355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Васильев » Еще один баловень судьбы (СИ) » Текст книги (страница 19)
Еще один баловень судьбы (СИ)
  • Текст добавлен: 31 августа 2019, 07:00

Текст книги "Еще один баловень судьбы (СИ)"


Автор книги: Николай Васильев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава шестьдесят пятая. Реинкарнация Моники Беллучи

Наконец, гости герцога делла Торре стали покидать его палаццо. Засобирался и Антон, изрядно уставший от разговоров, но довольный их результатами. Вдруг к нему подошел брат хозяина, Клементе Филомарино – молодой (лет 23-х), высокий, симпатичный – и пригласил на вечеринку к популярной в Неаполе даме, Луизе Сан-Феличе.

– Но меня там никто не знает и не ждет, – возразил Антон.

– Я Вас уже немного знаю, – рассмеялся Клементе, – а также Элеонора Капано, ближайшая подруга Луизы. Признаюсь по секрету: это по ее просьбе я Вас приглашаю…

– Я заметил, что герцогиня Фуско не испытывает недостатка в мужском внимании, – продолжал упираться Антон.

– Синьора Капано, как и Луиза Сан-Феличе пропагандируют в Неаполе свободную любовь. И потому всякий симпатичный и незнакомый мужчина вызывает у них зуд под кожей. Вы меня понимаете?

– Что тут непонятного? Нимфоманки, несчастные создания. Мужей, я полагаю, у них нет?

– Элеонора является вдовой герцога Фуско, а у Луизы муж есть, но они друг друга не стесняют. Супругов Сан-Феличе вообще-то уже подвергали церковному суду и выселяли из Неаполя, но срок изгнания, видимо, вышел. Кстати, названные дамы вовсе не чувствуют себя несчастными и нас одаривают любовью совершенно бескорыстно, но в соответствии со своими прихотями. Вчера ты мог быть той или другой обласкан с головы до пят, а сегодня они на тебя взглянут с прищуром и будут любезничать с кем-то другим.

– И Вас это не бесит?

– Раньше бесило, а теперь я терпеливо жду нового фавора. К тому же там будут и другие симпатичные дамы, которые стали перенимать у Элеоноры и Луизы их привычки…

– Да у вас образовался клуб гедонистов! – поразился Антон. – Пожалуй, я схожу на эту вечеринку.

– Кто такие гедонисты?

– Это люди, провозгласившие подлинной жизненной ценностью чувственное наслаждение.

– А! Мы привыкли называть таких людей эпикурейцами… Но мы все же другие: нам доступны не только наслаждения тел, но и наслаждения разума, проникающего в тайны природы, мира вокруг нас. А максимальное наслаждение, мне кажется, можно получить, добившись разрушения несправедливого государства и создания на его обломках общества свободы, равенства и братства! Ведь Вы испытали этот апофеоз чувств, когда во Франции была провозглашена республика?

– Увы, меня тогда во Франции не было. Зато высокое наслаждение я получал в битвах, завершавшихся нашими победами…

Когда Антон в компании с Клементе переступил порог двухэтажного обширного дома, принадлежавшего супругам Сан-Феличе, и увидел устремившуюся к ним с улыбкой хозяйку, то обомлел: так она оказалась похожа на Монику Беллучи! Его оторопь тотчас была примечена Луизой, которая спросила:

– Я Вам кого-то напомнила?

– Да, белла донна, – склонился перед ней уже взявший себя в руки Антон. – В Париже у меня была знакомая итальянка, поразительно похожая на Вас.

– Что значит была? Она умерла?

– Нет, сплендида падрона (великолепная госпожа), всего лишь вышла замуж, но неудачно: муж увез ее в провинцию и с тех пор ее никто не видел.

– В самом деле, неудачно. Но с кем я имею удовольствие разговаривать?

Антон выразительно взглянул на Клементе и тот включился:

– Перед Вами, белла Луиза, стоит Антуан де Фонтенэ, сотрудник посольства Франции.

– А! Это о Вас мне сегодня Элеонора пела дифирамбы и теперь я вижу, что ничуть не приврала: Вы натуральный тентаторе (искуситель).

