Текст книги "Мы из розыска…"
Автор книги: Николай Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Если не устал, Леня, то замерь вот это расстояние – оно может нам пригодиться. И еще… Зафиксируй, сколько метров между окном, тремя кустами смородины и кустом сирени. Это очень важно.
…Первый и второй кусты смородины под окнами впервые были осмотрены несколько дней назад. Тогда в них обнаружили сто шестьдесят четыре осколка стекла. Некоторые были размером с ученическую тетрадку, но таких больших мало. В основном попадались мелкие, размером с двух-трехкопеечную монету. Упакованные и доставленные в тот же день в лабораторию, они должны были рассказать правду. Предстояло решить один-единственный вопрос – с какой стороны разбито стекло?
В квартире на первом этаже живут двое. Женщине – около тридцати пяти лет, мужчине – немногим больше сорока. После развода, случившегося года четыре назад, квартира превратилась в коммунальную. Женщина заняла южную комнату большей площади, мужчине досталась комната окнами на восток. Бывший муж работал плотником на стройке, разведенная супруга – в быткомбинате парикмахером…
Несколько дней тому назад женщина заявила о краже у нее ювелирных изделий. По ее словам, «это дело бывшего мужа-пьяницы». Тот, в свою очередь, клялся и божился, что к «ентому безобразию» не имеет никакого отношения.
Подозрения падали на мужчину. Дверь в квартиру повреждений не имеет, а дверь «южной» комнаты – со следами взлома – сколы краски, вмятины, отщепы, сбита ручка… Самое интересное, что замок был цел, а дверь так и не открыта. Под дверью валялась стамеска, принадлежащая хозяину-плотнику. Следов пальцев на стамеске обнаружено не было…
Преступник проник в комнату через окно. Рамы окон открывались вовнутрь, а их почему-то не открывали. Преступник выбил стекло. Как он проник, остается загадкой. Даже если проникать в комнату с улицы, то необходимо убрать с подоконника пятилитровый «пузырь» с квашеной капустой и трехлитровую запыленную байку с перцем. Судя по пыли, это не было сделано. Правда, на стене под окном имелись какие-то неясные помарки, похожие на следы обуви или потеки от дождя.
В комнате порядок нарушен тоже не был. Обстановка комнаты – шкаф, кровать, круглый стол. Вещи из шкафа вынуты и упакованы в большие картонные коробки. Стол застелен газетой, как обычно делают перед ремонтом.
Решение вопроса, с какой стороны разбито стекло, имеет важное значение. Если разбито снаружи – кража. А если изнутри? Тогда придется разбираться в причинах произошедшего более пристально, досконально… Для решения вопроса нужно собрать как можно больше осколков стекол, разложить их по порядку. Разобраться, какое стекло из внешней, а какое из внутренней рамы, и только потом по полной картине определить, с какой стороны разбито…
Сто шестьдесят четыре осколка лежали на двух столах криминалистической лаборатории, сложенные в два прямоугольника, точно повторяющих размеры окна. Кажется, можно сделать первые выводы, но…
Для стопроцентной уверенности не хватало оставшихся на месте происшествия еще не найденных осколков. Их должно быть штук десять. Может быть, пятнадцать! Причем необнаруженные осколки самые мелкие, меньше копеечной монеты. Именно они приняли на себя первый удар.
Это и вынудило старшего эксперта Снегирева и эксперта-стажера Губина встретить начало рабочего дня не за удобным столом в управлении, а в чужом саду, под кустом смородины.
Весна к середине мая уверенно перешла в лето. Смородина стремительно, не сбавляя темпов, вслед за листвой выбросила обильные кисточки цветов. От узорчатых светло-зеленых розеток листвы одурманивающе пахло свежестью. Стоило задеть пальцами нежный листок или чуть-чуть нечаянно придавить его рукой – и в воздухе долго стоял аромат. В другое время и при других обстоятельствах Константин обязательно позволил бы себе понаслаждаться этой свежестью и ароматом, но сейчас они ему только мешали. Листья скрывали ветви и почву под кустом, куда ни посмотри, всюду зелень, а ему необходимо обнаружить осколки.
