Текст книги "Мы из розыска…"
Автор книги: Николай Александров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Мы из розыска…
ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПРЕДУПРЕЖДЕН…
Повесть в рассказах
ОБРАТНЫЙ СЛЕД
– Что читаете, товарищ капитан? Наверное, детективчиком разжились втихую. Толстая книженция – на сутки дежурства хватит…
– Да, нет – это методичка по трасологии.
– А-а-а… Я думал, про сыщиков.
– Не надоело про самого себя читать? В жизни детективов недостает?..
Из разговора в коридоре
Увеличения явно не хватало. Да и пуговица коричневого цвета, которую можно увидеть у каждого второго на пальто или плаще, вела себя беспокойно. Направишь на нее под нужным углом свет, наведешь увеличительное стекло, а она то повернется, то поедет куда-то по гладкой поверхности стола. Можно подумать, что заводная. А когда все совпало: и свет светил как надо, и пуговица успокоилась, не хватило увеличения. Мала оказалась кратность лупы…
Сама-то пуговица большая, ее и так прекрасно видно, но вот в ее дырочках, кроме обрывков ниток, застряло что-то такое! Какие-то ворсинки разноцветные. Ворсинки – это замечательно! Отлично! Прекрасно! Ворсинки – это очень интересно, это визитная карточка бывшего владельца пуговицы.
Константин положил лупу на краешек стола. «В данном случае воспользуемся микроскопом, – решил он. – Интересные ниточки. Цветные: желтые, зеленые… Вот бы взять интервью у того, кто ходит в том пальто… Нет, не руку пожать. Без этого мы как-нибудь обойдемся… Просто так познакомиться, поговорить… Очень интересно, почему он на верхних этажах квартиры выбирает и почему пуговицы плохо пришивает…»
В свои тридцать семь старший эксперт Константин Никитич Снегирев дослужился только до капитана. Можно ли было назвать его неудачником? Вряд ли. По крайней мере сам себя он таковым не считал. Ему нравилась его работа, необычная и неповторимая. Каждый день выдвигающая новые задачи, ставящая проблемы, которые не кто иной, а именно он обязан решить. Работа, требующая аккуратности и точности, граничащей с педантизмом.
…Резко зазвонил телефон прямой связи с оперативной частью.
– Слушаю, эксперт Снегирев.
– Здравствуй, Константин! – пророкотала трубка голосом ответственного по управлению. – Ты сегодня дежуришь со мной? Готовься на выезд. Следователь и опер на подходе. Три минуты на сборы… Лады?
С утра было относительно тепло, но к полудню на внешней стороне оконного стекла появились диагональные потеки косого дождя. Ветер срывал и бросал на мостовую желтые листья.
Провожая сегодня Константина на службу, жена сказала:
– Ты бы носки шерстяные надел, а то…
– Света, никаких «а то…», в конце сентября минус сорок в Москве не бывает.
Теплые, ручной вязки носки, присланные в прошлом году тещей из деревни, остались дома. Теперь досадуй не досадуй…
У машины ожидал Саша Корсаков, следователь. Нахлобучив модную широкополую шляпу, подняв воротник плаща, он курил и с нетерпением поглядывал на подъезд.
«Раз курит на улице, собака уже в машине, – подумал Константин, – сейчас поедем».
– Здравствуй, Александр, куда направляемся?
– Салют, наука… Заонежская, шестнадцать. Двенадцатиэтажка, башня… Кража вроде бы заявлена. Соседняя квартира звонила. Дверь сломали в сорок второй, звонили из сорок четвертой…
– Сыщиком у нас кто сегодня?
– Дмитрий Иванович. Идет сейчас…
– А я от пуговки еле оторвался, честно говоря. Интересная, знаешь, пуговка, многообещающая…
– Та самая? Со Спартакиадной, тринадцать?
– Она. Никак не могу добиться от нее исповеди… Вот исповедуется, тогда перед нами откроются новые горизонты. Может, даже с товарищем полковником за руку подержимся.
– Неужели напал на след? Костя, не томи душу…
– Не терпится, Саша, с руководством рукопожатием обменяться?
