Текст книги "Еще один баловень судьбы (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятая. Явление Антуана в Авалон

Городок Гийон, в который Антон ездил в 21 веке за покупками или для развлечений почти ежедневно, показался ему на первый взгляд все тем же: в излучине речки – сборище двухэтажных каменных домов под красноватыми черепичными крышами вдоль двух диагонально пересекающихся улиц. Однако вместо асфальта были булыжные мостовые, вместо сверкающих авто – редкие телеги и никаких тебе развлекательных заведений. Совсем мало было и людей на улицах: день то будничный.

Стоило Антону пересечь мост через излучину реки, и он вышел на тракт Лион-Париж, который ему сразу не понравился: над его грунтовым покрытием под жаркими лучами сентябрьского солнца прочно висела пыль, периодически подновляемая колесами телег, карет и редких дилижансов. Он порыскал глазами туда-сюда и не зря: сметливые французы проложили метрах в 20 от тракта параллельные ему тропинки – по наветренной из них Антон и пошел к Авалону. Дорогой он поглядывал на копошащихся то тут, то там земледельцев или на проносящиеся по тракту экипажи, а то задирал голову в небо, пытаясь увидеть звонкоголосых жаворонков или других голосистых птах. Меж тем считал и расположенные обочь тракта поселки (бурги по-французски): вот миновал Мезон-Дье, сзади остался Шарбоньер, прошел сквозь совсем крохотный Тюйери и, наконец, увидел вдали значительное скопище домов и башни Авалона, в том числе его центральную 50-метровую башню, где должны быть часы. "Время-то, пожалуй, обеденное, – прикинул Антон. – Да и аппетит я нагулял уже изрядный. А на подходе к городу (по экскурсии помню) ручеек Миним по оврагу как на заказ бежит… Решено, пообедаю тем, что мне Мари насобирала, и вступлю в город сытый, почищенный от пыли и умытый".

В узелке оказались большая лепешка, пара вареных яиц, изрядный кусок сыра и пара луковиц – более чем достаточно для обеда с водой из ручья. В итоге Антон оставил половину припасов на ужин: вдруг сегодня ему больше никто ничего не предложит? И продолжил было идти по тропе вдоль ручья (под крутым правым склоном, заросшим кустарником и увенчанным на высоте метров в 20 крепостной стеной), но вскоре наткнулся на поперечную тропинку, ведущую вверх по склону. "Раз есть такая тропинка, у нее должен быть выход к стене, а далее в город" – сообразил парень и свернул на нее. Подъем оказался весьма крут, но тропинка сделала несколько витков на склоне и соединилась с укатанной дорожкой шириной в пару метров, окаймляющей подножье стены. Тут же Антон увидел в стене полуоткрытую арочную железную калитку, юркнул в нее и оказался в щелеватом глухом переулке, выведшем его через десяток метров на узкую, но вполне обычную для Авалона улицу: с двухэтажными каменными домиками, стоящими почти впритык друг к другу, с решетчатыми ставнями на окнах и однотипными деревянными дверями без крылечек.

Вдруг дверь дома, стоявшего напротив упомянутого переулка, стремительно отворилась, и наперерез Антону выскочил некий усач с ружьем (fusil) в руках и грозно вскричал:

– Не двигаться! (Ne pas se deplacer!) Брось свою палку! Брось, говорю, иначе выстрелю!

Антон чуть помедлил (он вполне мог резко сместиться в сторону и вышибить шестом хоть дух из неказистого француза, хоть ружье из его рук), но опамятовался и уронил на булыжники и шест и узелок.

– Во-от! А теперь говори: ты кто такой? И не ври: мне не надо много времени, чтобы распознать аристократа под любой личиной! Думал, оденешься победнее да посмешнее, возьмешь дурацкую палку и сможешь ходить по Авалону как у себя в Монбарском лесу? Да-а, не зря я устроил себе здесь засаду: думаю, по этой тропке от ручья Миним обязательно притащится какой-нибудь роялист. И вот он ты! И какой наглый, средь белого дня в город заявился! Ночи подождать не захотел? Только я и ночью тебя бы тут скрутил, не сомневайся: мне все равно, когда дежурить, меня сон не берет. Ну, что ты молчишь? Или в штанишки от страха наделал?

– Я иду к Гастону Дидье, члену муниципальной гвардии Авалона. Вы знаете такого?

– К Дидье? Гастона я знаю и даже хорошо, но что у него может быть общего с таким как ты?

