Текст книги "Степкина правда"
Автор книги: Николай Чаусов
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– Лена! Волик! Вы с ума сошли! – кричал Юра и тоже почему-то смеялся. – Пойдем, брат, спасать сестру, покуда не поздно, – позвал он меня и тоже побежал вниз, осыпая вмерзшие в грунт мелкие камни.
Я кинулся следом. Волика и Лену мы догнали на льду, в самом туманище, в котором за десять шагов не увидишь друг друга. Они стояли недалеко от воды, продолжая держаться за руки. А перед ними стремглав проносились маленькие и большие льдины – просыпалась от зимней спячки бушующая река. Юра попробовал их отозвать подальше от кромки, но Ленка замахала свободной рукой, закричала:
– Нам ничуточки не страшно! Никуда нас не унесет!..
Я осторожно подошел к ним и стал рядом, чтобы тоже не показать себя трусом, а Юра остановился за нами.
– Смотрите, какая огромная! Целый остров! – закричала сестра, показывая на проплывавшую мимо нас льдину. – Вот бы проехать на ней. Кто храбрый?..
И не успела Ленка договорить, как Волик сорвался с места, подпрыгнул и – очутился на льдине, прокатившись по ней на ботинках, как на коньках. Это было так неожиданно и смело, что ни я, ни Юра, ни сама Ленка не успели пошевельнуть и пальцем. Только опомнясь, Юра схватил сестру за плечи и почти отшвырнул назад, приказав немедленно убираться домой, а сам побежал в туман, вдоль ледяной кромки за уносившей Волика льдиной. Через секунду он скрылся в парящих клубах, и надо было видеть, какое бледное, полное ужаса лицо стало у Ленки! Будто не Волик, а она сама прыгнула в бездну. И засияла, запрыгала, когда Юра с Воликом появились, наконец, на берегу, уже вне всякой опасности. Только тогда Ленка ускакала домой.
– Задал же мне страху твой Волик, – сказал брат, поднявшись на берег. – Еще пух на губе, а вон уже какой рыцарь! А что будет, когда усы вырастут?
При чем тут пух и усы, я, конечно, не понял, но вполне согласился с Юрой насчет рыцаря. А Волик пошел один с ведрами к проруби. Эх, если бы все могли видеть с берега, как он прыгнул!..
Пионеры
Они шли мимо нас четкими широкими рядами, все, как один, в красных галстуках, в сиреневых безрукавках и черных трусах, плечо в плечо, нога в ногу. Алое шелковое знамя с золотыми кистями и пятиконечной звездой на древке развевалось над головой колонны. Справа и слева от знамени – по пионеру, а впереди – два барабанщика.
Взвейтесь кострами,
Синие ночи!
Мы пионеры,
Дети рабочих…
Тра-та-та-та-ра-ра-ра-та-та! – вторили барабаны дружной многоголосой песне. Длинные кумачовые полотнища лозунгов над рядами:
«ПИОНЕРЫ! К БОРЬБЕ ЗА ДЕЛО РАБОЧЕГО КЛАССА БУДЬТЕ ГОТОВЫ!»
«МЫ НОВЫЙ, ЛУЧШИЙ МИР ПОСТРОИМ!»
Мальчишки со всех дворов высыпали на улицу, облепили заборы.
В красных галстуках, сиреневых блузках и черных юбках шли за колонной мальчиков пионерки. Короткая команда – и песня оборвалась, ряды перестроились в треугольники и квадраты. Пионеры остановились и стали делать разные гимнастические упражнения.
Это было необычайно красиво! На пионеров смотрели с заборов, из окон домов, даже с крыш. Взрослые толпились на тротуарах вместе с нами. От красных галстуков рябило в глазах – так их было много.
И снова громкая команда – легко и быстро построились ряды, загрохотали барабаны, зазвучала новая песня:
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед,
Чтобы с боем взять Приморье —
Белой армии оплот…
Мы проводили отряд до самого конца предместья, пока он не скрылся из виду, и, возвращаясь, горланили пионерскую:
Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка!
