Текст книги "Ангел и фляга (СИ)"

Автор книги: Николай Никифоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

И что ему глубоко противны эти люди, что при каждом удобном случае гремят своими «меринами», «бумерами», одеждой из чьих-то шкур и прочими дорогими безделушками.

Странное дело, но где-то даже на сознательном уровне после просмотра передачи у меня возникла резкая и тяжёлая неприязнь к увиденному, плюс – примешивалось отвратительное ощущение зависти – хотя, к тому времени я чётко понимал, что счастье не в шмотках, квартирах и прочем. Формула счастья, как говорила одна умная женщина, довольно проста: это когда с утра радостно спешишь на работу, а вечером, после работы, радостно спешишь домой. Но, видимо, моё подсознание ещё в подростковый период, словно напильником, было обработано бесчисленными просмотрами разного рода рекламы, передач вроде «Комильфо» по каналу «2 x 2», западными фильмами, где сюжетные линии крутилась вокруг убийства ради денег и ёбли. Некоторое время негатив держался, но буквально через пару минут я понял, в чём дело, и успокоился. А вот матери пришлось туго – таких «нервов наружу» я давно не видел. Пришлось успокаивать, доказывать, что транслируемое не есть реальная жизнь всей России, а только лишь её часть, и то, судя по всему, не самая интересная. Просто некоторым людям творчества нужно как-то рекламировать сегодня, чтобы их не забыли завтра. Есть творческие люди, имена и дела которых не забывают столетия спустя.

В конце восьмидесятых, начале девяностых моя страна сломалась, распалась на части. Где-то в это же время на улицы вылезло самое агрессивное, жестокое и сообразительное – по закону каменных джунглей, оттесняя более слабое и доброе в глубокий задний план. Результатом борьбы за место под солнцем явилось чёткое разделение общества на два класса: очень богатые и очень бедные. Первые, естественно, основным средством трансляции своего мировоззрения выбрали ящик, подпиливая мозговые извилины у подростков и людей постарше. Кто-то это понял, и смог побороть свои комплексы, занимаясь любимым делом дальше, отказавшись от мысли участвовать в бессмысленной погоне за деньгами. А большинство поверило и верит до сих пор, что разноцветная мишура по ящику – и есть настоящая жизнь. Результат – очень большое количество неврозов, депрессий и других психических заболеваний.

Реальная жизнь большинства людей в больших городах, да и не только в больших – абсолютно, зеркально не такая, какой пытаются её преподнести. Это несоответствие печалит слишком многих.

Я задумался: если одна-единственная «телега» способна вывести из состояния равновесия довольно взрослую и разумную женщину, что же делает эта картинка с людьми, склонными к «поискам смысла»? Да она их просто убивает. Убивает отсутствие перспектив, убивает разница между тем, что в ящике и тем, что в действительности. Убивает то, что основными транслируемыми ценностями в СМИ являются деньги, власть, страх, ёбля и смерть. Для русского человека, от природы доброго и мягкого, этот поток слишком ядовит.

И поколение, рождённое в период с начала двадцатого века, вплоть до семидесятых и восьмидесятых, приспособиться к враждебной, циничной и агрессивной реальности почти не способно. Жить в агрессивной и циничной реальности людям, а в особенности – интеллигентным людям – трудно. Почти невозможно.

Но это – лишь часть проблемы, способствующей росту болезни. Примерно год спустя после описываемых событий я открыл Уголовный Кодекс Российской Федерации, и обнаружил всего одну статью, в которой определялась мера ответственности за доведение человека до самоубийства. Это статья №110, и речь там шла лишь о нанесении физического ущерба, или чего-то похожего, обозначенное как «издевательство над личностью». Грубо говоря, эта статья не включает в себя довольно важный «пунктик»: об ответственности перед людьми различного рода недопсихологов и просто больных людей с дипломами. Один мой давний знакомый, психолог, говорил мне, что в России ещё не успела сформироваться профессиональная этика в области психологии и психиатрии. В то время как в развитых западных странах этика давно существует. Например, для того, чтобы стать психиатром, требуется как минимум пятнадцать лет серьёзного обучения, плюс – им не может стать человек моложе тридцати лет.