– Я иду с его фермы с запиской от его жены, Мари.

– С запиской? А ну, давай ее сюда!

– Вот записка, – показал Антуан, но в руки усачу не отдал. – Извините, гражданин, это конфиденциальное послание, не предназначенное для чужих глаз. Лучше препроводите меня к Дидье.

– Все-таки ты явный аристократ. Конфиденциальное послание… Еще год назад не миновать бы тебе гильотины. А нынче ходят себе свободно и записки от фермерши к фермеру носят. И препроводить тебя никуда не могу: вдруг за время отлучки через эту щель еще роялист в город проникнет?

– Ну, пошлите мальчишку за Дидье, а мы пока посидим с Вами здесь и поболтаем.

– О чем мне с тобой болтать? О старых временах, когда дворянчики, подобные тебе, над нами измывались? Или ты хочешь послушать, как мы при Робеспьере таскали "ваших" к эшафоту и многие из бывших гордецов слезами обливались?

– Вы ошибаетесь, я вовсе не дворянин, так как родился в Америке, в штате Луизиана – правда, отец мой приехал туда из Франции и родился, в самом деле, в дворянской семье…

– Так ты американец? А что же тебя сюда принесло?

– Мне захотелось помочь своей прародине Франции отстоять независимость. Ведь многие французы приезжали к нам 20 лет назад и помогали биться с англичанами. Вы же слышали про подвиги генерала Лафайета в Америке?

– Слышал что-то такое, но больше про то, как он прикинулся здесь революционером, а когда Робеспьер прижал ему хвост, то быстро сбежал к австрийцам. А те ему не поверили и в тюрьму посадили. Правда, смешно?

– Не очень. Тем более что я иду как бы по его стопам: Вы ведь мне тоже не верите…

– Доверяй, но проверяй – вот мое правило! Эй, Николя, кончай из двери подглядывать! Иди-ка сюда. И быстро, а то ты меня знаешь…

В ответ на эту угрозу на улицу вышел нехотя босоногий мальчик лет десяти и встал у двери.

– Сгоняй в мэрию, найди там мсье Гастона и позови его сюда: ему жена письмо с каким-то мутным парнем передала. Все понял?

– Да-а…

– Тогда бегом марш!

Пацаненок ухмыльнулся, повернулся и припустил вприпрыжку вдоль улицы.

Через полчаса в конце улицы появился еще один усач в мундире муниципальной гвардии, но в местном, малобюджетном варианте: вместо белых лосин – серые мешковатые кюлоты, вместо голубого камзола – темно-синий грубого сукна, треуголка бурая вместо черной, зато к ней подколот трехцветный плюмаж. Белых лент с подсумками на нем не было, не было и ружья, лишь на боку висел тесак в затрапезных ножнах. Он подошел к закончившей необязательную говорильню парочке, оглядел чужака и спросил:

– Это ты – письмоносец от Мари?

– Да, мсье, – подтянулся чуток Антон и протянул записку. – Мари Дидье просила сказать, что у Вас на ферме все в порядке и вот написала мне рекомендацию…

– Вечно она за кого-то просит, – пробурчал усач и стал медленно читать записку, чуть подшевеливая губами ("Тоже грамотей невеликий" – мысленно скривился попаданец). Наконец текст был прочитан и осмыслен, Гастон Дидье более пристально вгляделся в чужака и сказал:

– Американец, значит… Как твое полное имя?

– Антуан Фонтанэ, – отрапортовал Вербицкий. – Родом из-под Нувель Орлеан.

– Где и как ты отстал от дилижанса?

Этот вопрос Антон не раз муссировал по дороге в Авалон и решил, что лучше будет говорить полуправду. Поэтому он сказал:

– Не доезжая Гийона я отошел по нужде с дороги. Вдруг налетел жуткий вихревой ветер (в Америке он бывает нередко и называется торнадо), который подхватил меня и понес по воздуху. А сбросил на землю рядом с вашей фермой. Как ни странно, на мне даже одежда осталась целой.

– Вот эта одежда? Очень странная на вид. Да и вся эта история очень странная. У нас, насколько помню, таких вихрей никогда не бывало.

– Мари может подтвердить. Она с детьми очень испугалась, да и крышу у вашей фермы изрядно потеребило.

– Ну, чудеса… Но вернемся к тебе: все твои вещи остались в дилижансе и документы тоже?