Подружились мы с тобой-бой-бой…[35]
А сколько было разговоров о пионерах! И у всех нас было одно желание: скорее бы нас приняли в пионеры, в первый школьный отряд, как накануне пообещал наш директор.
А в самый канун Первого мая пионеры пришли к нам в школу. Их было совсем немного, человек десять. Они прошли мимо нас, поднялись на крыльцо и стали, сбившись в одну тесную кучку.
Директор сказал:
– Товарищи! К нам в гости пришли пионеры слюдяной фабрики. Они хотят познакомиться с вами, с вашей библиотекой и рассказать о своих пионерских делах. Давайте же скажем им: «Добро пожаловать, дорогие гости!»
Мы закричали, захлопали, а пионеры вскинули над головой руки, то есть отдали нам салют[36], и ответили хором:
– Здравствуйте, товарищи!
Через несколько минут мы уже плотным кольцом окружили своих гостей и повели их сразу в наш маленький Ленинский уголок, где в сделанных нами шкафах и на этажерках стояли книги. Сколько в этот день было разговоров, вопросов и пожеланий!
Домой я влетел, как сумасшедший:
– Мама! Юра! Баба Октя! У нас в школе будет пионерский отряд! Нас будут принимать в пионеры!..
– Слава те господи! – обрадовалась баба Октя и, перекрестив, поцеловала меня в обе щеки.
А Юра поднял меня к самому потолку и воскликнул:
– Да здравствует наша смена! – И, отпустив, весело поглядел на бабушку. – Теперь бабу Октю бы еще в атеисты записать.
– Это еще куда?
– В безбожники.
– Тьфу, скаженный!
Но на этот раз ссоры не произошло.
– А я, Коля, в борцы записался. У нас в рабфаке секция французской борьбы открывается.
– Правда?
– Да, правда.
– Ух, ты! И будешь с самим Поддубным бороться?
Юра рассмеялся, потрепал меня по голове и сказал:
– Ну, с Поддубным мне не тягаться… А ты откуда знаешь Поддубного?
– Я не знаю, а Медный Крудо знает. Ему Поддубный свою фотографию прислал. У Крудо, знаешь, лент сколько? И медалей?
– Постой, постой, брат, о каком Медном Крудо ты говоришь?
– О борце. О настоящем! Мы у него в гостях были!..
– Ну-ка расскажи о нем, Коля, – заинтересовался Юра. – Нам, понимаешь, хорошего тренера в кружок надо…
– Какого тренера?
– Ну, учителя, который нас бороться будет учить. А раз твой Медный Крудо борец, да еще с лентами, он бы нам как раз пригодился.
– И платить ему будете?
– Будем, – улыбнулся брат. – А ты почему о плате спрашиваешь?
– Он бедный. Его с ковра вышвырнули, он теперь грузчиком работает.
И я рассказал брату о нашем знакомстве со знаменитым борцом Медным Крудо. А Юра сам предложил сходить к нему в ближайшее воскресенье. Я так обрадовался за Крудо, что сейчас же побежал к Саше и Волику сообщить радостную новость.
В воскресенье мы отправились к городской церкви. Крудо нас принял так же радушно, как и в первый раз, а узнав, что ему предлагают настоящую работу в секции французской борьбы, обрадовался, как мальчишка, и так сжал в своих могучих объятиях Юру, что тот долго не мог выговорить ни одного слова. Мы смеялись над Юрой, над забавным и большим, как слон, Медным Крудо, а потом рассматривали все его фотографии и медали.
– Позвольте, синьоры, а Вольдемар? Вы нашли Вольдемара? – спросил нас борец.
Вот когда мы спохватились показать ему Волика! Но Крудо не узнал в нем Вольдемара, он помнил его совсем не таким: маленьким и вихрастым. Только когда Волик сделал стойку на руках, а потом сальто, Медный Крудо захлопал в ладоши и воскликнул:
– Браво, Вольдемар! Узнаю Вольдемара! Ах ты, мой милый скиталец, оба мы с тобой друзья по несчастью!
