Текст книги "Убийство президента Кеннеди. Ли Харви Освальд — убийца или жертва заговора?"

Автор книги: Николай Платошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Пока Рут беседовала о политических воззрениях Освальда, Марина тайком выскользнула из дома и запомнила номер автомобиля агентов ФБР. Марку машины она не знала, так как в этом не разбиралась. Когда Хости ушел, она написала номер на листе бумаги. Рут и Марина решили ничего не говорить Ли о повторном визите Хости до тех пор, пока Освальд не приедет на выходные. В эту неделю Ли звонил несколько раз (обычно он звонил в обеденный перерыв и после работы) и каждый раз интересовался, не приходило ли к нему ФБР.

Несмотря на свой почти не существующий английский, Марина подслушала и поняла часть беседы Рут с Хости. На следующий день, когда они мыли посуду, она вдруг сказала Руг, что адрес Ли – их личное дело и другим его знать не обязательно. Рут была поражена – до этого Марина с ней никогда в таком тоне не разговаривала.

Как только Ли пришел в пятницу 8 ноября, Марина сказала, что Хости был у них снова. Освальд страшно разволновался и немедленно принялся расспрашивать Рут о содержании беседы. Когда та упомянула, что Хости интересовался его психическим здоровьем, Ли презрительно и нервно усмехнулся. Он считал, что ФБР хочет помешать его политической деятельности. Рут была с ним солидарна: она полагала, что Ли имеет право на собственное мнение, даже если оно непопулярно в стране. Освальд очень боялся, что из-за ФБР может опять потерять работу.

На следующий день Ли попросил у Рут пишущую машинку и что-то печатал до 11 утра. Затем взрослые и дети поехали в ведомство по выдаче водительских прав, где Освальд хотел получить разрешение на вождение в качестве ученика. Но ведомство уже было закрыто, так как день был предпраздничный – назавтра Америка отмечала День ветерана. Ли зашел в супермаркет и купил своим детям разные нужные младенцам вещи. Всю обратную дорогу он был очень весел, пытался шутить и петь русские песни со своим ужасным произношением. Марина чувствовала, что после того, как Ли утром что-то напечатал, у него явно отлегло от сердца. Он попросил Марину приготовить его любимое русское блюдо (жареная картошка с луком), с аппетитом поел и с интересом принялся смотреть по телевизору футбольный матч.

Ночью Марина уговаривала мужа выкинуть из головы идею о возвращении в Россию. Ли поначалу картинно упирался: они снова встретятся с друзьями и он наконец-то получит достойную работу. Ну, тогда уж ехать не в Минск, а в Ленинград, не отставала Марина. А Ли хотел только в Москву. Тогда Марина предложила вообще остаться в Америке, и Ли с легкостью согласился. Он даже дал честное слово, что это его окончательное решение. Разговор плавно перешел на другие темы, и Ли неожиданно стал рассказывать жене о всех его предыдущих женщинах. Особенно много побед (восемь) Ли Харви Освальд одержал в Японии. Но по-настоящему он любил только одну женщину – свою жену.

В воскресенье Рут проснулась раньше всех и увидела, что на столе в гостиной лежит черновик того письма, которое Ли, по-видимому, так старательно печатал на ее машинке. Она взглянула на сложенный лист и увидела только фразу «ФБР сейчас заинтересовалось моей деятельностью». Заинтересовавшись, Рут решила прочитать все письмо и, как она потом вспоминала, оно ее просто шокировало.

«Уважаемые господа!

Этим письмом я хотел бы проинформировать вас о событиях, произошедших после моей беседы с товарищем Костиным в Посольстве Советского Союза, Мехико-сити, Мексика.

Я не мог оставаться в Мехико-сити на неопределенный срок из-за ограничений моей мексиканской визы, которая была выдана только на 15 дней. Я не мог рисковать и продлевать эту визу, так как мне пришлось бы использовать свое настоящее имя, и поэтому я вернулся в США.

