Текст книги "Мы из розыска…"
Автор книги: Николай Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Скрежет тормозов. Машина остановилась. Андрей принялся будить разоспавшегося художника. Задача оказалась непростой. Легкие потряхивания, подергивания за рукав к заметному результату не приводили.
Наконец он открыл слипшиеся веки, почмокал губами и оторопело огляделся… Задрав голову, художник почесал бороду, посмотрел на светящуюся вывеску над дверью отделения. Наверное, он хотел что-то спросить, но, все вспомнив, понимающе кивнул и кряхтя вылез из машины.
Буренков открыл ключом заднюю дверцу машины:
– Вылезай, Григорий Палыч, приехали!
«Поди ж ты, – удивился Утехин, – промашка вышла, товарищ оперуполномоченный, вы имени и отчества Михалева в отличие от водителя не знали… Да и не интересовало это вас… Вполне удовлетворяло – Михалев туда, Михалев – сюда».
– Это чего? Арестовали? – разочарованно вымолвил «пассажир» арестантского салона.
– Нет! – Утехин пропустил его в дверь отделения впереди себя. – Пригласил на беседу… Побудешь пока у нас…
– Эхма… – вздохнул Михалев, присаживаясь на краешек обшарпанной лавки для задержанных, и в этих словах была такая сложная гамма переживаний, что Утехин почувствовал к нему жалость.
– Привет, Василий! – Утехин крепко сжал руку капитана, вышедшего навстречу.
С нынешним дежурным – Василием Бондаренко, у Андрея были давние хорошие, можно сказать, дружеские отношения. Службе это не мешало, а, наоборот, приносило пользу. В глаза говорили все, что считали нужным, а это сегодня явление редкое.
– Здравствуй… – коротко ответил Бондаренко на рукопожатие. – Что прикажешь делать с твоим «подарком»? – Он кивнул на лавочку, где сидел Михалев. – Забирай с собой.
Андрей выразительно, со скрытой просьбой, смотрел на Бондаренко, но тот оставался непреклонным:
– Не уговаривай! На каком основании прикажешь содержать? За что?
– Хорошо, – согласился Утехин, – хоть посидеть он у тебя полчаса на лавочке здесь может?
– Пусть сидит, но предупреждаю – я за него ответственности не несу… – Дежурный был неумолим.
Утехин подошел к лавочке, сел на краешек:
– Как, Григорий Павлович, самочувствие? Как рука?
Из-под густых бровей на Утехина смотрели удивленные глаза. Андрею стало неловко. Во взгляде Михалева одновременно можно было заметить и изумление, и боязнь, и какую-то собачью преданность…
– Ни-и-ичего… – заикнулся он, жадно сглотнув слюну, а на привычное «товарищ начальник» сил уже не было.
– Выслушай меня и постарайся понять, – Андрей дотронулся до его колена. – Дело может оказаться серьезнее, чем ты думаешь. Не имею права я тебя просто так отпускать, надо нам с тобой о жизни побеседовать. Понимаешь? – Михалев почему-то часто заморгал. – Прости, Михалев, так надо! Держать тебя, как ты знаешь, я права не имею – он тебе объяснил, а поговорить надо. Хорошо?
Тот покорно кивнул, потупя взгляд, принялся разглядывать щель в полу. Андрею показалось, что он всхлипнул…
Утехин повернулся к Бондаренко:
– Кто сегодня из наших дежурит?
– Морозов! У себя должен быть.
– Будут звонить, мы с товарищем Пиленовым, – Утехин сделал заметное ударение на слове «товарищ» и фамилии, – у Морозова.
Кабинет оперуполномоченного уголовного розыска Олега Морозова располагался на втором этаже. Поднявшись по лестнице, Андрей решительно, без стука, вошел в небольшую комнату, в которой когда-то проходили и его рабочие дни. Олег, подперев голову руками, сидел, склонившись над документами.
Он оторвался от бумаг и радостно заулыбался, увидев приятеля:
– Какими судьбами в наших перифериях? Не спится, что ли?
– Да и тебя, гляжу, дела замучили? – отреагировал Утехин, выразительно поглядывая на бумаги. – Бюрократом стал?
– Тут станешь. Самогонщики одолели. А ты с чем пожаловал? – Морозов подозрительно посмотрел на переступающего с ноги на ногу художника.
