Текст книги "Убийство президента Кеннеди. Ли Харви Освальд — убийца или жертва заговора?"

Автор книги: Николай Платошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Зэк Стаут, один из сослуживцев Освальда (за последним опять закрепилась кличка «кролик Оззи») относился к притесняемому парню с уважением. Почему? Например, потому, что Ли был честным и открытым. А еще потому, что с ним можно было вести «умную» беседу. К тому же парень читал «глубокие» книги, типа «Майн кампф» и многотомной «Истории упадка и гибели Римской империи» Гиббона. Стаут уже после покушения на Кеннеди говорил, что Освальд был человеком, которому можно было довериться во всем. И вообще, Освальд относился к окружающим так, как те относились к нему.

Интересно, что с уважением к Освальду относился еще один морпех, явно не блиставший особой начитанностью и образованием. Гэйтор Даниэле до поступления на службу помогал своему отцу в болотах Флориды ловить аллигаторов. Ему в Освальде нравилось то, что тот был тоже из «простых людей» и «просто хороший человек». Даниэлса уважали и побаивались за его физическую силу, и Гэйтор часто брал Освальда под защиту. Тот, в свою очередь, старался тоже чем-то отблагодарить друга (например, давал ему деньги в долг).

Кстати, о деньгах. Освальд получал 85 долларов в месяц и старался почти все из них откладывать. Некоторые исследователи потом утверждали, что Ли уже тогда копил на билет до Москвы. Никакой почвы под такими утверждениями нет. Просто Ли понимал, что после увольнения со службы рассчитывать в материальном смысле ему особо не на кого. Маргарита продолжала работать, так как сыновья ей почти не помогали (за исключением Ли). Кстати, Освальд выходил из себя, если кто-то позволял себе в его присутствии оскорбительные замечания о его матери.

Видимо, поняв, что постоянные унижения рано или поздно подорвут его психику, Освальд сделал две вещи. Во-первых, он заказал себе по почте из США пистолет 22-го калибра «дерринджер», хотя иметь незарегистрированное личное оружие морским пехотинцам было запрещено. Причем Освальд не скрывал от сослуживцев, что у него есть пистолет. Однако это не отпугивало обидчиков. Тогда в один из вечеров Ли вроде бы случайно, играя с оружием, выстрелил из пистолета в стену прямо над головой одного из солдат.

Но Ли хотел «влиться» в коллектив и другим, мирным путем. Он стал тоже ходить по барам, чтобы прослыть за своего. Сослуживцы с воодушевлением видели Освальда, напившегося в первый раз в жизни. Свели его и с японской проституткой и потом, как водится, отметили всей компанией «превращение мальчика в мужа». Ли, у которого, похоже, не было чувства юмора (или, может, его юмор просто был выше восприятия его сослуживцев), стал довольно неуклюже пытаться шутить в обычном для американской армии грубовато-простецком стиле. Так, например, он будил солдат криком: «Берегите деньги Конфедерации! Юг восстанет снова!» Как раз для уроженца Юга США такого рода шутки были вполне естественными. Освальд даже вроде смирился со своей кличкой и иногда шевелил ушами и выставлял над нижней губой зубы, имитируя кролика.

Однако сослуживцы не верили в новую маску «книжного червя». Над ним привыкли издеваться и не собирались отказываться от этого. И тут вдруг морпехи стали замечать Ли в сопровождении прекрасной японки, которая с их завистливой точки зрения была явно «выше классом», чем Ли. Тем более Освальд как-то сказал, что она работает в баре «Квин би». Бар этот был явно не по карману рядовым, так как один вечер там обходился примерно в сто долларов, что было больше месячной зарплаты Освальда. Поэтому в баре обычно торчали офицеры и сержанты.

История с «Квин би» до сих пор воспринимается многими как доказательство работы Освальда на американские спецслужбы. При этом используется следующая логика. Многие сотрудницы бара, находящегося неподалеку от секретной военной базы, наверняка были иностранными шпионами. Освальд достаточно много знал, чтобы представлять для них интерес. Он видел секретный самолет У-2 и даже, вероятно, мог рассказать о маршруте его полетов. Поэтому какие-либо разведслужбы (прежде всего ЦРУ или разведка ВМС) давали бедному Освальду деньги для «работы» с хорошенькой японкой.

