Текст книги "Гибель Светлейшего"
Автор книги: Николай Анов
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
7
Офицер с погонами капитана вызвал на допрос красноармейца.
– Какой части?
Пленник густо отхаркнул и плюнул капитану в лицо. Капитан вовремя отвернулся. Плевок угодил на белый череп, пришитый к рукаву повыше локтя.
– На расстрел! – сказал капитан конвоирам и, скомкав лист бумаги, стал брезгливо вытирать запачканный рукав.
Солдаты вытолкнули из избы красноармейца и ввели Дукаревича.
– Шпион! – утвердительно произнес капитан, внимательно разглядывая синяки и ссадины на лице филателиста. – А? Что? Кем послан?
– Я американский подданный! – Дукаревич гордо выпрямился. – Я нахожусь под защитой флага Северо-Американских Соединенных Штатов.
У капитана на руке блестел золотой браслет. Он играл тоненькой цепочкой застежки и смотрел в глаза филателисту колючим, недобрым взглядом.
– Большевик?
– Нет-нет! – поспешно ответил Дукаревич. – Напротив, я никогда не состоял ни в одной социалистической партии. Я искренний противник губительных теорий коммунизма и анархизма. Я приехал из Америки…
– Из Америки тоже приезжают тайные агенты большевиков! – капитан заговорил по-английски. – Вы можете доказать, что вы не шпион?
– Очень легко, – ответил по-английски Дукаревич. – Пошлите, пожалуйста, за мой счет телеграмму Питеру Мак-Доуэллу. Это мой компаньон по филателистической конторе в Нью-Йорке, на Девятой авеню, 57. Он моментально ответит. Убедительно вас прошу, пошлите… Тогда выяснится недоразумение. Поверьте моему честному слову американского гражданина. Меня не касается война. Нашу контору интересуют только марки. Проштемпелеванные марки… Я собираю почтовые марки…
– Марки?! – капитан поднял брови и в недоумении пожал плечами. – При чем тут марки? Я не понимаю.
– Видите ли, я агент-филателист. В данное время это мой хлеб, мой заработок…
И Дукаревич торопливо, боясь, что его прервут, стал рассказывать, с какой целью он приехал в Россию и почему решил перейти линию фронта.
– Все-таки, я думаю, что вы шпион красных, а марки – для отвода глаз, – задумчиво произнес капитан.
– У меня есть вещественное доказательство. Посмотрите, какую уйму марок я набрал. Тут несколько тысяч. Если бы я не был филателистом, зачем они мне? Посудите сами…
– Для маскировки.
– Нет-нет… Клянусь вам…
Дукаревич размахивал нижней рубашкой и шелестел карманами из тонкой резины.
– Обратите внимание, все это марки… Пожалуйста, взгляните и проверьте. Только штемпелеванные марки – и больше ничего.
Капитан раздумывал томительно долго, а может быть, это только так показалось Дукаревичу. Потом он пододвинул к себе чистый лист бумаги, лежавший на столе, и взял карандаш.
– По закону военного времени вас следует расстрелять сразу. Но я делаю исключение. Ваше счастье, что сейчас здесь находится ваш соотечественник, американец… Я вас отправлю к нему.
– Как я вам благодарен! – воскликнул филателист, чувствуя, что близится благополучная развязка. – Господин капитан, это замечательно!
Унтер-офицер с наганом в руке и конвоир с винтовкой повели Дукаревича на другой конец деревни. Его вели по середине улицы, где было грязнее, лужи шире и глубже, но филателист не протестовал. Он шел, гордо подняв голову, как подобает настоящему, стопроцентному американцу, и старался не слушать оскорбительных выкриков мальчишек, несшихся вдогонку.
– Кого ведете? – закричал встречный казачий есаул в громадной папахе, останавливая рыжего коня.
– Красного! – козырнул унтер-офицер.
