Текст книги "Раскрытие тайны"
Автор книги: Николай Загородный
Соавторы: Виктор Колмаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
3. Дорофея рассказывает…
Еще в тот день, когда Любка впервые зашла в магазин Хачатура, она увидела там свою новую знакомую, толстушку Дорофею Пантелеймоновну, величавшую себя Додочкой. Она сидела за окошком кассы – круглолицая, в прозрачной с глубоким вырезом блузке, весело перебирая низко спускавшуюся на грудь нитку стеклянного жемчуга и была точь в точь, как портрет в раме. Теперь же обе считали себя давнишними приятельницами. Встречаясь, они болтали обо всем, что только взбредет в голову.
Так было и на этот раз. Встретились они случайно после закрытия магазина и расположились в ближнем сквере на скамейке у фонтана.
– Признайтесь, милочка, Хачатурик за вами понемножку ухаживает, признайтесь, дорогая, это меня нисколечко не обидит, – говорила Дорофея, взяв в свои пухлые руки руку Любки. – Он, миленькая, хороший, очень хороший, настоящий мужчина. Главное – добрый. Денег не жалеет.
– Для вас не жалеет, Додочка?
– Он знает, что я его люблю. Он и для вас хорошее делает. Скажите, сколько вы первый раз заработали – тысячу, да? Вот видите. Мне Хачатурик говорил. У него вообще от меня нет секретов.
– Да, он, наверное, умный, умеет всё делать…
– Еще как умеет делать, дорогая. Если бы вы только всё знали, – как-то таинственно проговорила толстушка.
Любка чувствовала, что та хочет о чем-то ей рассказать, но не решается.
– Знаете, милочка, мы с вами на одной веревочке, поэтому сообщу вам один секрет, но только, – Додочка поднесла палец к губам и, хотя она никогда не могла быть серьезной, попыталась сосредоточиться. – Так это же Хачатур придумал коллективную ответственность, за которой сейчас бегает уже несколько завмагов, как за юбкой.
– Какую коллективную ответственность? О чем это вы?
– Ах, какая вы, милочка, неграмотная. Разве вы ничего не слыхали о коллективной ответственности?
– Понятия не имею, Додочка.
Любка вообще раньше не имела никакого понятия о том, кто и за что в магазинах отвечает, хотя понимала, что какой-то твердый порядок там безусловно существует. Теперь же становилось ясно, что в тех же книжных магазинах, скажем, каждый продавец или бригада продавцов несут так называемую материальную ответственность за свой отдел. Не хватило книг в отделе – они и выплачивают стоимость их при получении зарплаты.
– А Хачатурик додумался и на общем собрании проголосовал за коллективную ответственность, – продолжала весело Дорофея. – Это, как он говорит, воспитательная мера. Все должны отвечать в его магазине за одного я один за всех. Не хватило одной книжки – все вносят по рублю – и недостачи нет. Не хватило десяти – то же самое.
– Не понимаю, Додочка, какой смысл в этом, никак не понимаю.
– Эх, вы, а еще тоже запустили коготки в книжное дело, – с упреком проговорила толстуха и стала объяснять. – Смысл, милочка, прямой. У нас есть, понимаете, десять киоскеров – ну, тех, что продают книги на лотках и в киосках. Деньги они сдают заведующему.
– Зачем?
– Снова зачем! Так в этом же всё дело, милочка. Они сдают деньги заведующему, а я выдаю им квитанции и ставлю печать на них. Понимаете? Нет? Деньги эти не учитываются, и они у нас свободны. А в конце месяца, когда обнаруживается недостача книг, мы все коллективно вносим по сто, по двести рублей, – когда как. И недостачи нет. Вот какую штуку Хачатурчик придумал, – весело закончила она.
– Выходит, что продавцы оплачивают из своей зарплаты то, что вы с завмагом присваиваете? – вся вспыхнув, зло сказала Любка.
Дорофея посмотрела на нее сперва испуганно, потом ее круглое лицо расплылось в привычной улыбке.
– Зачем же так, миленькая, вы нехорошо сказали? Хачатурчик же помогает им и премию получать. Разве он не имеет права на большее? Да и вы пользуетесь тем же. Разве книжки, которые вы продаете, всем достанутся?
– Да, да, Додочка, я вас не поняла: вначале, конечно, имеет право, полное право, – проговорила Любка и заторопилась домой.
