Текст книги "Гусарские страсти эпохи застоя"

Автор книги: Николай Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Взводный устремил взор за поддержкой к зампотеху.

– Да-да! Капитан, давай отложим эту писанину на завтра. Надо поужинать, как следует, кушать хочется! – обрадовался Антонюк тому, что его хоть о чем-то спросили за день и обратили внимание.

– Хорошо товарищи офицеры, я не буду мешать, – засуетился Витька. Сейчас, сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте.

Чекушкин криво усмехнулся, молча отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил на центр поллитровку, несколько банок сухпайка, хлеб, кружки.

Васька был хлюст еще тот! Мы с ротным совсем не обрадовались новому взводному. Этот старший лейтенант прибыл в полк в ноябре, и командиры долго не могли с ним определиться. Парню не повезло по службе: воевал два года в Афганистане и по окончанию положенного срока, по замене попал в Туркво, вместо "приличного", цивилизованного западного округа. Говорили, что всему виной служебные нарекания. Короче говоря: "залетчик", нарушитель дисциплины, разгильдяй. Раньше в роте был один ветеран войны, ротный, теперь их стало двое. Но Витька Неслышащий воевал три месяца, точнее не воевал, а участвовал во вводе войск (если не врал, то и несколько раз стрелял). Ротный рассказывал, что однажды даже лично обстрелял какой-то мятежный кишлак из танка. Скорее всего, врал, посвящая нас в свои героические фантазии.

А Васька Чекушкин был парень конкретный, задиристый, очень наглый и с гнусным характером. Он с первого дня подмял под себя Незнающего, и стал практически руководить ротой. И если раньше Витек еще мог давить на взводных капитанским званием, то теперь он беспомощно махнул на все рукой и по каждому пустяку советовался со старшим лейтенантом Чекушкиным. Один бестолковый ротный – беда для роты, а два бестолковых офицера– настоящая катастрофа. Васька обладал огненно-рыжей кучерявой шевелюрой, такого же цвета усами, нахальными голубыми глазами, был высокого роста, до невозможного самоуверен и бесконечно глуп.

Витька Незнающий был "удивленный" жизнью, а Чекушкин видимо с рожденья, без "царя в голове". Едва приехал, как подцепил триппер, о чем гордо объявил. Либо эта инфекция с ним приехал из Ташкента, либо, что было правдоподобнее, он с ней перемещался по службе. Вначале нашего бестолкового Василия назначили в лучший батальон, и в лучшую роту – первую роту. Командир полка пообещал дать вскоре роту, как никак боевой офицер! Но затем после нескольких дисциплинарных проступков и "художеств" в гарнизоне, его перекинули к нам, вместо внезапно убывшего в Германию Мурыгина.

Шаболда Лилька, кому-то хорошо дала, скорее всего, полковому кадровику, и семья Мурыгиных в спешном порядке почти экстренно отправилась за границу. А нам в качестве подарка достался этот Чекушкин.

Не фамилия красит человека, а человек фамилию. И наоборот. Часто случается так, что фамилия, данная предкам за какие-то деяния, полностью соответствует характеру ее обладателя, отображает его наклонности. И, Козлов – обладает гнусным козлиным характером, Сонин – действительно соня, Плаксин – плакса, Угрюмов – угрюмый, а Веселов – веселый. И так далее...

Васька Чекушкин был истинно "чекушкиным". Пил практически каждый день и помногу. Но мало того, что пил, так еще и оказался ужасный бабник-лавелас. И как умудрялся соединять, дав несовместимых дела? Несколько раз ему били физиономию чьи-то мужья, застав со своими пассиями, несколько раз он сам кого-то бил. Триппер же, расползался по гарнизону в геометрической прогрессии, создавая угрозу здоровью любвеобильной части молодых офицеров. Вот такой он был веселый парень!

Чекушкин продолжал доставать из дипломата сало, колбасу, консервы и наконец вопросительно посмотрел на остальной примолкший коллектив.

– Вы что, так и будете чесать затылки, ждать особого приглашения?

Офицеры дружно уселись за стол, и взялись за ложки. Кулешов принес сковороду с горячей жареной картошкой, тарелку зеленых маринованных помидорчиков, да банку тушенки и опять отправился в палатку к взводу. Бутылка водки по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола.

