Текст книги "Только звезды нейтральны"

Автор книги: Николай Михайловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

– Ловили такси, не так просто, вроде нашего грешного Мурманска.

Отец зашел в комнату Геннадия, сон у него пропал – как не бывало, сел на диван и стал жадно расспрашивать:

– Ну что нового на флоте? Как тебе живется? Мать печется о твоей семье. А у меня забота о службе.

– Служим, папочка, ума набираемся. Недавно на Северном полюсе побывали.

– Да ну?! – изумился отец. – В наше время туда только папанинцы добрались, и то пришлось выручать…

– А мы недавно своим ходом дошли, всплыли, и, понимаешь, поднялся ураганный ветер, началась подвижка льда. Лодка погрузилась, а я с двумя парнями остался на льду…

В глазах отца вспыхнула тревога. Заметив это, Геннадий поспешил его успокоить:

– Ничего страшного не произошло. У нас было задание, мы его выполнили. А тем временем буря кончилась, наши всплыли в другой полынье. И, как видишь, полный порядок…

– Черт дери! – Даниил Иосифович по-молодецки вскочил, хлопнул сына по плечу. – Так вы же настоящие полярные Робинзоны!

– Живем, отец, не тужим. Мне повезло. Попал под начало хорошего начальства. Может, слышал – контрадмирал Максимов?

Даниил Иосифович потирал лоб, напрягая память:

– Погоди, одного Максимова я знал, который был в Испании.

– Он самый, герой Испании! Кормушенко процедил с сарказмом:

– Тоже мне герой! Войну там проиграли, вернулись с кукишем в кармане. Если бы мы там разбили немцев, Гитлер бы еще подумал, стоит ли ему на нас нападать. А то ведь Испанию не сумели удержать. Ну, он и решил: у русских кишка тонка – и бросился очертя голову.

Геннадий перебил его:

– Что ты говоришь, папа? Какой вздор! Еще никто наших добровольцев не обвинял в трусости или поражении.

– А вот я обвиняю!

– Пойми, они были там каплей в море.

– Ну и что же? Капля, она гранит точит. Слышал такую поговорку?!

– Слышал, но все, что ты говоришь, к Максимову не относится. Он самый уважаемый человек на флоте.

– Тем лучше. В наше время так не считали.

Геннадий подошел к окну, глянул на тихую улицу в мерцании огней и решил: настало время узнать главное…

– Я слышал, будто у вас с нашим адмиралом были неважные отношения, – сказал он.

Кормушенко встрепенулся, как испуганная птица, но не потерял твердость:

– В каком смысле?

– Будто по твоей вине у него были крупные неприятности.

– По моей вине? Да ты что, рехнулся?! – гневно произнес Кормушенко. – Да что я с ним не поделил?! Надо же было ему с каким-то иностранным капитаном шашни завести. Знаешь, как это расценивалось? Существует капиталистическое окружение, и в нашей стране классовый враг не дремлет, заодно с капиталистическим миром действует. Попробуй я слиберальничать…

Он смолк и опустился на стул и долго сидел молча, недвижимо, жалкий, надломленный, как будто у него внутри что-то оборвалось. И Геннадий глянул на отца, сидевшего с опущенной головой, и решил этот разговор закончить. К тому же в эти минуты открылась дверь – и появилась мать, в ночном халате и мягких туфлях.

– Что это вы глядя на ночь митингуете? Гена устал с дороги. Пойдем, пойдем, пусть он отдыхает. Еще будет время – наговоритесь.

– И то верно, мать, – согласился Даниил Иосифович, поднялся со стула и первым удалился, а Полина Григорьевна подошла к сыну, обняла его.

– Геночка! Если завтра утром я испеку пирожки с капустой, будешь есть? Ты любил мои пирожки.

– Все равно, мама. Ты лучше себя не затрудняй. Без пирожков обойдется.

Он нежно провел рукой по седой голове матери.

– На сколько же дней тебя отпустили?

– На три дня. Не могли больше, я там новый человек. Командующий узнал, что ты нездорова, вызвал меня и говорит: поезжай, проведай мамашу.

– Спасибо, дай ему бог здоровья. Может, и свиделись с тобой в последний раз, – она смотрела в глаза сыну, а по щекам катились крупные слезы.