С начала осмотра незаметно пробежали полтора часа. Хвалиться было нечем. Шесть осколков! Немудрено, что при первом осмотре их не заметили – они прочно впились в кору куста, застряли в разветвлениях веток и даже в листьях. Скорость – один осколок за пятнадцать минут!
Когда-то на кафедре криминалистики один из преподавателей заметил: «Криминалистика любит терпеливых… Суетливый эксперт – это такая же чушь, как мазурка на похоронах…» Сидящий рядом с Константином долговязый Сашка Синельников не вытерпел и подал с места голос: «А как бы это проверить на себе? А то учишься, учишься, а потом окажется, что непригоден… Может, экзамен какой устроить?»
Аудитория откликнулась громовым залпом хохота.
«Экзамен на терпение есть. Могу предложить желающим… Нам его предлагал проводить, чтобы собраться с мыслями, успокоиться, опытнейший эксперт Москвы с довоенным стажем Еремейкин. Исключительно полезная методика…
Возьмите пустую бутылку, заверните ее в несколько слоев бумаги, чтобы осколки не разлетелись, и разбейте чем-нибудь тяжелым…
Потом вооружайтесь пинцетом, флаконом силикатного клея и собирайте ее по кусочкам вновь. Кто соберет без ошибок, пусть медленно, но верно, тот может быть уверен – для криминалистики терпения хватит…»
Не забыли этого рассказа будущие криминалисты. Временно прекратились бесцельные блуждания по вечерним коридорам общежития, наступила подозрительная тишина.
Незадолго до госэкзаменов кое-кто из будущих экспертов уже хвастался: бутылки, собранные из ничтожно мелких, скрепленных клеем осколков горделиво возвышались на письменных столах. Сашка Синельников превзошел всех – умудрился вмонтировать внутрь бутылки электрическую лампочку, и по вечерам оригинальный светильник изумрудно блестел, осыпая окружающее пространство зелеными искрами.
Константин этого экзамена не сдал. Начал вместе со всеми, а собрать не смог. Пробовал и так и сяк – ничего не выходит! Ребята спешат на волейбол, а он, закусив от неудачи губы, продолжает колдовать над злосчастной посудиной. Через неделю выяснилось: собрать бутылку невозможно. Шутники подсунули часть осколков от другой бутылки.
…Хрустнула ветка. От дома к Константину подошел Леонид. Волосы растрепаны, на лбу бисеринки пота, на щеках румянец.
– Осмотр и замеры закончены, – радостно отрапортовал он. – Какие будут указания?
Константин, не вылезая из-под куста, ткнул пальцем в сторону сирени:
– Осмотри, Леня, не попали ли осколки и туда. Кто его знает, могли отлететь… Только не спеши, старайся не пропустить ничего…
– Хорошо, – кивнул Леонид, еще не совсем отчетливо понимая, что от него требуется, но полный решимости сделать все наилучшим образом. Не прошло и минуты, как со стороны сирени послышался шум, треск сучьев, натужное дыхание Леонида.
– Поосторожнее, – предупредил Константин, не отрываясь. – Хозяйка жалобу настрочит…
– Какую жалобу, – искренне возмутился Губин. – Сама нас вызывала… Сиди тут из-за нее…
– А кусты при чем? Работать мы должны так, чтобы после нашего ухода никто не сказал, что здесь были неряхи. И так про милицию черт знает что говорят… Понял? Не подводи. Время попусту не теряй…
– Замусорено, Константин Никитич, сильно. Все, что ни попадя, из окон выбрасывают, а потом кричат, что грязь кругом…
Стажер был прав. У дома валялись самые разные предметы: сломанная брошка из алюминия с чудом уцелевшим зеленым камешком, размокшие сигареты, гнилое яблоко…
Автоматически перебирая пальцами ветки, ощупывая листья, разглядывая почву, Константин никак не мог понять, почему стекла оказались так далеко от окна. Метра четыре. Обычно при осмотре в подобных случаях их находят непосредственно у стены дома.