– Из-за такой сволочи беспокоят усталых бойцов! – вспыхнул есаул, берясь за рукоятку шашки. – Ну-ка, посторонись, я ему для счета башку снесу.
– Я американский гражданин! – заикаясь, завопил Дукаревич и поднял руки, защищая лицо.
Унтер-офицер поспешно стал впереди филателиста.
– Ваше высокоблагородие! До американца ведем. Не трогайте. Нам отвечать придется.
Есаул выругался, убрал шашку и пришпорил коня.
– Счастлива твоя арихметика! – сказал один из конвоиров. – Прошлый раз он троим башки поотрубал. Все чего-то считает.
Дукаревич почувствовал страшную слабость в коленях. Он шагал, с трудом вытаскивая сапоги из вязкой, густой грязи.
– Стой! – крикнул унтер-офицер и подошел к высокому резному крыльцу пятистенного большого дома. Он скрылся за крашеной голубой дверью, а конвоир потихоньку сказал:
– Табачку нет у тебя? Угостил бы, приятель.
– С удовольствием, но не осталось, – искренне пожалел филателист, почувствовав в голосе солдата теплоту.
Через минуту вернулся унтер-офицер. Он кивнул, чтобы конвоир остался на улице, а сам повел Дукаревича в дом.
– Иди туда! – шепнул он, подталкивая пленника наганом в спину.
Филателист распахнул дверь и остановился у порога. На деревянном диване за большим столом, заваленным газетами и бумагами, сидел гладко выбритый мужчина в роговых очках и быстро писал вечным пером. Перед ним стояла крынка с молоком и недопитый стакан какао. На тарелке золотилась ватрушка и темнели квадратные плитки шоколада. Дукаревич заметил две рамки с портретами курчавой улыбающейся женщины. Вероятно, у американца тоже осталась за океаном невеста. А может быть, эта красавица, похожая на артистку, жена? Филателист обладал прекрасным зрением, постоянная работа с марками выработала у него особенную остроту взгляда. Он умел находить различие в тридцати восьми красных цветах, двадцати семи желтых, тридцати четырех зеленых, двадцати восьми синих. Дукаревич от порога легко прочитал адрес на конвертах и газетных бандеролях. Везде стояло одно и то же имя – мистеру Хейгу.
Дукаревич слегка кашлянул, чтобы привлечь внимание американца. Тот поднял глаза и сказал по-русски:
– Сейчас.
Мистер Хейг торопился докончить письмо, чтобы успеть отправить его с уходящим поездом на восток. Он приехал две недели назад на фронт, чтобы посмотреть боевые операции на Ишиме, и сейчас готовил очередную корреспонденцию в Америку. У себя на родине мистер Хейг работал простым репортером, но когда он изъявил желание поехать в Сибирь для работы в Христианском союзе молодых людей, «Чикагская трибуна» неожиданно предложила ему место военного корреспондента. Мистер Хейг согласился.
Из Америки он привез полвагона Новых заветов для бесплатной раздачи населению и две испорченных кинокартины. Этим ограничилась его деятельность в Христианском союзе молодых людей. Но «Чикагская трибуна» аккуратно получала пространные корреспонденции для отдела «Большевики погубили великий народ». Репортер Хейг, находясь в Сибири, умел давать самую острую и нужною информацию о положении в Советской России. Это он первый сообщил, что в Туле совдеп поставил памятник Иуде-предателю и провел национализацию гимназисток. Эти два известия потрясли Америку. Из Калифорнии отправился во Владивосток миноносец с добровольцами. Большой портрет мистера Хейга был напечатан в нескольких американских журналах. На его имя в Сибирь стали пересылаться пожертвования в пользу пострадавших от большевизма.
