Текст книги "На рубежах Среднерусья"

Автор книги: Николай Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

6

Для генерала армии Ватутина оборонительная операция фронта на южном фасе Курского выступа была первой в его командовании войсками. При отражении германского контрнаступления из Донбасса на Харьков почти сразу пришлось отводить армии с Днепра на Северный Донец. К тому же основное решение по срыву намерений Манштейна принимал Георгий Константинович. Он, собственно, и защитил его от наказания за просчет в оценке намерений противника. Голикова за такую же ошибку сняли с должности, а его только переместили с Юго-Западного на Воронежский фронт. Еще подобную допустить невозможно! Вот это «невозможно» и породило у Николая Федоровича то состояние, которое не позволяло ему спокойно и трезво оценить обострившуюся ситуацию. Прорыв вражеских танков к тыловой полосе обороны недопустим – с него предусмотрено нанесение мощного контрудара резервами Ставки – Степным фронтом или частью сил его. Более того, в эти же дни намечен переход в контрнаступление Брянского и Западного фронтов. К нему намечено подключение Центрального, Степного и Юго-Западного фронтов. За то, что ты не создашь благоприятных условий для нанесения контрудара резервом Ставки, Верховный может спустить тебя по служебной лестнице так, что ты не соберешь и костей. За сегодняшний день Сталин уже звонил трижды. В последний раз упрекнул: войска Рокоссовского держатся стойко, а ваши оставляют последнюю позицию главной полосы обороны. Хотелось возразить: севернее Орла участок прорыва немцев пришелся не только по 13-й армии, но и по фланговым ее соединениям ее соседей, у него же – только по 6-й гвардейской, да еще вспомогательной – южнее Белгорода, почти такой же группировкой войск, как и на главном направлении. Рокоссовский мог включить в состав армии Пухова двенадцать дивизий и заблаговременно занял ими оборону сразу на двух полосах, в 6-й же дивизии, как и в других армиях фронта, к началу операции имелось только по семь дивизий. Пять из них Чистякову пришлось посадить на первую полосу, а из двух образовать армейский резерв. Сам Василевский не счел возможным в чем-то поправить командарма. Тот поступил в соответствии с рекомендациями Генштаба. И вот к чему это привело, хотя войска Чистякова дрались упорно. Но какую бомбежку и артподготовку провел Гот! Сумасшедшие! Началась атака – оборону принялись долбить и раскалывать «тигры», «слоны» и «пантеры», объединенные в таранные группы. И все же войска 6-й армии за восемь часов наступления двух танковых корпусов и двух армейских трижды останавливали их. Но они раз за разом возобновляли атаки и пробили три опаснейших пролома. Из них танковые корпуса могут нанести сходящиеся удары и окружить дивизии Чистякова, еще удерживающие центр полосы обороны.

Отчаянное положение 6-й гвардейской подталкивало Ватутина дать ей еще силы и средства, но Чистяков уже получил дивизию из армии Крюченкина, а к правому флангу его армии выдвигаются еще три дивизии из армии Москаленко. Плюс Василевский направил Чистякову 10-й танковый корпус, а сам Верховный выдвигает в полосу его фронта два танковых корпуса из Степного и Юго-Западного. Но когда эти два танковых корпуса поступят под его начало? Их могут задержать удары авиации врага, не дай бог, собьются с пути, воткнутся в клин, вбитый в оборону фронта армейской группой «Кампф». Возникшие оправдания вроде бы позволяли звонить Верховному, но просить у него использовать армию в обороне? Это же расписаться в собственной беспомощности. Может быть, что-то подскажет начальник штаба? Ватутин позвонил Иванову:

– Зайдите, Семен Павлович.

Начальник штаба вошел без стука в дверь. Открыв ее, сразу подошел к рабочему столу командующего. Рядом с приземистым Ватутиным он выглядел тяжеловесом. В повадках его не виделось ни скованности подчиненного, ни тем более намерения подладиться под начальника. Общался уже со многими, знал их достоинства и слабости, поэтому взял себе за правило иметь и высказывать собственное мнение – ведь начальник штаба правая рука командующего, а у некоторых и голова.

