Текст книги "Мы из розыска…"
Автор книги: Николай Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
«Неужели ошиблись? Прославимся со своими подвигами по всему управлению».
Стоящий за спиной Корсаков выразительно ткнул указательным пальцем в сторону двери. Жест можно было истолковать двояко: либо «он там», либо «звони еще». Снегирев снова несколько раз нажал на кнопку звонка с такой силой, что, казалось, она должна утонуть в стене.
«Фью-ю-ю, фью-ю-ю», – разливались по чужой квартире удалые электронные трели. Послышались осторожные шаги, что-то упало.
– Чего нужно? – раздался из-за двери мужской голос.
Константин, по-прежнему державший в руке листок бумаги, вдруг совершенно не своим голосом произнес:
– Телеграмма тут Трифоновым, получите…
«Каким еще Трифоновым? – удивился следователь. – Соседка же говорила, что Сагайдановы тут живут… Вот это да! Молодец, Костя, еще одну проверку придумал, – дошло до него вдруг. – Теперь все решит ответ из квартиры».
– Сейчас, – послышалось из-за двери, – я после душа. Оденусь только.
Ожидание не входило в их планы. Это была незапланированная неожиданность. «Как там Дима»?… Только бы он его не заметил…»
Щелкнул замок, стукнул засов, и дверь приоткрылась на длину цепочки. На пороге стоял закутанный в огромный махровый халат мужчина лет сорока пяти. Его волнистые, влажные волосы были тщательно расчесаны. Длинные кисти пояса от халата свисали до пола.
– Давайте сюда телеграмму, – потребовал он. – Чего еще там?
«Неужели не он?.. Вляпались! – растерялся Константин. – Может быть, родственник, а фамилию не расслышал? Вот душ принимал, что же тут такого. Ладно. Играть так играть! До конца!»
– Извините, но тут расписаться надо. В получении… – Дверь широко открылась. Эксперт взглядом впился в пол. Из-под халата, доходившего до самого пола, высовывались носки светло-коричневых полуботинок.
«Румынские «Томис», размер сорок три – сорок четыре, мокрые, с грязью… Милые мои ботиночки, да вы уже в пяти или в шести квартирах наследили за последний месяц. Спасибо березовому листочку с пришлепочкой грязи – много рассказал. А хозяин по квартире в таких, между прочим, ходить не будет… Он!» – решил Константин и, сунув мужчине листок бумаги, схватил его за запястье правой руки. И тут же за спиной мужчины в полной тишине раздались торопливые шаги преодолевшего все преграды Дмитрия Ивановича.
Резкий толчок в грудь отшвырнул Снегирева к стене, рассеяв последние сомнения. Очки, описав незамысловатую траекторию, отлетели в угол. Костя вскочил на ноги. Рядом шла борьба. Его толкали, били, об него спотыкались. Честно говоря, за все эти годы в задержании он участвовал всего второй раз. Это была не его сфера деятельности. Глядя на окружающее, потерявшее четкие границы, он неожиданно увидел перед самым носом подошву ненавистного ботинка. Схватив «Томис» сразу обеими руками, рывком дернул на себя, надежно прижав к полу.
Резкий удар по губам привел его в шок, он едва не выпустил ногу преступника. Сине-красные круги замелькали перед глазами. Было чертовски больно, язык ощутил терпкий вкус крови…
Рядом раздавалось трудное, напряженное дыхание следователя… Ему, видимо, тоже доставалось. Дмитрий Иванович провел болевой прием. Зажатый со всех сторон, «халат» взвыл и как-то сразу обмяк.
Поднявшись на ноги, Константин нашарил в углу совершенно, к его изумлению, не пострадавшие очки. Мир снова обрел реальные очертания.
Нестерпимо болела верхняя губа. Он дотронулся до нее – сочилась кровь. Зубы, кажется, целы…
– Ребята, пуговицы у него все? – процедил Константин – он не оставлял надежды «приписать» задержанному и кражу со Спартакиадной.
– Все! – проверил Дмитрий Иванович. – Здорово это он тебя. Нокдаун…
На полу, возле лифта, куда постепенно переместилась драка, широко раскинув ноги, сидел на кафельной плитке преступник, одетый в халат поверх пальто. Не понимая, как же это все произошло, он мотал головой. Осмелевший парнишка суетился, живописно дополняя группу людей у лифта. Из сетки, мотавшейся влево и вправо, лилось недопитое молоко.
