Текст книги "На рубежах Среднерусья"

Автор книги: Николай Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

9

Чтобы избавиться от неодолимой дремы, Катуков на часок придавил ухо. Встал как по заказу. Чистякова в блиндаже уже не было – перебрался на запасный НП. Михаил Ефимович вздернул свою поджарую фигуру, с хрустом потянулся и обрел командирскую свежесть.

– Никто не звонил? – спросил он адъютанта.

– Звонили из штаба фронта. Я ответил, что вы в дороге.

– Уже вернулся, если позвонят еще. Теперь на воздух.

Открытый НП был обшит старыми досками, взятыми, видимо, из порушенного крестьянского дома. Войдя в него, Катуков хозяйским глазом окинул округу, тускло освещенную отраженным от неба светом. Ко второй полосе обороны части противника пока вроде бы не подошли. На вопрос командарма подъехавший начальник разведки армии ответил:

– Пока приблизились разведгруппы. Пытались прощупать крепость наших бригад – потеряли две танкетки и четыре бронетранспортера. Наши танкисты подпустили их к себе на прямой выстрел и враз!..

– Выходит, главные силы Четвертой армии к нашим корпусам еще не подошли?

– Еще завтракают. Артиллерия их уже кое-что пристреляла.

– Получается, я спал, как медведь зимой.

– Крепко, товарищ генерал. Предстоящие сутки, а то и двое едва ли немец позволит вам подремать.

– Вытерпим и трое.

Неторопливость немецкого командования Катуков объяснил их уверенностью сегодня же закончить прорыв тактической зоны обороны и подойти к третьей, армейской полосе. «Что же… такое намерение вполне соответствует прежним взглядам и прошлогоднему боевому опыту. Только за день продвинуться в оборону, выдержавшую первый, самый мощный удар, да еще на двадцать километров Готу едва ли удастся. Ведь и стрелковые дивизии окрепли, танковые армии стали в два раза мощнее, а артиллерия, особенно противотанковая, и того больше», – и принялся обдумывать, куда и чем поведут наступление два танковых корпуса немцев. Вероятнее всего, сомкнут фланги и предпримут прорыв вдоль Симферопольского шоссе, а уже потом… как сложится ход прорыва.

Подтверждение оценки обстановки пришло чуть позже решения, подсказанного ситуацией: шоссе – любимое направление немецких ударов. У 2-го танкового корпуса СС слева и справа Ворскла и Липовый Донец. Истоки их тощие, но поймы речонок заболочены, до подхода ко второй полосе обороны в сторону от них не свернуть, да и не будет у Гота пока острой нужды, когда по прямой на север Обоянь – узел дорог на армейском рубеже обороны. А от нее еще одна соблазнительная приманка – село Бобрышево, где расположен штаб фронта. Даже сдвинув его с места – можно надолго нарушить управление.

Наступление противника возобновилось после короткого огневого налета по тем опорным пунктам, где были оставлены подразделения пехоты и по од-ному-двум танкам в них. Они составили как бы боевое охранение. Дождавшись, когда таранные отряды врага перейдут в атаку, они начали отходить под прикрытием артиллерии главных сил танковой армии, занявших вторую полосу обороны. На продвижение к ней противник затратил более часа – осторожничал. Да и атаку второй полосы предпринял только частью сил, в основном мотопехотных полков. Убедившись, что она будет обороняться крепко, принялся за основательную подготовку атак. На это у него ушло еще три часа.

Продолжение прорыва началось тогда, когда солнце уже принялось накалять броню и нагнетать духоту в танках. Как обычно, несколько ударов нанесли бомбардировщики, прикрываемые истребителями. В каждой группе насчитывалось по 25–30 самолетов. Еще не все всплески от бомб опали на землю, разразилась артиллерийская подготовка. С каждой минутой сплошное серое облако поднималось все выше и выше. Оно затемнило оборону так, что командарму и наблюдателям трудно было разглядеть соседние взводы и роты. Кончилась артиллерийская подготовка – в атаку двинулись группы танков и самоходных орудий по десять-пятнадцать в каждой. Среди них чуть уступом продвигались «тигры» и «слоны». Как только по «четверкам» и «тройкам» открывали огонь танки, занимавшие позиции в глубоких окопах, в ответ тут же открывали стрельбу тяжелые немецкие машины. Попав в башню, их снаряды рикошетировали, но каждый третий – пятый поражал «тридцатьчетверку» или противотанковое орудие. Соотношение потерь, подсчитал Катуков, один к одному – уже хорошо. Но пока ни один «тигр», ни один «слон» не вспыхнул, не перестал выцеливать свои жертвы. И командарм строго распорядился: «Огонь по танкам врага с дистанций более шестисот метров – не открывать!!!»