Возвращались мы домой в таком чудесном настроении, что хотелось петь во всю глотку. И запели бы, если бы не увидели шагавших нам навстречу трех пионеров. Они шли в таких же ярко-красных галстуках и сиреневых безрукавках, как и все пионеры, а увидав у Юры на гимнастерке комсомольский значок, отдали ему салют.
Первые проводы
А дома меня ждал новый, но уже печальный сюрприз. Мама еще на крыльце сообщила, что у нас Елизар Федорович.
– Здравствуйте, – вскочил Елизар Федорович, едва я вбежал в столовую. – Вот пришел прощаться… да-с.
Я онемел. О каком прощании он говорит?..
– Еду в Петербург… к сестре. Она очень больна, и вот я, как видите… еду.
Елизар Федорович очень волновался и без конца мял свою изношенную фетровую шляпу. А я все еще не мог смириться с мыслью о нашей столь неожиданной и, может быть, долгой разлуке и не знал, что сказать или о чем спросить моего взрослого друга.
– А когда вернетесь? – вымолвил наконец я.
– Собственно, никогда. По крайней мере, не раньше, чем выйдет случай. Видите ли, я не успел сделать еще несколько этюдов по Байкалу, но… но вряд ли они уже понадобятся. – И еще тише добавил: – Кажется, нам с вами одинаково не повезло. Я имею в виду – искусство. Да-с.
Проводить на вокзал Елизара Федоровича пошли все: папа, мама, Юра, тетя Груша и дядя Степа, не говоря уже о нас, школьниках. А по дороге в город и в самом городе нас все время встречали и присоединялись к нам еще взрослые и ребята: мальчишки и такие же девчонки, как Маша, – ученики Елизара Федоровича. Елизар Федорович даже испугался таких проводов и от волнения не знал, что говорить и куда девать руки. Он то складывал их на груди и крутил пальцами, то проверял пуговицы и галстук, то совал их в карманы и снова теребил пуговицы. Но вот ударил второй звонок. Елизар Федорович отыскал в толпе Машеньку, поцеловал ее в лоб и долго-долго смотрел на нее, не в силах сказать ни одного слова. И так и убежал в тамбур, не пожав никому руки и не попрощавшись. Когда он снова, уже без очков, показался в окне вагона, все замахали ему кепками и платками. И махали, пока не ушел поезд. А у здания вокзала, прижавшись плечом к каменной цветочной вазе, стояла и плакала навзрыд Маша…
Еще несколько дней спустя Машу приняли в школу-интернат, где она будет жить и учиться. Даже говорить. А учиться рисовать – в художественной студии, куда принимают только самых талантливых, как сказал Юра.
Два события в один день
Нет на земле человека, который бы не знавал и навсегда не запомнил счастливейшего дня в своей жизни. Я не берусь судить, у кого эти дни были счастливее и ярче, но были они у каждого.
Этот день пришел и ко мне. Еще все в доме спали, когда я на цыпочках вышел из детской, прошел в кухню и, отыскав зубной порошок и щетку, принялся чистить зубы. Пришла баба Октя и, увидав меня, всплеснула руками:
– Да ты чего не спишь, внучек? Экую рань поднялся!
– Эх, баба Октя, – обиделся я, – ты даже забыла, что меня сегодня будут принимать в пионеры!
– Ах ты, батюшки! И впрямь запамятовала. Да как же это я! – захлопотала бабушка и начала разжигать плиту, раздувать самовар.
А я тер зубы до блеска, отмывал добела руки и шею, щеткой вычищал из-под ногтей еще, может быть, прошлогоднюю грязь и то и дело теребил бабу Октю. А та через очки осматривала меня со всех сторон и со всей строгостью принимала «работу». И лишь тогда надел новенькие, еще пахнущие утюгом сиреневую безрукавку и черные сатиновые трусы. Не было только галстука.