Я и Марина Николаевна в настоящее время проживаем в Далласе, Техас.

ФБР заинтересовалось моей деятельностью в прогрессивной организации Комитет за справедливую политику в отношении Кубы, секретарем которой я был в Новом Орлеане (штат Луизиана). Теперь я уже в этом штате не живу.

ФБР посетило нас здесь, в Техасе. 1 ноября агент ФБР Джеймс П. Хасти (Освальд неправильно написал фамилию Хости) предупредил меня, что если я попытаюсь заняться деятельностью в рамках FPCC здесь в Техасе, то ФБР снова мной “заинтересуется”. Этот агент также предложил, чтобы моя жена “осталась в США под защитой ФБР”, то есть она может отречься от Советского Союза.

Естественно, я и моя жена решительно отвергли эту тактику со стороны пресловутого ФБР.

Я вообще не планировал контактировать с советским посольством в Мехико-сити и конечно они меня не ждали. Если бы я смог достичь Гаваны как планировалось, то советское посольство там имело бы достаточно времени, чтобы оказать мне содействие. Но здесь виноват глупый кубинский консул, и я счастлив, что после его заменили».

Рут не знала, что потом Освальд добавил в письмо еще одну фразу: «Пожалуйста, сообщите нам о выдаче советских въездных виз, как только вы их получите».

Зачем же помешанный на секретности Освальд отправил письмо такого содержания в посольство СССР в Вашингтоне? По всей видимости, визит Хости заставил его задуматься. Ведь он считал, что действует по заданиям ЦРУ и ФБР при посредничестве Банистера и Феррье. А тут выяснялось, что агент ФБР спрашивает о его адресе и работе. Зачем? Ведь они и так должны все это знать. Заметим здесь, что Феррье скорее всего говорил Освальду, что тот работает по засекреченной программе ФБР «Cointelpro». Начало ФБР эту программу в августе 1956 года и ее задачей первоначально было «дискредитировать» компартию США, в том числе и преследуя прогрессивные некоммунистические организации.

То есть, и это важно подчеркнуть, это была деятельность не только по наблюдению, но и подрыву вредных с точки зрения правительства США политических и общественных организаций. Методы здесь были следующие. Неугодных общественных деятелей компрометировали в глазах родственников, друзей или работодателей с помощью сфабрикованного компромата. Вскрывалась почта подозрительных лиц и организаций в том числе и путем банального взлома офисов. И наконец, агенты ФБР внедрялись в организации и компрометировали их своей деятельностью. Дело доходило до того, что во время протестов против войны во Вьетнаме агенты ФБР подстрекали студентов нападать на полицейские участки.

«Cointelpro» была строго засекречена, потому что она противоречила американскому законодательству. Соответственно сотрудники региональных отделений ФБР, работавшие по этой программе, часто докладывали не своему непосредственному начальству, а напрямую Гуверу или его помощникам. Одной из главных мишеней «Cointelpro» в 1963 году был FPCC, и деятельность Освальда в Новом Орлеане просто блестяще укладывалась в методы «Cointelpro».

Против Американского союза за гражданские свободы Гувер лично работал еще с 20-х годов. Например, когда он в 1924 году узнал, что федеральный судья Бенджамин Бледсоу собирается выступить на мероприятии ACLU в Калифорнии, он заставил судью отказаться от приглашения.

Таким образом, Освальд не понимал, почему Хости мешает его строго засекреченной деятельности по внедрению в правые и левые организации Далласа. Именно поэтому он и оставил свое письмо в посольстве на виду. Расчет был на то, что испуганная Рут сообщит в ФБР, те свяжутся со штаб-квартирой в Вашингтоне (которая курировала как «Cointelpro», так и советское посольство), и офису в Далласе дадут команду оставить Освальда в покое. Чтобы Рут не колебалась, Освальд напичкал письмо выдуманными, но ужасными с точки зрения обывателя подробностями о том, что он якобы использовал псевдоним для поездки в Мексику и хотел в Гаване ждать советской визы.