Шестьсот метров! Какое терпение и бесстрашие надо было проявить экипажам и расчетам, пока тяжелые бронемашины приблизятся на убойную дистанцию, то есть почти им под нос. На более дальний немецкие танковые пушки с одного-двух выстрелов подбивали и поджигали обнаружившие себя «тридцатьчетверки», не говоря уже о «семидесятках».

Соотношение потерь для бригад армии несколько улучшилось, когда немецкие танки надвинулись на минные поля. Но подорвавшиеся не горели: у них, вероятнее всего, разорвало гусеницы, повредило катки. Некоторые экипажи, конечно, контузило, подумал Катуков. Уже завтра-послезавтра будут восстановлены, и они войдут в атакующие линии и эшелоны. Ремонтное дело в вермахте налажено как надо.

Соотношение потерь в танках и противотанковых орудиях в общем, заключил командарм, в ка-кой-то мере получалось более выгодным для немецкой стороны – она мало теряла «тигров» и «слонов». А именно эти машины причиняли армии наибольшие потери. И все же потери вынуждали немецкие бронированные линии останавливаться, осматриваться, отыскивать и поражать опасные цели, прежде чем продолжать движение к следующему рубежу. Даже те потери, которые немецкие танки понесли вчера и сегодня, считал командарм, вынудят экипажи тянуть с возобновлением атак, командиров подразделений – оправдываться за невыполнение задач, а командиров полков и дивизий – задуматься, на сколько еще атак хватит у экипажей духа возобновить их или продвинуться до тех объектов и рубежей, которые им определило высокое начальство. На все это уходят минуты, десятки минут и даже часы, дающие обороняющимся передохнуть, перестроить огонь, занять лучшие позиции и замаскироваться на них.

Но вся заминка в продвижении танков противника продолжалась часа два. Как и вчера, под прикрытием огня «тигров» и «слонов» («фердинандов»), тягачи приблизились к подорвавшимся танкам и, взяв их на буксир, начали оттаскивать из-под огня. Когда эвакуация была закончена, вновь налетели бомбардировщики, открыла огонь артиллерия. С его переносом танковая линия вновь двинулась в атаку. За ними пошли бронетранспортеры. Потянулся, как и вчера, ближний, беспощадный с обеих сторон, бой. Он продолжался не столь долго и все же надорвал наступающих и обороняющихся. Бойцы обороны, хорошо зная систему траншей и ходов сообщения, начали подаваться в глубину, немцы, отстреливаясь, искали защиту в отвоеванных траншеях и блиндажах. На какое-то время огонь спал, наступала передышка, схожая с той, что возникает у людей после пережитого страха. Но в бою оно проходит быстро. У немцев требования верхов, по-видимому, оказались более жесткими – они возобновили атаки и продолжали теснить упрямых русских. Овладев одним рубежом, чуть задержались и пошли дальше. Через километр остановились. Только осмотревшись, поразив ряд целей, двигались еще. Опять неспешно, с остановками отдельных танков, которые выцеливали объекты или били в подозрительные бугры. С флангов по группам танков открывали огонь противотанковые орудия и танки из опорных пунктов, продолжавших держаться. Завязывалась дуэльная стрельба. Загорались «четверки», остановились три «тигра», но «фердинанды» («слоны») выдерживали разрывы снарядов. Их меткие выстрелы поджигали или подбивали «тридцатьчетверки» и легкие «семидесятки», не говоря уже о противотанковых орудиях и пулеметах. Истребительную картину боя расписывали трассы бронебойных снарядов и пулеметных очередей. В выси и в дали они перекрещивались, на миг образуя сеть с крупными ячейками.