Очень может быть, что такой серьёзный и правильный подход как раз и сформировался после похожих случаев: ведь глобальная сеть образовалась ещё в конце восьмидесятых годов прошлого века. Возможно, на западе сайты, чья основная тема была самоубийством, появились гораздо раньше, чем у нас, в России.

Соответственно, вторая часть проблемы связана со слабым, посредственно продуманным законодательством. А это гораздо опаснее, чем квадратная телепомойка, поскольку от «реальности» телевизора и дурной рекламы ещё можно как-то отделаться – например, выкинув телевизор в окно. От реальности непродуманного закона деваться некуда. Вариант с прыжком из окна как-то не слишком подходит как решение, я думаю.

В голове возникла мысль: с этим нужно что-то делать. Потому что если не делать ничего, то страна рискует потерять целый пласт мыслящих, талантливых и интересных людей. И если после кошмарного лета две тысячи третьего года и не менее кошмарной зимы две тысячи четвёртого государство до сих пор не чешется, если по ящику далёкие от жизни люди бряцают дорогими безделушками, что ж …

Если хочешь что-то сделать хорошо – делай это сам.

***

Город Горький в пять часов утра казался тихим и спокойным. Я шёл по улице, ведущей от вокзала до центрального отеля, с удовольствием вдыхая морозный воздух. Над головой во всю ширь расстилалось фиолетовое небо, и утренние звёзды ещё не успели спрыгнуть с него. Под тяжёлыми сапогами скрипел снег. На бедре болтался фальшивый пистолет, а за плечами громыхал застёжками смешной коричневый рюкзак. Смех заключался в том, что на нём была огромная декоративная молния из пластика, до чёртиков похожая на расстёгнутую ширинку. Один знакомый даже предложил раздобыть где-нибудь плюшевый пенис и закрепить его в декоративной молнии, но я такого уровня просветления, к сожалению или счастью, не достиг.

Мои опасения по поводу того, что в отеле не хватит номеров, были напрасны. Конечно, старина Боб совсем не походил на серьёзного клиента – это легко читалось в глазах девочки на ресепшене. Но у меня были бабки. И через полчаса я уже был в номере на четвёртом этаже, радостно фыркая в ванной.

Всё-таки, странная эта штука – гостиничные номера. Вроде бы на стенах есть невзрачные обои, есть кровать, стол, тумбочка, шкаф для одежды. Вроде бы вид из окна на Волгу радует глаз, и солнце играет в догонялки со снегом на стенах и потолке. Но что-то кукольное, ненастоящее было в том номере. Что-то, что не позволяло мне относиться к этой комнате как к жилью – те же чувства испытывает по отношению к проститутке клиент. С одной стороны, припёрло, а с другой – не моё, неродное, временное.

Человеческая память, когда это действительно нужно, способна творить чудеса. Так, например, чётко помню, с каким романтическим ажиотажем я, Кейв и Светка копались в сети, когда искали карту Нижнего Новгорода. В этом чувствовалось некое единение: искреннее желание одной пары счастливых людей помочь другой паре. Я помню, как Витька дал мне в дорогу свой знаменитый швейцарский ножик, дабы я мог что-нибудь починить, буде что у меня сломается в пути. Я помню, как мой умный и пушистый пёс по кличке Филя слегка погрыз зарядное устройство для мобильного телефона, а затем – сам мобильник, но не «насмерть», а так, слегка.

Так чётко, будто это происходило вчера.

Я помню, как чинил зарядку в гостиничном номере на четвёртом этаже с видом на реку Волгу. Чинил ножиком Кейва, ибо моя старенькая Motorola T-160 подыхала от нехватки энергии в аккумуляторе.

Я помню, как послал Алисе сообщение ms, радостно и немного торжественно объявив, что я типа уже тут. В гостинице. И что я, как известно, жду с нетерпением.