Дмитрий Иванович Алексеев, оперативный уполномоченный уголовного розыска, энергичный, сухощавый, спускался по лестнице. На вид ему за сорок. Острые на язык девушки из секретариата называли его стариком, не думая, что, добравшись до такого же возраста через быстро пробегающие годы, будут по-прежнему считать себя молодыми. Для двадцатипятилетних максималисток «настоящим» мужчина был до тридцати.
– Павел Михайлович, – крикнул Алексеев в окошко дежурного, – я на четырнадцать гражданку вызвал – Полякову. Извинись за меня, пожалуйста, и пусть подождет. Если нет, то жду к шести. Ладно? – И уверенно сел на передние сиденье.
Осенний дождичек мелко сек ветровое стекло, за которым пробегали размытые очертания хорошо знакомых улиц и переулков.
У подъезда двенадцатиэтажного дома сиротливо притулились тоненькие березки, осыпающие под ветром и дождем свою листву. Тяжелые, напитанные влагой желтые листья, сорванные порывом сильного ветра, летели на мостовую, на крашеные лавочки…
Загородив собой дверь в подъезд, их встретил участковый Руденко. Крупный, громоздкий, как старинный шкаф, он шевелил обвислыми усами, таращил глаза из-под мокрой фуражки с потускневшей от времени кокардой.
– Здоровеньки, хлопцы. Приихалы?
«Ну, он как всегда, – подумал Константин, – мешает русские слова с украинскими… Словесный коктейль…»
– Ждали – не гадали, а побачилысь. Давно тут? – слегка передразнивая участкового, спросил Дмитрий Иванович. – Ну, где у тебя огрехи, показывай, Михаил Иванович.
– Тут такэ дило, товарищ майор, – обратился Руденко к оперуполномоченному как к старшему по званию. – Я тут кое-что разузнал… Дело такое – квартира сорок вторая, расположена на седьмом этаже. Хозяйка квартиры Феофанова, живет одна, в овощном работает… Еще не приходила. На работу ей позвонили. Я сюда с опорного пункта минут через семь пришел после звонка дежурного. Сразу же подъезд заблокировал. Выходили только жильцы с дому, – он полистал блокнотик, – из семидесятой Иваницкий, пенсионер, да дивчина из девятнадцатой… Как ее? Сиренкова Лариса…
– Незнакомые были кто?
– Ни, никого не було. На лестнице соседка за квартирой приглядывает.
– Спасибо, Михаил Иванович. Пошли, ребята. Остановимся этажом ниже, – мягко, но достаточно властно напомнил следователь о дарованном ему процессуальным кодексом праве руководства оперативной группой. – Первой работает собака. Потом как эксперт скажет. Давай, Валера, начинайте с Грэем. Да, чуть не забыл… Дмитрий Иванович, понятых на себя не возьмешь?
– Хорошо, сейчас поищем.
Константин, с облегчением освободившись от двенадцатикилограммовой ноши, поставил на ступеньку лестницы оперативный чемодан.
Щелкнул пробный спуск фотоаппарата. Яркая вспышка осветила все щербинки на стене, окурки на лестнице, намалеванную неумелой рукой, еще не очень твердой в грамматике, формулу, которая сводилась к наипростейшему арифметическому действию.
В носу нестерпимо защекотало. Снегирев чихнул. «А носки бы не помешали, – зябко поежился он, – сыровато».
Вниз по лестнице на выход проскочил Грэй, влекущий за собой кинолога. Запахло собачьей шерстью.
– Я в принципе готов, – доложил Константин следователю, поправляя указательным пальцем сползшие очки.
– Одну минутку… – следователь знаком остановил эксперта. – Ну что, Валера? – окликнул он кинолога.
– Вроде бы есть след… – донеслось снизу.
– Пошли. Костя, дело за наукой…
Дверь в квартиру выбита. Из нее, ощетинившись, торчали шурупы. Упав внутрь квартиры, дверь в поисках опоры с размаха «облокотилась» на тумбочку с телефоном. Тумбочка выдержала, а телефон разлетелся вдребезги, засыпав пол осколками зеленоватой пластмассы. На шнуре-спирали свисала совершенно целая трубка. Не соглашаясь с постигшей аппарат участью, она продолжала жить. Прихожая от пола до потолка наполнялась частыми гудками. В напряженной тишине они казались необычайно громкими и неуместными.