– Со мной был небольшой саквояж, так как я считаю, что в путешествие надо брать только деньги, на которые в конечном пункте можно купить все необходимое. Однако и документы и деньги остались там, а я остался голым и сирым. Если бы не помощь мадам Дидье, мое положение было бы совсем отчаянным.

– Оно и сейчас может стать аховым, – встрял в разговор первый усач, – У меня еще осталось подозрение, что ты – шпион роялистов!

– Это у тебя ведь третий на подозрении, Жак? – хохотнул Гастон. – Потом один оказался новым помощником нотариуса, а второй – переодетым монашком, шедшим со свидания. Но ты не отчаивайся: позиция у тебя тут хорошая, рано или поздно роялист из леса придет обязательно…

В ответ Жак пробурчал что-то неразборчивое себе под нос, а Гастон продолжил допрос:

– Так чем ты хотел помочь нашей революции, Антуан? Какие у тебя козыри?

– Я закончил экономический факультет университета и мог бы служить по финансовой части. Умею говорить, читать и писать на языках английском, немецком, похуже – на испанском и итальянском. Еще я хорошо владею лошадью, стреляю, фехтую и плаваю.

– Я же говорю, он из аристократов! – порвало вновь Жака. – Это их излюбленные занятия!

– Сейчас в нашей армии уже полно бывших дворян, – оборвал Гастон своего соратника.

– А в Америке дворянские звания вовсе упразднены, – продолжил Антуан, – но умения, перечисленные мной, культивируются во многих состоятельных семьях.

– Хорошо, гражданин Фонтанэ, – заключил Гастон. – Идем в мэрию. Там, я думаю, твоим способностям найдут применение.

Глава шестая. Учительский дебют

Спустя неделю Антон Вербицкий стал жителем городка Равьер (в 42 км к северу от Авалона), а по профессии – учителем старшего (третьего) класса начальной школы, основанной в городке два года назад. Впервые в класс он вошел с изрядным трепетом, но местные ученики его поразили: было их двадцать два в возрасте 10–11 лет (в том числе семь девочек), но никакого буйства они не проявляли, а напротив встали дружно с мест и поприветствовали слаженным хором – «Бонжур, гражданин учитель!». Позже он осознал, что никакого чуда здесь нет: дети успели проучиться в данной школе два года и привыкли к школьным порядкам. Меж собой они тоже успели разобраться и расселись группками (мальчики из «верхнего» города и из «нижнего», а также три индивидуалиста из окрестных дворянских поместий, девочки тоже в виде двух стаек) – что Антону стало ясно, конечно, позднее. Пока же он посмотрел в их разнообразные, но одинаково любопытствующие глазенки и сказал:

– Меня зовут Антуан Фонтанэ. Я буду преподавать вам французский язык, историю Франции и отчасти окружающих ее государств, географию и математику, а также развивать мускулатуру и координацию ваших тел. Первым уроком по расписанию у нас значится французский язык. И вот чтобы мне понять, как вы усвоили в прошлых классах правописание и сложение букв в слова, а слов в предложения, я предлагаю вам написать сочинение на тему: как я провел лето. Доставайте ваши тетради в линейку, чернильницы и перья и попытайтесь, глядя в потолок или внутрь себя, вспомнить и сформулировать свои летние впечатления. Моя подсказка: на первой странице вы можете записать свои воспоминания в виде разрозненных предложений или даже пары фраз вроде "ловил рыбу", а на второй уже выстроить из них вполне связное и даже красивое сочинение…

И на диво послушные чада заскрипели перьями, периодически почесывая в затылке, вознося очи горе и лишь иногда скашивая их в сторону соседской тетради. И так до завершения урока (служка в коридоре прозвонил в колокольчик), после чего раздалось несколько голосов "а я не успел!".

– Ничего страшного, – заверил Антон этих учеников. – Мне достаточно будет и неоконченных сочинений. Оставьте тетради на столах и бегите на перемену.

На уроке географии он первым делом сказал:

– Вам ребята (les gars) очень повезло: вы живете в самой красивой и благодатной стране Европы. А что такое Европа – вы знаете?

– Не-ет… – прозвучало несколько голосов, но их перекрыл голос гонористого мальчика с передней парты:

– К Европе относятся все страны, которые расположены недалеко от Франции.

– Хороший ответ, – одобрил Антон. – А теперь посмотрите, как выглядят Франция и Европа в целом при взгляде на них с очень большой высоты.

И он открыл шторки, закрывавшие до поры настенную карту Европы (ее прислали к началу учебного года из министерства образования)…

Урок истории он начал тоже вопросом:

– Кто-нибудь из вас бывал под землей, в пещерах?