– Перед Вашей красотой я могу быть лишь просителем, донна перфетта (совершенная).

– Что ж, не желаете быть искусителем, вставайте в ряды просителей – их в моем доме бывает достаточно много…

К этим уничижительным словам реинкарнация Моники Беллучи добавила негодующий взгляд и поспешила навстречу новой паре гостей. Антон же уловил сочувствие Клементе, снисходительно ему улыбнулся и сказал:

– Еще не вечер, джовани (молодой человек)…

Через пару минут Клементе подвел Антона к высокому меланхолическому господину лет сорока, который оказался мужем Луизы. Тот скользнул по французу взглядом, спросил его мнение о неаполитанской погоде и вдруг оживился, узрев на входе ту самую титястую дамочку, что была сегодня у герцога делла Торре.

"Неужели и Элеонора де Фонсека сюда явится?" – загадал Антон с холодком в душе, но напрасно: эта взрослая революционерка до гедонистов не снизошла.

Вечеринка у Сан-Феличе началась (присутствовало 8 дам и 12 мужчин) более привычно для Антона: с выпивки. Были открыты бутылки с шампанским (для дам) и с рубиновым Лакрима Кристи для мужчин. Закусывали сыром, засахаренными фруктами и шоколадным мороженым под названием "Ледяная неаполитанка". После двух бокалов шампанского Луиза дала знак, и с балкона, на который гости не обращали до той поры внимания, полились в зал нежные звуки вальса в исполнении струнного квартета. Бывалые мужчины тотчас разобрали женщин и, тесно прижав их к себе, стали медленно кружить добычу по залу. Антон и Клементе остались стоять у стола с бокалами вина в руках и наблюдать за чувственными удовольствиями танцующих. Некоторые женщины ставили все-таки преграды напирающим самцам, другие вполне отдавались объятьям, а третьи умудрялись сохранять видимость олимпийского спокойствия в тисках мужских рук и ног – к ним относились как раз Луиза и Элеонора.

Наконец, музыка смолкла и пары распались (с поклоном от кавалеров). Клементе придвинулся ближе к дамам, но при новых звуках музыки вновь не успел завладеть рукой Луизы и вернулся раздосадованный к неподвижно стоящему Антону. Впрочем, заиграли бесконтактную и слишком подвижную тарантеллу, которую дамы, тем не менее, отплясывали с большим энтузиазмом. После этого танца все подошли к столу и не спеша осушили по бокалу вина (и, соответственно, шампанского). Каким-то образом Луиза оказалась подле Антона и спросила с наигранным беспокойством:

– Вы что же, Антуан, не умеете танцевать?

– Вальс танцую, но иначе, чем здесь принято.

– Хорошо, – решительно сказала Сан-Феличе и громко объявила: – Вальс! Дамы приглашают кавалеров!

Тотчас она повернулась к интересному чужеземцу и предложила: – Покажите мне, как танцуют вальс в Париже…

Антон встал бок о бок с дамой, завладел ее левой рукой, обвил правой рукой ее бедро, притиснул к своему и пошел плавно вперед под звуки музыки – ощущая, как в месте соприкосновения бедер возник общий кровеворот. В середине зала он не спеша совершил перекат спиной по спине дамы (порождая в ней сладостный озноб), притиснул к левому боку ее другое бедро и повлек даму вновь вперед, до конца зала. Здесь он, наконец, развернул ее к себе лицом, сжал изящные кисти и, раскинув руки в обе стороны до отказа, стал совершать медленные вращения в полном соприкосновении "грудь в грудь". Его неожиданные приемы возымели эффект: Луиза отбросила маску спокойствия и танцевала, полуприкрыв глаза, с выражением экстаза. В завершающей фазе танца Антон забросил ее податливые руки к себе на шею и сжал восхитительно полные бедра, слегка натаскивая их на самую пылающую часть своего тела…

– Да, Париж это Париж! – с хрипотцой произнесла Луиза по завершению танца. А еще она заглянула Антону глубоко в глаза и медленно провела пальцем по его телу, от горла до пупка. Он твердо выдержал этот взгляд и сделал ответную медленную ласку пальцем, но по спине (от шеи до копчика) – зная, что порождает под ее кожей сладкий трепет.