Командарм Катуков озабоченно переводил свой взгляд с одного направления на другое. Поле боя он не сравнивал с батальным полотном художника – пытался распознать ход прорыва, который вел его личный противник генерал Гот. Не все просматривалось на участке шириной в тридцать километров, на котором вспыхивали, извергались, гасли и вновь вспыхивали очаги непримиримых схваток. Наконец к Катукову пришла догадка: немцы ведут прорыв методом прогрызания. В ходе Первой мировой войны он заводил прорыв в тупик и был раскритикован теоретиками всех армий. Но немецкие военачальники неспроста прибегали к нему. Хотя и медленно, но добиваются результата, благодаря новым мощным танкам и самоходным орудиям. На участке прорыва их около четырехсот, но пока едва ли удалось поразить полсотни, из них большая часть подорвалась на минах. Такие к исходу дня или завтра будут возвращены в бой и снова примутся поражать своими длинноствольными пушками его противотанковые орудия и танки. Значит, надо подправить тактику боя с ними. Катуков селекторно вызвал на переговоры командиров корпусов.

– Слушать внимательно! Тяжелые танки – наиважнейшие для ваших танкистов цели. В дуэльную стрельбу с ними не вступать, а подпускать к нашим танкам на пятьсот – шестьсот метров и поражать наверняка. При смене танками позиций широко использовать укрытия, подготовленные обороной, а огневые позиции артиллерии быстро приспосабливать для танков. Наиважнейшие: маскировка и терпение танкистов. Да, тяжелые немецкие машины страшны, но пусть наши танкисты скрипят зубами, зажимают свои яйца, но не открывают огонь, пока страшилища не подползут на убойную дистанцию. Ясно?! – И, выждав ответы, закончил: – Раз ясно, выполнять! Повторю фразу панфиловца Диева: отступать нам не по званию – мы гвардейцы. К тому ж за спиной у нас Курск, можно сказать, середина России. А за ним – знаете что… Всё!

На подходе к рубежу, на который отошли-отбежали танки и мотопехота, немецкая артиллерия открыла свирепейший огонь, чтобы танки и мотопехота могли прорвать его без задержки. Бомбардировщики тоже нанесли удары по районам, где могли оказать сопротивление танки русских и остатки гвардейской пехоты. Но поскольку фронт прорыва расширился, собранная артиллерия уже не могла выказать желаемую ярость. Между районами массированного огня оставались участки, по которым велся жиденький огонь. По этой же причине уменьшилась и плотность танков. Только за счет восстановленных машин командир 2-го танкового корпуса СС Хауссер смог сохранить броне-тараны, которые и завершили прорыв второй полосы обороны.

Практичный ум Катукова сразу уловил остроту той опасности, которую образовал противник: введет Гот армейский резерв – и его, Катукова, резерва не хватит, чтобы закрыть обширную брешь. Командарм без долгих колебаний послал 1-ю гвардейскую танковую бригаду, свою любимую, в опасное место. С ней он прошел всю Московскую битву. При нем она получила наименование гвардейской. Назначили его на корпус, упросил начальство оставить бригаду при нем. Не отказали в просьбе ввести ее и в состав 1-й танковой, когда она переформировывалась из танко-стрелковой в чисто танковую. Катуков любил ее и приберегал на черный день или час. Ветераны ее для него были младшими братьями, те, кто пришел для пополнения, – детьми. Они отвечали ему отвагой и преданностью.

Увидев колонну бригады на дороге, он по радио вызвал комбрига к себе. Ожидая подхода батальонов, напутствовал:

– Знаю, ты храбрый, порой до безумства, как написал когда-то Максим Горький о Данко. Но в предстоящем бою проявлять такую – не резон. Там, где тебе предстоит развернуть бригаду, есть большой совхозный сад. Он огорожен тополями, которые в майское цветение прикрывают яблони от ветров. Я загодя послал к нему армейских саперов, чтобы они подготовили тополя к подрыву. С подходом немецких танков к саду, дашь команду на подрыв тополей. Они образуют надежный завал. Танки немчуры вынуждены будут огибать его. Значит, подставят свои бока под выстрелы твоих танков. По опушке, обращенной к фронту, ты поставь всего одну роту, остальные по углам. Другими подразделениями займи отделения совхоза и хуторки. Полудугой. Грамотный, знаешь, для чего нужна дуга. Но танки располагай не в линию, а опорными пунктами. Пусть немецкие ползут между ними, подставляя твоим танкам бока, остальное додумаешь сам. Хитри, как лиса, но чтобы бригада твоя, поражая танки врага, сама несла потери как можно меньше. Опыт своей бригады ты изучил. Так воюй так, как она дралась с немцами под Орлом, Мценском и на всех полях Подмосковья. С Богом, как говорилось в старину.

