Текст книги "На рубежах Среднерусья"

Автор книги: Николай Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

13

Прошли последние дни мая, начался теплый, местами уже жаркий июнь, а на Курской дуге все еще было спокойно. Но опытный глаз все отчетливее улавливал: это спокойствие летнего дня перед надвигающимся грозовым шквалом. Но рванет он не сегодня и не завтра, а недели через три. Этот вывод у Георгия Константиновича окреп после телефонного разговора с Василевским, состоявшимся перед его отъездом в Москву. Но, облетая на самолете «У-2» районы расположения резервов Ставки, в местах сосредоточения войск Степного фронта он увидел, что в ряде мест люди Конева болтались, как на гулянках, полагая, что в глубоком тылу их никто не увидит. Однако немецкие самолеты-разведчики в темные часы могут долететь и до Дона, а с рассветом разглядеть, сколько же войск Ставка придвинула к Курскому выступу. Опытные германские военачальники не решатся начинать летнюю кампанию крупным наступлением. И Жуков вмешался в дела, которые были возложены на Василевского, хотя это вмешательство было не вполне этичным. Но и лететь к Коневу душа противилась: придется сделать строгий выговор, и Иван воспримет его как намерение еще раз показать свое превосходство. Но дело требовало, и прямо с аэродрома Жуков направился в штаб фронта.

Ворота во дворе уже были открыты, и его машина, чуть сбавив скорость, подкатила к кирпичному дому, поцарапанному осколками от разорвавшегося когда-то снаряда.

Троица генералов, стоявших на крыльце – Конев, Сусайков и Захаров, – на мгновение подтянулась, углом сошла на землю и полупарадным шагом приблизилась к Жукову. Конев отрапортовал сдержанно, сохраняя достоинство, чтобы Жуков убедился: неудачи и наказания не сломили его волю и умение думать. Член Военного Совета Сусайков прошел не одну командирскую и комиссарскую должность, но счел за лучшее остановиться позади командующего. Начальник штаба Захаров, уже набравший солидный вес, держался свободнее. Служил начальником штаба стратегического направления при Ворошилове, с Коневым победно прошел от Валдая до Двины, Затем с ним же пережил две неудачи. Поэтому даже грозный Жуков не сковывал его.

Сейчас Георгия Константиновича интересовал только Конев. В летней кампании Степному фронту отводилась важная роль – составить главную силу при переходе от обороны в контрнаступление и пробить стратегическую брешь на Харьковеко-Кременчугском направлении. После двух серьезных неудач и ссылки на Северо-Западный фронт сохранил ли Иван волю, трезвый ум, чтобы успешно выполнить такую задачу?

Войдя в кабинет Конева, Жуков уселся за его столом, взятым из кабинета районного руководства, и заговорил об увиденном в расположении войск фронта:

– Только что я облетел расположения ваших войск в районах сосредоточения. Впечатление… неважное. Подчиненные вам командующие и командиры, похоже, не понимают простой вещи: по расположению стратегических и оперативных резервов неприятель может определить наш замысел на ведение летней кампании. Солдаты и офицеры болтаются, как москвичи на улице Горького до войны. Пролет одной-двух «рам» за реку Тим – и расположение войск вашего фронта окажется для него яснее ясного. А если немец узнает о нахождении пятой танковой и сорок седьмой армий в районе Россоши!.. Нам выгодно, чтобы германское командование не отказалось от летнего наступления. Пояснять вам – нет необходимости. Так что самой жесткой рукой наведите порядок в войсках. Надень, особенно на утро, установите такой порядок, чтобы оборудование фронтового и государственного оборонительных рубежей велось ограниченными силами, наиболее интенсивно – ранним утром и вечером. Танки укрыть в балках и рощах, в порушенных врагом населенных пунктах. Гражданское население отвести за Дон. Прошлым летом донские казаки догадались, по какой нужде мы это делаем, и этим летом безропотно покинут свои насиженные места, а вам следует организовать надежную охрану, чтобы любители похрустеть зеленью не шастали по огородам и погребам.