Константин снял пальто, размотал шарф и аккуратно, насколько это можно сделать в подобных условиях, расположил их на ручке соседней квартиры. Пусть пока повисят…
Он приступил к работе, а мысли сами возвращались к прерванному исследованию. Оставленная пуговица не давала покоя…
«А вдруг именно она объединит последние квартирные кражи? Объединит по почерку. Маловероятно, конечно, но возможно… Хорошенькая такая пуговка, кругленькая. В середине четыре дырочки, из них нитки торчат. Черные… А к ниткам прикрепились волокна от пальто… Или от плаща. Маленькие обрывочки, под лупой их и не разглядеть толком, а под микроскопом в проходящем свете видно отлично. Как светофор – красные, желтые, зеленые… Редкий наборчик, если учесть, что красная ворсинка шерстяная, а две другие – синтетика… Присоединить бы и следы от тех гвоздиков на подошве… Да, это было бы здорово! Хотя нет… Маловероятно, что смогу объединить эти кражи, – там, где была пуговка, следов обуви не обнаружено, а там, где появились отпечатки каблуков с гвоздиками, причем один без шляпки, не было пуговиц… Да что это я? Что он, совсем дурак, на каждой краже пуговицы оставлять… Случайно одна оторвалась – и то спасибо. Сколько она интересного рассказала. Хотя бы эти крохотные шерстинки и ворсиночки из синтетики. Как они заиграли при шестидесятикратном увеличении, какие на шерстинке видны чешуйки… Отлично видно. Теперь можно говорить о цвете плаща, предположительно, конечно, о его процентном составе – сколько шерсти, а сколько синтетики… Ты еще станешь у меня разговорчивая, – почти ласково подумал он о пуговице. – А с гвоздиками мы еще встретимся где-нибудь, обязательно встретимся…»
Закончив фотосъемку, Снегирев снова вышел на лестничную площадку.
– Проходите, товарищи, – позвал он собравшихся. У дверей Константин увидел Дмитрия Ивановича и следователя, беседующих с соседкой. Рядом стояли женщина в оранжевой робе, натянутой на ватник, и переступающий с ноги на ногу легко одетый парнишка с авоськой в руке. Из сетки торчал батон хлеба и пакет молока.
«Видимо, у магазина понятых нашел, – сообразил Константин. – Парнишка выбежал, наверное, на минутку. От Димы в таких случаях не уйдешь. Упросит, убедит, скажет, что дел всего ничего. А тут, честно говоря, хорошо бы за час справиться. Главное, вовремя сказать, что в суд вызывать не будут. Посмотреть, расписаться – вот и вся функция. А то черта с два кого пригласишь, осторожный народ стал…»
– Господи, да что же это делается! Ограбили! Как есть ограбили… Да у меня и брать-то нечего. Нашли к кому прийти, – раздался встревоженный голос, – с дверью, с дверью-то что сделали… Ой люди, беда, беда-то какая!
Из дверей лифта появилась запыхавшаяся от быстрой ходьбы женщина лет пятидесяти, с выбившимися из-под мохерового берета светлыми, явно крашенными волосами.
«Ну вот и хозяйка пришла, – подумал Снегирев, – теперь дело прояснится… Или совсем наоборот… В квартире-то очень есть чего брать. Недоговаривает она чего-то. Прикинем: БВЛ тянет на три с половиной, Юлиана Семенова с руками оторвут, Вайнеры, Богомолов, библиотека приключений… Даже томик Высоцкого и тот достала… Хрусталя две полки брильянтовыми брызгами отсвечивают. Парфюмерия вся импортная. Четыре ковра – три на стене, один на полу… Очень есть чего брать».
Следователь, заметив женщину, сразу переключился на нее:
– Вы хозяйка квартиры? – он показал пальцем на выломанную дверь.
– Господи, – словно не слыша его вопроса, голосила женщина, – что сделали! И на работу ушла совсем недавно. Я тут недалеко в палатке торгую…
«А странно, на ее зарплату французский «Бисквит» пить не будешь. А в шкафу бутылка полная, да «Мартель» начат. Интересно, кого она больше боится, того, кто был до нас, или нас самих…»
– Сейчас мы во всем разберемся, – успокоил следователь. Он представился по должности, званию. – Как вас зовут?