– Ну что ты, мама? Зачем так? Ты еще приедешь к нам в Заполярье. Посмотришь, как мы устроились.

– Нет уж мне до вас не добраться. Пришлите на лето Танюшку. У нас на даче хорошо. Море близко. Много ягод. Я ей каждый день буду делать фруктовые соки.

– Ну вот, еще забот тебе недоставало. Таня поедет в Крым с детишками наших моряков. А ты береги себя.

– Зачем беречь, Геночка? Кому я нужна!

– Нам всем нужна… И мне, и Наташе…

– Эх, Геночка, – она махнула рукой. – У вас свои семьи и своя жизнь. Так уж заведено: если птенец вылетел из гнезда – не жди обратно.

– Неправда! Ты наша мать, и мы с Верочкой все для тебя сделаем. Поедем к нам. Согласна?

– Такой вопрос не просто решить, Геночка.

– Ну вот, давайте завтра соберемся, обсудим. Я заберу тебя, а отец пусть там возится со своим поместьем.

– Ладно, ладно. Завтра потолкуем. Ты ложись и спи подольше. Небось вы там с шести утра на корабле?

– Нет, мама, офицерский состав к восьми является.

– Ну ладно, спокойной ночи. Завтра проснешься, будет чай с пирожками.

Она обняла, поцеловала Геннадия в щеку и засеменила к двери.

* * *

В один из тех ранних весенних дней, когда в Ленинграде еще сыро, склизко и ветер перебирает голые ветви деревьев, Геннадий вышел из дому с небольшим чемоданчиком, в котором лежала посылка для сына адмирала Юры Максимова.

Из района Автово было не так просто добраться на Васильевский остров. Зато он без труда нашел нужную улицу и высокий старинный дом с драконами на фасаде – общежитие студентов кораблестроительного института. Возле подъезда стоял автобус и толпилась молодежь. Геннадий осведомился насчет Юрия Максимова. Все ответили: не знают такого. И только белобрысый парнишка повел Геннадия на шестой этаж по лабиринту длинных коридоров. На пути им встретился рослый, курчавый, чуть смуглый юноша. Он остановился в изумлении: столь непривычно в этих стенах появление военного моряка.

Не успел белобрысый парнишка и двух слов сказать, как курчавый юноша спросил, не скрывая восторга:

– Вы, наверно, с Северного флота, от Максимовых?

– Так точно! – сообщил Геннадий,

– В таком случае заходите. Я их сын…

Геннадий увидел две койки, стол с чертежной доской и небольшой платяной шкаф.

– Вот наше жилище… – объяснял Юра. – Последний годик. А там диплом…

Геннадий открыл чемодан, извлек посылку, Юра не глядя сунул ее в шкаф и торопливо спросил:

– Как там родители?

– Все благополучно. Анна Дмитриевна – неутомимый деятель женсовета, а с вашим отцом мы недавно на полюсе побывали…

– На Северном полюсе? – Юра вытаращил глаза. – Да как же вы туда попали?

Геннадий засмеялся.

– Как попали, вам расскажет папа.

Юру разбирало любопытство, только он догадывался, что если лейтенант ссылается на отца, значит, не стоит об этом разговаривать.

– Вы извините, у нас сейчас экскурсия на строительство атомного ледокола, – с виноватым видом сообщил Юра.

– Ничего, у меня еще дела есть… – Геннадий начал собираться.

Но белобрысый парнишка, все время не сводивший с него любопытных глаз, вдруг спросил:

– Может, вы присоединитесь к нам? Там много интересного увидите. Может, и не представится такой случай…

Юра обрадовался находчивости товарища и еще более настойчиво повторил:

– В самом деле, давайте с нами, вы ведь, наверно, не видели второго атомного ледокола?

– Я и первый видел только на фотографиях, – признался Геннадий.

– Тем более, – обрадовался Юра, поняв готовность моряка принять участие в экскурсии.

Все трое спустились вниз.