– Мы были, – закричало сразу несколько учеников.

– Только это были не пещеры, а каменоломни, – уточнил один из них. – Они находятся недалеко отсюда, внутри холма. Из камней, которые там добывают, выстроены многие дома нашего города.

– А еще там иногда живут люди, – добавил другой ученик. – Мы видели их кострище, а также подстилки из сухой травы. Это, наверно, те, которые из своих домов убежали, потому что их хотели притащить на гильотину…

– Так вот, – сказал Антон. – Похожие пустоты в холмах нередко возникают без человеческих усилий, самопроизвольно, и тогда они называются пещерами. Недавно на юге Франции была обнаружена большая пещера с заваленным входом. Когда вход раскопали и пещеру осветили факелами, то вдруг увидели на ее стенах многочисленные рисунки, сделанные разноцветными охрами. На этих рисунках изображены преимущественно звери – но среди обычных для Франции оленей, быков, медведей и козлов были обнаружены совсем необычные: огромные львы, носороги, бизоны и даже слоны, только покрытые густой длинной шерстью! Нашлись также рисунки, на которых изображены человечки с копьями и луками, нападающие на этих "слонов". А в глубине пещеры обнаружены кострища, а также черепа и кости различных животных, в том числе остатки слоновьих бивней. Какой же вывод можно сделать из этих фактов, ребята?

– В этой пещере жили люди, которые охотились на слонов и потом нарисовали про свою охоту, – ответил первым гонористый мальчик.

– А кто такие бизоны? – спросила вдруг одна из девочек.

– Я расскажу вам об этом позднее, на уроке географии. Сейчас же важно понять, что жили эти люди очень давно – в те времена, когда во Франции еще водились слоны и носороги. Люди же пока не умели выращивать ни пшеницу, ни ячмень, ни капусту с картошкой и также не знали, что диких животных можно приручить для того, чтобы получать от них молоко, шерсть и мясо. Поэтому они просто охотились на зверей, а плоды, ягоды и зерно выискивали в лесах и лугах, в дикорастущем состоянии. От этого периода и принято теперь начинать историю жизни людей во Франции.

– А что было с людьми до этого? – спросил тот же мальчик. – Откуда они появились?

– По этому поводу существует несколько мнений, о которых вы узнаете, если пойдете учиться в коллеж…

На уроке арифметики Антон вспомнил уроки "Радионяни" (которые ему иногда напевал по памяти отец) и сказал:

– Многие арифметические правила проще запоминаются в виде песенок. Например, вы уже знаете правило "От перемены мест слагаемых чисел сумма не изменяется". Оно вроде бы и не сложное, но некоторые ребята все равно в нем путаются. А вот теперь послушайте, как это правило звучит в виде песенки…

И странный, но уже очень симпатичный ребятам учитель запел:

К тридцати прибавить двадцать

Будет ровно пятьдесят

К двадцати прибавить тридцать

Будет тот же результат.

Ах! Что? Что же получается?

Ах! Что? Что же получается?

От перемены мест слагаемых

Сумма не меняется!

От перемены мест слагаемых

Сумма не меняется.

– Правда, ребята, что так учить значительно проще?

– Да! Да! – дружно закричал весь класс.

Но апофеоз популярности Антона пришелся на урок физкультуры, который он провел во дворе школы. Для начала он спросил:

– Кто-нибудь из вас умеет ходить на руках?

– Не-ет, – послышались удивленные голоса.

– А я умею, – сказал Антон, после чего оперся руками на травяной газон, легко вскинул ноги в стойку и пошел, перебирая руками, туда и сюда. Потом сделал колесо, крутнул сальто с места, вернулся в исходное положение и спросил:

– Хотите научиться делать так же?

– Да! – совсем дружно сказал класс.

– Тогда начнем с разминки. Смотрите на меня и делайте похоже…

Глава седьмая. О чем говорили в салонах Франции в конце 1795 года

Спустя всего месяц Антуан Фонтанэ стал заочно известен в ряде семейств города Равьер (около 600 жителей), а когда он смог на зарплату приобрести себе приличную одежду и стал выходить на прогулки (жил в той же школе, занимая одну комнату на втором этаже), то его останавливали «для поговорить» уже многие горожане. Однажды в ноябре на его уроке побывал мэр города (гражданин Филип Брока, богатый негоциант), который при прощании долго тряс руку учителя и обязал бывать по четвергам в салоне его жены, Летиции, урожденной де Пюи. «Что ж, жить в обществе и быть свободным от него – плохая альтернатива, – вспомнил Вербицкий заветы классиков. – Надо идти и доказывать свою адекватность. К тому же хоть мне и понравилось возиться с этими ребятишками, но могут возникнуть другие варианты моего влияния на французское общество».