– Грабеж!
– Фью-ю-ю! – присвистнул Олег. – Поздравляю…
– Я тебя тоже! Он на твоем участке у Головинки, так что готовься работать!
– Что требуется?
– Побеседуй с Сергеем Сергеевичем, покажи ему альбомы с фотографиями преступников, и… – он посмотрел на Пиленова, – пожалуй, все…
– Заявление? – спросил Морозов. – Не писал еще? Надо?
– Обязательно. И вот что я подумал… – Андрей взглянул на Пиленова. – А не попробовать ли вам на всякий случай нарисовать ваших знакомых барышень… Как думаете, Сергей Сергеевич? Сможете?
Пиленов сел к столу, поочередно посмотрел на розыскников, забрав в пригоршню, оправил ладонью бороду и вымолвил с сомнением:
– Можно попробовать…
– Постарайтесь, пожалуйста. Карикатуры вроде получались…
– Дайте бумагу и карандаш, – попросил художник.
– Садитесь за второй стол и рисуйте… – Андрей подошел к Морозову, сел верхом на стул и предложил: – Поговорим?
– Угу.
– Вводная – двое мужиков, рост сто семьдесят – сто восемьдесят пять, ботинки сорок второго, кроссовки сорокового, первый – джинсы с заклепками и короткая, видимо, болоньевая, куртка… Второй – информации ноль.
– Не густо! – Морозов полез в стол и достал обычную тетрадь в клеточку. Просматривая, он шевелил губами, словно приговаривал…
– Балкин? – спросил Андрей, теребя задумчиво кончик носа.
– Девятого августа отбыл не по своей воле за Урал.
– Тит, Дрючок?
– Титаренко в автобусном парке. Работает хорошо…
– Если мне не изменяет память, Титаренко выше среднего роста?
– Сто девяносто четыре…
– И живет за Нарвской?
– Его участие сомнительно – ситуация у него поменялась. На работе ходит в передовиках, женился, переехал к супруге.
– Ну и что? Разве это препятствие?
– Как тебе сказать… – Морозов внимательно листал тетрадь. – В общем-то да! Двойняшки у него родились: сын и дочка… Чтобы после всего прошлого, встав прочно на ноги, заведя семью, детей, – рисковать? – Он покачал головой. – Не верю… Теперь о Дрючке – параметры подходят точно: и сорок второй, и сто семьдесят шесть – этого необходимо проверить. Тем более что крутится около Листвянникова какая-то непонятная шушера…
– Окрас какой?
– Вроде наркотой балуются, но взять пока не удавалось…
– От наркотиков до грабежа полшага… Этой братии всегда деньги нужны… Давай проверять!
– Я лучше сам. Прости, ты мне в этом не помощник… Лучше скажи, на что обратить внимание?
– Желтая глина на одежде!
– Как быстро нужна информация?
Утехин посмотрел на часы – половина одиннадцатого…
– Пару часов хватит?
К столу подошел Пиленов и положил рисунки:
– Готово…
На карандашных рисунках были изображены два девичьих личика. У одной девушки, портрет которой был подписан «Алена», вздернутый носик, светлые пышные волосы, короткая стрижка, красивый овал лица, остренький подбородок… «Марина» – темноволосая, с пухлыми, чувственными губами. На вид обеим не больше двадцати лет. Лица девушек Андрею были незнакомы – много он знал на обслуживаемой территории неблагополучной молодежи – эти не из их числа…
– А ты их не знаешь?
Морозов несколько минут молча разглядывал рисованные портреты, а потом отрицательно покачал головой:
– Может, заезжие красотки?
– Сам бы хотел это знать… – вздохнул Андрей, забирая рисунки.
– Будем смотреть альбомы, – сказал Морозов, доставая из шкафа толстые фолианты в темных коленкоровых переплетах. – Подсаживайтесь ближе, Сергей Сергеевич…
Утехин поднялся со стула и направился к двери:
– Сейчас я пришлю к вам Михалева – он ждет внизу…
– Это еще зачем? – наморщил нос Морозов.
– Поговори с ним по душам, покажи альбом… Думаю, что он видел преступников… А вообще-то надо возвращать старика к жизни – не дело это… – Он невесело махнул рукой. – Я с ним завтра поговорю. А сейчас – в ресторан…
В фойе толпились поздние посетители, одевались, покуривали, пытаясь хоть немного продлить удовольствия этого вечера.
