Текст книги "Убийство президента Кеннеди. Ли Харви Освальд — убийца или жертва заговора?"

Автор книги: Николай Платошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Квалификация специалистов Бетесды (точнее, ее полное отсутствие) проявилась практически сразу. Не возникло проблем с раной головы. Пуля вошла в череп сзади и распалась на мелкие металлические фрагменты. Правда, в отчете почему-то отмечалось, что президент поступил в Бетесду со следами хирургического вмешательства на голове. Но в Парклендском госпитале ничего подобного не делали.

А вот со второй раной возникли проблемы. Входное пулевое отверстие обнаружили на спине между лопатками чуть справа от позвоночника. Агенты ФБР, присутствовавшие на вскрытии, позднее писали в своем рапорте, что пуля, по мнению врачей, вошла сверху под углом 45 – 60 градусов (окно, из которого якобы стрелял Освальд, было на высоте примерно 18 метров). Вот только ни самой пули, ни выходного отверстия найти не смогли. Тогда врачи попытались прощупать отверстие пальцем и тонким металлическим стержнем, но далеко продвинуться не смогли. Решили, что пуля застряла в теле, а потом выпала, когда президенту делали в Парклендском госпитале массаж сердца.

После звонка коллегам в Даллас, по выражению одного из хирургов Бетесды, «все прояснилось». Вашингтонские специалисты не обратили внимания на рану в горле президента, считая ее трахеотомией (хотя хирурги в Далласе, по их словам, делали трахеотомию так, чтобы не уничтожить пулевое отверстие). Уже написанный отчет о вскрытии сожгли и написали заново. Теперь вторая пуля вошла в спину и вышла из горла. Но любому человеку, а не только врачу было ясно, что это просто невозможно, если предположить, что стреляли сверху да еще под углом 45 – 60 градусов. Тогда хирурги Бетесды просто «подняли» входное отверстие в спине на несколько дюймов.

Между тем полиция в Далласе также проявляла чудеса изобретательности. Освальд сидел под стражей, но не признавался ни в убийстве полицейского, ни в покушении на Кеннеди. Когда его вели в здание полицейского управления, он кричал: «Я никого не убивал! Меня подставили!» Если учесть, что, по мнению комиссии Уоррена, единственным мотивом Освальда в убийстве президента было желание любым путем войти в историю, то реакция преступника выгладит неправдоподобно. Террористы такого плана, как правило, наоборот, с гордостью признаются в содеянном.

Нужны были улики. Полиция быстро обнаружила отпечатки пальцев Освальда на коробках, из которых было сооружено снайперское гнездо вокруг углового окна на шестом этаже. Но эти отпечатки мало что значили: Освальд постоянно работал на шестом этаже и передвигал там коробки с книгами. Кстати, полиция потом предъявила несколько фотографий, на которых коробки рядом с окном расположены по-разному.

На шестом этаже в 13.22 нашли и винтовку, хотя она была спрятана далеко от снайперского гнезда (то есть Освальд не только сделал три точных выстрела за менее чем шесть секунд, но еще и спрятал винтовку). Но первые сообщения говорили, что найденная винтовка была марки «маузер» и калибра 7.65 мм. Как мы помним, такая винтовка в здании склада школьных учебников действительно имелась, но хозяином ее был отнюдь не Освальд. Потом, когда нашли уже «нужную» винтовку «Маннлихер-Каркано», говорили, что полицейские просто ошиблись в горячке поиска. Однако один из полицейских, заместитель шерифа Крэйг, утверждал, что даже видел маркировку «Mauser» на стволе найденного оружия. Но дальше произошло (точнее, не произошло) то, во что просто невозможно поверить. Никто не протестировал винтовку Освальда на предмет того, стреляли ли из нее недавно. А ведь такая экспертиза абсолютно никакой сложности не представляла.