Сидя в автобусе в веселой шумной компании студентов, Геннадий чувствовал себя прекрасно и в разговорах с Юрой о Севере не заметил короткого пути. За окном промелькнуло несколько улиц, и наконец впереди выросли ворота Балтийского завода…

Толпа студентов, и среди них Геннадий, заметно выделявшийся лейтенантскими погонами, остановилась у бетонного основания стапеля, на котором мрачной черной громадой высился корпус атомного ледокола.

С металлическим лязгом двигались краны, стучали пневматические молотки, шипела электрическая сварка. Каскады искр вспыхивали то в одном, то в другом месте. И поверх всех шумов невесть откуда доносились разноголосые команды: «Майна!», «Вира!»

Студенты, привычные к заводской обстановке, ни на что не обращали внимания, зато Геннадию это было ново, и он смотрел на все изумленными глазами. Человек в кепке и синей спецовке, неожиданно объявившийся в толпе студентов, хлопнул несколько раз в ладони:

– Товарищи! Прежде чем осмотреть корабль, прошу следовать за мной.

По дороге он сообщил вроде как по секрету:

– Вам здорово повезло, ребята. Я договорился, и сам строитель будет вас принимать.

У двери кабинета строителя он остановился и пропустил мимо себя студентов, нерешительно заходивших в комнату, в глубине которой стоял письменный стол, заваленный кальками и чертежами, а на зеленом сукне рельефно выделялась модель атомного ледокола.

Широкий в плечах, немолодой мужчина, с упрямым подбородком и густыми белесыми бровями, стоял за столом и прищуренными глазами осматривал молодежь. Увидев Геннадия, он улыбнулся:

– Вы тоже будущий кораблестроитель?

– Никак нет, – ответил Геннадий. Кто-то со стороны пояснил:

– Это гость с Северного флота.

– С Северного? – обрадовался строитель, подумав, что и второй атомный ледокол будет плавать где-то на Севере.

Студенты кое-как разместились, и началась беседа. Строитель говорил о богатырской силе атома и о том, как корабелы, вступая в атомный век, не посрамили свое древнее искусство. И все время не сводил глаз с Геннадия, точно к нему одному обращал свои слова. Кончив рассказ о ледоколе и прощаясь со студентами, он первым протянул руку моряку:

– Значит, вы с моего родного флота? В таком случае зайдите после экскурсии…

– Спасибо, зайду, – обещал Геннадий.

Теперь студенты отправлялись на корабль. Суховатый с виду инженер, в отличие от горячего, темпераментного строителя, давал объяснения вяло и безразлично. Впрочем, это не имело существенного значения. Ядерный котел высотой в комнату, пост энергетики и живучести, где уже теперь обитают люди в белых халатах, наблюдая за точными, умными приборами, – все это производило куда большее впечатление, чем вялые, холодные слова экскурсовода.

Геннадий и Юра облазили весь корабль, спускались по крутым трапам, поднимались на мостик, ходили вдоль широких палуб, заглядывали в радиолокационную рубку. И за два часа настолько устали, что мечтали только об одном: скорее домой – приземлиться. А тут еще визит к строителю корабля. И на кой черт он пригласил Геннадия? Какой ему смысл терять драгоценное время на разговор с каким-то совсем незнакомым лейтенантом? Конечно, его интересует не Геннадий, а Северный флот. Возможно, войну провел на Севере. «А раз так, надо уважить», – решил Геннадий.

И когда толпа студентов возвращалась к проходной, Геннадий и Юра вернулись обратно к конторке, прилепившейся к подножию стапеля, как ласточкино гнездо на скале.

Строитель ледокола разговаривал с мастерами. Завидев гостей, он поспешно выпроводил всех из кабинета, захлопнул дверь на французский замок, и чувствовалось по расплывшемуся широкому лицу, что он давно ждал такой встречи и она ему очень приятна.

Геннадий ожидал вопросов, но вместо того строитель начал рассказывать о себе.

– Понимаете, четвертый год в отставке. Дома сидеть скучно, если силища есть, – он потряс в воздухе кулаками. – Думал, куда податься? Капитаном в морской флот? Спросят: у вас есть диплом судоводителя? А я инженер-механик. Пошел на верфь: все же близкое, родное дело. Правда, работенка горячая. Сами посудите: русские линкоры десять лет строились да оснащались, а мы такой корабль, чудо современной техники, за десять месяцев отмахали.