– Не понял! – возмутился Васька. – Вы что, все нахлебники? Где водка, жлобы?

Антонюк с невозмутимым видом, деловито накладывал еду в свою тарелку, словно это его не касалось. Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зеленым ухом, Непомнящий почесал затылок и закатил глаза, и глупо ухмыльнулся. Ромашкин открыл пустой портфель, и изобразил, что ищет что -то ценное, что взял, но потерял.

Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, положив на стол алюминиевую фляжку:

– Тут спирт. Водку я не взял.

– Сойдет и спирт, – обрадовался Чекушкин. – Очень даже хорошо, Шурка ты молодец! А замполит чего молчит?

– А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? – смутился Никита. – Я думал, что мы на занятия едем. Виноват, исправлюсь, завтра куплю, обязательно.

– Салабон! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять верст! Если конечно товарищ майор авто выделит тогда, сумеешь раздобыть горячительных напитков. Верно товарищ майор?

Чекушкин нахально посмотрел на жлобствующего халявщика Антонюка, тот в ответ утвердительно кивнул:

– Ладно, живи замполит и пользуйся моей щедростью. Тебя Шмер это тоже касается, завтра дружно бежите в магазин.

Мишка кивнул головой в знак согласия и шустро придвинулся к столу.

Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с кильками в томате и шпроты. Неловкость развеялась. На край стола поставили тарелку с маслом и сахаром из полевого пайка.

Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас принялись за спирт.

– За успехи в боевой и политической подготовке! – шутя, произнес тост Чекушкин и стоя выпил.

Шумно выдохнув, выпили и остальные офицеры. Майор Антонюк не стал запивать спирт водой как остальные, а взял кухонный ножик отхватил большой кусок масла, нанизал его на вилку, съел и облизнулся. Следом за маслом он забросил в необъятную пасть солидный шмат сала в пол-ладошки. Рожа зампотеха при этом, из обычной ярко-красной стала пунцово-багровой. Собутыльники, молча и ошалело посмотрели, как майор пережевал этот невероятный набор закуски, закашлялись и дружно вышли перекурить на свежий воздух.

– Уф-ф-ф! – Шумно вдохнул и выдохнул Шмер. – Я думал меня сейчас стошнит за столом! Возможно ли, жрать масло такими огромными кусками? И как у него получается, вдобавок, масло заесть салом и без хлеба?

– Свинья! Настоящий боров. И глазки у него поросячьи. – Согласился с ним Никита. – Сам свинья и свинину трескает. Выходит он каннибал!

Ромашкину понравилась придуманная шутка и он громко рассмеялся. Шмер и Чекушкин нервно курили, громко матерясь, и только зампотех роты дипломатично не высказывался по адресу своего начальника. Какой ни есть, а начальство. Ну и что с того, что свинской породы?

– Возвращаемся? – спросил Пелько с надеждой в голосе, не желая обострять конфликт.

– Конечно! – угрюмо ответил Чекушкин. – Быстро допьем и ляжем спать. Хоть с Антонюком мне противно за одним столом сидеть, но придется. Целых две недели эта рожа будет нахлебничать! Кошмар!

Незнающий глупо улыбался, было заметно, что спиртное его быстро пробрало. Тщедушному организму командира роты много не надо: две рюмки хлоп, и готов! Вот и сейчас масленые глазки косили в разные стороны, тонкие губы блестели, и он глупо посмеивался всякому матерку, и над каждой шуткой. Витьку качало из стороны в сторону, словно штормило. Как же мало надо человеку.

Чекушкин обнял ротного за плечи и повел обратно в каморку. Там Васька шустро наполнил стаканы второй порцией спирта. Собутыльники с шумом заглотили "огненный продукт", быстренько смели закуску, выключили свет и повалились спать. Через некоторое время тихо объявился Кулешов, чтобы продолжать топить ночью печь. Чекушкин пообещал солдату, если проспит и застудит каптерку, намылить шею и намять физиономию.

Вскоре коллектив угомонился и захрапел. Никита сквозь сон слышал какой-то бред, вскрики, ругань, а затем сознание перестало реагировать на эти посторонние звуки. И зачем опять так нажрался? Ведь не хотел пить...