Осторожные постукивания в дверь ни к чему не привели.
Окинув Утехина сквозь стекло высокомерным взглядом, швейцар не сдвинулся с места.
Утехин, порывшись, извлек из бумажника десятирублевку и приложил ее к стеклу. Со швейцаром сразу же произошла метаморфоза: на его лице появилась какая-то скользкая угодливая улыбочка, и он торопливо засеменил к двери:
– Массандра, коньяк, шампанское… – скороговоркой зашептал он, не открывая полностью дверь.
– Не здесь же, отец! – сказал Андрей. – Дай войти…
– Говори, чего будешь брать: Массандра, коньяк, шампанское! – повелительно повторил он.
– От десяти до пятнадцати! – в тон ему сказал Андрей, предъявляя удостоверение и вставляя в образовавшийся проем ногу, чтобы не дать захлопнуть дверь.
Лицо швейцара вытянулось, и он отпустил дверь, еще не до конца понимая сказанное:
– Рублей, что ли, начальник?..
– Лет, дорогой мой, лет, причем с конфискацией… Ты это учти! Официанты здесь?
– Так точно! – почему-то по-уставному отозвался швейцар и при этом стал заметно прямее, осанистей. – Прошу сюда, проходите, пожалуйста… – Он шел впереди Утехина, показывая дорогу. – А кто, разрешите полюбопытствовать, вам нужен?
– Третий столик от входа…
– Это Владимир Петрович! – с уважением произнес швейцар. На этот раз уважение в голосе было настоящим, не угодливым. – Вам как подать лучше, в официантскую или как всем, за столик?
– Отец! – грустно посмотрел на него Утехин. – Давай решать вопросы согласно штатному расписанию.
– Хорошо, как будет угодно… Присаживайтесь… Это тот самый столик… Один момент! Подождите…
Андрей сел спиной к залу и лицом к темному окну, за которым светилась неоном афиша кинотеатра. На столе громоздилась посуда с остатками трапезы. В полутемном зале блуждали ароматы вкусной и, видимо, очень полезной пищи. Андрей судорожно сглотнул горьковатую, от множества выкуренных сигарет, слюну.
«Эскалопчик с жареной картошечкой, – мечтательно подумал он, – или на крайний случай макароны по-флотски… А потом чашечка кофе!»
Зал опустел. Из освещенной двери официантской доносились громкие голоса, смех, треск неугомонного кассового аппарата.
Швейцар подошел к столику – с ним был мужчина, весь облик которого говорил о тяжелом рабочем дне. По краю широко распахнутого ворота белоснежной рубахи шла темная полоска. Из жилетного кармана торчала небрежно смятая черная в белую горошину бабочка. Под глазами расплылись густые тени, какие бывают у сердечников, пренебрегающих режимом.
– Вы меня спрашивали?
Официант устало сел на стул напротив Андрея.
Тотчас за его спиной возник швейцар.
– Так вот они и есть Владимир Петрович, – посчитал необходимым пояснить старик.
– Ты иди, Михалыч, – тихо сказал официант, не глядя в сторону швейцара. – Мы сами разберемся.
К выходу швейцар поплелся с явным нежеланием. Было видно, что уходить ему не хочется, может, боялся, что от него ускользнет информация…
– Из БХСС? Вроде недавно проверяли?
– Ну и как? Все в порядке? Злоупотреблений не обнаружено?
Официант удивленно окинул Утехина придирчивым взглядом и задумчиво произнес:
– Значит, вы представляете другую службу – сотрудники БХСС не стали бы задавать эти вопросы, они знают, что пока у нас все в норме… Покажите удостоверение…
«Молодец, – подумал Андрей. – Опыта общения с людьми ему не занимать. С самого начала решил уточнить, кто есть кто!»
Андрей выполнил его просьбу. В лице Владимира Петровича появилось спокойствие, напряжение спало.
«А все же боится, – отметил Утехин. – Хотя кому приятно свидание с нашим братом… Но, выходит, что БХСС он уважает больше? Или боится?»
– Слушаю вас, – спокойно сказал официант. – В чем провинность?