Нашли и пакет из плотной коричневой бумаги, в которой Освальд якобы принес винтовку на работу. Но найденная в конце концов винтовка Освальда была хорошо смазана, а никаких следов оружейного масла на пакете не обнаружили. Сам пакет был из бумаги, которая действительно использовалась на складе школьных учебников (спустя несколько лет один из исследователей нашел в архивах отчет ФБР, где содержались прямо противоположные сведении: бумага была не со склада; однако этот отчет сочли за черновик, в который вкралась опечатка – слово «не»).

На пакете зато были микрочастицы одеяла, в котором Освальд хранил винтовку в гараже дома Рут Пэйн. Но потом были опубликованы фотографии, на которых пакет лежал на этом одеяле уже после того, как оба предмета были обнаружены полицией. Наконец, непонятно, каким образом Освальд в четверг 21 ноября принес большой бумажный пакет с работы. Подвозивший его Фрейзер утверждал, что в руках у Освальда ничего не было. К тому же нашелся свидетель, который видел, как Освальд 22 ноября утром входил в склад. В руках у него опять же ничего не было.

В снайперском гнезде на полу возле окна было обнаружено три стреляных гильзы от винтовки Освальда. Лежали две из них как на параде: рядом друг с другом. Такое расположение гильз при стрельбе невероятно. Их расположение опять же изменялось полицией, в том числе для киносъемок. В патроннике была еще одна неиспользованная пуля. Получалось, что преступник шел на дело, имея только четыре патрона. Дома у Рут Пэйн при обыске не было обнаружено никаких боеприпасов к винтовке и материалов для ее обслуживания (например, не нашлось ружейного масла, а винтовка, как мы помним, была хорошо смазанной). Несмотря на множество свидетелей, предлагавших свои услуги после покушения, так и не нашелся тот, кто продал Освальду боеприпасы.

Было понятно, что все эти улики явно недостаточны для любого суда. Тем более что винтовка была заказана на имя Хиделла и не было никаких доказательств, что Освальд (даже если под псевдонимом Хиделл скрывался именно он) ее действительно получил.

ФБР провело специальный тест кожи на ладонях и щеке Освальда, чтобы проверить, стрелял он в тот день или нет. На кожу наносился мягкий парафин, который проникал в поры и при застывании образовывал корку. Ее удаляли и проверяли специальным реактивом на нитраты, содержащиеся в порохе. Реакция с ладоней была позитивной (то есть Освальд 22 ноября держал оружие в руках), а вот со щеки – негативной, то есть из винтовки Освальд не стрелял. Комиссия Уоррена потом просто объявила подобный тест недостоверным.

В любом деле об убийстве во все времена железной уликой считаются отпечатки пальцев убийцы на орудии преступления. И вот здесь мы сталкиваемся, пожалуй, с самым вопиющим фактом подтасовки вещественных доказательств. По данным офицера далласской полиции Джона Карла Дэя, он якобы сразу обнаружил на винтовке отпечатки пальцев, но (представьте себе!) не сфотографировал их и никому о них ничего не сказал. Сам Дэй в показаниях комиссии Уоррена признал, что фотографирование отпечатков было обычной процедурой далласской полиции.

В районе полуночи 22 ноября Дэй передал винтовку сотруднику ФБР Дрейну, который на самолете доставил ее в Вашингтон для всесторонней экспертизы. 23 ноября в отчете об экспертизе, подписанном лично директором ФБР Эдгаром Гувером, четко говорилось, что никаких отпечатков не было обнаружено не только на винтовке, но и на неиспользованном патроне, а также на револьвере Освальда.

24 ноября в воскресенье Освальд был застрелен Джеком Руби и его тело было доставлено в морг. Затем туда неожиданно прибыла группа экспертов ФБР с винтовкой и дактилоскопировала Освальда (директор морга говорил, что еле отмыл пальцы Освальда от специальной краски). А ведь живого Освальда дактилоскопировали в полиции несколько раз.