В его рассказе чувствовались увлеченность и гордое сознание того, что он здесь не последняя спица в колеснице…

Глядя на Геннадия и заметно волнуясь, он вспоминал флот и спрашивал:

– Наверное, не узнать Ваенги, Полярного? Я почти два десятка лет как оттуда. Война сдружила нас, думали: только бы дожить до победы, и будем все, как братья, на вечные времена. А оно получилось иначе, всех разбросало по стране, и только случайно узнаешь о товарищах.

– Вы где служили? – осведомился Геннадий.

– На тральцах. Может, слышали, были в войну такие тральцы – «амиками» назывались. Вот я на них и служил.

– В таком случае вы должны знать нашего командира соединения Максимова. Он тоже всю войну на тральцах плавал.

– Максимов? Михаил Александрович? – лицо строителя застыло в радостном изумлении. – Ну как же не знать! Мой непосредственный начальник.

– А это его сын, – Геннадий показал на Юру, забившегося в угол.

– Очень приятно…

Строитель протянул Юре руку, а потом долго пристально всматривался в его лицо, должно быть стараясь найти черты, схожие с отцом.

– Мы с вашим папой два года плавали. Чего только не случалось! Наверно, слышали, как он тонул в Карском море, ранен был в голову, можно считать, с того света вернулся…

Юра и раньше знал о ранении отца, только не имел представления, при каких обстоятельствах это произошло. Геннадий смотрел в лицо строителя, ожидая, что вот-вот он еще что-нибудь расскажет о Максимове, но тут совсем некстати позвонил телефон. Строитель взял трубку, недовольно наморщил лоб и коротко бросил: «Сейчас приду!»

– Видите, наша работенка… Ни минуты покоя. Директор вызывает… – Он тяжело вздохнул. – Так хочется с вами потолковать, а дела не ждут. Передайте папе большущий привет от инженера-механика Анисимова. Забыл, наверно, мало ли нас было, а он один. Если приедет в Ленинград, хорошо бы повидаться. Приходите, будете самые желанные гости.

Он поднялся из-за стола, проводил ребят до проходной, распрощался и зашагал в обратном направлении, а Геннадий и Юра решили пройти к Неве.

Солнце выглянуло из-за туч и весело заиграло. Невский лед темнел, трескался, на льдинках скапливалась талая вода. Они шли молча, не торопясь по набережной, усталые от ходьбы и еще больше от новых впечатлений. Геннадий посмотрел на Юру: в эти минуты он молчал, о чем-то задумался и был особенно похож на отца – такой же сосредоточенный, с густыми бровями и двумя черточками на переносице…

*********************************************

D:Михайловский Н. Г. Рассказы о советских флотоводцах.doc

*********************************************

Михайловский Николай Григорьевич

Рассказы о советских флотоводцах

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –

Проект «Военная литература»: militera.lib.ru

Издание: Михайловский Н. Г . Только звезды нейтральны… – М.: Современник, 1981.

OCR: Андрей Мятишкин ([email protected])

Правка: sdh ([email protected])

Михайловский Н. Г . Только звезды нейтральны… : Художественные и документальные повести / Вступит. статья А. Елкина . – М.: Современник, 1981. – 535 с. // Тираж 200000 экз.

Аннотация издательства: Произведения известного писателя-мариниста Н. Г. Михайловского, собранные в этой книге, представляют своеобразную летопись Северного флота в дни Отечественной войны и в мирные годы, где беллетристические произведения соседствуют с художественно-документальными повествованиями. Читатель встретит здесь рассказы о боевых делах командующего флотом в годы войны адмирала А. Г. Головко, выдающихся североморских подводников Н. Лунина, И. Колышкина, Г. Щедрина и еще многих, чьи имена остались в истории навечно.

СОДЕРЖАНИЕ

Об авторе и его произведениях. Вступление Анатолия Елкина

Этот долгий полярный день. (Страницы из североморского дневника)

Повести о Максимове

Мыс Желания

Всплыть на полюсе!