Конев обиженно пригнул голову: командующему фронтом подсказывать такие мелочи… Жуков, чтобы не вспылить, отведя взгляд, помолчал и только затем продолжил:

– Согласуйте с командующим воздушной армией, чтобы он выделил вам один-два истребительных полка с постоянным дежурством эскадрилий для пресечения полетов самолетов-разведчиков над расположением ваших войск. Пока всё. Дальнейшее обсудим, когда разберусь в ваших планах.

Конев повел зама Верховного в комнату, где когда-то проводил совещания директор совхоза. В ней находился офицер из оперативного управления. Тот заканчивал отработку карты. По резкому жесту Конева от тут же покинул зал.

Жуков подошел к столу и принялся рассматривать на картах расположение войск фронта, не пропуская ни одного кружка, рубежа обороны и позиций на них.

– На сколько процентов готов рубеж обороны по реке Тим?

– Его инженерное оборудование – обязанность фронтов первого стратегического эшелона, – с подчеркнутой четкостью ответил Конев.

– Вы исключаете занятие его своими войсками?

– Возникнет необходимость – непременно.

– Так надо знать, каков этот самый рубеж, как лучше расположить на нем свои войска.

– Этот вопрос прорабатывается.

Жуков косо взглянул на Конева – явно соврал. Ибо в «прорабатывается» входило и согласование перемещений войск в ходе оборонительного сражения, но уличать командующего не стал, чтобы не выбить вятского безлошадника из седла.

– Хорошо. Сколько времени уйдет на выдвижение ваших армий на рубеж развертывания для контрудара, если противник создаст угрозу выхода к Курску с севера?

Конев этот вопрос не прорабатывал, ибо полагал, что войска его фронта будут решать задачи в полосе Воронежского фронта и только при переходе в контрнаступление. Правда, учитывая, что Ватутин штабник, не проведший ни одной нормальной оборонительной операции, может допустить прорыв своей обороны. Но в этом случае Степной фронт нанесет мощный контрудар, который непременно послужит началом контрнаступления. Конев и доложил маршалу этот вариант действий.

Жуков сжал губы и, помолчав, заключил:

– Ставка исходит из того, что оборона Центрального и Воронежского фронтов должна выстоять и не допустить прорыва. Поэтому ваш вариант оценки обстановки при вводе в оборонительное сражение будем считать критическим. До приезда Александра Михайловича на ваш фронт предлагаю проработать еще два варианта: ввод части войск фронта для оказания помощи войскам Воронежского и ввод ваших армий в непосредственное соприкосновение с врагом для перехода в контрнаступление.

Осечка в оценке обстановки при вводе войск фронта в сражение остро задела самолюбие Конева, и он не без усилия над собой произнес «слушаюсь!». Жуков оценил сдержанность Конева и примирительно заключил:

– Принимать решение на фронтовую операцию по памяти – дело крайне сложное. Поэтому, прикинув его на глазок, надо наложить его на карту и привязать к местности. Так поступают даже классные модельеры. Поэтому сначала проскочим к Щиграм, оттуда к железной дороге Воронеж-Оскол, затем, Иван Степанович, посмотрим, насколько оборудованы оборонительные рубежи вашего фронта. В оставшееся время я проскочу в танковую армию Ротмистрова.

Щигры для Жукова были важны потому, что противник, упершись в прочно удерживаемый Курск, непременно сместит свой удар именно к этому городку, чтобы замкнуть кольцо окружения, в котором, по его расчетам, окажутся войска двух фронтов. Это пять армий, около пятидесяти дивизий. Хотя Георгий Константинович был убежден, что сюда враг не пробьется, но контур предстоящего сражения все же может криво изогнуться. Прикинув, как сохранить проход для отвода войск на оборонительный рубеж Степного фронта, маршал помчался к Дону. По нему оборудовался государственный рубеж обороны. Вернее, восстанавливался. На нем сейчас работала саперная армия вместе с местными жителями. Они многое уже подправили, укрепили, в ряде мест берега реки эскарпировали.

Вдоль оборонительного рубежа Жуков помчался к последнему пункту полевой поездки – к городку Лиски. Здесь, у моста через Дон, его встретил командарм пятой танковой Ротмистров. Как мог узнать? В расположении его войск хотел появиться неожиданно – не получилось.