– Разукрасил он тебя, – сказал следователь, – голова не болит?
– Ничего, – ежась от боли и пытаясь выжать некое подобие улыбки, ответил Константин.
– Крепко он тебя, левшой оказался!
Неизвестный медленно, поддерживаемый с двух сторон, встал сначала на колени, а потом и на ноги. На его запястьях тускло отсвечивали наручники. Сквозь негодующие хриплые звуки, вырывающиеся из горла, проскакивали отдельные слова… Впрочем, это не были слова раскаяния.
– Хорошо хоть невооруженным оказался, – промолвил Дмитрий Иванович.
Задержанный прищурился, ухмыльнулся:
– Не специализируюсь, граждане, на мокрое не хожу, не мой профиль. Не шейте. Вывеску вон очкастому попортил, извиняйте. Лезть не надо было, почтальон хренов…
– Ладно, ты, – вмешался Дмитрий Иванович, – притихни на полчасика, а то про оказанное сопротивление вспомню.
– А вы, гражданин начальник, мне сопротивление милиции не намазывайте, удостоверение загодя не предъявляли…
– Грамотный ты шибко, как я посмотрю, – сказал следователь, отряхиваясь, – а сто сорок четвертую статью знаешь? Кража личного имущества называется.
– Доказать еще надо. На сто сорок четвертую не наберешь. В квартире был, не спорю, а брать ничего не брал. Нет у меня!
– А ведь и правда нет, – осмотрел карманы задержанного Дмитрий Иванович. – Куда дел?
– Вы сыскари, вот и ищите… – хмыкнул задержанный.
– Я знаю, – сказал Константин, – вниз он все барахло с балкона выкинул, на крышу хозмага. Сейчас нам еще туда слазить придется.
«Халат» с изумлением посмотрел на эксперта.
– Не зря я тебе украшения навесил, очкарик, далеко пойдешь.
– А ему это ни к чему, – вступился за Константина следователь, – он тут недалеко живет. Двигай ногами, специалист, к машине…
– «Брест-7», «Брест-7», как, меня слышите, прием… – зашуршала рация. Голос дежурного, прорываясь сквозь эфирные шумы, вызывал группу. – «Брест», где находитесь?
Следователь, прижав к груди дипломат, взял с пульта трубку:
– Сто седьмой, я «Брест», следуем на базу…
В хвостовом отсеке машины, за небольшим стеклом, маячила растрепанная шевелюра задержанного.
– Слушай, Валера, а почему Грэй вышел на остановку, а не в квартиру пошел? – спросил следователь кинолога.
– Тут, понимаете, какое дело… – виновато произнес тот. – Дверь из прихожей в комнату была прикрыта, и я не стал ее трогать. Следы могли быть. А собака взяла след прямо из прихожей… Только спутала, вместо пути отхода взяла встречный. Так бывает. След-то свежий, пахнет хорошо. Может быть, и дождь помешал.
– Костя, ты жив еще? – повернулся с переднего сиденья следователь. – А чего это ты там у балкона изъял? Мне чего с этим гербарием делать? Банный лист какой-то… Разъясни, я что-то не понял.
– Этот «гербарий», как ты его назвал, и решил, между прочим, все… – с оттенком легкой иронии произнес Снегирев. Он не выносил пренебрежительного отношения к криминалистике. – На нем, таком маленьком, сверху оказалась крохотная пришлепочка грязи. А на пришлепочке этой отлично виден узор каблука – «мелкая сеточка» и гвоздик без шляпки, который листик этот к каблуку пришпилил. Этот гвоздик уже месяца полтора перед глазами стоит. Полагаю, задержанный расскажет тебе на днях еще как минимум о шести квартирах, что у тебя повисли…
– Ну а пуговицу привязал?
– С ней разговор особый… Ты меня не торопи. Процессуальные сроки еще не вышли.
– Понятно. А с чего это так резко переориентировался на другую квартиру? Профессиональная догадливость или случайность?
– Скорее закономерность, помноженная на «ненастойчивость» моей супруги…
– Не понял!
– Понимаешь, носки шерстяные я не надел. Она настаивала, а я не послушался. Потом, работая в комнате, заметил, что стало холодно. Штора-то задвинута была…
– А там и верно прохладно было, – протянул Корсаков. – А как ты догадался про золотишко?
– Времени у него было в обрез. Соседка его спугнула, когда решила хозяйку позвать. Он поспешил через балкон в сорок первую. Выйти побоялся, видимо, думал, что она не одна…
– А она и была не одна, – дополнил оперуполномоченный, – а с таксистом, который с ночной смены пришел.
