Текст книги "Голоса времен."

Автор книги: Николай Амосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

24. Книга о здоровье.

Вышла моя книга «Раздумья о здоровье». Много лекций прочитал на эту тему. Л.Д.Антонюк – мой редактор «Мыслей» в издательстве «Молодая Гвардия», попросила выступить у них, а потом написать книжку. Сделал это в темпе, напечатали в «Науке и жизни», скоро и отдельной книжкой. А потом ещё и журнал «Физкультура и спорт». Набрался тираж под 6 миллионов.

Была огромная почта. Без преувеличения, мешок писем. Конечно, я их не читал. Немыслимо при моей жизни.

Вот самая суть "системы ограничений и нагрузок". Здоровье – это когда все функции в норме, медики знают цифры, есть методы измерений. Самое простое – пульс 60-80, давление 100-130. Переносимость нагрузок: бег, лестницы – в них мера "количества здоровья". Функция – любая, зависит от тренировки. Моя система: гимнастика – 1000 движений, 10 упражнений, каждое по 100. Кроме того, бег – 2-2,5 километра с любой скоростью. Плюс ходьба – 3-5 километров. Еда: избегать жиров, 300 грамм овощей и фруктов. Контроль – вес, рост в сантиметрах, минус 100-110. Не курить. Пить можно в меру. Сон – 8 часов. Детали расписаны в книжке.

Ещё из той же книжной сферы: с 1979 года регулярно писал дневник и самое интересное из него вошло в "Книгу о счастье и несчастьях". Потом она издавалась несколько раз. Счастья в ней маловато, зато историй болезни и покойников сверх меры.

В 1980 году сделали 2100 операций, 611 – с АИК.

Перелистнём дневник за 1981 год: операции, осложнения, смерти. Волны, то лучше, то хуже. Мучают мозговые осложнения, больные плохо просыпаются. Трубку удалить нельзя, так и умирает на искусственном дыхании чрез 3-5 дней. Чего только не делали – всё напрасно. Назвали – "Наш синдром".

... ... ...

В средине лета – событие, Лида купила дачу.

Да-да, купила. Приобретаем профессорский жирок. Мне дача не нужна, природы достаточно, когда с Чари ходим в Ботанический сад. К земле уж точно не тянет. Но не сопротивлялся. Володя тёщу поддерживал.

Как искали, где смотрели – не касался. Деньги были, жили скромно, академия приплачивала, издатели платили. "Мысли и сердце" напечатали во всех республиках.

В июле "вывезли Амосова на смотрины".

Это – Клавдиево, посёлок при станции, 50 км от города. Дом продаёт отставной майор, который там жил постоянно, но постарел и запросился в город. Три комнаты, сад с яблонями. Участок 11 соток, примыкает к лесу. Две веранды. Во дворе – уборная, душевая с бочкой на крыше, сарай. Самое важное – мастерская, с запасом досок: старик был дотошный, слесарь, столяр, инструментов – вагон. Давно мечтал помастерить, вспомнить молодость. В общем, усадьба ("маеток"!). От электрички 20 минут быстрого хода.

Привезли меня, показали, яблок попробовал. Собственных!

Посмотрел и не ездил до осени. Пока Лида не попросила приехать траву покосить, ей нужно было землю удобрять под яблонями и для грядок.

Взял косу, точило. Больше полувека не держал, а руки все вспомнили – так славно покосил. Понравилось и пробудился интерес.

... ... ...

В январе 1982 года умер Юлик Березов. Рак толстого кишечника, радикальная операция, смерть на второй день. Непонятная смерть, но что толку доискиваться истину? Не вернёшь. На похороны ездил. Кремировали. Поминки. Горе Марго, дочки Наташи. Два внука остались – близнецы.

Вот и ещё один ушёл. Последний из российских близких друзей.

... ... ...

К лету я уже созрел для дачи. Собаке тоже дача полезна.

С трудом её туда доставили. Хотели везти в электричке, так на вокзал не пошла, села и всё. В машину к племяннику, Саше Бричко, затянули обманом, на приманку. Всю дорогу визжала и лаяла. Но в лесу понравилось

Так, в начале июня состоялось переселение.