В понедельник прокурор Далласа Уэйд как бы между прочим заявил на пресс-конференции: «Так посмотрим… его отпечатки пальцев были обнаружены на винтовке. Я ведь уже упоминал это?» Конечно, и сам Уэйд и пресса знали, что ничего подобного прокурор до сих пор не говорил. Дэй утверждал, что, когда он передавал винтовку сотруднику ФБР Дрейну, он якобы обратил внимание последнего на отпечатки. Дрейн это категорически отрицает.

После смерти Освальда было опрошено около 50 его сослуживцев по Корпусу морской пехоты. Почти все из них в один голос утверждали, что Освальд был никудышним стрелком. Один даже сказал: «Если бы мне предоставили возможность выбрать своего собственного убийцу, я бы выбрал Освальда». Это выглядит правдоподобно, так как есть подтверждение, что Ли страдал природным отсутствием способности к концентрации при механической деятельности. Именно поэтому он писал с ошибками (хотя был очень начитанным человеком) и был уволен с любимой фотографической фирмы в Далласе (менеджер был недоволен, что Ли делает много ошибок, хотя и старается). В этом же была причина того, что Ли так и не научился водить машину.

Комиссия Уоррена и Комитет конгресса по покушениям провели специальные испытания и установили, что «теоретически возможно» сделать из винтовки «Маннлхер-Каркано» три выстрела за менее чем шесть секунд и поразить движущуюся цель. В испытаниях участвовали лучшие снайперы, но на практике им так и не удалось повторить результат Освальда. Ведь после каждого выстрела из своей старой винтовки Освальд должен был передергивать затвор и снова целиться. К тому же оптический прицел на винтовке был сбит.

Нет сомнений, что и Типпит, и Кеннеди были убиты из автоматического оружия. А в качестве главной улики против Освальда фигурировали гильзы и появившаяся откуда ни возьмись в Парклендском госпитале «волшебная» пуля. В теле Кеннеди нашли только мельчайшие металлические фрагменты, которые сложно идентифицировать. Стальной контейнер с мозгом президента потом просто исчез. Но если предположить, что убийцы президента сделали на пулях надрезы, то пули и должны были разрушиться при малейшем соприкосновении с костной тканью.

Когда Освальда везли в полицейской машине от кинотеатра, один из полицейских спросил, убил ли он Типпита из-за боязни ареста. Освальд ответил, что ничего не боится: «Я что, выгляжу испуганным?» Действительно, в то недолгое уже время, которое было отведено ему на этой земле, Ли Харви Освальд был исключительно хладнокровен. На вопросы отвечал несбивчиво и, похоже, отдавал себе отчет за каждое произнесенное слово. Когда машина въехала в подвал полицейского управления, Освальда спросили, желает ли он закрыть свое лицо от репортеров. «Зачем мне закрывать свое лицо? Я не сделал ничего такого, за что мне было бы стыдно».

Пока Освальд дожидался допроса, полицейских хотели послать на его квартиру, так как он отсутствовал при перекличке в здании склада школьных учебников. Но тут выяснилось, что этот шаг лишний. У Освальда нашли два удостоверения личности: на имя Ли Харви Освальда и Алека Хиделла. Полицейский спросил, кем же является задержанный на самом деле. «Вы коп, вы и устанавливайте». Потом появились сведения, что у Освальда обнаружили библиотечный пропуск на имя Дэвида Феррье. Но официально этот документ в деле не фигурирует, хотя сам Феррье в возбужденном состоянии заходил к квартирной хозяйке Освальда в Новом Орлеане и спрашивал об этом пропуске. Феррье на момент покушения имел «железное», хотя и во многом показательное алиби. Он был в суде Нового Орлеана как представитель босса мафии Карлоса Марчелло. Последний все еще боролся против попыток депортировать его в Гватемалу.