С подъема рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В восемь часов начало занятий по вождению, и Ромашкину предстояло быть старшим на препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения. Вставать не хотелось, но делать нечего – долг требует повиновения.

Никита натянул галифе, надел носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а лежали в сторонке и были какими-то сырыми.

– Кулешов! Ты что воду ночью разлил? – рявкнул лейтенант.

– Никак нет, я ничего не разливал! – возразил солдат, ухмыляясь, и отводя глаза в сторону.

– А кто? Почему сапоги у меня сырые?

– А вы у ротного спросите, – виноватым голосом ответил боец и выскользнул из каморки.

– Быстро строиться! К людям! Товарищи командиры, хватит на койках сидеть! – прокричал скороговоркой Незнающий, и выскочил из сарая– ночлежки.

Кулешов вернулся обратно, огляделся по сторонам и пробормотал, наклонившись к офицеру:

– Это он вам в сапоги нассал.

– Что?! Кто?– вскричал опешивший от вероломства Никита. – Как так!

– А запросто! Ротный среди ночи вскочил и к Вашей койке устремился, штаны расстегнул и напрудил. Снайпер! Не промазал, точнехонько в правый сапог попал. Я их перевернул и мочу слил за дверь. Чтоб не воняло.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся услышавший этот рассказ Чекушкин.

– Зря смеетесь. Он Вам сумку тоже испоганил, она возле койки лежала.

Чекушкин подбежал к кровати, схватил полевую сумку, приподнял, и из нее полилась пахучая жидкость.

– Убью ублюдка! Ах, недоносок! – рассвирепел Чекушкин.

– Брось, уйми пыл, убогий он. Как напьется, себя не помнит, – сквозь смех произнес лежащий под одеялом, и не желающий подниматься Шмер. – Даже если морду ему набьешь, он забудет и не вспомнит назавтра: кто, когда, за что, и почему. Контуженный! Удивленный жизнью!

– Как так контуженный? Ну не до такой же степени, что нассать в сапог и не помнить? – удивился Чекушкин.

– А это у него не в первый раз. Пьяным он и на тумбочку дневального струю пускал и на дневального, и в угол каптерки. Мы уже не удивляемся, подтвердил слова приятеля Никита. – Но я тоже крайне возмущен этим. Надо-бы, Забывчивому, физиомордию, однако, подрихтовать, для порядка! Несмотря на то, что Витька капитан, не потерплю.

– Я и генералу не позволю гадить себе в сумку, не то, что в сапог! воскликнул Чекушкин, и умчался из каптерки наружу, разбираться с напакостившим ротным.

За дверью раздался крики взводного и взвизгивания Недумающего. Никита обрадовался тому, что он не один со своим несчастьем, хотел выскочить, да помочь Чекушкину, но остановился. А что одеть на ноги? Тапочки куда-то запропастились, а сапоги мокрые! Кеды в чемодане. Не босиком же по грязи шлепать?

Визг во дворе сменился истошным воплем, послышался удаляющийся топот сапожков, и все стихло.

Чекушкин вернулся, обратно сияя самодовольной улыбкой.

– Ты чего не вышел бить ротного? – удивился он. – Когда еще такой шанс представится? А тут по делу, заслужил, паскуда!

– Не в чем ходить! Босым по грязи бегать не удобно как-то. Где после разбирательства ноги помою? Воды– то нет!

– Помыться тут действительно негде. А как ты на занятия пойдешь? полюбопытствовал Чекушкин. – В тапочках?

– А никак! Не пойду вовсе. Пусть сам на препятствия становится! Нечего на вышке вместе с зампотехом сидеть, – решил Никита.

– Поехали купаться? – неожиданно предложил Чекушкин.

– Куда? – удивился Никита.

– В Бахарден! В озере подземном! Настоящее чудо света!

– И я не пойду на занятия в знак солидарности с вами! – воскликнул Шмер. – На мою койку тоже брызги летели! Да и башка гудит как трансформатор. Хочу купаться.

– Э-э! Нет уж! Ты не пострадал никак. Вот если б тебе в фуражку прыснули, тогда другое дело! А так без всех нас занятия наверняка сорвутся. Топай на учебное место, сачок! – рассмеялся Чекушкин, выталкивая Мишку из конуры. – Купаться едут лишь обмоченные!