– Присаживайтесь. Что нового у Чистякова?

Иванов не без словесного блеска доложил обстановку в полосе 6-й гвардейской армии. Закончил вопросом:

– Вам необходимы мои соображения по решению?

– Естественно. Только не соображения, а предложения.

– Я готов высказать и предложения.

В высказанных репликах еще улавливалась не-притертость между командующим и начальником штаба. Желая оставаться весомой фигурой в управлении войсками фронта, Иванов с подчеркнутой четкостью доложил свои предложения, настоятельно рекомендуя командующему сохранить 1-ю танковую армию до решающего момента операции.

– А чем же тогда мы сможем помочь Чистякову? У него отчаянное положение. В случае обострения обстановки вдоль Симферопольского шоссе на тыловой рубеж можно переместить две дивизии с Псёла.

– Пошлите самолет-разведчик, пусть наш офицер разыщет на марше подходящие к нам танковые корпуса и определит, когда они смогут войти в назначенные им районы.

Большего командующему фронтом от начальника штаба пока не требовалось. Но и то, что требовалось, было крайне важно для принятия решения, которое могло развязать тот узел обстоятельств и противоречий, которые сплелись в полосе обороны 6-й армии и за ее пределами. Да, командарм обоснованно требовал помощи. Та, которая ему была уже выделена, позволила в какой-то мере сохранить целостность обороны, но эта целостность может быть разорвана в ходе очередного натиска танковых корпусов Гота. При подсчете возможностей армии, по которой противник мог нанести свои удары, соотношение сил выглядело вполне надежно – фронт располагал большим числом танков, но крепость новых немецких танков была вскрыта по тем единичным экземплярам, которые удалось подбить и захватить под Ленинградом и при попытке того же Манштейна пробить коридор от речонки Мышкова до окруженной армии в Сталинграде. Однако количество новых танков, собранных для наступления на Курск, позволило противнику получить новые способы действий своих соединений: группы «тигров», «фердинандов» и «пантер», объединенные с новыми «четверками» в таранные группы, своим огнем с дистанций, превышающих дальность прямого выстрела «тридцатьчетверок», расстраивали противотанковую оборону, а затем боевые линии «четверок», «троек», и мотопехота зачищала те районы, которые немецкие командующие и командиры наметили для захвата.

Ватутин в раздумье ушел в себя, пытаясь вскрыть изъян в примененном противником методе наступления. И кое-что разглядел: в методе «прогрызания», кажется, заметен оперативный норок – таранные группы танков после третьего штурма обороны дивизий первого эшелона не использовали благоприятный момент для рывка вперед. Эшелон развития прорыва у них вообще не создан. Значит, прорыв будет вестись с тактическим продвижением, то есть по пять – восемь километров за день. Это предоставляет нам возможность направлять резервы туда, где в обороне наметятся разрывы.

«Так-то оно так, – придержал ход мысли Ватутин, – но армейских резервов и части фронтовых, выделенных Чистякову, оказалось недостаточно, чтобы предотвратить прорыв главной полосы обороны. Рокоссовскому это удалось, поскольку он заранее занял войсками полосы обороны. И вот… Он задержал вражеские танки на второй позиции. К исходу дня рассчитывает заставить 9-ю армию протоптаться на третьей, а ночью перенести усилия войск Пухова на вторую полосу обороны, что позволит зажать группировку врага в выдолбленной ею рытвине. Вероятно, Константин Константинович сам или по подсказке Жукова принял более рациональное решение, но свое уже не переиграешь, – с сожалением подумал Ватутин. – Такое возможно только на съемках кино. Надо решать, какие указания отдать генералу Чистякову».