– Какие еще парижские развлечения ты знаешь? – шопотом спросила Сан-Феличе.

– Ручеек, – сказал Антон, улыбаясь…

Глава шестьдесят шестая. Из коляски на бал

В назначенный день Антон отправился в Казерту, причем от особняка Сан-Феличе: Луиза, вопреки утверждениям Клементе, не желала и на час расставаться с новым возлюбленным. В Казерту она, впрочем, не поехала, зная, что на весенний бал во дворец ее не пустят. Зацелованный и грозно предупрежденный насчет шашней с аристократками и особенно с «этой Хамильтон», Антон откинулся на подушку, подаренную Луизой, и сладко подремывал всю дорогу – в Неаполе спать ему приходилось очень мало.

Бернар де Шовелен встретил его с облегчением:

– Я полагал, что Вы манкируете приглашением королевы – и тогда мог состояться дипломатический скандал!

– Я не враг своей стране, – кротко сказал Антон. – А Вы не поинтересуетесь, смог ли я наладить связи в среде демократов?

– Интересуюсь. Наладили?

– Практически со всеми. Но предупреждаю: их немного и связи с народными массами у них нет. Лаццарони совершенно не имеют представления о республиканском строе, о возможности жизни без короля.

– Вы вразумили местечковых демократов?

– Активно пытался. А вразумил ли – покажет время.

– Которого у нас, напоминаю, нет. Кстати, Вашу поразительную активность подтвердил мой агент, вот только направлена она была не на помощь демократам, а на ублаготворение чувственности некой Луизы Сан-Феличе!

– Ваш агент не врет, но он не понимает, что теперь немногочисленные женщины-демократки будут активно мобилизовать неаполитанских мужчин на сотрудничество с демократами Франции.

– Это если неаполитанцы не взревнуют и не пожелают послать в тартарары наглых французских республиканцев…

На бал Антон решил пойти в своем почти не надеванном полковничьем мундире: темно-синего цвета с белым шейным платком, золотыми эполетами, красным кушаком, белыми лосинами и черными сапогами-чулками под колено. Вид себя в зеркале его вполне удовлетворил, а когда он чуть вздернул подбородок, то расхохотался: настолько фанфаронистым получился изображенный вояка.

В качестве танцевального был избран зал Астерия, на торцевых стенах которого красовались золоченые барельефы какой-то девы и пары воинов в латах, плафон избражал житие божеств, а мраморная мозаика пола манила к скольжению и порханию. Вдоль длинных стен зала впритык стояли низкие кушетки, на которых уже разместились во множестве аристократические дамы. Мужчины, тоже многочисленные, роились у нескольких входов в зал и в смежном зале. Под золоченой девой стояли два трона для королевской четы, а также кушетки для их двух взрослых дочерей: Марии Кристины 18 лет и Марии Амалии 15 лет. Отдельно стояло кресло для наследника престола Франческо, которому шел 20-й год и он вот-вот должен был отправиться в Тоскану за своей невестой, Марией Клементиной Австрийской.

Вдруг из дверей притронной стены вышли два герольда с длинными посеребренными трубами и выдули из них прекрасную трель. После чего из тех же дверей в зал вошли бок о бок король и королева, а следом их взрослые дети. Дамы дружно поднялись с кушеток и присели в церемонном реверансе, а мужчины совершили куртуазные поклоны. Фердинанд (одетый практически одинаково с Антоном, хоть и без красного кушака!) и Каролина (в лиловом шелково-муслиновом платье, раздвинутым в стороны посредством панье, и с замысловатой прической, в которую была вплетена небольшая брильянтовая корона) синхронно опустились на троны. Чуть позже их скопировали Франческо, Кристина и Амалия, аристократки же присели по манию королевской руки.

Король тем временем встал с трона и заговорил:

– Signori e signore! Я рад приветствовать в своем летнем дворце весь цвет неаполитанского дворянства, собравшегося здесь на первый королевский весенний бал. Эти балы заведены нашими предками с благой целью: свести вместе молодых дворян и дворянок, дать им присмотреться друг к другу и непременно найти свою половинку, с которой дальше жить на свете и плодить детей для себя и своей страны. Ну а женатым господам и дамам будет приятно вспомнить свой первый бал и возродить в сердцах трепет молодости.