РАССКАЗЫ О СОВЕТСКИХ ФЛОТОВОДЦАХ

Только звезды нейтральны

Он мерил жизнь особой мерой

Позывные адмирала Трибуца

Рассказы о советских флотоводцах

Только звезды нейтральны…

Кончилась долгая полярная ночь. Рассеивалась тоскливая темнота. Стихал ветер океана, устало облизывая вершины сопок. Потускнела белесая дуга северного сияния, висевшая в небе словно ворота в далекие неведомые миры.

Душенов смотрел в окно. Ничто здесь не напоминало знакомые южные края. Разве думал он, столько лет прослужив начальником штаба Черноморского флота, что придется сняться с якоря и двинуться на край земли. Правда, военный человек должен быть готов ко всему. И все-таки очень уж неожиданно пришел приказ о назначении его командующим Северной флотилией. Казалось бы, повышение должно обрадовать. И еще какое повышение! Но Душенов не радовался. Слишком много сил было отдано Черноморскому флоту. Да и привычка – вторая натура. Графская пристань, исторические памятники, корабли на рейде, каждый камень Севастополя был знаком ему и бесконечно дорог. Все это накрепко вошло в его жизнь, и расстаться с этим было невмоготу.

А жена, к его удивлению, сразу же деловито стала готовиться к отъезду.

– Костя, я постригусь, – заявила она. – Ведь мы едем на Север… Зачем мне такая тяжесть?

Она вынимала шпильки, трясла головой, и роскошные светло-каштановые волосы обнимали ее плечи, спину. Душенов помахал пальцами у носа жены:

– Только посмей!

Она лукаво улыбнулась и не спешила собрать волосы в пучок.

К вечеру второго дня квартиру захламили чемоданы, тюки, коробки.

– А книги, книги еще не упакованы! – восклицала она. – Как же там без книг?

Душенов с грустной улыбкой поглядывал на оживленную, хлопочущую жену.

И Юрка, сын, от радости не ходил, а летал. Начитался Жюля Верна и мечтал следовать по ледяной пустыне к полюсу за капитаном Гаттерасом, доктором Клаубони. Он таинственно шептался о чем-то с мальчиками, что-то такое записывал в школьную тетрадку и обещал, когда приедет на Север, исследовать, выяснить, сообщить «подробности письмом»…

Душенов последний раз затянулся, потом сунул папиросу в выдвижную пепельницу, ввинченную возле окна, и вошел в купе. Жена в пестром халате, в косынке, под которой горой возвышалась прическа, лежала на нижней полке. Юрка в новой пижамной куртке, топорщившейся на нем мешком, сидел у матери в ногах и читал вслух:

«…Шандон и его товарищи напрасно искали удобный для судна проход. Пройдя три мили, они без труда поднялись на ледяную гору высотой около трехсот футов. Взору их предстала безотрадная картина: хаос льдов напоминал развалины какого-то гигантского города с поверженными обелисками, с опрокинутыми башнями и руинами дворцов…»

Не отрывая глаз от книги, сын сказал:

– Папка, садись и слушай!

Жена с готовностью отодвинулась к стенке. Душенов потянулся к термосу с кофе, но жена тут же накрыла ладонью его руку:

– Не надо, Костя. Опять ведь до утра не уснешь. Ладонь у нее была холодная.

– Замерзла? – спросил он, радуясь ее улыбке.

– Нет, мне тепло. Приляг, отдохни.

Душенов расстегнул воротник кителя, и сразу как-то легко стало дышать. Только сейчас понял, что ему мешал тугой воротник. Снял китель, лег на свою полку. Показалось, что полка дрогнула и прогнулась под его грузным телом. Голова коснулась холодной жесткой подушки. Простыня была пропитана запахом хозяйственного мыла. Непривычно. Вспомнилась широкая кровать, приятно пахнущее белье: жена, стирая простыни и наволочки, специально для запаха бросала в бак с кипящим бельем кусочки туалетного мыла.

Душенов закрыл глаза. Под боком у него мерно отстукивали колеса: так-так, так… А на стыках рельс добавлялся еще легкий щелчок.

Юрка читал:

«…Насколько хватало глаз, море всюду было сковано льдом. Внезапно масса льдов, до тех пор неподвижных, раскололась на части и пришла в движение; вскоре айсберги нагрянули со всех сторон, и бриг очутился среди плавучих гор, грозивших его раздавить…»

– Пап, а мы увидим айсберги?