Казалось бы, поправить свое решение было несложно. Задача фронта остается прежней – оборонять Обоянь-Курское направление. Его и следует срочно усиливать. Но чем? За десять часов сражения командарм израсходовал почти все общевойсковые и противотанковые резервы. Из весомых осталось только танковая армия. Вроде бы нависшая опасность прорыва второй, а затем и тыловой полос обороны позволила без долгих раздумий просить Верховного, чтобы разрешил ввести танковую армию в сражение. Но, но… Он может сказать: оборонительная операция фронта – часть летней кампании. В ходе нее предстоит не только сорвать летнее наступление групп армий вермахта, но и освободить западные области России, восточные Белоруссии и всю Левобережную Украину с ее промышленными и продовольственными районами. Используешь танковую армию в обороне, чем тогда будешь осуществлять наступление к Днепру, к матери русских городов – Киеву?

Ватутину вспомнилось обсуждение в Ставке замысла той части летней кампании, в которой предстояло освободить огромную территорию. По фронту – за восемьсот километров, по глубине – от трехсот до пятисот. Следовательно, главные силы фронта с танковой армией в их числе должны быть использованы в контрнаступлении. Отсюда, танковую армию надо сохранить до решающей схватки с врагом. Но?.. Если вражеские танковые корпуса прорвутся за пределы обороны фронта, Ставке придется более крупные силы направить против них. Это одно. Контрнаступление Брянского и Центрального фронтов с юга лишатся опорных районов, и они вынуждены будут с оглядкой влево, наступать к Днепру, а наступление Степного вообще может не состояться – его армии придется направлять против войск немецких групп армий. Отсюда?..

Комфронтом опять приостановил ход своих рассуждений. Продолжил с других положений. Не может быть, чтобы германское командование в решающей кампании ограничилось наступлением на одном стратегическом направлении. В Донбассе стоит 19-я танковая армия, такая же мощная, как и те, что начали наступление в полосе его фронта. Группировкой войск с одним танковым корпусом в ней Манштейн повременит наносить удары к Нижнему Осколу. Но когда стратегический фронт на Средне-Русской возвышенности будет раздроблен, наступление армий южного крыла группы армий Манштейна вполне вероятно. Отсюда?..

Который уже раз Ватутин произнес это слово, но формулировать решение приостанавливался. Подошел к карте, на которой была начертана обстановка пяти фронтов – Западный, Брянский, Центральный, Воронежский и Юго-Западный. Мысленно сформулировал решение, стукнул ладонями по столу и позвонил адъютанту:

– Соедините меня с Василевским.

Василевский ответил тотчас.

– Александр Михайлович, прошу выслушать мое решение.

– Жду.

– Считаю необходимым выдвинуть Первую танковую армию на вторую полосу обороны. Без нее армия Чистякова окончательно может быть разгромлена и противник образует такую брешь, что Ставке будет трудно залатать дыры Степным фронтом.

– Нужна моя поддержка или сам доложишь свое решение Верховному?

– Доложу и выложу доводы сам. Если согласен с моим замыслом, прошу поддержать.

– На мою поддержку можешь рассчитывать.

Перед тем как позвонить Верховному, Ватутин дважды набрал в широкую грудь воздуха и только затем взял трубку «вертушки». Несмотря на то, что он много раз лично докладывал Верховному и выслушивал его указания, а сегодня уже трижды отвечал на его звонки и докладывал о ходе отражения натиска вражеских группировок, сейчас испытывал противную робость, причину которой не мог объяснить себе. Вспомнилась прошлая весна, когда он, Ватутин, перегруппировку немецких дивизий расценил как подготовку Манштейном к отводу войск за Днепр, что оказалась грубой ошибкой, ибо вместо отступления Манштейн предпринял контрнаступление и его, Ватутина, армии оказались отброшенными за Северный Донец… Верховный тогда часть вины взял на себя, поскольку утвердил его решение овладеть Днепропетровском и Запорожьем. Сейчас подобный оборот дел еще не просматривался – армия Гота вклинилась только на 4–7 километров, а армейская группа «Кампф» на Северном Донце лишь захватила небольшой плацдарм. И все же…

Когда Верховный произнес «Слушаю вас, товарищ Ватутин», Николай Федорович, укротив волнение, четко доложил свой замысел по вводу в сражение 1-й танковой армии.