Есть и другая версия, основанная опять же на словах только самого Освальда. Потом он говорил, что в Японии тесно общался с японскими коммунистами и те убедили его съездить в Советский Союз, чтобы посмотреть, как выглядит социализм на практике.

Что здесь можно сказать? Стоит только подключить логику и факты. Освальд был человеком сообразительным, с богатым воображением и желанием вести таинственную двойную жизнь. Весьма вероятно, что ЦРУ или военно-морская разведка действительно использовали его как «живца» для иностранных спецслужб, интересовавшихся базой Ацуги. Тем более что именно там базировался неуловимый для русских У-2.

Правда, американская разведка не знала, что в СССР об У-2 уже было известно многое. Что нового Освальд мог рассказать русским агентам об У-2? Начиная с самого первого полета советские радары засекли этот объект. Так же было дело и при всех последующих полетах, каждый из которых сопровождался дипломатическими протестами СССР. Проблема была только в том, что перехватчики советских ВВС пока не могли достать У-2. Но уже в 1958 году была принята на вооружение первая ракетная система ПВО С-75. И первый У-2 русские сбили 1 мая 1960 года, а не раньше, только потому, что это был второй полет самолета-шпиона после долгого перерыва.

Освальд, конечно, мог сдать «красным» коды обозначения самолетов «свой – чужой». Но ценной эта информация была бы только в том случае, если бы СССР или КНР готовились к массированному и неожиданному авиаудару по Японии. Но третьей мировой войны в Москве никто не планировал. Запасать такие коды на будущее смысла не было, так как они периодически и довольно часто менялись. К тому же смысл военно-воз– душных игр того времени состоял не в скрытности проникновения в воздушное пространство вероятного противника, а скорее в обратном. Самолетам-нарушителям надо было вести себя «пошумнее», чтобы вызвать ответную реакцию ПВО и тем самым вскрыть авиационные и ракетные базы. А вот их в отличие от кодов поменять за день было просто невозможно.

Деятельность Освальда скорее была для ЦРУ разочарованием, так как он, формально выполняя задания, как и в случае с Феррье вел свою игру. Успехов не было, потому что Освальд к ним просто не стремился. Он вел себя так, что советская разведка им не заинтересовалась. Поэтому, когда в октябре 1959 года Освальд попал в СССР и захотел остаться, КГБ не имел о нем вообще никакой информации ни из Японии, ни откуда бы то ни было еще. Причем не знали в Москве и о его якобы тесных связях с японскими коммунистами. Комиссия Уоррена «логически» заключила, что раз в Японии действовала «активная и неподавленная компартия» (вот именно: в США в то время многие коммунисты сидели по тюрьмам по надуманным обвинениям), то марксист Освальд просто не мог не выйти с ней на связь.

На самом деле японская компартия переживала в то время очень непростой период в своей истории. До войны в Корее это была действительно влиятельная политическая сила, насчитывавшая в своих рядах более 200 тысяч человек. За ней шло 3 миллиона избирателей. Но во время корейской войны партию стали преследовать, а она, подставившись, взяла курс на вооруженную борьбу против правительства (хотя этот курс остался на словах). Коммунистов стали давить еще больше, и к середине 50-х годов их осталось не более 30 тысяч. Только в июле 1958 года после своего VII съезда партия снова медленно стала наращивать влияние.

Так что вряд ли окрестности базы Ацуги кишели коммунистами во время службы там Освальда. Хотя, конечно, Освальд ездил в увольнительную в Токио и там действительно мог познакомиться с коммунистами. Но в любом случае ни на базе, ни позднее в СССР шпионских следов этого сотрудничества не было найдено.

А как же с симпатичной официанткой из «Квин би»? Во-первых, Освальд мог просто наврать своим завистливым сослуживцам по поводу места работы официантки. Но скорее всего, он ее любил, и она отвечала взаимностью. Морпехам это было, конечно, трудно представить, так как с женщиной им говорить было не о чем, даже если японки владели английским языком. А вот «девственник» Освальд имел гораздо более интересный внутренний мир и мог нравиться без денег. В поддержку последней версии говорят не только позднейшие свидетельства сослуживцев о том, что Ли был «без ума от красивой японки», но и случай, произошедший с Освальдом 27 октября 1957 года и поломавший всю его военную карьеру.