Расчет Освальда почти полностью оправдался, но только почти. Рут, естественно, скопировала письмо и, по ее собственным показаниям, сделанным после покушения на Кеннеди, немедленно собиралась отнести письмо в ФБР. Но дальше произошли вещи, в которые трудно поверить. Якобы она показала письмо Майклу, а тот по рассеянности принял обращение «Уважаемые господа» (Dear Sirs) за «Дорогая Лиза» (Dear Lisa) и решил, что Рут дошла до того, что читает личные письма Освальда. Но она все же заставила его прочитать письмо до конца, и Майкл только сказал, что Освальд лжец и хвастун. Как бы то ни было, Рут письмо в ФБР не отнесла и ее оправдания на этот счет выглядят абсолютно несерьезно.

Но вот если предположить, что она, как и Мореншильд, наблюдала за Освальдом по заданию ЦРУ, то все становится на свои места. ЦРУ пока не хотело поднимать шум вокруг Освальда. Ведь он еще не выполнил своей главной роли: дать желанный предлог для убийства Кастро, которое Кубела обещал осуществить буквально в ближайшие недели. Если бы ФБР узнало, что Освальд встречался в советском посольстве в Мехико с «Костиным» (было легко установить, что это известный американской контрразведке офицер КГБ Костиков) и к тому же был в кубинском посольстве с целью поездки на Кубу, то Освальда немедленно бы поставили под постоянное наблюдение. Как мы помним, ЦРУ скрыло от коллег из ФБР именно эти два ключевых момента в своих сообщениях о поездке Освальда в Мехико.

Кстати, после убийства Кеннеди агент Хости именно так и объяснял то обстоятельство, что он не уделял делу Освальда особого внимания (у него, мол, помимо Освальда было еще около 40 других объектов, которые он вел). Но данные о контактах Освальда с Костиковым, конечно, всё бы изменили, утверждал Хости. Но и сам Хости сотворил такое, что нельзя себе представить в славящемся своей строгой дисциплиной ФБР.

Перед покушением, скорее всего 12 ноября (в тот же самый день, когда Освальд отправил письмо в советское посольство), Ли зашел в далласское отделение ФБР, находившееся неподалеку от его места работы. Он хотел видеть агента Хости. Секретарша в приемной ответила, что тот на обеде. Тогда посетитель, состояние которого позднее она описывала как крайне возбужденное, оставил для Хости белый конверт с запиской. Что было в этой записке, точно неизвестно до сих пор. ФБР скрыло от комиссии Уоррена сам факт ее существования и о записке стало известно только в 1975 году.

Упомянутая выше секретарша утверждала, что в записке Освальд угрожал взорвать ФБР и штаб-квартиру далласской полиции, если его не оставят в покое. Хости, наоборот, говорил, что Освальд требовал оставить его жену в покое и все сведения о нем получать у него самого. В противном случае он грозил доложить о незаконных действиях Хости. Хости, которому секретарша передала записку, якобы даже сначала не понял, от кого она, так как подписи не было (а вот секретарша утверждала, что письмо было подписано). Он просто положил записку в стол и забыл о ней. А 24 ноября, когда Джек Руби застрелил Освальда, Хости вызвал к себе начальник регионального отделения ФБР в Далласе Шанклин и потребовал уничтожить записку. Мол, Освальд мертв, и суда над ним не будет. Причем Хости пришлось разорвать записку прямо на глазах у Шанклина (потом он смыл клочки бумаги в унитаз). Ни у кого из исследователей нет ни малейших сомнений, что Шанклин не мог пойти на уничтожение улик по делу об убийстве президента США без санкции директора ФБР Гувера.

Сам Шанклин, когда история с запиской всплыла, сначала вообще утверждал, что ничего о ней не знал. Однако когда факт существования этого документа подтвердили около десятка сотрудников далласского офиса ФБР, он признался, что приказал Хости уничтожить записку. Причина банальная: далласский офис ФБР не хотел подставляться под критику, что не придавал Освальду достаточно серьезного внимания и тем самым дал ему возможность осуществить покушение.