Душенов притворился спящим. Мать сказала:

– Папа уснул, сынок. Читай потише.

«…Управлять кораблем стало настолько трудно, что, у штурвала поставили Гарри, лучшего рулевого. Ледяные горы, казалось, немедленно смыкались за бригом. Они начинали прорываться через этот лабиринт льдов…»

Душенов слушал рассеянно, думая совсем о другом: идея создания на Севере большого флота представлялась мудрой и заманчивой. Но ведь там до последнего времени командовал флотилией Захар, его товарищ. Они вместе учились в академии, дружили семьями. Теперь получалось не совсем удобно: Захар должен уступить место ему, Душенову. Давно поговаривали, будто у Захара дела неважные. Но Душенов не очень-то этому верил. И только когда пришло известие, что Душенову придется принимать флотилию, он понял: не все, что болтали о Захаре, вранье. И первый раз серьезно задумался. «Ах, Захар, Захар!…»

Юрка как будто повысил голос:

«…Вдруг раздался страшный грохот. Водяной смерч хлынул на палубу брига, приподнятого громадной волной. У всех вырвался крик ужаса; между тем Гарри, стоя у руля, держал бриг в нужном направлении, хотя «Форвард» швыряло из стороны в сторону…»

Душенов улыбнулся. Так они часто, жена Леля и Юрка, читают вслух по очереди. Как они похожи друг на друга! Два человека как один, будто частица самого Душенова, неотделимая, родная частица.

Мысли опять переключились на Захара. Как-то они завтра встретятся? Поймет ли его Захар? Не обидится ли?

Он засыпал, и чудились ему огромные ледяные горы, сжимавшие судно капитана Гаттераса. Через пробоины хлынул поток воды. И в этом потоке отчаянно барахтался Захар. Душенов порывался прийти ему на помощь, но не мог сдвинуться с места, будто прирос к палубе.

– Папа! Скоро Мурманск! – услышал он Юркин голос и, открыв глаза, увидел сына в новой вельветовой курточке с острыми складками на рукавах. Леля, смочив ладони, потерла рукава, но складки не распрямлялись.

Душенов сейчас видел жену такой, какой она ему нравилась: свежей, румяной, в голубом халате, с туго заплетенной золотистой косой, небрежно свисавшей через плечо, подобно ожерелью. Она наклонилась к нему, коснулась губами щеки. От нее пахло незнакомыми духами.

– С добрым утром!

– С добрым! – откликнулся он и, лежа сделав несколько резких движений руками, поднялся.

За окном вагона мелькал скупой северный пейзаж. Бесконечные гряды рыжих сопок, тощие низкорослые березки, хилый кустарник. Невольно вспомнилась густая субтропическая зелень Черноморского побережья. Правда, небо здесь было похоже на севастопольское – такое же синее, только более холодного тона, как будто в синеву добавили молока.

– Юра, взгляни-ка, это старинный поморский поселок Кола.

– Где, где?… – мальчик вырвался из рук матери, прильнул к окну.

Мимо плыли почерневшие бревенчатые избы и множество сетей, растянутых на деревянных кольях. Поезд приближался к Мурманску. Встречали нового командующего скромно. На дощатом перроне стояли всего трое моряков. Среди них выделялся невысокий квадратный человек. Юрка крикнул:

– Папка! Смотри, дядя Захар!

Душенов узнал старого друга. И опять защемило сердце…

Поезд остановился. В распахнутую дверь вагона влетел запах паровозного дыма. Юрка ладонью помахал у своего носа и засмеялся. Душенов вышел на перрон, мучительно подыскивая слова, которые должны быть сейчас сказаны. Но Захар опередил его:

– Здравствуй, Константин Иванович!

Душенов ощутил большую мясистую руку, почувствовал тяжелое нездоровое дыхание друга, и ему снова стало неловко. Он крепко обнял Захара и дольше, чем следовало, задержал руки на его плечах.

Юрка еле дождался своей очереди, бесцеремонно повис на шее у дяди Захара.

– Вырос-то как! – восхитился Захар и, улыбнувшись Леле, поцеловал ей руку.