«Это ж надо так залезть, что ни следов не оставил, ни золотых вещей… Спрашивается, чего ему стоило «забыть» хотя бы один отпечаток пальца или ботинка. Не оставил! Все изъятые следы принадлежат хозяйке комнаты. На подоконнике – ее, на ноже – ее, на тарелке с хлебом – тоже ее! Со стамески следов пальцев, к сожалению, изъять не удалось. Вообще с этой кражей не везет – ни одного свидетеля нет. Хоть бы кто-нибудь видел или слышал преступника… Нет! Кража произошла в дневное время – все были на работе…»
– Константин Никитич, – снова окликнул Леонид. – Скажите, вы за годы работы не пожалели, что стали криминалистом? Мы перед выпуском спорили с ребятами – многие считают нашу работу чем-то вроде конвейера… Сегодня – стеклышки, завтра – нож с кровью, послезавтра – грязная одежда или еще чего-нибудь похуже… Изо дня в день одно и то же: ищи, ищи, ищи!
– На философию потянуло, или сомнения загрызли? – поинтересовался Константин.
– Да нет, просто так… Глаза с руками работают – стекляшки ищут, а голова не занята. Вот и подумал, что до учебы мне будущая специальность интересней казалась. Скажи мне кто-нибудь четыре года назад: «Двадцать седьмого мая сидеть тебе, Леня Губин, под сиренью и ковырять грязь и мусор…» – и скорее всего сегодня я бы здесь не сидел, а бороздил речные просторы… Я после армии в речфлот собирался. У нас в семье речники потомственные – дед, батя…
– Чего ж не пошел? – Константин в этот момент осторожно подрезал заточенным скальпелем кору и извлек небольшой осколок.
– Хотелось пожить самостоятельно, а жить было негде. В речном училище общежития не было, а в милиции казарма. Да еще старшина интересный попался, когда я в паспортный стол прописываться пришел… Пожилой, седой весь… Говорит: «Не бойся, парень, иди к нам. Первые три года трудно будет, а потом пообвыкнешься. У нас специалисты разного профиля работают: и врачи, и педагоги, и инженеры… Выбирай на вкус!» Вот я и выбрал. Фотографировать люблю!
– Ясно. А по поводу конвейера ты отчасти прав. Разубеждать не буду. Верно это при условии узкой специализации. Например, у дактилоскопистов, независимо от вида совершенного преступления, задача одна – изучай узоры, ищи совпадения, отмечай различия. Есть совпадения – сосчитай, сопоставь, приди к выводу и гордись: преступник изобличен. Нет совпадений – работай более внимательно: не пропустил ли? Нет ли ошибки? Продолжай поиск!
– А как обстоит дело с творчеством? Нам в школе не раз говорили: криминалистика – это творчество… Вот до армии я работал на телевизионном заводе, так там творчества для рабочего никакого нет. В первое время интересно было: операции изучал. Сюда припаять желтенький проводок, сюда черненькую пуговку диода вставить, ножки прикрутить, к этим петелькам два винтика присоединить… На все про все минута времени, а работа для рук непривычная. Вечером, после смены, ребята в кино, а я – на койку. Да и то еле дотягивал. Через месяц руки попривыкли, научились все делать автоматически, и тогда пропали мысли в голове. Сидишь на стуле, крутишься, винтики с проводами прикручиваешь и ни о чем не думаешь… Хочешь – задачу в уме решай, хочешь – с соседом по конвейеру болтай… Здесь так не получится?
