Текст книги "Мы из розыска…"
Автор книги: Николай Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
ГАМБИТ «ЧЕРНОГО КОРОЛЯ»
Повесть
«Большинство шахматистов не любят проигрывать и считают проигрыш чем-то позорным. Те, кто хочет совершенствоваться, должны смотреть на свои проигрыши как на уроки и учиться по ним – чего избегать в будущем. Вы должны также быть решительными в ваших суждениях. Если вы думаете, что ваш ход хорош, делайте его!»
Хосе-Рауль Капабланка, чемпион мира
Сложившаяся ситуация Утехину не нравилась. В который раз он мысленно переставлял местами фигуры, вел в атаку коней, а выхода не было. Похоже, эту партию он продул… Как это произошло? Когда наступил сбой? Не заметил… Вроде и не было грубых ошибок. Фигуры выдвинул вперед и повел в наступление без задержки, не пренебрегал защитой, а поди ж ты…
«Ход! Ход! Ход!.. – то и дело повторял он про себя, шаря глазами по клеткам. – Нужен лишь один!»
Обиды к сопернику быть не могло – игра честная, по первому разряду.
Поиграть ребятам удавалось нечасто. Совместные дежурства выпадали два-три раза в месяц, да и в эти сутки хватало служебной суеты и сутолоки, и лишь вечером, когда разбредется по домам начальство, можно было рискнуть и достать расчерченную на черные и белые квадраты доску.
Обычно на блицпартию хватало пяти минут, но подобную игру считать серьезным занятием нельзя. О тщательном анализировании ходов в пятиминутке смешно и говорить. Сегодня за шахматной доской коллеги проводили второй час.
Андрей разряда не имел, но играл прилично. Любил поразмышлять над шахматной задачкой из какого-либо журнала. Вырванные у неистово сопротивляющегося противника победы доставляли удовольствие обоим, ценились.
Сейчас в голосе Федотова слышалось ликование:
– Попал на щит? Сдаешься?
Андрей сосредоточенно морщил лоб, но с ответом не спешил, – просчитывал варианты. Поле битвы радости не сулило. Черный король, казалось, зажмурился от ужаса, плотно сомкнул резные деревянные веки. Его надо было спасать!
– Сегодня ты не в ударе… – довольно пробасил следователь, глядя, как Андрей бережно взял короля и с сожалением о закончившейся партии отставил его в сторону, – по их уговору такой жест означал признание поражения. – Хочешь, покажу вариантец? – Федотов вновь стремительными порывистыми движениями расставил фигуры, как они стояли в первые минуты матча – как только ему удалось запомнить? – Видишь, – продолжал он. – Твой левый фланг уязвим…
– Есть противодействие, – не согласился Утехин. – Конь на С4 отлично держит фигуры, а ладья и ферзь готовы к удару… Скажи?
– Я это видел. Ферзь на Ф7, и твоя новоявленная защита имени его черного величества трещит по швам… Суеты много, а результат неизвестен…
– Как знать, можно попробовать доиграть…
– Гамбит «черного короля»? – Федотов мельком посмотрел на часы. – Ух ты! Времени-то сколько… Пора перекусить! Хочешь стакан чая и бутерброд?
Андрей покачал головой:
– Схожу домой. Сбегаю быстренько туда-сюда. И прогуляюсь, и перекушу.
– Была бы честь предложена… – заметил Федотов, собирая фигурки в футляр. – Слушай, а где черный король? – Он заглянул под стол, приподнял папки на столе. – Не видел, куда он запропастился?
– Плюнь, потом найдется! – Андрей взял у него футляр и положил на шкаф.
– Собираешься еще работать сегодня?
– Да, накопилось дерьма, как в авгиевых конюшнях… Не разобраться никак, не расчистить…
– Собрался ужинать – ужинай! – посоветовал следователь. – Потом и голова свежее будет…
– В этом ты прав, – Утехин обвел тоскливым взглядом свой убогий тесный кабинетик с мрачно-зелеными стенами, серым сейфом, обшарпанным шкафом, и ему еще сильнее захотелось домой, пусть ненадолго, хоть на полчаса – лишь перекусить, и обратно.
Давно ушел к себе на четвертый этаж Федотов, наверное, уже достал из-за шкафа раскладушку, заварил в стакане чай и приготовился к неуклюжему служебному отдыху, а Андрей все сидел, уставившись в одну точку, и решал задачу – удастся попасть домой или нет.
