Текст книги "На рубежах Среднерусья"

Автор книги: Николай Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Час потех прошел – примемся за дело.

Выйдя на крыльцо, деловым шагом направился к «виллису». В нем уже сидели порученец и Портнов, а рядом пристроилась машина с охраной и броневик.

В Понырях Жукова встретил командарм Пухов. До сегодняшнего дня дороги командующих не пересекались, и Жуков, уже настроенный на рабочий лад, зорко всмотрелся в генерала. С первого взгляда не показался: полное, без складок лицо, губы вроде бы никогда не сжимались в тетиву, фигура тоже мешковатая. Начальство не ел глазами. Жукову вспомнилась справка о командармах, подготовленная порученцем. Пухов больше служил, чем командовал. Последняя должность перед войной – начальник учебного отдела тыловой академии. Однако в первый год войны неплохо командовал дивизией, почему и поставили на армию с «несчастным» тринадцатым номером, и вот уже полтора года бессменно командует ею. Все военное образование – курсы «Выстрел». Значит, сам немало учился и заполнил голову не только знаниями, но и умом, чего не всегда дают академии.

Жуков, подав командарму руку, со сдержанной уважительностью спросил:

– Откуда нам можно осмотреть ваши боевые владения?

– С моего НП. Но он расположен близко к передовой, – предупредил Пухов.

– Не на снайперский же выстрел?

– Чуть дальше.

– Пойдем к нему по ходам сообщения, и немецкие наблюдатели не разглядят, кто пожаловал на передовую к ним под нос.

НП оказался добротным – блиндаж с двумя накатами из бревен и рельсов, пересыпанных землей, широкая амбразура, через которую просматривалась полоса местности между шоссе и железной дорогой, идущими к Курску.

– Не рискованно ли ставить себя прямо под главный удар неприятеля? – стал прощупывать командарма Жуков.

– Я буду находиться в более безопасном месте, чем солдаты. Потом, когда командарм за спиной, отступать стыдновато.

– Что ж… резон в этом есть

Взяв у порученца карту, Жуков принялся осматривать оборону неприятеля. Вскоре бинокль не устроил его, и он перешел к стереотрубе. Осмотрел первую, затем вторую траншеи, видимые участки третьей, задерживал объектив на огневых точках. Кое-где просматривалась глубина. Везде оборона выглядела безжизненной. Чего-либо из того, что могло подсказать о подготовке врага к наступлению, Жуков не приметил, однако маршал знал, как строго немецкие командиры и солдаты соблюдают указания по маскировке.

Увидев участок траншей, уходящих от села Похвального на северо-запад, определил – отсечная позиция. Только на ней заметил копошившихся солдат. Выходило, будто противник совершенствует свою оборону, чтобы сорвать наступление на Орловский выступ, нависавший над Курским.

Отодвинувшись от стереотрубы, маршал спросил командарма:

– Как ведет себя неприятель?

– Пока относительно спокойно.

– Что значит относительно?

– Артиллерией периодически обстреливает позиции дивизии. Активнее действует авиация – воздушные бои почти ежедневные.

– «Рама» где чаще кружится?

– На участке от Малоархангельского до Тросно. Похоже, фотографируют нашу оборону во всех подробностях.

– Какие изменения замечены вашей разведкой в поведении войск врага?

– Какие-то особенные не отмечены. Положение войск остается почти таким же, как и в конце апреля, когда врагу удалось немного потеснить дивизии брянского участка.

– Уверены?

– Не совсем. В последнее время захватить «языков» не удавалось – противник устрожил оборону переднего края, прикрыл его минами и проволочными заграждениями, оборудовал сигнализацию. Задень разведчики проволоку – тут же банки-склянки затарабанят так, что с нашего передка звон их слышен.

– А второстепенные признаки не подсказывают вам, что неприятель производит смену войск?

Пухов замялся.

