Текст книги "Голоса времен."

Автор книги: Николай Амосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

35. 1998 г. «Последний парад».

Мне уже 84. Зиму и весну зверски работал над рукописью «Воспоминаний» и кажется даже полегчало, стал быстрее ходить. Обрадовался, но случился прокол. Вот такой: поднимался по лестнице в Доме Ученых, опаздывал, спешил в наш Клуб и – упал в обморок.

Такое, скажу вам, было приятное ощущение ! И последняя мысль:

– Умирать не страшно.

Так, что все имеет свои прелести. В том числе и болезнь сердца: упал – и умер!

Ничего не произошло, кроме переполоха с вызовом скорой помощи. Отошел через 15 минут, семинар и мое выступление были удачные.

... ... ...

Но "звонок" был. Нужно готовиться к худшему: "Не потерять лицо".

36. Послесловие.

Так я предполагал закончить книгу. Но... жизнь оказалась сложнее. Вначале мая 1998 наступило резкое ухудшение: усилилась одышка, участились приступы стенокардии. Ночью они не дают спать лежа, часами приходится сидеть с лекарствами, пока успокоится сердце. Ходить по улице почти перестал. Чувствовал: конец близок.

И тут случилось событие. Толя Руденко был в Германии у профессора Кёрфера и рассказал мне и Кате об их хирургии. Оказывается, они оперируют стариков и с хорошими результатами. Протезируют клапаны вшивают аорто-коронарные шунты при стенокардии. Нет, я не обольстился: операция казалась нереальной. Хлопотно, денег нет. Пусть идет, как идет...

Но зато идеей загорелась Катя. Столковалась с Кнышовым и решили – везти меня к Кёрферу если возьмется оперировать. Послали факс, получили ответ: "Приезжайте".

Я согласился. Что мне терять? Смерть все равно близка, так лучше умереть от операции, чем от сердечной недостаточности. Это я знал точно.

Дело закрутилось: собираемся ехать. Хотелось бы у себя в институте, но таких стариков у нас еще не оперировали. Предполагаем ехать с дочкой и с Толей Руденко. Сейчас идет оформление документов и поиски денег. Городское начальство обещало оплатить операцию.

Так или иначе, конечный результат нового поворота жизни читателям сообщим: или сам или редактор.

37. 2000 г. эксперимент закончен? Жизнь продолжается.

С операции вернулся: Живой. Вспоминаю.

С того момента, как все решилось, на меня нашло странное равнодушие. Было только мучительно жалко Лиду. Все, что я мог сделать в жизни, было сделано и, кроме Лиды, я уже никому, (если по серьезному), был не нужен.

Смерти я не боялся – это самая лучшая смерть – на операции.

Конечно, многие нас провожали в аэропорту в Борисполе: родные, институтские. Анюту поцеловал. Всем был благодарен.

В связи с волнениями (адреналин!), сердце работало плохо, ходил с трудом, принимал нитроглицерин. Катя заказала такой билет, что все путешествие меня возили в коляске, как полного инвалида.

Предстояла пересадка в Вене, перелет в Ганновер и дальше – на машине, до самой клиники. Машину заказал для нас Саша Когосов.

Вот уж покатали меня на коляске! Бравые такие ребята, возили быстро, а территория венского аэропорта огромная. Мыслей в голове не было. Сидел, смотрел по сторонам, односложно отвечал, когда спрашивали.

... ... ...

Человек живет одновременно в нескольких мирах. Каждый существует сам по себе, но отражается в мыслях и чувствах.

Самый узкий мир – собственное тело.

Второй мир, пошире, – семья, друзья. Работа.

Третий мир – Общество, страна.

Наконец, четвертый – мир информации и идей.

Удельный вес каждого мира в мыслях очень разный: от ничтожного до всепоглощающего. Зависит от "включенности" в процессы того или иного мира. Особенно сильным может быть телесный мир: страдания крайней степени. Тут уж другим мирам не остается места совсем.