– Ну, так вот: когда он на балконе был, решил от всего избавиться. На балконе – обратили внимание – бумага оберточная лежит? Оторвал он кусок бумаги, «металл» похищенный завернул в нее и вниз швырнул. А там крыша хозмага. Убирают крышу, видимо, редко, от случая к случаю. Следовательно, при удачном исходе дел дня через два-три он мог все оттуда спокойно забрать… Ход туда более или менее свободный, хочешь – по пожарной лестнице, хочешь – по крыше стоящей у магазина телефонной будки. В общем, это его проблемы.
Константин осторожно дотронулся до губы, приложил к ней носовой платок. Кровь уже не сочилась, но боль еще не отпускала.
«Горел мой субботний вечер. Работы много – один выезд и сразу три экспертизы: дактилоскопическая и две трасологические. Жаль, пуговицу не привязать. Не отсюда она! А еще бумага… Надо доказать, что остаток ее, лежавший на балконе, и кусок, в который золотишко было завернуто и на крышу выброшено, раньше одно целое составляли».
– Слушай, а когда Дима… – долетел до Снегирева ироничный голос следователя, – через балкон перегнулся, смотрю и глазам своим не верю. Чувствую, сейчас что-то произойдет – и точно. Штаниной за крюк зацепился. Такой треск стоял!
В машине раздался взрыв хохота. Смеялись все, даже пострадавший в этой ситуации оперуполномоченный, Дмитрий Иванович, брюки которого и на самом деле были временно скреплены двумя «взятыми под расписку» английскими булавками.
«Вот развеселились, черти», – усмехнулся Константин, поддавшись общему настроению, и посмотрел на часы.
Время, неумолимо стекающее по стрелкам, уходило в прошлое.
Вот и прошли еще три часа. Три часа работы из двадцати четырех, отпущенных по строгому графику дежурства оперативной группе. Пусть говорят, что они полны тревог или опасностей… Самое главное – сутки дежурства вмещают в себя уйму сомнений… Каждую минуту рождаются версии, умирают гипотезы, а доказать «теорему» бывает очень трудно! Такая уж это работа. Обычная. Как у всех…
ЭКСПЕРТИЗА
От произведений, написанных на милицейском материале, традиционно ждут приключенческой романтики. Криминалистика – это производство, поточная линия, конвейер. Каждая лаборатория – милицейский цех, в котором работают инженеры, юристы, химики и даже пищевики и медики. Эти люди почти никогда не видят преступников, им незнакомы погони и перестрелки. Эти люди любят свою профессию, но любят совсем иначе, нежели несколько лет назад. Криминалисты – производственники в достижении истины в полном смысле этого достаточного неуклюжего слова…
А приключения? Хорошо, если бы их было меньше!
Точка зрения автора
16 мая. 8 часов 20 минут. Кузыкинский парк
Солнечный луч скользнул по свежей зелени тополя и уперся в серую ткань пиджака. Точнее, когда-то она была серой, в диагональную полоску «елочкой», а теперь ее цвет стал каким-то неопределенным белесым.
Шов на спине треснул, и из прорехи высовывался ватин. Пиджак принадлежал заросшему щетиной мужчине в нахлобученной до самых бровей ушанке. Суковатой палкой он вяло ковырял в урне.
Что и говорить, Кислюкову сегодня не везло. Обычно вставал ни свет ни заря со своего продавленного дивана, хлебнув наскоро холодного чая, пахнувшего железом от старого, видавшего виды чайника с потрескавшейся эмалью, он к девяти утра успевал пройти привычный маршрут. Удача всегда сопутствовала ему – десяток-другой бутылок с ароматами прошедшего чужого веселья позвякивали в рюкзачке.
Сегодня он не набрал и десятка. «Пить, что ль, стали меньше, – грустно рассуждал он. – Так ведь нет… Только что по улицам не болтаются, а очередь каждый день стоит… Большая очередь! А раз покупают, то и должны бросать, по подъездам оставлять… Подъезды – золотое дно. Жильцы молчат – стыдятся перед соседями свою принципиальность показывать, пьющих из домов выгонять, а милиции с улицы не видать ни черта… Особенно если эти друзья, скажем, на второй или третий этаж поднимутся. Шуметь не будут, так и не выгонит их никто… Главное, спокойно чтоб все было! Вот только несподручно верхние этажи проверять… Напрыгаешься по лестницам».