– Случается и так, – не спеша ответил Константин. – Порой копаешься с какими-нибудь следами, и такая вдруг тоска нападет, кажется, все! Бросишь и сбежишь куда глаза глядят… Ан нет! Приходится мучиться, но заканчивать… А что сделаешь? За каждым разбитым черепком, рваной газетой, куском стекла, за обыденной и будничной работой стоит не серая безликая масса людей, а конкретные пострадавшие. Люди, по злой воле преступника выбитые из колеи обычной, спокойной жизни. Ты, Леня, как-нибудь при случае посмотри в глаза потерпевших – в них места для нашей с тобой скуки нет… Им нужна помощь – скорая милицейская помощь. А теперь, философ, докладывай, чего нашел?
Леонид ссыпал с обрывка бумаги в ладонь три стекляшки, покрытых пылью и грязью. Константин поочередно осмотрел их, придерживая пинцетом.
– Эти два подойдут, – удовлетворенно подытожил он, отложив осколки в сторону. – А этот ты выбрал по ошибке… Кажется, он более зеленый и слегка скруглен. Проверь-ка на глаз, не от парфюмерного ли он флакона?
– И по толщине несколько меньше… – разочарованно сказал Леонид.
– Ну вот и пришли к общему знаменателю. Поехали в лабораторию?
На остановке троллейбуса народу было немного. Снегирев изнывал от жары. По давней неистребимо укоренившейся привычке он ходил на работу в костюме – зимой в строгом темного цвета, летом предпочтение отдавалось светло-серым тонам. Если становилось жарко, то пиджак висел на стуле, а рукава рубашки можно было закатать. Без пиджака, считал Константин, на работу ходить нельзя. Никогда не знаешь, куда придется выезжать, чем заниматься – после осмотра замызганной овощной базы вдруг придется собирать пыль из углов обширного кабинета министерства, осматривать автобазу или комнату в редакции центральной газеты…
Троллейбус все не шел, а в костюме было жарко. Леонид Губин, по молодости лет не признающий авторитеты, оделся легко – рубашка с коротким рукавом и куртка-ветровка. Честно говоря, эти два предмета на сегодняшний день составляли почти пятьдесят процентов его гардероба. Конечно, еще есть форменная одежда – китель серого тона и брюки с тоненьким кантом, но без особого на то приказа ни один эксперт добровольно не согласится надевать его на работу. С точки зрения эксперта, китель и брюки для криминалистов непригодны. Даже при таком примитивном лазанье под кустами усталость наступит быстрее. Константин с улыбкой подумал, что самым подходящим был бы скафандр космонавта: зимой легко и тепло, летом прохладно и пыль не проходит. А на овощной базе без скафандра не обойтись…
Появился долгожданный троллейбус. Константин и Леонид удачно пристроились на задней площадке. От нечего делать Снегирев незаметно поглядывал на своего попутчика. Леонид с пристальным любопытством изучал пейзаж за окном.
С точки зрения Константина, его нынешний стажер ничем особенным не выделялся из числа молодых специалистов, выпускников кафедр криминалистики, проходивших стажировку раньше. Парнишка внимательный, знания неплохие, только вот… Не нравится Снегиреву то, что в суждениях Губина нет-нет да и проскользнет сомнение в правильности выбранного пути. Иногда казалось, что Леонид до сих пор не простил себе упущенную возможность стать речником. А что дальше? Стажировка – это цветочки, а ягодки – каждодневная работа, неприятные ассоциации судебной медицины – это впереди.
«А может быть, зря я придираюсь к парню? Разбрюзжался на старости лет. Незаметно, чего и говорить, пролетели годы – совсем недавно пришел на стажировку сам… Такой же зеленый и неуверенный…»
– Константин Никитич, – прервал его размышления Леонид. – А можно проверить стекла по химическому составу? Например, от одного они куска или нет?
– Что с чем сравнивать собираешься? Тебя что интересует: технология исследования или конкретный случай из практики?
На лице стажера появилась открытая добродушная улыбка, продемонстрировавшая маленькую щербинку на переднем зубе:
– Все интересно. Скажите, Константин Никитич, можно ли доказать, что один кусок стекла и другой… – он прочертил пальцем круг в воздухе, – не имеющие общих граней раскола, из разных мест, отколоты от одного целого листа?