В школу мы отправились, как на большой праздник: я в безрукавке и трусах, а Саша и Волик в своих обычных штанах и рубахах. Им должны были выдать форму бесплатно. Из-под ворот вывернулся, откуда ни возьмись, Яшка. Стриж пробежал мимо нас во двор и закричал:
– Подумаешь, пионеры! А нам и без галстуков хорошо! Лапотники!
Но нашего самолюбия он больше не задевал. И на него, и на других бывших бойскаутов мы смотрели, как на лежачих. А лежачих не бьют.
Сразу же после занятий мы собрались на школьном дворе, где должен был состояться прием в пионеры. Волнение мое достигло предела, когда нас выстроили в две шеренги, а перед нами стали наши учителя и директор. Когда же пришли пионеры слюдяной фабрики и внесли знамя, у меня захватило дух. Пионер с двумя красными полосками на рукаве вышел на середину и громко, особенно громко в наступившей тишине, произнес первые слова торжественного обещания:
«Я, юный пионер…»
Я не помню, как повторял слова обещания и как звучал в общем хоре мой голос, но, пожалуй, никогда в жизни я не волновался так, как в эти короткие, поистине торжественные минуты. Пионеры подошли к нам, повязали красные галстуки, а потом отдали салют и сказали:
– Пионеры, к борьбе за дело рабочего класса будьте готовы![37]
– Всегда готовы! – ответили мы и тоже отдали им салют.
Тогда пионер с красными полосками вызвал из наших рядов Волика и вручил ему шелковое красное знамя нашего школьного отряда. А потом все строем пошли проводить пионеров слюдяной фабрики.
– А почему знамя вручили Волику, а не Степке? – спросил я молча шагавшего рядом со мной Сашу Седых, когда мы опять возвращались в школу. – Он у нас всегда командиром был.
– Уезжает он.
– Куда?!
– Насовсем. В Читу уезжает.
Это было для меня новым ударом! Давно ли мы провожали Елизара Федоровича, а вот теперь еще одного лучшего друга – Степку. Неужели нельзя жить так, чтобы не расставаться?
А вечером пришел прощаться к нам и сам Степка.
– К маминому брату уезжаем, к дяде Мише. Он в Чите агрономом работает. Нас к себе зовет, – говорил за нашим обеденным столом Степка, а я смотрел на его рыжие прилизанные волосы, веснушчатые нос, щеки, даже глаза, и старался запомнить каждую его черточку. Увидимся ли мы еще когда снова?
Мама и баба Октя угостили Степу пирожками с повидлом, я подарил ему на память две книги, и мы пошли к Саше и Волику. Целый час все четверо в обнимку бродили по берегу Ангары, пели полюбившуюся нам «Картошку» и почти не разговаривали. Что творилось у каждого на душе – я не знаю, но было очень, очень тоскливо. Проводили мы Степу до самых обозных мастерских.
А утром пришел ко мне Волик и сказал, что весь отряд хочет завтра идти на станцию.
…Привокзальная площадь забита повозками, телегами, экипажами. Шумно и людно было и на перроне, особенно когда объявили посадку. Мы переждали суетню и так, колонной, со знаменем впереди зашагали вдоль поезда к Степкиному вагону. Возле подножки его стояли уже Степка, дядя Егор (я сразу догадался, что это он), Степкина мама и еще несколько человек, видимо, знакомые или родные. Степка, увидав нас, от неожиданности разинул рот и вытаращил свои желтые глаза, как на чудо. Удивился нашему появлению и дядя Егор.
– Да никак вся твоя «Черная Борода» пришла на проводы? – громко воскликнул он. – А ну, командир, принимай войско… то бишь провожающих!
Степка сделал салют, потом подошел к нам и каждого обнял, каждому пожал руку.