Я почти не спал, когда ехал в поезде. Всё во мне стремилось к Алисе. Лёжа в гостиничной койке, я курил, тянул время, ждал, пока мне ответят с той стороны. А ещё – время от времени доставал фальшивый пистолет, бессмысленно щёлкая затвором, снаряжал и разряжал магазин с газовым баллоном и стальными шариками.

Сквозь сигаретный дым ползли мысли. Мысли о жизни. Мысли о смерти. О том, что людям можно и нужно помочь – пусть не всем, но уж большей их части – точно. Мысли о том, что я полон сил и решимости строить свою жизнь так, как хочу. Мысли о том, что вот сейчас пройдёт какая-то жалкая и бесконечная пара часов, и Алиса будет здесь.

И мы, конечно же, займёмся любовью.

Ожидание – разное. Задумчивое, философское, радостное, предвкушение новизны, изменений в жизни, ощущение полной самостоятельности – потому что ты совсем один в чужом городе, с несколькими грошами в кармане, которых едва хватит на три дня.

Горький привкус свободы, добротно приправленный солнцем, которое, сверкая, отражается от снега. Свежим весенним ветром, талой водой, ледяными бликами, кораблями, вмёрзшими в берег.

Наверное, это банально, потому что было у многих.

Но это было у МЕНЯ.

И имя этому – любовь.

Да, я нашёл эту женщину – недоверчивую, в чём-то тяжёлую и непонятную, быть может – и вместе с тем – прекрасную … странной добротой, странной красотой. Своими противоположностями. Всей жизнью доказывающей, что в этом циничном, пропитанном злобой и ненавистью мире всё-таки существует доброта, сочувствие, поддержка и помощь. Помощь – просто так. И что даже здесь, в этой реальности, есть место всем. Всем, кто того захочет.

***

Мы решили, что займёмся любовью вечером, когда стемнеет. Разумеется, в ход пошли старые добрые сигареты и кофе – а как же без этого? Говорили на разные темы, но в память ржавым гвоздём врезалась картинка. Дело в том, что до меня у Алисы, естественно, был человек. Им оказался тот самый молчаливый, нелюдимый программист Сергей Макаров, по кличке Light Medelis.

Меня просто не то чтобы неприятно удивила – просто испугала та злоба и ненависть, с которой Алиса вспоминала о нём. Она описала мне его как законченного импотента и наркомана, на которого она, Алиса Исаева, угробила целых три года своей жизни, причём, угробила впустую. Потому что он по-прежнему оставался наркоманом и импотентом, с которым невозможно строить личную жизнь. Я думаю, это было тем, что я привык называть «агрессией мгновения». Иными словами, Алиса Исаева в ту минуту так ненавидела парня, что, полагаю, не очень хорошо понимала, в какую сторону несло Остапа. Она рассказывала, что очень хочет убить Сергея, навести на него порчу – короче говоря, либо уничтожить, либо нанести очень сильный вред.

Моя первая мысль: «Неадекват. Надо как-то его останавливать». Моя вторая мысль: «Если она так мерзко проехалась по человеку, с которым находилась вместе целых три года, что она скажет через некоторое время обо мне, буде случись между нами разлад?» Третья мысль оказалась примерно такой: «Порча? Ой, как интересно…»

Частично мне удалось погасить этот всплеск: формулами типа – каждый сам кузнец своего геморроя, и убивать человека только за то, что он не оправдал твоих ожиданий, значит делать глупость и навлекать на себя беду. Вообще, я сделал тогда большую скидку на то, что у Алисы Исаевой всё-таки депрессия, что она побывала в Москве и, в общем-то, уехала почти несолоно хлебавши. И что в таком состоянии человек может нести разный бред, и воспринимать всерьёз его не стоит.

Но осадок остался. Неприятный. Полностью идущий вразрез с тем, как Алиса пыталась подать себя на «Чуланчике». И я задал себе вопрос: «ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ЗАНИМАЕТСЯ СПАСЕНИЕМ ЛЮДЕЙ, ИЛИ Я ПРОСТО СПЛЮ?!»