Смущало одно обстоятельство – надо отпрашиваться у дежурного… Когда заступаешь дежурить на сутки, теряешь право распоряжаться собой. Всем руководит человек за пультом…
Сегодня дежурил Филипп Степанович, и вопрос решался довольно просто – живет Андрей в десяти минутах ходьбы. Телефон дома есть. Если что – раз, два, и он тут как тут! Раньше было проще: сел на личную машину и поехал… Будь проклят тот день!
Однажды утром он не обнаружил у своего дома светло-зеленого любимца. Исчез! Как в воду канул! Казалось бы, все ясно: надо заявить о пропаже, но исчез «Жигуленок» с родной подведомственной территории, и, пользуясь официальным каналом, Андрей вешал на баланс своего отдела уголовного розыска еще один «висяк» – нераскрытое преступление… Так или иначе, но жалость взяла верх, и на третий день Андрей втихую признался коллегам, что машину, владельцем которой значился он – капитан милиции, уперли прямо из-под носа. Сообщил, что его личные поиски успехом не увенчались. Отправленные в тот же день во все концы города и области телеграммы: «…Примите меры к розыску» (через неделю формулировка в депешах усилилась и начиналась словами: «Придавая особое значение розыску») – результатов не дали. Управленческие ребята не знали, плакать им или смеяться. Машина исчезла не у какого-нибудь паспортиста, а у «зубра сыска»… Жаль человека – столько лет копил деньги по крохам, а покататься толком не успел…
«Надо отпрашиваться, – решил Андрей, собирая со стола документы. – Смотаюсь по-быстрому туда и обратно!» – Он швырнул стопку бумаг в сейф.
Опечатав сейф, сел к столу и позвонил домой.
– Здравствуй, мать! – приветствовал он жену. – Как отработалось? Вернулась давно? Ясно… Аленка уроки сделала? Угу… Как в смысле ужина? Если отпустит… Минут через десять. Лады…
Встав из-за стола, Андрей привычно скользнул взглядом по разложенным под стеклом фотороботам разыскиваемых. Много их накопилось – разве упомнишь…
За окошком дежурки царил полумрак. К вечеру, когда разошлись сотрудники отделов, кончили работать то и дело звонившие представители предприятий района, успокоились абоненты, в дежурке наступил период размеренном жизни: так называемое время передачи отчетов и сводок. Тишину нарушал разве что писк радиостанции, извещавшей о передвижении автопатрулей…
– Схожу перекусить? – нагнулся к окошку Андрей. – Возражений не будет?
Мельник посмотрел на часы – без четверти десять… Время спокойное. Обычно до одиннадцати вечера происшествий мало.
– Не желаешь на оперативной прокатиться?
Утехин, открыв от удивления рот, застыл на месте.
Все знают, как Филипп экономит бензин. У всех перерасход, а у него всегда норма… А иногда – экономия! Остаются талоны – и это при весьма скудном пайке, отпущенном оперативному «уазику»…
– Ты на Нарвской живешь? – продолжал пытать Мельник ничего не понимающего Андрея.
– Да…
– Только что звонили из травмопункта. Привели к ним мужичка. Заскочи, разберись… Может, обойдемся без регистрации. Съездишь, а заодно и поужинаешь, лады?
– Есть разобраться… – уныло отозвался Андрей. Ему совсем не улыбалось «разбираться» – чем так ехать, гораздо лучше пройтись по улицам, подышать свежим воз-Духом…
– Договорились! – Филипп Степанович повернулся на стуле и окликнул водителя.
Из скрипящего кресла, приютившегося между шкафом и телетайпом, нехотя поднялся Алексей Буренков. Совсем недавно водитель отоварился на складе новенькой курткой из «чертовой кожи» и теперь никак не хотел с ней расставаться.
– Попутно на заправку заедем, – недовольно сказал Буренков, все еще поглядывающий краем глаза в телевизионный экран, светящийся в углу. – Двадцать литров надо…
Мельник достал портмоне и с сожалением извлек из него розовый листок талона на топливо. Тщательно пересчитав оставшиеся, он отдал водителю лишь один талончик…
– Десяти литров хватит! И не проси… Не проси…
Утехин не стал ждать, чем кончится привычная перепалка, и вышел на улицу.