Жуков остановил машину, не доехав до командарма. В его облике увидел солидность и – гордыню. Второе пришло к нему, когда командовал танковой бригадой под Москвой, а должность командарма сделала его высокую пополневшую фигуру вроде бы каменной, будто он готовил ее, чтобы на пьедестале выглядела несгибаемой при любых фронтовых обстоятельствах. Усы, прежде несколько вислые, теперь острыми кончиками отлетали в стороны. Во время доклада, по-лекторски отточенному, глаза генерал-лейтенанта выражали величественную мудрость. Жуков недолюбливал командующих, спешивших получить очередное звание и должность, Ротмистров жаждал очередного.

Посадив командарма в свой «виллис». Жуков помчался по расположениям танковых корпусов. Уже у Острогожска он увидел «болтающихся» танкистов. Свернул к югу – «болтающиеся» стали попадаться на глаза одиночками и группами. Голосом, налившимся возмущением, спросил:

– Вы что, командарм, устроили выходной для своих войск?!

– Моя армия еще заканчивает переформирование. Вот и…

– На войне, генерал, выходных не бывает! Одно предупреждение о начале немцами наступления не подтвердилось, и вы расслабили свои войска.

– Никак нет, товарищ маршал, – возразил Ротмистров. – Мои войска начали готовиться к наступлению. Я побывал у комфронтом Ватутина – он собирается наступать.

– Собирался. Но уже все свое внимание переключает на оборону. Советую и вам настроить свои ученые мозги на оборону. Вам надо прекратить бардак в расположении корпусов и без промедления начать учить подчиненных борьбе с танками, особенно тяжелыми. Вы хоть одно показательное учение по такой теме провели?

Ротмистров не решился оправдываться:

– Планирую.

– Добейтесь того, чтобы каждый экипаж знал все уязвимые места «тигров» и «пантер». Все танки и самоходки, вооруженные орудиями с дальним прямым выстрелом, собрать в батальон и держать их в резервах корпусов. Что останется – держите в своих руках. Как лучше, no-вашему, применять в обороне танковую армию в полном составе?

– Согласно рекомендациям Генерального штаба, танковую армию новой организации (то есть без стрелковых дивизий), при наличии в ней семисот восьмисот танков, целесообразно использовать для нанесения контрударов.

– А что-то иное ваша ученость не подсказывает?

– Если оборона первого стратегического эшелона будет прорвана в короткие сроки (как в прошлом году), из танковой армии можно поставить огненно-броневой барьер на участках, где танковые силы врага образовали уже брешь.

– Ах, как хочется вам, танкистам, действовать самостоятельно и завоевать ведущую роль танковых объединений в современной войне, – с сарказмом отметил Жуков. – Ради этого вы без оглядки готовы губить танковые корпуса и армии, не задумываясь: а что дальше? А дальше у нас контрнаступление. Вести его без крупных танковых масс – все равно, что плестись с грузом на клячах. Танковые армии и корпуса надо сберегать при самых трудных обстоятельствах. Наносить ими контрудары до того, как танковые группировки врага не буду! обескровлены, – это все равно, что класть голову льву в пасть. В цирке это выглядит сверхсмело, но там звери отдрессированы, а наш противник дрессировке не поддается. Пока. Сам будет стремиться расширить пасть так, чтобы в ней оказалось побольше наших сил, особенно танковых. Так что не кидайтесь на врага, пока не выбьете у него половину зубов. Вы ученый и потому поразмыслите, как вести борьбу с танковыми корпусами, особенно с группами тяжелых танков и самоходок. Может быть, что-то стоящее и надумаете.

– Конечно, танковые массы врага – сила очень серьезная, особенно тяжелые машины. Но в моей армии при доведении ее численности до штатного состава будет около восьмисот машин.

– И потому соотношение в танках в нашу пользу? Только танк танку рознь. А еще выучка экипажей, в основном новобранцев. В боях у них глаза будут косить, а руки дрожать. В силу этого мощь вашей армии уменьшится минимум на треть. Приказываю вам: в первую очередь осмыслить боевые действия вашей гвардейской армии с не гвардейскими пока корпусами в усложнившихся условиях войны и выработать рекомендации вашим подчиненным, вплоть до танкового экипажа, как им держаться в боях.