***

Алиса решила показать мне свой город, свой дом и заодно – познакомить меня с родителями. Конечно, «дом» – это слишком сильно сказано, но почему-то когда люди знакомятся, они не говорят: «Пойдём, я покажу тебе свою квартиру». Люди говорят: «Я покажу тебе свой дом». Наверное, это правильно, потому что так солиднее. А в некоторых случаях даже как бы даже и утешение.

Странное дело … сходные ощущения у меня возникали, когда в далёком девяносто втором году девочка из класса, в которую я был давно и безнадёжно влюблён, пригласила меня в гости. Тогда я буквально пожирал глазами пространство вокруг, стараясь до мельчайших подробностей запомнить всё, что меня окружало.

То же получилось и с Алисой. Попав к ней домой, я удивился, до чего же эта квартира похожа на квартиру брата. Планировка – почти один в один: дом – «хрущоба» на окраине города, входная дверь выводит в маленький коридор – всего четыре шага длиной. Почти прямо напротив входной двери – дверь в санузел – ванную и туалет одновременно. Газовая колонка для нагрева воды – древность, которую давно не видел. С самого детства, быть может. Маленькая кухня, где еле-еле умещаются два человека, не говоря уже о трёх. Две комнаты, причём, одна насквозь прошита двумя дверями, и от этого создаётся впечатление, что это не комната, а проходной двор.

Но вместе с тем, как и у моего старшего братишки, чертовски уютное жилище. Там даже ЗАПАХ был таким же.

Из родных, дома оказалось всего двое: мама и бабушка. Молчаливая, активно стесняющаяся странного молодого человека бабушка. Она жила в той, «проходной» комнате. И мама, с характерной внешностью. Позже я сказал Алисе, что по её мама напоминает бабу Ягу. В молодости. Странно, Алиса, как мне тогда показалась, обиделась на это. Но ведь баба Яга, по русским-то сказкам, была ведьмой, причём, частенько она проявляла себя как добрая ведьма. А все ведьмы, как известно, в молодости красивы.

Алиса вместе жила в комнате вместе с мамой. Я поразился тому, насколько тесным было пространство, где она жила: маленький уголок, с одной стороны ограниченный телевизором и видеомагнитофоном, с другой – компьютером. Когда я посмотрел на довольно шустрый системный блок со стареньким монитором, в голову ударила простая мысль: «Боже правый, так здесь, возможно, был создан Алисин сайт. Вот прямо здесь, прямо за этим столом!» Ощущение, что я попал не в обычную квартиру, а целый дом-музей, усиливалось с каждой секундой, и с каждой секундой меня переполняла гордость за то, что мне посчастливилось сюда попасть. К Алисе домой. И с одной стороны, когда я увидел пригласительную надпись и снежинки вокруг курсора мыши, я и понятия не имел, что зайду так далеко. И в то же время – готов спорить – я знал, что так оно и будет.

А ещё – у неё была собака. Точнее, пёс. По кличке Чех. Чеша. Чешик. Собак Чеширский. Он, как и полагается любому уважающему себя псу, с большим недоверием отнёсся ко мне: довольно внятно, на чистом собачьем диалекте меня обматерил. Как потом объяснила Алиса – каждый чужой человек воспринимается как тот, кто может разлучить его с хозяйкой. Надо сказать, что этот пёс её очень сильно любит. Я не говорю – любил, поскольку очень сильно надеюсь на то, что он жив, и до сих пор радует свою хозяйку.

Я довольно бодро представился её матушке, которая затем куда-то быстро ретировалась. Возможно, не хотела нам мешать. На какое-то время мы остались одни, в пустой квартире, если не считать Чешку и бабушку. Я решил осмотреться. Меня давно интересовал эта женщина, я желал выяснить, как и чем она живёт. А самый верный способ понять, что за человек перед тобой – побывать в его комнате.