– Хотелось бы выяснить кое-что…
– Надеюсь, не слишком долго? Надо прибрать шесть столиков, а мне еще ехать в Усово. Я там живу… Электричка отходит в ноль сорок восемь…
– Буду короток. Вы не могли бы вспомнить сегодняшних посетителей?
– Много было, разве всех упомнишь?
– Хотя бы сидевших за этим столом в период с обеда до вечера…
– Мужчина с женщиной… – Официант вспоминал и крутил при этом в руках мельхиоровый нож с узорчатой пухлой ручкой. – Трое пацанов – дети благородных родителей, хорошо одеты, манкирующие сосунки… Ближе к вечеру женщины за пятьдесят – похоже, вместе работают… Говорили о каком-то негодяе-главбухе…
– А вы не путаете?
– Исключено – точно говорили о главном бухгалтере, что зажимает премию, что поощряет любимчиков…
– Я не о разговоре, а о посетителях… Мне кажется, что у вас за этим столом должны были сидеть другие люди…
– Что вы говорите? – с иронией произнес официант. – Поверьте, я не ошибаюсь и хорошо помню посетителей. Приходится запоминать – бывают случаи, что забывают оплатить по счету, тогда память на лица оказывается очень полезной.
– Проверим память? – прищурил глаза Андрей.
– Пожалуйста… – безразличным голосом сказал официант.
– Мужчина около пятидесяти, бородатый, пышная шевелюра… – начал обрисовывать он портрет художника, сожалея о том, что не догадался попросить его сделать автопортрет. Портреты девушек Андрей показывать не торопился, на то были причины – вдруг присутствие девушек именно за этим столом было неслучайным…
– В сером костюме и с шикарной дамой, – попытался угадать официант, – похожей на артистку?
– Нет! С ним были двое мужчин примерно его возраста.
– Ошибка вышла, товарищ капитан. У меня таких не было ни сегодня, ни вчера…
– А если вспомнить?
– Абсолютно точно говорю, можно сказать, гарантирую…
– Простите, – Андрея осенила неожиданная догадка, – у вас один вход в этот зал?
– Два…
– Кто обслуживает тот столик? – он указал на «третий столик от двери у окна», считая от другой двери.
– Филонов…
– Владимир?
– Сергеевич… – недоумевая, произнес официант.
– Черт побери, – в сердцах сказал, не сдержавшись, Андрей, досадуя на себя за недогадливость, это надо было проверить раньше, а так потерял время. Надо торопиться, очень надо… – Надеюсь, он еще здесь?
– Сомневаюсь. Он не из любителей задерживаться… Раз-два и рассчитал, раз-два и убежал…
– Где же его искать?
– Нужен?
– Очень!
Официант обернулся в сторону светлого проема двери и громко окликнул швейцара. Казалось, что тот только и ждал, когда его позовут…
– Знаю, знаю… – затараторил швейцар. – Ошибочка вышла, товарищ капитан. Тот бородатый, я видел, сидел во-о-он за тем столиком… – расчеты оказались верными – он показал на третий стол от другой двери. – И мужчины с ним были, а потом девушки… А чего такого? Он кто? Что-то произошло?
– Ничего, все нормально… – теперь можно было показывать рисунки.
– Так точно… – уже более осторожно сказал швейцар, – они, эти самые барышни…
– Знакомые? Часто бывают?
– Никак нет. Редко… – едва тянул он.
– Рассказывайте!
– Так, собственно говоря… – мялся швейцар.
– Не темни, Михалыч… – посоветовал официант. – Говори прямо…
– Спросите гардеробщика… Он их, кажется, знает получше… – Его глаза подозрительно бегали, и Андрей это заметил. «Что-то старик знает, но говорить не хочет. А расскажет ли гардеробщик?.. Неужели официант не приметил Пиленова? Ведь был период, когда художник один сидел в зале или почти один – перерыв между сменами он провел здесь…»
Официант как будто угадал мысли Утехина.
– Кажется, я немного помню вашего бородача… – с сомнением произнес он тихо. – С кем сидел до перерыва, не помню, а потом приметил… К нему девушки подсели…
– Когда это было? – не выдержал Андрей.
– Примерно четверть седьмого.
– Отчего такая точность?