... ... ...

Продолжу историю: вечером 26 мая приехали в город Бед-Оэнхаузен, совсем маленький. Да, маленький городок, но 5000 операций в год с АИК!

Остановились перед подъездом. На коляске свезли в палату. Одна кровать занята. Сказали: больному вшит клапан и шунты, завтра выписаться.

Уложили в постель. Поспать бы... Но вскоре пришел врач (женщина), и стала спрашивать по своему вопроснику. Катя и Толя переводили. Уже ночью взяли кровь на анализы. Сообщила план: в среду – обследование, четверг – свободен: шеф в отъезде. Операция – в пятницу.

Было уже за полночь, когда закончили разговоры. Катя и Толя пошли искать ночлег, а я лег спать. Сестра принесла таблетку. Страхов не было – программа запущена. Любой конец меня устраивал.

Вся среда прошла в обследованиях. Понял, что значит немецкая организация и работа. Меня возили на коляске. Кабинеты и аппараты не поражают, подобное есть и у нас, может быть, чуть похуже. Зато поражает персонал. Все люди или идут быстрыми шагами, или что-то делают. Но не сидят и не болтают. На каждого больного есть план: расчет по минутам, хотя и без спешки. Конвейер. Несколько раз брали кровь для анализов. Схема обследования такая же и у нас. Но у нас на это уходит неделя, а здесь – один день.

Обследование выявило очень тяжелое поражение сердца: миокарда, коронаров, особенно аортального клапана: ресчайшее сужение и отложение кальция. Сократимость сердца плохая. Правда, сосуды терпимые, только две артерии необходимо шунтировать. В целом – поражение четвертой степени, но еще не пятой, при которой уже категорически нельзя оперировать. Катя все время боялась, что откажут в операции.

Вопрос об операции меня беспокоил, но как-то глухо. Риска я не боялся: лучше умереть здесь, чем тяжко угасать дома: пусть привезут в гробу. У Лиды и Кати не будет времени для переживаний. Однако, тогда я еще не представлял себе меры возможных страданий, думал, что здесь можно умереть тихо и мирно. Я только теоретически знал, что нужно большое счастье для легкой смерти, но надеялся, что мне повезет.

Среда закончилась: обследование завершено, операция опасна, но возможна. Дело за профессором Кёрфером: он вернётся только к пятнице.

Катя от меня не отходила, показывая образец дочерней любви, организованности и... силы. Мне было ясно, что именно её энергии я обязан выпавшему шансу на спасение.

Четверг предполагался спокойным: почти всё обследовано, решение принято. Подключили к монитору. Меня смотрели, я лежал в постели и тяжело дышал. Нет, не испытывал страданий и сильных чувств: что будет, то и будет.

Но около полудня четверга Катя сообщила, что врачи находят мое состояние угрожающим. Ждать ещё сутки – опасно. Предложили операцию. Спрашивают: не возражаю ли я, чтобы экстренно прооперировал ближайший заместитель Кёрфера? Отвечаю:

– Пусть делают, как найдут нужным.

Начали готовить для срочной операции. Ввели лекарства. Я задремал. Потом возникла задержка в операционной. Я поспал, мне стало лучше, и нужда в экстренности отпала.

Утром, в семь часов, в сопровождении свиты пришел Кёрфер.

У меня нет таланта, описать его так, чтобы передать мощь этого человека. Одно скажу: вот таким должен быть хирург! Крупный мужчина средних лет с крепким рукопожатием, убеждающими словами.

Коротко обсудили вопрос о типе клапана: механический (пластинка из специального сплава) или биологический – из живой ткани, не знаю, из чего теперь делают. У меня против них было старое предубеждение (пробовали, неудачно), но Кёрфер меня переубедил:

– Теперь другие клапаны! Пять лет стопроцентной гарантии и сколько-то лет дольше этого срока. Всем пожилым людям вшиваем биологические протезы.

– Значит, так и мне.