И эта женщина открыла мне дверь. Мне оставалось только одно: смотреть в оба.

Во-первых, квартира. Она была тесной. «Хрущоба» – тут, я думаю, многие меня поймут. Не в том смысле, что я проявляю неуважение к этому типу домов и квартир. Я говорю лишь о тесноте. Площадь жилища действительно не очень большая, и на этих квадратных метрах как-то существовали вместе три взрослые женщины. Это – во-вторых, ибо три женщины в одном доме – явный перебор. Тем более, что Алисина мама и бабушка терпеть друг друга не могли, с её же слов. Об этом, кстати, говорила существенная деталь. На маленькой, и без того тесной кухне располагались два шкафа с посудой, два стола и два холодильника. Один принадлежал маме Алисы Исаевой. Другой – бабушке Алисы Исаевой. Для людей, живущих вместе, это, по меньшей мере, странно.

И, в-третьих, комнаты. Первая комната – «проходная» – мне как-то не особенно запомнилась. Одно можно сказать точно: там был порядок. Но вторую, Алисину комнату, я помню ясно, так, будто побывал там вчера. Прекрасно помню небольшой, уютный письменный стол. Маленькие книжные полки – Бродский, Булгаков, Кортассар, почему-то Акунин и ещё очень многое – интересное, познавательное. Я не помню точно, что же там было помимо тех книг, что я перечислил. Смутно помню, что были также и труды по психологии. Каждая книга знала своё место. Каждая книга была если не новой, то в прекрасном состоянии. Я отлично помню плакаты с Борисом Гребенщиковым, и фото Олега Меньшикова, которое падало, когда я неловко его задевал. Помню, как Алиса в шутку злилась, когда я пытался подражать блеянию Бориса Борисовича.

Я помню порядок, который царил в её комнате. Смотрел вокруг и понимал: человек, живущий здесь, на самом деле – трудолюбивый, читающий и знающий. Именно тогда я понял одну полезную для себя вещь: неважно, сколько сотен или тысяч условных единиц ты зарабатываешь. Неважно, живёшь ты во дворце или убогой лачуге. Если есть книги, порядок и атмосфера – особая атмосфера, настраивающая на поиск, на познание – любая лачуга будет дворцом. И любой дворец без этого будет лачугой.

Но попалось мне в доме нечто, резанувшее по всей этой красоте очень сильно. Что-то, что не на шутку испугало. Достаточно давно и от многих я слышал об этом своеобразном Алисином «заскоке». Очаровательный пунктик материализовался в ванной комнате, в виде огромного, уродливого, шипастого ошейника. Я совершенно точно знаю, что такие штуки собаки не носят: их надевают люди.

Так вот, в те славные времена, когда я слышал об этом «заскоке», то относился к данному явлению, в общем-то, монопенисуально. Просто не знал, что между нами что-то будет. Но в феврале две тысячи четвёртого года расстановка фигур на шахматной доске стала совсем другой. Оперативная обстановка сложилась таким образом, что я оказался у садомазохиста дома. И далеко не в качестве соседа, что забежал на пять минут за солью. Позже, конечно, мои страхи рассеялись, поскольку человек довольно внятно объяснил, что такое BDSM.

Люди становятся таковыми по одной простой причине: из-за нехватки остроты и новизны ощущений. Следует отметить, что происходит это с людьми, в делах постельных, грубо говоря, «продвинутыми». Через какое-то время им становится скучна просто нежность и просто ласка, и люди находят новые ощущения в боли.

Кому-то нравится причинять боль. Кому-то нравится её испытывать. И если в реальной жизни человек может быть какой-то важной шишкой, то в «этой» – с удовольствием берёт на себя роль комнатной собачки. И, напротив, если в реальной жизни человек не успешен, если не он принимает решения, если им постоянно командуют и ему это надоедает – он со стопроцентной вероятностью – садист «в той жизни».