... ... ...

А между тем: а между тем: Нет жизни! Хирургия загоняла в угол.

Не буду описывать эти случаи – они уже представлены в "Книге". Внезапные остановки сердца в реанимации. Не просыпаются – "наш синдром". Заклинило клапан, чуть не умер. Нагноение раны – сепсис. Кровотечения. Полный набор осложнений.

Весной в Москве был всемирный конгресс кардиологов. Была и хирургия: доклад Шумвея, того самого из Стенфорда. Теперь Шумвей представил много пересадок сердца и смертность такая как у нас при клапанах – 16%. Больше того, пяти больным пересадил "комплекс" – сердце вместе с лёгкими. Умерло двоё.

Не дождался конца конгресса, уехал домой. Заявленный доклад сделал Кнышов. А я приехал оперировать. Хотел переломить судьбу. По две в день, восемь в неделю, только самые сложные.

Чуда не произошло. Больные умирали. Исстрадался донельзя. Достала хирургия. Убивает наповал.

25. 1982-83 гг. Капитуляция. Дачные дела.

В последнюю пятницу июля объявил на конференции:

– Ухожу в отпуск на всё лето. Кнышеву передаю всю власть.

Про себя решил, ухожу совсем! Но сказать побоялся, вдруг не выдержу?

Да-да, так и решил. Дела есть – кибернетика, модели разума, психики, общества. Дневник обработаю для печати, выговорюсь.

Приехал на дачу: "просветлённый?" Нет, обгаженный.

... ... ...

Но жить-то надо. Искать точки опоры за пределами хирургии.

Раз в неделю буду ездить в город, проводить семинары в кибернетике, почту забирать. Книжки покупать. Визиты срочные делать. Конечно, в клинику тоже заходить, но не дальше кабинета.

... ... ...

Так начались три месяца, наверное, самые: счастливые? Нет, душа ещё не отболела, комплексы присутствовали. Но самые спокойные – точно.

Был при деле. Рано утром бегали с Чари по лесу, далеко, привольно. Думал не о больных, а высоких материях – разум. человек, общество. Делал гимнастику, обливался водой. Тут Лида вставала, завтракали на веранде. "Свободу" слушал, в селе глушили меньше. Телевизор был, но работал плохо.

Потом было часа три интеллектуальной работы, мудрствование над моделями общества. На них ушло всё лето.

Моделирование – это содержание всей моей кибернетики. Модели клетки, организма, разума, общества.

Вот научное определение: модели. – это структуры с упрощением и искажением, отражающие оригинал, его структуру и функции.. Для моделей используются разные "коды-средства" – рисунки, чертежи, тексты, уравнения, цифры. Даже игрушки. Модели создаются Разумами, они считываются сигналами и понятны только другим разумам, которые способны читать сигналы и складывать по ним собственные модели. То есть только "грамотным".

Важное качество моделей обобщённость. Это степень упрощения (схематизации) оригинала объекта моделирования. Пример разной обобщённости – изображение лица от цветной фотографии до рисунка трёхлетнего ребенка.

Модели нужны нам для управления объектами. Простые воздействия (передвинуть) – простые модели. Тонкое управление, например, лечение болезни требует сложных моделей. Их ещё нет в медицине, поэтому пользуются обобщёнными моделями – схемами разной сложности.

"Рисовать кубики", моделировать простые вещи просто. Моделировать клетку или общество чрезвычайно трудно. Можно нарисовать простенькую схему человека, но пользы от неё мало. Сделать "полную" модель невозможно. Нужны компромиссы – модели ещё доступные для выполнения и уже полезные для управления, хотя бы в ограниченных пределах.

Летом 1982 года я сделал эвристическую модель общества и сравнил на ней социализм и капитализм, в их "чистом" виде.

В последующем, уже в 90-х годах, я имел возможность подтвердить качественную модель статистиками.