Мелькнули мысли: пять лет... Зачем они тебе? Клапан старение не остановит. Но умирание может облегчить!

Пожал мне руку, приободрил. А я и так вполне бодрый. На операции, судя по всему, не умру, а там – как повезет. От одышки должна избавить.

Скоро меня положили на каталку и повезли.

... ... ...

Саму операцию я, конечно, не помню. Один укол, провалился и проснулся, когда Толя окликнул:

Уже всё сделано!

Первая мысль и слова были:

– Не может быть!

Я и теперь не вспомню: была ли удалена уже трубка из гортани? Наверное, была, потому что уже мог говорить..

Как хирург, я не переставал удивляться: какой класс!

Потом Толя мне рассказал об операции – он ассистировал, все видел. Оперировали три часа, заменили аортальный клапан, он был исковеркан отложениями кальция.

Жизнь нужно планировать заново. Вот только зачем? О Боге нужно старику думать! Но, увы, Бога в душе всё равно не нашел.

Кёрфер зашел в палату в тот же вечер: всё такой же, излучающий уверенность... Я тоже бодрился, отвечал:

– Все в порядке! Спасибо!

В реанимации палата двухместная. Держат один – три дня, потом переводят в клиническое отделение, в которое меня поместили вначале.

Боже мой! Сколькими проводами и трубочками было окутано мое тело. Не буду перечислять, да многих и не помню. Все вместе это называется знакомым словом "мониторинг".

Палату обслуживали две сестры, очень симпатичные и культурные. Периодически заходили врачи, видимо, разных специальностей, я так и не понял, кто есть кто. Катя или Толя всё время сидели около меня.

Ничего существенно неприятного за первый день не запомнил. Но один факт в последующем оказался очень важным: сразу удалили катетер из мочевого пузыря, и я должен был мочиться в утку. Она висела в проволочной сетке на прикроватном столике (запомнил её на всю оставшуюся жизнь). На ночь дали таблетку, и я немного поспал.

Не очень хорошо помню дни в реанимации. Главная забота – помочиться, выбрать позу, чтобы меньше болело; впрочем, болело вполне терпимо. Но заметил, что дышать стало легче, чем дома, а стенокардия исчезла.

Трижды в день приносили пищу, однако аппетита не было, и я почти ничего не ел. На сидячей каталке возили на исследования, я не вникал, "что и как". Чувство равнодушия к жизни не покидало, и профессиональные интересы не возникали: "Отключись и терпи". Тем более что рядом есть страховка – Катя. Но разговоров с ней тоже не помню.

Кёрфер со свитой делал обход каждый день и, в полном смысле слова, излучал уверенность. Я сравнивал его с самим собой в прошлом: "Нет, Амосов, тебе было далеко".

Через два дня поснимали часть трубочек и перевели в отделение с менее строгим режимом.

В нем в последующие три дня я пережил сильнейшие страдания. Я даже думал: "Может быть, Бог есть, и это он наказывает меня за грехи перед больными?"

Перечислю факты: катетер убрали, а функцию пузыря не проверяли. Из за увеличенной простаты он работал плохо, перерастянулся и вызывал жестокие болезненные позывы.. Не испытавшему – не понять. И не дай Бог испытать!

На третий день мучений, когда не удалось вызвать сестру, и не было Кати, я встал, схватил с подставки монитор (ящик в 20 см) и двинулся к окну. Не знаю, чего я хотел, возможно – выброситься, но потерял сознание и очнулся уже на кровати, когда вокруг хлопотали сестры. Получил множественные ушибы, огромный кровоподтек вокруг глаза, травму бедра, которая отозвалась спустя две недели.

Самое главное, что проблемы не решились: никто не попытался доискаться до причины. Думали – цистит, воспаление пузыря, которое нередко встречается, как осложнение после разных операций, и проявляется как раз частыми мочеиспусканиями.

Я уже не мог вставать на каждый позыв, и мне привязали... смешно сказать – памперс! Да, тот самый, реклама которого раздражала на телеэкране.