Юрка вертел головой, цепко схватывая взглядом вокзальный пейзаж: невысокое одноэтажное здание, уходящее в синеву, сплетения рельс, водонапорную башню, маневровый паровозик под белым облаком дыма, семафор, похожий на огромный штатив фотоаппарата…

– Как штатив! – воскликнул Юрка. Душенов не понял сына, зато Леля рассмеялась:

– Действительно!

– Располнел, Захар, – сказал Душенов шагавшему рядом товарищу. – Не узнать…

– Люди от неприятностей худеют, а у меня наоборот, – нарочито бодрым тоном отозвался Захар, но Душенов все понял и сказал в раздумье:

– Да, неприятности, неприятности… От них никуда не денешься: всюду нашего брата находят. Чем больше начальник, тем больше неприятностей. Таков, брат, неписаный закон, и ничего не поделаешь.

У папиросного ларька, из окна которого выглядывало девичье курносое лицо, стояла машина. Захар распахнул дверцу перед гостями:

– Прошу!

На потертом сиденье разместились с трудом. Юрка уселся на коленях отца, шепнул в ухо:

– «Антилопа-Гну», сейчас развалится…

И смутился, встретясь со смеющимся взглядом дяди Захара.

Машина неожиданно легко, плавно взяла разбег и понеслась, мягко притормаживая на перекрестках.

Захар повез семью Душеновых к себе. Константин Иванович хотел было отказаться, удобней было бы в гостинице, но не решился. Чувство какой-то тяжелой вины перед товарищем не оставляло его.

Леля коротко взглянула на мужа, и стало ясно, что она тоже считает: упоминать о гостинице не следует.

В двухэтажном деревянном доме, где жил командующий, их приняли радушно. Жена Захара, Александра Павловна, или Шурочка, так издавна называли ее Душеновы, – маленькая, худая, с мальчишеской прической, рядом с Лелей казалась рано состарившейся девочкой. Она стояла растерянная, смущенная, будто впервые видела этих людей. Потом взяла Лелю под руку, повела на кухню и угостила свежим, специально для гостей приготовленным, пирогом. Леля похвалила пирог. Шурочка покраснела от удовольствия: кулинария всегда была ее слабым местом. В кухню заглянули Юрка и Сережа – одногодок Юрке.

– Мам, дай мне пирожка, и мы пойдем, – торопливо сказал Сережа. Схватив по увесистому куску, оба исчезли.

Леля стояла посреди кухни. Шурочка перекладывала с места на место стопку тарелок. Обе женщины чувствовали себя неловко.

– Ты где-нибудь работаешь? – спросила Леля. Шурочка взглянула на нее и горько усмехнулась:

– Считается, что не работаю. Кручусь на кухне с утра до ночи.

– И это все? Шурочка вздохнула:

– На работу хозяин меня не пускает. Что будешь делать?

– Можно ведь заниматься общественными делами! Ты знаешь какой у нас на Черноморском флоте женсовет? Всем дело находится: одни шефствуют над кораблями, другие занимаются самодеятельностью, третьи помогают воспитателям в детсадах и школах. А так жить, ты меня извини, не интересно. Скучно! Я бы не смогла, понимаешь? Засохла бы от тоски.

В бесцветных Шурочкиных глазах и впрямь была тоска.

– На Севере ничего такого нет… Сплетни да пересуды. Вошел Захар.

– Довольно вам куковать, соловья баснями не кормят. – Он взял женщин под руки и повел в столовую.

Посреди комнаты стоял стол, щедро заставленный закусками: рыбой, салатом, икрой. К водке, приготовленной хозяином, Душенов добавил бутылку крымского рислинга, подаренного ему товарищами перед отъездом из Севастополя.

Пили, вспоминали и снова пили. Разговор начинался слегка грустным: «А помнишь?…» Обоим было что вспоминать…

Только к вечеру, когда женщины удалились в другую комнату, захмелевший Захар уронил голову на руки:

– Эх, Костя, Костя! Не думал, что так получится… Душенов страдальчески смотрел на поседевшую голову друга и молчал.