Вопрос последовал после долгой паузы:

– Не рано ли, товарищ Ватутин?

– Мне больше нечем подкрепить Шестую гвардейскую.

– Фронтовой резерв использовать в первые дни оборонительной операции?!

– На армию генерала Чистякова наступают два очень сильных танковых корпуса и два армейских. Мой штаб не совсем точно определил мощь четвертой танковой армии, особенно возможности новых танков.

– Не сваливайте вину на штаб – он работал у вас под рукой. Как чувствует себя генерал Чистяков? Не потерял ли голову от наметившегося поражения его армии?

– Голову не потерял, но крайне обеспокоен наметившимся разрывом группировки его армии на три части, между которыми утрачена огневая связь.

Сталин долго не произносил ни слова. И последовал не ответ, а вопрос:

– Ваш замысел товарищ Василевский одобрил?

– Да. Он сказал, что я могу рассчитывать на его поддержку, если она потребуется.

Опять молчание.

– Что ж, товарищ Ватутин. Вы с некоторым запозданием нарастили крепость противотанковой обороны Шестой гвардейской армии, вот в ней и образовались опасные трещины. Противник может превратить их в бреши, которые не так-то просто будет закрыть и более крупными резервами. Ввод первой танковой армии разрешаю, но предупредите Катукова, чтобы он придерживался тактики, которую применял в Подмосковье, командуя там бригадой.

– Ваше указание, товарищ Сталин, до него будет доведено при постановке ему задачи.

– Где сейчас находится Хрущев?

– Был у себя.

– Пусть позвонит мне.

Ватутин отошел к полевому телефону и позвонил командарму Чистякову. По «слушаю вас» Ватутин догадался: за долгое ожидание звонка он истомился и надеется только на желанный для него ответ.

– Так, Иван Михайлович. Армию Катукова я ввожу в вашу полосу обороны, но не подчиняю вам. Наоборот. Вся ответственность за срыв дальнейшего наступления войск Гота возлагается на командарма танковой. Однако это не значит, что вы можете устраниться от самого активного противодействия врагу. Танковые корпуса займут оборону на важнейших направлениях, ваши дивизии, вероятнее всего, будут действовать между ними. Поэтому задачи им ставьте исходя из указаний Катукова. Обиды и прочие недобрые чувства постарайтесь упрятать поглубже. Положение вашей армии слишком серьезное, чтобы личное «я» мешало делу. Уяснили, Иван Михайлович?

– Как не уяснить, Николай Федорович.

– Вот и хорошо. В чем-то разойдетесь с Катуковым – звоните мне.

– Не беспокойтесь, общий язык с Михаилом Ефимовичем мы найдем, – с облегчением заверил Чистяков.

7

У Хрущева была своя система оповещения. О звонках Сталина связисты и операторы обязаны были докладывать ему без промедления. О разговоре Сталина с командующим фронтом он узнал еще до его окончания. Ватутин своим звонком подтвердил, что он, Хрущев, почему-то потребовался и ему.