На поворотах видавший виды автомобиль натужно урчал, будто весь его механизм от двигателя до номерного знака был насмерть простужен. Даже на гладкой дороге он исхитрялся взбрыкнуть, подскочить на мелкой выбоине, крякнуть и стукнуть сочленениями с такой силой, что казалось – остаток пути кузов придется нести на руках.
– Вчера опять ездил в мастерскую, – оправдывался Буренков, попыхивая «Беломором». – Говорят, погоди еще годик-другой, спишем… А чего списывать? Списывать уже нечего…
– Продать бы ее в хорошие руки, может быть, и восстановил какой умелец.
– Факт, восстановил бы! Я бы и сам купил! Пару тыщ не жалко…
– Вот займись и восстанови…
– Разве продадут?
– А черт его знает, – огрызнулся Утехин и, в свою очередь, поинтересовался: – Сколько она пробежала?
– При мне третий круг на спидометре наматывает…
– Не слабо! – оценил Андрей, подумав, что на своем «Жигуленке» не накатал и десятой части. – Тормоза хоть работают?
– Слабовато, – «обрадовал» Буренков.
В окнах травмопупкта горел свет. Из распахнутой форточки доносился неожиданный смех.
Андрей вошел в темный вестибюль, осмотрелся. В пустынном коридоре стояли жесткие крашеные лавки. У стены, словно чья-то забытая тень, покачивался из стороны в сторону мужчина. Лицо испитое, одежда неряшлива, грязновата. Утехин его знал. Знал он и то, что в вытрезвитель этого «клиента» старались не брать – платить ему было все равно нечем. Небольшую пенсию Михалев умудрялся пропивать дня за два-три, по в длинных очередях винных «монополек» стоял постоянно – подторговывал очередью, не брезговал угощениями… Доходы, на которые он жил оставшиеся «безденежные» дни месяца, не смог бы определить самый опытный фининспектор, но до краж он не доходил…
– Здравствуйте, товарищ начальник! – подобострастно выпалил Михалев, узнав в Андрее одного из своих «притеснителей».
Утехин не ответил. Морщась от боли, Михалев выставил вперед посиневшую руку. Он то и дело поглаживал распухшую кисть, водил неестественно согнутой рукой из стороны в сторону.
– Езди тут из-за тебя! – в сердцах произнес Утехин. – Опять начудил по пьянке!
Михалев затравленно посмотрел на оперуполномоченного и непроизвольно вжал голову в плечи, будто стал меньше ростом:
– Тверезый был… Соседке шкаф помогал перетащить, да силы не те стали… Не удержал…
– Хватит врать! – резко, без сострадания оборвал его Утехин и пошел вдоль коридора, вглядываясь в таблички на дверях. Слова на табличках не повторялись – «Рентген», «Входить по вызову», «Хирург», «Не входить»…
Веселье царило за дверью с табличкой «Не входить». Андрей постучал и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. На кушетке, застеленной рыжей клеенкой, полулежал заросший до самых бровей густыми черными волосами тщедушный мужчина в дорогом костюме. Брюки в желтой грязи, похожей на глину. Шея забинтована. Мужчина между тем был весел. В руках у него – карандаши и бумага, а у медсестер – рисунки. Причина веселья стала понятной Андрею – шаржи-рисунки были удивительно похожи на оригиналы.
– Подождать не можете! – молниеносно отреагировала полная медицинская сестра в еле сходящемся на груди халате. – Я что, не вам сказала? Выйдите из кабинета!
Андрей хотел вспылить, но удержался и, глядя на толстуху, не предъявил, а прямо-таки сунул ей под нос удостоверение. Та осеклась…
– У вас человек в коридоре, наверное, умер… Кровь течет, – соврал он.
Толстуха ойкнула, посмотрела на привставшего со стула и застывшего в такой позе врача.
– Все, девочки! По местам! – пришел в себя врач. – Быстренько разберитесь там…
Прошелестели и исчезли накрахмаленные халаты – в кабинете остались трое: Андрей, врач и бородатый.
– Присаживайтесь, – торопливо предложил врач Андрею. – Я сейчас, на минуточку… – Он бегом направился к двери. – Проверить надо…
– Вы меня простите, доктор, я немного разыграл вас… – произнес Андрей. – Там все в норме. Просто я терпеть не могу, когда на меня кричат ни с того, ни с сего… А теперь расскажите, что натворил наш Михалев?