– Конечно, «языков» желательно захватывать, но смену войск можно определить и по пустячным, казалось бы, признакам. Перед одной дивизией на Западном фронте разведчики установили наблюдение за лошадью, которая паслась в трех километрах от передовой. И вдруг она исчезла. Захватили «языка» – он показал: дивизия отведена на другой участок фронта. Поискали как следует и обнаружили, что она вошла в состав ударной группировки, готовящейся к наступлению. Надо изучать оборону врага так, чтобы самые мелкие признаки могли подсказать вам: враг готовит или заканчивает подготовку атак. Проведите сбор разведчиков и настропалите их, чтобы они и без захвата «языков» могли достоверно сказать, где и когда враг нанесет удар.

Услышав от дежурного по НП, что приближается командарм-48, Жуков непроизвольно напружинился. От добродушия, в котором пребывал маршал в штабе фронта и которое порой слышалось в его репликах, не осталось и следа. Все в нем обрело волевого командующего, для которого исполнение долга (непременно сорвать намерения врага, разгромить его и отбросить с русских просторов) взяло верх над другими человеческими чувствами. В минувшую зимнюю кампанию генерал Романенко командовал 5-й и 2-й танковыми армиями, но и в их операциях не проявил необходимой напористости, и его перевели на 48-ю армию, которой командовал слабовольный генерал Халюзин. Но и Романенко при отражении натиска немцев на Курск с севера не проявил должной воли и знаний, чтобы в короткие сроки согласовать усилия частей различных родов войск для срыва намерений врага. Раз Ставка оставила генерала на должности, надо хотя бы встряхнуть его.

Когда Романенко подошел, Жуков не подал ему руки, рапорт о возможностях армии выслушал с суровым выражением лица. Маршалу не понравились не только содержание доклада, но и манера говорить. Такая свойственна больше всего преподавателям и высоким штабистам – мягкая, чуть-чуть вольная. Именно интеллигентность, по всей вероятности, мешала генералу проявить твердость, доходящую до жестокости, которая только и способна переломить ход операции в свою пользу. Навернувшиеся замечания высказывать воздержался, спросил о деле:

– Что нужно армии, чтобы не допустить прорыва обороны, если противник нанесет серьезный удар не по войскам Пухова, а по вашим дивизиям?

– Для создания устойчивой противотанковой обороны моей армии необходимо около ста сорокапятимиллиметровых пушек, один противотанковый полк, а для пополнения дивизионных артполков – пятьдесят легких пушек и гаубиц.

– Трусливо просите. В ближайшие дни вашей армии будут придано шесть противотанковых полков, три-четыре артиллерийские бригады, танковый корпус и несколько отдельных танковых и самоходно-артиллерийских полков. Достаточно?

Романенко захлебнулся от услышанного.

– И еще. Вам следует из дивизий, подчиненных вам лично, сформировать еще два корпуса. Корпусные управления получите. Соответствующие артиллерийские и инженерные части прибудут к вам через два дня. Подготовить решение с учетом полученных сил и средств. К вам приеду через день. Заслушаю план организации взаимодействия. Если обстоятельства не позволят быть у вас лично, приедет вот генерал Портнов. Знаете его. Теперь он помощник командующего фронтом. Кстати, предлагали ему вашу должность – отказался. Но не рассчитывайте на добренькое его отношение. Он будет выполнять мои и генерала армии Рокоссовского указания. Добреньким быть сейчас не позволяют надвигающиеся события. Всё. Свободны.

Когда на ступеньках, ведущих из блиндажа в ход сообщения, затихли шаги Романенко, Жуков, чуть смягчившись, обратился к Пухову, замершему в ожидании таких же строгих указаний, какие получил сосед.

– Теперь проедем, товарищи, по второй и третьей полосам обороны. Посмотрю, надежно ли они оборудованы.

Осмотр второй и третьей полос шел без спешки. Жуков часто останавливался, осматривал начертания позиций, в них спускался в траншеи, заглядывал в солдатские укрытия. Малословность маршала говорила Пухову: в общем, он доволен проделанной работой. Перед тем, как уехать в Фатеж, остановил машину у развалин Ольховатки.

– Вот, командарм, тот рубеж, дальше которого вы не должны пропустить немцев.

– Задачу понял, товарищ маршал. Но…

– Говори.

– Моего правого соседа вы усиливаете противотанковыми и самоходными полками, да еще артиллерией резерва Главного командования, а главный удар противника ожидается в полосе моей армии.