– Я не могу, – чистосердечно признался Константин. – Эта проблема не из моей области специализации… Анатолий Воронцов может.
На лице стажера появилась усмешка, полная едва прикрытого сарказма.
– Если ты думаешь, что эксперт знает все, то ошибаешься. Так, кое-что в других областях знаний, более или менее в соседних и досконально свою…
– Специалист подобен флюсу? – спросил Леонид, цитируя великого Козьму.
– Точно. Но по «флюсам» он должен быть наилучшим знатоком! Знай свой «флюс» досконально… Осмотр мест происшествия и поиск всех видов следов – это мое, дактилоскопия и все, что связано со следами пальцев рук, – мое, трасология, всякие там следы отпилов, взлома, сверления, кусания, скольжения – мое, баллистика – мое, а вот химия… Извините, не мое! Пусть лучше Воронцов делает – он химик. Анатолий в таких делах дока! В прошлом году он, например, доказал, что кубик стекла от расколотого окна угнанного автомобиля, случайно обнаруженный в кармане задержанного, и осколки на асфальте раньше составляли одно целое. Он смог раскрыть самое первое преступление в длинной цепочке угонов и краж из автомобилей, и за этим кубиком стекла размером три на три миллиметра потянулось восемнадцать нераскрытых преступлений… Понимаешь, Леня, у нас особая задача. Мы не ловим живого преступника. Наша работа: отыскать его следы, всякие незаметные глазу нитки, ворсинки, осколки… Кроме специалистов по осмотру мест происшествия, этого не сделает никто. Мы работаем ПЕРВЫМИ! Понимаешь, какое это доверие? Первым войти в помещение, где после преступника до тебя не побывал никто – ни уголовный розыск, ни следователь… Разве только Мухтар? Собаки трудятся раньше эксперта… – Константин осторожно проверил, не выпали ли из кармана собранные кусочки стекла. Все было на месте, и стекло не замедлило напомнить о своем присутствии уколом через бумагу.
Лаборатория встретила их тусклым блеском разложенных на столе вещественных доказательств, тщательно подобранных один к одному кусочков стекла. Множество бликов плясало на потолке. От двери казалось, что листы стекла целые. Впечатление было обманчивым. Заметить линии расколов можно было только с близкого расстояния. Зияли пустотой незаполненные пространства.
Конверт с привезенными осколками на столе. Торопливыми, но аккуратными движениями Константин разорвал бумагу. Склонился над столом. Стеклышки легко ложились на свои места. За другим столом работал Губин. Их работа напоминала детскую игру – мозаику.
Некоторые из осколков сразу попали на место, словно истосковались за время вынужденной разлуки по своим собратьям, другие ни за что не хотели подчиняться. Стекол было два – наружное и внутреннее. Принадлежность осколка к наружной раме определялась легко – выдавал слой пыли и потеки дождя с одной стороны.
Константин протянул Губину маленький кристаллик:
– Посмотри, этот не от твоего стекла?
– У меня все на месте… – Леонид стоял и любовался результатами «реставрации». – Мне лишнего не надо…
– Ну-ка, покажи… – Константин повернулся к нему. – Ерунда получается, братец.
– Ничего не ерунда. Все осколочки подошли… – обиженно протянул стажер. – Все легли на место. Сами проверьте…
– Не-а, – решительно возразил Снегирев. – Смотри, так все вроде бы и в порядке, а если наклониться к твоей сборке под углом… – Константин присел и посмотрел вдоль плоскости стола. – Два куска ты взял не по праву. Видишь ошибку? А ну-ка давай, жадина!
Общими усилиями порядок был восстановлен. Осколки легли на свои места.
Фотовспышка запечатлела результаты работы.