Жуков отдавал себе отчет, что наговорил командарму немало лишнего (ведь знает, что надо сделать до боя и в ходе него). В общем, поступил как цыган-отец, превентивно выпоровший своего отрока. Когда его спросили, за что он так обошелся с сыном, цыган ответил: «А чтобы знал: за настоящие проказы достанется намного больше».

14

У Россоши Жуков взглянул на солнце – оно заметно скатилось к горизонту, а до штаба фронта по кривым дорогам за триста километров. Прощаясь с Ротмистровым, все же ободряюще пожал ему руку и помчался на Старый Оскол, оттуда до штаба Ватутина уже рукой подать – по прямой всего сто километров. Благополучно переехали по хилому мосту через тощую речонку Оскол, в темноте подкатили к истоку Сейма, и тут шофер не заметил указатель на объезд – на едва сметанном из жердей мостке машину тряхнуло так, что Жуков, крепко сжав зубы, не смог ругнуть шофера. Тот выскочил из машины, присмотрелся к провалившимся передним колесам и горестно признался:

– Виноват, товарищ маршал. До моста, похоже, руки саперов еще не дошли, и вот…

Подбежали сопровождавшие маршала офицеры, еще два водителя. Порученец ругнул маршальского шофера, что просмотрел объезд, и подошел к маршалу, от боли откинувшему голову на спину сиденья.

– Что, товарищ маршал?

– Проклятый радикулит. Как затухший вулкан, опять проснулся, и вот дышу с передыхом.

– Может быть, вас перенести в нашу машину?

– Пошевелиться невозможно.

– А мы осторожненько.

– На осторожненько мой радикулит не сбавляет своей свирепости. Ну, давай…

Скрипя зубами, маршал сполз на землю. Здесь его уложили на плащ-накидку и перенесли в пикап, на дне которого уже было постелено все, что могло смягчить неистовство радикулита. Шофер, включив фары, повел машину с осторожностью заботливой няньки. На подъезде к штабу раздался злой окрик «Погасить огонь!!!». Машина порученца вырвалась вперед, и окрик уже не повторился.

Неожиданный приезд маршала в штабе вызвал переполох. Сам комфронтом подошел к пикапу. Увидев маршала измученным, сочувственно спросил:

– Вы ранены, Георгий Константинович?!

– Почти. Радикулит так прострелил меня, что не позволяет ни стонать, ни дышать.

– Может, вас сразу в госпиталь?

– Невмоготу ехать еще.

На носилках Жукова перенесли в штабной лазарет, уложили на кровать. Голенища сапог пришлось разрезать. Врач, наслышанный о крутости характера пациента, боялся совершить неосторожное движение, потому действовал неуверенно, ошибался и причинял Жукову боли, и получил от него:

– Что ты охаешь и ахаешь! Виктор, помоги ему повернуть меня на грудь.

Помощник поддел руки под спину маршала, врач обхватил его поясницу, офицер из охраны приподнял ноги. Боль простреливала крестец раз за разом, заставляя маршала стискивать зубы. Уложили на топчан – врач, оголив поясницу, принялся прощупывать сочленения костей с такой осторожностью, что Жуков ругнулся:

– Доктор, диагноз очевидный – радикулит. В прошлом году лишь за неделю меня избавили от этой напасти. Сейчас неделю лежать мне недосуг. Принимай меры, чтобы через день-два я мог сидеть, ходить, ездить.

– Я не специалист по спинномозговым болезням…

– Тогда вызывайте специалиста из госпиталя.

Врач поспешил из лазарета.

– Товарищ маршал, может быть, привезти вашего доктора и Лиду? Они же поставили вас на ноги за два дня.

– Сколько уйдет у них на дорогу…

– Позвоню Руденко, он доставит их к утру.

– Если так – действуй.

Вскоре из ближайшего фронтового госпиталя привезли хирурга. Выслушав порученца и врача, он достал свои инструменты и сделал маршалу новокаиновую блокаду. Измученный несусветными болями, Жуков вскоре затих, а через час даже выпил чай с бутербродами.