Никита подошел к столу налил в стакан прохладной водички и утолил жажду. Во рту стояла сухость, было ужасно противно после вчерашнего застолья. Он заглянул на полку под столешницей, там было почему -то пусто. Поесть к сожалению не чего. "Куда делись масло с сахаром? – размышлял лейтенант. – Так бы сейчас бутерброд сделал и чайку попил. Завтрак ведь уже пропустил..."

Кулешов вновь ввалился в каморку с охапкой дров и сбросил их к печи.

– Кулешов! А где масло? Сожрал ночью? – с подозрением посмотрел на бойца Ромашкин.

– Что вы, товарищ лейтенант! Как можно? Мне и картошки хватило!

– А где оно тогда? Вечером полная тарелка стояла? И где сахар?

– Дык, это ваш майор стрескал. Зампотех...

– Ох! Когда? – охнул Никита. – Ночью?

– Угу! Все подъел, – огорченно ответил солдат. – Там и моя утренняя порция лежала...

– И как он умудрился, столько переварить? – удивился вернувшийся в каморку Чекушкин. – Тарелку с закусоном, я в стол сам лично перед отбоем прятал.

– Это произошло, когда Непомнящий среди ночи проснулся, и вдруг как заорет: "Масло на стол! Не прятать!" Я его вынул из ниши и поставил обратно на стол. На вопли ротного проснулся товарищ майор Антонюк. Пока товарищ капитан вокруг себя облегчался, зампотех молча наблюдал за ним, а как Непомнящий угомонился и заснул, принялся поедать. Включил фонарик, уселся на табурет, ложкой зачерпывал маслице, на кусочки сахара намазывал и проглатывал, один за другим, запивая, холодным чаем. Четверть часа и нет нашего завтрака.

– Сволота! – Воскликнул Чекушкин. – Вот так компашка подобралась! Зассанец и живоглот! Нет, я в такой обстановке находиться более ни минуты не могу. Нужно успокоить нервы. Никита, купаться поедешь в Бахарден?

– А куда, далеко? И что за Бахарден такой?– засыпал вопросами товарища по несчастью, Ромашкин. – И на чем отправимся?

– Я по молодости, до Афгана, служил в этих местах. Рядом в горах находится замечательное подземное озеро, жемчужина Туркмении. Отсюда, лишь несколько километров. Сегодня старшим на дежурной машине катается Колчаков. Берем его с собой и едем! Заодно для лагеря наберем дров и воды. Никита, иди, договаривайся со своим дружком-приятелем.

Ромашкин быстро отыскал Вадима, рассказал об идее с купанием, Колчаков обрадовался, и тотчас согласился. Для загрузки дров и воды взяли с собой пройдоху Кулешова. Пять минут на сборы, и машина тронулась в путь. По пути заскочили в сельмаг за водкой и продуктами, разве можно без дополнительного подогрева купаться! Ящик водки поставили в кабину "Урала", в вещмешок накидали консервов. Продавец-туркмен с радостью пробил на кассе стоимость закупки. План торговли на сегодняшний день он явно перевыполнил. Чтобы тут делала местная потребкооперация, без русских офицеров?

Грузовик трясся на ухабах, пересекая безлюдную местность, но Чекушкин уверенно указывал водителю маршрут движения и вскоре машина, пропетляв по горной дороге, остановилась перед одноэтажным домиком среди чахлых деревьев. На вывеске было начертано "Ресторан", на дальнем конце двора стоял еще домик, где виднелась надпись: "Гостиница". На просторной площадке не было ни одного автомобиля.

Васька устремился в ресторан разведать обстановку, а приятелилейтенанты выбрались из машины размять ноги. От дорожного тупика в окружении колючего кустарника тянулась вереница крутых ступенек в сторону пика остроконечной горы. У подножия вершины они терялись за гигантскими валунами.

– Наверное, там и есть пещера? – начал размышлять в слух Колчаков. Может быть, туда лифт спускается? Ну, не тоннель же в подземелье прорыт через ресторан! Не дай бог Чекушкин, каким-нибудь потайным ходом через стойку бара уйдет в подземелье купаться и нас тут бросит. Убью гада! Что-то его долго нет. Сколько можно уточнять обстановку?