Сразу после ареста допросом Освальда занялся начальник отдела убийств далласской полиции капитан Уилл Фритц, один из самых опытных сотрудников. Но этот опытный сотрудник почему-то не записал допрос убийцы президента на магнитофон и не пригласил стенографиста. Поэтому мы знаем о том, что говорил Освальд, только со слов капитана. Глава далласской полиции Джесс Кэрри потом открыто признал, что допрос Освальда проводился с вопиющими нарушениями процедуры.

По данным Фритца, Освальд с готовностью рассуждал о своих политических убеждениях, но уходил в сторону от вопросов, связанных с убийством Типпита и Кеннеди.

Освальд сказал, что во время покушения на президента был в комнате отдыха на втором этаже и ел свой ланч. После покушения он понял, что в этот день работы уже не будет, и пошел домой, а оттуда в кинотеатр. Зачем он взял с собой пистолет? Да просто так. Освальд перечислил все свои последние адреса жительства за исключением адреса по Нили-стрит в Далласе, где он жил во время покушения на генерала Уокера. Если арестованный не отрицал, что у него есть пистолет, то от винтовки открещивался.

Примерно в 7 часов вечера 22 ноября Освальду было предъявлено официальное обвинение в убийстве полицейского Типпита.

К допросу присоединился агент ФБР Хости. Когда он представился, Освальд закричал: «Так это вы тот самый Хости, который приставал к моей жене!» Следует отметить, что Освальд находился в юрисдикции далласской полиции, и присутствие агента ФБР на допросе было излишним. Видимо, Хости следил за тем, чтобы Освальд не наговорил лишнего. И только во время допроса Хости якобы осознал, что записка, которую он недавно получил, была именно от Освальда.

А Освальд настойчиво просил разрешить ему позвонить в Северную Каролину, где как раз располагалась база военно-морской разведки, на которой, как предполагают, осуществляли программу заброски легальных перебежчиков в Советский Союз. Полиция потом вообще отрицала сам факт подобного обращения Освальда, но секретарша запомнила город, куда так хотел позвонить Освальд. Тогда полиция и ФБР заявили, что звонок был не туда, а оттуда, а от кого, они не помнят.

Будучи не в состоянии связаться с Северной Каролиной, Освальд потребовал, чтобы его права на суде защищал известный нью-йоркский адвокат Абт, до этого отстаивавший невиновность лидеров коммунистической партии США. Ли попросил Рут Пэйн связаться с Абтом, но того не было дома. В беседе с президентом ассоциации далласских адвокатов в субботу Освальд изъявил готовность работать и с другим защитником, но только с тем, кто в состоянии понять его политические взгляды, лучше всего с членом Американского союза за гражданские свободы.

Хости спросил Освальда, был ли тот недавно в Мехико. Освальд опять потерял самообладание и, стуча кулаком по столу, ответил, что никогда не был в мексиканской столице. А вот факт пребывания в Советском Союзе Освальд с готовностью признал, добавив, что состоит в переписке с советским посольством в Вашингтоне.

Допрос несколько раз прерывался процедурами опознания, на которых свидетели убийства Типпита, как правило, узнавали Освальда. Судя по всему, это было нетрудно. Один свидетель показал, что прямо на очной ставке Освальд со следами побоев на лице громко протестовал против того, что рядом с ним поставили совсем молодых людей. На таком опознании Освальда «узнал» бы даже тот, кто его раньше никогда не видел.

После того как Освальду предъявили обвинение в убийстве Типпита, его привели к представителям прессы.

Один из журналистов спросил, убил ли Освальд президента. «Нет, мне такого обвинения не предъявляли. На самом деле никто мне этого еще не говорил. Впервые я услышал об этом, когда репортеры в коридоре спросили меня об этом». Интересно, что, по данным Фритца, Освальд якобы отказывался от адвоката. А на пресс-конференции арестованный, наоборот, возмущался, что его лишают возможности выбрать себе защитника.

Заметим следующую особенность американского уголовного законодательства. Согласно пятой поправке к конституции США любой задержанный полицией человек имеет право хранить молчание вплоть до появления адвоката. Освальд был человеком эрудированным и об этом праве, несомненно, был осведомлен. Тем не менее он охотно общался со следователем.