В этот день примерно в половине девятого вечера Освальд копался в своем личном шкафчике. Вдруг раздался выстрел, и подбежавшие морпехи увидели сидящего рядом со шкафчиком Освальда, держащего в правой руке личный незарегистрированый пистолет 22-го калибра. Ли спокойно сказал: «Кажется, я подстрелил себя». На левой руке Освальда виднелись следы крови, но рана была не опасная. В госпитале хирург быстро обработал рану и по просьбе Освальда записал, что она была нанесена случайно и из служебного оружия 45-го калибра. Но затем «разобрались», и инцидент приобрел для Освальда перспективу военно-полевого суда за незаконное хранение оружия.

Зачем Освальд пошел на такой риск? Дело в том, что к тому времени было известно, что его часть вот-вот отправится в район Филиппин «на маневры». «Маневры» эти были на самом деле, и это хорошо знали даже рядовые, готовящейся военной интервенцией США против Индонезии. То есть Освальда там могли не только убить, но и грозящая война рисковала затянуться на неопределенное время. Еще бы: американская интервенция в Корею начиналась вроде тоже с небольшой высадки войск, а закончилась цинковыми гробами для 50 тысяч американцев. Поэтому довольно ясно, что Освальд хотел остаться в Японии и избежать «маневров». Скорее всего, из-за своей пассии. Позднее Освальд вообще говорил, что не хочет возвращаться из этой страны на родину.

Кстати, сторонники теории связи Освальда с американскими спецслужбами утверждают, что сам инцидент был подстроен, чтобы оставить ценного дезинформатора русских в Японии. Но в этом случае зачем было городить огород с самострелом и военным трибуналом? Оба эти факта скрыть от посторонних было невозможно. Если бы Освальда хотели оставить, его бы просто оставили. Никто бы из сослуживцев переводом его, например, в другую часть интересоваться особо не стал бы. Это не было принято, а потом такие вещи случались в корпусе сплошь и рядом. Хотя, конечно, трибунал создавал Освальду в случае последующей заброски в Советский Союз репутацию диссидента, которого преследовали за неугодные политические взгляды.

Но продержав «самострела» в госпитале три недели, его выписали аккурат вовремя, чтобы он смог-таки со своей частью отбыть на «маневры». Дело на Освальда завели, но оно было отложено до возвращения части с этих самых «маневров». Заметим для себя один немаловажный момент. Врач написал в отчете, что инцидент произошел не по вине Освальда, а «в рамках несения службы». Таким образом, судить незадачливого морпеха должны были только за владение незарегистрированным оружием.

А «маневры» эти были первой военной операцией ЦРУ (создано в 1947 году) по свержению неугодного США правительства – президента Индонезии Сукарно. Вина его состояла в том, что он отказывался вступить в организованные Америкой антисоветские военно-политические союзы, а напротив, был одним из лидеров движения неприсоединения вместе с индийским премьером Неру. Мало того, Сукарно имел наглость посетить с визитом Советский Союз и Китай (правда, и в США он тоже ездил, но в глазах ЦРУ это вины не умаляло). Чаша терпения ЦРУ переполнилась после того, как на свободных парламентских выборах компартия Индонезии получила около четверти всех голосов и Сукарно решил, что коммунистам по справедливости должно быть предоставлено 25 процентов мест в правительстве.

ЦРУ наняло несколько индонезийских армейских полковников во главе с бывшим военным атташе Индонезии в Вашингтоне и те под знаменем исламского фундаментализма начали мятеж на индонезийском острове Суматра. Народ, по прогнозу ЦРУ, должен был, естественно, поддержать путчистов, а те попросить о прямой военной интервенции США. Именно для этого в район Филиппин (которые тогда, несмотря на формальную независимость, по сути, были американской колонией) стягивались крупные силы морской пехоты и ВМС США, в том числе и часть Освальда.

Но не понимавший своего истинного счастья народ был на стороне Сукарно. Американские самолеты стали бомбить церкви, рынки и другие «военные» объекты, убив сотни мирных жителей. Мятеж тем не менее захлебывался. Тогда ЦРУ, зная о любви Сукарно к прекрасному полу, сфабриковало порнофильм, в котором «президент» занимался сексом с «русской красавицей». Красавица была, естественно, агентом Кремля, через которую этот самый Кремль диктовал свою волю Сукарно. Актеров для фильма нашли в полиции Лос-Анджелеса (женщину, правда, пришлось заменить, она была, по оценке ЦРУ, «потрепанной» и страшноватой для «русской красавицы»).