– Получите все, что необходимо. И столько, чтобы войска армии заблаговременно заняли оборону на всех трех полосах, а вы еще могли бы образовать солидный резерв. За вами будет стоять еще танковая армия. Довольны?

– Да, товарищ маршал.

Жуков окинул взглядом дорогу, идущую из тыла к Ольховатке.

– Что-то запаздывает командарм второй танковой. Проедем ему навстречу. Затем по шоссе я проскочу до Фатежа.

В первый день поездки по фронту одной из задач Жукова было знакомство с командармами. Половину из них он знал понаслышке. Маршалу хотелось убедиться, насколько они способны выдержать превратности удара огромной пробивной силы. О командарме 2-й танковой слышал кое-что от Василевского. Под Сталин градом, командуя корпусом, походя разгромил танковую дивизию румын, затем в темную ночь подвел свои бригады к Дону у Калача и захватил мост, после чего успел еще пройти навстречу мехкорпусу Еременко. Сделанное им говорило: ума и воли не лишен. А может быть, всего лишь помогали обстоятельства?

Родин, которому наконец не только сменили ромбы на звезды, но повысили в звании до генерал-лейтенанта, нагнал машины маршала на полпути к Фатежу. Высокий и дородный, он вылез из «виллиса» с весомостью, которую придали ему бои под Сталинградом, на путях к Курску и два высоких ордена, полученных за это же время.

– Ждать положено подчиненному, – заметил Жуков.

– Если бы ваша машина не сделала крюк, товарищ маршал, я предстал бы перед вами минута в минуту.

Сдержанная раскованность танкиста понравилась маршалу, и он, кивнув на подошедшего Пухова, без строгости спросил:

– Успели приглядеться-принюхаться к пехотным командармам?

– Через три дня командующий фронтом будет проигрывать с нами ведение обороны. Надеюсь, на нем мы как следует и познакомимся и приглядимся.

– В вашем уме на первом месте оборона или контрудары?

– В зависимости от действий противника.

– Выкрутился, как кавалерист. Но своих танкистов крепко готовьте к борьбе с танками, особенно тяжелыми. Изучили их слабые места?

– Под Сталинградом доводилось с такими встречаться. Но там их были единицы, здесь ожидается сотня, а может, и две и три.

Порасспрашивав, как идет восстановление армии, стрельбы боевыми снарядами по танкам-мишеням, о настроении в корпусах, Жуков закончил знакомство с Родиным:

– Предлагаю генералу Пухову собрать званый ужин и пригласить на него комкоров-танкисгов. Стаканчик или два – для умных командиров все равно, что взаимные обязательства не подводить в любых обстоятельствах.

– Знакомы с генералом Портновым?

– Нашли общий язык еще на Дону у Калача.

– Теперь он помощник командующего фронтом. Так что поищите понимание на более высоком уровне.

– Уверен, найдем.

В 70~ю армию Жуков направился по двум причинам: приглядеться к командарму и прощупать настроение тех солдат, которые собрались искупать свою вину, определенную приговорами суда за малые и большие преступления. Власть пообещала таким дать чистые билеты и затем право трудиться наравне со всеми гражданами страны. В армии, созданной весной из пограничников и военнослужащих НКВД, зеков было не столь уж много, но паршивые овцы, полагал маршал, могут своим драпом увлечь даже пограничников, еще не испытавших превратностей большой войны. В разговоре с членом Военного Совета Телегиным тот отозвался о зеках сдержанно: привыкают к фронтовой обстановке, гордятся, что попали на фронт, командующий которым хлебал тюремную бурду.

Командарм-70 встретил маршала на окраине Фатежа, изрядно порушенного авиационными налетами. Выслушав доклад генерала Галанина, Жуков спросил:

– Насколько знакомы? – Жуков повел тяжелым подбородком в сторону Пухова. – Как дальние родственники или близкие соседи?

– На стыке полос обороны встречались уже дважды. Необходимое обговорили, – ответил генерал Галанин.

Жуков окинул плотно сбитую фигуру командарма-70 полуулыбчивым взглядом – в сорок втором тот побывал немного у него замом.