– Подкову не потерял? – спросил он меня. – Гляди, не теряй, она счастье приносит. Ну, прощай, Коля!
Мы обнялись. Степка поднялся на подножку, но вдруг снова соскочил, подбежал к знамени и поцеловал его угол с кистью. И снова, уже на ходу, прыгнул в тамбур. Вагоны дернулись, жалобно звякнули буферами и стали медленно набирать скорость…
Рано утром меня разбудил человек в ушанке. Я никак не мог сообразить, где я и что это за человек, пока он сам не назвался связным и не напомнил мне о поездке.
Лошади с партизанской почтой уже ждали нас. Я уселся в седло и тут же чуть не свалился: лошадь дернула, а я потерял опору и пополз вниз.
– Хорош наездник, – засмеялся комиссар, удержав лошадь. – Доедете?
– Доеду! – ответил я уверенно и даже дал коню шпоры. И снова чуть не вылетел из седла.
Ехали мы полянами, перелесками и таким дремучим лесом, где можно было проезжать только друг за другом, да и то все время пригибаясь к луке, чтобы не оставить на сучке шапку или голову.
К вечеру следующего дня нас задержал дозор «Черной Бороды» и доставил в штаб отряда. Сердце мое отчаянно забилось. Нас привели к гладко выбритому человеку в треухе и немецкой куртке. Незнакомец поднял на нас глаза и сердито спросил:
– Кто такие?
Связной назвал себя и передал почту. И, пока человек в треухе распутывал бечеву, я, наблюдая за ним, уже каялся, что ради безумной надежды встретить кого-нибудь из друзей детства отстал от самолета.
– А этот товарищ, – связной показал на меня, – корреспондент фронтовой газеты. Приказано его к вам доставить.
– С фронта? – удивился человек в треухе. – Так какого же черта вы молчите, товарищ… товарищ старший лейтенант! – Он только сейчас внимательно разглядел и меня и мои погоны. – Садитесь, рассказывайте, что там на Большой земле?..
– Давно ли вы командир отряда? – спросил я в свою очередь.
Человек в треухе покачал головой.
– Я не командир. Я начальник штаба. А командир будет сегодня к вечеру. Он сейчас в разведке.
И снова застучало, забилось сердце. Значит, надежда еще жива!
До вечера я проговорил с начальником штаба, с партизанами и прилег отдохнуть на услужливо постеленном мне тулупе. Но уснуть не пришлось. Меня окликнули и повели к командиру.
Я вошел в землянку, но снова застал в ней только начальника штаба.
– Сейчас придет. Да вы садитесь, товарищ старший лейтенант. Ишь ведь, как вам не терпится, вижу, – сказал он и, натянув покрепче треух, вышел из «штаба».
Я огляделся по сторонам. Топчан накрыт полушубком. Вместо подушки – ватник. Железная печь «буржуйка», два–три табурета и крошечный самодельный столик – вся обстановка…
С шумом распахнулась дверь, и в землянку просунулась непокрытая рыжая голова, а затем появился и весь рослый, обвешанный гранатами, ремнями, патронными лентами…
– Степка!!
– Колька!!
– Дождались, товарищ старший?.. – вошел и начал было начальник штаба и запнулся: два взрослых человека – командир «Черной Бороды» и корреспондент фронтовой газеты – прыгали и орали, как дети:
– Колька!!
– Степка!!
…Тусклым ленивым огоньком светит с бревенчатой стены, закопченной до низкого потолка, висячая лампа. Тесный дощатый столик завален объедками, грязной жестяной посудой, пустыми кружками и целой горой окурков. Уставшие от жарких расспросов и рассказов, хмельные от крепкого трофейного вина и счастья, мы сидим друг против друга и все еще стараемся наглядеться…
Степа (теперь неловко было бы назвать его Степкой) подвел меня к топчану, над которым я еще раньше заметил скрещенные немецкие кинжалы и пистолеты, показал на приколотые под ними фотографии двух бородачей, вырезанные из какой-то газеты.
– Узнаешь?
В одной из них я сразу же узнал Волика. Другое бородатое лицо мне было незнакомо.
– Родной батя Волика, – подсказал Степа.
– Черная Борода?!
– Он самый. Я этот снимок в архивах Пятой Армии[38] раскопал. А тут Волик мне свою «бороду» прислал. С тех самых Ленских приисков, где когда-то твой папаша трудился. Потом война. Потерялись. И вдруг читаю: «Герой Советского Союза Рудых»…
– Волик?! – не удержался я.
– Ведь это что: династия героев! Вот я и послал туда оба снимка…
С минуту мы оба молча вглядывались в газетные снимки.
– Да, ведь я и Яшку Стрижа раскопал! – неожиданно вскричал Степа.
– Яшку! Где?..
– В одном селе. Под Бежицей. Мы туда к немцам в разведку ходили. Ну и встретились…
– Как же?..
– Представь: полицаем устроился! Помнишь, когда их раскулачивали, лавку отняли, Яшка нам с тобой потроха выпустить обещал? А получилось наоборот… Мы его на березе повесили…
– А я Машеньку видел, – в свою очередь немало удивил я друга. И, достав из планшета цветную открытку, протянул ему. – Вот: Маша!
Степины веснушчатые глаза забегали по открытке. Повернул ее обратной стороной, прочел вслух: «Третьяковская государственная галерея. „Ангарские зори“. Мария Рудых».
– Но ведь «Ангарские зори»… – начал было он.
– Мечта Елизара Федоровича, – понял я его с полуслова. – Умер наш друг. В прошлом году умер. А вот мечту его Машенька воплотила…
Информация об издании
Н. Чаусов
Степкина правда
Повесть
Приволжское книжное издательство
Саратов 1968
Р2
Ч-26
Издание второе
Чаусов Н.
Ч-26
Степкина правда. Повесть. Саратов, Приволж. кн. изд., 1968.
192 с.
Двадцатые годы… Не так давно окончилась гражданская война, жизнь еще тяжела и беспокойна. Но первые пионерские горны уже звучат над страной. В повести рассказывается, как в одном из сибирских городов организовался пионерский отряд, как ребята боролись с бойскаутами, как учились и дружили.
Р2
Николай Константинович Чаусов
СТЕПКИНА ПРАВДА
Редактор В. А. Бахтина
Художник Ю. Н. Бубнов
Художественный редактор П. И. Карчевский
Технический редактор Л. А. Семенова
Корректор О. И. Боим
НГ85873 Сдано в набор 23.1.1968 г. Подп. в печ. 20.V.1968 г.
Бумага 84×1081/32, газетная. Условно-печ. л. 10,08.
Учетно-изд. л. 9,975. Тираж 50 000.
Приволжское книжное издательство. Саратов, Вольская, 81.
Заказ 157.
Производственное объединение «Полиграфист». Пр. Кирова, 27.
Цена 30 коп., переплет 10 коп.
notes
Примечания
1
Октя – здесь, по-видимому, уменьшительное от имени Октавия. – прим. Гриня
2
Москательный товар – устаревшее название предметов бытовой химии (красок, клеёв, технических масел и др.) как предметов торговли. В москательных лавках ассортимент товаров постепенно расширялся и они впоследствии стали называться хозяйственными магазинами. – прим. Гриня
3
Белый дом в Иркутске – до революции официальная резиденция генерал-губернаторов Восточной Сибири. Во время революции в здании располагался ЦИК Советов Сибири, оно пострадало во время боев, а после ремонта в 1918 году было передано Иркутскому университету. – прим. Гриня
4
Губком – здесь – сокращенное название губернского комитета партии. – прим. Гриня
5
«Лензолото» – основная промышленная золотодобывающая компания русско-английского финансового общества «The Lena Goldfields Co, Ltd», основанного в 1908 году для добычи золота в России. К 1910 году «Лензолото» превратилось в полновластного хозяина Ленского золотопромышленного района. Именно на приисках этой компании произошли трагические события 4 (17) апреля 1912 года, когда солдаты открыли огонь по бастующим рабочим, известные как «Ленский расстрел». В 1920 году компания «Лензолото» была национализирована. – прим. Гриня
6
Сарпинка – лёгкая хлопчатобумажная ткань типа ситца, в полоску или в клетку. Изготовлялась из тонкой, заранее крашенной пряжи, главным образом поволжскими немцами-колонистами. – прим. Гриня
7
Чесуча – плотная шёлковая ткань полотняного переплетения, обычно желтовато-песочного цвета. – прим. Гриня
8
Ушаковка – река в Иркутске, правый (восточный) приток Ангары. До 1693 года носила название Ида; позднее, в связи с появлением на берегу реки мельницы купца Ушакова, прижилось нынешнее название. В районе устья, в описываемый период, река служила естественной границей между Иркутском и предместьем Рабочим. – прим. Гриня
9
Волька – уменьшительное от имени Владимир. – прим. Гриня
10
Палаз – то же, что палас или половик, напольный коврик из грубой шерстяной ткани или как здесь – сшитый из лоскутов разной ткани. – прим. Гриня
11
Иркут – левый (западный) приток Ангары, является естественной границей нынешних Свердловского и Ленинского округов города Иркутска. – прим. Гриня
12
Тальник – кустарниковая ива, её заросли. – прим. Гриня
13
Займище – полоса земли у реки, заливаемая весенним разливом. – прим. Гриня
14
Сарма – местный сильный ветер (типа боры) на западном побережье Байкала. Получил название по реке Сарма, в долине которой он дует с Приморского хребта на поверхность озера с особенно сильными порывами. – прим. Гриня
15
Крендель – мучное кондитерское изделие из сдобного теста, напоминающее по форме восьмерку. Крендельками могут называться и мелкие печенья такой же формы. – прим. Гриня
16
Стеженка (стёганка) – стеганный (имеющий ватную, шерстяную и т. п. прокладку, прошитую насквозь крупными стежками) кафтанчик, фуфайка, поддёвка; теплая, на хлопке, пуху или шерсти одежа. – прим. Гриня
17
Клажа – багаж, поклажа, кладь, груз. – прим. Гриня
18
Цугом – вереницей, гуськом. Здесь лошади запряжены в три пары гуськом. – прим. Гриня
19
Хотя остров Ольхон от материка отделяет широкий пролив Малое Море, однако узкий пролив, отделяющий остров в районе села Сахюрта, называется Ольхонские Ворота. Бурятское название пролива – Аман (Амын), что в переводе означает «рот» или «зев». – прим. Гриня
20
Волотдел – волостной отдел. Волость – до 1929 года административно-территориальная единица в составе уезда. В 1929 году преобразованы в сельские округа в составе районов. – прим. Гриня
21
Борчатка – шуба или полушубок из овчины со сборками по талии. Обычно изготавливалась из крашеных («чернёных») овчин, мехом внутрь. – прим. Гриня
22
Слюдянка – в то время – железнодорожный посёлок на западной оконечности озера Байкал, в 80 км от Иркутска (126 км по железной дороге). Крупный железнодорожный узел на Транссибирской магистрали, получивший статус рабочего посёлка в 1928, статус города – в 1936 году. – прим. Гриня
23
Верста – устаревшая единица измерения расстояния, равнялась 1066,8 метрам. Так что здесь расстояние скорее всего указано в морских милях (1852 метра), да и то от Слюдянки до устья реки Ушаковка получается порядка 80 миль. – прим. Гриня
24
Груша (Груня) – уменьшительно-ласкательная версия имени латинского происхождения Агриппина, которое на Руси приобрело форму «Аграфена». – прим. Гриня
25
Массовая добровольная детская коммунистическая организация в СССР была образована 19 мая 1922 года. С 1922 до 1924 пионерская организация носила имя Спартака и называлась Юными пионерами имени Спартака (сокращенно – ЮП), а после смерти Ленина, 21 января 1924 года, получила его имя и стала называться Детской коммунистической организацией имени В. И. Ленина. Здесь описываются события лета 1922 года. – прим. Гриня
26
Нишкни – возглас в значении: не кричи, не плачь, молчи. – прим. Гриня
27
Шлычка – головной убор замужних женщин-казачек в виде небольшой шапочки, которая надевается на волосы, собранные в пучок на затылке. Получалось вроде украшения-чехла для пучка волос. Носили шлычку под платком. – прим. Гриня
28
Кузнецовка – до сих пор сохранившееся название больницы в Иркутске.