– Феофанова я, Мария Ивановна… Да вон соседка знает меня. Эля, скажи…
Соседка кивнула.
Феофанова перевела дыхание. Немного успокоившись, она стряхнула с берета капельки дождя:
– А войти посмотреть можно, чего там наделали?
– Да, да. Костя, где нам расположиться?
– Проходите на кухню. Там стол есть – писать удобно, – обстановка не нарушена. А я пока прихожую с комнатой осмотрю.
Хозяйка, войдя в квартиру, сбросила пальто на стоявшее в прихожей кресло и осталась в платье, поверх которого был повязан фартук, испачканный землей и зеленью.
– Дмитрий Иванович, – эксперт позвал оставшегося на лестничной площадке оперуполномоченного, – что́ собака показала?
– Под лестницей потопталась немного, затем через дверь, мимо хозяйственного и к автобусной…
В комнате царил беспорядок. Вещи, выброшенные из шкафов, различных тумбочек и других укромных мест, валялись на полу. Опрокинутые часы с изящным бронзовым всадником, олицетворяющим, очевидно, бег времени, – рядом с чеканкой артельного производства.
Под ногой хрустнуло. «Эх, черт, потом не расплатишься, – подумал Константин, – аккуратней надо быть».
В углу комнаты на ковре что-то блеснуло. «Так, колечко. Серебро со стеклышками. Не взяли, отбросили. Специалисты! Берут только золото. – Константин вынул лупу. На внутренней стороне кольца несколько углублений. Он навел на них десятикратную линзу. – Отлично видно! Всего три клейма… А сколько их должно быть? Смотря когда его сделали. Начнем по порядку. Первое клеймо – вытянутый по вертикали полукруг, в центре всадник на коне. Георгий Победоносец? Точно! Дракона к земле копьем прижал. Значит, колечко московское. А год какой? Ага, стерся немного. Тысяча восемьсот шестьдесят пятый… или шестой. Старинное! Ниже еще две цифры: девятка и за ней вроде бы «пять». Со вторым чуть позже разберемся, тут какая-то загвоздка… Так, третье самое важное – «именник». Овальное углубление, две буквы Г и К… Интересно! Очень интересно! – Константин достал из оперативного чемодана крохотную записную книжку, микросправочник, который он составлял для себя сам. – Теперь разберемся. – Так! По алфавиту: Г. Е., Г. З., Г. И., Г и Л – все не то… Вот, Г. К.! Читаем: «Копылов Герасим, владелец мастерской серебряных изделий, тысяча семисотый – тысяча семьсот тридцать шестой». Не то! Снова ошибка… Серебро подходит, а год нет. Интересно, мастер московский… Пробирное клеймо с Георгием Победоносцем – московское клеймо! Кто у нас там еще на Г.К.? «Клингерт Густав Густавович, владелец фабрики ювелирных изделий, основана в тысяча восемьсот шестьдесят пятом, просуществовала до шестнадцатого года». Почти до революции. Он! Подходит по всем позициям.
Да, еще надо эти две цифры проверить… Девяносто пять. Это не серебро! Вот это да! Платина… А платину стеклышками, пожалуй, украшать не будут. Коллекционное колечко, между нами говоря. Выбросили, специалисты! Да и хозяйка хороша – «брать нечего».
– Дмитрий Иванович, – позвал Константин оперуполномоченного, выйдя в коридор, – не сочувствуешь хозяйке на ее бедность?
– Если ты про то, что в нужнике хрустальный светильник, то я видел и не такое, но это больше по линии БХСС…
– Не про то я. Наводка могла быть на квартиру. Видишь кольцо?
– Серебришко? – пренебрежительно улыбнулся Алексеев. – Тридцатник в любом магазине.
– Да как тебе сказать… Мне кажется, что года за два, если не есть и не пить, а только откладывать, то, может, ты на него заработаешь… А может, и не хватит еще.
– Серьезно?
– Вполне. Платина и, видимо, бриллианты. Пять камушков…
– Значит, сколько лет хозяйка не ела и не пила?
– Дим, пошли к Саше. Необходимо это кольцо отдельно вписать в протокол в присутствии понятых.