Алиса Исаева оказалась садистом. Я – ни тем, ни другим. К сожалению или счастью, BDSM вызывает у меня рвотный рефлекс. То бишь, мой желудок с головой по части BDSM полностью солидарен. Я согласен быть «непродвинутым» в делах постельных – предпочитаю держаться подальше от ошейников, наручников и цепей.

Возможно, после маленькой лекции на тему BSDM что-то стало ясно и не очень страшно. Но остался осадок, нечто вроде зарубки на дереве в густом лесу. А зарубки нужны для того, чтобы не заблудиться.

***

Психика любого осторожного человека устроена таким образом, что как только обнаруживается нечто опасное, включается «защитная схема». То есть, человеку уделяется пристальное внимание, а его, как говаривал мой отец, «очаровательные заёбы» подвергаются тщательному анализу. Нечто подобное произошло и со мной, единственное, пожалуй, что мешало адекватному восприятию – чувство. Когда любишь, то просто не можешь увидеть человека таким, каков он есть – ты видишь просто образ, который хотел бы видеть. Видишь только хорошее. Плохого – для себя – ты либо не видишь, либо не хочешь этого делать.

Алиса Исаева неохотно рассказывала мне о своём прошлом. Более того: она очень сильно беспокоилась по поводу того, что мне о ней успели рассказать разные люди. В принципе, ничего нового из того, что я уже знал, никто не поведал. Более того: не хотелось. Я видел её испуганное, почти плачущее лицо, когда она рассказывала мне, что одно время действительно употребляла героин. Чувствовал, как она боялась того, что я поставлю у себя в голове такой «пунктик»: «Ага, она ещё и наркоманка впридачу». Чувствовал её радость по поводу моего ответа на это. Там, на четвёртом этаже центрального отеля, ночью, я сообщил ей, что мне это по хую. И это было правдой.

Севетра говорила – я ломаю барьеры.

Время от времени мне случается перечитывать статьи об Алисе. Я частенько улыбаюсь, когда натыкаюсь на упоминания о том, будто она живёт благодаря чему-то, в материалах обозначенном как «маленький бизнес». С самого начала я представлял этот бизнес в виде какого-нибудь пивного заводика, булочной или конторы по торговле недвижимостью. На крайний случай – в виде банка. Пусть не очень большого, но банка. Чем-то, что может ассоциироваться со словом «бизнес».

В реальности всё оказалось гораздо проще: Алиса Исаева жила исключительно силами своего разума. Писала рефераты, дипломы и курсовые раздолбаям, что не способны делать это самостоятельно.

Но больше всего меня поразило вот что. Одно время – не знаю, как долго – она работала как театральный режиссёр. Ставила спектакли, где актёрами были дети. У неё остались их фотографии, статьи об этих спектаклях. Я вглядывался в детские лица и понимал – будь Алиса монстром, ни один ребёнок не стал бы водить дружбу с ней.

А другого способа добиться от маленького человека игры в другую жизнь невозможно. Следовательно, что всё то, что пыталось внушить мне мысль о том, что Алиса – «плохая девочка», могло смело засунуть свой язык в одно место.

Однажды я понял простую и банальную, в общем-то, вещь: если хочешь знать, что-то – спроси человека, посмотри ему в глаза – и ты сможешь понять, что на самом деле происходит, даже если человек говорит неправду. Так я и поступил. Из головы всё никак не выходил этот странный случай с девушкой по кличке Dаная. Во-первых, мне стало интересно, какого чёрта Алиса держит на неё зуб, и, во-вторых – мне не всё было ясно с Рощино. Неоднократно слышал – опять-таки, от разных людей – что одно время она там даже работала. Насколько правильно я понял её рассказ, она несла на себе функцию администратора «клиники». Являясь врачом по образованию, полагаю, она приносила пользу. В случае, если кто-то получал серьёзную травму, она могла наложить швы, а уж о её способности в считанные секунды успокаивать людей можно слагать легенды. Как она утверждала, время от времени ей доверяли некие суммы денег на нужды «приюта» – одежду, еду, лекарства.