– Здорово, Михалыч! – окликнула Кислюкова уборщица. – Болел, что ли? Давненько тебя не видно было.
– Жив, Пелагея, чего мне сделается, – старик расправил плечи, невольно приосанился.
– Вот мы, пенсионеры, переползем под травку, – начала женщина, видимо, привычный разговор, – и мусор убирать некому будет. Деньги брось – не поднимут! Ох, молодые… Только и знают, что пластмассы в уши навешают, да одежду почуднее напялят, и тусуются все на своих танцульках, и тусуются… Представляешь, картону на асфальт стелют и на животах крутятся… Тьфу! Словно окуни дергаются на сковороде. А деньги не поднимут – богатые нонче все стали…
Кислюков удобно примостился на лавочке, с удовольствием вытянул притомившиеся ноги.
– Вот, гляди на меня, – звучно, со сластью произнес он, прищуривая глаза, отчего стал похож на кота, вылезшего из темного подвала погреться на солнышке. – Работа доходная и необременительная… Пятерку в день завсегда имею… Окромя пенсии – сто пятьдесят! – Он высморкался в серого цвета тряпицу, плутовато оглянулся. – А чего, Пелагея, не надоело одной вековать? Я парень хоть куда! – Он довольно резво вскочил с лавочки и прошелся, пританцовывая, вокруг женщины. Походка была вихляющей, старческой. – Ух, Пелагея, и заживем! У меня кое-чего есть…
Уборщица охнула и зашлась от смеха:
– От ить, пес шалопутный! Видали, есть у него! Знаем, что у вас есть – порты да рубахи за вами стирать… Топай давай, – она шутливо замахнулась метлой.
– Дак я не про то, что ты подумала, – пробормотал сконфуженный Кислюков. – Я хотел сказать, что хозяйством обзаведемся. Деньжата есть…
– Вот сморчок старый, бутылочник… Все туда же…
Кислюков, спешно удалявшийся в сторону парка шаркающей походкой, ее уже не слышал.
Парк был старый. На его месте когда-то давно, очень давно, располагалась деревня Кузыкино.
На краю лужайки, в мелком кустарничке, прятались от взгляда отдыхающих и нарядных молодых мам, прогуливающихся в полуденные часы с колясочками, серые мусорные баки. Около них в траве блестело стекло. Жадными трясущимися руками Кислюков рванул лямки замызганного рюкзачка.
«Шестерик уже есть, – восторженно прикидывал он в уме, – шесть двадцать, сорок… Эта ни к черту – с винтом! – Бутылка с шумом полетела в кусты. – Семь с полтиной. Живем!»
Лихо вздернув на плечо рюкзак, Кислюков пошатнулся и оступился. Наступив на какой-то узел, он, качнувшись, шагнул в сторону раскидистого куста боярышника. По привычке Кислюков с вялым любопытством скосил глаза в сторону узла.
Это был тряпичный узел синего цвета, перепачканный глиной и перехваченный шпагатом. Кислюков мог поклясться – вчера его тут не было. Кто-кто, а он бы заметил.
«А материя ничего… Только измазана немного. Ерунда, простирнуть малость – будет как новая. – Он осмотрел узел со всех сторон, пнул ногой. – Похоже на брюки… Какой дурак выбросил?»
Кряхтя, Кислюков нагнулся и негнущимися пальцами развязал узел…
Откуда-то снизу к самому горлу подкатил ком, перехватило дыхание, из глаз покатились слезы. Казалось, тело отказывается подчиняться ему, Кислюкову.
Родившийся страх стремительно понес его к выходу из парка. Кислюков бежал, спотыкался, падал, опять поднимался и бежал… Скорее туда, на свет, к людям…
Пелагея, завидев старика, почуяла неладное. Ее недавний собеседник моментально постарел, сразу сдал. Измазанный в глине и в чем-то, похожем на краску, он являл собой странное зрелище.