Взводный появился по истечении получаса, с бутылкой коньяка в одной руке и стаканами в другой. Сзади семенил на толстых, кривых ногах держа в руках дымящиеся шампура с шашлыком, местный повар. Лоснящееся от жира лицо источало радушие и счастье от приезда гостей. Еще бы, очевидно мы первые клиенты за несколько дней.

– Мужики пьем, и быстро едим, а после Арам, смотритель озера, нам отопрет вход в пещеру, – произнес Чекушкин тоном завсегдатая местного заведения.

– А что вход под землю запирается? – удивился Никита.

– Конышно! Конышно дарагой! Как не закривать, обязательно закривать нада. Иначе кто-нибудь пьяный забредет и утонет. Или какое зверье нагадит.

– Под зверьем он имеет в виду, животных, или местных аборигенов? громко прохрипел Колчаков на ухо Никите.

Армянин-шашлычник расслышал, что сказал офицер и ласково улыбнулся:

– И тех и этих дорогой! Всем им нечего делать в культурном заведении. Пусть моются в арыках! Вас я тоже попрошу только купаться, и не мыться с мылом или шампунем. Для этих целей, имеется душевая кабина в гостинице.

– Без проблем, хозяин! – произнес с усмешкой Колчаков. – Мыться в душе, какать и писать в туалете, кушать за столом. Просветил, спасибо дорогой!

Лицо повара расплылось в еще более радушной улыбке, он пожелал приятного аппетита и засеменил обратно.

Чекушкин налил коньяк, произнес тост за дружбу между народами и быстро осушил в три глотка полный стакан. Никита и Вадим отхлебнули по половине и принялись за сочный шашлык. Мясо на косточках было замечательно прожарено и ароматно, запах специй витал вокруг шампуров, а пучки зелени высившиеся горкой над картонной тарелкой, сами просились в рот.

– Эх, как хорошо! – с надрывом произнес Чекушкин. – Век бы тут сидел и смотрел на заснеженные вершины. А какое замечательное небо на Востоке по ночам! Безоблачное, высокое! Звезды мириадами усеяны по всему своду, мигают, блестят холодным светом. Сказка! Фантастика! Лежишь порой на спине и разглядываешь знакомые и незнакомые созвездия. Замечательно! Романтика! Скажу вам братцы, в Афганистане небо самое большущее.

– И что с этой романтикой делать: на хлеб вместо масла намазывать? ухмыльнулся Вадим.

– Скучный ты мужик Колчаков, унылый!– отмахнулся Васька. – Хоть и поешь хорошие белогвардейские песни, но не гусар.

– Что ты получил за риск в Афгане? – спросил Никита, меняя тему, и с усмешкой глядя на Чекушкина. – Сколько платила Родина за героизм?

– Не так что бы очень много, но на жизнь хватало. Если водку и коньяк не покупать, то вполне даже прилично. Двести шестьдесят семь чеков и на книжку пятьсот рублей переводили. Приезжаешь в Ташкент, а там кругленький счет в полевом банке. Снимаешь деньги, и вперед, гулять по девочкам. Отрыв на полную катушку! На неделю хватало по ресторанам помотаться до полного истощения сил и средств. А в Афгане чеки тратил на шмотки, да магнитофон "Sony" купил. Там сильно не покутишь, в Кабуле бутылка водки стоит 20 чеков, а в Джелалабаде 50. Пять бутылок, и нет получки. Поэтому я в основном пил спирт, и самогон из винограда, "Шароп" называется. Вкуснейшая вещь! Конечно, если сравнивать с простой сивухой, то это божественный напиток, а если честно, настоящее дерьмо. Но и то, что вы тут пьете под названием "Водка" сделанная в Дэнау или Чарджоу, это тоже настоящий яд. Шароп был ароматнее и полезнее. По крайней мере, менее вредный организму. Я ведь его лично изготавливал, и знал, на чем основан продукт, на каких ингредиентах. Честное слово, мне уже хочется вернуться обратно "за речку". Там была воля, нормальная жизнь, боевая настоящая служба. Не то, что тут. Мозгомойство, долбодубизм.