– С семи у нас играет оркестр, а в восемнадцать пятнадцать пришел ударник Генрих Орлов. Талантливый музыкант, плохо устроенный в жизни… Вечно без денег. Он попросил покормить его в долг, с последующей оплатой после вечера. Я его покормил за служебным столиком, а столик этот как раз у интересующего вас стола – четвертый у окна.
– Посмотрите еще разок рисунки, может, не те девушки? Может, опять ошибка?
– Гарантировать не могу, но одно интересное для вас наблюдение сообщу… Относится оно к делу или нет, но знаю…
– Меня любая мелочь интересует…
– Девушки, что сидели за столиком, мне кажется, были не одни. Сдается, что их знакомый сидел у меня, – он показал на неубранный соседний стол.
– Это знакомство бросалось в глаза?
– Нет. Но для наметанного глаза странности всегда приметны…
– В чем они выражались?
– Пока блондинка танцевала с бородатым, чернявая подошла к этому парню и перекинулась с ним одной или двумя фразами…
– А дальше?
– А дальше все…
– Что все?
– Мой клиент расплатился и довольно быстро ушел. Почему-то торопился, нервничал.
– Какой он из себя?
– Ярко выраженный блондин с удлиненным лицом, нерусский…
– Иностранец?
– Не скажу. Есть у него какой-то акцентик… Мягкий, приятный… Глотает буквы, а слова получаются округленные… – Он мельком посмотрел на часы и перевел взгляд на Андрея. – Вы меня извините, пожалуйста, лимит исчерпан…
– Спасибо за помощь, у меня к вам последняя просьба.
– Слушаю.
– Скажите, есть ли на столе предмет, который остался от блондина?
Официант подошел к столу. Утехин не отставал. Швейцар как стоял, так и остался стоять на старом месте, внимательно вслушиваясь в разговор. Андрей отметил и это.
– Эти приборы его…
– Чашка?
– Да.
– У вас бьется посуда? Такое бывает?
– Конечно, бывает. Но тогда мы сами оплачиваем или берем с посетителей…
– Эта чашка разбита! – Андрей взял ее за ручку и аккуратно отставил в сторонку. – Сколько с меня?
– Копеек пятьдесят, но она же целая…
Утехин достал из кармана рубль и положил перед официантом:
– Полтинник за чашку, которую я забираю с собой, и на остальное пачку сигарет… Поздно, – извинился он, – больше купить негде…
– Как вам будет угодно… – Официант вынул из кармана и отдал пачку «Явы» и ушел.
Утехин подошел к швейцару, держа в руках чашку. Тот смотрел на него с недоумением – столько лет проработал в ресторане, но чтобы покупали грязную кофейную чашку, видел впервые.
– Сейчас мы одни, хотите что-нибудь сообщить?
Швейцар замотал головой.
– А почему направляли меня к гардеробщику? Что он мне должен был сказать?
Швейцар упорно молчал.
– А если я временно забуду про Массандру, коньяк и шампанское?
– Я и так сказал лишнее… – нехотя выдавил из себя швейцар.
– Ну! – резко, отрывисто скомандовал Утехин. – Полминуты на размышление! – Он взял его за лацкан пиджака. – Быстро говори, мерзавец…
Швейцар не ожидал такого поворота дела. Отступать было некуда. Но и говорить не хотелось… Возле дряблой щеки оказалась твердая и жесткая рука оперативника, воротник начинал душить, сжимать горло…
– Внучатая племянница… – с хрипом выдохнул он, и сразу же дышать стало легко и свободно.
– Молодец! – коротко бросил Андрей и пошел по лестнице с кофейной чашкой в руке.
Едва усевшись на переднем сиденье, Андрей закурил сигарету. Буренков, дремавший до появления Утехина, встрепенулся и сразу же завел мотор:
– Куда теперь?
– К криминалистам, на Петровку.
– Видать, сдвинулось с мертвой точки?
– Как сказать… Пока одни наметки, ничего определенного… Блуждаем в потемках.
– А чашка? Зачем она?
– Дорого бы я сейчас дал, чтобы на ней оказались отпечатки пальцев. Еще дороже, если бы они оказались в памяти умной машины…
– Напали на след?
– Твои бы слова, Леха, да богу в уши! – Утехин взял трубку радиостанции и вызвал дежурного.