Среди репортеров находился и Джек Руби. Причем этот якобы аполитичный человек проявил феноменальное знание кубинской проблематики. Когда прокурор заявил журналистам, что Освальд является членом Комитета свободной Кубы (это была кубинская эмигрантская организация), Руби его громко поправил: Комитета за справедливую политику по отношению к Кубе. Комиссии Уоррена Руби рассказывал позднее, что узнал об этом по радио. Но кубинских организаций было столько много, что даже прокурор запутался в названиях. А вот владелец ночного клуба разбирался в этих хитросплетениях прекрасно.

22 ноября Кастро беседовал с эмиссаром Кеннеди французским журналистом Даниэлем. Когда ему сообщили об убийстве Кеннеди, кубинский премьер вскочил с места и произнес: «Это плохая новость». Кеннеди хотя и был врагом Кубы, но к нему привыкли, и он уже начинал понимать необходимость поиска взаимопонимания с Гаваной. Теперь же, говорил Кастро, все изменится.

Сразу же после покушения кубинские вооруженные силы были приведены в боевую готовность: Кастро считал, что убийством Кеннеди могут воспользоваться ястребы в Вашингтоне для оправдания вторжения на остров. Американское агентство национальной безопасности (самая засекреченная спецслужба США, занимающаяся прослушиванием телефонных разговоров по всему миру) сразу же после покушения усилила контроль за телефонными и радиопереговорами между США и Кубой. Ничего подозрительного обнаружено не было. Не вызывало сомнений, что кубинцы сами поражены убийством Кеннеди.

А далласская прокуратура вовсю трубила прессе, что президента убил коммунист, связанный с СССР и Кубой. Опытные журналисты в Вашингтоне только усмехались: найти марксиста в Далласе все равно что найти марсианина на Венере.

Спустя примерно час после покушения на Кеннеди в дом Рут Пэйн громко постучали. Затем ворвались шесть полицейских, сообщивших, что Ли Харви Освальд арестован. Ордера на обыск у полиции не было, но Рут разрешила провести осмотр без него. Когда полицейские спросили, была ли у Освальда винтовка, Рут ответила отрицательно, но Марина тихо по-русски поправила ее. Все прошли в гараж, и Марина с облегчением увидела свернутое одеяло, внутри которого что-то рельефно вырисовывалось. Но когда одеяло развернули, Марина изменилась в лице: там ничего не было. Полицейские после этого вели себя очень грубо, перевернули все в доме вверх дном и повезли Рут и Марину на допрос в полицейское управление вместе с изъятыми вещами Освальда. Кстати, судя по некоторым документам, среди этих вещей был портативный фотоаппарат «Минокс», который в то время нельзя было свободно купить. Но потом этот фотоаппарат куда-то исчез.

На допросе в полицейском управлении Марину пытались заставить опознать винтовку, но она не смогла это сделать, так как не разбиралась в оружии. На последующих допросах Марину переводил эмигрант Илья Мамантов, который просто искажал ее показания. Ей пытались внушить, что Освальд привез ружье из Советского Союза и именно из него и застрелили президента. На жену Освальда оказывалось мощное психологическое давление: ей угрожали принудительной депортацией в СССР.

В субботу ночью в 1 час 36 минут Освальду было предъявлено формальное обвинение в убийстве президента. Он по-прежнему отрицал свою вину.

В 10 утра 23 ноября допрос Освальда возобновился. Ли отрицал, что говорил Фрейзеру о карнизах, которые он якобы собирался забрать из дома Рут Пэйн 21 ноября. Потом он вообще отказался отвечать на любые вопросы относительно винтовки и револьвера без адвоката. Фритц желал знать, как арестованный относился к президенту: ведь у полиции не было убедительного мотива для преступления века. На ненормального Освальд был решительно не похож. Ли ответил: «Моей жене и мне нравилась семья президента. Они интересные люди. У меня собственные взгляды на национальную политику президента. Я имею право выражать свои взгляды, но, учитывая предъявленные мне обвинения, я не думаю, что должен комментировать этот вопрос».