Что-то случилось там, в Рощино, и Алиса попыталась убить себя. У меня нет оснований не верить Рите Мохель. У меня нет оснований не верить записям Кати Черковой. А по ним складывается такая картина: время от времени в Рощино случались самоубийства. Возможно, что в группе людей, что «лечились» у Вадима Мироновича, были довольно тесные дружеские взаимоотношения. Я знаю, как переживают люди смерть своих друзей, в русском языке нет слов, которые могли бы описать эту тяжесть. Возможно, на тот свет отправился кто-то, кто был Алисе очень дорог, и поэтому она сама оказалась в реанимации. Я также полагаю, что после нескольких летальных исходов эта женщина, наконец, поняла, что ТАМ ЧТО-ТО, ЧЁРТ ПОДЕРИ, СОВСЕМ НЕ ТО ПРОИСХОДИТ. Не всякий способен долго выдерживать смерть, хоть и говорят, что привыкнуть можно ко всему.

Со слов Алисы, пока она лежала на больничной койке, Dаная позвонила её матери в Нижний, и рассказала, что якобы та истратила деньги, предназначенные для приюта, на героин. Также, со слов той же Алисы, Вадим Миронович сказал ей прямо: более он с ней дел иметь не будет. Возможно, он сказал это потому, что работник, подверженный суициду – плохой работник. Возможно, потому, что дело не обошлось без той же Dанаи. А может быть, Алиса слишком много знала, и задавала слишком много вопросов новоявленному «спасителю». Я не знаю.

Знаю только одно: после суицидальной попытки психика человека истощёна, раздавлена, скручена спиралью. И говорить то, что было сказано Лурье равносильно убийству. Алиса как-то выжила. Не знаю, как повёл бы на её месте я, но, на мой взгляд, полтора года – срок слишком маленький, чтобы оправиться от подобных потрясений.

У каждого характера есть свои грани. В Алисином мире оказалось столько чудесного, необычного – и одновременно, пугающего, циничного и жестокого, что пытаться дать этому оценку бесполезно. Несмотря на свои чудеса, эта женщина для меня оказалась крайне тяжёлым человеком, в то же время, несмотря на тяжесть – в высшей степени интересным, удивительным. Никогда бы не подумал, что в одном человеке может уместиться СТОЛЬКО.

То странное и страшное, что время от времени показывалось на свет … во-первых, это перепаханные шрамами вдоль и поперёк руки. Шрамами от бесчисленных порезов бритвой. Во-вторых, нелюдимость и замкнутость. Вся её прошлая жизнь, даже для очень близких людей, всегда остаётся скрытой. И, скорее всего, из-за страха перед тем, что, точно узнав о её прошлом, люди просто убегут.

От страха перед чудовищем, что, возможно, скрывается под маской ангела. В-третьих, отношение к процессу помощи как к таковому. Не раз и не два этот человек объяснял мне, что для неё помощь другим есть лекарство от скуки, своеобразная разминка для мозгов. Я не знаю, как насчёт других, но лично мне быть чьей-то игрушкой не слишком приятно, и случись со мной беда, я предпочту такой помощи смерть.

То чудесное, что довелось увидеть – умение помогать людям. Умение ВОВРЕМЯ придти на помощь. Умение понимать совершенно разных людей, МГНОВЕННО вникнуть в суть их проблем и, по возможности, быстро эти проблемы решить. В особенности, когда ей доводилось выходить на контакт с подростками, не говоря уже о взрослых людях. Были, были на форуме и взрослые люди, которые выражали ей очень большую благодарность за помощь. В свете этого все её «странности» отступали очень далеко, так далеко, что большинство их просто не желало замечать.

– 3 -

***

Общаясь с Алисой, с разными людьми – как на форуме, так и в реальной жизни – я понял, что убивать себя можно не только физически. Я даже рискну предположить, что физическая составляющая суицида как такового стоит на последнем месте. Убивает не действие, а мысли. Именно мысли толкают на действие.

Я убеждён в том, что понять, чем человек живёт, вполне можно без подробных бесед и расспросов, копаний в чьём-то прошлом. Достаточно просто взглянуть на книжную полку человека, с которым общаешься, поймать ощущения от его любимой музыки, фильмов, картин.

Как когда-то я порывался «прокрутить» ей свои любимые фильмы – и был, кстати, сильно огорчён, наткнувшись на отказ – так и она решила познакомить меня со своими любимыми фильмами.

Её любимым режиссёром оказался Дэвид Линч. Фильмы, которые мы вместе посмотрели, смысла перечислять нет, но почти все объединяло одно: тяжёлая, мрачная и гнетущая атмосфера. Насилие, зачастую просто бессмысленное, скука, пошлость, разврат – как следствие этой скуки. Алиса Исаева честно объяснила мне, что её внутренний мир во многом совпадает с тем миром, что предлагает зрителю старина Дэйв.

Может быть, именно тогда мне и стоило бросить всё к чёртовой матери, уйти с форума «Чуланчика» и заняться собой. Потому что именно тогда я и должен был понять, что если внутренний мир человека напоминает кладбище, а единственный интерес – смерть – то никакой личной жизни на этом построить нельзя. Имею в виду то, что под словосочетанием «личная жизнь» понимаю я. По Бенсону, это путь к созиданию, а не разрушению. Дорога, что ведёт к рождению новой жизни, а не уничтожению существующей.

Но тогда я не понимал сути происходящего. Ведь когда любишь, ничто не имеет значения. Кроме того, что любимый человек рядом – а то, что скрыто глубоко внутри него, до поры до времени безразлично. Возможно, когда наступает та самая «порА и время», любовь и кончается.

Я довольно часто упоминал о том, что Алиса Исаева – замкнутый и недоверчивый человек. Однажды она сказала мне, что боится меня – как того парня, что может поддерживать в ней жизнь, и одновременно – как парня, неосторожным словом или действием способного убить. Сейчас, по прошествию долгого времени, я не знаю, было ли сказанное искренним, или же являлось каким-то хитрым трюком для того, чтобы притянуть меня к себе ещё сильнее. Но если сказанное – правда, может статься, старина Боб оказался тем самым человеком, которому Алиса не доверяла чуть меньше, чем остальному миру. И мне, естественно, очень хочется в это верить.

В первый рейс, когда меня познакомили с Нижним Новгородом и его обитателями, эта женщина сделала мне несколько очень дорогих подарков. Не в том смысле, что в ломбарде за них можно хапнуть миллион-другой зелени. Они не стоили почти ничего как вещи, но как несущие в себе некий смысл предметы значили очень много.

О списке книг, что мне вручили во время отъезда, я уже упоминал. Повторюсь: с точки зрения начинающего автора это очень ценная штука. Можно сказать, что это был подарок номер один.

Подарок номер два, если я всё понял правильно, являлся символом того, что мы вместе с Алисой делали тогда. Фигурка ангела, керамическая, белого цвета – ангел держал в руках книгу, и, судя по всему, был серьёзно настроен на учёбу.

Подарок номер три оказался небольшой стальной флягой для коньяка. Алиса сказала мне, что она предназначалась для Каниса, но в силу того, что парень пропал, в силу того, что она не успела навестить его – так и осталась у неё …

Подарок номер четыре – книга Хулио Кортассара. «Игра в классики» и многое другое. Эту книгу также читал Канис, когда был в Рощино. Когда – был …

Пятый подарок – книга стихов Иосифа Бродского.

Будь я пафосным дятлом, то, наверное, сказал бы: «Ну, кто читал и Вник в Суть, тот меня поймёт». Но поскольку я не пафосное пернатое, то просто скажу, что после прочтения этих книг моё сознание слегка изменилось, и хочется верить, что в лучшую сторону.

И, разумеется, после таких подарков, на первый взгляд, как будто ничего не стоящих, я просто не могу говорить о человеке плохо. А после знакомства с Алисой Исаевой и обитателями форума «Маленького чуланчика на заднем дворе» я вообще не могу говорить о людях плохо.