Текст книги "Гусарские страсти эпохи застоя"

Автор книги: Николай Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Сойдет! Форма более-менее выглядит, подходяще! А вот морда! Ах, какая ссадина над бровью, какая шишка на затылке! Ухо ноет, губа опухла....

– Надевай вместо шапки фуражку, – посоветовал Колчаков. – На возьми мою, у нее широкий козырек. Прикроет рукотворное безобразие на твоей физиономии.

Никита подошел к зеркалу, нагнулся и почти прислонился к нему лицом. Вблизи было заметно, что по нему недавно стучали кулаками. Мешки под глазами, легкая щетина на щеках, красные воспаленные глаза, выдавали похмельные муки. Лейтенант отклонился на полметра – стал выглядеть получше. Отошел на три шага – мужчина хоть куда, в полном расцвете сил. Ну, не совсем так, но можно стоять в строю, и не выделяться.

– Эх, где наша не пропадала! Пойдем Мишка, получать порцию взысканий и дендюлей!

– Иди, Донжуан проклятый! Навязался на мою голову! Я что тебе отец-наставник? Еще и койку мою сегодня нагло занял, а я спал на полу. Почему?

– Виноват,– потупил взор Никита. – Исправлюсь.

– Виноват, он! Ладно, пойдем, буду тебя выручать, – вздохнул Шмер, и друзья побрели под моросящим, мелким дождем в давно опостылевший полк.

***

– Бывает, с каждым может такая история случиться! Помню в Кабуле начальник штаба полка, меня на гауптвахту посадил ни за что! Я ему правду сказал: пил с генералом. А зачем это сказал, и как попался, не помню. Очнулся в камере, а что в ней делаю не пойму! – рассмеялся Кирпич. – Мысль даже в голову пришла дурная, а не в плену – ли я у духов?! Вокруг каменный мешок – и тишина! Извини, что перебил, продолжай Никита!

Глава 22.Сладкая месть.

У какого-нибудь злопыхателя, оголтелого пацифиста, или наоборот, абсолютно наивного восторженного и далекого от армии читателя, может создаться превратное представление о ней. Ура – патриот назовет историю пасквилем. Отнюдь. Естественно офицерский корпус – не сборище пьяниц, развратников и сумасбродов, и это не оловянные солдатики, хотя бывают и такие. Военная машина, возможно, сама по себе ржавый бездушный, бессмысленный монстр, но в ней, внутри, служат живые люди. А у них, у каждого есть маленькие слабости. Одни любят женщин, причем всех подряд, своих и чужих. Другие любят выпить, опять же все подряд, что говорит. Третьи обожают охоту, четвертые жить не могут без рыбалки. Пятые спят как сурки сутками, шестые читают литературу и пишут стихи, седьмые продают все что можно, создавая капитал. И так далее, и тому подобное...

Но ввиду того, что события происходили в песках, рыбалки и охоты не было, из основных хобби было три: книги, женщины и водка. Те, кто любил водку – любил водку, а жен этих любителей огненной воды, обожали ценители женского пола. Порой попадались, и такие которые любили службу, дневали и ночевали в казарме. Но этих редкостных экземпляров любили все! Начальство имело их за всякую мелочь, ну а жену службиста, или молодой лейтенант, или туркменский друг семьи. Домой почаще, любезный, надо приходить и уделять внимание супруге.

Таким тупым "по пояс деревянным" олухом был Мирон Давыденко. Не только олухом, но и негодяем. Вернее олухом и не сведущим в семейных проблемах, он лишь казался, делал вид, что не в курсе. Чем больше ему супруга изменяла, тем яростнее и изощреннее, драл он подчиненных – лейтенантов. Может быть, а, скорее всего, именно по этой причине, Мирон был таким злобным.

Я не однократно замечал, что ветвистые рога на голове, никому добродушия не добавляли. Характер портится раз и навсегда, появляется маниакальная подозрительность ко всем потенциальным любовникам, особенно к красавчикам – симпотяжкам и мускулистым "мачо", начинается внимательное вглядывание в глаза, уловки в мелочах, поиски очередного "молочного брата". Вот таким своим особым проницательным взглядом, пронзительным и испепеляющим начштаба осматривал помятые физиономии Ромашкина и Шмера.