Когда Освальда вели с допроса, один из журналистов поинтересовался, не хотел ли Освальд убить техасского губернатора Коннэли за то, что тот, будучи министром ВМС, отказался пересмотреть решение об увольнении Освальда из морской пехоты с плохой формулировкой. «Я не знаю, какими сообщениями прессы вы пользуетесь, но они неверны», – прокричал Освальд, обернувшись назад.

В час дня в субботу Марине разрешили свидание с мужем. Супруги разговаривали по телефону через стеклянную перегородку. Марина хотела узнать, что же делать с фотографиями, на которых Ли был изображен с винтовкой и пистолетом. Она сложила эти фото и спрятала их в своей обуви, когда пришла на свидание к мужу. Ли держался бодро, но Марина якобы сразу поняла по его глазам, что он виновен.

Увидев, что вместе с женой пришла и мать (Маргарита даже не знала, что у ее сына родилась вторая дочь), Освальд рассердился: «Зачем ты привела с собой эту дуру? Я не хочу с ней разговаривать». Он сказал, что его в тюрьме не бьют и жаловаться на обращение не приходится. «Алик, можем ли мы говорить здесь о чем хотим? Нас никто не подслушивает? «Ну конечно, мы можем говорить абсолютно обо всем». Освальд произнес слово «абсолютно» с особой интонацией, и Марина поняла, что о фотографиях упоминать не стоит. «Не плачь», – утешал Марину Ли. Он говорил, что не виноват, что произошла ошибка и что он не боится суда. У нее есть друзья. Да и Красный Крест должен помочь. «Алка, помни, что я тебя люблю», – сказала Марина на прощание. Больше своего мужа живым она уже не видела.

На допросах Освальд охотно рассказывал о своей деятельности в рамках Комитета за справедливую политику по отношению к Кубе, упомянув, что был секретарем этой организации в Новом Орлеане. Фритц, естественно, попытался связать убийство президента с симпатиями Освальда в отношении кубинской революции. Но Освальд абсолютно логично ответил, что с приходом к власти Джонсона политика США в кубинском вопросе вряд ли претерпит какие-либо позитивные изменения.

После обеда в субботу Ли навестил его брат Роберт. Как только он взял телефонную трубку, Освальд сразу предупредил, что их разговор записывается. Роберт хотел знать, что же происходит. Ли ответил: «Я не знаю, о чем они говорят. Не верь всем этим так называемым доказательствам». Роберт пристально взглянул в глаза брата, чтобы понять истину. «Брат, ты ничего там не найдешь», – сказал Ли.

А полиция между тем обнаружила фотографии, на которых Освальд был изображен с винтовкой и пистолетом. Арестованный заявил, что эти фото сфабрикованы. Он хорошо разбирается в фотографии и может сказать это наверняка. На дальнейшие вопросы Ли отвечать отказался и был возвращен в камеру в 19.15.

Многие исследователи согласны с Освальдом, что фотографии были продуктом искусного фотомонтажа. Например, некоторые говорили, что тень на них падает странно, что тело явно не «монтируется» с головой, и т. д. В 70-е годы фотографии исследовали эксперты Комитета конгресса по покушениям и пришли к заключению об их подлинности. Даже винтовка на фото по данным экспертов абсолютно идентична той, которая была найдена на складе школьных учебников. Была и другая фотография Ли, на которой он держал винтовку обеими руками над головой. Эту фотографию по настоянию Маргариты Марина порвала на кусочки и спустила в унитаз.

Пока сын сидел в далласском полицейском управлении, Маргарита вовсю спорила с Рут Пэйн о том, кто имеет право давать журналистам интервью (и естественно, получать за это деньги). К тому же Маргарита считала, что только она вправе делать заявления, так как не верит в виновность Ли.