– Слушаю, сто пятый, – гораздо быстрее, чем раньше, отозвался Мельник. – На приеме!
– Нужна помощь – «установка» на гражданина Филимонова Андрея Сергеевича, рождения тысяча девятьсот двадцать четвертого года, гардеробщика ресторана «Прага». Где проживает? Где живет его внучка по имени Алена? Прием!
– Понял, сделаю. Морозов просил передать – альбомы ничего не дали, Михалев никого не видел.
– Где старик?
– Отвезли домой его и художника.
– Спасибо. Буду через полчаса. Если что срочное – на приеме.
– Хорошо, сто пятый. Конец связи…
Утехин с наслаждением откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и собрался подремать. Глаза слипались сами собой. В животе урчало от голода.
«Спать, спать, спать… – мысленно приказывал Андрей. – Это необходимо для дальнейшей работы…»
Спать он научился в любом положении: стоя, сидя, полулежа. Даже в транспорте, когда это было необходимо, Утехин переключался на сон. Стоило закрыть глаза и твердо приказать себе, как он засыпал. Просыпался минут через десять-пятнадцать, совершенно отдохнувшим. Дома в спокойной обстановке все было не так просто – неизвестно откуда приходили мысли о работе. Они вертелись, роились в мозгу, рождали версии поведения, розыска, которые приходилось тотчас обдумывать, пока не вылетели из головы, и сон пропадал. Андрей не относился к числу счастливчиков, которые просыпались на том же боку, что и засыпали.
С Петровки возвращались во втором часу ночи. Криминалисты быстро поняли свою задачу и обещали сообщить результат по телефону. Радости на их лицах Андрей не приметил – кому срочная работа посреди ночи в удовольствие?
В который раз промелькнули за окном машины огни в окнах родного дома, и через минуту, скрипнув тормозами, она остановилась у отделения. В кабинете Морозова на стуле покачивалась помятая личность неизвестного пола. Одежда ничего прояснить не могла – яркие цвета ткани, балахонистый свободный покрой, обтрепанные клетчатые брюки, тесно стянутые у щиколоток тесьмой. Сальные волосы скрывали лицо, и понять, какого пола клиент находится в «гостях», было невозможно. Рядом с ним на краешке стула сидел паренек лет двадцати, в очках, похожий на студента.
– Кто такие? – Утехин присел к столу, на котором лежали блестящие коробочки-стерилизаторы из нержавейки.
Морозов прошелся по кабинету. Андрей заметил, что с тех пор, как они не виделись, его лицо приобрело какой-то тусклый желтоватый оттенок. Склонив голову, Морозов попыхивал папиросой.
– Посмотри на их руки – вен не найти. Исколоты все! – Нагнувшись, Морозов достал из-под стола урну и выбросил погасшую «беломорину». – Смотришь на них и не знаешь, плакать или смеяться…
– Что так? – Андрей подошел к патлатому существу и взял его за рукав.
Неизвестнополая личность проявила неожиданную агрессивность. Мотнув головой, она разметала по плечам давно немытые волосы: на старушечьем, изможденном, с глубокими морщинами лице ненавистью горели молодые, пронзительно-синие и совсем не выцветшие глаза. Послышался треск ниток – наркоман вырвал руку.
– А пошел бы ты… – выругался он. – Тоже мне, нашелся смотритель. У своей жены гляди!
– Цыц, паразит! – прикрикнул на него Морозов. Тот как-то неестественно дернулся, будто у него не все было в порядке с координацией движений, и резко отвернулся к стене. Морозов посмотрел на Андрея и бросил мимоходом:
– Не связывайся с ним. Посмотри лучше на их оружие, – он кивнул на белые коробочки, шприцы, иглы, ампулы. – Жаль, Листвянников смылся, а то бы всех застукали.
– Ампулы откуда? Запайка заводская, клеймо фирменное…
– Найдем Листвянникова – спросим. Эти пока молчат, не понимают моих вопросов, словно на разных языках говорим…
При этих словах «студент» судорожным движением поправил очки и быстро взглянул сначала на Морозова, а потом перевел взгляд на Утехина.
– Простите, – сказал он скороговоркой, – но я недавно… – что «недавно», он проглотил. – Честное слово, больше не повторится. Только третий раз пробовал…
– Сколько отдавал за дозу? – жестко прервал его оправдания Морозов.