Ромашкин дыхнул на Давыденко легким перегаром и начальник, наклоняясь к лицу лейтенанта, злобно спросил:

– Товарищ лейтенант! Что у вас со лбом и бровью? Опять прыгали по кустам? Кто это вам по рогам въехал?

– Никак нет! Никто не съездил. И рогов у меня нет, я их не выращиваю, не приобрел! – насмешливо ответил Ромашкин. – Поскользнулся на глине и ударился о головой, об бордюр. Очень неудачно упал в темноте.

– Вы, пьяны были, наверное, до чертиков! – майор шумно вдохнул ноздрями ароматы, исходящие от офицеров. – Эх, командиры! Ну и амбре! Вас что, неделю в бочке с уксусом выдерживали и вымачивали!

Мишка возбужденно затеребил ухо. Оно сразу покраснело, а на месте пятна зеленки, побагровело. Вдобавок старший лейтенант начал беспрерывно чихать и притопывать на месте во время чихов.

– Шмер! Что вы ведете себя словно прокаженный? Ногами стучите, уши свои зеленые, крокодильи, дергаете, слюной брызжите, весь плац оплевал! Вы же офицер, а не крестьянин! Сельпо!

– Это точно! Я, офицер! Поэтому хамить не позволю! Рядом стоят сержанты, будьте любезны, прекратить нести чушь, товарищ майор! У меня аллергия на тополиный пух и дураков. Не знаю на что сейчас....

– Забываешься старший лейтенант! В нарядах сгною! Объявляю вам выговор за нетактичное поведение! Завтра в караул заступить!

– Ну-ну! П-п-п-оня-т-тно!

– Не понял?! Отвечайте, как положено! Отставить насмешки!

– Да пошли вы товарищ майор, со своими выговорами куда подальше! В воскресенье вытащили из постели с утра пораньше, и на – наказание! Единственный выходной за месяц и тот обделали его!

– Молчать! Марш отсюда. Вон! В-о-о-он!

– Не ори. Я и сам уйду. Пойду, позавтракаю, – ответил Шмер равнодушным тоном и, собираясь уходить, предложил приятелю. – Никита пошли есть.

Давыденко схватил за плечо лейтенанта и приказал Ромашкину оставаться на месте.

– Видите роту в казарму, лейтенант, на беседу! Вы сегодня ответственный, вот и дайте отдыхать другим офицерам!

Мишка досадливо махнул рукой и пошел прочь от казармы в одиночестве.

Через пару минут, когда батальон был распущен по ротам, Ромашкин подошел к курилке, что бы успокоить психующего Шмера.

– Мишка не переживай, пошел он...!

– Это точно! Он туда и пойдет! Если я еще вчера обдумывал трогать или нет Наташку, его беспутную жену, то сегодня решился! Непременно! Обязательно! И чем быстрее, тем лучше! И ты, друг мой, будешь участвовать в оргии. Сто рублей я найду. Заплатим на первый раз. Хотя нет, я думаю, какого черта! За деньги?! Что мы безмозглые туркмены! Бесплатно даст! Еще как даст! Куда она денется! Отомстим за все наши притеснения этому рогоносцу. Эх, лось– рогатый! Вернее мне больше нравится кличка: Мирон-олень!

Мишка повторил последнюю фразу со злорадством и наслаждением.

– Что опять направимся в городской вертеп? – удивился Никита. – Меня там сразу зарежут. Я не поеду.

– Конечно, никуда не поедем. Сами в гости заявимся к Мирону. Как он в наряд заступит, так и отправимся навестить. Давно пора с его женой плотнее подружиться.

Шмер выбросил смятый окурок в замусоренную пепельницу и отправился отсыпаться в общагу, а Ромашкин уныло передвигая не гнущимися ногами, пошел в роту рассказывать об успехах Нацианально-освободительного движения Африки в борьбе с проклятым империализмом.

Время сладкой мести пришло через неделю.

– Никита, подъем! – заорал Шмер громким голосом, прямо над ухом Ромашкина.

Лейтенант, вернувшись из казармы после службы, дремал на диване, не раздеваясь.

– Чего орешь? Отстань! Я всю ночь не спал глаз не сомкнуть, то замполит полка в казарму ввалится, то Рахимов. Под утро Алсынбабаев за чем-то пришел. Каждый по часу бубнил о всякой ерунде. Дежурный по полку три раза ответственных собирал и нотации читал. Надоели!