– Слушай, – хрипло выдавил он через силу, – там мужик убитый… Голова в портках…
– Ох ты, господи, – испуганно молвила уборщица, – пошли скорее к участковому. Он тут, Федотов, участковый-то, в этом доме живет…
* * *
«ТЕЛЕФОНОГРАММА № 4384. НАЧАЛЬНИКАМ УПРАВЛЕНИЙ. 16 МАЯ, ПРИМЕРНО В 8 ЧАС. 30 МИН. НА ТЕРРИТОРИИ КУЗЫКИНСКОГО ЛЕСОПАРКА БЫЛА ОБНАРУЖЕНА ЧАСТЬ ТРУПА МУЖЧИНЫ. ЛИЧНОСТЬ НЕ УСТАНОВЛЕНА. ПРИМЕТЫ: ВОЗРАСТ ШЕСТЬДЕСЯТ – ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЛЕТ, ЛИЦО ОВАЛЬНОЕ, НОС ПРЯМОЙ, ГЛАЗА КАРИЕ… НА МЕСТЕ ПРОИСШЕСТВИЯ ОБНАРУЖЕНЫ БРЮКИ СИНЕГО ЦВЕТА… ВЫЕЗЖАЛА ГРУППА В СОСТАВЕ: ПРОКУРАТУРА – ИГУМЦЕВ, РОЗЫСК – ДОРОФЕЕВ, КРИМИНАЛИСТ – ЛЮБАЕВ, СУДМЕДЭКСПЕРТ – КВАСЦОВА, КИНОЛОГ – МИТРОФАНОВ. ПРИМИТЕ МЕРЫ К УСТАНОВЛЕНИЮ ЛИЧНОСТИ НЕИЗВЕСТНОГО. ПРОВЕСТИ ПРОВЕРКУ ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ, ЛИЦ БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ЗАНЯТИЙ. РАССЛЕДОВАНИЮ ЭТОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ОРИЕНТИРУЙТЕ ВЕСЬ ЛИЧНЫЙ СОСТАВ.
ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ЛЕБЕДЕВ.
ПЕРЕДАЛ ИННОКЕНТЬЕВ. 10 ЧАС. 25 МИН.».
* * *
17 мая. 11 часов 30 минут. Следственный отдел
За столом, заваленным кучей бумаг, справок, картонных папок, бланков документов с подшитыми к ним распечатанными конвертами, сидел следователь Винокуров. Несмотря на раннее время, вид у него был усталый. Под глазами набухли мешки, резче обозначились морщины. В комнате стоял плотный, устоявшийся запах табака.
Допрос затягивался – он шел уже четвертый час, а результат был невелик. Дверь в комнату приоткрылась…
– Разреши, Игорь Петрович? – спросил Снегирев. – Мне передали, что ты звонил.
– Заходи, Константин Никитич. Пришлось тебя пригласить. Мы тут с Мишаней беседуем, – он кивнул на сидящего напротив него молодого плечистого парня в клетчатой рубахе. – Без твоей помощи не разобраться.
Молодой человек кинул опасливый взгляд в сторону вновь пришедшего.
– И с его помощью не разберемся, гражданин следователь. Я этого человека впервые вижу…
Винокуров невольно улыбнулся, поняв, что Снегирева приняли за свидетеля.
– Это, Миша, не очная ставка. И твое утверждение, что не разберемся, голословное… Побеседовали мы с тобой по душам, рассчитывая на сознательное отношение к жизни, – следователь неловко дернул шеей, ощутив прикосновение жесткого воротника форменной рубашки, поправил галстук. – Теперь, – он кивнул в сторону Константина, – тебе придется иметь дело с представителем науки. Слыхал о криминалистике?
– Приходилось, гражданин следователь, но я в ней несилен, в науке… Я говорил вам.
– Опять ты про трудное детство, – поморщился следователь. – Я уже про это слышал. Только не все соответствует твоим рассказам. Родители у тебя вполне приличные, в школе успехами не блистал – к спиртному рано пристрастился… Но в тридцать пять лет одного жизненного опыта должно хватать, если учебу в шестнадцать бросил.
– А мне не хватает, – с плохо скрываемой издевкой в голосе произнес парень, глубоко затягиваясь очередной папиросой. – Мой опыт сучки рубить да норму давать. Этому с вашей подачи, гражданин следователь, научился…
– У меня, Миша, с тех пор как мы с тобой в первый раз встречались, дочь успела вырасти, с давних пор мы с тобой знакомы, а ты все такой же…
Парень ничего не ответил, сосредоточенно приминая окурок в пепельнице. Винокуров встал из-за стола, отошел к окну.