– Похоже, Голиков, у которого ты почти год был замом, не гонял тебя по войскам – жирком обзавелся.

– Здоровье у меня всегда было добротное, да и Голиков действительно не гонял меня по войскам. После второго назначения на фронт все старался делать сам. И получалось – во многих местах опаздывал или решал впопыхах.

– Служа замом, не растерял командирские навыки?

– Я же прошел оперативно-стратегическую стажировку под вашей, товарищ маршал, дланью. А она выправила суставы многим и надолго. Я ваши уроки усвоил крепко-накрепко. Правда, Голиков тоже прошел вашу школу. И командиром, и замом. И во второй раз не справился с фронтом, значит, крепкая учеба не пошла ему впрок.

– Зубасто судишь, а ведь теперь он подбирает кадры на высокие должности.

– Я достиг своего потолка, так что в кандидаты на более высокий пост не попаду.

– Приближается грозовое лето, с ветрами и шквалами, а у тебя особая армия. И сформирована поспешно, и укомплектована еще не опаленными боями энкаведистами и пограничниками, плюс зеками.

– Зеки есть, но это мужики, попавшие в тюрьму и лагеря в основном за колоски, охапки сена для личной коровенки, ну и те, что болтали неположенное. На этих можно надеяться, как на строевых солдат. Что касается карманников, счетоводов, бухгалтеров, торговцев… настраиваем на боевой лад. Приказ наркома «Ни шагу назад!» с ними изучен, положения его подкреплены примерами из боевой практики.

– Хочу взглянуть на зеков и я. После рекогносцировки вашей полосы обороны проведешь меня к ним.

Маршальская машина пошла первой. Пробежала до реки Свала, впадавшей в Сейм, затем полевыми дорогами и прямиком проехали-докатили до Дмитров-Льговского, более или менее уцелевшего (в этих местах противник отступал поспешно, а в контрнаступлении его дивизии, выдвинутые сюда из-под Брянска, до городка так и не пробились). Маршала этот район интересовал по одной причине: сдвинется ли сюда главная группировка фельдмаршала Клюге, если прямой удар на Курск застопорится? Три раза остановился, опытным глазом присмотрелся к местности, прикинул, на какие рубежи лучше выдвинуть резервы, и сделал командармам знак приблизиться к нему. Распорядился:

– Генералам Пухову и Родину можно возвращаться к себе, мы с генералом Галаниным проедем к зекам.

Оставшиеся при маршале машины Галанин повел подальше от тех мест, по которым била дальнобойная артиллерия и которые бомбила авиация. К роте бывших зеков подкатили с тыла. Солдаты, углубляя траншею, не торопясь выкидывали землю на бруствер. А одна группа, с виду разбитная, сгрудилась у четырех игравших в карты. Заметив высокое начальство, картежники без спешки собрали карты и следом за уже спрыгнувшими в траншею направились по своим местам. Засуетились и командиры подразделений, неуверенно заставляя бывших зеков взяться за лопаты.

Георгий Константинович не сразу направился к солдатам – дал им время оценить ситуацию, и они принялись с неспешным усердием вгонять лопаты в грунт, аккуратнее выбрасывать землю, чтобы бруствер получался в меру пологим. Однако в их работе не увидел оправдательной торопливости за картежные минуты – знают себе цену.

Маршал вразвалку приблизился к ближнему взводу. Лейтенант, видно только что попавший на фронт, да еще поставленный командиром над солдатами, которые когда-то черт знает что творили, пробился по траншее навстречу ему, но когда разглядел большие звезды на погонах, замер с открытым ртом. Зеки тоже смотрели на Жукова во все глаза, веря и не веря, что маршал так близко подъехал к передовой, да еще пожаловал их своим вниманием.

– Узнали гостя? – спросил Жуков с усмешкой.

– Узнать-то узнали – маршал. Только вот фамилия не припоминается.

– Я запомнил – в газетах печатались фотографии. Маршал Жуков, – похвастался разбитной зек.

– С такой памятью надо идти в разведчики.

– Не берут – грехов за мной немало.