Но тут – похвастаю! – я, наконец, сам догадался пощупать живот. Все сразу стало ясно: резко перерастянутый мочевой пузырь. (Амосов! не обвиняй других в незнании или невнимании! Ты – академик-хирург, должен был определить это в самом начале, нет, ты по-глупому терпел три дня. Идиот.)

Теперь уж я поднял тревогу. Катя вызвала врача. Он не смог провести катер. Еще три часа страданий, пока пришел уролог. Запомнилось: вошел бравый мужчина с волевым лицом. Не снимая спортивной куртки, пощупал живот. Расстегнул сумку, достал катетер в стерильной упаковке, ловко надел стерильные перчатки. Я оглянуться не успел, как катетер уже был в мочевом пузыре и... потекла в утку живительная(!) струя мочи.

С этого момента жизнь улучшилась. Единственное желание, когда мучился – "умереть немедленно" – нет, не исчезло, но как-то поблекло. Но спал пока с кислородом – дышать еще тяжело.

Не буду описывать последующие дни до отъезда домой. Ничего драматического не происходило. Толя уехал. Катя ютилась на кресле и стульях, ни за что не хотела уходить на квартиру, не слушалась меня. Такая удивительная у нас дочь.

Очень милая женщина, методист, учила меня ходить по коридору. Ноги совсем не слушались, мышцы как ватные.

Кёрфер заходил почти каждый день, ободрял. Я подарил ему две свои книжки, изданные когда-то в ГДР: "Мысли и сердце" и "Книгу о счастье и несчастье".

17 июня, через девятнадцать дней после операции, мы отбыли домой.

Обратная дорога ничем не отличалась от первой, кроме одного: я уже не собирался умирать немедленно. Куда спешить? Миры науки, общества снова замаячили впереди, отодвинув телесный мир...

Нас встречали родные и сотрудники, полные оптимизма и надежд. Я не захотел остаться в институте и поехал домой: собственная постель представлялись мне просто раем. Тем более, что для круглосуточного дежурства выделили трех врачей. Валентина Власовна Полуянова потом осталась моим личным доктором. Она – замечательная.

Началась домашняя жизнь.

После первой недели благополучия, когда я уже ходил по квартире, начались осложнения. Сначала кровоизлияние (гематома) в область левого тазобедренного сустава, видимо, на месте ушиба при падении. Наступить на ногу не мог, и меня снова возили в институт на коляске, чтобы сделать рентген. Обнаружили жидкость в полости плевры и Леня Ситар откачал 300 миллилитров жидкости. К сожалению, всю удалить не решился. Жидкость осталась и мешала дышать. Повысилась температура. Снова рентген – жидкость прибавилась, новый прокол плевры – уже целый литр. И так далее. Сердце увеличилось: Лечили. Описывать не буду.

Однако, к концу августа 1998 года состояние улучшилось, и я восстановил гимнастику и ходьбу. Уже нет одышки и стенокардии!

38. Дополнение от ноября 2000 года.

Вся книга воспоминаний писалась в спешке: договор с издателем был подписан в феврале 1998 года, с обещанием напечатать к юбилею, к декабрю. Торопился писать: ранней весной я почувствовал приближение конца. Не то чтобы хотел «оставить след» – не заблуждался на свой счет – оставлять нечего. Нужно было держать себя, сопротивляться: перед чем? Хотел написать «перед смертью», но очень напыщенно звучит. Скажем – перед «чем-то». Для этого работа – лучшее средство. Книжку дописал перед самым отъездом на операцию, не успел даже перечитать.

Конец не состоялся. Но опыт "приближения" – близкого – "Туда" -приобрел. Оказалось: не страшно. Вернулся, дописал пережитое, и опять торопливо – нужно было срочно сдавать в печать.