Захар поднял голову. Глаза у него были пьяные, взгляд расплывался, губы обиженно кривились:

– Проморгал я. Понимаешь? Не проверял, не требовал. А люди, сам знаешь, только волю дай!… – Он так постучал кулаком по столу, что мелко задребезжали бокалы. – Ведь я считал, Костя, что у меня тут сплошь друзья. В глаза заглядывали, каждое слово ловили… А приехала инспекция, начали капать со всех сторон. Кто виноват? Ясно кто! Командующий! Кого под удар? Командующего! Все остальные сухими из воды вышли. Мне одному ответ держать приходится.

Душенов сказал:

– Иначе быть не может. Кому много дано, с того и спрашивается.

– Оно так. Только почему именно я оказался козлом отпущения? Ты мне скажи: почему?

Захар совсем раскис. Казалось, что он вот-вот заплачет. Душенову было неприятно смотреть на захмелевшее багровое лицо друга с отвислыми влажными губами.

– Пойдем-ка спать…

– Пойдем, пойдем, дружище, – проговорил Захар, но с места не двинулся.

Душенов обнял его и повел в соседнюю комнату. На широкой тахте, покрытой ковром, свернувшись в клубочек, спал Юрка. На полу лежала раскрытая книга. Душенов поднял книгу, положил на стол. Шурочка хлопотала у кровати с высокими спинками, с большими металлическими шарами, похожими на светильники.

– Вот тут и ложитесь. Мягко и удобно, – сказала она Душенову.

Он засмеялся:

– Ночное ложе вроде как у Петра Великого. Когда хозяева ушли, Душенов спросил жену:

– Тебе здесь нравится?

– Я еще не знаю.

– Я тоже не знаю… – Он привлек ее к себе. – Но знаю, что мне всегда будет хорошо, пока ты со мной…

Душенов знал, что Леля сумеет устроить уют в любом уголке, даже в сарае… Сколько раз за свою жизнь они переезжали с места на место, пока не обосновались в Севастополе. И все, к чему прикасались руки жены, сияло уютом и покоем.

Леля уселась перед зеркалом, чем-то белым намазала лицо, ее глаза на этой белой маске сверкали, как огоньки.

– Представь, у них нет ни женсовета, – сказала она, – никакой общественной жизни!

Душенов засмеялся:

– Теперь будет, – он подошел ближе, зарыл пальцы в золотистой копне волос. – Ведь будет, а?

Леля весело согласилась:

– Конечно!

Утром Душенов и Захар отправились в порт. Всю дорогу молчали. Захар прятал глаза. Он сам вел машину, и его короткопалые мохнатые руки цепко держались за руль.

У причалов, рядом с рыбными траулерами и торгашами, стояли боевые корабли. Это они в 1933 году пришли сюда по Беломорско-Балтийскому каналу. Именно этим кораблям предстояло составить ядро будущего флота, стать форпостом обороны на Севере. Вероятно, вот так с тех пор они и стояли в Мурманске, перемешавшись с мелкими рыболовными судами, как шуга с айсбергами. Ничего, по-видимому, не изменилось.

Душенов легко поднялся по трапу и увидел шеренги моряков. Дежурный по плавбазе вытянулся перед ним, отрапортовал четко и старательно. Душенов прошел вдоль строя. К его встрече, должно быть, давно готовились, все было надраено до блеска. В салоне он в первую очередь обратил внимание на карту, лежавшую на столе рабочего кабинета командующего. Карта была новенькая, без помарок и карандашных пометок. Значит, на нее вряд ли кто смотрел. Это Душенов отметил про себя. Отметил он также, что не видно книг. Кроме лоций и уставов, аккуратно составленных на полке. Даже не видать «Морского сборника», что является спутником каждого моряка.

Душенов ни одного дня не мог прожить без книг. У него дома и в штабе всегда высилась на письменном столе гора книг. И он, улучив свободную минутку, читал. Читал и классику, и специальную военную литературу, и приключения, и научные документальные книги о природе и море. Он давал себе легкие передышки в работе, на полчаса углубляясь в книгу. Вчитывался сразу, моментально, с первой же строчки. Ему не нужно было время, чтобы восстановить в памяти прочитанное, чтобы вжиться в текст. Хорошо помогала натренированная память. Помимо всего, находил время писать статьи для «Морского сборника».