– Ну и шуточки у вас… – Врач пристально посмотрел на Андрея. – Кто такой Михалев? Я звонил по поводу… – он заглянул в бумагу, – Пиленова.
Сидящий на кушетке бородач с достоинством склонил голову, показывая, что речь идет именно о нем.
– Удар по голове с повреждением кожного покрова и попытка удушения… Видите следы на шее?
– Ну, товарищ доктор… – прервал его бородатый, пытаясь суетливыми движениями спрятать под шарфом свежую повязку. Хотя рисовать в таком состоянии он мог, самые обыденные движения давались ему с трудом. Дрожали пальцы, жесты неуверенные…
«Приблизительно пол-литра сорокаградусной… – попытался определить объем выпитого Утехин. – Если только не имел место коктейль типа пиво-водка…»
– Товарищ доктор, – просящим голосом повторил мужчина. – Мы же с вами интеллигентные люди. К чему такие сложные термины? Ну, ударился! Ну, упал!.. При чем тут милиция… – он перевел взгляд на Андрея и неожиданно представился: – Пиленов… Художник…
– Документы есть? – Андрей с профессиональной бесцеремонностью разглядывал бородатого.
– А как же! – Пиленов принялся придирчиво обшаривать карманы.
Андрей повернулся к врачу:
– Можно взглянуть на медкарту?
Тот подал торопливо заполненный бланк на грубой бумаге.
– Личные данные записаны со слов. Проверять нам некогда. А то бывает, что и этого не успеваем сделать. Потеряет сознание, и все – выясняй потом: кто, откуда…
Углубившись в изучение диагноза, Андрей понял, что с медицинской точки зрения состояние больного опасений не внушает. Можно отпускать хоть сейчас, а значит, и закрывать дело…
«Живет на Верхней Масловке», – на всякий случай прочитал он. Андрей знал этот дом, в котором жили живописцы, графики, «прикладники». Стоял он недалеко от метро «Динамо», где поблизости располагался и главный милицейский стадион страны. Ездить туда от работы было неудобно, с пересадками. Как же, спрашивается, попал сюда этот бородатый? «Чего его занесло в гости? Может, опросить, на всякий случай составить бумаги и отправить, куда следует… Подумаешь, художник, в вытрезвителе ему сейчас самое место, раз вляпывается в истории…»
– Куда они подевались? – вслух недоумевал Пиленов, ощупывая даже швы одежды. – И деньги исчезли…
– Совсем ничего не осталось? – едко улыбнулся своим предположениям Утехин. – И большая сумма была, позвольте полюбопытствовать?
Пиджак Пиленова валялся на кушетке рядом с пальто. Носовой платок, видимо, служивший и тряпкой для вытирания кистей, карманный хронометр на цепочке и какая-то красноватого цвета книжечка дополняли картину.
– Это вам! – Пиленов, пошатываясь, подошел к столу и положил документ перед Андреем, затем продолжил с неослабевающей энергией поиск. – Ничего не понимаю… Я же их сюда в конверт клал. Все девятьсот сорок два рубчика… Я сегодня за картины деньги получил, – пояснил он. – Так, понимаете, повезло – сразу две штуки купили: «Гиацинты у зеркала» и «Март».
Андрей взял в руки книжку. Ему не доводилось видеть билет члена Союза художников. «Черт побери! Кажется, отвертеться не удастся, – подумал он, тоскливо посмотрев в окно, за которым отчетливо виднелся угол родного дома. – Полчаса провозимся здесь, как пить дать, потом еще в вытрезвитель ехать…»
Андрей захлопнул книжечку и положил ее на стол рядом с медицинской картой:
– Доктор, у вас не найдется свободного кабинета, чтобы нам выяснить у пациента некоторые обстоятельства?
– Вы полагаете, он в состоянии? – врач выразительно щелкнул пальцем по горлу. – Может, отложить до утра?
Андрей криво усмехнулся – улыбка вышла жалкой.
– Как там, доктор, говорили древние? Будет день – будет новая пища?
– Древние говорили и так, по более подходит к вашей работе, мне кажется, другая формулировка: «Бис дат, кви цито дат!» Что значит – «Вдвойне дает тот, кто дает скоро!». Спешка ради итога?