Но если содержание записки было настолько невинным, то в интересах ФБР было бы напротив предъявить ее комиссии Уоррена. Ведь из нее следовало, что ФБР как раз следило за Освальдом, наводя о нем справки. Странно выглядит утверждение Хости, что записка была без подписи (именно поэтому он, дескать, даже не понял, от кого она). У Освальда не было никакой необходимости скрывать свою фамилию. Тем более если он сам предлагал ФБР задать ему (а не жене) все интересующие вопросы.

Скорее всего, Хости просто ввел общественность в заблуждение. В записке Освальд, видимо, сообщал, что он работает по внедрению в правоэкстремистские и кубинские эмигрантские круги и что об этом можно навести справки. Не исключено, что почуявший неладное Освальд даже информировал о заговоре правых (которых он как агент ФБР вел) с целью покушения на Кеннеди. В любом случае и этот сигнал Освальда остался без внимания.

Хости, как и всех агентов ФБР, так или иначе связанных с Освальдом, после покушения на Кеннеди наказали, отправив в заштатный Канзас, и оштрафовали вычетом из жалованья 1000 долларов. Однако после его показаний по записке 1000 долларов ему вернули.

Не надеясь на свои косвенные и прямые обращения в ФБР, Освальд написал полную тревоги записку своим кураторам из ЦРУ. Записка всплыла только в 1975 году, когда ее получил из Мексики исследователь покушения на Кеннеди Пенн Джонс. Таинственный автор сопроводительного письма, напечатанного на машинке и подписанного P.S., сообщал, что уже отсылал эту записку Освальда директору ФБР, но реакции не было. Эксперты-графологи признали, что почерк на записке принадлежит Освальду. В записке, датированной 8 ноября 1963 года, говорилось:

«Уважаемый господин Хант!

Я хотел бы получить информацию относительно моего положения.

Я прошу только об информации. Я предлагаю, чтобы мы обсудили этот вопрос полностью, прежде чем я или кто-то другой предпримет любые шаги

С благодарностью Ли Харви Освальд».

Так как записку прислали из Мексики, можно предположить, что ее адресатом был сотрудник ЦРУ Говард Хант, курировавший тогда в разведке связи с кубинской эмиграцией. Во время визита Освальда в Мехико Хант также находился в мексиканской столице. Записка была написана Освальдом именно в тот день, когда он узнал о повторном визите Хости. Освальд не понимал, почему ФБР следит за ним, в то время как он выполняет ответственное секретное задание.

В любом случае попытки Освальда освободиться от опеки Феррье и Банистера и выйти на руководство ФБР или ЦРУ оказались безрезультатными.

14 ноября 1963 года Белый дом окончательно определился с местом в Далласе, где должен был состояться обед с участием президента. Выбор пал на здание «Трейд март» (торгово-промышленный центр). Сразу же после этого командированные в Даллас агенты Секретной службы вместе с далласской полицией приступили к разработке маршрута движения кортежа президента из аэропорта к «Трейд марту». 16 ноября далласские газеты сообщили о «Трейд марте» как месте обеда и о том, что кортеж президента проследует к торгово-промышленному центру по Мэйн-стрит. Те, кто ориентировался в Далласе, могли понять, что автомобиль с президентом проследует рядом с техасским складом школьных учебников. 18 ноября сотрудники Секретной службы вместе с далласской полицией проехали предполагаемым маршрутом и окончательно его утвердили.