Утром в воскресенье 24 ноября допрос Освальда возобновился. Его вели Фритц, два сотрудника Секретной службы и далласский почтовый инспектор Гарри Холмс. Освальд говорил, что не знает никого по имени Хиделл, и никогда не использовал этот псевдоним. Зато он снова охотно говорил о политике. Сказал, что является марксистом, но не марксистом-ленинцем. Фритц поинтересовался, в чем разница, но Освальд ответил, что объяснение потребует слишком много времени. Ли требовал восстановления дипломатических отношений между США и Кубой. Когда его спросили, является ли он коммунистом, арестованный ответил, что членского билета компартии не имеет (то есть он коммунист по убеждениям, а не по формальной партийной принадлежности). Инспектор Холмс вспоминал, что Освальд держался очень уверенно, взвешивая каждый свой ответ. По мнению Холмса, он никогда бы не признался в содеянном.

А Ли, видимо, ждал публичного суда, на котором бы вскрылись участники заговора и его связи с американскими спецслужбами. В этом случае Америку ожидало бы мощнейшее политическое потрясение.

Освальда должны были перевезти из полицейского управления в тюрьму примерно в 10 часов утра в воскресенье, но его допрос почему-то затягивался. А минувшей ночью поступило несколько телефонных звонков с угрозой убить подозреваемого, причем одного звонившего удалось опознать. Молодой лейтенант полиции Билли Грэммер дежурил на телефоне в ночь с 23 на 24 ноября. Примерно в полтретьего ночи раздался звонок. Услышав фамилию Грэммера, незнакомец отказался представить– ся, но сказал, что Грэммер его знает. Звонивший подробно описал меры безопасности при предстоящей перевозке Освальда в тюрьму (назвал даже машину, которая должна была отвлечь внимание) и заявил: «Вам надо придумать другой план, иначе мы убьем Освальда прямо в цокольном этаже» (именно оттуда Освальда и собирались транспортировать в тюрьму).

Грэммер воспринял звонок очень серьезно и написал рапорт на имя шефа далласской полиции Кэрри. Позднее в то утро сменившегося Грэммера разбудила жена, которая сказала, что только что Джек Руби убил Освальда в цокольном этаже полицейского управления. И тут Грэммер сразу вспомнил голос того, кто ему звонил: это и был Джек Руби. Всего лишь за неделю до этого Грэммер беседовал с Руби в ресторане и был уверен, что не ошибся.

22 ноября 1963 года Джек Руби примерно с 11 часов утра (то есть после того, как Мерсер видела его и Освальда в зеленом «пикапе») находился в здании газеты «Даллас тайме геральд». Он решал вопросы о помещении в газете рекламного объявления своего ночного клуба. Сотрудники рекламного отдела недолюбливали Джека, так как в последнее время он с опозданием оплачивал рекламные объявления. Но на сей раз Руби сразу же внес деньги.

Когда разнеслась весть о покушении на президента, здание газеты практически опустело: сотрудники побежали на Дили-плаза, которая находилась практически рядом. Но вот Руби, не пропускавший в Далласе ни одного мало-мальски значимого события, остался в офисе. Его алиби было обеспечено, хотя один из сотрудников газеты вспоминал, что в полдень Руби куда-то ушел и отсутствовал 20 – 25 минут. В любом случае в суматохе газетного офиса он вполне мог на короткое время отлучиться и побывать на Дили-плаза.

Потом, как мы помним, Руби видели в Парклендском госпитале, а во второй половине дня он уже толкался в полицейском управлении, где у него было много знакомых. Он даже устроил для одного журналиста интервью с прокурором Уэйдом. Во всех беседах Руби демонстрировал глубокое горе и сочувствие первой леди. В 10 часов вечера отнюдь не религиозный Руби посетил синагогу. Но через час он уже опять был в полицейском управлении и пытался зайти в офис Фритца, где как раз допрашивали Освальда. «Джек, туда сейчас нельзя», – сказал ему знакомый полицейский.