– Смоешь в дружной атаке, как в парной бане, возьмут.

– Поверили обещаниям гражданинам-начальникам, потому и записались в солдаты.

– А до обещаний душа не загоралась выкинуть немцев со своей земли?

– Как ей не запаляться, если у многих родные места оказались под ними. К тому ж не порешили ли они близких?

– Но в боях опасностей больше, чем в ваших бывших делах.

– Это, конечно, так, но только мучила еще одна дума: народ выиграет такую большую войну, а мы что для этого сделали? Как придется ходить среди гордых людей, особенно вблизи тех, кого наградили орденами-медалями. К тому ж, думалось, возьмет германец верх над Россией – нас, тюремщиков, вмиг изничтожат под корень, как никчемных цыган.

– Но и наша власть вас не жаловала.

– Не жаловала за наши дела, но не изничтожала подчистую. Получил срок, поработал с мозолями, и полсрока долой. Потом нас направили к нашему, из зеков, командующему фронтом.

– Он же сидел не за кражу или что-то подобное.

– А в тюрьме и даже в лагере всех стригут одной машинкой. Так что мы его считаем своим, а своего подводить заказано. Такая клятва-слух прошла между солдатами-зеками во всей нашей армии. Ну, а кто нарушит ее, воровской закон карает строго.

– А вот самосуды устраивать нельзя. Даже за тяжкий грех. За такой – штрафной роты не избежать. Вам же разъяснили, что это такое.

– А бывалые солдаты говорят, что в атаках судьба солдат штрафных и строевых рог одинаковая.

– Не совсем так. Пули и осколки разят солдат-штрафников и солдат-работяг почти одинаково, конечно, только штрафников определяют на более трудные задачи, а потому убитых и раненых среди них бывает больше. Потом солдатская честь!.. За сходный подвиг солдату орден или медаль, штрафнику только снятие вины, письмо на родину с благодарностью. Если подвиг оказывается таким, что помогает взводу или роте, то орден дается и штрафнику. Прощенным, особенно орденоносцам, после войны можно начинать новую биографию с чистого листа.

– Это как получится, товарищ высокий начальник. Все будет зависеть от житухи на воле. Трудно сложится (а при таком разоре, какой мы увидели на освобожденной земле не дай бог), трудно будет удержать руки, чтобы не добыть для выпивона и закусона.

– Тогда все фронтовые заслуги пойдут коту под хвост.

– Так-то оно так, но все же ордена и медали, если нам их дадут за геройство, будут учтены при написании приговора?

– На фронтовиков не заводят личных дел, в которые подшивают прошлые ваши дела. Отличился – тебе орден или медаль. Можете убедиться по отношениям к таким, как ваш комфронтом. У него орденов – на груди уже не помещаются.

– Если так, в труса играть не будем. Да и не в наших законах прятаться под бабьей юбкой.

– На фронте пока затишье. Вот и надо его использовать, чтобы зарыться по плечи в землю. Она, земля, спасает бойцов от всего – и от смерти, и от позора. А пойдет немец в наступление… Первое – не сдрейфить под артиллерийским огнем, второе – усидеть, когда на вас пойдут танки и пехота, третье – как можно больше изничтожить немчуры перед передним краем, а затем и за ним. Осилим его в обороне – побьем в наступлении.

В штаб фронта Жуков вернулся на закате солнца. Большую часть поездки он провел на ногах, за день машины намотали за пятьсот, но Георгий Константинович ощущал лишь легкую усталость. Рокоссовский со своей командой уже ждал маршала у дома, служащего ему кабинетом и местом отдыха. Поравнявшись с ним, Жуков спросил:

– Верховный звонил?

– Звонил два часа назад. Доложил ему, где вы, и он ничего не передал для вас.

– Будете выслушивать мои впечатления от поездки или сначала покормите меня и моих помощников?

– Предлагаю сначала пообедать-поужинать, а потом уже засесть за карты.

– Предложение принимается. Стряхну дорожную пыль и буду готов.

Хорошее настроение маршала разрядило тревожные ожидания. Маршал вошел в отведенный ему дом – Рокоссовский обратился к Портнову:

– Где побывал маршал?