Положение со здоровьем определилось уже летом 98-го: ясно, что не умру. Однако настроение оставалось довольно кислым. Я бодрился, физкультуру делал со дня возвращения, постепенно увеличил гимнастику до – 2000 движений, но без гантелей. Из-за слабости ходил медленно, километр – два, хотя сердце работало хорошо. Думал, что уже и не раскручусь.

В то время – в августе 98-го, я написал: "Эксперимент окончен!" Не хочу это менять – пусть останется как память.

Не ожидал, что поднимусь с колен: давление повышалось, голова болела, шатало. Казалось: старик. Но по инерции – работал. 2500 движений. Прогулки. Потом – легонько – гантели. Врачи говорили: "Не смей напрягаться! Вредно для клапана". Не слушался.

К юбилею – (85 лет – декабрь 1998) – получил обещанное – издали книги: эту -"Голоса времен", и "Мировоззрение". Неизвестные благодетели подарили новый компьютер, Верочка Бигдан научила пользоваться. Все вместе: подпитка энергией. Снова начал мудрить над "судьбами мира и смыслами бытия". Прошлым летом (1999г.) написал большую статью "На пороге нового века" – опубликовали в нескольких хороших газетах и журналах. Осенью 1999 года "Вагриус" переиздал "Голоса" в Москве. Приятно.

Но радости жизни не чувствовал. Старость наступала.

Тогда и решил: Пренебречь. Восстановить "эксперимент"!

Увеличил нагрузку: 3000 движений, 1200 – с гантелями. Начал бегать в сквере, довел до 30 минут. Плюс – час ходьбы. За лето и осень 2000г – укрепился и нагружаюсь без напряжения. Давление не измеряю, голова не болит, лекарства не пью. (Нет – таблетка аспирина для клапана). Пришло ощущение здоровья, почти такое, как в 1995 после первого успеха эксперимента. Омолодился? Сказать так – остерегусь. Бегаю? Да. Но по лестнице – шатает, движения неверные, координация страдает. Знаю, что в любой день может что то случится и все пойдет насмарку. Готов: опыт есть. В ноябре сделали снимок сердца: оно не увеличилось, несмотря на большие нагрузки. Буду продолжать эксперимент.

Боюсь ли за клапан, за шунты? Да – боюсь. Вот через год нужно менять стимулятор. А там и пятилетний срок клапану подойдет к концу. Обследуюсь раз в полгода: сердце уменьшилось до размеров 1994 года.

Я не обманываю себя: моя жизнь нужна разве что жене. Перешел на пенсию, но два раза в месяц хожу пешком в институт – отрабатываю потребность общения: бывшие пациенты, друзья, ученики, "чайники" – изобретатели завиральных идей. Письма. В Ученом Совете по диссертациям все еще председательствую. На заседания хожу. (Правда, если перестану ходить, то никто и не заметит отсутствия). Журналисты балуют вниманием: "паблисити". Читаю, "свободу" слушаю, новости смотрю. Текучка.

Главное не в этом. Оно – в работе над прежними темами по философии: разум, психика, общество, будущее. Все нужно пересмотреть через призму самоорганизация, Сижу за компьютером по несколько часов. Не чувствую оскудения разума, разве что память стала чуть хуже. Вот теперь Вера Борисовна Бигдан приобщает к Интернету. Страничку для меня открыла. Надеюсь не отстать от прогресса. Плюс – занятие для замены общения.

... ... ...

В мае 2000-го приезжал на конференцию мой спаситель – Кёрфер. Был у нас дома. Показывал ему рентгеноснимки, анализы. Доложил об эксперименте, о гантелях, беге. Он рассмеялся и сказал забавную фразу:

Несмотря на гири – все хорошо!

"Не смотря!" – Каково? Но нагрузки не запретил. Пообещал перешить клапан, когда испортится. Даже в столетнем возрасте.

Поэтому – живем. Эксперимент продолжается.

39. Заключение.

Несколько пунктов, совсем коротко.