На ночной пресс-конференции Освальда в цокольном этаже полицейского управления Руби пытался протиснуться в первый ряд. Один из репортеров еще удивился, зачем это необходимо человеку без фотоаппарата. Уже тогда у Руби был с собой пистолет.

На следующий день Руби хаотично мотался по различным офисам далласских СМИ, заезжал к себе в ночной клуб и много разговаривал по телефону. Он явно был не в своей тарелке, несколько раз его снова видели в полицейском управлении. Вечером того дня Руби звонил кому-то в техасский портовый город Гальвестон, недалеко от Хьюстона. В это время там находился Феррье, который в ту субботу занимался просто удивительными вещами. Он отправился на машине из Нового Орлеана в Хьюстон (около 500 километров), чтобы… покататься там на коньках. Причем, по данным служащих искусственного катка в Хьюстоне, Феррье там действительно был, но не катался, а постоянно говорил с кем-то по телефону. Потом он поехал в Гальвестон.

Скорее всего, узнав, что среди вещей Освальда нашли пропуск в библиотеку на его имя, Феррье с минуты на минуту ждал ареста и поэтому и находился в Гальвестоне, откуда он на моторной лодке мог легко бежать в Мексику. Он, видимо, требовал от Руби скорее убрать Освальда, как это и было условлено. Руби же понимал, что незаметно убить арестованного уже не удастся. Момент сразу после покушения был упущен из-за Типпита. Именно поэтому Руби почти в открытую сообщил полиции о готовящемся покушении на Освальда и даже назвал место, где оно позже и произошло. Он хотел, чтобы полиция изменила план отправки Освальда в тюрьму, и тогда он бы мог оправдаться перед своими хозяевами, сославшись на непредвиденные обстоятельства.

Но полиция по непонятным причинам не отреагировала на его сигнал. Тогда Руби решил просто опоздать на место своего преступления. Он знал, что Освальда будут транспортировать в тюрьму примерно в 10 утра в воскресенье. О местах, где находился Руби воскресным утром, есть много противоречащих свидетельств. Уборщица, которая обычно убирала его комнату, постучала к Руби после восьми утра. Но ей ответил абсолютно незнакомый мужской голос, порекомендовавший заглянуть попозже. Видимо, Руби уже не мог вернуться в свою квартиру, не выполнив задание. В 9.30 его видели в лифте полицейского управления, но он явно избегал цокольного этажа. Но и Фритц держал Освальда на допросе до тех пор, пока Джек Руби не появился на цокольном этаже.

И все же Руби решил опоздать. В 11.17 он отправил через «Вестерн юнион» 25 долларов одной из своих стриптизерш, которой нечем было платить за квартиру, и сразу же после этого направился в цокольный этаж полицейского управления (кстати, у Руби после задержания обнаружили фантастическую сумму – почти 2000 долларов). Он был абсолютно уверен, что Освальда уже давно отвезли в тюрьму. Но не тут-то было. Освальда привели в цокольный этаж в 11.20. Он был прикован наручником к полицейскому детективу. Репортеры вовсю щелкали затворами фотоаппаратов. Вело съемки телевидение.

Один из журналистов протянул Освальду микрофон и спросил: «Что вы можете сказать в свое оправдание?» Но тот уже не смог ничего ответить. Миллионы телезрителей видели, как из толпы неожиданно выскочил плотный человек и выстрелил Освальду в живот из короткоствольного револьвера 38-го калибра (может, гильзы именно от этого оружия и были подброшены на место убийства Типпита?). Руби выстрелил «очень удачно», повредив артерии, подающие кровь к сердцу. Ли уже не мог говорить. Один из полицейских детективов Билли Комбест склонился к нему и спросил, признается ли он перед лицом смерти в убийстве президента. Но Освальд несколько раз отрицательно мотнул головой.