Перед Далласом президент Кеннеди еще должен был посетить Майами, где к тому времени сконцентрировалось уже более сотни тысяч кубинских эмигрантов. В этой поездке были одинаково заинтересованы те представители администрации, которые поддерживали миссию Эттвуда, и те, кто хотел убить Кастро. Эттвуд рассчитывал, что речь президента в Майами, которую написал советник Кеннеди по национальной безопасности Банди (он был в курсе контактов Эттвуда и одобрял их), даст понять Кастро, что Белый дом готов к нормализации американо-кубинских отношений. А Десмонд Фицжеральд, написавший всего один абзац из выступления Кеннеди, полагал, что этот абзац и будет заверением Кубеле о том, что Америка поддержит смещение Кастро путем переворота.

9 ноября начальнику разведки полиции Майами капитану Чарльзу Сэппу доставили пленку разговора, который осведомитель полиции провел с известным в Майами правым экстремистом Джозефом Милтиром. Милтир был активистом многих крайне правых организаций, в том числе так называемой Национальной партии прав штатов. В Новом Орлеане активистами этой партии были Феррье и Банистер. Партия активно поддерживала кубинских эмигрантов и была крайне враждебно настроена по отношению к Кеннеди. Разговор, который прослушал Сэпп, был крайне важным.

Осведомитель. Думаю, что Кеннеди приедет сюда 18-го примерно в это время, чтобы произнести речь…

Милтир. Вы можете поставить свой последний доллар, что он скажет много о кубинцах. Их здесь столько много.

Осведомитель. Ну да. Вокруг него будут тысячи телохранителей. Так что не волнуйтесь за него.

Милтир. Чем больше телохранителей, тем проще будет убить его.

Осведомитель. Но, черт, каким же, по-вашему, способом можно было бы легче всего достать его?

Милтир. Из офисного здания с мощной винтовкой… Он знает, что обречен…

Осведомитель. Они что, действительно попытаются его убить?

Милтир. Да. Это уже в процессе подготовки…

Осведомитель. Парень, если Кеннеди подстрелят, то мы должны представлять, что это будет для нас. Потому что будет настоящая встряска, если они это сделают.

Милтир. Да, они ни одного камня не оставят неперевернутым, уж будьте уверены. Они сразу же найдут кого-нибудь в течение нескольких часов после этого, если нечто подобное произойдет. Просто для того, чтобы успокоить общественность.

Сэпп немедленно сообщил о разговоре в ФБР и Секретную службу, особо отметив о покушении на Кеннеди «в процессе подготовки». Секретная служба проверила адрес Милтира, но допрашивать его почему-то не стала. Тем не мене в последнюю минуту вся программа пребывания Кеннеди в Майами была изменена. Вместо планировавшегося автомобильного кортежа президент передвигался по городу на вертолете. Сотрудникам Секретной службы в Далласе сигнал Сэппа по непонятным причинам передан не был. 22 ноября Милтир звонил осведомителю по телефону. Он находился в Далласе.

О чем же Кеннеди говорил в Майами? Ключевой для нашей книги пассаж в его выступлении был следующим.

«…Подлинная кубинская революция, так как она была против тирании и коррупции прошлого, пользовалась поддержкой многих, чьи цели и концепции были демократическими. Но эта надежда на свободу и прогресс была разрушена. Цели, провозглашенные в горах Сьерра-Маэстра, были преданы в Гаване. Важно еще раз подчеркнуть, что сейчас отделяет Кубу от моей страны и других стран полушария. Это тот факт, что небольшая группа заговорщиков лишила кубинский народ свободы и отдала независимость и суверенитет кубинской нации в руки сил за пределами (Западного) полушария. Они сделали Кубу жертвой иностранного империализма, инструментом политики других, оружием в усилиях, диктуемых внешними силами, по подрыву американских республик. Это, и только это разделяет нас. Без этого все возможно… Как только кубинский суверенитет будет восстановлен, мы протянем руку дружбы и помощи…»

Кастро мог почерпнуть из речи Кеннеди то же самое послание, которое ему готовился передать французский журналист Даниэль: порвите с Москвой и мы нормализуем отношения с вами. А вот далласские газеты увидели в речи президента именно тот момент, который внес туда Фицжеральд как сигнал Кубеле. 19 ноября далласская «Таймс геральд» писала, что президент практически посоветовал кубинскому народу свергнуть коммунистический режим Кастро и обещал американскую помощь, если это произойдет. Заголовок в газете гласил: «Кеннеди практически призывает к перевороту на Кубе». Именно такой сигнал и должен был получить Кубела от президента и его брата.