Вот эти сравнения. Социализм перед капитализмом проигрывает что у бедных стран, что у средних. Богатых "социалистов" вообще не бывает. КПД экономики, т.е. сколько гражданин потребляет из наработанного, падает до 30-40% вместо 60-70% у "капиталистов". Ресурсов, материалов и энергии, тратятся в 2-3 раза больше. Производительность труда ниже во столько же раз. Если всё просуммировать, то оказывается, что личное потребление при социализме, даже при одинаковом уровне Валового Продукта на душу (ВВПд.) в три раза меньше, чем при капитализме. Соответственно, ниже темпы роста. Разумеется, в тех и других реальных обществах не всё так определенно.

Ах, как просто получилось! Но есть много стран с капитализмом, которые веками не могут выйти из нищеты. Примеры – Южная Америка. Это значит, не так всё просто, есть ещё что-то? Нужно думать.

... ... ...

После обеда начиналась самая интересная работа – в мастерской. Целое лето я строгал, сверлил, точил, свинчивал, склеивал. Массу всего полезного наделал – скамеек, табуреток, диван в сад, полки в кухню, стол. Не так, чтобы очень качественно, но прочно. Ещё дрова пилил, печки топили.

Вечером была вторая прогулка с Чари. Вот уж ей было раздолье! Доберманы "бегучие" собаки, в городах их не отпускают с поводка, поскольку непредсказуемы, а в лесу – свобода.

Однажды увлеклась погоней за каким-то зверем и убежала не знать куда! Мы с Лидой искали допоздна, обходили километров пять лесных дорог, легли спать около полуночи, в тоске – пропала собака! Конечно, мне досталось...

– Не доглядел!

Спали урывками, слышим – скулит. Было часа три ночи, сколько она обегала километров, куда убегала – неизвестно, но лапы распухли, стоять не могла, голову не держала – лежа кормили и "до ветру" на руках выносили. Однако, через два дня оправилась.

... ... ...

В клинику заходил, но оперировать не хотелось. Надо отдать должное – меня не донимали просьбами. Только замечал осуждающие взгляды.

В кибернетике были интересные семинары. С того момента, как перешли в новый корпус и пошла "интенсификация" хирургии, я от Отдела изрядно оторвался, теперь пытался догнать. К сожалению, социология ребят не интересовала. Но над Интеллектом работали.

Катя и Володя приезжали по выходным. Ночевать оставались редко – оба заняты диссертациями.

В августе умер Федоровский, самый близкий из киевских друзей. Ему было 84 года и был рак поджелудочной железы. Шалимов оперировал, но опухоль удалить не смог. После операции прожил две недели. Его жена умерла несколько лет назад, остался очень одиноким, работал консультантом, чувствовал свою ненужность в клинике. Признался мне, когда лежал после операции, что хотел отравиться, яд был приготовлен заранее, но не решился.

Плохо старикам.

... ... ...

И вот пришел сентябрь. Дети пошли в школу. Утром темно, бегали позднее. Кукушки кукуют: Сколько осталось лет? (Или это весной куковали? Забыл.) Холодные дожди пошли. В начале октября переехали в город.

Думалось: Что буду делать?

Зачем-то нужно было в Москву и ехал в поезде вместе с Патоном. Он решительно не одобрил моих намерений на кибернетику.

– Да вы с ума сошли! Разве можно бросать операции! Что вам даст кибернетика? Там больше слов, чем дела.

Вижу, некуда Амосову податься. Модели общества никому не нужны. Искусственный Интеллект (ИИ) такой, что я хочу – в сфере мечтаний. Мои помощники норовятприземлить идею, нацелились на роботы, на распознавание образов.

Так и пришёл обратно, в клинику.

... ... ...

11 ноября 1982 года умер Брежнев. Никто его не пожалел: "Пора!" Позор,а не вождь: "Сиськи-масиски" (это означало: "систематически"). В последующембыли разные оценки: "застой". "Не столь вреден, сколь бесполезен".

Хрущевскую оттепель Лёня закрыл, самиздат исчез, но в тюрьму сажал не много. Правда, злоупотребляли психушками, высылали из страны. Зато и дисциплина упала, работать стали хуже. Экономика затормозилась, но не так, чтобы остановка, как теперь изображают демократы. Существуют цифры – рост был. Выручали нефть и газ, подпитывали неэффективное хозяйство.