Фильм, запущенный ЦРУ во все мировые СМИ, оказал Сукарно большую помощь. В Индонезии люди прониклись гордостью за своего президента, перед чарами которого не устояла даже русская!

Мы остановились на индонезийском кризисе подробнее, так как уже через три года ЦРУ повторит такой же вариант в отношении Кубы. А это уже, по нашему мнению, имело прямое отношение к убийству президента США Джона Кеннеди. А значит, и к герою этой книги.

20 ноября 1957 года часть, где служил Освальд, погрузилась на десантный корабль времен Второй мировой войны и отплыла к Филиппинам в рамках маневров под кодовым названием «Стронгбэк» (то есть сильная поддержка). Была осуществлена имитирующая боевую высадка на Филиппинах, после которой, продвинувшись в глубь «занятой территории» на 20 миль, морпехи развернули временный палаточный боевой пункт управления воздушным движением.

На Филиппинах американцам тоже были не особенно рады. В стране действовали коммунистические повстанцы и, хотя США разгромили их основные силы пятью годами ранее, на архипелаге постреливали. У морпехов было впечатление, что простые люди как раз больше сочувствуют коммунистам, чем собственному марионеточному проамериканскому правительству.

Часть Освальда столкнулась с «дружеским» отношением сразу же. Причем сама же его и спровоцировала. «Наступавшие» морпехи увидели местных жителей, поглощавших свинину и собачатину вместе с самогоном. Мимо такой добычи доблестные морские пехотинцы, естественно, пройти не могли и обменяли самогон на ножи. Подвыпив, представители цивилизованного мира стали приставать к филиппинкам. Завязалась драка, и морпехам пришлось отступить ближе к берегу. Характерно, что один из сослуживцев филиппинского периода Освальда вспоминал: Ли был спокойным, «непохожим на остальных парней-животных».

Через неделю палаточный радарный пункт опять свернули. Морпехи вновь погрузились на корабль. Целый месяц корабль в составе армады американского флота болтался в море, ожидая дальнейших указаний. А их все не было, так как мятежники в Индонезии терпели поражение. В конце концов часть опять сошла на берег в районе крупнейшей военной базы США на Филиппинах Субик-Бэй. На этот раз ничего развертывать не стали. Задача состояла в том, чтобы ждать и охранять собственное оборудование. Пожалуй, впервые операторам радаров дали в руки боевое оружие, и находились они не совсем в спокойной стране.

Новый 1958 год морпехи ознаменовали пьяной дракой в духе своих боевых традиций. Несколько человек лишились сознания, а одного госпитализировали с сотрясением мозга. Освальд в таких культмассовых мероприятиях не участвовал. Делать тем, кто не любил читать, было нечего. Морские пехотинцы занимались главным образом изготовлением горячительного напитка по собственной рецептуре. Похищенный из санчасти спирт настаивался на картофельной кожуре и апельсиновых корках. Для этого емкость на неделю закапывали в землю. Перебродившую смесь фильтровали через армейские майки. Пить такую гадость можно было лишь заткнув нос.

15 января 1958 года вдруг стало не до скуки. Во время несения ночью караульной службы (причем он охранял ангар, предназначенный для У-2) погиб рядовой Мартин Шранд, который вместе с Освальдом (и упоминавшимся выше Пауэрсом) участвовал в курсах для радарных операторов на базе Кизелер. Рана, которую нанес себе Шранд, была на первый взгляд странной: он выстрелил себе в правую подмышку. Потом комиссия Уоррена пыталась как-то связать с этим инцидентом Освальда, но каких-либо фактов не обнаружила.

Скорее всего, Шранд оперся на винтовку и она случайно выстрелила. А Ли Харви Освальд в этот же день сдал экзамен на звание капрала.

Между тем военная служба и «маневры» продолжались. Почти сразу же после инцидента со Шрандом часть опять погрузилась на корабль и отплыла на остров Коррехидор. Там все повторилось снова: морпехи развернули палаточный радарный пункт и стали ждать неизвестно чего.