Хейг благословлял тот счастливый день, когда у него явилось желание поехать в Россию. Ведь иначе до самой смерти ему пришлось бы влачить жалкое существование, собирая информацию для «Уголка филателиста». Шесть лет репортер проработал в «Чикагской трибуне», но ни разу редакция не поставила под его заметками фамилию автора. Хейг готов был бросить журналистику и заняться филателией. И поездку свою в Сибирь репортер задумал, главным образом, для того, чтобы поискать у богатых петроградских, и московских беженцев редкие марки. Там, где решается вопрос жизни и смерти, людям не до марок. В Сибири ему улыбнулось счастье. Именно здесь он нашел себя как журналист.
Хейг кончил писать и завинтил вечное перо.
– Я извиняюсь, что вас задержал, – дружелюбно сказал он.
Дукаревич почувствовал теплоту в груди.
Унтер-офицер подал запечатанный конверт. Мистер Хейг аккуратно вскрыл его, быстро прочитал записку и спросил:
– Вы американский подданный?
– Да! – по-английски ответил филателист.
– У вас есть при себе какие-нибудь документы?
– Нет.
– Простите, но как я могу вас считать в таком случае американским подданным? – еще дружелюбнее улыбнулся Хейг.
– Я прошу вас протелеграфировать Питеру Мак-Доуэллу в Нью-Йорк, на Девятую авеню, 57. Это мой компаньон по филателистической конторе. Я приехал в Россию собирать марки для коллекций.
Мистер Хейг с большим сочувствием выслушал подробный рассказ Дукаревича о последних его злоключениях и согласился посмотреть собранные марки.
Филателист вскрыл резиновые карманы. Тысячи марок расползлись по столу наподобие мыльной пены.
– Хорошо, – сказал удовлетворенный Хейг. – Я пойду вам навстречу и напишу капитану. Вас выпустят, но мой совет: срочно хлопочите себе документы. Иначе у вас будут неприятности. Мы находимся в такой обстановке, что трудно за что-либо поручиться.
– Благодарю вас! – воскликнул Дукаревич и сделал движение к столу.
Но Хейг предупредительно поднял палец:
– Не беспокойтесь. Марки могут пока остаться здесь. Все будет в полной сохранности.
– Но я не желаю оставлять их! – вскричал филателист. – Это моя собственность!
Он рванулся к столу, но мистер Хейг вдруг сразу стал холодным и суровым. Быстро написав две строчки, он заклеил записку в конверт и сказал унтер-офицеру:
– Уведите этого человека. Письмо отдайте капитану.
* * *
Через час Дукаревича вместе с красноармейцем и беременной женщиной повели за бугорок расстреливать.
Красноармеец стоял прямо, как в строю, держа руки по швам. Лицо его было серо-землистого цвета, а глаза полузакрыты. Женщина беспрестанно мигала и все время норовила опуститься на колени.
Дукаревич был ошеломлен неожиданным поворотом событий. Он никогда не был шпионом. Его сейчас убьют только за то, что мистеру Хейгу потребовались марки.
Филателист видел семь черных точек винтовочных дул, наведенных на него добровольцами из Дружины Святого Креста. Глаза его неожиданно наполнились слезами, и точки стали расплываться в отдельные круги. Дукаревич вспомнил немой штемпель военной почты – четкий и круглый, как монета, со спиралью вместо цифр и букв. Таким штемпелем гасили марки во время империалистической войны, чтобы сохранить в тайне расположение частей.
«Но ведь это подло!» – хотел крикнуть филателист и не успел.
Молодой подпрапорщик с четырьмя георгиевскими крестами подал команду:
– …по шпионам …пли!
…Красноармеец лежал уткнувшись лицом в землю. Женщина упала боком и держала руками живот. Глаза у нее были большие и пустые, как стеклянные пуговицы. Ветер шевелил выбившийся из-под платка клок бесцветных волос.
Но Дукаревич был еще жив и ползал, цепляясь скрюченными пальцами за жесткую сухую траву.
Псаломщик-ефрейтор пожалел его и, подбежав, прикончил из новенькой японской винтовки.