– Только умоляю, милочка, не проговоритесь, иначе Хачатурчик очень обидится на меня. А я не люблю, когда он обижается.
– Что вы, что вы, – произнесла Любка и скрылась в ближнем переулке.
4. Когда поступили «Двенадцать стульев»
Кто об этом первым узнал в городе – трудно сказать, во всяком случае накануне вечером синеглазый цыган, встретив свою приятельницу, сказал:
– Любушка, завтра у нас большой день, для вас еще одна новая страница из книги нашего бытия.
Любка посмотрела на Василька ласковыми, широко открытыми глазами.
– Скажу, всё скажу, зайдем только на минутку в подвальчик.
– Я подожду, мне неудобно, – возразила она.
– Ерунда, Любушка, всё удобно, когда надо, а сейчас я должен встретить там одного деятеля.
Они спустились по крутой лестнице в глубокое, без окон, но ярко освещенное люстрой помещение. Здесь было шумно. Вино пилось стаканами, тосты произносились на повышенных тонах. Синеглазый оглянулся.
– Сейчас подойдет. – И заказал два стакана портвейна.
– Мое почтение, Василек, – сказал вдруг подошедший маленький узкоплечий старичок. Он был изрядно пьян, но говорил еще довольно твердо. – Завтра будет буря, – начал было он.
Но голубоглазый перебил:
– Знаю, Жорж, я не для этого хотел с вами встретиться. Мне кровь из носу, но на утро надо достать томик Фейхтвангера.
– «Гойю»?
– Вы, Жорж, гений. Даю пятьдесят при номинале семнадцать шестьдесят.
– Будет, – сказал он и посмотрел голодными глазами на вино. Синеглазый передал ему стоящий перед ним стакан.
– Только больше ни глотка, не подводите…
Любка смотрела на старичка и старалась вспомнить, где она его видела. Ага! Вспомнила. Это было в первый день ее выхода на «пятачок». Старик тогда продавал «Последнее дело Коршуна».
– Кто он? – спросила Любка, когда старик ушел.
– Длинная и печальная история, Любушка, – произнес синеглазый, а когда они вышли на улицу, коротко рассказал о Дмитрии Петровиче Лебедеве, известном теперь под кличкой «Жорж».
– Филолог от природы и по образованию. Жуткий библиофил. Тридцать пять лет собирает библиотеку. В комнате у него лишний стул негде поставить – всё забито книгами. Десять лет назад потерял жену и запил. Много раз лечился, не помогало. На него все махнули рукой. А он стал отходить – лечился таким средством, как библиография, но было уже поздно. Теперь промышляет среди нас. И снова пополняет свои стеллажи. Бывает, копейки нет, но книги своей ни одной не продаст.
– Жаль человека, – грустно проговорила Любка и добавила: – А попадется с книгами на рынке – посадят, правда?
– И нас посадят, если попадемся, да надо не попадаться, – засмеялся синеглазый и, рассказав Любке о завтрашнем дне, бросил: – А теперь, королева, до утра.
Встреча была назначена у большого двухэтажного книжного магазина на углу Сенной и Бассейной в половине одиннадцатого – за полчаса до начала торговли. Но Любка умышленно пришла на угол в восемь утра. Здесь, как оказалось, уже толпились люди. Милиционер в белой гимнастерке разгонял их, но они снова собирались. Какой-то рослый в синей спецовке молодой человек подошел к милиционеру.
– Не беспокойтесь, будет порядок, мы уже составили список, перед открытием выстроимся, – сказал он.
– Главное – порядок, товарищи, главное – порядок, – ответил тот и ушел.
Проходившие случайно мимо, останавливались около толпы.
– Что будет?
– Ильф и Петров.
– «Двенадцать стульев?».
– «Золотой теленок» тоже?
И всё больше становилось желающих попасть в магазин при его открытии.
Ровно в половине одиннадцатого появился синеглазый. Он был одет в легкий светлый костюм и светлые летние туфли. Подошел неторопливо. Увидев Любку, приветливо приподнял руку.
– Вы уже здесь, моя королева?
– С восьми утра.
– Зачем же так рано? Всё равно вам ни одного стула не достанется.
– Боюсь, что и вам. Здесь уже списки давно составлены.
– Правильно. Товарищи милиционеры говорят – порядок должен быть – это главное, – смеясь произнес он и посмотрел на часы.