***

– Э! Шароп, действительно дрянь! – выкрикнул запьяневший Смирницкий. Самая вкусная вещь была в Афгане – армянский коньяк!

– Совершенно справедливо! – согласился Кирпич и опрокинул в огромную глотку содержимое очередной рюмки. – Его особенно любил наш друг Сашка Мандретов, командир героической первой роты! За его здоровье!

– И долгих ему лет! – поддержал Серж тост товарища. – Продолжай дорогой!

Глава 16. Пещера Али Бабы.

Чекушкин втянул в себя сигаретный дым и мечтательно заулыбался, вспомнив что-то приятное из военных приключений. Взводный слегка опьянел, он вновь стал нахален, развязен и болтлив.

– Когда в пещеру полезем? – поинтересовался Колчаков. – Становится прохладно, мне надоело дрожать на ветру. Я не пьянствовать ехал сюда, а купаться, пить можно и в лагере, в теплой конуре.

– Не нагоняй волну, замполит! Сейчас прибежит специально обученный туркмен, отопрет решетку, включит освещение, прожектора, проводит до подземелья. Ты же не хочешь свернуть шею в темноте.

– Нет. А что там темно?

– Чудак! Конечно. Это же пещера, а не какой ни будь овраг. Глубокая пещера знаменитого "Али Бабы". Сказку в детстве читал? – усмехнулся Чекушкин. – Вот это она и есть, и клад где-то замаскирован. В ней только одна площадка освещена фонарями и кусочек водяной глади. Дальше жуткий мрак таинственного неизведанного подземелья, где прячутся духи, джины, волшебники и великаны. А вон и проводник спешит, хозяин чудесной горы.

Маленький сухонький старикашка прихромал к машине, и пригласил следовать за собой.

– Салам!– произнес туркмен и без лишних разговоров повел в "чистилище".

– Товарищи командиры! А нам можно с вами искупаться? – поинтересовался Кулешов.

– Можно! Но вначале, любезные солдаты, сбегайте в душевую и помойтесь! – распорядился Чекушкин. – А то от вас портянками за версту воняет. А под землей воздух спертый и без вашего крепкого солдатского духа. Не проветрить после нашего посещения неделю. Все духи и приведения сдохнут!

Водитель и Кулешов помчались мыться, а офицеры поспешили за хранителем озера. Дед поминутно оглядывался назад, что-то бормотал про себя, энергично тряся редкой седой бородой, и кидал сердитые взгляды на попутчиков. Видимо не радовался незваным посетителям. Чем выше поднимались по серпантину, тем сильнее дул ветер и, врываясь в небольшую пещеру, расположенную в конце тропы, он создавал звучание, напоминающее хриплое пение фальшивящего певчего.

– Джин изволит сердится! – произнес мрачным голосом Чекушкин. – А возможно дух самого Али Бабы.

Наконец добрались по тропе к входу. Туркмен отомкнул массивную, выше человеческого роста решетку, дернул рубильник на электрощите и щелкнул потайным включателем. Минуту назад казалось, что сразу за решеткой провал в таинственную мрачнейшую бездну, и где – то в пропасти действительно скрывается злобный джин, а там оказалась широкая рукотворная площадка. Никита легкомысленно двинулся вперед и, сделав несколько шагов, едва не загремел "костями" по ступеням, которые резко повернули вниз и влево. Вырубленная внутри скалы лестница имела крутой наклон и сделана была по закрученной против часовой стрелки спирали. Небольшие перильца из металлических прутьев, были довольно жиденькие, раскачивались, и за них было лучше не держаться. Внизу действительно разверзлась пропасть глубиною несколько десятков метров. Никита благоразумно отпрянул к стене и невольно схватился за выступающий из нее остроугольный камень. Он взглянул вверх, там, над головой, в вышине светила тусклая одинокая лампочка. Лучше бы он этого не делал, потому что стены перед глазами закружились и поплыли. Ромашкин схватился обеими руками за стену и зажмурился. Страшно! Тут можно получить боязнь высоты и клаустрофобию в одном "флаконе"!