А ЦРУ лихорадочно пыталось добыть доказательства подрывной деятельности Кубы против стран Латинской Америки. 19 ноября высокопоставленный сотрудник ЦРУ Ричард Хелмс (позднее он возглавит разведку) принес министру юстиции Роберту Кеннеди винтовку, якобы изъятую из обнаруженного ЦРУ на побережье Венесуэлы склада кубинского оружия. «Вы говорили мне, что причиной, по которой президент не давит на Кастро более агрессивно, являлось отсутствие четких доказательств. Вот они», – сказал Хелмс. Роберт сразу направил Хелмса к брату. Президент внимательно осмотрел винтовку: «Прекрасная работа. Приготовьте для меня всю информацию, когда я вернусь из поездки (в Техас). Думаю, что теперь ему (то есть Кастро) не вывернуться».

15 ноября в пятницу Ли как обычно позвонил Марине и попросил разрешения приехать на выходные. Но Марина чувствовала ухудшение отношения Рут к ее мужу (она связывала это с тем обстоятельством, что на прошлых выходных Ли провел в доме Рут не два, а три дня) и поэтому предложила, чтобы эти выходные Ли не досаждал Пэйнам своим присутствием. К тому же Рут и Майкл собирались отпраздновать день рождения дочери. Ли особенно не возражал. В эти выходные он попытался еще раз получить разрешение на вождение автомобиля в качестве ученика, но была большая очередь, и он снова не смог этого сделать. Несмотря на неудачу, Ли похоже был в очень хорошем настроении и рассказывал, что сидел на скамейке в парке, где они с Мариной гуляли еще весной. Жена тоже старалась быть заботливой. Она поинтересовалась, хорошо ли питается супруг. Ли похвалился, что всего за 1,25 доллара смог съесть в закусочной стейк, картошку фри, салат и десерт.

Квартирная хозяйка потом вспоминала, что все выходные Ли провел в своей комнате, только выходил сдать белье в прачечную. Однако хозяйка подчеркнула, что не знает, уходил ли Освальд из дома после того, как она ложилась спать. Комната Ли находилась на первом этаже и он в принципе спокойно мог покидать ее и через окно.

А в те выходные далласские газеты сообщали не только о предстоящем визите Кеннеди в город. Они уделяли много внимания аресту в СССР по обвинениям в шпионаже американского профессора Фредерика Баргхорна. Кеннеди решительно встал на его защиту, и профессор был освобожден. Ли рассказал Марине об этой истории по телефону. Он расценивал все, что произошло с Баргхорном, как провокацию русских.

17 ноября в воскресенье Ли почему-то не позвонил, и Рут предложила, чтобы они сами набрали его номер. Однако на другом конце провода сказали, что никакого Ли Харви Освальда там нет. Это было действительно так: ни Рут, ни Марина не знали, что Ли снял комнату под псевдонимом. На следующий день Ли сам позвонил Марине и та спросила, где он был вчера. Ли был рассержен, что Рут ему звонила, и объяснил, что из-за преследований ФБР вынужден пользоваться псевдонимом. Это в свою очередь разозлило Марину, которая считала все эти игры с псевдонимом никому не нужным ребячеством. Вечером Ли позвонил снова, и супруги окончательно рассорились. Ведь Освальд просил Марину ни больше ни меньше, как вычеркнуть из записной книжки Рут его телефон. Марина отказалась, Ли стал с ней ругаться, и она повесила трубку.