– Через пять минут. Подойдем ближе на угол, посмотрим, что эти чудаки будут делать, – и указал рукой на вытянувшуюся по улице очередь, вдоль которой мелькали чинно расхаживавшие белые гимнастерки.
– Затишье перед бурей, – шепнул Василек, держа под руку свою приятельницу.
И вдруг действительно началась буря. Прохожие обходили книжный магазин стороной. Многие останавливались. Добродушно улыбаясь, говорили:
– Вот чудаки!
А чудаки толкали друг друга в бока, в спины, оставляя пуговицы от пиджаков, протискивались вперед и, едва прорвавшись в магазин, летели сломя голову к прилавку художественной литературы. Но тут уже было всё забито. Привыкшие ко всему продавщицы стояли, прижавшись к стене, переговаривались между собой, а весь красный и потный завмаг требовал порядка. Он решил отпускать злополучные «Стулья» завтра, когда сотрудникам милиции удастся пропускать покупателей небольшими группками.
– Не уйдем отсюда до завтра, будем ждать! – крикнул кто-то, и все зашумели.
– Будем ждать! Не имеете права!
Может быть, завмаг и сдержал бы свое слово, если бы ему не надо было выполнять план. Потерять день – потерять двести тысяч рублей из месячного товарооборота, а при такой толпе ни один отдел работать не мог. И он, взявшись за голову, сказал девушкам:
– Отпускайте…
И вот уже из магазина стали выходить первые счастливчики с новенькими желтыми томиками, перелистывая на ходу никем еще не тронутые страницы.
– Теперь, Любушка, посмотрим, сколько яичек снесли наши куры, – самодовольно говорил синеглазый, увлекая за собой приятельницу. Они прошли одну улицу, вторую, потом свернули в какой-то переулок и остановились около знакомого уже Любке аптекарского ларька. В ларьке была та же краснощекая приветливая продавщица в белом халате.
– Привет, Мария Ивановна, как наши дела?
– Забега́ли уже ваши орлы, забега́ли. – Приоткрыв дверь ларечка, она показала на картонные коробки из-под аптечных товаров, в которых желтели переплеты новеньких томиков «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка». Синеглазый пересчитал книги и, поблагодарив любезную Марию Ивановну, вышел.
– Как, дорогая королева, недурно?
– Какой вы страшный книголюб, Василек! – казалось, восторженно произнесла Любка. Потом вдруг загадочно сказала: – А теперь пойдем со мной…
Прошли несколько кварталов и уперлись в новенький, недавно открытый газетно-журнальный киоск. Продавец в очках сразу узнал Любку. На ее вопрос, пригласил зайти внутрь. Синеглазый ахнул:
– Восемьдесят штук! Откуда?
– Обрезаю крылья вашим конкурентам – Воронам и Соловьям, – шутя ответила она.
– Вы, кажется, и меня скоро заткнете за пояс, – сказал он ревниво, когда покинули киоск. Потом взял Любку под руку, засмеялся: – Нет, моя королева, вам со мной тягаться будет трудно. А теперь давайте на главный почтамт.
– Зачем?
– Увидите…
5. «Книга – почтой»
Синеглазый направился к окошку выдачи заказной корреспонденции и предъявил какое-то извещение.
– Одну минутку, – ответила девушка. Вынув из картотеки заполненный почтовый бланк, сказала: – С вас семьдесят пять.
Он уплатил названную сумму и получил из окошка плотно упакованный пакет с типографской этикеткой: «Книга – почтой».
Подошли к ближнему столу.
– А это что значит? – с любопытством спросила Любка.
– Сейчас увидите.
Пакет развернут. На Любку смотрит три толстых тома Л. Шейнина «Старый знакомый» и еще две каких-то книжки в бесцветных переплетах. Любка перелистывает страницы толстых книг, просматривает оглавление.
– Послушайте, Василек, ведь эта книга Шейнина к нам еще не поступала в город, правильно?
– В том-то и ценность ее, что не поступала. Поэтому, Любушка, при номинале в двенадцать рублей тридцать копеек я получу за нее, если не все сто, то семьдесят пять минимум, – самодовольно усмехнулся он.