В сложившейся на фронте обстановке ждать дружеского разговора с Генсеком не приходилось, и Никита Сергеевич не раз нервно прошагал от стены к стене своего добротно сбитого просторного блиндажа. Как член Политбюро он считал невозможным гибнуть от бомбежки, тем более от шального снаряда. В летней униформе, озабоченный предстоящим разговором со Сталиным, он никак не походил на генерал-лейтенанта. Не убеждал принадлежность его к военным верхам ни коверкотовый китель, сидевший на нем все же мешковато, хотя был недавно сшит мастером из цековского ателье, ни новые генеральские погоны. Казалось бы, как член Политбюро, в который были отобраны наиболее выверенные и активные партийные функционеры, что предполагало обсуждение партийных и государственных проблем и вопросов на равных, он, Хрущев, давно убедился, что в равные ни Сталин, ни другие члены Политбюро, особенно Молотов не принимают его. Отчуждение усилилось с началом войны, особенно после цепи поражений Юго-За-падного фронта, в котором он был членом Военного совета – ведь этот фронт имел наибольшее количество танков и самолетов. Да и минувшей весной он убеждал Верховного, что войска под командованием Ватутина и при содействии его, Хрущева, способны освободить Днепропетровщину, а оказались на Северном Донце. И вот, только наметился прорыв обороны одной армии, Сталин потребовал его к телефону. Что это значит? Если фронт потерпит поражение, как прошлой весной и летом, его могут не вернуть на должность первого секретаря Украины. Позвонил Сталину позже, чем обычно, и получил упрек:

– Не потому ли, товарищ Хрущев, вы задержались, что вашу Шестую армию Манштейн фактически разорвал на куски?

– Я, товарищ Сталин, находился в Седьмой гвардейской армии. Так командующий и я распределили между собой свое пребывание в войсках. Но я постоянно осведомлялся о положении в Шестой. И как только мне сообщили об ухудшении положения в ней, я поспешил на КП фронта. Что касается Седьмой – она держится, противник захватил совсем небольшой плацдарм.

Отвечая Сталину, Хрущев, как обычно, многое недоговаривал: почему, например, Седьмая все же допустила форсирование противником Северного Донца – достаточно серьезного препятствия для танков; какая опасность кроется в захвате на нем плацдармов и как это может повлиять на общий ход сражения на южном фасе Курского выступа? Почему он, член Политбюро, не забил тревогу, когда означилось рассечение армии Чистякова и вернулся на КП фронта, а не поехал прямо в Шестую армию? Ведь там назрел кризис для всего фронта.

Различные виды неправды не раз спасали Хрущева от политических крушений и способствовали продвижению вверх. Не слишком очевидная ложь, преуменьшение недостатков и преувеличение успехов обычно ему прощались и создавали в его работе благополучный, даже успешный фон. Ложь стала для него бронезащитой от фронтовых выездов.

Сталин знал о его брехливости, но был уверен в том, что Хрущев своими прошлыми связями с троцкистами, усердным уничтожением «врагов народа» в Москве и на Украине железно приковал себя к генеральной, а значит, и его, Сталина, линии. В свою очередь, Хрущев тоже знал, что он по-прежнему нужен Генсеку и ничего сокрушительного не предпримет по отношению к нему – ведь на повестке дня стоит освобождение Украины, а в ней он создал те кадры, которые будут прочно держаться его линии Кольченко, Коротченко, Корниец, Крайнюков…

Последние указания Сталина Хрущев слушал уже совершенно спокойно.

– Вертитесь волчком, но вы обязаны наглухо остановить вражеские танковые корпуса при любых обстоятельствах. Вам Ставка дополнительно выделила три танковых корпуса – это полтысячи танков. Тыловая армейская полоса при любых обстоятельствах должна быть удержана!

8

Получив указания комфронтом, Катуков, внимательно отслеживающий ход наступления танковых дивизий противника, без долгих раздумий выслал вперед по танковой бригаде от каждого корпуса, чтобы они помогли стрелковым дивизиям удержать то, что те еще удерживали, и выиграть время для занятия обороны главными силами армии. Но без согласования с командармом Чистяковым определять им районы не стал.

По общей и военной подготовке Катуков не принадлежал к «шибко» грамотным. Звание «комвзвода» и «комроты» получил в боях Гражданской войны. Между двумя войнами полгода поучился на курсах «Выстрел», где тактике батальона учили добротно, а в тридцать пять прошел еще одни курсы – уже при Военной академии имени Сталина. Там и там при оценке обстановки и принятии решений выказал сметливость и здравый рассудок, хотя спотыкался на теоретических премудростях.