Поздним утром Жуков проснулся от прикосновения мягких ладоней. Открыл глаза – у кровати стояла Лида. Подумалось – явилась во сне. Нет, кротко улыбнулась, шепотом произнесла:

– Здравствуйте, товарищ маршал.

– Здравствуй, здравствуй, Лида. Как это тебя так быстро доставили сюда?

– Самолетом. Ваш доктор не смог приехать, но все, что нужно, собрал, и я привезла с собой. Когда можно сделать вам массаж с зельем Кирилла Васильевича?

– Немного позже. Чувствую себя совсем разбитым.

– Хорошо. Помочь умыться?

– Протри лицо и руки мокрым полотенцем, и будет достаточно.

После процедуры и завтрака в блиндаж, обшитый тесовыми панелями, осторожно зашел Ватутин. Жуков представил Лиду:

– Моя целительница. Лида.

Николай Федорович сделал вежливый поклон – он был наслышан об особом отношении маршала к своему фельдшеру.

Чтобы не мешать, возможно, деловому разговору маршала с высоким генералом, Лида вышла.

– Что-нибудь новое в поведении немцев обнаружилось? – спросил Жуков.

– Да. Несмотря на строжайшее соблюдение немцами мер оперативной и тактической маскировки, все же удалось вскрыть их приготовления к прорыву. Колебания неприятельских фельдмаршалов насчет наступать или не наступать, похоже, заканчиваются. Склоняются они к тому, чтобы вынудить нас открыть летнюю кампанию наступлением. Поэтому я высказал Верховному идею перехода наших фронтов в наступление, чтобы ударить по врагу до его полной готовности.

– А ваши войска полностью готовы к летней кампании?

– Всегда что-то остается недоделанным. У противника тоже. Вот поэтому, полагаю, он и переносит сроки наступления. По выводам Ставки, он будет решать проблему кампании в пределах центральных районов европейской части нашей страны. Глубокие удары он нанести не сможет. Поэтому считает: главные цели кампании можно решить в районах, расположенных на стыке России и Украины. Возможно, товарищ маршал, противник поступит так, как предполагает Генеральный штаб. Но ведь своими переносами наступления он укорачивает нам время для выхода на Днепр и захвата на нем плацдармов.

– Я убежден: немцы вот-вот, то есть через неделю-две, непременно предпримут грандиозное наступление. Оно по многим причинам им крайне необходимо. Об этом я уже говорил вам. Но если я не убедил вас своими доводами, придется вам, Николай Федорович, настроиться на выполнение того, что предписала вашему фронту Ставка!

Рекомендации московского лечащего врача, его бальзамы и сильные пальцы Лиды, которыми она массировала маршальскую поясницу, уже на вторые сутки притупили боль. Георгий Константинович стал менять положение тела, определяя, позволит ли ему радикулит поворачиваться с боку на бок. Позволил, хотя и с предупреждением: еще рано вставать, тем более мотаться по Курскому выступу.

В блиндаж вошли связисты и поставили еще один телефон, прозванный «вертушкой». Жуков тут же позвонил в Москву и доложил о себе Верховному.

– Не вовремя подстрелил вас радикулит, – заметил тот. – Может быть, прислать вам врача из «кремлевки»?

– Завтра-послезавтра встану и примусь за дела. Пока же буду принимать людей в своем блиндаже.

Жуков действительно уже на третий день рассмотрел план контрподготовки со схемой огней, снял с нее несколько массированных огней, предусмотренных для подавления артиллерии и резервов.

– На такой дальности стрельбы вы только попугаете пехоту, а танки и не чихнут. Огневой удар если что-то и причинит им, то к моменту ввода в сражение они придут в себя и поведут наступление вполне организованно. Главные задачи артиллерийской контрподготовки – сорвать или существенно пригасить атаки. Забуксует прорыв первой полосы обороны – скажется и на наступательном духе резервов.

В кровати принял и Ротмистрова. Тот приблизился собранным, но не скованным, в глазах полная готовность доложить все, что требовал от него представитель Ставки.