Отпустив комбрига, Катуков стал на пригорок и, как на параде, пропустил колонны батальонов мимо себя, затем проехал до того места, откуда можно было увидеть ее вступление в бой.

Нет, она не рванулась на врага. С марша комбриг развернул батальоны и роты так, чтобы разорвать атакующие линии противника на части. Роту расположил в совхозном саду, двумя батальонами укрепил угол сада, хутор и отделение совхоза, отдельные танки расположил за скирдами прошлогодней соломы, в орудийных и танковых позициях, отрытых как запасные, экипажи тут же принялись укрывать и маскировать свои машины с той заботой, какую они проявили бы к любимым.

Наступления неприятеля пришлось ждать недолго. Как и в прежних атаках, танки передвигались медленно, с остановками. Отыскивали цели и слали по два-три снаряда и только затем перемещались на новые позиции.

«Тридцатьчетверкам» приходилось долго не открывать огонь, выжидая, когда немецкие танки и самоходки приблизятся на убойные дальности. И выстреливали в основном тогда, когда вражьи машины останавливались для стрельбы. Огонь открыли противотанковые сотки, только недавно полученные бригадой как бы для испытания в боях. Уже первыми выстрелами они подбили два «тигра», а третий подожгли. В ответ по ним открыли огонь сразу несколько танков и самоходок. И хотя орудия стояли в глубине сада, похоже, танкам противника удалось подбить или поразить наши расчеты осколками – их хлесткие голоса уже не доносились до комбрига.

Танки врага возобновили осторожное движение к саду, видимо, надеясь пройти между деревьями. Но тут на его опушке принялись рваться заряды и тополя один за другим, вздрогнув, стали валиться на землю, образуя сплошной завал. От неожиданно возникшей преграды танки, оторопев, встали, не зная, двигаться или отходить. Наконец, вероятно, поступила команда, дали задний ход и, отойдя на километр, пошли в обход сада. Когда вышли на уровень угла, из-за него вынырнули две «тридцатьчетверки». Промчавшись метров двести, они застопорились и тут же открыли огонь по «тиграм», шедшим подобно пастухам несколько сзади. Борта у них были намного уязвимее, и бронебойные снаряды пронзили их. «Тридцатьчетверки» тут же дали задний ход. Одна успела скрыться за углом сада, другая выбросила черный дым. Вскоре машину рвануло так, что тяжелую башню со стволом отбросило метров на сорок. Дерзость русских танкистов заставила немецких отдалиться от сада еще. Затем они взяли курс на хутор, уже исковерканный бомбардировщиками.

Атаку его предприняли после налета «юнкерсов». Пикируя, самолеты применили фугасные и дымовые бомбы. Лишь когда на хуторе загорелось все, что еще могло гореть, танки и бронетранспортеры посмели приблизиться к его развалинам. «Тридцатьчетверки» ответили несколькими выстрелами, подбив две «четверки» и бронетранспортер. Шедшие к хутору машины подмяли под себя и хутор, и всех, кто посмел убить их комрадов.

Что-то сходное происходило и по другую сторону огромного сада. Да, бригада подбивала и жгла немецкие танки, но теряла от их огня не меньше.

Вопреки предписанным обязанностям командарм наблюдал весь бой любимой бригады – одной десятой армии. Она гибла на глазах, сжимая до боли его сердце, но он не разрешал ей отойти хотя бы за сад: если бригада отойдет, в ее обороне возникнет брешь. И не только у нее…

Радист осторожно произнес слова «товарищ генерал». Они вывели Катукова из минутного оцепенения. Он взял протянутый ему шлем с наушниками и услышал сердитый голос комфронтом:

– Почему ты не сидишь на положенном тебе месте? У тебя же назревает опасность на стыке с Москаленко.

– Противник пробил брешь у Яковлевки. Пришлось послать последний резерв – свою родную бригаду. Надо было присмотреть за ней.

– Ведет бой?

– Ведет. Но «тигры» и «слоны» жгут ее машины, даже укрытые в саду и в палисадниках хуторян.

– Вы командуете армией и надо болеть за все ее войска. Немедленно возвращайся на свой НП и без промедления позвони мне. Предстоит серьезный разговор. Между нами девочками. Понял?