Пора было начинать подробный осмотр. Все было как обычно в такой ситуации, и тем не менее что-то вызывало в Костиной душе непонятный трепет. Будоражило. В глубине квартиры раздавались приглушенные голоса следователя, хозяйки, которую на языке юриспруденции следовало называть потерпевшей, понятых – женщины в рабочей робе и парнишки.
«При первичном осмотре место происшествия и все находящиеся на нем объекты осматриваются полностью, тщательно…» – вспомнил Костя строку из учебника по криминалистике.
«Начнем, как положено, от входной двери, по часовой стрелке», – решил Константин.
В руках кисть с тонким ворсом, баночка с порошком… Замок, ригель, ручка наружная – так и бегает кисть с порошком, щекочет своим ворсом поверхности, на которых могут быть следы, – ручка внутренняя, филенка верхняя, нижняя. Нет следов! Левый брусок, правый брусок, наличник двери, обивка. Безрезультатно. Тумбочка, остатки телефона, трубка. Чисто! Вверх-вниз, вверх-вниз – в баночку с порошком, вверх-вниз, вверх-вниз, вправо-влево – в баночку с порошком. Нет ничего! Переход по коридору – следующая дверь из прихожей в комнату. Не может не быть следов. Искать, искать надо!
Константин вспомнил о прерванном исследовании: «Пуговка, дорогая, помоги найти твоего хозяина. Не скучай, скоро я к тебе вернусь, и поговорим мы с тобой на высоком оптическом уровне. Только расскажи еще чего-нибудь, натолкни на мысль…»
Стекло, ручка наружная, внутренняя, наличник двери, бруски, шпингалет. Нет! Вверх-вниз, влево-вправо, вверх-вниз – в баночку.
Коридор с прихожей ничего не дали.
Очередь за комнатой. Вправо по стене: кровать – обстановка не нарушена, торшер, тумбочка, хрустальная ваза, картина на стене, часики каминные без камина, чеканка. Чисто? Не совсем. Есть след! Ваза в руках была. Опрокинута, из нее все вывалено. Так! Как бы ее удобнее взять – снизу или сбоку? Можно за край. Кисть в баночку, затем аккуратно на грани. Вверх-вниз по граням. Точно, есть след! Правда, фрагмент невелик, площадь огранки миллиметров пять на пять, но и на этих миллиметрах кое-что есть. Если больше ничего не будет, пригодится и это. С долгоиграющих пластинок снимали следы, со звуковых дорожек, и ни одна деталь не пропала. Не только взяли, а доказать сумели… А тут ваза хрустальная. Проще простого!
Теперь дело за шкафом. Эти две створки можно не смотреть – не трогал. Так видно. Вот с третьей надо повозиться.
Открыл торчащим из замка ключом. Затем запускал руку в глубину полки и сбрасывал белье на пол. А, собственно говоря, зачем сбрасывал? Ага, более или менее ясно. Белье лежит на полу, лежало на полке. Между полкой и бельем бумага постелена. Так чище будет, думает хозяйка, и стелет бумагу. В бумагу можно ароматную отдушку для белья положить, а можно и деньги… Стереотип мышления, а преступник это учел. Значит, искал деньги. А в вазочке? Там, пожалуй, могло быть золото… Кстати, и это коллекционное колечко из платины могло лежать в этой вазе. Надо будет сразу, как следователь опросит хозяйку, попросить ее быстренько по вещам пробежаться. Интересно, что исчезло… Исчезло же что-то. А говорила – брать нечего. Сколько одной старины в стиле «ретро»! Унести трудно, это факт.
Дверь шкафа обработана. Следов много, только давность их недельная. Ни одного сегодняшнего. Да и те, что есть, с мелким рисунком – женские или детские. Узор хорошо проработался, а следы высоко – ребенок не достанет. Акселератов отбросим, пожалуй: для них большой рост необязательно означает большой ум – стало быть, могли залезть, но тогда пальцы бы были крупнее. Пальцы с морщинками, может быть, от стирки или от работы с землей. Пожалуй, все равно, корнеплоды – земля. Можно сделать вывод – эти пальцы нас не интересуют. Хозяйкины пальцы.