– Отчетность тут ни при чем, доктор. Ваш намек достаточно прозрачен, а как насчет кабинета?
– Что ж, садитесь за мой стол, я пойду в терапию…
– Спасибо! – Андрей быстро переместился в кресло и сделал знак художнику.
Пиленов, повинуясь жесту оперуполномоченного, пересел к столу, продолжая нетвердой рукой отряхивать брюки.
– Рассказывайте! – Андрей удобно расположился в кресле, с наслаждением вытянул ноги и смотрел на художника сквозь полуприкрытые веки – так он мог просидеть до утра; уютно, тепло…
Пиленов с достоинством пригладил непослушную шевелюру, оправил ладонью бороду и, вздохнув, начал чуть охрипшим голосом:
– Утром, как я говорил, в салон поехал. Получил деньги за картины. Сделал кое-какие дела и решил это событие отметить… У нас принято некоторые моменты в жизни, например, гонорары, отмечать с друзьями. Делать это положено с шиком – не в мастерской, само собой… Там тесно, холодно, пахнет растворителями, краской… Пока пишешь, эти ароматы не замечаешь, а праздновать среди них – извините… Что за радость гулять среди багета… Встретил Толю Алексеева, Виноградова, и пошли мы в кабак. Ребята они хорошие – художники отличные, а не везет им фатально! Ну, потрясающе не везет…
– Пошли-то куда? – направил рассказ в требуемое русло Утехин.
– В ресторан! – неожиданно вспылил, досадуя на поторапливание и непонимание оперуполномоченного, Пиленов. – Еще спросите: что делали? Отвечу: ели, пили!
– Ресторанов много, – удивленно приоткрыл глаза Утехин, уловивший в голосе художника невесть откуда взявшиеся начальственные нотки недовольства, и тотчас погасил любопытство.
– В «Арбате». Напротив метро.
– Может, в «Праге»?
Пиленов посмотрел на Утехина и задумчиво почесал затылок:
– Может, и в «Праге». – И, мягко улыбнувшись, добавил: – Я не помню…
– А в этот район как попали?
– Смешно сказать, уважаемый, – он приложил руку к груди, – но если вы мне сейчас скажете, что я во Владивостоке, то я могу и поверить…
– Нет! – Андрею нравилась его самоирония, подтрунивание над собой, в нем проснулось любопытство… – Рассказывайте дальше с учетом того, что вы в Москве…
– В шесть ребята разбежались, а я остался. Хотелось еще чего-то значительного, может быть, радости не хватало… Сижу, музыку слушаю, живу, что называется, полной жизнью, и тут… Официант!
– Что официант?
– Зовут его Володей. Он все интересовался – не скучаю ли я…
– А вы скучали? – съехидничал Андрей, но художник этого не заметил.
– Нет. Мечтал о том, что закончу еще одну халтурку и можно будет замахнуться на более шикарную мастерскую. Для этого, как известно, гульдены нужны… Так и летело ресторанное время!
– Вас что, на перерыв между дневной и вечерней сменами не рассчитывали?
– Десять сверху и сиди! – лаконично пояснил Пиленов. – А когда зал заполнился, я нашел интересное занятие – наблюдал за посетителями, пытался вычислить, кто какие денежки проедает! Знаете, это сразу видно! К примеру, двое чопорных посетителей – выбирают тщательно, меню перепроверяют, головой покачивают… Вывод прост – денег не густо, осторожничают больно… Таких там не любят, обсчитывают, душу выматывают! Другое дело кавказцы – породистые, холеные. В меню не смотрят, официантам лишь реплики бросают, а стол ломится от яств. Икорка серебрится, балычок жемчужинкой отливает… Коньячевский обязательно, минералочка! Причем не местная, как из водопровода, а обязательно «Боржоми»…
– Наблюдательности вам не занимать, – сглотнул голодную слюну Андрей, – но давайте дальше!
– Я и говорю, – досадуя на то, что его перебивают, буркнул Пиленов. – Когда оркестр заиграл, Володя-официант приземлил ко мне двух девушек. Я был рад. Не одному вечер коротать. Посидели, поговорили о музыке, о живописи…
– Ну и как? – торопил его Андрей. – Интересный вышел разговор?