После этих слов Фердинанд повернулся к Каролине и предложил ей свою руку. Королева встала с трона и оркестр, расположившийся у противоположной торцевой стены, заиграл торжественный полонез. Франческо встал вслед за ними, повернулся налево, и к нему тотчас припорхнула молодая аристократка из дам, сидящих поблизости. К королевским дочерям столь же сноровисто подскочили два молодых придворных и повели их в кильватере процессии. Ну, а к ним стали присоединяться пары в необязательных сочетаниях.

Французские дипломаты держались пока друг подле друга. Когда хвост сформировавшейся процессии стал проходить мимо них, Бернар взял за руку свою Эрминию и присоединился к нему. Анриетта тотчас вцепилась в руку Антона и тот, извинительно улыбнувшись ла Краберу, пошел рядом с ней. Но голова процессии почти сомкнулась с ее хвостом, и оказалось, что король и королева идут всего лишь метрах в пяти за Антоном и Анриеттой. В результате, когда полонез завершился, Каролина сказала звучно:

– Мсье де Фонтенэ, пожалуйте к нам на пару слов!

Антон поклонился Анриэтте и пошел за королевской четой к тронам.

– Итак, с какой целью Вы оделись подобно мне? – с притворным гневом спросил Фердинанд, глядя весело на Антона.

– Тому виной скудость моего гардероба, Ваше Величество, – со вздохом ответил Антон. – У меня всего два приличных наряда: тот, в котором Вы меня уже видели и вот этот полковничий мундир.

– Я выйду из дворца и конец ситуации, – сказал с улыбкой Антон.

– Не-ет, это слишком просто и к тому же несправедливо, – воспротивился король и тоже хитро заулыбался. – Предлагаю Вам танцевать впредь с моей женой и теми, на кого она укажет, а я пойду заниматься другими делами. Ты не будешь против, Каролина?

– Знаю я Ваши дела, Фердинанд. Опять пойдете с лаццарони на пруд, ловить рыбу? Или все-таки на фабрику, к ткачихам и швеям?

– Кароли-ина… – укоризненно протянул король, покачал еще головой, потом напомнил де Фонтенеэ снять кушак, повернулся и вышел из зала. Королева же, ничуть не досадуя, сказала:

– Придется Вам, Антуан, сегодня постараться. Только не говорите мне, что не умеете танцевать менуэт, кадриль и вальс…

– Вальс умею, а менуэт не очень, – признался Антон.

– Тогда на менуэт я дозволяю Вам пригласить мою подругу, леди Хамильтон – она тоже в нем все время путается. Я же потанцую со своим молодым обожателем Луцио де Роккаромана и похихикаю над вами с Эммой…

Глава шестьдесят седьмая. Эмма, Каролина и другие…

Знаменитая леди Гамильтон, подошедшая к трону по зову королевы, не произвела на Антона того впечатления, которого он ожидал. Она была вполне свежа для своих 32 лет, имела правильные черты лица, карие глаза, пышные рыжеватые волосы, двигалась легко и плавно, но тело ее было, на взгляд жителя 21 века, чересчур дородно. «Какая там она леди, сразу видно, что дочь кузнеца» – мелькнуло в голове попаданца. Но тут Эмма перевела заинтересованный взгляд на неожиданного знакомца Каролины, заговорила с ним бархатным контральто и в душе Антона, вопреки его воле, возникла тяга к опытной искусительнице. Напрасно он в качестве противовеса вызывал в себе образ Моники-Луизы – рыжеволосая ведьма с каждым словом все более и более располагала к себе.

Тут по мановению королевы вновь заиграл оркестр и в зале с прекрасной акустикой зазвучал хорошо знакомый Антону менуэт Боккерини. Сначала музыканты играли его в замедленном темпе, давая танцорам время на приглашение дам и построение первой фигуры. Антон и Эмма взялись за руки, переплели непроизвольно пальцы и впустили в себя токи друг друга. Копируя слепо движения соседней пары, они то сходились, заглядывая друг другу в глаза, то расходились, но расплетения пальцев не допускали. Желание медленно, но верно взращивалось в их телах. Под конец танца они трепетали от всякого нового соприкосновения, от каждой встречи взглядами. Потискивать пальцы леди Гамильтон Антон продолжил и на обратном пути к королеве.