– Из маленького шприца… – парень привстал на стуле и показал на коробочку-стерилизатор. – Просили два с половиной…
– Двадцать пять? – с удивлением переспросил Утехин.
– А что ты думал. Такие расценки еще божеские. И дороже, бывает, дерут. А у кого денег не хватает, по садам шарят – мак воруют…
– Ладно, с ними ясно. Скажи, как с нашим вопросом…
– Никак! Дрючок здесь ни при чем… В момент нападения на художника его видели во дворе – возился со своим «датсуном». Натирал кузов полиролью.
– Этих-то где подобрал?
– Выходит, что его корешата, в квартире сидели. Очкарик готовился вколоть себе в вену, уже жгут прилаживал, а этот, в клетчатых бананах, «сидел на игле».
Зазвонил телефон. Морозов не спеша взял трубку:
– У меня, Филипп Степанович. Сейчас соединю… – Он протянул телефон Андрею.
– Готов! Записываю… – Он нетерпеливо выхватил у Морозова карандаш. – Так… Так… С самим гардеробщиком ясно, что с внучкой? По отцовской линии? Значит, фамилия у нее Филимонова? Замужем? Нет! Ясно, Степаныч! Как не Алена? Ошибки нет? Единственная? – Андрей выразительно посмотрел на Морозова и сделал ему знак: «Внимание! Интересная информация!» – Так… Так… Записал. По нашей территории… Спасибо! Все! – Андрей осторожно вернул трубку телефона на место.
– Что? – не терпелось Морозову. – Что он сказал?
– Есть одна барышня… – Андрей положил на стол портрет темноволосой девушки. – Только зовут ее не Аленой. Оказалось, что она Наталья Дмитриевна Филимонова, проживает на нашей территории и, самое главное, неоднократно бывала в нашем отделении…
– Почему не помню?
– Скандалистка она, а это не по нашему ведомству… До уголовной сферы подобная информация не доходит…
– А, черт! – воскликнул Морозов. – Надо было раньше в журналах порыться… Не догадался.
– Ничего бы не дало – мы ее знали как Алену.
– Верно. Но теперь надо будет просмотреть еще разок книги доставлявшихся – вдруг она попадалась не одна…
– Возьмешь на себя?
– Хорошо. А ты?
– К ней.
– Нарвешься на неприятности – время позднее! Одна жалоба, и спарывай погоны…
Утехин налил из графина воды, залпом выпил и бросил на ходу:
– Поехал! Проверяй журналы, и до встречи…
И опять промелькнули за стеклами машины окна родного дома. Машина проехала по освещенному проспекту и свернула в узенькую улочку.
– Кажется, здесь… – Буренков рассматривал едва заметную сквозь ветви деревьев табличку с номером дома. – Судя по всему, наша квартирка в четвертом подъезде…
Андрей внимательно посмотрел на Буренкова, размышляя, пригласить его с собой в квартиру, где живет Филимонова, или не стоит. Однажды в подобной ситуации он попросил Алексея помочь, и тот отказался. Мотивировка была простой – нельзя оставлять машину без присмотра. Правдиво это объяснение было только отчасти. Буренков прочно усвоил, что появление в чужой квартире в ночное время дело рискованное. Долгая служба научила своеобразной житейской мудрости – понапрасну не рисковать. Что ни говори, а в ночном визите есть нарушение закона.
– Жди меня здесь… – сказал Андрей и решительно вышел из машины.
Перед дверью в квартиру он остановился и задумался, взвешивая в последний раз все «за» и «против». Рука медленно поднялась к кнопке, на секунду застыла в нерешительности, и только потом палец нажал на кнопку звонка. За дверью раздалась короткая, показавшаяся очень громкой и пронзительной трель, и снова наступила долгая тишина.
«Не миновать жалобы, – с тоской подумал Андрей. – Квартира коммунальная. Третий час ночи… Точно, всыплют но первое число!»
Минуты через полторы послышался звук шлепающих по полу тапочек, стук щеколды. Дверь осторожно приоткрылась на длину цепочки.
– Вам кого? – спросил заспанный недовольный голос.
– Простите, Филимонова Наталья здесь живет?
– Вы кто такой? Ни дня, ни ночи из-за вас… Жизни нет!