Хотел бы ты, Амосов, сменять демократию на Брежнева? Ни в коем случае! "Это сладкое слово – Свобода". Мне – лучше. Но половина народа бедствуют и хотят обратно.

... ... ...

Вот запись в дневнике от 7 февраля 1983 года.

"Осенью не хотел оперировать, сопротивлялся. Но: человек хорошо запряжен, трудно выскочить из оглоблей и хомута. Со всех сторон начали давить. Сверхуи снизу: "Права не имеешь, пока можешь. Как это клиника Амосова – без Амосова".Больные приходят: "На вас вся надежда". Старые сотрудники смотрят с укором.

Пришлось отступить: один операционный день, одна операция. Не встреватьв мелочи руководства клиникой. Только приглядывать и советовать.

Живу не хорошо и не плохо. Больные – все тяжелые, повторные.

Одна операция показалась скучной, стал делать по две. Потом по три. Домой прихожу поздно вечером. Перерыв не сказался на операционной технике. Ошибок не делаю, оперирую быстро. Но осложнений достаточно и летнего покоя как не бывало ".

Грустно всё это.

Больше ничего не скажу о жизни. Подходил к границе нового этапа. Впереди наука для удовольствия, книги и созерцание.

Когда это писал, казалось, всё решено. А прооперируешь трёх больных, на следующее утро, если они хорошие, начинает брать сомнение. "Может быть ещё повременить с этим новым этапом?" Завтра снова три операции.

Так и прожил до весны 1983 года,

Решили ехать на дачу прямо в апреле – ранняя весна была в том году.

26. 1983 г. Институт.

И вот вдруг: Всегда так бывает: «вдруг».

В воскресный день заявился Виктор Заворотний – наш главврач. И даже больше чем главврач – имеет связи в "сферах".

Я глаза выпучил, институтские ко мне на дачу не ездили.

Витя сказал буквально следующее:

– Вас на завтра Щербицкий на два часа приглашает. Об институте.

Вопрос – старый. Отделяться от "тубиков" я не хотел, директорство Мамолат давно предлагал – отказывался. Однако, под давлением нашей клиническойобщественности, уже год как возбудили ходатайство о создании института сердечной хирургии. Возбудили – и на том застыло. Решает – Москва.

Дальше был ругательный разговор с Виктором, но куда денешься? Ситуация,какая была с выдвижением в депутаты, всё уже решено – нужно идти.

В понедельник сделал операцию и направился в ЦК.

Пропуск уже заказан, пришел за 10 минут, поразговаривал с секретарем, Владимир Васильевич появился точно. Мы знакомы с 1965 года, он прочитал "Мысли и Сердце" и подходил ко мне с комплиментами на Верховном Совете.

Разговор в подробностях забыл, но ключевые слова помню.

– Хотите институт?

– Да, очень нужен.

Дальше говорил цифры – сколько больных можно спасти, особенно детей, ауж со стенокардией – море (начальники часто страдают коронарами).

Недолго продолжался приём – всё ясно. Доверял.

Обещал ускорить в Москве.

Поспешил в институт, даже на такси разорился. Тяжесть с души спала, судьба решила за меня: будет институт, будет директор – Кнышов. Я мешать не стану. Зарплата идет от кибернетики, оперирую бесплатно уже десять лет.

Обдумывал по дороге – доложить министру Романенко, поздравить Геннадия, сообщить сотрудникам.

Приехал и всё так сделал. Гена явной радости не высказал, пусть решит начальство. Романенко приветствовал, спросил мнение о директоре,

– Только Кнышов. Никого больше!

С тем и уехал на дачу. Народу пока не объявлял – нужно ждать решения. Но и тайны не делал. Не об институте, не о директоре, которого предлагал.

Прошло несколько дней: много разговоров. На душе довольно смутно. Вроде – "да" и в то же время – в чем-то "нет" ("лидерство говорило, Амосов!).

В воскресение – телефонный звонок, министр просит на понедельник.

Поехал, не о чем не беспокоясь. Всё уже переварил.