– Вот так раз! – удивленно сказала Каролина. – Мало того что вы ни разу не сбились во время менуэта, так еще и расцепиться до сих пор не можете!

– Не получается, – сказала Эмма с ноткой ужаса. – Этот французский полковник меня загипнотизировал!

– Глупости, – холодно возразила королева и развела руки своих подопечных. – Следующий танец я прошу Вас, де Фонтене, предложить моей старшей дочери Кристине.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – отчеканил Антон и деревянным шагом направился к кушеткам королевских дочерей. Он уже успел их разглядеть и посочувствовать: очень уж их не красили длинные наследные носы.

– Следующим танцем будет вальс, – осведомила Антона через полчаса королева, – и Вы будете танцевать его со мной.

– Почту за великую честь, Мадам, – куртуазно поклонился Антон. – Но должен ли я танцевать его сдержанно или Вы позволите мне проявить чувства?

– Для чего мне Ваша сдержанность? – фыркнула Каролина. – Я всегда ожидаю от танца удовольствия…

Оркестр заиграл тот же самый вальс, что звучал на памятной вечеринке у Сан-Феличе. Шевалье де Фонтенэ встал с Каролиной в классическую позицию (ее левая кисть лежит на его правом плече, правая – на его левой ладони, а его правая кисть покоится на переходе от женской талии к панье – разновидности кринолина), потянул королеву на себя и медленно повел по кругу, приучая к своим рукам. Королева двигалась легко, четко совершая полуповороты, а слушалась безоговорочно. Тогда Антон стал плавно убыстрять вращения и, в конце концов, они стали двигаться и вращаться в два раза быстрее остальных танцоров. Но он настолько уверенно держал свою партнершу в руках, что она ни на миг не усомнилась в правомочности его действий и лишь счастливо улыбалась и временами даже смеялась, осуществляя полет по залу. Когда последние звуки музыки смолкли, и Антон плавно затормозил этот полет, Каролина попыталась идти самостоятельно, пошатнулась и сказала со смешком:

– Вам, Антуан, придется отвести или отнести меня к трону…

– Я предпочел бы отнести, – шепнул ей на ухо наглец, – но ваши подданные могут меня неправильно понять.

– Я тоже препочла бы побыть у Вас на руках, – шепнула в ответ королева, – но лучше подождать другого удобного момента…

На обратном пути в посольство Бернар, ла Крабер и их жены наперебой рассказывали Антону свои впечатления от его дерзости с великими мира сего.

– Вы буквально оттеснили короля от его жены, – хохотал Бернар.

– Подменили его, – хихикал ла Крабер.

– А как смеялась королева, когда Вы крутили ее по залу, – восторгалась Эрминия.

– А я заметила, – сказала угрюмовато Анриетта, – что леди Хамильтон тоже осталась под большим впечатлением от танца с тобой, Антуан.

– Жаль, что с нами Вы так и не станцевали, – сказала со вздохом Эрминия.

– До нас ли ему было… – буркнула Анриетта.

Ночью Антон проснулся от тихого прикосновенья. Он тотчас схватил ночного татя за руку и понял, что перед ним женщина.

– Это ты, Анриетта? – спросил он не слишком дружелюбно.

– Нет, – пискнула посетительница.

– Эрминия?! – удивился, но и обрадовался он. – А если Бернар вдруг проснется?

– Не проснется, – хихикнула отчаянная дама. – Я напоила его перед сном маковой настойкой!

– Тогда иди сюда, – распорядился заядлый бабник, – и покажи мне, как ты умеешь целоваться…

Глава шестьдесят восьмая. Дипломатические страсти

10 апреля в Неаполь пришли вести об одновременной высадке французских войск под командованием генерала Бонапарта на Мальте и в Египте, возле Александрии. «Ну, придурки! – разозлился Антон. – В прошлый раз эта авантюра кончилась уничтожением Средиземноморской эскадры Франции и сдачей Египетской армии туркам и в этот раз не будет ничего хорошего. Вряд ли правители европейских государств будут равнодушно взирать на экспансию Франции».