– Сейчас ты вскочишь с кровати, как будто отдыхал неделю. Обещаю! Мирон в командировку уехал. В Келиту. Минимум на неделю.

– Ну и что? Бежать сломя голову и упереться в запертую дверь его квартиры.

– Дурила! Все на мази, блуд организован на сегодня. Я уже договорился с ней.

– С кем с ней? – сонным голосом промямлил вновь пытающийся заснуть Никита.

– Чудило! С Наташкой! Женой Давыденко! Очнись скотина! Не то пойду один развлекаться! Пожалеешь....

Последняя фраза, окончательно добила, Ромашкина и он укрылся одеялом с головой.

Шмер плюнул, сказал, черт с тобой, и быстро поднялся с дивана. Взводный изо всех сил потянулся до хруста в суставах, и энергично подергал шеей, руками и ногами.

– А я боеготов! – усмехнулся квартирант и резво побежал во двор к крану с прохладной водицей.

Эх, быт! Никаких удобств! Конец двадцатого века, а вода бежит во дворе из ржавой трубы. У калитки стоит покосившийся деревянный домик-туалет с прогнившим полом, того и гляди, развалится, или посетитель этого заведения рухнет вглубь, в зловонную жижу. Да и само жилище выстроено с учетом сэкономленных строительных материалов, того и гляди, рухнет, и погребет под обломками обитателей. Ощущение, что стены держатся на толстом слое штукатурки.

Водичка потекла тонкой струйкой мутной воды в подставленные ладони. Ну, ладно, хорошо, что сегодня хоть слегка течет. Вчера из трубы только хрипы раздавались....

Почистив зубы и ополоснув лицо, Мишка шустро переоделся в спортивный костюм.

– Готов, как штык! – произнес старший лейтенант, энергично имитируя бег на месте.

– А "парня" приготовил? "Штык" настроен? – лениво подал голос из кровати Ромашкин.

– Всегда готов. Где взять вино? Магазин давно закрыт!

– Вино, фрукты, коньяк, возьми из моего сейфа. Вчера хороший папик-грузин приезжал. Презентовал вино отменное, а коньяк дешевка, барахло. Но главное придешь не с пустыми руками. И вообще, не забывай о цели экспедиции, отправляешься не пьянствовать, а мстить!

Взмокший, и совершенно обессилевший, Шмер лежал, распластавшись поперек кровати и блаженствовал. В первые минуты он стеснялся своей наготы. Но после выпитого вина и коньяка, ему было уже все пофиг: даже если бы Мирон объявился в своей квартире, Мишка вряд ли сразу бы начал соображать и что то предпринимать. Старший лейтенант валялся на смятой белой, простыне, словно использованный презерватив. И силы, и мысли, и ощущения ушли через половые потуги. Давненько не переживал он таких острых ощущений, честно и откровенно признаться, никогда! Были в его жизни три женщины, совсем еще девушки.... Тот случай на свадьбе, вообще не в счет, в суете даже не понял толком, что и как произошло. Но эта! Ломовая лошадь.

Неутомимая Наташка загоняла Шмера до седьмого пота. Профессионалка! После третьего захода Мишка "спекся" и завизжал: "Караул! Баста! Хватит! Хорошего помаленьку!"

Баста, Наталья поняла превратно. Баста, значит, будет вам баста, и баста, эта чертовка не угомонилась, продолжила утехи с насилием. Нового энергичного штурма хватило еще на час. Пару раз она его "простимулировала" сочными губами, но даже молодой неутомимый организм Михаила, молил о пощаде. В одном месте натерлось, в другом зудело, в третьем заболело.

– Эй, юноша! Хорош сачковать! Скажу Мирону, что ты бездельник и лентяй. – Накажет за не добросовестное исполнение служебных обязанностей!

– Не ври! Не скажешь! Он тебя убьет, враз отбивную котлету сделает!

– Нет, меня он любит. Мирон мною болен как чумой, обожает, словно верный пес, все прихоти исполняет. Это тебя разорвет, если вдруг узнает...

– А про "вертеп" Мирон ведает? – сонно поинтересовался Шмер.

– Знает, но без подробностей. Шальные деньги не скроешь. Я говорю, что танцую и пою, в эротическом костюме. Ты же видишь, какая у меня замечательная фигура!