Любка ждала от синеглазого обычного в таких случаях объяснения, а он, не торопясь, завязывал пакет и повторял про себя нараспев:
– Да, на этой операции тысчонки три-четыре мы возьмем, мы возьмем…
Увидев пытливый взгляд приятельницы, ответил:
– Хотите знать, как всё это делается? Расскажу, сейчас же расскажу. Наши поступки и действия, Любушка, – начал он философски, когда они покинули почтамт и пошли вдоль широкого шумного проспекта, – только тогда могут быть свободны и успешны, когда мы знаем окружающую нас обстановку, когда знаем все обходные пути и дорожки, которые могут нас привести к цели. Это важно в каждом деле, а в нашей профессии свободного художника – в особенности.
Любка слушала тираду своего спутника и думала: «А ведь он мог стать человеком с именем». Впервые за время их встреч в ней появилось чувство искренней симпатии и вместе с тем горького сожаления.
А он продолжал, всё больше и больше увлекаясь.
– Так вот, королева моя, если говорить о знании обстановки. Вы видели, что сегодня творилось у магазина? И пусть бы там была десятитысячная толпа, мои люди всегда будут стоять первыми. А почему? По очень простой причине. Я всегда заранее знаю, что должно поступить в магазин. Думаете, помогает знакомство? Немножко да, но не это главное. Я, как и всякий культурный человек, читаю газеты, увлекаюсь «Литературкой», получаю различные библиографические справочники, знаю планы издательств не только центральных, но и многих республиканских. Разве могу я при таких условиях не знать, что появилось из ходких новинок и что должно появиться? Ну, а установить дату поступления их в магазин – это уже пустяки. Остальное зависит от моих ребят. А люди они опытные. Первые места в очереди перед открытием магазинов всегда за ними. В такой сутолоке, конечно, не обходится и без злоупотребления – берут не по одной, а по две и по три книжки. Но без этого, сами понимаете, не обойтись. Правильно, Любушка?
Она улыбнулась и кивнула в знак согласия.
– Теперь об обходных путях и дорожках к поставленной цели. Вы, королева, можете иметь точные сведения о том, что ходкая книжонка уже вышла из печати в Москве и будете ее дожидаться здесь, а я в это время уже буду торговать ею на рынке. Каким образом? Очень просто. Тут весь секрет в обычном азбучном алфавите. Есть знаете такой чудный городок – Арзамас. Он получает новинки первым из областных центров только потому, что с него начинается алфавит в русской азбуке. Иначе обстоит, скажем, с Якутском. Им заканчивается алфавит и потому в наказание те же новинки отгружаются для него в последнюю очередь. Вот почему, Любушка, вы еще будете дожидаться прихода Льва Шейнина, а я его уже получил из Арзамаса, а завтра получу из Белгорода и Брянска, послезавтра – из Курска. И не только я, но и все мои помощники.
Любка широко открытыми глазами смотрела на своего шутника и всё больше недоумевала.
– Значит, вы получаете редкие новинки из многих городов еще и по почте?
– И не только по почте. Иногда, – если соседи близкие, – берем такси. Но, как правило, почта. Это, знаете, удобнее. У нас дружеские отношения с магазинами пятнадцати областных центров – тех, понятно, что стоят ближе к началу алфавита, – многозначительно закончил он.
Некоторое время шли молча. Уже давно закончился широкий проспект. Осталось позади еще несколько улиц. Оба давно устали. Пора было бы и расходиться. Но они продолжали идти. У каждого были свои мысли, свои планы. Цыган радовался сегодняшней удаче. Радовался и удаче Любки, хотя он и не расспросил еще ее, как она добыла почти сто томов дорогой книги. С каждым днем его всё больше тянуло к ней. Да и она, как казалось синеглазому, стала ближе, ласковее, внимательнее. А Любка думала о чем-то своем.
– Василек, – неожиданно и мягко сказала она, – а как же будет отчитываться Хачатур за «Швейка» и за «Королеву Марго»?
– Вы боитесь за него? – смеясь спросил он.
– За него? Нет, этот мертвым из воды вылезет.
– Здорово сказано. А тут тем более дело совсем не сложное, хотя в нем-то и запрятаны хитрые хода для некоторых завмагов.
Любка насторожилась.
– Вы знаете, дорогуша, сколько наименований книг получает в год приличный магазин?
Любка кокетливо замахала головой.
– То-то и оно. А получает он до тридцати тысяч. Да, до тридцати тысяч наименований. Базы отпускают всю продукцию списочно, перечисляют по названиям каждую книгу, а магазины отчитываются в их продаже общими денежными суммами. Иначе при таком количестве книжной продукции невозможно поступать. Понимаете, в чем дело?