И точно: после известия о пленении мальтийских рыцарей (которых вскоре отпустили на все четыре стороны) и о разгроме мамелюков при Абукире король Неаполя (а вернее, королева) тотчас призвали во дворец французского посла и почему-то его атташе. Де Шовелен и де Фонтенэ явились и выслушали от Каролины (Фердинанд предпочел помалкивать) речь, полную возмущения и недоумения. Бернар попытался оправдать явную французскую агрессию против Османской империи и Мальтийского ордена, но не вполне уклюже (плетя слова о высших политических соображениях Директории, по которым послам еще не дано разъяснение), так что Антон решил вмешаться. Он сказал:

– Ваши королевские Величества! Позвольте мне добавить несколько слов к речи господина посла. Египет формально является частью Османской империи, но фактически им давно владеют мамелюки, которые даже не скрывают своих сепаратистских намерений. Султаны неоднократно пытались их свергнуть силой оружия, но им это не удалось. А сейчас после победы наших войск султан Селим будет обязан поблагодарить генерала Бонапарта за низвержение его недругов. Что касается Мальты, то мы наслышаны о жалобах коренных мальтийцев на орден Госпитальеров, узурпировавший власть на острове и жестоко подавивший несколько восстаний мальтийцев. Соответственно и в этом случае французские войска просто восстановили справедливость и вернули мальтийцам свободу. А рыцарей этих, кажется, готов принять к себе на жительство император России Павел Петрович…

– Ну, если дело обстоит именно так… – заулыбалась своему любимчику Каролина, – и если на обратном пути во Францию генерал Бонапарт не вздумает завернуть к нам для восстановления какой-нибудь справедливости, то мы снимем свои претензии к правительству Франции.

– Несомненно, это так, Ваше Величество, – поспешил восстановить свой статус де Шовелен.

– Хорошо, – подытожила встречу королева. – Вы можете быть свободны, мсье посол, а мсье де Фонтенэ я попрошу задержаться на некоторое время.

– Я тоже могу быть свободен, дорогая? – шутливо спросил Фердинанд.

– Как ветер, мой дорогой, – отдарилась шуткой Каролина. – Мы с Антуаном хотим обсудить личные дела одной моей подруги…

– То есть Эммы Хамильтон, – усмехнулся король. – И что ты нашла в этой простолюдинке?

Тем не менее, когда двери за послом и королем закрылись, Каролина вовсе не об Эмме стала говорить, а о себе.

– Ну, вот мы и одни, милый Антуан. Помнишь, что ты мне обещал на балу?

– Конечно, белла донна. Но прежде чем поднять Вас на руки, я спрошу: Вы уверены, что у этих стен нет глаз, а у дверей нет ушей?

– Конечно, есть, но это глаза и уши моих доверенных людей. И в данный момент они направлены в окрестности этой комнаты, а не внутрь ее.

Офигевая от внезапно сложившейся ситуации, Антон взял кисти Каролины в свои ладони и, глядя ей в глаза, стал их нежно поцеловывать и меж поцелуями говорить, говорить, говорить. Потом он обратил свои губы к ее векам, вискам, ушкам, перешел на нежную шею, а затем подхватил на руки драгоценную тушку и понес к единственной в комнате кушетке – где и сотворил тот акт, которого от него ждала венценосная особа. А через несколько минут по ее настоятельной просьбе еще один. И еще…

– Mein Gott! – горячо зашептала Каролина на языке детства. – Ich bin im siebten Himmel! (Я нахожусь на седьмом небе) Es ist wunderschon! (Это прекрасно) Du hast mir meine Yugend zuruckgebracht! (Ты вернул мне мою юность)…

Меж тем волнение среди европейских государей все разрасталось. Павел 1-й действительно принял у себя делегацию госпитальеров во главе с Великим Магистром и торжественно поклялся восстановить их в своих правах. Турецкий султан сменил статус извечного врага России на временного друга и разрешил проход Черноморской эскадре под командованием Ушакова в Средиземное море. Франц 2-й, властитель Священной Римской империи выразил послу Франции резкий протест и был на грани разрыва недавно подписанного мирного договора. Уильям Питт тоже посуровел, так как контроль Франции над Мальтой резко сузил операции флота Великобритании в Средиземноморье.