В очередной четверг в середине ноября (26 день брюмера, pistache, что означает фисташковый) Антон купил на рынке пару ливров (около 1 кг) фисташек, красиво их упаковал и пошел вечером к двухэтажному особняку мэра. Левое крыло его нижнего этажа светилось огнями, в прочих помещениях света не было или горело по свечке. Перед домом стояло около десятка карет. На входной двери висел изящный молоточек, которым следовало ударить по бронзовой пластинке, что Антон и проделал пару раз. На стук почти сразу открылась дверь, в которой появился ливрейный слуга и спросил:

– Ваше имя мсье?

– Антуан Фонтанэ, учитель.

– Добро пожаловать мсье. Пройдите налево по коридору, Вас ожидают.

Когда Антон вошел в большую, освещенную многосвечной люстрой комнату, почти все присутствующие (десятка три мужчин и женщин) повернулись в его сторону, а одна из дам, похожая в своих изящных одежках на бабочку, разлетелась к нему и сказала утверждающе:

– Вы – мсье Фонтанэ, тот самый учитель, а я – хозяйка этого салона, Летиция Брока. И я очень рада, что Вы решились пополнить наше давно сложившееся общество. Что это у Вас в руках?

– Я вспомнил, что сегодня по новому календарю день фисташек и потому решился принести их к Вашему столу.

– Ох уж этот календарь! Я и месяцы-то новые никак не запомню, а знать, чему посвящен каждый день – выше моих женских сил. Впрочем, очень мило, что Вы оказались столь внимательны и принесли нам угощение. Мадлен!

– Да, мэтресс, – тотчас оказалась возле нее горничная.

– Возьмите эти орешки и положите в вазу на боковом столике. А Вы, мсье Фонтанэ, пройдите поближе к моим гостям и для начала расскажите нам о себе. Ведь Вы родом из Луизианы?

Прошло не менее получаса, прежде чем господа, а особенно дамы удовлетворили свое любопытство по поводу столь занятного новичка. После чего Антон смог поучаствовать в разговорах на городские и общегосударственные темы. Одной из городских новостей стал ожидаемый вскоре приезд бригадного генерала Даву, который был взят в плен в ходе осады австрийцами Мангейма, но фельдмаршал Вурмзер отпустил его домой под честное слово не воевать до заключения мира.

"Генерал Даву?! – встрепенулся Антон. – Тот самый, будущий маршал Наполеона?"

– Этот Вурмзер, – говорила меж тем, улыбаясь, статная дама неопределенного возраста (между сорока и пятьюдесятью?), – хорошо знаком с моим братом, Шарлем, и потому он решился отпустить Николя. Вот Вы, Луи, – обратилась она к моложавому господинчику, – наговоритесь теперь вволю со своим пасынком на республиканские темы…

– Увы, мадам, – заулыбался ее муж. – Ваш аристократизм совершенно неистребим. И как это Вы решились выйти замуж за республиканца?

– Луи Тюрро! – встряла в разговор по-свойски Летиция. – Вы что, не знаете, что мы, женщины, влюбчивы?

– Еще раз увы, – дурашливо поник головой Луи. – Ваша влюбчивость проходит обычно так же стремительно, как и появляется. А брачные отношения остаются…

– Вы недовольны тем, что обладаете самой шикарной женщиной Равьера? – продолжила атаку мадам Брока.

– По-моему на этот статус в Равьере найдется несколько претенденток, – парировал Луи. – И Вы, Летиция, как раз первая из них.

– Вы неисправимый льстец, де Линьер! – демонстративно фыркнула хозяйка салона и чуть хлопнула мужа соперницы веером по плечу.

Меж тем в другом, сугубо мужском кружке разговор зашел о пяти членах Директории, которую сформировали совсем недавно, 2–4 ноября (12–14 брюмера). Антон тотчас примкнул к нему, да и дамы постепенно прикочевали.

– Главным там будет, конечно, Баррас, – веско заявил хозяин дома. – Именно он организовал свержение ненавистного живодера Робеспьера, а недавно подавил мятеж роялистов в Париже. Но что мы о нем знаем?