Освальд все десять недель пребывания на острове находился в наряде на кухне. Это было своего рода предварительным наказанием за инцидент с незарегистрированным пистолетом. Ли переживал, что его наказали еще до суда, но прятал свои эмоции под маской клоуна. Например, Освальд демонстрировал коллегам на бис трюк по разбиванию одним махом десятков яиц для утреннего омлета. К тому же на Коррехидоре Освальду нравилось. Во время Второй мировой войны там шли жестокие бои, и интересовавшийся историей Освальд проводил многие часы, исследуя разрушенные бункеры и укрепления. Причем сослуживцы отмечали, что Освальд хорошо разбирался в истории войны и служил им своего рода гидом по местам былых сражений. Правда, доблестные морпехи временно прекратили прогулки, когда узнали, что на днях в этой местности убили пятиметрового питона. В свободное время, как всегда, Освальд много читал, тогда как остальные морпехи в основном купались и загорали.

Служебный рейтинг Освальда во время пребывания на Филиппинах оказался самым низким за всю историю его военной карьеры: за поведение он получил 4,0, а за военные навыки – 3,9. (Интересно, а как Освальд мог эти самые навыки продемонстрировать, если все время находился в кухонном наряде?) Пожалуй, это можно объяснить только одним: Ли стал терять веру в возможность чего-то добиться от Корпуса морской пехоты в плане своей будущей карьеры. Но у него еще оставалась надежда, что предстоявший ему военно-полевой суд примет мягкое решение, учитывая постоянное пребывание в наряде.

7 марта 1958 года, когда командованию стало окончательно ясно, что «спонтанная, народная революция» в Индонезии провалилась, часть отправилась в Японию к месту постоянной дислокации. Морпехам повезло, что индонезийский народ не дал вовлечь себя в задуманную ЦРУ широкомасштабную гражданскую войну. Иначе многие из них вернулись бы с «маневров» в США в грузовом отделении трюмов. Кстати, Освальд, читая газеты, видимо, подозревал, в чем на самом деле был смысл «маневров». Позднее он писал Роберту, что прекрасно «помнит те дни, когда мы находились на кораблях вблизи Индонезии, чтобы подавить очередную революцию. Я до сих пор ясно вижу Японию и Филиппины с их марионеточными правительствами».

Прибыв на базу Ацуги, Освальд был подвергнут суду военного трибунала и был жестоко разочарован приговором. 11 апреля 1958 года Ли Харви Освальд был приговорен к 20 дням тяжелых работ, удержанию из жалованья 50 долларов и понижению в звании до рядового (он, как мы помним, был рядовым первого класса и сдал экзамен на капрала; экзамен этот теперь считался аннулированным). Исполнение приговора, правда, отсрочили на 6 месяцев, и если бы Освальд за это время не допустил новых дисциплинарных проступков, то решение суда потеряло бы свою силу.

Тем не менее Освальд был не просто разочарован, он был вне себя от негодования., так как полагал, что несколькими неделями беспрерывных кухонных нарядов вполне и с лихвой искупил содеянное. Даже некоторые офицеры считали такое решение суда излишне строгим. Тем более что Освальда унизили еще больше, запретив ему несение службы по специальности и опять направили фактически в бессрочный кухонный наряд.

Потом Освальд признавался, что именно после решения суда он начал всерьез задумываться о переселении в СССР. Ведь он изо всех сил пытался хотя бы внешне стать таким же, как все. Но слишком уж много серьезных книг прочитал к тому времени Ли Харви Освальд, чтобы справиться с ролью необремененного мозгами доблестного морского пехотинца. Теперь его терпение лопнуло, и Ли подал заявление на отчисление из корпуса «в связи со срочной необходимостью». Но ему надо было представить какую-нибудь уважительную причину, так как контракт он в свое время подписал на три года. Особых причин не было, и Освальду отказали, чем, естественно, озлобили его еще больше. Ли чувствовал себя в том же положении, что и пять лет тому назад в Нью-Йорке: его преследовали непонятно за что. Он открыто говорил сослуживцам, что начальство сделало из него козла отпущения, и никакого будущего для себя на военной службе он не видит.

Теперь «кролик Оз» уже больше не притворялся простачком и решил за себя постоять. Во время одной из вечеринок части в баре он подошел к сержанту Родригесу, который направил его в наряд по кухне, и вылил на него спиртное. После этого Освальд в грубой форме предложил сержанту «выйти и разобраться». Вообще это все было как раз в рамках обычного пьяного кутежа, привычного, как мы уже видели, для американских элитных частей. Родригес «выйти» не решился, так как младших командиров как раз незадолго до этого инцидента предупредили об особой ответственности за участие в драках. К тому же Родригес думал, что Освальд прицепился к нему из расистских побуждений (Родригес был по происхождению мексиканцем, а значит, человеком «второго сорта» в американской армии). На самом деле начитанность и убеждения Освальда делали его абсолютно непохожим в этом смысле на своих сослуживцев. Позднее один из морпехов-пуэрториканцев даже говорил, что сдружился с Освальдом потому, что тот единственный относился к нему как равному.