Человеческую твердость проявил, когда вопреки установившимся понятиям о преданности и боязни попасть под подозрения особистов стал ухаживать за женой «врага народа», получившего срок без права переписки. Сколь ни отговаривали его, сколь ни предупреждали и ни стращали последствиями, поступил по любви и по совести. И вот за год до войны Катя – его жена. Два года сопровождает его на всех фронтах и передовых, куда бросали его бригаду, затем корпуса, и вот теперь комфронтом поставил его армию под главный удар врага.

Домчался до НП Чистякова мигом. Тот пока находился на прежнем, до которого долетали рикошетирующие снаряды «четверок» и «тигров».

– Здорово, Иван Михайлович: – Катуков протянул длинную руку командарму, не сразу оторвавшему глаза от карты.

– Здравствуй, здравствуй, Михаил Ефимович. Спасибо, что поспешил мне на помощь. Дела в моей армии сложились хуже некуда. Она разорвана натри части. Вот, взгляни на карту. Без твоей помощи не соберу дивизии ни на одном рубеже. На ночь глядя, главное – как вывести из беды те дивизии, что еще держатся в первой полосе обороны.

– Не позавидуешь тебе, Иван Михайлович. Давай вместе покумекаем, как сначала отвести твои дивизии на промежуточную позицию. Собрать все на одном рубеже, да еще в такую короткую ночь, не удастся, а перемещать их в светлое время – наверняка погубить. Еще хуже – пропустим корпуса Гота ко второй полосе, если не дальше. Предлагаю вот что: двумя моими бригадами усилить твои части, которые задержали клинья немцев, а одну поставить в промежутке между ними. Отойдут твои дивизии за мои бригады, посмотрим, чем и как им помочь.

Едва командармы закончили передавать по рациям задачи своим соединениям, за дверью блиндажа фыркнул «КВ». Катуков осведомил Чистякова:

– Мой. Я проскочу на промежуточную, присмотрюсь к ней и там встречу свои бригады.

– Что ж… теперь ты мой начальник.

– Не будем считаться, кто и насколько старший из нас.

Выйдя из блиндажа, довольно легко поднялся на танк, влез в башню и дал знак механику-водителю трогаться. За «КВ» последовали «тридцатьчетверка» и «Т-70». Приметив тощую рощицу на неприметной высоте, Катуков остановил на ней свою машину. Близь и даль уже погрузились в наступающий мрак. До тыловой границы первой полосы обороны оставалось два-три километра. Поднял к глазам бинокль– различил черные корпуса нескольких немецких танков. Около них вроде бы слонялись или готовились к ужину экипажи. Их беспечность удивила командарма. Ведь дай прицельный выстрел – и всех наповал. Неужели немцы уже забыли беды под Сталинградом и уверовали, что и третье военное лето снова будет немецким? Желание жахнуть по вражеским экипажам заскребло горло – воздержался, можно накликать беду на отходящих пехотинцев.

Сумерки еще более уплотнились, и на флангах того клина, который удерживали две дивизии Чистякова, начался отход. Его означала то и дело вспыхивающая стрельба. Всполошенная, злая – со стороны немцев (проморгали начало отхода русских) и редкая вынужденная – наших подразделений. Она не обеспокоила командарма. Вдоль Ворсклы и Липового Донца отход прикрывали надежные комбриги.

К середине ночи на промежуточную позицию отошли две дивизии, оборонявшиеся между клиньями врага. Катуков не стал их задерживать – пусть отходят сразу на вторую полосу и там переведут дух. За день в полуокружении хватили лиха по макушку.

Пехота и уцелевшие противотанковые орудия скрылись в темноте – танки остались одни. Между ними продолжали отходить пехотинцы, в ночной суматохе отбившиеся от своих подразделений. Начал заниматься рассвет – отходили и отползали только раненые.