– Однобокий. В брейках и роках я ни бум-бум, а они Шилова от Шишкина не отличают… Немного потанцевали – раз с Мариной, раз с Аленой. Поступило предложение продолжить на квартире. Расплатились…
– Сколько? – на всякий случай спросил Андрей.
– Около ста пятидесяти… С сегодняшними моими деньгами не трата, а ерунда… – Он вдруг осекся, вспомнив, что денег он так и не нашел.
– Ну, ну… – подбодрил его Андрей. – Куда поехали? Адрес? Помните?
– Увы, – Пиленов развел руками. – Об этом речи не было. Вот о том, что шампанского надо взять, – говорили. Две бутылки купили!
– Когда вышли из ресторана?
– Точно не скажу. В начале десятого…
– Откуда подобная точность?
– У гардеробщика по телевизору что-то про политику говорили, вроде программа «Время» шла.
– Дальше!
– Такси не было. Алена «сняла» частника. Столковались, кажется, за червонец и поехали. Все шло хорошо, а у Никитских нас «тормознули». Будете проверять, милиционер подтвердит – останавливал он нас.
– Зачем?
– Правила, наверное, нарушили… Водитель вышел, беседовал, потом Алена вышла… Может, улыбнулась она ему, может, еще чего, только дальше мы поехали быстро…
– Добрый попался?
– А это вы у него спросите, – недвусмысленно намекнул Пиленов.
– Ладно, разберемся… Дальше! – подгонял Утехин. Он давно привык к подобному многословию потерпевших, из которых информацию приходилось выуживать по частям.
– Это практически все! Алена вышла раньше, сказала, что придет прямо в квартиру, а мы с Мариной вышли вон там, – он показал в непроглядную темень за окном. – Там еще стройка рядом и глина желтая… Видите какая? – Он задрал ногу и показал испачканную брючину. – Не прошли мы и сотни метров, как началась суматоха… Кто-то бил, шмякнули меня по затылку, схватили за горло, и все… Очнулся от того, что меня теребят. Огляделся, мужик меня поднимает. Ну, думаю, сейчас я тебе покажу, сволочь ты этакая! Вмажу по первое число… А сил-то и нет! Все на месте: руки, ноги, а чуть живой. Ну, думаю, старина, вляпался ты в любовную историю, нарвался на ухажеров… Хорошо, мужик попался, сюда же шел… Доволок он меня, а то бы так до утра и провалялся… Воспаление бы заработал…
– Милиция тут почти бессильна, – встрепенулся Андрей, сразу же решив поставить точки над «и», – Виноваты сами! Выпили, флиртанули…
– Это я понимаю… – неуверенно произнес Пиленов. – Денег только жалко. Большие денежки…
– Давайте съездим туда, – предложил Андрей, – поищем, может, повезет! Стоило бы вас отправить в вытрезвитель – я, собственно говоря, так и собирался сделать, да жалко мне вас стало… По-мужски, из солидарности.
– Спасибо! – по-прежнему унылым голосом поблагодарил художник, он все еще на что-то надеялся.
– Кого нам искать? Нападающих вы не видели, девушек не знаете, да и ни при чем тут они… Алена, как вы говорите, ушла раньше, а Марина при нападении просто испугалась и убежала… Кто на вас напал? Молчите? То-то и оно!
– Домой хоть отвезете? – грустно, с надеждой смотрел Пиленов.
– Поймите нас правильно, э… – Андрей никак не мог вспомнить ни имени, ни отчества бородача.
– Сергей Сергеевич, – подсказал художник.
– Сергей Сергеевич! Развозить всех по домам – у меня бензина не хватит. Могу предложить стул в своем кабинете, а если найдем ваши деньги, в чем я, правда, сомневаюсь, – такси!
– Давайте поищем, – жалостно попросил художник.
В комнату вошел врач.
– Ну и напугали вы нас: «в луже крови», «умирает». Ваш «покойник» еще нас переживет – кости целы, сильный ушиб.
– Скажите, доктор, а мог Михалев прищемить руку шкафом или дверью? Как он пытается объяснить?
Врач неопределенно пожал плечами. Андрей догадался, что вопрос поставил неправильно. Он уместен для судебного медика или врача трудовой экспертизы…
– Можно еще поинтересоваться? – снова обратился Утехин к врачу. – Как давно с ним это случилось?
– Падают подозрения?
– Да!