– Верит в танцы? – усмехнулся Мишка.

– Не знаю. Делает вид, что так и есть. Хочет верить, и убедил себя в моей верности. Но того, кто пронюхает, и будет болтать, чем я занимаюсь, уничтожит. Ему в Академию нужно поступать. Меня, конечно, поколотит, но не убьет, ни за что! Без моего тела он умрет от тоски, я его приворожила и околдовала! Ведь согласитесь, есть чем? Правда? Она погладила пышную грудь, слегка раздвинула ноги и призывно покачала бедрами, согнув колени. Вновь заманивала в свои любовные сети.

Шмер ухмыльнулся. Действительно есть, чем заворожить. Про таких говорят: "между ног золотая штучка". Наташка оказалась мастерица на все руки, вернее на то, что именно, между ног. Да и другие части тела, которые можно было применить, для любви и ласки она использовала, умело и с удовольствием. Парень попал в руки мастерицы, любящей свое ремесло. Ната, правда, заявила, что даже вертеп, для нее, это не работа, а хобби. Кто-то любит детей, а кто-то сам процесс. Кому-то доставляет удовольствие шить, другим вязать или печь пироги, кто – то болен выращиванием комнатных цветов, встречаются даже особи, обожающие рыбалку, а Наташка любила "скребалку", и скреблась каждый день, по несколько раз и "самцов" меняла без разбора.

Видя, что от опьяневшего, усталого, сонного офицерика более ничего путного не добьешься, она разозлилась, и выставила за дверь со словами:

– Что б завтра был у меня после 23 часов. Ни минутой позже! Тренируй "аппарат", мальчик! Такой молодой, а не набрал спортивную форму. Надо меньше пить и зарядку делать по утрам, как Мирон. Если б мной, а не службой занимался, цены б мужику не было! Но, не дано: мышцы есть, а желаний и фантазий нет....

С утра начались полевые занятия, рота отправилась на марш-бросок. Офицеры двигались в конце колонны. Шкребус и Чекушкин с трудом брели сонные, шатаясь после перепоя, медленно передвигая ноги. Рядом часто зевая, шел и потел Шмер. Пил он вчера лишь для храбрости, поэтому алкоголь ему не мешал. Но был заметен упадок сил. Ноги и мышцы живота ныли, в паху неприятно болело.

– У меня от ходьбы совсем опух! – выдавил из себя еле слышно Шмер. Заездила зараза! Ты дома храпел, а я за тебя отдувался.

– Ага, отдувался он! Дорвался до бесплатного, как дурной! Сам виноват. Это не от ходьбы, а от дури! В следующий раз думай головой.

Шкребус оттопырил ухо, насторожился и попытался прислушаться к разговору ловеласов. Но топот солдатских ног мешал подслушать и удовлетворить любопытство. Осознав, что так он ничего не узнает, наконец, спросил, сгорая от любопытства:

– Братцы! Вы чем вчера занимались? У Мишки лица нет. Сине-зеленое как у истукана! А ну, рассказывайте!

– Расскажем, тебе тоже захочется! А нам самим мало. Отстань! воскликнул Шмер, опережая открывшего было рот, говорливого Ромашкина. Никита молчи. Лучше не болтай. Что знают трое, знает и свинья. А дело довольно рисковое, сам понимай!

Шкребус зашевелил ушами, заинтригованный последними фразами Мишки, привязался к приятелям, и все шесть километров пути нудил.

– Все равно выслежу! Лучше будет, если сами расскажете! Я ведь вам друг. Ну что вы, в самом деле?

Так и не узнав, не выведав в чем дело, Шкребус окончательно разозлился и расстроился терзаемый чужой, неведомой тайной. За обедом, нахмурившись, он пережевывал котлету с макаронами и размышлял: "Интересно, что затеяли эти недотепы. Не вляпались бы, в какую неприятную историю..."

А "история", действительно, начинала медленно, но уверенно развиваться. Сюжет постепенно закручивался все интереснее и увлекательнее и помимо воли и желания наших героев.

Ромашкин, как обычно в ходе выполнения стрельб роты, был старшим на учебном месте по гранатометанию.

– Никита, спрячь одну гранату, – попросил Шмер.

