Текст книги "Хочу все знать 1970"
Автор книги: Николай Сладков
Соавторы: Борис Ляпунов,Евгений Брандис,Александр Кондратов,Павел Клушанцев,Алексей Антрушин,Тамара Шафрановская,Регина Ксенофонтова,Петр Капица,Анатолий Томилин,Александр Муранов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
Но дело, оказывается, совсем в другом. Лишь теперь мы заметили, что кот стоит перед входом в баню и орёт во всю глотку только потому, что ему лапу помыть надо. Открыли дверь в баню, и он сразу прыгнул на трёх лапах через высокий порог. Задрал голову и ждёт, когда из душа вода польётся. Ну, водой тавот не смоешь. Сперва мы ветошью обтёрли лапу, а потом уж как следует отмыли её.
Все мы были очень довольны тем, что из грязного, бездомного бродяги начал получаться хороший корабельный кот. Его полюбила вся команда. И решили мы дать ему настоящее русское имя. А то что такое Кири-Кири? Много перепробовали разных имён, а кот не отзывается ни на одно из них. Да это и понятно. Он уже не маленький, чтобы мог легко привыкнуть к новому имени. Всё чаще стали раздаваться у нас голоса о том, что из этой затеи ничего не выйдет и всё останется по-старому. Но скептикам пришлось трубить отбой. Однажды на палубу вышла буфетчица Граня и громко позвала:
– Кирилл-Кирилл-Кирилл!
И совершилось чудо: на этот зов явился кот.
– Качать Граню!
Тут наш радист лукаво обронил:
– Его не грех и отчеством уважить.
– А что, пожалуй, – отозвался боцман. – Кот пришёл на вахте Алексеева Петра. Значит, будет Петровичем.
С боцманом согласились все. И стал наш кот называться Кириллом Петровичем. Так его записали и в служебных бумагах. И такой получился из него кот-мореход, что мы и представить себе не могли.
Наконец, пришло время уходить нам из Америки. На берегу толпа провожающих. Все желают нам счастливого плавания и просят передавать их приветы в Россию. Такие дружеские проводы всегда приятны, и настроение у нас было приподнятое. На мостике у нас капитан, вахтенный помощник капитана и рулевой. Внезапно появляется Кирилл Петрович и встаёт рядом с капитаном. А мостик – такое место, откуда ведётся всё управление кораблём, и входить туда без дела никому нельзя. Капитан любил кота и заботился о нём, но, увидев его на мостике, строго сказал:
– Уберите его отсюда.
Вахтенный матрос взял кота на руки, сошёл с мостика на шлюпочную палубу и там отпустил его. Кот сразу же взлетел обратно на мостик и опять встал рядом с капитаном. Снова вынесли его оттуда. Но как только спустили с рук, он мгновенно вернулся на мостик. Шесть раз подряд уносили его сверху вниз. А он и на седьмой раз прорвался на высокий мостик. Капитан рассмеялся и сказал:
– Ну и характер у Кирилла Петровича. Настоящий флотский. Не сдаётся. Молодец. Пусть остаётся.
Так Кирилл Петрович завоевал себе право находиться на мостике. Только правом своим почти не пользовался. Что-то ему не понравилось на мостике, и он заглядывал туда редко и ненадолго. Чаще всего его можно было найти на шлюпочной палубе, где облюбовал он место под спасательной шлюпкой. Здесь он просиживал часами, глядя на великую солёную пустыню.
На третий день после выхода из Лонг Бича разбушевался Тихий океан. Многометровые волны беспрерывно наступали на корабль, нанося ему тяжёлые удары. Шипящая вода металась по зыбкой палубе. Все моряки, кроме вахтенных матросов, укрылись от шторма во внутренних помещениях корабля. А Кирилл Петрович не признавал никаких помещений и по-прежнему находился на шлюпочной палубе. Туда тоже долетала ошалевшая вода, и кот давно промок насквозь. Его густая длинная шерсть скаталась и повисла короткими блестящими сосульками, по которым стекали солёные ручейки. Но Кирилл Петрович не обращал на это никакого внимания. Он сидел под спасательной шлюпкой неподвижно и как зачарованный глядел на буйное раздолье океана.