1. О Боге: его нет и он есть. Нет, потому что Бог придуман. Есть, потому что идея Бога вполне материальна – она в разумах (нейронных моделях!) миллиардов людей и тиражируется в миллионах книг. Значение Бога: он управляет (?) моралью общества.

2. Откуда взялась огромная сложность мира? Идея Бога мне не нравится. Приемлимое объяснение – самоорганизация. Но есть два пункта по которым самоорганизация как единственная причина эволюции вызывает сомнение, в сравнении с Богом: неизвестен источник: откуда взялась "первичная материя", с ее свойствами, бывшая до первого взрыва. Б. Способность материальных частиц к соединениям, видимо, превышает тенденцию к распаду Именно поэтому "стрела эволюции" направлена в сторону усложнения мира. Но темпы и пределы усложнения не одинаковы. Отсюда сосуществование систем с разным уровнем сложности

3. В мире идет процесс "созревания цивилизации". Он выражается в распространении неких общих черт устройстве общества: в экономике, власти, морали, ценностях, независимо от исходных религий, традиций и истории народов. Перечислю идеи: демократия, гражданские права, социальная защита слабых, разные формы собственности, рыночная экономика с государственным регулированием. Акцент на образование, уменьшение неравенства, экологию, борьбу с преступностью.

4. Глобализация: распространение международных организаций, транснациональных корпораций, финансов, средств связи, транспорта, единых стандартов массовой культуры, образования, туризма, образа жизни, экологии, Рост миграции населения. Но также и преступности, терроризма. Глобализация объединяет мир и способствует прогрессу, однако не уменьшает неравенства государств и имеет ряд отрицательных черт, например, международный терроризм и преступность.

5. "Однополюсный мир": В настоящее время это выделение США как самой мощной державы в сферах вооружения, экономики, науки, политики. Другие претенденты на первенство: Европа, Китай, Россия, Япония значительно отстают. Однако, страны развиваются неравномерно, соревнование за место в иерархии продолжается, и у "кандидатов" остаются шансы на первенство в будущем.

6. Глобальные проблемы человечества уже теперь решаемы техническими средствами, хотя и с потерями. Однако реальности психологии и традиции народов (при явлениях самоорганизации) ограничивают возможности научно-технического прогресса. Перечислю несколько важнейших пунктов:

– прирост населения зависит от динамики экономики, распространения образования и западных стандартов жизни. Видимо, рост продолжится еще 50-75лет и число жителей на планете достигнет 10-12 миллиардов;

– проблема пищи решается агротехникой, генной инженерией и экономикой. Однакопотери от голода не уменьшатся из-за неравномерности развития стран;

– хотя природные ресурсы планеты ограничены, но есть еще резервы на суше и в океанах. Удорожание ресурсов побудит к их экономии, а НТП обеспечит для этого возможности (энерго– и материалосохраняющие технологии);

– суммарный рост экономики, видимо, не замедлится, но с распространением новых технологий сделает прирост более "безопасным" для природы;

– загрязнение внешней среды будет нарастать, но темпы замедлятся. Угрозой для жизни оно не станет. Высокоразвитые страны на своих территориях обеспечат защиту природы, и эти зоны будут расширяться. Потепление климата – вызовет потери, но не станет фатальным для человечества;

– вымирание биологических видов продолжится, однако ущерб будет частично компенсироваться генной инженерией – созданием новых вариантов организмов;

– проблемы здоровья решаются правильным образом жизни (с добавлением медицины) и вымирание человечеству не грозит;

– делать прогнозы на науку и технику не осмелюсь. Вопрос лишь в том, чтобы НТП не вредил людям. Это вполне вероятно, учитывая самоорганизацию и недостатки присущие любому разуму: ограниченность, субъективность и увлекаемость;

– мировые войны с мобилизацией всей мощи техники едва ли возможны, но вероятность их остается. Локальные конфликты останутся.

Как видите, мои прогнозы оптимистичны.

Правда, едва ли они могут утешить отдельного несчастного человека.