Костя поднял с пола ворох выброшенного белья и, стараясь не испачкать, осторожно переложил на кровать. «Чего лишний раз марать. Да и под ним осмотреть надо. Чем черт не шутит, а вдруг там что-то лежит. Хорошо бы паспорт преступника. Ну, это уж, брат Константин, ты размечтался. Такого случая давно не было, только в школе однажды, как курьезный пример, преподаватель рассказывал. Тогда злоумышленник, правда, не паспорт забыл, а памятную записку от жены – что ему купить надо, написанную на обороте конверта с адресом».
Но кое-что преступник о себе сообщил. Дверь, например, одним ударом выбить – сила нужна. С разбега и плечом в дверь. Не с помощью ключа или ломика какого-нибудь. Сильный мужик – не пьет, не курит. Не пьет, это точно – импортный коньяк на него никакого впечатления не произвел. А курить, может быть, и курит. Не доказано. Ничего, разберемся!
Эх, покурить бы сейчас. Но в квартире нельзя. При исполнении все же…
«А хорошо бы и пуговицу к его пальто пришить, – вернулся Константин к своим прерванным мыслям, – крепко пришить. Если, конечно, это от его пальто».
Все же работа эксперта сродни творчеству художника. С каждым штрихом, с каждой обнаруженной мелочью портрет преступника становится отчетливей. Нашел что-то интересное – мазок кистью по холсту, еще нашел – еще штрих… Чуть-чуть добавил информации, и портрет почти готов. Почерк становится яснее. Мало соберешь интересного, относящегося к делу, не хватит информации, и вместо портрета одни размытые очертания…
Совершенно неожиданно Костя чихнул. Раз, другой, третий… Б-р-р-р… Что за наваждение, простыл? Он подошел к наполовину зашторенному темно-вишневой гардиной окну. «Так вот еще один, крохотный такой штришок, но яркий…» Он отодвинул плотную штору. В комнату хлынул, загоняя по углам полумрак, достаточно яркий свет осеннего дня.
За шторой скрывалась дверь на балкон, она была приоткрыта. В образовавшуюся щель с улицы нещадно дул холодный, влажный воздух.
«В прихожей дверь выбита, на балконе приоткрыта, а хозяйка говорит, все запирала… Ветер же так и бьет по ногам. Сквозняк! Типичный сквозняк! Вот где тещины носки пригодились бы, но без них я к этой двери пришел гораздо быстрее. Вот оно, необходимое дополнение к портрету. Он выходил на балкон, но зачем?
Гардина как гардина. Обычная. За ней тюлевая шторка. На окне гераньки всякие или как их там еще называют… Дверь крашеная, белая. Ручки повернуты. Закрыто было только на одну среднюю – верхняя и нижняя открыты давно, на них пыль… Так! Более или менее ясно. Что еще?»
И он снова полез за носовым платком.
Под дверью, рядом с плинтусом, лежал мокрый, со следами грязи, желтенький березовый листок. Его серединку закрывала пришлепочка грязи, дополнив цветочную гамму осени нейтральным серо-грязным окрасом.
За дверью балкон, заваленный старыми, видимо, ненужными вещами. Он отделен от соседнего балкона тоненькой, сравнительно невысокой перегородкой, которая содрогалась от порывов ветра и жалостно постукивала в креплениях, издавая при этом глухой неприятный звук.
Внизу на уровне второго этажа протянулась широкая замусоренная крыша хозяйственного магазина с какими-то кирпичными выступами, колпаками вентиляторов и прочими строительными хитростями.
Вернувшись в комнату, Константин понял свою ошибку. Вернее, это была даже не ошибка, а просто невнимательность, но и на нее у него не было права. Расслабился? Потерял бдительность? Нет! Просто не смог сразу почувствовать разницу в температуре в комнате и прихожей. А разница была. В комнате холоднее.
Достав из оперативного чемодана пинцет и маленький пакетик, Константин с величайшей осторожностью подцепил с пола березовый листок и положил на стол рядом с чемоданом.
– Как дела, криминалистика? – В комнату вошел следователь. – Может, мы протокол продолжим? Пора бы сюда перебазироваться. Нашел что-нибудь?
– Да хвастаться особенно нечем, но кое-что есть. Перебирайтесь, почти все осмотрел.
– Слушай, Кость, а как со следами? Сам знаешь…
– Будут следы!