В назначенное время мы пришли на Дальний Восток, сдали свой корабль морякам-дальневосточникам, и они начали жить и работать на нём. А мы совершенно иным путём вернулись к себе в Ленинград.
Кирилл Петрович остался на «Руслане».
М. Любарский
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Пионеры села Ивановка на Харьковщине обнаружили батальонное знамя и портфель с документами. Находка напомнила жителям района о весенних днях сорок второго года, когда в этих местах, уже занятых фашистами, вдруг разыгралось ожесточённое сражение советских воинов с гитлеровцами. Неравный бой продолжался с рассвета до полудня.
Лишь на третий день гитлеровцы разрешили колхозникам похоронить советских воинов, погибших смертью храбрых… На окраине села выросли солдатские могилы. Колхозники тайком любовно убирали их, приносили живые цветы. После войны народ поставил здесь памятник безымянным героям.
Безымянным? Да, пока безымянным. Никто не мог сказать, какая часть выходила с боями из окружения, кто здесь погиб.
Может быть, знамя и портфель с документами приоткроют завесу?
Надпись на знамени гласила: «96-й отдельный сапёрный батальон».
Знамя и документы переслали в Ленинградский военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. А оттуда бумаги попали к нам, в Ленинградскую научно-исследовательскую криминалистическую лабораторию. Откровенно говоря, мы не очень надеялись, что нам что-то удастся сделать. Это были красноармейские книжки, в плохом состоянии. Все листки слиплись и от времени спрессовались. Тексты, когда-то написанные фиолетовыми чернилами, превратились в размытые пятна. К книжкам страшно было прикоснуться.
Листки книжек были измяты, бумага шероховата, а штрихи текста выцвели и смылись. Поэтому мы воспользовались фотосъёмкой при бестеневом освещении. Что это означает? Книжки помещаются в цилиндр из матового стекла, который равномерно освещается со всех сторон. Тени от неровностей бумаги пропадают.
После того, как внешний вид документов был сфотографирован, красноармейские книжки на несколько суток поместили в стеклянный сосуд в условия «влажной среды». (Насыпается мокрый песок, на него кладут вату, а на вату документ; всё это покрывается стеклянным сосудом; песок, высыхая, выделяет водяные пары, которые помогают «расщепить» листки; это мы и называем условием «влажной среды».) В дальнейшем некоторые листки всё-таки пришлось ещё обработать и горячим паром. Только после всего этого мы смогли отделить пинцетом один листок от другого. Каждый из них фотографировался при бестеневом освещении с двух сторон.
Сделаны первые фотоснимки. На них можно рассмотреть пять букв фамилии «Юдинц…» и год рождения. По буквам можно было без труда восстановить фамилию бойца. Но этого недостаточно. Нам надо восстановить каждую запись в книжках.
Фиолетовые чернила. Милые сердцу фиолетовые чернила. Работать с ними всегда одно удовольствие. Но сейчас они предложили нам задачу задач. Дело в том, что чернила не только смылись, но и расплылись. Это бы ещё не беда, но они прошли через толщу бумаги, отобразились на обороте и даже «заскочили» на другие страницы.
Методы повышения контрастов были использованы и лучших результатов дать уже не могли. Светофильтры полностью помехи не устраняли. Мы решили использовать возможности инфракрасной люминесценции.
Те из вас, кто уже знаком с азами физики, знает, что видимый свет, проходя через призму, разлагается па семь цветов. С двух сторон спектра расположены фиолетовый и красный цвета. За ними есть невидимые лучи. За фиолетовым – ультрафиолетовый, за красным – инфракрасный. Под действием этих лучей смытые тексты начинают светиться. Вот эту особенность инфракрасных лучей мы и решили использовать.
Съёмка проводилась в специальной, светонепроницаемой комнате. Обычно для съёмки в инфракрасных лучах пользуются фотокамерой «Стандарт». Она представляет собой мех, укреплённый на двух кронштейнах. В верхней части находится рамка, куда вставляется кассета или матовое стекло, а в нижней – доска с объективом. Кронштейны заканчиваются муфтами, передвигающимися по вертикальной штанге. Простота устройства и надёжность в работе сделали камеру «Стандарт» незаменимой в лаборатории судебной экспертизы.
На экран камеры и укладывались поочерёдно разъединённые листки красноармейских книжек.
В листках сохранились остатки красителя. Так говорят эксперты. Проще: в листках сохранились остатки фиолетовых чернил. Мы должны были как бы возбудить их, чтобы они начали светиться. Для этого мы воспользовались двумя мощными импульсными осветителями. Они поочерёдно, через каждые три секунды, дают яркие вспышки. Когда эти осветители работают, создаётся такое впечатление, что всё время фотографируют двумя лампами-вспышками. Только вспышки не ослепительно белые, а синевато-зеленоватые. Так получается потому, что перед каждым осветителем укреплён специальный светофильтр.
На следующий день на столе перед экспертом уже лежали фотоснимки документа. Но исследование ещё не было закончено. Сравнивая между собой снимки лицевой и оборотной стороны каждого листка и фотоснимки последующих листков, мы тщательно отделяли лишние штрихи, не относившиеся к тексту, возникшие от расплывов чернил. Эти мнимые штрихи закрашивались.
И вот мы читаем строки возрождённых документов: Юдинцев Дмитрий Григорьевич, Цицеров Борис Иванович, рядовой Мигрин…
Живы ли они?
Да, лейтенант запаса Юдинцев жив. Он работает мастером в одном из леспромхозов Горьковской области. Сообщение о найденном знамени и документах глубоко взволновало его, нахлынули воспоминания. Впрочем, он никогда не забывал и не мог забыть тот бой…
Это было 26 мая 1942 года. Батальон, в котором Дмитрий Юдинцев командовал взводом, пытался по занятой противником земле пройти к Северному Донцу, перейти линию фронта. Двигались по ночам, на день останавливаясь в лесах и лесопосадках. Однако на сей раз гитлеровцы обнаружили подразделение и предложили немедленно капитулировать: сопротивление бесполезно.
В батальоне было около двухсот человек, но ни один не сдался. И грянул бой, последний бой гвардейского батальона, грозный и незабываемый.
Гитлеровцы, рассчитывавшие, что перед ними кучка деморализованных людей, были застигнуты врасплох. Им пришлось просить подкрепление, вводить в бой артиллерию, миномёты. Батальон не только оборонялся, он и контратаковал. Фашисты вызвали на подмогу авиацию…
Командовал батальоном офицер, незадолго до войны окончивший в Ленинграде одно из военных училищ. Это был человек поразительного мужества и хладнокровия. Перед лицом смерти он шутил, подбадривал бойцов, метко разил врага. Под стать ему был и комиссар батальона – старший политрук Григорий Михайлович Ральченко. Он оказывался там, где в данную минуту было особенно трудно; его появление придавало силы измученным, обессиленным, но не покорённым людям. От одного раненого к другому спешила девушка из Воронежа, общая любимица батальона – Маруся, младший лейтенант медицинской службы. Вражеская пуля настигла её в тот момент, когда она делала перевязку солдату.
Героически вели себя в этом бою командиры рот Семенюк и Мартынюк, офицеры Абакин, Кувшинов, младший сержант Петров, солдаты Сосюра, Зарицкий, Леонтьев…
Когда боеприпасы подошли к концу, комиссар приказал зарыть знамя, чтобы оно не досталось врагу. Несколько человек положили в портфель рядом со знаменем свои документы. Дорого обошёлся захватчикам клочок земли, на котором до последнего патрона сражался героический батальон.
Д. Г. Юдинцев был контужен и очнулся уже в плену. Его долго мучили, перебрасывали из одного лагеря в другой. Выжил чудом. О судьбе товарищей, воевавших с ним бок о бок, Дмитрий Григорьевич не знает. Но, видимо, погибли не все.
Возможно, кому-либо удалось уйти из окружения, может быть, живы и те, кто попал раненым в плен.
Затем в поиск вступили военные историки. Вот что рассказал член учёного совета музея генерал-лейтенант А. И. Смирнов-Несвицкий:
– Первое, что бросилось нам в глаза, – вышитый на знамени номер батальона – девяносто шестой. Но позвольте: ведь в документах, которые извлечены из портфеля, обнаруженного рядом со знаменем, значится другой номер – восемьдесят седьмой! В чём тут дело? После долгих поисков в архивах удалось выяснить, что перед самой войной батальон, носивший номер девяносто шесть (как и девяносто шестая имени Яна Фабрициуса стрелковая дивизия), получил новый самостоятельный номер – восемьдесят семь. На знамени заменить, видимо, не успели: началась война…
87-й отдельный сапёрный батальон вступил в войну с первых же дней в Черниговской области.
За боевые заслуги 96-й имени Яна Фабрициуса стрелковой дивизии 21 января 1942 года в числе первых присваивается звание гвардейской, и с этого времени её именуют 14-й гвардейской стрелковой дивизией.
А 87-й отдельный сапёрный батальон, входивший в её состав, стал 13-м гвардейским отдельным сапёрным батальоном.
Первым командиром батальона был капитан Гамза, а комиссаром – старший политрук Павлов.
Капитан Гамза руководил прорывом из первого окружения, в которое попал батальон, и героически погиб.
А бойцы прорвались, вынесли своего командира и похоронили его с воинскими почестями.
Командование батальоном принял капитан Осланов, бывший до этого начальником штаба.
18 января, во время выполнения специального задания, капитан Осланов был убит осколком разорвавшейся неподалёку авиационной бомбы.
Его сменил старший лейтенант Тарасенко…
Архивы позволили установить имя и звание командира батальона, руководившего боем под Харьковом 26 мая 1942 года. Это старший лейтенант Керчикер. Он, как и комиссар Ральченко, пропал без вести.
26 мая 1942 года гитлеровцам удалось уничтожить личный состав 13-го гвардейского отдельного батальона.
Но батальон не погиб. Он остался жить, заново сформированный в советском тылу, и в скором времени вступил в бой.
…Командиром вновь сформированного батальона стал гвардии капитан Фомов, а комиссаром – гвардии политрук Фомин.
Теперь слово за вами, красные следопыты. Быть может, вам удастся отыскать людей, соратников Юдинцева, Керчикера, Ральченко…
Б. Рощин
ПО РОДНОМУ КРАЮ С МИНОИСКАТЕЛЕМ
Давно отгремела на ленинградской земле война. Уже с трудом просматриваются контуры зарубцевавшихся, словно раны, траншей. Всё глубже оседают в землю бетонные громады дотов, и в их заросшие амбразуры с тревожным любопытством заглядывают всё новые и новые поколения мальчишек и девчонок. Здесь геройски сражались и умирали за родную землю их отцы и деды.
Звенят ребячьи голоса в местах былых сражений. Но вдруг… наступает тишина. Зловеще поблескивая нестареющим взрывателем, на детей смотрит ржавая смерть: мина, бомба, снаряд.
И тогда на помощь спешат сапёры.
Наш могучий ЗИЛ с красным флажком на борту вырывается из душных улиц города Луги и, набирая скорость, мчится по шоссе Ленинград—Киев. Спешим. В деревне Калгановка обнаружен склад боеприпасов. Сейчас дорога каждая минута.
За городом сворачиваем в старинную берёзовую аллею и останавливаемся у двухэтажного каменного здания – конторы госконзавода.
Склад взрывоопасных предметов обнаружен в ста метрах от здания. По всей видимости, сюда, в воронку от авиабомбы, было собрано после войны всё взрывоопасное, что можно было собрать в деревне, и закопано. Мальчишки, копая червей для рыбалки, наткнулись на это «богатство». Один из работников конторы отогнал детей от опасной находки и пошёл звонить в милицию. Об охране склада он и не подумал, а это необходимо было сделать в первую очередь.
Увидев нашу машину, ребятишки сразу поняли, что им придётся расстаться со своими «игрушками». С криками и смехом выскакивали они из полураскопанной воронки и улепётывали в лес.
Растерянные, не зная, что предпринять, стояли мы среди разбросанных мин, ручных гранат, снарядов. Сейчас в руках детей самыми опасными были капсули-детонаторы. Судя по распечатанным пачкам, они унесли их немало. Капсуль-детонатор – небольшая металлическая трубочка, начинённая взрывчаткой повышенной мощности, – очень чувствителен к малейшему удару, наколу, искре. Он может взорваться даже от нажатия пальца. Сила взрыва его достаточна, чтобы убить или искалечить человека.
Из леса доносятся голоса убежавших ребят. Каждую секунду может произойти непоправимое.
Как быть? Как собрать детей?
Выход находит сержант Беляев. Схватив в руки железный прут, он с силой ударил по висящему на проволоке рельсу. Частый и тревожный, как при пожаре, звон поплыл над деревней. Со всех сторон к нам бежали люди. Их дети в опасности, – они поняли это с полуслова.
Через несколько минут беглецы были собраны. Мы осторожно вынимаем у них из карманов «игрушки», затем передаём ребят в руки матерей.
Сухие строчки акта фиксируют итог этой «операции»: у детей изъято триста шестьдесят два взрывоопасных предмета, каждый из которых мог принести непоправимую беду.
Вскоре над лесом гремит взрыв. Взрывоопасные предметы уничтожены.
– Теперь куда? – водитель, рядовой Подгорный, привычно включает передачу.
– В пионерский лагерь.
В пионерском лагере Ленхладокомбината нас уже ждут. Здороваемся с начальником лагеря, с ребятами. Узнаём, что произошло.
А произошло здесь вот что: возвращаясь из похода, пионеры нашли в лесу ручную гранату. Что нужно делать в таких случаях?
Прежде всего: ни в коем случае не трогать гранату руками. Хорошо запомнить место, где она лежит, и немедленно сообщить о находке в милицию, в сельский Совет, в военкомат или же начальнику пионерлагеря. Если есть возможность, нужно организовать у найденного взрывоопасного предмета дежурство, пока не придёт милиция или сапёры.
Ребята пионерского лагеря Ленхладокомбината поступили иначе. Они принесли гранату в лагерь. Один из рабочих отобрал её у ребят и решил уничтожить «собственными силами». Со словами: «Эх, как бывало на фронте!» – он рванул предохранительную чеку и швырнул гранату. Но «как на фронте» не получилось. Граната упала в густой кустарник за забором и не взорвалась. А потом её никак не могли найти. В пионерском лагере притаилась смерть. Освобождённая от чеки пружина взрывателя гранаты удерживается лишь многолетней ржавчиной. Пружина одолеет ржавчину и…
Настроив миноискатели, выстраиваемся вдоль забора и медленно, метр за метром, проверяем опасный участок. Кустарник, высокая трава и металлические предметы, встречающиеся на нашем пути, затрудняют работу миноискателем. Приходится проверять землю руками. Гранаты нет. Понимая, что рабочий мог ошибиться, указывая место её падения, увеличиваем фронт работ. Наконец, после нескольких часов поиска раздаётся радостный возглас рядового Горького:
– Есть! Нашёл!
Уничтожаем гранату. Прощаемся с ребятами.
Теперь наш путь лежит в деревню Ивановское. Заявку оттуда прислал наш старый знакомый Паша Симанов – школьник. Частенько он и его друзья находят бомбы на бывшем аэродроме. Этот старый заброшенный аэродром нам уже хорошо знаком. Огромные бетонные плиты взлётного поля потрескались, заросли травой. Отсюда в страшные дни блокады Ленинграда фашистские самолёты летали бомбить город. Всюду полузаросшие воронки – следы работы нашей авиации. У самого леса – исковерканные конструкции бензохранилища. Это уже, по словам местных жителей, работа партизан. С каждым годом совхозные поля отвоёвывают у взлётного поля всё новые и новые гектары земли, и каждый год дежурный по военкомату принимает тревожные телеграммы: «обнаружены бомбы».
На этот раз мальчик обнаружил бомбу в пойме небольшой болотистой речушки, в двух километрах от аэродрома.
Спускаемся со скользкого глинистого обрыва к речке и приступаем к работе. Прежде всего проверяем всё вокруг миноискателем, затем осматриваем Пашину находку.
Стабилизатор бомбы чуть выглядывает из ржавой болотной трясины. Судя по окраске и форме стабилизатора, бомба немецкая. Необходимо определить тип взрывателя. Об этом нам расскажет номер на корпусе бомбы, заключённый в кружок. Номер этот – цифровой код взрывателя. Заканчивается он, например, на цифру 5, 6 или 8 – мы вздохнём свободнее – взрыватель электрический, ударного действия, работать можно. Заканчивается цифрой 7 – дело хуже – взрыватель замедленного действия. Но если номер оканчивается на ноль, дрогнет взгляд у самого опытного и бывалого сапёра: «ловушка». Этот взрыватель может сработать от малейшего сотрясения, от малейшего сдвига бомбы.
Для нас сейчас лучший вариант – уничтожить бомбу на месте. Но рядом деревня, люди. Извлечь и вывезти её тоже непросто. Автокран сюда в болото не сможет подъехать. Как быть?
Можно попробовать вытащить бомбу тросом лебёдки нашего ЗИЛа, но прежде нужно определить тип взрывателя. Если же взрыватель не позволит сдвигать бомбу с места, остаётся одно: строить над ней деревянный каркас, засыпать его расчётным количеством земли и только тогда взрывать бомбу. При таком взрыве осколков не будет.
Сейчас первоочередная задача – осмотреть корпус бомбы. Пока что этого сделать не удаётся. Вот уже полчаса сапёры орудуют лопатами, но болотная жижа вновь и вновь заполняет котлован.
Неожиданно сержант Беляев произносит:
– Товарищ старший лейтенант, а бомбы-то вроде нет…
– Как нет? Не может быть!
Раздеваюсь до трусов и, погрузившись в чёрную, ледяную от подземных ключей ванну, пытаюсь проверить сказанное сержантом. Рука скользит по лопастям стабилизатора и… проваливается в грязь. Бомбы нет.
Подгоняем машину к обрыву и тросом лебёдки вытаскиваем стабилизатор на сухое место. Затем вновь прощупываем миноискателем участок работ. Бомбы нет.
Подзываем Пашу. «Главный пиротехник», как зовут его друзья, виновато шмыгает носом. Затем, видимо желая исправить положение, произносит:
– А у меня ещё мина есть.
– Где?
– Сдал в школьный музей.
Десять километров езды, и мы в деревне Конезерье. Заходим в школу. Паша ведёт нас прямо в музей – большую светлую комнату. Этот школьный краеведческий музей хорошо известен в Лужском районе. В музее несколько богато экспонированных разделов: природа родного края, животный мир. Почётное место в этом разделе занимает подарок студентов Ленинградского педагогического института имени Герцена – коллекция беспозвоночных. Привлекает внимание раздел атеизма. Ребята с гордостью поведали нам, что некоторые его экспонаты заинтересовали работников Ленинградского музея истории религии и атеизма. Восхищение вызывает раздел нумизматики. Сколько настойчивости, трудолюбия и упорства потребовалось детям, чтобы собрать вот эти, потемневшие от времени монеты: югославские, чехословацкие, польские, турецкие, канадские, иранские, американские – монеты почти тридцати стран мира.
А вот наконец и нужный нам раздел: «Великая Отечественная война». Чего в нём только нет! Ровными рядами, словно на параде, выстроились пробитые пулями немецкие каски. На стенах – оружие, оставленное фашистами на нашей земле: пулемёты, автоматы, винтовки. Под стеклом – фотодокументы, схемы действий партизанских отрядов в Лужском районе, по тропам которых ребята не раз ходили походами. Здесь же карта, которой пользовался командир Пятой партизанской бригады Герой Советского Союза К. Д. Карицкий. Среди многочисленных реликвий ящичек со священной землёй Брестской крепости. На стеллажах – бомбы, мины, снаряды.
Лихорадочно роемся во всём этом богатстве. Но всё – не взрывоопасно. Чувствуется, что музеем руководит чья-то опытная рука.
Спрашиваем: «Кто?»
Оказывается, директор, бывший фронтовик. Сейчас его нет – болен. А вот и Паша Симанов достаёт свой «экспонат» из укромного уголка.
Мина! Боевая мина со взрывателем!
Паша припрятал её здесь до прихода директора. Да, редко какой музей мира может похвастать столь «ценным» экспонатом. И только когда грохнул взрыв уничтоженной мины, ребята по-настоящему осознали опасность, которая подстерегала их в музее весь этот день.
Из Конезерской школы спешим в деревню Торошковичи. Там найден крупнокалиберный снаряд.
У деревни стайка ребятишек встречает наше появление радостными воплями. Не останавливаясь, едем дальше. Мальчишки несутся следом, мелькая босыми пятками и заполняя деревенскую улицу разноголосым гамом.
Подъезжаем к зданию сельсовета. Председатель сельсовета, в прошлом фронтовой сапёр, нам знаком. Заявки, поданные им, всегда точны и лаконичны. Можно быть уверенным, что, если в заявке сказано «снаряд», мы не рискуем найти вместо него старый огнетушитель, как это было недавно на Заречной улице в Луге.
Здороваясь, председатель рассказывает нам, что снаряд нашли грибники в трёх километрах от деревни. Такой снаряд он видит впервые, и лучше всего взорвать его на месте.
Быстро перекусив в совхозной столовой, вновь садимся в машину и через несколько минут осматриваем очередную находку.
Форма снаряда необычна. Удлинённое торпедовидное тело его зловеще поблескивает неизвестным нам взрывателем. Никакой маркировки нет. Председатель сельсовета прав, такой снаряд следует уничтожать на месте. Самое трудное для нас сейчас – оцепить и прочесать опасный район. Ведь разлёт осколков от такого снаряда не менее километра. Из этого района необходимо удалить всё живое.
Председатель собрал нам в помощь несколько женщин и ребят постарше. Инструктирую собравшихся, и по команде «пошли» неровная цепь, похожая на идущих в атаку новобранцев, двинулась к темнеющему впереди лесу. У леса первое препятствие. Пастух, пасущий здесь коров, маленький и ершистый, заартачился.
– Чихал я на ваш снаряд, – просто заявил он, – никуда отсюда не уйду. Не из пугливых.
Уговоры не помогали. Пастух твёрдо стоял на своём: «Никуда не уйду, не из пугливых».
Подобные случаи в нашей практике бывали. Иногда человек, вопреки здравому смыслу, отказывается выполнять требования, диктуемые обстановкой. В таких случаях мы применяем различные способы воздействия на упрямца, заставляя его подчиниться. Один из способов я разрешаю применять только себе, хотя все воины от него в восторге. Они назвали его «удар по психике». Пока упрямый пастух препирается с односельчанами, я достаю из сумки имитационный взрывпакет, незаметно поджигаю шнур и бросаю пакет в сторонку. Неожиданный взрыв всех буквально потрясает. Коровы шарахаются в сторону и, задрав хвосты, мчатся к деревне. Пастух бежит за ними.
Углубляемся в лес. Идём, стараясь не терять друг друга из виду. Изгоняем из леса грибников. Оцепляем опасную зону постами. Укладываем на снаряд заряд тротила, и по команде «огонь» сержант Беляев поворачивает рукоятку подрывной машинки. Гремит взрыв.
Теперь пора и домой. По пути заезжаем ещё в одну деревню – Старую Середку. Здесь дед обнаружил у себя на чердаке мину.
– Осторожнее, сынки! – напутствует он нас. – Какая-то неизвестная конструкция. Не дай бог саданёт…
Удалив упирающегося деда из дома, мы с Беляевым поднимаемся по шаткой, ненадёжной лестнице на чердак.
Пыльный луч света, льющийся из слухового окна, не в силах пробиться сквозь нагромождения сломанных стульев, столов, горы дырявых валенок.
– Нашёл, товарищ старший лейтенант! – говорит сержант Беляев, опускаясь на колени перед лежащим в опилках тёмным предметом. Осматриваем. По форме предмет напоминает цилиндр. Длина цилиндра сантиметров пятьдесят, диаметр около двадцати. На одном конце его крышка на замках-«молниях».
Осторожно, не без опаски, снимаем крышку. Тусклой медью блеснул циферблат. На нём какие-то буквы, цифры, посередине небольшой кружок. Большего в чердачном полумраке рассмотреть не удаётся.
Решаем вынести мину на улицу.
Беляев бережно, словно грудного ребёнка, берёт её на руки и, благополучно миновав все препятствия, добирается до лестницы.
– Принимай! – кричит он стоящему внизу Шпанькову. – Неси на свет, да осторожнее…
Но тут случилось неожиданное. Старенькая лестница, не выдержав тяжести двух человек, переломилась. Беляев, с трудом удержавшись от падения, выпустил мину из рук, и она загрохотала вниз по лестнице. Мы замерли. Ударившись о пол, цилиндр перевернулся, крышка отлетела в сторону и из него выпал какой-то блестящий предмет.
Ба! Да это же пустая артиллерийская гильза, дно которой мы и приняли за циферблат.
Когда «неизвестную конструкцию» показали деду, тот засмущался.
– И как она на чердак попала, в толк не возьму, – виновато бормотал старик. – Не иначе Курт притащил.
– А кто такой Курт?
– Да немец тут один во время войны жил у меня. Куртом звали. Любил, бестия, поговорить. Я, бывало, его ругаю на чём свет стоит. Чего, говорю, вам, грабители, в России-то надо? Сколько уж раз бивали вас здесь, а вам всё неймётся. И на этот раз выбьют вас отсюда наши ребята. А он меня по плечу хлопает и по-своему что-то лопочет. Ну, а как поприжали их наши, собрал Курт вещички и говорит на самом что ни есть русском языке: «Хорошо ругаешься, старик, до свидания. Я всю жизнь хлеб потом добывал. Мне чужая земля не нужна. Это фюрерам нашим её не хватает».
Прощаемся с дедом. Теперь домой.
Машина выскакивает на шоссе, Подгорный включает пятую передачу. Через час мы в Луге. Заходим в военкомат, чтобы доложить о проделанной за этот день работе. И здесь нам вручают новую телеграмму, от которой цепенеет сердце: «Подорвались дети…»
Выжимая из своего ЗИЛа всё, что можно, мчимся на станцию Мшинская, на место происшествия. Спешили не напрасно.
Дети нашли у самой станции склад 45-миллиметровых снарядов и стали его «разминировать». Им удалось вывернуть у одного снаряда взрыватель. Но разобрать его им не удалось – произошёл взрыв. Два мальчика отправлены в больницу, а третий, перебинтованный с ног до головы, показывает нам свою «мастерскую». В слесарных тисках зажато несколько взрывателей, которые ребята надеялись разобрать. Из беседы с ними вырисовывается поистине потрясающая картина: десятки домов на станции, по сути дела, заминированы. Ребята, напуганные происшедшим, выносят из своих домов боеприпасы, достают их из чуланов, с чердаков, а то и просто из-под подушек.
Не раз выезжали мы на места происшествий, где жертвами «ржавой смерти» становились дети. И всегда непоправимость и жестокая бессмысленность случившегося ошеломляла.
С каждым годом всё больше и больше ребят отправляются в походы по местам боевой славы своих отцов и дедов. Очень осторожным нужно быть, обнаружив в лесу полуобрушившиеся землянки, блиндажи, стрелковые ячейки. Здесь когда-то шёл бой! Ни в коем случае не трогать найденные боеприпасы. Это грозит смертельной опасностью. Разводить костёр в местах бывших военных действий можно только тогда, когда место для костра осторожно перекопано лопатой. О всех обнаруженных взрывоопасных предметах нужно обязательно сообщать старшим. Такой предмет, если его не уничтожить, может принести непоправимую беду.