Со стороны противника донесся тонкий, порой завывающий гул моторов – видимо, начали рыскать разведывательные «тройки» и бронетранспортеры. Приблизились – предположение подтвердил комбриг Драгунский. Командарм распорядился: подойдут поближе – поразить наверняка, чтобы не донесли того, что рассмотрели. Так и произошло. Пять «троек» удалось спалить, две все же отошли.

С восходом солнца, когда немцы нередко возобновляли наступление, Катуков подал сигнал бригадам вернуться в состав корпусов. Сам же подался на НГ1 Чистякова. Войдя в блиндаж, освещенный крестьянскими лампами, Катуков снял фуражку и протер ее околыш.

– Как отошли твои гвардейцы?

– Пятьдесят вторая и шестьдесят седьмая, можно сказать, вполне сносно. За день боев состав их уменьшился на треть, а пехота и того больше. Но солдаты и офицеры дух сохранили. А вот те полки, что притупляли бронеклинья, уполовинились. По орудьям и танкам поддержки – даже больше. Немцы понимают – в них основная сила обороны и не жалели для них ни снарядов, ни бомб.

– Похоже, отходить из твоих войск уже некому. Пожалуй, и нам пора перебираться на вторую полосу. Чую, Гот рассержен за более чем скромное продвижение, и нам надо ожидать, что он прикажет ввести резервы корпусов и добавить им «тигров», а возможно, и «пантер». Давай разберемся, где твои войска осели в обороне густо, а где на живую нитку. Мои корпуса заняли оборону так: шестой – справа, в центре – механизированный, слева – гвардейский. Сегодня Гот, вероятно, возобновит наступление после девяти-десяти. Чтобы подбодрить своих «золдатен», распорядится дать завтрак поплотнее и обязательно со шнапсом. Успеешь ли, Иван Федорович, за оставшееся время переместить свои части, чтобы укрепить промежутки между моими корпусами?

– За минувший день мои солдатики вымотались до чертиков. Но раз надо – километр-другой прошагают и проползут. Гитлеровские танковые корпуса и дивизии сила серьезная.

– Да, мощью каждый из двух, пожалуй, перетянет мою армию, если считать силу их танков не штучно, а по огню и крепости брони. Но и на черта найдется управа. Мои танкисты изучили все слабые места и «тигров», и «слонов», и даже «пантер». В кулачный, то бишь огневой, бой ввязываться с ними не будут, настроились подпускать на прямой выстрел и бить наверняка. Стрелять с больших дистанций – себя губить. У немецких танков и самоходок прямой выстрел в полтора раза дальше.

– А как насчет контрудара? При проигрыше операции на картах он предусматривался.

– Ты же слышал – я возражал наносить их в первые два-три дня. Сейчас одним махом врага побивахом – не получится. В обороне нужно терпение и терпение. Потом, не обижайся, твои дивизии не удержали те районы, опершись на которые было бы можно вонзить в какой-то германский корпус кинжал из брони. Но наш командующий от нанесения контрудара моей армией не отказался. Пока немец не надсадил ему синих шишек. – Поняв, что отозвался о Ватутине не совсем тактично, сменил разговор: – Так что будем докладывать комфронтом, с чем мы осели на второй полосе?

– У верхов бывает так: за номером они видят дивизию или корпус целехонькими, а в них половина, и та измочалена боевыми невзгодами.

С Ватутиным соединили минут через десять. По тону, которым адъютант доложил о готовности командующего фронтом выслушать командармов, Катуков догадался – он только что закончил разговор с Верховным. Когда Катуков услышал «Слушаю вас», ровно доложил новое положение своих корпусов и решение.

– А не лучше ли ваши корпуса держать компактнее? – возразил комфронтом.

– Тогда большая часть полосы обороны придется на дивизии Чистякова. А их противник изрядно потрепал, особенно в противотанковом отношении.

– Все равно, не выкидывайте из головы контрудар. Именно для контрударов предназначаются танковые армии в обороне.

Катуков не возразил – ход дела покажет, для чего и когда лучше использовать танковую армию.