– Зачем? – удивился Ромашкин. – Как я ее сумею списать? Как отчитаюсь, что использовал?

– Удивляешь ты меня! На тебе колечко от запала, для отчетности, а гранату положи в мою сумку. Рыбачить поедем с Ребусом-Глобусом, на Каракумский канал, будем ею рыбу глушить. Я тебе сазана привезу на уху, или карпов. Не забудь, спрячь одну штуку!

Никита нехотя, с явным неудовольствием, вынул из ящика гранату, и запал в бумажной упаковке, и спрятал их в Мишкиной полевой сумке. Если бы Шмер предложил еще их самому отнести домой, то Ромашкин, наверняка бы отказался. А так, пусть рискует, если ему нужно.

Лейтенант с тяжелыми предчувствиями косился на коричневую офицерскую сумку, прокручивал в голове уголовный кодекс, недовольно хмурясь: статья номер..., хищение взрывчатых веществ. От... лет, до... лет. В сговоре с группой лиц (двое уже группа!)... еще больше. Ох! Ну, вечно скотина Шмер, втягивает меня в какую – ни будь историю!" Мишка с утра вновь обильно намазал мочки ушей зеленкой. Это стерва– Наташка ему вчера их так натеребила, что они стали как локаторы и пошло раздражение. "Шмер – шумер, с зелеными ушами!" А может он действительно шумер, и вовсе не немец, а типичный азиат. Больно хитрый для немца и не педантичен. Буду называть его "шумером"....

Следующим вечером Шмер шел знакомой дорожкой уже без излишнего возбуждения и блеска в глазах. Появились опасения, а вдруг, каналья Мирон, объявится, раньше срока? Мишке, и того вчерашнего "музицирования" хватило б на неделю вперед. Но, дама сама требует повторения, пустилась на мелкий, пакостный шантаж, что ж придется проделать дубль номер два. Сбивчивые мысли хороводили в мозгу старшего лейтенанта мешая, сосредоточится. Взводный в последний раз попытался увильнуть от мероприятия:

– Никита! Боюсь, у меня сегодня ничего не получится. Нет необходимого настроения. Может, ты за меня сходишь?

– Вот уж дудки! Сам затеял, сам расхлебывай! – отрезал Никита. -Настроение поднимется, будь уверен. Наташка на столе голышом станцует, и дело сразу пойдет на лад. К тому же, она требует обоих!

Шмер нес бутылку шампанского даме, а пузырь водки для себя лично. Он грустно поплелся дальше по знакомой тропе, понимая, что, "не потеряв лица", отвертеться от оргии не получиться. А идти страсть, как не хотелось. Очень уж опасался Мирона. В первую ночь ни кого не боялся, потому что похоть уже на горло давила, и мозги не работали, а вот сегодня, начал размышлять, проснулась осторожность.

Хозяйка встретила взводного, как и вчера, ласково. Гость быстро разделся и без прелюдий был увлечен в кровать. Через пятнадцать минут "разрядившись", Мишка закурил, а Натаха откупорила бутылку шампанского, стрельнув в потолок и слегка полив пеной свою распутную фигуру, от коленок до глаз. Шмер, вымолвил, что-то похабное, затем схлебнул с груди Наташки шампанское, и потянулся к водочке.

– Эй, поставь на место бутылку! – прикрикнула Наталья. – Сейчас напьешься, расчихаешься, станешь вялым и опять заснешь. Так дело не пойдет, "зеленоухий" ты мой!

Хозяйка возлежала на подушках, обнаженная, прекрасная, и наглая. Михаил, хотя лицезрел, это тело не в первый раз, пялил на него глаза без отрыва. А как посмотрит внимательно пару минут, так вновь желание восстанавливается.

А поглазеть было на что! Породистая зараза! Задница и бедра загляденье! Грудь, что у скульптуры Венере! Бедра крепкие, живот тугой, пальцы и руки холеные, ноги стройные. Длинные, вьющиеся волосы, спадали до плеч, зеленые глаза нахально пронзали обоих ухажеров. Пухлые губы призывно что-то шептали. Красивый рот без дела тоже не простаивал. Хороша, ох, хороша! Русалка, ни дать, ни взять, как есть русалка, только без хвоста. Взять бы да утопить ее к чертовой матери, ведьму! Чтоб не соблазняла и не кружила голову....