В центре «окон» расколотые кусочки располагались вкруговую, будто до удара по стеклу прочертили циркулем с алмазной иглой. По периферии линии искривлялись, теряли округлость, места расколов становились хаотично изогнутыми, петляли и искривлялись.
«Наверное, сказались внутренние напряжения, – подумал Константин, припоминая прочитанную накануне статью о технологии литья стекол. – Температура плавления стекломассы достаточно высокая, и при остывании появляются внутренние напряжения. Бывают и «непропеченные» куски стекла, в которых попадаются нерасплавленные крупинки и зернышки двуокиси кремния – самого обычного и привычного всем речного песка…»
– Леня, – позвал склонившийся с лупой в руках Константин. – Позвони, пожалуйста, в уголовный розыск. Попроси прийти Никиту Комарова. Телефон где-то там на столе, на листочке записан… Для него есть любопытная информация…
– Ты голоден? – полюбопытствовал Константин, когда Губин исполнил поручение. – А то иди обедать… Меня не жди – я могу надолго задержаться… – Увлеченный увиденным в центральной части раскола, Снегирев не мог позволить себе оторваться от дела. Так, не отводя взгляда от стола, он и беседовал со стажером.
«Проверим под микроскопом? – спросил Константин сам себя. – Решающее слово за ним…» Он прихватил пинцетом осколок и не дыша перенес его на предметный столик прибора.
Хлопнула входная дверь. Комаров появился в лаборатории.
– Чем порадуете, Константин Никитич? – выпалил он от порога.
– Иди, дружок, радуй свое начальство. Еремеев, думаю, оценит наши усилия. Стекло разбито изнутри комнаты, и после этого все стекла по очереди выбрасывались в кусты. Работала, чтобы не порезаться, в варежках, на стеклах отпечатков нет! В комнате только ее следы, а чужих нет и быть не могло!
– Интересно! Значит, кражи как таковой не было! Вот почему и дверь ломали только так, для видимости… Мы тоже кое-что выяснили. Подопечная получила ордер на новую квартиру, в Свиблове.
– Ну и что?
– Помните запакованные в коробки вещи?
– Конечно.
– Это она приготовилась к переезду, а напоследок решила заявить о краже.
– Для чего? – Константин недоуменно помотал головой.
– Выясняем. Кажется, хочет подвести под монастырь своего бывшего мужа и его родственников. Так сказать, прощальный поцелуй!
– Не совсем понял…
– У него всю последнюю неделю гостил брат из Воронежа, в прошлом судимый по сто сорок четвертой статье…
– Кража.
– Да. Она думала, что подозрения падут на конкретных лиц. Помнишь, она все приговаривала – как напьются, так ничего не соображают? Шатаются как угорелые… Наколку на них давала. Скромно, исподволь… А мы и клюнули! Признайся, трясли мужичков почем зря. Сколько они в отделении просидели?
– Восемь часов…
– Считай, весь рабочий день, и если бы не эти стеклышки, долго им пришлось бы оправдываться.
– Да и сомневаюсь, чтобы у них это получилось. У нас отношение к такому контингенту известное…
– Она бы добилась, чего хотела.
– Вот бестия!
– Хочешь хороший совет?
– Конечно.
– В такой ситуации неплохо проверить ее место на работе, подруг и новую квартиру. Мне кажется, что там и должно быть искомое золото…
Притихший в кресле Губин весь обратился в слух и смотрел широко раскрытыми глазами на происходящее.
Ему казалось, что у экспертов работа второстепенная, вспомогательная: помощь следователю, оперуполномоченному уголовного розыска, БХСС, а в жизни, оказывается, все не так просто. Вон как внимательно слушает сотрудник МУРа соображения эксперта. Даже такие тонкости – где искать вещи в квартире, в каком месте они могут оказаться на работе – в сейфе, столе, в коробках из-под одеколона, в фене… Снегирев диктовал Комарову свои соображения, а тот внимательно записывал… Ну, чудеса! Похоже, что Комаров собирается все это делать…
– Вот все наши соображения по этому происшествию, – долетел до Леонида самый конец разговора. – Заключение – экспертизу дадим завтра утром за двумя подписями, – Снегирев кивнул в сторону Леонида. – Павлу Николаевичу от меня привет и поздравления с выздоровлением. Скажи, что в научно-техническом отделе его любят и помнят.