Как бы то ни было, Родригес драться побоялся, а написал на рядового Освальда рапорт. 27 июня 1958 года Освальд опять предстал перед военным судом. Ли сам выступал на суде своим защитником и путем перекрестного допроса Родригеса и свидетелей пытался доказать, что опрокинул на сержанта напиток случайно, так как был навеселе. Судья ему поверил и тем не менее осудил Освальда за «использование провоцирующих слов» в адрес младшего командира. Новый приговор наложился на старый и в результате дополнительно Освальд лишился 55 долларов и был отправлен на 28 дней в военную тюрьму, по сравнению с которой советская гауптвахта была домом отдыха.

Во время пребывания в камере (Освальд сидел в одиночной) осужденный должен был все время стоять по стойке смирно за исключением приема пищи и сна. Когда ему надо было в уборную, он должен был громко и неоднократно командным голосом выкрикивать свою просьбу, пока часовой не сочтет нужным открыть дверь. Позднее один из тех морпехов, кто тоже испытал судьбу Освальда, описывал тюрьму как «ад» даже в сравнении с тюрьмой «на гражданке».

Некоторые исследователи, сторонники конспиративных связей героя нашей книги с американскими спецслужбами, утверждают, что на самом деле Освальд вообще не сидел ни в какой тюрьме, а проходил спецобучение перед заброской в Советский Союз. Но фактов в поддержку этой версии нет (возможно, пока нет), хотя в целом она выглядит очень правдоподобной. Освальда в тюрьме видели (но далеко не каждый день), и покинул он ее 13 августа 1958 года.

На свободу бывший «кролик» вышел совсем другим человеком. Он перестал шутить и вообще вел себя с окружающими отстраненно и холодно (хотя пить стал больше, видимо, чтобы залить свою обиду). Тем более что ему было отказано в просьбе о продлении службы за границей, а новые служебные оценки (1,9 за поведение и 3,4 за военные навыки) уже не позволяли ему рассчитывать на увольнение из корпуса «с почетом». Освальд стал резко критиковать американский империализм и обращаться к сослуживцам «вы, американцы», показывая тем самым, что себя он таковым не считает. В тюрьме, говорил Освальд, я окончательно убедился в прелестях вашей демократии и теперь хочу увидеть другую жизнь. Если предположить, что вместо тюрьмы Освальда готовили к предстоящей заброске в СССР, то показательная ненависть к американскому образу жизни неплохо вписывается в этот сценарий.

Вот именно в этот период службы Освальд близко сошелся с японцами, так как от своих сослуживцев его чуть ли не тошнило. «Туземцы» же, по крайней мере, относились к нему с уважением. У Ли даже появилась «японская жена» (то есть женщина, которая за деньги вела его домашнее хозяйство, выполняя и все другие обязанности законной супруги). В американской армии такую походно-полевую жену называли «ранчо».

А американской армии и морской пехоте на Дальнем Востоке между тем предстояли очередные «веселые гастроли». Неожиданно в сентябре 1958 года обострились отношения между КНР и Тайванем. Китайская армия стала обстреливать расположенные между континентом и Тайванем мелкие острова, а воинственная риторика из Пекина могла говорить о предстоящем захвате Тайваня. На самом деле Мао Цзэдун был готов действительно пойти на мировую войну против США при условии, что СССР даст ядерные гарантии КНР. Но Хрущев отказался поддержать Мао, и с того времени отношения между Москвой и Пекином стали ухудшаться.

США, естественно, встали на защиту гоминьдановского Китая и начали перебрасывать к острову войска. Американский флот прикрыл Тайвань с моря, а с воздуха такую же роль должна была взять на себя часть, где служил Освальд. Ведь МиГи КНР барражировали в непосредственной близости от Тайваня (кстати, а с самого острова проводил свои шпионские полеты против КНР уже знакомый нам У-2).