К пяти утра, блудница вновь выставила измочаленного любовника за дверь, и заперлась на щеколду. На не твердых ватных ногах он добрел до мансарды друга и рухнул, не раздеваясь на диван, сразу провалившись в беспамятство.

В девятом часу вестовой Кулешов разбудил "донжуана" и проводил на службу. Наконец офицеры, впервые крепко задумались над ситуацией. Как всегда: вначале было дело, и лишь потом мысль.... В канцелярии Мишка закурил "Приму", машинально теребя любимые оттопыренные уши, а Никита, посмотрев на него критически, заявил:

– Ты как хочешь, а я больше шалить тебя не пущу. Неуловимого мстителя из тебя не получается, ты устал! Здоровье ведь дороже. И жизнь мне еще мила, подумают что я вместе с тобою шастаю по ночам! Смотри: рожа бледно-зеленая, глаза впали, синюшные засосы на шее и груди....

– Дык, Наташка велела опять приходить. Ты поглянь, как она на мою компанию запала, даже в город на заработки не ездит, и денег не берет.

– Брось говорить ерунду, скорее всего, просто в вертепе "переучет". Или выходные девкам дали, – усмехнулся лейтенант. – Нет, бери паузу, сегодня не ходи. Скажи ей, что в наряд поставили.

Ромашкина спасло командование: внезапно поступило распоряжение убыть в столицу республики на занятия заместителей командиров рот и батальонов. Рахимов дал на сборы, подчиненным, пол часа. По пути Никиту и Колчакова позвал к себе на чай Хлюдов. Молодые лейтенанты ни с кем прощаться не собирались, но капитан хотел получить указания жены, чего привезти из столицы республики.

– Чайку-кофейку попьете, пока я собираюсь, оттуда сразу на остановку рванем! – предложил Володя. – И моя Ирка при гостях бубнить не будет, что пью в командировках и безобразничаю, да баб щупаю.

Вовка Хлюдов, бабник, красавчик, и картежник, страшно боялся своей жены. Шагу не мог сделать, что б не спросить у нее совета. Наставление он получал, а уходя, тотчас его забывал, за что позднее получил по заслугам. Но вновь и вновь советовался с супругой во всем.

Ирина встретила лейтенантов и мужа лежа поверх постели, со стаканом вина в руке и сигаретой в губах. Из спальни, со второго этажа, юркнула мимо в полупрозрачном пеньюаре, молодая стройная длинноногая девчушка. Накинуть сверху что-нибудь из одежды, она и не подумала. Колчаков проводил ее долгим голодным и жадным взглядом, девица в ответ состроила нахальные глазки, и нагло облизнула красивые губы. Вадик сглотнул слюну и поперхнулся.

Вовкина супруга, задумчиво курила, глядя в телевизор с приглушенным звуком. На прикроватном столике стояла бутылка шампанского и второй наполненный бокал на длинной ножке.

– Любимая моя, опять ты в меланхолии? Я уезжаю на денек в Ашхабад, чего привезти?

– Триппер! Бери пример с Чекушкина, он его коллекционирует! – хмыкнула ехидно Ирка. – Отстань, постылый, надоел! Хочу в Москву. Обрыдли мне твои пески и этот дрянной гарнизон!

–Ну вот, опять ты за свое! Я верен тебе, как Отелло!

– Задушить собрался, что – ли? Бабу завел?

– Уф-ф-a! Опять одно и тоже. Лейтенанты, на выход! Кофе отменяется!

– К тебе, между прочим, сестрица младшая приехала, на перевоспитание, а ты опять болтаться по командировкам отправляешься! – взвизгнула супруга. Чтоб завтра был дома, и воспитывал Таньку, мне некогда с ней возиться! Она не слушается....

Молодежь, посмеявшись над мучениями старшего товарища и гонениями на него, покинула квартиру, а Володя попытался еще что – то сказать в оправдание. Но тотчас зазвенела разбитая посуда, и Хлюдов выскочил за дверь, потирая ушибленное плечо, а в стену по-прежнему летели тарелки...

***

– С ними, бабами, всегда так! – воскликнул Кирпич. – Хочешь похорошему, а выходит, себе навредишь!