Катуков на всех газах помчался на свой НП. Взял телефонную трубку и услышал сдержанно-упрекающий голос:

– Конечно, потери в Первой гвардейской танковой бригаде чувствительны – она же была и должна оставаться примером для всех танковых войск, но распускать нюни негоже. Ты уже дважды гвардеец, если оценить проведенные тобой бои под Москвой и Сталинградом.

– Видите ли, Первая гвардейская – для меня что дочь родная. Смотреть, как она сгорает… тяжелее, чем в гроб опускать.

– Сочувствую, – еще больше смягчился Николай Федорович. – Но не меньшая беда у тебя назревает у разгранлинии с Москаленко.

– Мне что, мчаться туда? – с сердцем спросил Катуков.

– Спокойнее. Мчаться не нужно. К основанию западного клина, вбитого Готом, по моему приказу Москаленко заканчивает выдвижение трех дивизий. Они закрепят фронт до Пены. По сведениям авиаразведки, сорок восьмой танковый корпус загибает фронт твоего шестого танкового корпуса к Новенькой. Там может возникнуть брешь. Из резерва Ставки мне передали десятый танковый корпус. Оп укрепитучасток между Псёлом и Симферопольским шоссе. Но одну или две бригады ты можешь развернуть восточнее речонки Пена. Будем создавать для танковой армии Гота оперативный мешок. Завяжем его у Ольховатки – танковое сражение на подступах к Обояни нами будет выиграно. Ориентирую: третий танковый корпус немцев пока только расширил плацдарм, захваченный на Северном Донце под Белгородом. Его удерживают дивизии Шумилова. Но не исключено, даже вероятно, завтра армейская группа «Кампф» нанесет удар на север и может вторгнуться в твою полосу обороны.

– У меня там ничего нет!..

– Знаю. По распоряжению Ставки в междуречье Северского и Липового Донца спешно выдвигаются два свежих корпуса. Поставь их на тыловой армейский рубеж. И с него – ни на шаг!!!

– Фронт моей армии и Чистякова растянулся уже километров на сто двадцать. Войска наши перемешались. Надо как-то разграничить наши обязанности.

– Что предлагаешь?

– Войска правого фланга от переднего края до Калиновки подчинить Чистякову. Ведь на этом участке займут оборону три дивизии Москаленко. Мой шестой и стрелковый корпус Чистякова связаны боем с сорок восьмым танковым корпусом Гота. Далее на восток два моих корпуса и опять две дивизии Чистякова. Весь этот участок подчинить мне.

– Добро. Распоряжение Чистякову я отдам.

– Но к югу, товарищ командующий, участок железной дороги Курск – Белгород мне держать нечем. А там, как вы сказали, могут вклиниться в полосу Шестой армии войска армейской группы «Кампф», у которой такой же танковый корпус, как и два у Гота.

– В междуречье Липового и Северского Донца будут выдвинуты две дивизии из армии Крюченкина, одна уже там. В дополнение к ним в междуречье, как я сказал, выдвигаются два танковых корпуса. Так что оперативный мешок будет укреплен со всех сторон.

Оттого количества войск, которые направлялись в полосу армии, у Катукова, как говорится, голова пошла кругом. В его подчинении, по сути, шли почти две армии. И свои корпуса действуют на разных направлениях. Сможет ли он разумно управлять таким количеством войск? И опыта нет, и средств связи с ними тоже. К тому же новые корпуса надо принять, определить им задачи, да так, чтобы новый состав армии представлял что-то единое, и это единое работало по единому замыслу. А как образовать это единое, если положение поступающих в армию соединений неизвестно. К тому же дороги танковым корпусам может перекрыть «Кампф».

Оператор, присланный начальником штаба на помощь, к счастью, уже успел уточнить положение танковых корпусов, и когда командарм в раздумье произнес неопределенное «ну», расстелил перед ним карту с последней обстановкой. Многое на ней было известно командарму, и он начал прикидывать, где какой корпус следует посадить в оборону. Контуры нового решения начали вырисовываться, когда вспомнил о генерале Чистякове – обходить его негоже. Адъютант быстро соединился с его НП и подал трубку.

– Иван Михайлович, комфронтом звонил тебе?

– Только что закончили с ним разговор.

– Ну и как?

– Распределение наших обязанностей вполне разумное, но ты, наверное, заберешь свой шестой танковый к себе?

– Если ты обойдешься без него, готов забрать, чтобы нарастить глубину обороны.