Теперь он знал, где сейчас появится след. Достав карманный фонарик, посветил на глянцевую, окрашенную белой масляной краской поверхность. Точно! Правда, пока он не виден…
Взяв со стола баночку и кисть, он подошел к балконной двери. Взмах, взмах, еще взмах… На белом фоне наличника балконной двери сначала еле заметно, а потом все более и более отчетливо проявились отпечатки ладони и четырех пальцев руки. Большой палец в общую картину отпечатка не попал. А бог с ним, не в нем счастье…
Ручонка у него симпатичная. В перчатки двенадцатого размера не влезет, пожалуй. В боксерскую бы ей, в самый раз!
«Все правильно, – решил Снегирев, – только здесь они и должны были быть. Дверь на балкон весьма трудно открывается, и ему пришлось опереться о наличник».
– Саша, – обратился он к следователю, – белье я переложил на кровать, пусть хозяйка посмотрит, что пропало. В первую очередь в шкафу и в вазочке. К счастью, большой беды он не успел натворить. Спугнули его, я думаю. Обратите, хозяйка, внимание на деньги и драгоценности. Денег много было дома?
– Да какие там деньги, – с некоторым испугом произнесла та, – рублей двадцать с мелочью. Зарплата-то, – она смотрела на следователя, – я говорила уже вам, послезавтра. Так деньги целы. На кухне они, в буфете, – женщина подошла к тумбочке, стоящей у кровати, – а вазу, скажите, можно посмотреть?
– Посмотрите, но руками не трогайте, пожалуйста… Я на минутку выскочу на лестницу, перекурю. Я быстренько… Только… – он замялся, – на столе, рядом с чемоданом, кульки не трогайте пока… И след тоже… Я сейчас.
Мысль о симпатичной ручонке и листике на балконе не давала покоя: «Подумай, подумай…»
Хрустя осколками зеленой пластмассы от аппарата, он вышел на площадку. Пролетом ниже на лестнице стояли двое – оперуполномоченный и какой-то мужчина лет пятидесяти, в свитере и спортивных брюках с лампасами. Мужчина что-то рассказывал, Дмитрий Иванович, кивая, слушал. Со стороны можно было подумать, что встретились два соседа.
– Дмитрий Иванович, дай закурить, – выпалил Константин, только появившись.
Алексеев удивленно округлил глаза. Да и было отчего: во-первых, все знали, что эксперт практически не курил, только в экстренных ситуациях, а такая не предвиделась… Во-вторых, где всегда присущая ему вежливость? Прерывать беседу с посторонним, да еще на повышенных тонах – это не в его правилах.
– Извините, пожалуйста, – обратился оперативник к мужчине, – я сейчас к вам подойду. Только перетолкую…
– Может, я у себя буду, в квартире? А вы потом зайдете, если понадоблюсь.
– Хорошо, хорошо, спасибо вам, Петр Михайлович, большое спасибо. В общем-то все более или менее ясно.
Снегирев нетерпеливо ждал.
– Что у тебя произошло, как с печки свалился? Курить будешь или это только «политес»?
– Не знаю, с чего начать…
Константин сунул сигарету в рот, прикурил и довольно неумело затянулся голубоватым дымком.
– Слушай, тут такое дело. Мне кажется, что этот хмырь здесь. Подожди, не перебивай, – опережая недоверчивый жест Дмитрия Ивановича, выпалил Константин, – голову даю на отсечение.
– Да с чего ты взял? Расскажи подробнее.
– Понимаешь, мне кажется, что из квартиры нет обратного следа…
– А где он, по-твоему, может быть? – ошарашенно спросил розыскник.
– Начинай с этой, – Константин ткнул пальцем в сорок первую квартиру, на дверной ручке которой до сих пор сиротливо висело пальто с шарфом, повешенные Снегиревым в самом начале осмотра. – У них с сорок второй балкон общий, – раз, на балконе он был – это два, с седьмого не спрыгнешь – три, ну и – четвертое – стекло в форточке в этой квартире разбито. Давай, Дима, думай. Тут соседка стояла, он не мог уйти незамеченным.
– Дела… – задумчиво произнес Дмитрий Иванович. Уйти он, конечно, мог, если соседка отлучалась.
– А стояла она одна?