– Садись, Константин Никитич, поближе, – он кивком головы указал на свой стул, – попробуй объяснить ему суть дела. Может, он тебя послушает…
Снегирев достал бумаги, разложил их перед молодым человеком и начал:
– Мною согласно постановлению о назначении экспертизы было проведено исследование следов пальцев рук, обнаруженных двадцать четвертого апреля в помещении красного уголка фабрики имени Петра Алексеева. Следы обнаружены на сейфе и на спортивном кубке, стоявшем на столе. Взгляните, Михаил Александрович, на фотографии в деле… – Константин провел карандашом по снимкам. – Вот это сейф, а это кубок в момент осмотра места происшествия… Видите?
Парень внимательно изучал фотографии, придерживая край страницы пальцем.
– При детальном сравнении дактилоскопических узоров, – продолжил Константин, – обнаруженных на кубке и на сейфе, с отпечатками пальцев рук гражданина Пантюхина Михаила Александровича получилась следующая картина… – На столе появились фотографии сильно увеличенных отпечатков. – След на сейфе совпадает с отпечатком большого пальца правой руки, а на кубке… вот тут, чуть-чуть ниже фигурки лыжника…
Пантюхин приблизил к глазам растопыренную пятерню и впился взглядом в крохотные выступы кожи на пальцах.
– Красиво говорите, граждане начальники, – пробасил парень, утирая ладонью вспотевшее лицо, – только я в этом ничего не смыслю…
В комнате воцарилась мрачная тишина. Пантюхин едва заметно дрожащей рукой извлек из пачки очередную папиросу.
– По-моему, – пожал плечами Винокуров, – тут все ясно. И алиби ваше, мягко говоря, липовое. В ту ночь не были вы ни у Иловаевой, на которую ссылаетесь, ни дома. С ней разговор у нас будет особый.
– Верку хоть к делу не шейте, товарищ майор… – вырвалось у здоровяка. – Ни при чем здесь она.
Винокуров склонился к Пантюхину, приблизился к нему вплотную, лицом к лицу, и тихим голосом сказал:
– Она ни при чем – это точно! А ты?
Пантюхин довольно спокойно выдержал взгляд следователя и, отвернувшись к окну, торгуясь, сказал:
– А если на «признанку» пойду… Чистосердечное пройдет?
Винокуров в раздражении, медленно просыпающемся в нем, прошелся по комнате…
– Какое может быть чистосердечное признание, когда ты мне столько всего здесь наговорил… Да еще и экспертизой доказано!
Стало слышно, как в стекло бьется и не может вырваться наружу желтая с пятнышками бабочка.
– Умирать, так с музыкой! – неожиданно нарушил тишину Пантюхин, вяло махнув рукой. – Отправляйте в камеру, подумать маленько надо.
– Ну что ж, идите, Михаил Александрович. Бумагу с карандашом вам дадут. Если вы еще вспомните про шестнадцатиэтажку на Леваневского, квартира двадцать восемь, то обещаю, что буду думать о вашей дальнейшей судьбе.
Пантюхин быстро взглянул на следователя и захохотал:
– Так чего ж вы, Игорь Петрович, волынку тянули! С этого и надо было начинать, а то все вокруг да около… Скажите сержанту, – он кивнул в сторону двери, – чтоб с бумагой не жмотился. Листов пятнадцать надо!
– Уведите его, товарищ сержант.
Зазвонил телефон. Винокуров поднял трубку и сразу же протянул ее Константину:
– Это тебя.
– Снегирев. Слушаю… Хорошо, бегу! – Он положил трубку на место. – Пошел я, Игорек. Материалы экспертизы оставляю. Подшивай!
* * *
17 мая. 12 часов 10 минут. Научно-технический отдел
Константин, перескакивая через ступени, стремительно взлетел по лестнице. На третьей от входа двери отчетливо белела в полумраке коридора табличка:
«Химическая лаборатория. Ст. эксперт – Воронцов А. И.».
– Чего звонил? – прямо с порога спросил Константин. – Что-нибудь случилось?
Анатолий, в белоснежном, как у хирурга, халате, оторвался от микроскопа:
– Мы с тобой с сегодняшнего дня в тандеме – со мной работаешь… Ты в курсе?
– По Кузыкинскому парку? Куда Любаев выезжал?
Воронцов кивнул головой:
– Медики обещали на вопросы ответить не ранее завтрашнего дня, а нам с тобой из прокуратуры от Митрохина подарок… – он глазами показал на пакет, прошитый ниткой. В пакете покоилось нечто синее, свернутое в рулон. – Вопросов задали уйму, а сроку дали два, от силы три дня.
Анатолий взял ножницы и срезал печать с пакета.