– Ну, чего встал, шагай, герой! – ухмыльнулся Чекушкин. – Зачем полез поперек батьки? Думал, спелеологом быть легко и просто? Улетишь вниз, костей не соберешь! Дай-ка я впереди пойду. Дорогу ветерану – следопыту!

Васька, придерживаясь за плечи Никиты, обошел его, и потопал, не спеша и аккуратно вниз по скальным ступеням, цепляясь за скальные выступы.

Ромашкин потряс головой и вновь огляделся. Ствол пещеры был в диаметре метров десять, и имел форму купола "цирка – шапито". Над лесенкой выдолбленной чьими -то руками в горном монолите, метрах в семи нависал каменный свод, где и была закреплена лампочка. Внизу размещалась неширокая квадратная площадка с яркими фонарями по периметру. Воды Никита нигде не увидел. Где -же озеро-то? Не шутка ли это с купанием, со стороны пьяного Чекушкина?

Осторожно ступая по неровным ступенькам, медленно след в след спустились в нерукотворную шахту, и из полумрака выбрались на освещенную террасу, сооруженную на шероховатом граните. Тут-то и висели по углам четыре светильника, а над перилами был закреплен яркий прожектор. Под террасой действительно (о чудо!), плескалась вода. Вернее не плескалась, а лежала черная, спокойная водяная гладь. Настоящее озеро "мертвой воды"! Для того чтоб попасть в него, и погрузиться в целительном водном эликсире, предстояло спуститься по нескольким влажным, скользким, более узким ступеням на другую площадку, и с нее уже можно нырять.

Какая неописуемая, величественная красота, сотворенная неведомыми силами открылась взору! Какое великолепие и чудо создала природа! Сверху, на поверхности безжизненные горы и выжженная солнцем пустыня, а под землей замечательный водный мир. И если у самого входа было промозгло, сыро и прохладно, то внизу тепло, и холод совершенно не чувствовался. Наоборот, словно попали в другое время года. По температуре что-то вроде июня. Вода тихо шуршала о камни, то есть все-таки это живая вода, а не "мертвое море", и присутствует какое-то движение.

"Интересно, а есть тут рыба?" – подумал Никита и спросил с усмешкой у Чекушкина:

– Васька, а в озере живность какая-то имеется? Лягушки, пиявки?

– Не боись, крокодилов и змей здесь нет. Проверено. Никто тебе яйца в воде не откусит! Раздевайся и ныряй. Акулы отсутствуют, барракуды не водятся. Водица чистая, можно сказать стерильная. Надеюсь, такой останется и после вас лоботрясов!

Ромашкин и остальные гости подземелья разулись на верхней площадке у входа в пещеру и вниз спустились босиком, (даже без носок), так как тапочек не взяли, а ненавязчивым местным сервисом, наличие сменной обуви не предусмотрено. Никита снял китель, брюки, майку и задумался. Купаться в трусах, значит, после купания намочить форму. Плавок нет, в Педжене ведь не подозревал о предстоящей экскурсии, поэтому не побеспокоился захватить в дорогу. Что ж будем купаться голышом! Возможно русалка, какая польстится и выплывет на голочленовую наживку.

Групповой стриптиз закончился, и офицеры без малейшего и неуместного в чисто мужской компании стеснения, устремились к долгожданной воде. Ромашкин ожидал обжигающего холода, а водичка оказалась как парное молоко, не менее тридцати градусов. Вот это да!

– Ох, хорошо! – Воскликнул Колчаков, выныривая через минуту из воды. Там глубина, не донырнуть! Я побоялся опуститься пониже. Боюсь, ориентир потеряю. Темно как у негра...

– А я нырять не люблю, уши закладывает, – ответил Никита. – Я лучше поплыву вперед, разведаю, что там дальше.

Прожектор и фонари освещали овальное водное зеркало размерами приблизительно двадцать метров на пятьдесят. Далее каменный свод, резко снижаясь, опускался к воде, и было не ясно, можно ли вглубь проплыть, или нет. Не понятно, что это большой и глубокий колодец, заводь от подводной реки, или залив широкого озера? Кто построил, сей бассейн?

Обоих солдат, окунувшихся несколько раз в воду, отправили наверх, от греха подальше. Хорошего помаленьку! Еще утонут, отвечай за них! А сами офицеры поплыли на разведку.