– Пока сесть на стул не позволяет смешная болезнь. Не обидитесь, если я выслушаю вас в постели?

– Радикулит – тоже ранение, а раненым устав позволяет докладывать в том положении, которое для них возможно.

– Тогда слушаю вас.

– Маскировка расположения танковых корпусов наведена и проверена с воздуха. Лично главное внимание уделил разработке действий танковой армии при нанесении ею контрудара…

– И что?

– Не исключено возникновение встречного сражения. Только оно будет иметь совсем иной вид и ход, чем мы изучали его в академиях.

Жуков, не отрывая взгляда от усов Ротмистрова, внимательно выслушал соображения танкиста и одобрительно заключил:

– Что ж… ученый, поварившись в войсковой практике, способен выдать стоящее. – И протянул Ротмистрову руку.

Хотя Георгий Константинович верил в свое умение предвидеть, скудость данных разведки тревожила и его. Но вечером к нему на прием попросился командарм 2-й воздушной и, едва войдя в блиндаж, пригладив черные усы, с радостным придыханием доложил:

– Приятную весть приятно и докладывать.

– Именно?

– Один мой герой с эскадрильей летчиков в предрассветных полусумерках пролетел за Путивль и обнаружил танковую дивизию. Двигаясь с юга, она укрывалась в лесных массивах у Воржбы.

– О! – воскликнул Жуков. – Представь этих летчиков к самым высоким орденам. Их данные стоят полдюжины сбитых самолетов. Пусть к Ворожбе проскочат еще раз и облетят этот район. И тут же на аэродром.

– Будет исполнено, товарищ маршал.

От радостного возбуждения Жуков опустил ноги на пол – радикулит не дал знать о себе. Тогда маршал встал. Движения ног и рук лишь обозначили недавнюю боль. Это еще более взбодрило Георгия Константиновича, и он с широкой улыбкой человека, который может приступить к делу, посмотрел на открывшуюся дверь – в проеме стояла Лида. Она тщетно пыталась обрести прежний заботливо-уважительный вид, но душевная тревога не позволила ей справиться с волнением.

– Что-нибудь случилось, Лида? – с тревогой спросил Георгий Константинович.

– Не-ет, – ответила она с радостью от заботливости Георгия Константиновича.

– Но я же вижу.

– Георгий Константинович, я, наверное, устала.

– Выражение лица расходится с твоими словами. – Жуков хотел спросить прямо: «Что-нибудь по женской линии?» – не спросил. О ней он уже не раз задумывался, но не находил выхода из создавшейся ситуации – жена, дочери, Лида и служба. Возникшее молчание подтверждало его догадку. Лида опустила голову. Георгий Константинович наконец решился на откровенный разговор:

– Выходит, Лида, предосторожности не оградили тебя от…

– Выходит…

– Как не ко времени!.. – непроизвольно вырвалось у Жукова. Объяснять, что «не ко времени», он не посмел, ибо это означало обвинить ее в случившемся. Но виноват-то больше он. – Что будем делать?

Маршал, военачальник, не терпевший чьих-либо советов, сейчас полагался на решение малоопытной девушки.

– Вернусь в Москву – подумаю.

Выбор у Лиды был невелик: жить с ребенком одной или сделать аборт. Аборты запрещены, о подпольном аборте могли прознать, и на репутацию Георгия Константиновича ляжет черная тень. Конечно, сейчас его не обвинят в содействии преступлению – он нужен фронту, и очень. Но при случае припомнят и сожительство с ней, и запретный аборт. Иногда он проговаривался об интригах вокруг него, и Лида считала их неизбежными, а потому не задавала вопрос: «А что потом? После окончания войны?»

Казалось бы, маршалу, заместителю Верховного Главнокомандующего, следовало давно перейти на короткие увлечения, которые Сталин не ставил пока в вину ни одному из забаловавшихся командующих ни фронта, ни армии. Его снисходительность стала понятна лишь после того, как в верхах распространился его ответ Мехлису, который в своем докладе потребовал самым суровым образом наказать одного из командующих, который не добился выполнения важной оперативной задачи: провалил операцию потому, что завел шашни с артисткой фронтового ансамбля. Ответ был по-сталински грубым: «Не всякому крепкому мужику удается выдержать долго холостяковать, не спать же томимому желанием командарму или командиру с козой».