В этих условиях Талейран выслал послам Франции предписание о проведении приемов для послов других государств, которым неназойливо следовало внушить мысль о полной пушистости французов по отношению к европейцам, а что до мамелюков и давних морских разбойников госпитальеров, то стоит ли жалеть о явных отщепенцах?

Достойный прием в маленьком представительстве Франции в Казерте был невозможен и потому послы были приглашены в палаццо Караманико в Неаполе. По инициативе Антона в одном конце обширного зала бельэтажа был организован стол с закусками, разнообразными бутербродами и напитками а ла фуршет (он привлек для его оформления Эрминию и Анриетту), а в другом было поставлено фортепьяно, где жены послов могли показать свое искусство игры или пения (при этом Антон имел ввиду прежде всего Эмму, которую, оказывается, за чудный голос приглашал к себе в труппу директор Неаполитанского оперного театра – еще до того как Уильям Хамильтон предложил ей статус своей жены). Здесь же расположился струнный квартет для создания элегического музыкального фона из творений Моцарта, Гайдна и Вивальди (нотные записи его забытых пьес Антон разыскал в том самом оперном театре и заставил музыкантов разучить несколько фрагментов из "Времен года")

И вот наступил назначенный вечерний час, когда к подъезду французского посольства стали съезжаться кареты с дипломатами и их женами. Торжественные Бернар и Эрминия встречали их стоя на первой площадке широкой мраморной лестницы, а ла Крабер и прочие дипломаты вводили гостей в зал и провожали либо к фуршетному столу, либо на кресла и кушетки. Надо ли пояснять, что вскоре сидеть вдоль стен остались только женщины, а мужчины быстро переместились к столу и, снабдив своих дам тарелочками с бутерами и бокалами, опять к нему вернулись? Лишь чопорный Хамильтон презрительно покосился на бесплатное жорево и сел вместе с женой вблизи оркестра, игравшего "Маленькую ночную серенаду"..

Эмма, однако, покосилась на стол с другим чувством, что было замечено внимательным Антоном. Он взял поднос, уложил на него самые пикантные мини-бутеры прихватил пару бокалов с шампанским, подошел к Гамильтонам и сказал по-английски:

– Простите мою навязчивость, леди энд сэр, но я просто обязан предложить вам эти произведения кулинарного искусства, родившиеся в головках жен наших дипломатов. Надеюсь, что в течение вечера этот поднос окажется пустым. Ну а шампанское в бокалах является розовым и производится пока только одним французским виноделом – Клико-Муироном.

– Вы что же юноша, местный сомелье? – спросил брюзгливо старый британский сноб.

– Уильям! – склонилась поспешно Эмма к уху мужа и стала ему что-то горячо шептать.

– Ну, не сомелье, так миньон, велика ли разница – все одно прислуга, – пробурчал британец вполне разборчиво.

"Вот же пес! – вскипела волна гнева в голове Антона, но он тотчас ее погасил и даже нашел в себе силы горько улыбнуться. – В сущности, он прав и к тому же слишком стар: гневаться на него бессмысленно. Такого даже званьем рогоносца не испугаешь. Скажет: сегодня я рогоносец, а завтра – ты. Черт меня дернул к ним подойти!". Вслух же сказал:

– Я хотя и говорю по-английски, но многие выражения не понимаю, особенно на сленге. Увы. Ну, теперь я должен Вас покинуть, посол взвалил на меня сегодня много обязанностей.

Но на отходе он успел услышать заключительные слова Гамильтона:

– Миньон – французское слово, тупица…

"Ну, хрен старый, с тобой пусть общается только Бернар! Которому вдувать мысли в голову буду все же я. И Эмму я просто обязан теперь дернуть – для поправки душевного равновесия".