Да, Любка теперь начинала понимать. Значит, этот самый Хачатур номинал вернул в кассу – там всё равно, за какие книги поступили деньги, а разницу положил в карман. На тридцати томах заработал 1140 рублей. Ну, и ну! – Любка покрутила головой. Теперь она начинала понимать, как много существует ходов, которые ведут книгу на черный рынок.
6. В Конечном переулке
Когда-то этот переулок был окраинным, а теперь город давно уже перешагнул его. За ним и дальше появились улицы и целые проспекты массивных многоэтажных зданий, скверы и парки, а Конечный каким был, таким и остался, точно его умышленно законсервировали. И сейчас здесь сохранились маленькие домики с крылечками, окруженные, правда, сильно урезанными огородами и садами. И сейчас здесь хозяевами ходят покой и тишина, с которым в каждом домике мирно уживаются многие поколения белых голубей.
В этот-то переулок и попала даже не знавшая о его существовании Любка. Еще накануне Василек ей говорил:
– Я мог бы и сам, но вместе удобнее, внушительнее, авторитетнее, как говорят…
– Что же нас все-таки там ожидает? – допытывалась она.
– Приедем, увидите. Только имейте в виду, вы – лаборантка филологического факультета университета, я – кандидат наук. Впрочем, обо мне там уже всё давно известно.
И приехали. Машина остановилась почти в самом тупике, у бревенчатого домика с крыльцом. Дверь открыла маленькая престарелая женщина. Едва увидев Василька, захлопотала, проходя вперед, в соседнюю комнату.
– Сидор Никифорович, к тебе Анатолий Афанасьевич…
Любка удивленно посмотрела на своего спутника:
– Вы Анатолий Афанасьевич?
Но в этот момент раздался старческий хрип:
– Проси, проси…
Они вошли в продолговатую, тесно заставленную со всех сторон шкафами и стеллажами комнату. Отовсюду на них смотрели корешки старинных книг и журналов. На круглом столике у окна сгрудились какие-то давно позеленевшие от времени бронзовые статуэтки. В простенках висели картины не известных Любке художников, гравюры, репродукции со старинных портретов писателей. Почти у самих дверей, слева примкнул к стене столик со стеклянной крышкой, под которой темнели сотни пожелтевших монет.
«Как в антикварном магазине», – подумала Любка. Ее вдруг охватило радостное волнение. Захотелось покопаться в книгах, коснуться руками всего, что наполняло эту комнату.
– Проходите, Анатолий Афанасьевич, проходите, – повторял из-за большого книжного шкафа тот же хриплый голос.
За шкафом, на диване, высоко на подушках полусидел сухонький старичок с отросшими после стрижки серебристыми волосами, аккуратной седой бородкой и топорщащимися кверху усами. Рядом с постелью раскинул ветви старый фикус, около которого лежала раскрытой какая-то книга.
– А это наш сотрудник, лаборантка-филолог Любовь Васильевна, – сказал синеглазый, пожав сперва протянутую стариком худую дрожащую руку.
– Очень рад, очень рад, только вы меня уже простите ради бога, – начал было больной, но синеглазый вынул из записной книжки аккуратно сложенный вчетверо лист меловой бумаги со штампами и печатями и, развернув его, передал старику.
– Премного благодарен за заботу, премного, – повторил старик, волнуясь, и позвал жену.
– Покажи, Митрофановна, там за шкафом отобранные книги, пусть Анатолий Афанасьевич с товарищем посмотрят их, да надо бы как следует упаковать…
– Не беспокойтесь, Сидор Никифорович, мы неё сделаем сами.
За шкафом на полках было сложено несколько кип книг в темных тяжелых переплетах.
– Можно посмотреть? – как-то нерешительно спросила Любка Василька, осторожно прикасаясь к лежавшей сверху книге.
– Не только можно, но и надо, а то старик еще насует нам всякой всячины.
Любка не слыхала последних слов синеглазого. Она откинула тяжелую темную крышку переплета и прежде всего увидела цифру: 1787.
– Вот так издание, – прошептала она и стала читать надпись на титульном листе:
«Полное собрание Сочинений в стихах и прозе покойного Действительного Статского Советника ордена Святой Анны Кавалера и Лейпцигского Ученого Собрания Члена Александра Петровича Сумарокова.
Собраны и изданы в удовольствие любителям Российской Учености Николаем Новиковым».