– То-то он вас так боится. Аж трясется, бедный…
– Значит, уважает! – коротко бросил Андрей.
– Спаси меня бог от подобного уважения! – Лицо врача было абсолютно серьезным.
– А все же, доктор, мне бы хотелось услышать ответ.
– А у меня его нет. Я не знаю…
– Спасибо и на этом… – Утехин решительно встал. – Собирайтесь, Сергей Сергеевич, едем!
Художник заторопился. Прощаясь с врачом, он сложил пальцы, сделав подобие рамки, и, посмотрев сквозь них, неожиданно спросил:
– Можно, я к вам вернусь? Только не надо возражать, – торопливой скороговоркой забормотал Пиленов. – У вас такое лицо… Очень интересное лицо, доктор. Обязательно напишу портрет…
– Не возражаю! – улыбнулся врач. – Выздоравливайте сначала…
Машина Буренкова, вернувшаяся с заправки, стояла у подъезда. Нудный осенний дождь сек стекло с приклеившимися березовыми листьями. Буренков стоял у машины и разговаривал с Михалевым как со старым знакомым. На руке у Михалева белели свежие бинты. При появлении Андрея Михалев как-то сжался и инстинктивно попытался спрятаться в тень, но Утехин заметил это движение:
– Хорошо, что не ушел, а то пришлось бы за тобой ехать… Садись в машину!
– За что, начальник?
– Садись, садись, подвезу… – Утехин взял его за рукав и посадил в кормовой арестантский отсек машины, из которого без ключа не выбраться. Громко хлопнув дверцей, Утехин устроил художника на заднем сиденье салона, сел сам и скомандовал Буренкову: – Поехали!
– Куда едем?
Повернувшись назад, где пытался поудобнее пристроиться художник: он привставал на месте, поправлял пальто, заправлял непослушный шарф, – Андрей скомандовал:
– Показывайте дорогу, Сергей Сергеевич.
– Кажется, прямо, – неуверенно смотрел тот поочередно во все окна машины. – Точно прямо, а потом налево, за детским садиком будет стройка, а рядом переулок. Вроде бы так…
Машина нехотя тронулась с места, проехала мимо утехинского дома, свернула в переулок. Алексей включил фары. Тут не было фонарей и царила темнота. В освещенном пространстве замелькали хилые проплешины первого, еще неуверенно выпавшего снега, мусор, чахлый кустарник на обочинах.
– Шел я здесь… – пояснил Пиленов. – А теперь как будто налево…
– Разве здесь есть детский сад? – обратился Утехин к Буренкову.
– Тридцать восьмые ясли… Тут машина не пройдет, – недовольно произнес водитель, – котлован вырыли.
– Встань с краешка, – попросил Утехин, – и включи дальний свет в проулок. Пусть человек деньги поищет…
– Вот она лежит… – неожиданно заорал Пиленов. – Лежит же!
– Кто? – оторопел от неожиданности Утехин. – Кто лежит?
– Бутылка шампанского. Видите, из снега торчит? Горлышко!
– Стоп! – скомандовал Утехин Буренкову. – Сдай немного назад! Так… Хорошо. Теперь все видно. – Он повернулся к Пиленову: – Пошли поищем?
Андрей подошел к куче снега и взял бутылку – бутылка была полной, видимо, ее потеряли в суете или не заметили из-за темноты… Он отнес ее в машину и положил на заднее сиденье. Пока Пиленов и помогавший ему в поисках Буренков бродили словно призраки в лучах фар, Утехин решил найти следы. Для чего ему это? Спроси, и он не ответит. Скорее просто по привычке. Профессиональное любопытство, связанное с тем, что здесь недавно избили человека, отняли у него деньги. Стоп! – справедливо отметил Андрей. То, что отняли, еще требуется доказать, сначала надо понять, были ли они у него…
На подтаявшей куче снега довольно четко выделялся след обуви. Вот он – случай! Не было бы снега, не отпечатался бы след – ищи тогда ветра в поле… От первого отпечатка цепочка следов тянулась к забору. Рядом вмятины в глине – пятерня, локоть, отпечаток коротенькой куртки, кармана, предположительно джинсов… Отчетливо виднелись маленькие кружочки от заклепок. Андрей приложил щепочку к отпечатку ботинка, измерил. Приложил щепочку к руке, измерил – получался приблизительно сорок второй размер.