– Прошу день-другой повременить. Он прикрывает наиболее вероятное направление удара. По некоторым признакам, гитлеровский корпус готовится перенести свой главный удар.

– Хорошо, вхожу в твое нелегкое положение. Но не бросай его в контратаки, как у нас принято. Танки расходуй экономно.

– Понимаю, понимаю, Михаил Ефимович.

– Тогда успехов тебе. И мне от них будет легче.

Захватив карту, Катуков вышел в открытый НП.

Поле горело, но даже на линии соприкосновения сторон не сплошной огненной полосой, а кустами. Наиболее густо они загорались и разгорались у Симферопольского шоссе и правее от него. Именно сюда, полагал Катуков, Гот поставил свои танковые корпуса, и они, углубляясь в оборону, все явственнее разворачивали часть сил в стороны. Эсэсовский – влево от шоссе, 48-й – пытается пробиться вдоль шоссе. Но основные его силы явно поворачивают к западу. В чем суть этого разворота? – возник у командарма тревожный вопрос. – Расширить участок прорыва? Заставить 6-й танковый корпус Гетмана отойти на север или к прежней разгромленной армии Чистякова? Определенный ответ не пробивался. Возникло лишь предположение: Гот задумал расширить фронт наступления, растянуть фронт обороны армий и тем создать для себя больше возможностей нащупать слабые участки в нашей обороне и через них пробиться к Обояни, а затем к Курску. По-видимому, надо собирать силы западнее Псёла. Через заболоченные берега Псёла тяжелые танки Гота едва ли пройдут, а если настойчивый Гот решится преодолевать Псёл, он потеряет немало времени.

Когда принялся набрасывать порядок перегруппировки частей, заявился Попель – заместитель по политчасти. Служа в танковых войсках Киевского военного округа, генералы слышали друг о друге, но война так разбросала танкистов, что Попель о подвигах бригады и корпуса Катукова лишь читал в газетах. Хотя война уравняла их, в душе Попель пока не мог признать старшинства Катукова, вытекавшего из введения единоначалия в тактических звеньях Красной Армии. Он, Попель, на армейских постах, почитай, два года (ведь мехкорпус в начале войны был посильнее теперешней армии), а Катукову доверили танковое объединение – и полгода не прошло. И то с оглядкой.

– Здравствуйте. Недосуг мне было заглянуть в штаб, тем более в политотдел. Комфронтом поставил срочную и нелегкую задачу, – первым заговорил Катуков.

– Понимаю. Но с НП-то можно было хотя бы позвонить и сориентировать меня в ней? – с мягким упреком спросил Попель.

– Надо было, – согласился Катуков, еще не обретший в полной мере того самого единоначалия, которое вытекало из решения ЦК.

Попель, услышав в голосе Катукова намерения ставить себя выше члена Военного Совета армии, примирительно предложил:

– Может быть, нам пора заменить «вы» на «ты»?

– Я не против, но побеседовать с переходом на «ты» не позволяет обстановка. Противник так разорвал Шестую армию, а личный состав ее пережил столько потрясений, что нам надобно заново узнать, на что он способен, какие задачи могут оказаться преувеличенными, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Попель поджал губы. Просьба командарма, конечно, обоснованная, но тон ее… больше похож на приказ.

– Что, не товарищеская просьба?

– Да нет. Моя обязанность быть там, где тонко. Тональность ее…

– Обращать внимание на такую чепуху, когда под ногами земля горит… И не так скоро придушим ее поджигателя.

– Ладно. Ради дела замнем первую размолвку.

– Согласен.

– Так куда мне мчаться?

– Побывай у Чистякова, узнай его оценку состояния войск, затем загляни к Гетману. Он танкист гордый и может проявить излишнюю самостоятельность, когда будет получать от Чистякова-пехотинца боевые задачи. Пусть гордится не званием танкиста, а тем, что на его плечи подвешивают фланговые с его корпусом дивизии и две бригады десятого танкового. Эти силы должны предотвратить прорыв вражеских танковых дивизий к западу. А вдоль шоссе я постараюсь укротить продвижение дивизий Хауссара к Обояни. В его корпусе зверюг побольше, да и личный состав почти поголовно гитлеровцы. К тому же ему могут подбросить бригаду «пантер». Тоже голыми руками не возьмешь.

– Задача ясна – обсуждению не подлежит, Михаил Ефимович.

– Вот мы и перешли на «ты».