– Ой, как интересно, Василек, – прошептала она. Но тот даже не взглянул. Он продолжал придирчиво перебирать книги и складывать их аккуратными стопками.
А вот еще одна толстая книга. Любка снова читает:
«Описание всех обитающих в Российском Государстве народов. Издано в Санкт-Петербурге при Императорской Академии Наук в 1799 г.»
Любка продолжает читать:
«Словарь достопамятных людей Русской земли, содержащий в себе жизнь и деяния знаменитых Полководцев, Министров и Мужей государственных, великих Иерархов православной церкви, отличных Литераторов и Ученых».
– Кто он? – шепотом спрашивает Любка синеглазого, просматривая толстый «Псалтирь», изданный еще при императрице Елизавете Петровне в Киево-Печерской лавре в 1750 году.
– Любопытный старик. Самоучка. Стал букинистом. Собирал всё, что попадало под руки. Всю жизнь прожил за счет книг и теперь их понемногу распродает.
– Там вы увидите сочинения нашего доброго соотечественника, первого русского партизана Дениса Васильевича Давыдова, вы знаете, как я эту книгу добыл? – раздался из-за шкафа голос. – Я вынул ее из огня. Пожар был в городской библиотеке. Я спасал тогда книги, сам чуть не сгорел. Мне эту книгу с дарственной надписью преподнесли. Она сердцу моему очень дорога, Анатолий Афанасьевич…
– Нашел, нашел, Сидор Никифорович, – отвечал синеглазый, открывая коричневый том сочинений знаменитого партизана, изданный в Петербурге в 1838 году. На титульном листе книги было написано:
«Многоуважаемому гражданину нашего города Сидору Никифоровичу Первенцеву за подвиг, совершенный им при тушении пожара в городской библиотеке, преподносится в дар эта книга. Август. Год 1903».
– Продать я ее никогда не продал бы, а дарить – дарю от всего сердца, – говорил старик.
– Я расскажу об этом в университете, Сидор Никифорович. У нас сумеют это оценить, – отвечал синеглазый.
Наконец, сорок пять томов редких старинных книг были упакованы и погружены в машину, а через час они уже оказались в букинистическом магазине.
– Десять тысяч рублей на улице не валяются. Как, Любушка? – весело проговорил Василек, выйдя из магазина.
Любке почему-то не хотелось радоваться удаче своего приятеля, но она старалась поддержать его настроение.
– Расскажите же толком, как вам удалась эта операция? – беря Василька под руку, спросила она.
– Очень просто, Любушка, очень просто. Я случайно узнал как-то об этом чудаке. Несколько раз заходил к нему как научный работник университета. Две или три книги купил у него. Одну он мне подарил с надписью. Тогда-то и родилась у меня идея – попросить преподнести дар Университету. Он согласился. Но у меня остановка была из-за бланка университетского. Понимаете, надо же было чем-то старика разжалобить. Иначе было бы некрасиво. Да и он мог задуматься. Но бланк мне достали. Благодарность написана высокопарно, всё как полагается. А тут еще и вы как лаборант появились со мной. Какие еще могли быть сомнения!
– Ну и талант. Вам где-нибудь в Америке на бирже делами ворочать…
– Ничего, Любушка, мы и на нашей земле проведем свой век безбедно… Хотите, – немного помолчав, неожиданно сказал он, – я специально для вас, моя королева, выкину еще одну штучку?
– Нет, Василек, вы меня, кажется, больше ничем не сумеете удивить.
– А всё-таки?
– Ну, расскажите, – кокетливо произнесла она.
И он стал рассказывать о том, что на-днях в город поступила любопытная книга под интригующим названием: «Раскрытие преступлений». Авторы ее – известные шведские криминалисты Свенсон и Вендель. В продаже книги этой не будет. Она забронирована для сотрудников милиции.
– Выходит, что мы на ней ничего не заработаем, так, Любушка?
Любка подняла брови и ожидала.
– А если заработаем? Давайте подразним милицию! Завтра – не знаю много ли, но десять штук я выброшу на рынок и продам их втрое дороже номинала. Вы представляете, какие разговоры пойдут среди работников милиции, как там будут удивляться и поражаться. Ведь это идея, моя королева, скажите, идея?
– Да, это может быть здорово, – заулыбалась Любка.
– Решили. Завтра к десяти будьте около базы Книготорга. А сейчас отметим удачу?
– Трудно возражать, Василек.
И они, взявшись за руки, направились на открытую веранду в парк.