Андрей незаметно отработанным приемом вставил ботинок в образовавшуюся щель и лишь потом вкрадчиво спросил:
– А вы кем ей приходитесь?
– Соседка… – Женщина удивленно смотрела на ботинок Утехина и, похоже, собиралась возмутиться, но не успела этого сделать.
– Ксения Петровна, – обратился к ней оперуполномоченный, вспомнив имя и отчество женщины из информации Мельника. – Я из уголовного розыска, из вашего районного управления, и очень хочу с вами поговорить…
– А удостоверение есть? – осторожно поинтересовалась женщина.
Андрей подал ей удостоверение. Дверь распахнулась.
– Из уголовного розыска, – с уважением произнесла женщина. – Проходите. Что натворила эта…?
По тому, как женщина отозвалась о соседке, было ясно: мира здесь, очевидно, нет и в ближайшее время не предвидится. Хозяйка проводила Утехина на кухню, предложила стул, посмотрела на часы.
– Поздняя у вас работа! Времени-то половина третьего.
– Приношу, Ксения Петровна, свои извинения…
– Ладно уж, рассказывайте, зачем пришли…
Андрей решил брать «быка за рога». Скрывать что-либо от этой женщины, у которой натянутые отношения с Филимоновой, он посчитал лишним. Да и сам тон разговора с ней в этот неурочный час – мирный, доверительный – позволял применить единственно возможную тактику – полную откровенность.
Андрей подпер ладонью голову и тихим усталым голосом задал первый вопрос:
– Она дома?
– Да. Около десяти приперлась, а к одиннадцати явился и ухажер…
– Ухажер? – удивленно спросил Андрей и подумал, что, кажется, начинается везение – преступник сам идет в руки.
– До половины двенадцатого музыку заводили, еле угомонились! – сердито сказала соседка. – Пусть хоть как живет, но в квартире должен быть порядок. А то пол в коридоре никогда не помоет…
– Конечно, конечно… – дипломатично заметил Андрей. – Заботы по дому должны быть поделены поровну.
– Не совсем так! – резко возразила женщина. Чувствовалось – тема разговора актуальна. – Ко мне не шляются каждый вечер гости. После меня на кухне порядок. А она поджарит котлетки магазинные для своих хахалей, так форточку не откроет… Гарь, не продохнуть!
В коридоре послышались осторожные шажки, кажется, хлопнула дверь. Андрей стремглав выбежал в прихожую – действительно, входная дверь распахнута настежь, а из комнаты Филимоновой на линолеум падает приглушенный свет…
«Ушел! Черт бы его побрал, – выругался про себя Утехин. – Придется теперь догонять… – Он невзначай коснулся кобуры. – Может, понадобится!» – и выбежал из квартиры.
На лестнице он столкнулся нос к носу с парнем лет девятнадцати, которого довольно бесцеремонно подталкивал в спину Буренков. Вид его был спокоен и невозмутим.
– Не из вашей квартиры выскочил? – как бы между прочим поинтересовался Буренков. – Шустрый парнишка, и кулаки научился распускать… Милиция – не милиция, для него нет разницы. Говорю, подожди секунду… Рвется, как будто ненормальный.
Утехин молча прислонился к стене, освобождая проход в квартиру. Парень прошел в прихожую и застыл – дальше идти не собирался. Утехин подтолкнул его и заставил пройти на кухню:
– Кончай дурить! Иди вперед… – Тот неловко передернул плечами и, подчиняясь, поплелся вперед.
– Документы есть? – строго спросил Андрей, глядя в глаза парню.
– Зачем? Я не сделал ничего предосудительного.
– Как сказать, молодой человек. Одно то, что в столь поздний час вы находитесь в квартире, из которой только что пытались сбежать, вызывает пристальный интерес. Второе: вы здесь не прописаны… И не исключено, что после выяснения вашей личности могут появиться более весомые вопросы… Итак, прошу документы…
– Во-первых, – начал парень, справившись наконец с «молнией» на куртке, которую все это время, с момента встречи с оперативником, он безуспешно пытался расстегнуть, – вы в данный момент тоже находитесь в квартире, в которой не прописаны, да еще в ночное время, мешаете отдыхать гражданам…
– Считайте, – моментально сориентировалась Клавдия Петровна, – что он пришел ко мне в гости…