–Алади– и-и– н-н! Али -и Баба-а-а! Джины! – громко заорал, сложив ладони рупором Ромашкин. В ответ со скального купола упал маленький камушек. Более орать лейтенант не стал. Зачем испытывать судьбу, и накликать на голову булыжник?

Никита несколькими гребками добрался до нависшего гранитного гребня и очутился перед торчащим из воды массивным каменным выступом. Лейтенанты вскарабкались на валун, что удивительно, оказалось глыба не холодная, а в меру теплая: ни тины, ни водорослей, ни мха. Ничего, все мертво и безжизненно, только сглаженные водой гранитные края. Купол в этом месте нависал в паре метров над головой. Далее потолок опускался еще ниже, соединяясь с кромкой озера. Видимо этот валун, когда-то был частью стены, которую подмыло, и она рассыпалась. Вода уходила в черную непроглядную темень, и что там далее было, не ведомо, но разбирало сильное любопытство.

– Разведаем? – спросил Никита у приплывшего следом Колчакова.

Если честно, далее исследовать озеро не хотелось, страшновато. Но коль приятель согласится, можно еще проплыть какое-то расстояние. Было ощущение, что они любопытствующие первопроходцы неведомых земель. Вот она настоящая "Тера инкогнито"!

– Можно попробовать, но до тех пор, пока оглядываясь обратно, виден хоть лучик света. Как свечение исчезнет, плывем обратно.

Друзья, осторожно гребя, углубились еще немного и почти уперлись в нависающий потолок. Продвигались, держась руками за острые камни, чтоб не удариться нечаянно о какой-нибудь остроконечный выступ. Вроде бы свод дальше в пещере вновь начал подниматься вверх, но свет ламп сзади потускнел, настала пора возвращаться обратно.

– Как жутко! – воскликнул Вадим. – Настоящая преисподняя. Только без кипящих котлов, костров и суетящихся чертей.

– Ты знаешь, Вадик, судя по тому, что становится теплее и теплее, мы недалеко от адской кухни. Поднырнем метров на двадцать и окажемся в хвосте длинной очереди грешников к гигантской сковородке или котлу с кипящим маслом. Лучше поплыли обратно, нам еще рано на "страшный суд".

Никита с радостью в душе принялся грести руками обратно. Когда плыли на разведку, создавалось ощущение, что преодолели больше километра, а стоило повернуть назад, расстояние уменьшилось в несколько раз. Удаляясь от света, пространство и время расширялись и растягивались, а теперь ускорились и сузились. Так сколько же мы плыли в действительности? Видимо не далее ста метров, остальное от страха. Заветный камень находился на прежнем месте, значит полный порядок! Реальность не исчезла, жизнь продолжается! Фонари светят, сослуживцы не исчезли, потолок не рухнул, врата из преисподней перед носом не захлопнулись.

– Жить на земле все же лучше, чем мучаться в аду! – радостно воскликнул, взобравшись на глыбу Колчаков.

Он сгруппировался и резко вытянувшись вперед, оттолкнулся и устремился в глубину. Большое мускулистое тело исчезло, и лишь пузырьки воздуха вырывались на поверхность. Около минуты его не было, а затем он резко вынырнул в стороне, громко отфыркиваясь и шумно вдыхая воздух.

– Нет, не достал и теперь дна! Глубокий бассейн! – обратился он к Ромашкину разлегшемуся на валуне. – Чего ты там обсохнуть решил? Хватит изображать из себя древнегреческого Аполлона. Яйца застудишь! Поплыли на террасу к одежде!

Никита очнулся от оцепенения вызванного тишиной и покоем, скользнул в воду, аки водяной змий, и тихо последовал за приятелем. Вода обтекала кожу, приятно успокаивала организм, вызывала непонятные ощущения, погружения в гипнотический транс. Нагота абсолютно перестала смущать. " А водятся ли тут русалки? Интересно если русалка – женского рода, то, как называется ее самец? Русал, русалец, русальщик, русаебец? Русаебец, мне нравится больше всего. Оно вульгарное, оригинальное, и придумано мной", – усмехнулся Ромашкин. – "Русалки вы где?"