Связь Жукова с Лидой продолжалась уже почти два года. Она покорилась ему безропотно, как покорились многие из его окружения. Но она расценивала их отношения совсем иначе, чем другие подчиненные. Чем больше она узнавала его вне службы, вне тех выговоров и предупреждений, которыми он порой щедро награждал военных мужчин, тем понятнее и ближе он становился ей. Наедине она все меньше замечала между ними разницу в годах. Но маршальское звание, эти огромные звезды на погонах, беспрекословное послушание больших генералов отдаляли Георгия Константиновича настолько, что она не позволяла себе считать их отношения супружескими. За эти два года и его суровая душа не одним швом скрепилась с Лидой. Не раз возникал вопрос: «А не соединиться ли с Лидой по-семейному?» Ведь с женой давно чужие. Но тут же возникали возражения: как воспримут уход дочери, особенно младшая, любимая? Как сложится жизнь жены? Ведь привыкла жить генеральшей-маршальшей. Воюет за это с озлобленной настойчивостью, хотя давно знает – нелюбима. Каким-то образом прознала, что при себе Георгий держит молодую фельдшерицу и, конечно, грешит с ней, если, будучи командующим Западным фронтом, когда от КП до дома было всего ничего, редко заезжал домой.

Но самым большим препятствием для женитьбы на Лиде была военная служба. Жуков ее не то что любил, она проникла в каждую клетку его крепкого организма, и он готов был жертвовать всем, лишь бы до конца войны остаться в том положении, в которое она его поставила. Каким признанием народ может наградить его и за одержанные победы, и за те, которые еще впереди. И не на год-два-три, а на вечные времена!

При ясном осознании своего значения в том, что он сделал для спасения страны и непременно сделает еще, Жуков остался человеком, которому все человеческое не было чуждо. С присущей его натуре страстностью он хотел иметь сына, наследника своей славы и, возможно, образования военной династии Жуковых. Но при всей крепости его крепкой фигуры две женщины, любимая и жена, принесли ему трех дочерей. Кого может родить для него Лида? Если четвертую дочь, он прослывет бабьим маршалом – семь на одного! Хотя семь в народе считалось божественным числом, Жуков от такого окружения цепенел, становился никчемным, порченым мужиком, победы которого казались случайными, и нечего о них звонить во все колокола.

Не мог он сейчас пообещать Лиде, что когда-то станет законным отцом ее ребенка. После долгого молчания надо было что-то сказать – все слова, хорошие и жесткие, застряли в горле.

– Медицина не придумала, как определить, кого может родить женщина – мальчика или девочку?

– Кажется, нет.

– А сами женщины по поведению ребенка во чреве матери не могут предугадать появление на свет солдата?

– Бывает, и девочки проявляют ребячий характер.

– До проявления характера того, кто зародился в тебе, Лида, еще немалый срок. Может быть, повременим принимать решение?

Лида поняла, что Георгий Константинович ни в эти дни, ни позже на что-либо не решится. В нем уже не раз прорывалась тоска по сыну. Прежде она отмалчивалась, поскольку предосторожности позволяли избежать беременности. Но что она могла ответить Георгию Константиновичу, кроме того, о чем он спросил – может быть, повременим?

На лице Жукова возникла улыбка, глаза повеселели, и он пересел к столу, чтобы сидеть напротив Лиды.

– Давай, Лида, вместе пообедаем, – хотел добавить «ты да я, да…» – не решился.

– Согласна. Мы давно не отмечали наши встречи.

Слово «отмечали» обычно предполагает радость, веселье, но сегодняшний вечер закончился грустно. Для Лиды единственным утешением было то, что Георгий Константинович был к ней по-родственному внимателен, и ничто не сказало ей, что эти минуты – расставание навсегда.

Лида Захарова оставалась личным фельдшером Жукова до конца войны, несколько лет они проводили вечера вместе, она поехала с ним в одесскую ссылку, но отправиться в свердловскую уже не смогла – новая ссылка для Георгия Константиновича предвещала быть более строгой.