– Я читал в "Журналь де Марсей", – заговорил Луи Тюрро, – что Баррас происходит из древнего графского рода в Провансе и носил до революции титул виконта. Ему пришлось много поплавать и повоевать в наших далеких колониях, но в 1783 г он вышел в отставку. Проявил себя в Париже как азартный игрок в карты и волокита. Одно время он был любовником оперной дивы Сори Арну, которая крутила и с Мирабо – так Баррас с этим рьяным революционером познакомился и даже вступил в Якобинский клуб. В 93 году его сделали комиссаром и послали в Прованс на подавление роялистского восстания. Утверждают, что в Тулоне и Марселе он со своим другом Фрероном весьма обогатился за счет имущества репрессированных дворян. За эти подвиги его избрали в Конвент и поставили во главе Парижского гарнизона, который и подавлял сначала якобинцев, а потом роялистов. Теперь этот грабитель и распутник правит нами через Директорию.

– Луи! – встревожился мэр. – Надо быть сдержаннее в своих оценках…

– Но ведь здесь все свои? – едко вопросил адвокат и покосился на Антона.

– Смею заверить почтенное общество, – решился на эскападу Антон, – что я солидарен с Данте, который поместил в самый ужасный, девятый круг ада души людей, обманувших тех, кто им доверился.

– Благодарю, мсье Фонтанэ, – кивнул мэр. – Но хочу напомнить, что даже у стен могут быть уши. Сколько прекрасных людей в эти несколько лет лишились жизни по наветам!

Все немного помолчали, но все же опять разговорились.

– Я недавно получил письмо из Эльзаса, – сказал тучный господин лет пятидесяти, – в котором между прочими известиями содержится характеристика другого члена Директории, Жана Франсуа Рюбеля, который родился в Страсбурге. Это, оказывается, натуральный еврей, хотя по вероисповеданию протестант!

– Так вот в чем причина его отступничества от Робеспьера! – вновь возбудился Луи Тюрро. – Рюбель просто пошел по стопам своих предков, предавших Христа! И кстати, я слышал, что он тоже присвоил себе немало дворянского имущества…

– Луи! – возвысил голос мэр. – Ты умолкнешь на время. Договорились? А теперь хотелось бы послушать что-то позитивное про наших правителей.

– О Ле Ревельере-Лепо ничего не говорят плохого, – сказал худощавый господин лет сорока. – Он тоже был адвокатом, потом занимался биологией, а в революцию стал республиканцем, но террор, развязанный якобинцами, резко осуждал. Потому его и термодорианцы стали уважать. К тому же к его рукам чужих денег, вроде, не прилипло…

– Хорош и Ле Турне, потомственный моряк, – вставил пару фраз господин неопределенного возраста, к тому же не толстый и не тонкий. – Это он реорганизовал наш флот в Тулоне после изгнания из него роялистов и, тем самым, заслужил место в Директории…

– И Ле Турне и Левельер-Лепо и Рюбель будут всего лишь пешками в руках Барраса и его приспешников, – не сдержал обета молчания Луи Тюрро.

– Зато Лазар Карно ему спуску не даст, – возразил самый высокий и молчаливый господин. – Он честен, последовательно революционен и наделен разнообразными талантами: инженер, написавший труд "Опыт о машинах", финансист, составивший мемуар об их пополнении в государственной казне, создатель 14 армий по всему периметру Франции и разработчик почти всех наших военных операций. В качестве комиссара был в Пиринейской и Северной армиях, которые при нем одержали важнейшие победы. И этот деловой человек еще пишет стихи!

– Вот они с Баррасом друг друга и скушают! – опять встрял Тюрро. – Или их обоих арестует какой-нибудь очень успешный генерал. Их у нас сейчас много развелось.

– Успешных не так и много, – сказал мэр. – Я слышал лишь о Пишегрю, завоевавшим Голландию.

– Реально ее завоевали генералы Моро и Журдан, которыми командовал Пишегрю, – вновь авторитетно сказал молчун. – К тому же в этом году Рейнско-Мозельская армия под командованием Пишегрю по всем параметрам уступила австрийцам.

– Мой сын служил как раз в этой армии и попал в итоге в плен, – вклинилась в мужской разговор жена Луи Тюрро.

– В плену люди часто умирают, – сказал бывший молчун. – Поэтому Вам, Франсуаза, стоит поставить свечку в храме за здоровье фельдмаршала Вурмзера…