– В тринадцатой и семидесятой. Строго поговорил только с Романенко. Сказал, что послезавтра может побывать у него с проверкой исполнения его указаний.

– Почему строго? В чем-то нашел недостатки?

– Тот мало попросил средств усиления, и он ему: трусливо просишь помощи. Потом пообещал ему столько, что командарм не сразу поверил.

– Если завтра маршал не возьмет вас с собой, проскочите к Романенко и помогите ему организовать противотанковую оборону. Это его слабое место.

– Слушаюсь.

– Более подробно о поездке маршала поговорим позднее.

За столом, накрытым тем, что смог сохранить военторг для особых случаев, Жуков привычно занял стул, стоявший в торце, справа и слева сели Рокоссовский и Телегин, остальные – по установившемуся в управлении фронта порядку. Выпили по рюмке «Особой московской» водки, закусили, и только тогда маршал отозвался о командармах:

– Пухов, думаю, на месте. Если немцы настроились прорывать оборону в полосе его армии, качества командарма, думаю, не учли. Или, уверовав в крепость новых танков, считают эту деталь обстановки несущественной. Но и такого генерала надо усилить как следует. Потребуется довести его армию до десяти и даже двенадцати дивизий – надо дать командарму недостающие. Пусть потом нас покритикуют историки, что мы нарушили организационную структуру. Вытерпим.

Перед тем как оценить Романенко, повернулся к Рокоссовскому:

– Может быть, еще по одной? «Особая московская» не разожгла еще аппетита.

– Готовы поддержать, – отозвался генерал Казаков.

Выпили по второй.

– Романенко. Вроде бы командармский стаж у него солидный, но в основном танково-наступательный, а нужен оборонительно-войсковой. Я ему пообещал перебросить с Западного и Калининского фронтов пять-шесть противотанковых полков. Соколовский и Еременко, конечно, заворчат. Но придет пора наступления, усилим их артиллерией с лихвой. Ваш фронт, Константин Константинович, в ближайшее время получит противотанковые бригады с новыми, более мощными пушками, самоходноартиллерийские полки. И… минимум две артиллерийские дивизии. В них по бригаде противотанковых орудий. Теперь о Галанине. Характером крепок, но временами может заупрямиться. То, что он был моим замом, Константин Константинович, не обращайте внимания. Заупрямится – поступайте, как найдете нужным. Если на главном направлении вам удастся остановить немцев в пределах армейской полосы обороны, считаю, не исключена их попытка прорваться к Курску через полосу Галанина. Армия его растянута, боковой прорыв не исключен, особенно если враг начнет наступление в начале июня, когда мы не успеем еще собрать в центре стратегического фронта формируемые артдивизии прорыва РВГК. Прошу вас, Константин Константинович, этот вопрос проработать и изложить свое мнение. Обсудим позже. Завтра я выезжаю к Ватутину.

Жуков сделал паузу, чтобы переключить внимание генералов на другое:

– Был у меня разговор с маршалом артиллерии Вороновым. Он предложил подготовить и провести контрартподготовку. Убеждал меня, а затем и Верховного, что эффективность ее может дать хороший тактический и даже оперативный результат. Ссылался на опыт Первой мировой войны и действия артиллерийской группы Сталинградского фронта. Мое мнение таково: если немцы займут исходное положение в мае, плотную контрартподготовку провести мы не сможем – фронты еще не получат артиллерийские дивизии, тем более корпуса, а попукивание одной армейской артиллерией мало что даст. В лучшем случае они попугают пехоту. Стрельба по танкам с закрытых позиций вообще пустое дело. А вот когда армии главной оборонительной группировки получат по артиллерийской дивизии, это по триста стволов крупных калибров в каждой, тогда можно будет как следует обсудить и проведение контрартподготовки. Но основными целями ее воздействия, считаю, должны стать исходная позиция пехоты, танки непосредственной поддержки, ну и какая-то часть огневых позиций артиллерии. – Выдержал паузу. – Мое мнение – это мое личное мнение. Подумайте над этим вопросом и вы, свои соображения доведите до Верховного. Выберем лучшее.