29
Газета «Власть труда» – орган Иркутского совета рабочих и солдатских депутатов, Окружного бюро Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Восточной Сибири. В 1930 году, одновременно с изменением административно-территориального деления Сибири, «Власть труда» изменила название и стала выходить как газета Восточно-Сибирского края – «Восточно-Сибирская правда». – прим. Гриня
30
Кочкин – главарь шайки разбойников. Пойман и расстрелян в 1925 году.
31
Глазковское предместье Иркутска (Глазково) располагалось на левом берегу Ангары, занимая пространство от р. Иркута до района Иркутского технического университета. Возникло на месте деревни Глазково, став частью города – предместьем – к концу XIX века. – прим. Гриня
32
Щапов Афанасий Прокофьевич (1831–1876) – русский историк, этнограф и антрополог, публицист. Специалист по истории раскола Русской церкви. Похоронен на Знаменском кладбище в Иркутске. В 1886 году на могиле был установлен памятник. Сейчас это единственная могила сохранившаяся от Знаменского кладбища. – прим. Гриня
33
Заплот – глухой, плотный деревянный забор, состоящий из горизонтально уложенных или вертикально установленных бревен, досок или теса. – прим. Гриня
34
Здесь имеются в виду стальные сменные перья от школьных ручек для письма чернилами. Выпускались они довольно разнообразными по форме, размеру и гибкости. Вариантов игры «в перышки» также было множество – на точность и дальность броска, на перевороты и т. п. – прим. Гриня
35
Первоначальная версия песни «Картошка» была написана еще до революции одним из лидеров московских скаутов и главным редактором журнала «Вокруг света», просветителем и путешественником Владимиром Алексеевичем Поповым (1875–1942), и соответственно, была скаутской. Но когда была создана пионерская организация, текст песни был переработан поэтом Александром Алексеевичем Жаровым (1904–1984). А музыка окончательного варианта песни (уже «Пионерская картошка», мелодия несколько отличается от первоначальной) написана педагогом, музыкантом и художником Алексеем Филипповичем Шамаковым (1904–1975). – прим. Гриня
36
Пионерский салют «Правая рука, сложенная в ладонь, большим пальцем выносится к себе на уровне лба» был установлен в декабре 1923 года, до этого использовался «Пять пальцев правой руки, плотно сложенных, ладонью вперед прикладываются к плечу». – прим. Гриня
37
Интернациональный девиз пионеров «Будь готов!», заимствованный у скаутов, практически сразу начал видоизменяться: сначала «К борьбе за дело рабочего класса будь готов!», с августа 1924 года – «К борьбе за рабочее дело будь готов!», затем – «К борьбе за дело Ленина-Сталина будь готов!», и наконец, с апреля 1954 года – «К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов!». В 1967 году было сделано уточнение и девиз принял окончательный вид: «Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будь готов!». – прим. Гриня
38
5-я армия была создана по постановлению ВЦИК РСФСР, от 16 ноября 1922 года, путём переименования Народно-революционной армии Дальневосточной Республики. Просуществовала до окончания гражданской войны и интервенции, и в июне 1924 года Пятая армия была расформирована. Командармом был Уборевич Иероним Петрович (1896–1937). – прим. Гриня