– Вообще-то все учтено, когда назначили экспертизу брюк. Как будто наши методики читают… Представляешь, спорово-пыльцевой анализ предлагают провести.
– Ну и?
– Придется проводить, причем в быстром темпе.
Скрипнула дверь лаборатории. В проеме возник посетитель. Его приход радости не вызвал. Все дело было в характере этого человека.
Павла Минина, эксперта-баллиста, за рыжий цвет шевелюры по-дружески называли Взрывом. Это прозвище соответствовало и его импульсивному характеру.
– Воронцов, – грозно сказал посетитель, – Снегирев не у тебя?
– Ну и что из этого, дорогой Павел Михайлович? Излагайте дальше, – осторожно ответил Анатолий.
– Здесь я, Паша, – подал голос Снегирев. – Что случилось?
– Слушай, дружок! – В голосе Минина, как и следовало ожидать, появились ехидные нотки. – Ты здесь сидишь… Работа интересная – я понимаю, а на выезд я за тебя, что ли, поеду? Там телефон с дежурной части минуты три разрывается!
Константин тяжело вздохнул – ехать ему не очень хотелось. Причин было две: во-первых, хотелось поработать с Анатолием – это интересно, а во-вторых, наступало обеденное время. Когда потом перекусишь?
«Ладно, – решил он. – Как-нибудь выкрутимся…» – и он побежал собираться.
* * *
17 мая. 16 часов 45 минут. Научно-технический отдел
«…ПОДПИСКА. НАМ, СОТРУДНИКАМ НТО ВОРОНЦОВУ А. И. И СНЕГИРЕВУ К. Н., РАЗЪЯСНЕНЫ В СООТВЕТСТВИИ СО СТАТЬЕЙ 187 УПК РСФСР ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ ЭКСПЕРТА, ПРЕДУСМОТРЕННЫЕ СТАТЬЕЙ 82 УПК РСФСР. ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ОТКАЗ ИЛИ УКЛОНЕНИЕ ОТ ДАЧИ ЗАКЛЮЧЕНИЯ, ИЛИ ЗА ДАЧУ ЗАВЕДОМО ЛОЖНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПО СТАТЬЯМ 181, 182 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РСФСР ПРЕДУПРЕЖДЕНЫ…»
Воронцов ударил по клавише пишущей машинки, и литера пропечатала точку. С шумом распахнулась дверь. Вошел запыхавшийся от быстрой ходьбы Константин, вернувшийся с осмотра места происшествия.
– Как съездил?
– Нормально. Кража. Дверь выбита, все переворошено. Взято, к счастью, немного – серебряная цепочка и две облигации пятьдесят пятого года. Работали по-дилетантски, сильно рискуя, но в перчатках…
– Значит, следов не обнаружил?
– Они шли с предварительной прозвонкой – звонили в квартиру и ждали, выйдет кто или нет, а я с кнопочки следы и скопировал.
– А чего ж так взяли мало?
– Вообще-то в квартире пять с половиной тысяч было, но они не нашли.
Воронцов встал со стула, разминаясь, прошелся по лаборатории:
– А я, сам видишь, начал печатать заключение экспертизы.
На просторном лабораторном столе, застеленном листом бумаги, лежал выпачканный материал. Края брюк были с обрывками ниток. Карманы вывернуты. Всюду стояли прозрачные ванночки с образцами: пылью, каким-то мусором, крошками табака…
– Что-нибудь прояснилось?
– Есть кое-что любопытное. Обнаружил табак, шелуху семечек, хлеб, клочки бумаги… – Воронцов взял в руки листок с записями. – Есть следы металла. Причем преобладает медь и ферросплавы…
– Медь и железо, – предположил Константин, – это скорее всего ключи.
– На обшлаге правого кармана следы золота. Микроспектрографический анализ говорит о средненькой пробе.
– А количество? – не утерпел Константин. – Килограмм, два?
– Ага, в объеме обручального кольца!
– А спорово-пыльцевой провел?
Анатолий достал из папки, лежащей на столе, бланк со штампом лесничества.
– Оперсостав сегодня расстарался, – пояснил он. – Согласно справке, в парке встречаются следующие породы: дуб, ясень, сосна, липа, клен, боярышник, береза… А в нашем случае… – он подтолкнул Константина к микроскопу, – смотри сам.
Константин приник к окулярам.
– Интересно! А это что за ерундовинки вроде запятых с усиками?
– Зеленовато-розовенькие?
– Угу.