– Все любят чужое начальство, – шутливо огрызнулся на прощание Никита и поспешил к себе.
Константин заметил сидящего в кресле Губина:
– А ты чего расселся, – он фамильярно потрепал Леонида по затылку: – делу время, потехе час…
– Принцип точный! – поддержал Леонид.
«А парнишка ничего… – внимательно наблюдал за стажером Снегирев. – Вот только его сомнения? Что делать с ними? Куда их отнести? Сколько ему лет? Двадцать четыре… или двадцать пять… Пора бы определяться, пора. Может, осторожничает, не хочет прогадать? Прикидывает, чтобы раз и на всю жизнь? Поможет ли эта прикидка – жизнь в любой момент способна внести коррективы… Сколько хороших ребят ушло после тридцати – появился страх ответственности, персональной ответственности за свою подпись под заключением экспертизы. А к сорока? Ночные бессонницы, размышления о всех «за» и «против», мысленный поиск следов, построение версий, отыскание доводов в защиту подозреваемого… Подпись меняет жизнь людей, лишает их свободы, счастья, радости. Готов ли ты к этому, Леня Губин?»
Во второй половине дня время шло незаметно. Губина Константин отправил к дактилоскопистам перепроверять следы хозяйки комнаты с окнами на юг, а сам, оставшись один, достал из сейфа материалы по делу о юных охотниках на голубей. Оттягивать эту работу было просто нельзя. Времени на размышления остается мало.
Замелькали синьки чертежей с планами домов, какие-то бумаги с торопливыми каракулями, на столе появился большой лист ватмана, остро отточенные карандаши, готовальня, линейки.
«Должен я доказать. Должен! Правда на нашей стороне», – убеждал себя Снегирев.
На ватмане постепенно, шаг за шагом, возникали контуры домов. Профильно выступали балконы. Вздыбились крыши подъездов. В том месте, где у начертанного дома как бы удалена часть стены, тонкими карандашными штрихами был намечен детский манеж, ковер на полу. Окна начерчены в масштабе, манеж, пулевые пробоины – все абсолютно точно, на своих местах. Чертеж доказывает, что ни о какой пожарной лестнице не могло быть и речи, только балкон! А что скажут фотографии?
Константин приклеил к другому листу ватмана фотоснимки места происшествия. Особенно удачной была фотография, сделанная сквозь стекло: дом, стоящий напротив пораженных окон. Наиболее резко виден балкон на тринадцатом этаже с висящими на гвозде коньками – ведь он не был отделен от объектива стеклом, а снят сквозь бумажную трубку. В других местах снимок, сделанный сквозь стекло, не столь отчетлив.
Увеличенная до размеров газетного листа фотография уже сама по себе служила прекрасной иллюстрацией в пользу точки зрения эксперта. Константин с помощью угольника и циркуля определил точный центр просвета визира и, заполнив рейсфедер красной тушью, прочертил перекрестье… Точка пересечения легла на верхнюю грань перил!
– Стреляли с упора, – подвел итог рассуждениям Константин. – Облокотившись на перила. Теперь я в состоянии ответить на вопрос адвоката однозначно. Это моя точка зрения: «Да, уверен!»
За окном грозно прогрохотало. Яркие всполохи бороздили налившееся свинцом небо. С севера к городу приближалась гроза, первая гроза года. Константин посмотрел на часы – рабочий день давно кончился.
«Наверное, так же, как это небо, будут завтра бушевать зал и защита. Особенно после слов судьи: «Заслушаем эксперта». Ничего! Мы еще поборемся с вами, товарищ адвокат. И за допущенные промахи отчитаемся в полной мере. Правда на нашей стороне!»