14 сентября 1958 года эскадрон Освальда покинул Японию и через две недели высадился на севере Тайваня. Был развернут пункт радиолокационного контроля за воздушным пространством. Кстати, один из офицеров потом вспоминал: у него сложилось впечатление, что самолеты КНР знали все позывные и могли незамеченными проникать в воздушное пространство Тайваня. Так как эти показания давались после покушения на Кеннеди, намек на Освальда, конечно, был явным. Но кроме этого офицера никто другой почему-то подобного мнения не придерживался и никакого служебного расследования начато не было.

После пребывания в тюрьме Ли Харви Освальд не горел никаким желанием умирать за американский империализм в очередной несправедливой войне. Одно дело, рассуждал он, говорить о коммунизме абстрактно, другое – самому строить артиллерийские позиции в предвкушении неминуемого вторжения китайских коммунистов (морпехи помогали гоминьдановцам готовиться к войне). Но Освальд уже решил для себя, что эта война пройдет без него.

Как-то ночью, когда рядовой Освальд был на посту, раздались четыре выстрела. Офицер Родс (тот самый, который обратил внимание на осведомленность китайских истребителей), выхватив свой пистолет 45-го калибра, немедленно побежал на пост и увидел Освальда сидевшим прислонившись к дереву. Свою винтовку М-1 он держал на коленях. Освальда трясло, он рыдал. Потом, немного придя в себя, он рассказал, что увидел за деревьями группу неизвестных людей. Они не отозвались на приказ часового назвать пароль, и он начал стрелять. Родс, относившийся к Освальду с симпатией, обнял его и отвел в казарму. Последний всю дорогу повторял, что просто не может выносить караульную службу.

Родс, естественно, доложил о случае по команде, и Освальда практически на следующий день самолетом отправили назад в Японию. Официально, по крайней мере, так потом вспоминали, Ли улетел для медицинского обследования (в Японии он, как и большинство его сослуживцев, подцепил легкую форму гонореи). На самом деле, как, скорее всего, абсолютно правильно сразу же предположил Родс, Освальд просто симулировал очередной инцидент, чтобы избежать участия в возможной войне. С таким послужным списком терять ему было уже нечего.

Есть опять же предположения, что все организовали американские спецслужбы, чтобы вернуть своего агента в Японию. В поддержку этой версии долго приводили один на первый взгляд действительно странный документ. Когда Освальд подцепил упомянутую выше нехорошую болезнь, то врач в госпитале записал, что она была получена не по вине солдата, а «в результате выполнения им служебных обязанностей». Казалось, вот оно, доказательство! Освальд спал с японками по заданию ЦРУ или во– енно-морской разведки.

Но здесь все, увы, гораздо проще. Если помните, то при предыдущем инциденте с оружием в деле Освальда была точно такая же формулировка. Она просто отражала существовавшее тогда в армии США законодательство. А оно гласило, что при любом инциденте или болезни военнослужащего «собственная вина» была налицо только в одном случае: когда солдат нанес себе ранение или подцепил болезнь умышленно. Если же он сделал это по неосторожности, то использовалась стандартная формулировка «при выполнении служебных обязанностей». На первый взгляд странно. На самом деле, учитывая любвеобильность американских морпехов, начальство боялось, что при другом подходе придется регулярно наказывать 90 процентов военнослужащих. Может быть, Освальд и продолжал контакты с ЦРУ или военно-морской разведкой, но теперь они концентрировались вокруг предстоявшей заброски марксиста Освальда в Советский Союз.

Освальд, прибыв с Тайваня, попросился в госпиталь, утверждая, что надорвался при строительстве артиллерийских позиций (морпехам приходилось затаскивать орудия на вершину холма). Однако врач не смог обнаружить никакой болезни за исключением остаточных признаков гонореи. В любом случае, на базу Ацуги Ли Харви Освальд уже не вернулся. Было принято решение об отправке его в США. Поджидая свой корабль, Освальд временно проходил службу на военно-воздушной базе Ивакуни. Причем интересно, что это уже была не такая секретная база и располагалась она в 430 милях от Токио. Если бы американская разведка хотела, чтобы Освальд продолжал свои полезные контакты с коммунистическими шпионами, то зачем было переводить его на абсолютно новое место? Теперь уже Освальда хотели перебросить на родину, где он должен был подготовиться к путешествию в СССР. Видимо, от пребывания Освальда в Японии американская разведка особых результатов не имела.