Опять вспоминаю разговор по смыслу:

– Владимир Васильевич (чиновник не назовёт по фамилии!) спросил назначил ли директора? Ответил – Кнышов. А он как взорвётся: "Я для Амосова институт создаю, а вы кого назначили"! Я сказал, что Амосов не хочет, он слушать не стал. Придётся вам поработать директором.

Ну, куда мне было деваться? Ходил, просил за институт, а теперь упираться?

Так и стал директором. Пришлось Гену разочаровать:

Да ты не беспокойся – мне же семьдесят в этом году! Скоро уйду.

... ... ...

Приказ из Москвы об институте прислали скоро, и все уже засуетились.

Разумеется, я воспринял дело серьёзно, не временно, а пока хватит силы. Задача-то какая! Только подумать! Высшее начальство республики поддерживает, здания есть, народ хороший, больных много, ждут помощи.

Вечером уже планы обдумывал. Главное – операции. Сколько?

Полагаю, что 4000, а потом и все 5000. АИК-ов из них – гнать к 2000. Года через три, раньше не успеть "отмобилизовать" терапевтов и больных. В прошлом, 82-м было всего две тысячи операций, 600 с АИК-ом.. Много нужно потрудиться. Штаты понадобятся, но не много, наш народ явно не загружен. Вот только зарплаты у врачей малы, нужны бы стимулы.

Такие мысли ходили в голове у директора. О кибернетике и моделях не вспоминал. Разве можно их сравнить с хирургией, с жизнями людей?

Тронная речь директора ничего нового не содержала: "Давай – давай!" Больше операций, выше дисциплина асептики в реанимации.

Всё внимание – тяжелым больным. Лозунги известные. Прибавилось: "честь института", "держать первое место в Союзе". Геннадий остаётся заместителем.

Прежде всего навели порядок в расходовании медикаментов, месячного лимита, который выдавал тубинститут, хватало только на две-три недели. Стали экономить, контролировать и уложились в смету.

Конечно, было много хозяйственной работы. "Выбить" штаты, набрать работников, наладить учёт имущества и денег. Отличная бухгалтерша пришла к нам (для директора бухгалтер – каменная стена.)...

Сталин был прав, главное – кадры. Они у нас были.

К этой теме: Горком утверждал меня в должности директора. Слова секретаря:"Первый раз беспартийного директора видим". Но не придирались.

Директорство не тяготило, продолжал прежнюю работу. Единственно, что не делал раньше, ходил по начальству, просил денег на оборудование. Немногого добился.

Но министерство относилось идеально.

27. 1983-85 г. Юбилей. Беды и смерти.

Да, политика, что-то я мало о ней пишу. А надо, Амосов, – ты теперь"начальник", от политиков зависишь.

Пришел Андропов, КГБ у власти. Будет хотя бы порядок. Пошли анекдоты, как ловят в магазинах (и даже в банях!) прогульщиков в рабочее время. Будто даже милицию КГБ прижало.

Мне нравился Андропов. Хотя вся политика его был в прежнем русле: "Коммунизм во всем мире". Война в Афганистане, диссидентов в психушки и на высылку. Никаких "оттепелей".

Героический человек, пошёл на такой пост будучи тяжело больным. Возможно, он действительно хотел усовершенствовать социализм.

... ... ...

А какую грандиозную конференцию закатили к моему семидесятилетию! Гости приехали со всего Союза. Научная программа была не столь богата, но чести мне выдали – свыше меры! Заседали в Доме Кино, зал человек на семьсот. Две стопы папок с адресами закрывали председателя президиума. Масса подарков: нет, дорогих не было, так, кустарные поделки. Но халат и тюбетейку узбеки на меня надели. Халат – простой, не шелковый.

Сам я сделал большой обзор работы клиники. Цифры внушительные, но: для домашнего, советского пользования, в смысле результатов.

В ресторане был ужин. Не помню, где взяли деньги.

Зато дома Лида выложилась, как могла, пригласили человек двадцать самых-самых хирургов и только иногородних. Выпито и съедено было много. До безобразия не напились, но некоторые изрядно загрузли. Лида молодец!