Ни 19, ни 20 ноября Освальд жене не звонил. Марину это не слишком удивило: она считала, что Ли наказывает ее своим невниманием. А именно 19 ноября в ведущих далласских газетах был опубликован маршрут движения кортежа президента Кеннеди по городу. Он проходил мимо здания техасского склада школьных учебников.

20 ноября один из сотрудников компании по производству школьных учебников Уоррен Кастер (офис компании был в здании склада) с гордостью продемонстрировал коллегам (среди них был и Освальд) две винтовки, которые он хотел подарить на рождество своему сыну. Одна из них была марки «маузер». Запомним это обстоятельство.

21 ноября, в четверг, Ли, изменив привычке, завтракал не дома, а в ресторане Доббса напротив дома, где жил. Причем вел он себя очень шумно, жалуясь, что яйца ему сварили не так, как он заказывал. В этом же ресторане иногда завтракал и один из далласских полицейских Типпит. Потом одна из официанток вспоминала, что видела их в ресторане в одно и то же время, но не помнит, чтобы они общались. Скорее всего, именно 21 ноября (по другим данным, 20 ноября) Типпиту показали Освальда, а тот сделал все, чтобы полицейский его хорошо запомнил. Ведь им предстояло встретиться уже на другой день.

В тот же день, придя на работу, Ли попросил соседа Пэйнов Фрейзера отвезти его вечером к Рут. Ему, мол, надо забрать карнизы для штор, которые он хотел повесить в своей комнате. Фрейзер с удовольствием согласился. Странно, что Ли против обыкновения не позвонил Марине, чтобы спросить разрешения Рут приехать. Тем более что по будним дням он жену не навещал.

Марина была поражена, когда Ли неожиданно пришел в четверг вечером. Он объяснил, что ему одиноко и он хочет повидать «своих девочек». Ли отчаянно пытался помириться с женой. Хватит жить врозь. Он немедленно снимет квартиру (тем более что средства на это уже есть) и они наконец заживут счастливо. Он купит жене стиральную машину, чтобы она не утруждала стиркой свои руки. Но Марина была не намерена так просто прощать своего мужа. Она уходила от его поцелуев и твердила, что пока она поживет у Рут.

Когда Рут приехала домой, она, как и Марина, подумала, что Ли приехал мириться. Зная, что Освальд интересуется политикой, Рут сказала: «Наш президент приезжает в город». «Ах да», – без всякого интереса отреагировал Ли. Кеннеди, а особенно Жаклин были кумирами Марины. Она вместе со всей Америкой переживала, когда в августе сразу после родов умер сын президентской четы Патрик. Вот и сейчас она хотела пойти посмотреть на президентский кортеж. Но Ли, которого Марина спросила, где можно увидеть президента, ответил, что не знает.

В целом же этот вечер был обычным. Марина не заметила, что муж пребывает в каком-то нервном напряжении. После ужина он посмотрел по телевизору фильм о Второй мировой войне и осведомился, надо ли помочь на кухне. Но Марина продолжала дуться на мужа: наконец-то она могла показать, что не зависит от него.

А Рут с неудовольствием заметила, что в гараже горит свет и переставлены некоторые вещи. Наверное, Ли приходил, чтобы забрать теплую одежду. В тот день Освальд рано лег спать. Но когда Марина присоединилась к нему, она заметила, что Ли не спит, он был явно не в духе.

Обычно Освальд просыпался еще до того, как звенел будильник. Но в пятницу 22 ноября 1963 года будильник его не разбудил. Пришлось это сделать Марине. Ли спросил, купила ли себе Марина туфли, которые ей понравились. Узнав, что нет, он сказал, что оставит ей деньги на это. Вставать не надо, завтрак он приготовит сам (эти слова Марину удивили, так как она любила поспать и Ли почти всегда и так готовил себе и ей завтрак).

Когда Ли ушел на работу, Марина обнаружила, что он оставил ей поистине царскую сумму – 170 долларов! Но не только это. Ли Харви Освальд впервые снял и оставил у Рут для жены свое обручальное кольцо.