– Это точно! Я пока в Европе картины рисовал, деньгу зарабатывал и домой высылал, моя разлюбезная их по ветру пускала и в итоге квартиру пропила! – поддержал товарища Димка – художник.

– Да не перебивайте человека! Рассказ не дослушаем! – возмутился Котиков. – Продолжай Никита, интересно!

Глава 23. Беспредел.

Шмер без приятеля наведался в гости к любвеобильной подруге еще два раза, на третий выпрыгнул в окно, спасаясь внезапно объявившегося мужа. Мишке показалось что пронесло, и Мирон не понял, что кто-то посещал супругу в его отсутствие. Ан – нет, старлей ошибся.

...Быстро темнело. Наконец-то закончилось очередное невыносимо долгое и бессмысленное по содержанию совещание: бирки, мусор, конспекты, фляжки с чаем из "колючки". Внезапно Шмера обуяла такая тоска, что захотелось напиться, забыться и более ничего не делать. Мишка возвращался к мансарде своей обычной дорогой по тропинке в сторону пролома в заборе. Между кустов высокого шиповника мелькнули какие-то тени, но Шмер не обратил на них никакого внимания. Мало ли кто там копошится, и с какой целью, значит неизвестный, чем-то занят очень нужным. Не всмотрелся в листву, а зря. Последняя мысль старшего лейтенанта в этот вечер была – роман с Наташкой пора прекращать.

Далее последовал удар по голове, и несколько часов заполнились нестерпимой, невыносимой болью и унижениями. Кто и зачем организовал это издевательство, Шмер не мог понять.

Били четверо. Трое без остервенения, как бы по долгу службы, нехотя, зато четвертый бил гораздо сильнее и профессиональней других, с необъяснимой яростью. Все мучители были не русские, к этому выводу пришел взводный даже не видя банду, слыша говор с акцентом. Мешок на голове не позволяла разглядеть преступников.

"Проклятые "чурки", всех убью!" – пульсировала мысль в мозгу. Двое были кавказцами, двое туркменами, судя по блатному жаргону, один из туркмен сидел в тюрьмах много лет.

Банда была сильно пьяной, просто до невменяемости, да еще и обкурились анашей. Что б офицер от мучений случайно не помер, Мишке в рот заливали местную вонючую водку. И вновь сыпались удары в лицо, по почкам, в живот....

Через пару часов негодяи затеяли спор между собой как дальше быть с жертвой. Мнения разделились поровну. Один настаивал, что офицера надо сейчас же убить, один категорически возражал, остальным было все равно. Тот, что требовал смерти, постоянно прищелкивал костяшками пальцев. Как понял Шмер сквозь нестерпимую боль и затуманенный слоновьей дозой алкоголя, мозг– это были солдаты или сержанты, но один из них боялся, что офицер позже сумеет опознать бандитов. Местные аборигены опознания не опасались, они для русского на одно лицо....

– Подумай, как он нас узнает? – Офисер сейчас мертвецки пьян, на глазах повязка, никого в лицо не видел. Еще немного по мозгам надаем, совсем соображать перестанет и дураком жить будет! Пусть существует растением, возражал гортанным голосом великодушный боец. – Я давал согласие, избить, и покалечить, но "мокруху" брать на себя не стану!

– А если узнает? – возразил прищелкивающий пальцами другой кавказец.

Видимо шайка негодяев была разных национальностей, раз понимали друг друга и общались только на русском языке.

Туркмен, что с тюремным опытом, тоже не горел желанием убивать, особенно, бесплатно. А видимо, денег заплачено мало. На дело урка пошел для удовольствия: избить офицерика, унизить, напиться и покурить.

– Я за двести рублей человека не убиваю. Пусть дадут тысячу! настойчиво гнул свою линию "каторжанин".

Израненный и измученный Михаил, порой думал, что он сейчас умрет, но смерть не приходила, связанные за спиной руки занемели, и он их перестал чувствовать.

Одновременно с процессом издевательства, банда жарила шашлык из баранины. Стоящий у костра абориген громко воскликнул, что мясо готово к употреблению и, пнув еще несколько раз тело офицера, пьяные негодяи устремились к трапезе.

Взводный несмотря на боль в разбитых ушах, напряженно вслушивался, что говорят о его дальнейшей судьбе. Мишке было понятно, под воздействием большой дозы алкоголя, скорее всего, возобладает мнение об убийстве. Зачем этим солдатам рисковать, вдруг впоследствии офицерик узнает по голосу!?