«Ухажеров, выходит, было двое. Перескочили через забор. Который в куртке, грохнулся наземь, а второй, в кроссовках, на ногах удержался. Подскочил к тому месту, где сейчас машина… – Андрей повернулся в сторону машины, словно видел происходящее. – Обладатель ботинок сорок второго размера припозднился… Это ясно по тому, что его след перекрывает кроссовку. Выходит, ударил по затылку тот, что бежал первым… А на асфальте следы каблучков: туда – спокойные, размеренные шажки, семенящие рядом с пиленовскими подметками, а обратно – вприпрыжку…»
– Товарищ капитан! – окликнул Буренков.
Андрей неторопливо подошел к водителю.
– Что, нашли деньги?
– Нет, тут штука интереснее будет… Глядите! – Он подал ему что-то в целлофановой обложке, измазанной липкой глиной. Андрей небрежно обтер глину попавшимся под руку обрывком газеты и раскрыл книжку. От удивления он присвистнул и почувствовал, что вспотел. Пот был неприятным – холодным и липким. Так у него уже однажды было, когда стоял под наведенным обрезом.
– Где взял?
– Вот здесь лежала. Чуть снежком ее прикинуло, и не видать…
– Молодец! – думая о другом, проговорил Утехин. – Обстановка резко меняется. Ну-ка, Алеша, включайся в поиск денег, а я сообщу Мельнику обстановку…
– С книжкой-то что делать?
– Отдай владельцу!
– Ясно…
Рация призывно мигала красным огоньком. Утехин нажал на кнопку вызова и не взял, а буквально сорвал трубку радиотелефона:
– «Арзамас», ответь сто пятому… – в ответ молчание. – «Арзамас», я сто пятый, как меня слышите?.. – Тишина. – «Арзамас», «Арзамас», я сто пятый! – громко и внятно диктовал Андрей.
– Слушаю тебя, – донесся искаженный динамиком голос. – Почему долго не докладываешь?
– «Арзамас», слушай внимательно!
– Слушаю…
– Ситуация четыре! Посмотри в сейф…
– Понял. Погоди минутку… Андрей, ты не перепутал?
– Своим глазам пока верю.
– Документ проверил?
– Точно говорю – депутат. По буквам – де-пу-тат!
Понял наконец…
– Радостного мало. Я тебя предупреждал, чтобы все было в норме. А ты… грабеж вешаешь… Учти, раскрывать сам будешь… Диктуй адрес!
– Третий переулок от Головинского кладбища, возле яслей.
– Понял, поднимаю оперативную группу на осмотр места происшествия, а ты смотри в оба… Сам знаешь, теперь дело автоматически на контроле – не делай глупости…
– Не учи ученого! Конец связи!
– Разговор… – договорить Мельник не успел. Андрей вставил трубку в гнездо панели, и динамик отключился.
Он вышел из машины, запахнул пальто и довольно бодро направился к Пиленову.
– Как дела, Сергей Сергеевич?
– Спасибо, плохо… Ничего нет. Хорошо, хоть водитель документы обнаружил…
– Дело, Сергей Сергеевич, – сказал Утехин, – оказывается серьезнее, чем думалось. Я посмотрел на следы и пришел к выводу, что это ограбление. Именно об этом я и доложил в управление. Сюда приедет оперативная группа, криминалист, кинолог с собакой… Наша задача теперь иная: если вы не возражаете, проедем в ближайшее отделение и посмотрим кое-что – может, кого вспомните. Потом мы отвезем вас домой. Хорошо? – он пристально посмотрел в глаза художника, пытаясь понять – будет тот жаловаться или нет, но ничего не понял.
– Хорошо! – ответил Пиленов и улыбнулся своим мыслям. – Поехали, раз такое дело…
Машина словно вспомнила свою молодость. Резво развернулась и, разбрызгивая в стороны грязь, понеслась по вечернему городу к отделению милиции. Для Андрея отделение было родным – оно не только находилось на территории района, где он жил, но и работать он начинал именно здесь. Много дней и ночей, будучи милиционером патрульной службы, провел он на этих улицах. Многое можно было вспомнить – схватки, задержания. После окончания милицейской школы выбора не было – сюда, в родное отделение, на должность рядового розыскника. Отсюда он ушел в управление…