– Это, считай, и есть самое интересное. – Анатолий положил перед ним альбом с цветными иллюстрациями. – Вот этот снимок видишь?
– Похоже! А это что за книга? – Снегирев перелистнул страницы и добрался до обложки. – Атлас пыльцы… Том второй…
– И вот что самое интересное, – Анатолий склонился над прибором, подкрутил ручку наводки на резкость. – Этих запятых здесь больше всего. А таких запятых в Москве не наберешь… Сие есть разновидность ореха, причем не подмосковного – лещины, а грецкого! А если принять во внимание следующий перечень обнаруженного: кукуруза, виноград, подсолнечник, бахчевые… – Анатолий загибал пальцы, – а также наличие в манжетах брюк такого минерала, как мергель, который является сырьем для цементной промышленности…
– …То у нас получится Грузия! – воскликнул Константин.
– Точнее, Ставрополье, Краснодар, Северный Кавказ… Правда, по ареалам расселения культур надо проконсультироваться в Тимирязевке, а по пыльце на факультете пчеловодства ветеринарной академии… Есть у них такая кафедра!
Константин отошел от стола и задумчиво подошел к окну. Отдернув штору, он распахнул раму, и в лабораторию хлынул свет майского вечера. Под окном, в кроне раскидистого каштана, восторженно щелкал соловей.
Анатолий решительно подошел к окну и закрыл раму.
– Проветрили, и хватит. Смотри, под микроскопом что творится – тайфун! Все сметает на своем пути… То, что не все запятые на своих местах, это полбеды, а то, что мы с тобой сюда еще и лиственницу сибирскую «вклеим», будет полная беда… Можем получить вместо Краснодарского края Красноярский.
– Извини, – потирая переносицу, сказал Константин, – не подумал. – Он подошел к столу и включил приборы: – Пора и мне приступать к работе…
* * *
20 мая. 13 часов 10 минут
В столовой Константин нос к носу столкнулся с Еремеевым. С Павлом они учились в одной школе, расположенной совсем недалеко от Петровки. Обшарпанную, с рыжими пятнами ржавчины, крышу школы можно было видеть из окон служебных кабинетов обоих ее выпускников.
Волею судеб, а может, еще и потому, что все годы ученичества Еремеев бредил МУРом, а Снегирев старался ни в чем не отставать от товарища, пути их после школы не разошлись. И сейчас они работали рядом: криминалисты располагались на шестом этаже, а уголовный розыск ниже. Служебные же пути часто пересекались…
– Ты чего такой озадаченный? – спросил Константин.
– На прием ходил к начальству, кстати, по тому же делу, которым и ты сейчас занимаешься. Стружку начинают снимать….
В столовой, несмотря на обеденное время, народу было немного. Друзья расположились в самом углу просторного зала.
– Понимаешь, – посетовал Павел, – несколько дней работаем, и практически ни одной зацепки. Кислюкова, уборщицу допросили. Оба чуть живые от страха… Ребят из компании, накануне гулявшей в парке, установили по одному, кое-кого из прилегающих районов поспрошали… Все не то. Вот и достается от руководства. Пропавших по Москве и области с такими приметами нет. Правда, в области еще кое-что проверить надо.
– Неужели совсем никакой зацепки?
– Только то, что медики сообщили о причине смерти: перелом свода черепа тупым предметом, вроде кирпича.
– Прижизненный удар?
– Да. Обширная гематома, с кровоизлиянием. Я сам ездил на вскрытие.
– Ясно. Наши данные, – произнес Константин, – пока предварительные. Воронцов проверять их поехал к специалистам, но вкратце так, спорово-пыльцевой анализ говорит о южных краях. Краснодар, Ставрополь. Минералогия дает более точную версию – Северный Кавказ. То есть в итоге – Краснодарский край. Это еще не все. В часовом кармане… Знаешь, такой маленький, рядом с поясом…
– Ну-ну… – нетерпеливо перебил Еремеев.
– В нем обнаружен кусок бумаги, пропитанный кровью… Сквозь материю напитался, – пояснил он. – Формат небольшой: сорок три на семьдесят миллиметров… Бумага тонкая…
– Так, так!
– Пришлось нести его на электронно-оптический преобразователь. Просветил, и получилось следующее… – Константин вытащил из кармана фотоснимок.
– Билет на электричку!
– Причем обрати внимание на дату – пятнадцатое мая. И вот тут цифра – это год. И дальше читай! Видишь сверху: «П…ый».