Да, чуть не забыл, орден Октябрьской революции выдали.

Ещё деталь, накануне празднования, когда многие гости уже приехали, устроил показательные операции, целых три АИК-а! Старался доказать, что ещё не старик. Не оценили:

– На черта тебе это было нужно?!

... ... ...

1984 год прошёл в трудах по становлению института. То есть клиника работала как обычно, но притирались хозяйственные службы, подбирался народ. Достроили общежитие для сестёр, сделали четвертый этаж для терапии над старым корпусом, жадность обуяла директора – больше коек!

... ... ...

В начале 1985 года жизнь покачнулась, и чуть было не опрокинулась. У Лиды случился инсульт. К счастью, не тяжёлый, без потери сознания, только с сильным головокружением. Встать не могла. Врачи настаивали на госпитализации, но больная просила:

– Не отдавайте меня в больницу!

Мы и не собирались. Назначили массу лекарств.

Прошёл месяц жизни с лежачей больной. Катя с Володей жили у нас.

Теперь уже почти всё позади. Вчера выводили на улицу

... ... ...

Весной поехали на дачу.

... ... ...

В институте появилась "Волга". На ней шофёр меня встречает и провожает у электрички, на станции метро. За все пять лет директорства, только один раз приезжали за мной на дачу. Вот какой идейный директор. Зарплату не получает, да ещё и машину бережёт. Каждый прочитает и скажет:

– Ну и дурак.

Может быть. Но так уж устроен. Из той же оперы, что объявление в вестибюле о запрещении подарков. Не думаю, что строго выполняли наказ, приносили конфеты и коньяк. Мне лично, никогда. Только раз уличили одного доктора, вымогал деньги. Предложил убраться.

... ... ...

Всё время пишу о смертях. Но куда от них денешься, если сам старик?

Вот снова, умер Ваня Дедков. Соратник и друг.

В 1968 перенёс инфаркт, после чего нарастали осложнения – аневризма и блокада сердца, вшили стимулятор, развился гнойный плеврит. Но работу не бросал и даже с дренажом делал операции. Был первоклассным хирургом.

Остановка сердца случилась дома. Анна Васильевна и дочка Таня (она у нас работает) по очереди делали массаж сердца и дышали "рот в рот", пока приехала скорая помощь, и дефибриллировали сердце.

К нам привезли на искусственном дыхании. Ночь удалось продержать жизнь, но остановки сердца повторялись, и к утру всё кончилось.

Панихида была в институте усовершенствования, где кафедрой заведовал лет двадцать. Народа пришло мало. Обидно за Ваню, тысячи людей спас, а к могиле пошёл почти в одиночестве. Подумалось, так и со мной будет.

Ах, Амосов, не мелочись! Не за благодарности оперируешь и спасаешь – для удовольствия. Такова механика психики – всё делается для удовольствия – еда, слава, даже "добрые дела". Разница в том: кому что ценнее.

Еще: получил письмо из Ленинграда от своего сокурсника – умерла Галя, от инсульта на почве гипертонии. Неделю пролежала в реанимации, но спасти не смогли. Разошлись сорок пять лет назад, вспоминал редко. Виделись два раза. Но всё же в памяти маленькое место занимала, совсем маленькое. Знал, что где-то есть живой кусок молодости, что при желании можно встретиться и вспомнить. А теперь там – пустота. Так же как пусты места моих друзей, чьи карточки под стеклом передо мной: Борис, Аркадий, Кирилл, Юлик, Федоровский, Дольд-Михайлик, Сент-Джордж, Дедков. Странность чувства в том, что их уже нет, а я как ни в чем не бывало, оперирую, бегаю, думаю. Трепыхаюсь! А ведь их нет. Нет!

Жалко Галю. Сколько у неё было счастья в жизни? Едва ли много. Но не будем перечислять и считать. Каждому – своё.

... ... ...

В конце октября был съезд хирургов Украины в Симферополе. Ездили с Лидой в Старый Крым. Ничего, старики (двоюродная сестра Катя и её муж Федя) держатся, только боятся умереть один раньше другого.