Старший лейтенант попытался пошевелить руками, но это вызвало лишь острую боль. Мишка закусил губу, чтоб не выдать себя, что пришел в сознание. Крепко скрутили! Путы болезненно впились в запястья, но ноги почему-то не стянули веревками, и эта промашка банды, может стать путем к спасению. Будь Шмер слабым на спиртное, то, наверное, давно бы отключился, и безвольно валялся в ожидании исхода дела, но водка Мишку не доконала, а лишь наоборот, обострила жажду жизни. Замысел преступников стал понятен, из доносившегося громкого разговора понятен: пьяный офицер подрался и утонул. А вот хрен вам! Выживу, спасусь, а далее: отомстить, отомстить, отомстить!

Офицер осторожно перекатился на спину, укололся о куст, зацепил о торчащую ветку повязку на голове и, поджав под себя ноги, осторожно потянулся. Тряпка медленно в несколько попыток сползла с лица. Стало легче дышать, а главное Мишка теперь видел направление, куда надо пробираться, дорогу к возможному спасению. Рядом с поляной, протекал канал– арык, шириной в несколько метров. Всполохи костра тускло освещали медленно текущую темную мутную воду.

Лицо взводного было залито кровью, глаза заплыли от ссадин и ушибов. Но все же он видел, что путь к воде свободен, ни кто сейчас не стережет, возможно подползти к воде удастся. С неимоверным трудом, но побег может получиться. Лишь бы эти "обезьяны" громче горланили и жрали подольше. Главное, что б водка не закончилась раньше времени. Лучше утонуть, но попытаться бороться за жизнь, чем лежать мешком для битья и надеяться на милость негодяев....

Извиваясь ужом и осторожно перекатываясь с боку на бок, Шмер добрался до спуска в воду. В детстве Михаил занимался плаваньем, увлекался подводной охотой, поэтому утонуть совершенно не боялся. Спуститься в арык абсолютно тихо не получилось, все-таки вода плеснулась под погружающимся в нее телом. Старший лейтенант перевернулся на спину, лег на воду, и оттолкнулся ногами от дна и поплыл. Сидящие на берегу, заслышав этот подозрительный бульк, заподозрили неладное, тотчас заметили бегство пленника, и бросились на поиски.

Взводный сделал глубокий вдох и нырнул. Течение медленно несло его все дальше от места, где проводилась экзекуция, а прохладная обволакивающая вода облегчила страдания и боль. Постепенно Шмер извиваясь телом, переплыл на другую сторону канала, для ускорения, толкаясь ногами о дно. Вынырнув на противоположном берегу, вдохнул воздух, и вновь перебирая ногами по дну, рывками устремился дальше по руслу от смертельной опасности. Где-то рядом ругали друг друга опьяневшие похитители, искали крайнего: кто виноват в бегстве офицера. Какая досада, пленник оказался недостаточно избит и не мертвецки пьян.

– Что скажем шефу? – услышал Мишка голос одного кавказца. – Он нас самих поубивает!

– Я думаю, что эта свинья, утонула. Так и доложем, что бросили его связанного в воду. Утопили! – ответил второй боец, пощелкивая пальцами, как кастаньетами. – Шайтан! Живучий оказался, уполз словно змея!

– Собаке собачья смерть! – успокоил приятелей голос "каторжника". Сдохнет, некуда ему больше деться. Руки связаны, вода холодная... Буль буль на дно, и нет ни какого дела. Заткнулись все! А, ну, прислушайтесь! Вглядывайтесь!

Банда на противоположном берегу закрыла рты, напряженно слушая наступившую тишину и всматриваясь в плавно текущую воду. Шмер тихо затаился в ветках коряги и чуть дышал, что давалось ему с неимоверным трудом.

– Утонул. Определенно утоп! – радостно произнес, пощелкивая пальцами один из вояк. – Пойдем дальше пить водку. После проверим по обеим сторонам канала, может эту падаль куда вынесет. Когда разыщем, надо будет прикопать в землю. Нет тела, – нет дела! – воскликнул уголовный элемент.– А всплывет далеко отсюда – тоже не беда, утопленник, он и есть утопленник. Мертвые не говорят....