Выпивка и вкусняшки сделали свое подспудное дело, и дипломаты развязали языки. Французы сымитировали выпивание и теперь лавировали меж гостями, вставляя в их разговоры нужные фразы. Антону как опытному женоведу Бернар поручил преимущественное общение с дамами. Но дамы вскоре скучковались около фортепьяно, за которым стали между собой соревноваться: вот жена прусского посла бойко отыграла "Шутку" Баха, жена посла Саксонии продолжила веселуху "Турецким маршем" Моцарта, но жена венского дипломата предложила мрачноватую пьесу нового гения, Бетховена и всех сразила поразительной техникой игры. Тут за фортепьяно села Эмма Гамильтон, сделала простенький проигрыш и запела звучным глубоким голосом "Санту Лючию". Вскоре публика была полностью заворожена ее пением, притихли даже самые говорливые дипломаты, а голос ее все ширился и одновременно высился, достигнув в припеве невероятной силы и проникновения в души слушателей.

Антон был просто сражен этим пением, а когда блуждающий по залу взгляд Эммы встретился внезапно с его взглядом, то он мгновенно устыдился, вспомнив, как собирался походя "дернуть" эту великолепную женщину. Им овладела мрачная меланхолия, в которой он и пребывал, когда леди Гамильтон вдруг подошла к нему и спросила:

– Что с Вами, Антуан? Куда исчез самый куртуазный мужчина Неаполя и появился этот унылый персонаж?

Антон поднял голову к миледи и совершенно неожиданно для себя раскаянно признался:

– Полчаса назад я представлял себе, как овладеваю Вами вот на этой кушетке…

Лицо леди Гамильтон вмиг стало пурпурным, и она пролепетала:

– Я возмечтала о том же, когда во время пения встретила Ваш взгляд…

Антон на мгновенье окаменел, потом оживился и, понизив голос, сказал:

– Вы идете сейчас из зала, спускаетесь по лестнице и ожидаете меня внизу. Я подойду к Вам со стороны и мы пойдем в мою комнату…

– Хорошо, – кивнула Эмма и направилась фланирующей походкой к выходу.

– Мне надо уже идти, но я не могу, – сказала она спустя час и перебросила свое роскошное тело на торс любовника.

– А я совершенно никуда не спешу, – сообщил Антон и стал оглаживать ладонями оказавшиеся в пределах доступности восхитительно нежные, объемные ягодицы.

– Ты хочешь скандала, – заявила Эмма и чуть пошевелилась в поисках волшебного жезла.

– Я хочу тебя! – возразил любовник и помог ей найти потерю.

– А-ах! – простонала она.

– Да, да, да, да, – стал убеждать он…

Вновь вернувшись в Казерту (увы, на Луизу-Монику Антон не нашел времени), он стал почти все время проводить в компании королевы или леди Гамильтон, причем тайну свиданий обеспечивали, в основном, дамы. Правда, Каролина вскоре раскусила природу хорошего настроения Эммы, но ревновать не стала: Антон сумел ее убедить, что только Эмма может обеспечить лояльность британского посла к Франции (ну и планы Британии были у него как на ладони). Что касается самой Каролины, то она твердо противостояла (под влиянием ласк и разумных доводов Антона) попыткам Вены втянуть Неаполитанское королевство во вторую коалицию против Франции.

Однако общая ситуация вокруг Франции продолжала ухудшаться, и в конце апреля Антон получил вдруг письмо от Сен-Сира. Тот сообщил, что Рейнская и Самбро-Маасская армии начали скрытную мобилизацию, и место начальника штаба корпуса ждет Антуана Фонтанэ. На миг Антон дрогнул и размечтался, но тут же опамятовался и написал следующее:

– Мон женераль! Я страшно польщен, что Вы продолжаете оказывать мне свое доверие. Но в настоящее время я нахожусь в плену. Плен этот, признаюсь, сладок, но совершенно реален. Сбежать из него я могу, но это обернется для Франции тем, что под знамена ее врагов встанет еще от 40 до 80 тысяч солдат, а также немалый флот. Так что отдайте эту прекрасную вакансию другому достойному воинут– их у нас, слава богу, появилось много. А меня не поминайте лихом. Впрочем, обстановка может настолько ухудшиться, что всех дипломатов попрут отсюда метлой – вот тогда я непременно появлюсь перед Вами и буду рад даже доле лейтенанта егерей. Ваш друг Антуан Фонтанэ.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю