в Маньчжурской армии. Личная скромность и независимость суждений, неумение подстраиваться под настроение начальника, несогласие по некоторым принципиальным вопросам с его мнением – другая причина холодного отношения Куропаткина к генералу Мищенко, в глаза называвшего генерала «наш милый Мищенко», а за спиной старавшегося всячески принизить его заслуги. Признавая, что отдельная Забайкальская бригада работала неутомимо и что ей он обязан ценными сведениями о противнике, Куропаткин, по словам генерала О.К. Гриппенберга, хотел отстранить Мищенко от командования «за чрезмерное утомление отряда».

Разлад между командующим и одним из его лучших генералов еще больше усилился после того, как на одном из обедов, куда был приглашен Мищенко, они не сошлись во мнении о русском солдате и офицере в эту войну.

Оправдывая свои постоянные неудачи, Куропаткин всю вину за это возложил на первых тружеников войны – солдат и офицеров частей, непосредственно сражавшихся с японцами, сказав, что он «ошибся в русском солдате и офицере: они стали хуже, слабее за 27 лет, истекшие со времени Русско-турецкой войны».

При общей угодливой поддержке и одобрении свиты Куропаткина этого вывода диссонансом прозвучали слова Мищенко о том, что причина неудач не в солдате и офицере, а в тех больших начальниках, которые руководят ими.

Личность Куропаткина как главнокомандующего и главного действующего лица Маньчжурской армии волновала не только газетчиков, критиков от разных политических движений, но и офицерский корпус, разделившийся по этому вопросу на два лагеря: одни ругали его, как только можно, другие видели в нем мудрого полководца, имеющего свой, никому не известный план ведения войны, а временные неудачи относили за счет других факторов, не связанных с именем Куропаткина.

Скромный армейский офицер, храбро воевавший в Русско-турецкую войну под командованием генерала Скобелева, отличившийся во время похода русских войск в Азию, поднявшийся до вершины военной власти в России, Куропаткин не оправдал возлагаемых на него надежд. Если большая часть офицеров и общественности встретила назначение Куропаткина главнокомандующим Маньчжурской армии с воодушевлением, то те, кто близко знал его, относились к нему отрицательно. Военный авторитет, генерал Драгомиров, назвал Куропаткина «…скрытой ловкой бездарностью».

К сожалению, в то время другой кандидатуры на этот пост не нашлось.

Его нерешительность в руководстве войсками, неумение организовать их взаимодействие, постоянные колебания при принятии решения, недоверие к подчиненным, неверие в русского солдата и офицера, мелочная опека, сковывающая инициативу командиров корпусов и отрядов, привели Маньчжурскую армию к Ляояну. Отступая к Ляояну не под воздействием превосходящих сил противника, а в результате ошибочного решения – дать генеральное сражение на его укрепленных позициях, Русская армия потеряла веру в победу, моральный дух ее был надломлен.

Полководец, который боится разумного риска, обречен на постоянные поражения. Таким был А.Н. Куропаткин.

6. Забайкальские казаки в боях под Ляояном

Решив дать под Ляояном генеральное сражение с целью, если не изменить ход ведения войны, то хотя бы прекратить дальнейшее отступление, русское командование заблаговременно подготовило три укрепленные оборонительные позиции: первая – арьергардная, вторая – передовая, третья (между ними. – Примеч. ред.) – главная.

Общая глубина трех позиций составляла 21–26 км. Каждая позиция в зависимости от своего предназначения имела соответствующее инженерное оборудование: от окопов неполного профиля и незначительных искусственных препятствий – на первой, до земляных фортов с гарнизоном в две пехотные роты, усиленных пулеметами, пушками и различными заграждениями («волчьими ямами», рвами, фугасами, проволочными сетями), – на главной.

В то же время фланги оборонительных рубежей не были обеспечены, поэтому противник мог обойти их, а район резервов у железнодорожной станции и сам город находились под огнем японской артиллерии.

К 10 августа русская Маньчжурская армия сосредоточилась на арьергардной позиции в 30 км от Ляояна, имея в своем составе Восточную и Южную группу войск, армейский резерв и отряды по охране флангов.

Численное превосходство было на стороне русских по всем показателям, кроме конной и горной артиллерии, соотношение которых составляло соответственно 1: 6 и 1: 4 в пользу японцев. Против 153 русских эскадронов и казачьих сотен японцы выставили 33 своих эскадрона, т. е. соотношение 4,5:1. Общее соотношение сил и средств составило к 10 августа 1,3:1 в пользу Русской Маньчжурской армии.

Восточная группа находилась под общим командованием командира 17-го армейского корпуса генерала от кавалерии барона А.А. Бильдерлинга и занимала позицию по линии Ляньдясань, Анпилин и далее до реки Тайцзыхэ, имея в резерве, в районе Ляояна, 17-й армейский корпус. Протяженность позиции – 32 км.

Южная группа под командованием командира 4-го армейского корпуса генерала Н.П. Зарубаева развернулась на Айсянзяньском участке, протяженностью 15 км. В ее состав вошел 1-й Сибирский армейский корпус генерала Г. К. Штакельберга.

Общее руководство обеими группами осуществлял генерал А.Н. Куропаткин.

Конная группа – 1 – я Забайкальская казачья бригада (1-й Верхнеудинский, 1-й Читинский, 1-я Забайкальская казачья батарея) вместе с 17-м армейским корпусом – составили общий резерв и располагались по обе стороны железной дороги в Ляояне.

Армейский резерв – 5-й Сибирский корпус – находился в Мукдене.

Такое развертывание войск объяснялось застарелой болезнью, поразившей русское командование, и в частности Куропаткина, – боязнь обхода противником флангов и захвата ими железной дороги – единственного пути снабжения Маньчжурской армии.

Кроме того, большое количество войск находилось в резерве корпусов. Например, в 10-м армейском корпусе генерала К.К. Случевского в боевой части насчитывалось 19 батальонов, 28 орудий, 10 сотен и эскадронов, а в резерве – 13 батальонов и 82 орудия.

Решительные наступательные действия не предполагались, поэтому распределение сил и средств между боевой частью и резервом соответствовало оборонительным целям.

В этих условиях части Забайкальского казачьего войска, кроме уже указанной 1-й Забайкальской казачьей бригады Мищенко, были распределены следующим образом: 1 – й Аргунский полк вошел в состав 5-го Сибирского корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Л. М. Дембовский; 2-й Верхнеудинский полк – в состав 4-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Зарубаева; 2-й Читинский полк находился в 3-м Сибирском армейском корпусе генерал-лейтенанта Иванова. Все эти казачьи части вошли в состав корпусов в качестве корпусной конницы.

2-я Забайкальская казачья бригада (2-й Нерчинский, 2-й Аргунский полки) под командованием генерал-майора Г.П. Любавина, заменившего раненого генерала Ренненкампфа, прикрывала дороги, ведущие от левого фланга армии в Мукден, и наблюдала течение реки Тайцзыхэ на участке от Саканя до Сяосыря.

2-я Забайкальская казачья батарея вошла в состав 1 – го Сибирского армейского корпуса, 3-я – в Сибирскую казачью дивизию генерал-майора A.B. Самсонова, а 4-я казачья батарея – в 17-й армейский корпус.

Русское командование сначала предполагало вести оборонительные бои на арьергардной позиции, затем на передовой и, наконец, на главной, выигрывая время для подхода резервов из глубины страны.

Японское командование, наоборот, ставило наступательные задачи перед своими войсками – и, больше того, цель окружить и разгромить Русскую армию.

1 – я японская армия была развернута против Восточной группы, и она же предназначалась для обхода левого фланга русских, 2-я армия Оку – против Южной группы и обхода правого фланга Русской Маньчжурской армии; 4-я армия, взаимодействуя с 1-й и 2-й армиями, должна была наступать в центре против разрозненных мелких отрядов русских, находящихся на 23-километровом фронте между Восточной и Южной группами.

7 августа очередной штурм Порт-Артура, предпринятый армией Ноги, был отбит гарнизоном крепости.

В ночь на 12 августа по приказу маршала И. Ойямы три японские армии перешли в наступление, атаковав сначала гвардией слабозащищенный фланг 3-го Сибирского армейского корпуса, введя в заблуждение Куропаткина относительно направления главного удара. На участке 10-го армейского корпуса сохранилось полное затишье, и только в ночь на 13 августа главные силы Куроки обрушились на него и 3-й армейский корпус. После упорного сопротивления передовые части русской пехоты 10-го армейского корпуса вынуждены были отойти в долину реки Танхэ, очистив Анпилинский участок.

На участке 3-го армейского корпуса японская гвардия попала под удар русских резервных частей и обратилась в бегство. Попытки Куроки наступать в стык правого и левого боевых участков корпуса была пресечена картечным огнем русских батарей. Все атаки были отражены. 1-я армия Куроки находилась на грани разгрома, но, вместо того чтобы двинуть резервы и контратаковать противника, Куропаткин приказал отвести войска Восточной группы на передовую позицию. Такой же приказ получила Южная группа, оставив Айсянцзяньский участок обороны без боя. Из горных районов боевые действия переместились на равнину.

Накануне второго этапа Ляоянской операции численность боевых частей Маньчжурской армии также превышала японские силы, однако Куропаткин и на этот раз решил дать оборонительный бой и только при благоприятных условиях его перейти в наступление правым флангом.

1-я Забайкальская казачья бригада генерала Мищенко 15 августа была поднята по тревоге и получила приказание немедленно перейти в центр Ляоянской позиции, к деревне Таэртунь, для поддержки пехоты.

Прибыв ночью в указанное место, бригада разместилась за пехотой и приступила к ведению разведки, во время которой казаки стали нести потери от огня противника.

Впереди русских позиций находились бескрайние поля гаоляна. Казачьи разъезды, ничего не видя и не слыша, так как гаолян был выше роста человека и даже при легком ветре издавал сильный шум, двигались по этим зарослям на виду у японцев, засевших по ту сторону долины, на скатах высот. По отлично наблюдаемым сверху казакам-разведчикам немедленно после обнаружения открывался огонь из орудий, пулеметов, винтовок. Кроме потерь, эти разведки ничего не дали.

1-я Забайкальская казачья батарея 16 августа в 6 часов вечера заняла позицию у деревни Сандяцзы и обстреляла японскую батарею, заставив ее замолчать, а потом перенесла огонь по резерву пехоты противника, изготовившемуся к наступлению. Фланговый шрапнельный огонь рассеял пехоту, которая понесла большие потери.

 В этот же день, 16 августа, согласно диспозиции Маньчжурской армии № 2, Отдельной Забайкальской казачьей бригаде (11 сотен) и 1-й Забайкальской казачьей конной батарее (6 орудий) с приданными частями (Уральская казачья бригада – 10 сотен, 20-я конная батарея – 6 орудий) предписывалось стать у деревни Улунтай и охранять правый фланг армии к западу от железной дороги до реки Тайцзыкэ, на фронте деревень Синлунтай-Танван, поддерживая связь с отрядом в Сяобейхэ.

Пока отряд генерала Мищенко следовал к указанному месту, деревня Улунтай оказалась занятой сильными японскими частями.

Захватив соседнюю деревню Шихуйчен, две спешенные сотни: 5-я 1-го Верхнеудинского полка и 3-я 1-го Читинского полка, расположились на окраине ее в готовности к наступлению на Улунтай. Резерв находился к северу от Шихуйчена. 1 – я Забайкальская казачья батарея заняла огневую позицию на площади деревни, так как вокруг были гаоляновые поля.

На фланги боевого порядка были высланы разъезды: к западу – от читинцев, а к востоку – от 2-й сотни верхнеудинцев, вошедшей в связь с 1-м Восточно-Сибирским полком.

Однако попытка 2 сотен подойти к Улунтаю с целью разведки не увенчалась успехом. Единственное, что удалось выяснить, так это то, что у японцев нет артиллерии, но есть пулеметы.

1 – я Забайкальская казачья батарея сильным огнем обстреляла занятую японцами деревню, подготавливая атаку ее всем отрядом.

Но японцы опередили казаков и сами перешли в наступление на Шихуйчен, пытаясь улучшить свое положение на правом фланге армии. Казаки сражались храбро, но под воздействием превосходящих сил противника вынуждены были отойти. Японцы заняли Шихуйчен.

На помощь забайкальцам подошли казаки Уральского полка. Спешившись, они атаковали Шихуйчен, и после короткого, но ожесточенного боя японцев удалось выбить из деревни.

Оставив в деревне сильную сторожевую заставу, отряд отошел на ночь в другую, расположенную в 2 верстах от Шихуйчена.

На рассвете 17 августа японцы атаковали передовые позиции русских, сначала на правом фланге 3-го Сибирского корпуса, захватив ряд высот, расположенных южнее и юго-западнее Цофантуня, а в 10 часов утра – на участке 1-го Сибирского корпуса, между деревнями Маэтуньи Синлитунь.

Овладев деревней Чжуцзяпуцзы, 6-я японская дивизия создала угрозу обхода правого фланга 1 – го Сибирского корпуса.

Первыми вступили в бой с японскими обходящими частями казаки Мищенко, захватившие деревню Шуйцуянь, расположенную в густом гаоляне. Против отряда наступала бригада японской пехоты с артиллерией и конницей Акиямы. Попав под огонь пехоты и конницы, отряд Мищенко отошел назад, к деревне Танчжуанцзы, в 4 верстах уступом за флангом 1-го Сибирского корпуса, где казаки спешились и вступили в бой с японцами.

По воспоминаниям А.А. Игнатьева, когда он был послан генералом Харкевичем в 1 – й Сибирский корпус предупредить там начальника боевого участка полковника Леша о скором прибытии барнаульцев для контратаки обходящего противника, последний пожаловался ему: «Нас так подвел Мищенко! Отступил и даже не известил, а у меня в резерве нет ни одной роты!»

Упрек забайкальцам был высказан несправедливо: во-первых, они отступили под давлением превосходящих сил и с боем, который наблюдал Леш; во-вторых, и в этом, по всей вероятности, и кроется причина – нескольким малочисленным казачьим сотням необходима была пехотная поддержка, но резервов у Леша уже не было, а сражаться в 3-метровом гаоляне казаки не могли, опасаясь быть окруженными и уничтоженными; в-третьих, Лешу достаточно было завернуть свой фланг боевого участка, чтобы примкнуть к левому флангу отряда Мищенко.

На помощь урало-забайкальцам из резерва подошел 12-й Барнаульский полк с 2 батареями и решительной штыковой атакой выбил японцев из Чжуцзягтуцзы. Этому способствовал и стойкие действия казаков, остановивших японские цепи, и огонь 2 казачьих батарей (1-й Забайкальской и 20-й приданной) под руководством полковника Гаврилова.

В течение двух дней, 17 и 18 августа, отряд Мищенко прикрывал правый фланг армии у деревни Шуйцуян, не допустив обхода его японцами. Две батареи отряда обрушивались на японскую пехоту, как только та пыталась атаковать. Густой гаолян мешал и русским, и японцам, особенно при ведении разведки. Казачьи разъезды то и дело нарывались на японские заставы, встречались внезапно с разведкой противника, а начавшиеся дожди превратили вдобавок ко всему взрыхленные гаоляновые поля в сплошное болото. Движение по нему изматывало казаков физически, а постоянная угроза внезапного нападения и непроходящее чувство опасности окружения – морально.

18 августа 5-я сотня 1-го Верхнеудинского полка нос к носу столкнулась с эскадроном японских драгун; спешившись, они открыли друг по другу сильный, беспорядочный огонь, но больше ничего не смогли сделать ни те ни другие.

К концу дня 17 августа все атаки японцев на 1-й и 3-й Сибирские корпуса захлебнулись. Потеряв убитыми и ранеными 5100 человек, противник отошел на исходные позиции. Потери русских составили 3100 солдат и офицеров убитыми и ранеными.

Английский военный агент при японской армии генерал Гамильтон писал впоследствии: «Штаб Куроки испуган, японцы отступают. Еще напряжение, и русские разрезали бы армию Куроки надвое, расстроив транспорты армии…»

Однако немедленного контрнаступления русских не последовало. Воспользовавшись этим, утром 18 августа перешла в наступление 2-я армия Оку. 6-я японская дивизия, действующая на правом фланге русских позиций, частью сил атаковала в направлении деревни Юйтутунь, Мастунь. Левый ее фланг обеспечивался конным отрядом Акиямы. Противник был встречен стойкой обороной сибирских стрелков и урало-забайкальских казаков, а также яростными контратаками двух батальонов 19-го Восточно-Сибирского полка, которые штыковыми ударами отбросили противника и не дали захватить Мастуньскую позицию. К 15 часам бой затих.

Казаки Мищенко этот бой начали спешенными частями впереди деревни Танчжуанцы; но предпринятые попытки вновь атаковать деревню Улунтай не увенчались успехом. Сил было явно недостаточно, и измученные казаки вернулись на исходные позиции. Отражение наступления японской пехоты и атаки казаков на Улунтай отвлекли часть сил 6-й пехотной дивизии противника от 1-го Сибирского корпуса. В этом их большая заслуга, однако генерал Мищенко избрал пассивный путь противодействия обходу правого фланга 1-го Сибирского корпуса. Вместо того чтобы обороняться, он должен был совершить маневр, выйти во фланг и тыл обходящим частям противника и обрушиться на него всей 21 сотней и тем самым не только остановить противника, но и разгромить его.

Другие части забайкальских казаков во время боев 17–18 августа были распределены следующим образом: 2-я Забайкальская казачья бригада генерал-майора Любавина действовала совместно с частями 5-го Сибирского корпуса и 1 – й Сибирской пехотной дивизией с задачей «охранять левый фланг по линии Бенсиху – Далин и у Синцзянтина». При этом 2-му Читинскому полку была поставлена задача «охранять район к западу до ручья, протекающего от деревни Сандяцзы к деревне Тасы, держа связь с 1 – м Сибирским армейским корпусом». Полк действовал в составе войск 3-го Сибирского корпуса генерал-лейтенанта Н.И. Иванова, обороняющего участок позиции от высот севернее деревни Кудяцзы до дороги от деревни Сычаню к деревне Миндяфан. 2-му Верхнеудинскому полку приказано «стать за северной городской стеной» в составе общего резерва под командованием генерал-лейтенанта Зарубаева, командира 4-го Сибирского корпуса; 1-му Аргунскому казачьему полку в составе войск генерал-лейтенанта Л.М. Дембовского, командира 5-го Сибирского корпуса, предписывалось четырьмя сотнями расположиться севернее деревни Шахэпу… а двумя сотнями казаков на правом берегу реки Тайцзыхэ у города Ляоян; 3-я Забайкальская казачья батарея в составе Сибирской казачьей дивизии генерала Самсонова расположилась восточнее деревни Янцзялинцзы за линией фронта, а 4-я Забайкальская казачья батарея обороняла позиции правого берега реки Тайцзыхэ в составе войск генерала от кавалерии А.А. Бильдерлинга.

В двухдневных боях участвовали только казаки 1-го Читинского и 1-го Верхнеудинского полков.

Пока русские войска успешно обороняли передовую позицию, 1-я японская армия двумя пехотными дивизиями (12-й и 2-й) вечером 17 августа скрытно переправилась на правый берег реки Тайцзыхэ. О переправе этих дивизий русскому командованию стало известно, по официальной версии Главного штаба, только в 9 часов утра 18 августа, когда обе дивизии уже находились на правом берегу и выдвинулись к высотам Санцагоу и Хванкуфен.

В этом обвинили конницу, которая якобы просмотрела начало переправы японцев, сумевших «обратить в паническое бегство части 54-й Русской пехотной дивизии».

Но достоверно известно, что первые сведения о начале переправы японцев через Тайцзыхэ были получены 16 августа от казаков генерала Любавина, – однако им, как и многим прочим донесениям от казачьих разъездов, в Главном штабе не придали значения.

С получением первых, не подтвержденных еще сведений о переправе японцев у Саканя (16 августа) на правый берег Тайцзыхэ, генерал Любавин с 8 сотнями и 4 орудиями занял Бейсиху, а две сотни заняли позицию по берегу реки.

17 августа с началом интенсивной переправы японцев у Бенсиху генерал Бильдерлинг приказал атаковать с тыла переправившиеся части японцев. Однако, вопреки этому приказу, генерал Любавин после незначительной перестрелки, во время которой были ранены 6 казаков и 1 убит, отвел забайкальцев на север к Сяньшанцзы, оставив без боя важный пункт обороны у деревни Бенсиху.

Ограничившись докладом о переправе японцев через Тайцзыхэ и имея в своем подчинении 17 сотен казаков и артиллерию, генерал Любавин распорядился ими бездарно. Вместо того чтобы обрушиться всеми силами на японскую пехоту, переправившуюся через реку, он пассивно наблюдал за переправой.

Таким образом, большие силы конницы, сосредоточенные на левом фланге Маньчжурской армии, оказались бесполезными. Разведку переправы японцев можно было вести и значительно меньшими силами.

Это не лучшая страница в истории Забайкальского казачьего войска.

Между тем две переправившиеся через Тайцзыхэ дивизии японцев особой угрозы для Русской армии на передовой позиции не представляли. Сосредоточенные за правым флангом русских крупные резервы могли нанести мощный контрудар и опрокинуть малочисленные части 1-й японской армии, переправившиеся на правый берег реки, а также разгромить слабый левый фланг японской армии. Некоторые части из резерва начали подтягиваться к левому участку русской позиции, но в который раз победа уходила из рук нашей армии. Куропаткин не изменился.

Еще до получения его штабом донесения о переправе японцев через Тайцзыхэ главнокомандующий в диспозиции № 3 Маньчжурской армии определил: «…если выяснится переправа значительных сил противник на правый берег Тайцзыхэ для обхода нашего левого фланга, я решил для сокращения фронта обороны на левом берегу Тайцзыхэ отвести войска на вторую укрепленную позицию на линии деревень Цзинертунь, Сайванцзы, Чэнцзялинзы, Юйхуанмяо, Эфа и, собрав резерв, атаковать неприятеля на правом берегу реки Тайцзыхэ».

Таким образом, в этой диспозиции еще до начала боевых действий был заложен отступательный смысл. Вынашивался он давно, а воплотился в виде приказав 1 час 15 минут 18 августа, то есть за 8 часов 45 минут до первых известий о переправе японцев через Тайцзыхэ. Куропаткин, отказавшись от решительного сражения, во второй половине дня 18 августа приказал командующим корпусами выполнить диспозицию 13.

Началось очередное отступление Русской армии с передовой позиции на главную. Прикрываясь арьергардами, с наступлением сумерек русские полки потянулись к Ляояну.

Для забайкальских частей эта диспозиция указывала: в боевой части – казакам-забайкальцам генерала Зарубаева (2-й Верхнеудинский казачий полк) совместно с другими частями «оборонять позицию от деревни Цзинертунь до редута „Д“ (вкл.), что у полотна железной дороги, восточнее деревни Вандряшуаншуцзы»; общему резерву – 6 сотням 2-го Читинского полка из общего резерва генерал-лейтенанта Иванова приказано «обойти через город Ляоян и стать за северной стеною»; 4 сотням казаков 1-го Аргунского полка из состава сил генерал-лейтенанта Дембовского «перейти к станции Янтай», а двум другим сотням этого полка «расположиться на правом берегу реки Тайцзыхэ у гор. Ляоян»; коннице – Сибирской казачьей дивизии генерал-майора Самсонова вместе с 3-й Забайкальской казачьей батареей «переправиться на правый берег р. Тайцзыхэ по мосту, что в 2 верстах ниже железнодорожного моста, и перейти к дер. Сахутунь»; казакам генерал-майора Мищенко с отходом 1-го Сибирского армейского корпуса «переправиться на правый берег реки Тайцзыхэ по мосту, что в 2 верстах ниже железнодорожного моста, и отойти к дер. Сайдятунь».