– Да нет, с этим вот мужчиной… В лампасах. Ну, с которым я сейчас беседовал. Она боялась одна и его позвала. Потом участковый подошел. Все вроде вырисовывается, если твой вариант сработает, то… – он не закончил прерванную мысль, так как неожиданно решил действовать. – Знаешь что, надо женщин из квартиры убрать и молодого человека. Давай в сорок четвертую, что ли, к соседке пристроим их. Ты их, Костя, выводи пока сюда, а я с соседкой договорюсь.
Константин с максимально возможным спокойствием вернулся в комнату, где раньше проводил осмотр.
Следователь заканчивал оформление протокола, зарисовывал на бумаге план комнаты, расстановку мебели, вещей. Это было необходимо для полного оформления протокола. Хозяйка укладывала вещи в шкаф – она совершенно успокоилась и почти не обращала внимания на посторонних. А может, это только так казалось. Парнишка с авоськой, отломив здоровенный кусок батона, сидел в уголке и закусывал, запивая молоком из пакета.
– Саша, – обратился Константин к следователю, – выводи всех на лестницу. – Сказал достаточно тихо, так, чтобы никто из посторонних не слышал. – Срочно! Димина команда, оперативная… Понял?
Следователь начал торопливо засовывать в портфель листы протокола.
– Товарищи, пройдемте на площадку и продолжим осмотр, – сказал он.
– А это надолго? Мне скоро на работу, – впервые подал голос молодой человек, – говорили, на полчаса всего…
– Осталось минут на пятнадцать, может быть, на двадцать, и мы вас отпустим. Справку дадим на работу.
– Не-е-е-е, нам справка не нужна, без надобностей! – певуче и протяжно сказала женщина в рыжей безрукавке. – Раз надоть, значит, надоть, мы ко всему привычные…
– Ну вот и хорошо! – подытожил следователь. – Пошли, товарищи. Еще немного – и по домам.
У входа в квартиру их уже ждал оперуполномоченный.
– Проходите в сорок четвертую, – пригласил он, – а мы тут пока проведем следственный эксперимент. И дверь заодно поправим. «Хоть и невпопад, – подумал Снегирев, – но сгодится и такой предлог».
В прихожей с опрокинутой дверью остались трое. Было тихо, только из неумолкавшей телефонной трубки по-прежнему раздавались короткие гудки.
– Вот что, мужики, раз такой оборот… Да выключи ты его как-нибудь, – не выдержал оперуполномоченный.
Константин поднял с пола осколок пластика и сунул его куда-то внутрь опутанной разноцветными проводами схемы. Гудки прекратились.
– Действовать будем следующим образом, – продолжил Дмитрий Иванович. – Самое сложное, – проникнуть в квартиру через балкон, повторить незаметно его путь – беру на себя. А вы, ребята, держите вдвоем дверь… После того как он выйдет на ваш вызов или хотя бы приоткроет дверь, я буду уже у него за спиной. Костя у двери, а ты, Саша, страхуешь. Внизу участковый, и кинолога я не отпустил, просил подождать – они в курсе. Вы вдвоем, я думаю, справитесь. Держитесь на всякий пожарный поближе к стене.
– А если настоящий хозяин выйдет? – спросил следователь.
– Не выйдет, они всей гурьбой без пятнадцати девять ушли. Все, – закончил Дмитрий Иванович, – начали!
Он прошел в опустевшую сорок вторую квартиру и исчез. На площадке перед дверью, прижавшись к стене, стоял следователь.
Константин приблизился к двери, пронзенной крест-накрест гвоздями с фигурными шляпками. Аккуратно снял с ручки и надел на себя пальто. Машинально отряхнул полу быстрыми резкими движениями руки.
«Жалко, рацию в машине оставили, – мелькнуло в мозгу, – подмогу бы вызвали. Ладно, бог с ней. Вот то, что в двери глазка нет, – это по-настоящему хорошо. Клиент нас не видит».
Из сорок второй квартиры раздался свист, означавший, что Дима занял исходную позицию на балконе. Пора звонить.
Константин оглянулся на следователя. Достал из кармана пальто сложенный вчетверо листок чистой бумаги, секунду-другую помедлил и нажал кнопку звонка. Раздался мелодичный звон.
За дверью не было слышно ни шороха, ни скрипа.
