Текст книги "Северные сказки. Книга 2"

Автор книги: Николай Ончуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Узнал Барма, что золото будет рассыпано, и порешил ехать на коне воровать золото. Взял на дровни смолы в бочонок, намазал сапоги смолой, едет по золоту, а ногами потаптывает, золото пристает к сапогам, спихнет с ног золото в мешок и опять едет. Много украл золота. Наутро царю донесли, что никто не наклонялся, а золота много украдено. Царь приказал казнить караульных, а вору, если он посмеет придти к нему, царь обещал, что дарует ему жизнь и не казнит, а если вор не придет, то будет разыскан и предан лютой казни. Когда это было объявлено, Барма порешил к царю идти. Приходит Барма и просит доложить царю. Царь приказал привести.

«Как тебя зовут?» – «Барма, ваше императорское величество». – «Ты вор?» – «Я». – «Ты шубу украл?» – «Я». – «Ты и золото воровал?» – «Я». – «Такого нужно наказать, пощажу тебе жизнь, не велю казнить, но заключу тебя в крепость!» И приказал Барму отвезти в крепость.

Отвезли Барму в крепость. А крепость – только и было, что один дом небольшой каменный, а кругом дома высокая каменная толстая стена, на дворе бегала коза, да кривой старинный богатырь служил сторожем. На дворе столб стоит. Впустили Барму на двор и ворота затворили крепко-накрепко. Проспал Барма ночь, а на утро все осмотрел и видит, что выйти ему из крепости невозможно. Подумал, подумал Барма и стал к сторожу ласкаться и его силу хвалить. А живут так: утром сторож затопит печку и уходит на двор с козой играть, как только побежит, а коза ему навстречу, подбежит, хочет бодать рогами, а сторож ее захватит за рога и повернет ее обратно; коза пробежит немного и опять ему навстречу. А Барма у печки работает, из свинца пули льет. Вот однажды затопили печку, а Барма и говорит: «Мне бы хотелось твою силу попробовать, можешь ли ты эту веревку перервать.?» – «А вот привяжи меня к столбу и увидишь».

Барма взял веревку и опутал богатыря веревками к столбу; рвал, рвал богатырь и вырвать не может, и говорит: «Нет, верно, прежней силы, устарел, развязывай веревки». – «Да где тут развязать, когда узлы в турий рог затянул, нужно рубить». Пошел Барма в дом, растопил полную поварешку свинцу, прибежал, да в здоровый глаз и плехнул свинец.

Заревел богатырь, рванулся изо всей силы, сорвал веревки и начинает по двору бегать; бегает и кричит: «Барма, ты где?» – «Я здесь», – отвечает Барма. А коза забегает навстречу богатырю, богатырь через козу падает, а Барма за козой бегает, за шерсть козы рукой держится. Наскучила богатырю коза, хочет Барму поймать, а коза всякий раз в руки попадает. Озлился богатырь и вот, когда коза еще в руки сунулась, он схватил ее за рога и бросил на стену, а Барма ухватился руками за козу и тоже с козой на стену был выброшен. Бросив козу, богатырь спрашивает: «Барма, ты где?» – «Спасибо, товарищ, лихом не помни, я уж на большой дорожке, прощай!» Так и ушел Барма, но только воровать перестал и живет да поживает.

161

Хмель

Однажды ехал богатырь, и конь у него издох, и пошел он пешком. Видит на дороге дерутся змея и лев, и ни который из них побить не может. Лев просит пособить змею убить, а змея просит ей пособить и убить льва. Подумал богатырь и решил заступиться за льва. «Змея змеей и будет, нечего от ней ждать мне». Пособил льву и змею убили. Лев и спрашивает: «Что тебе за услугу хочется получить?» – «У меня коня нет, – говорит богатырь, – а пешком я не привык ходить, довези меня до города». Лев согласился.

Сел богатырь на льва и приехал до города. «Никому не говори, что на льве ехал, – говорит лев, – не то съем; я сам царь, и на себе возить мне людей стыдно, тогда я и царем не буду». Ушел богатырь в город, зашел к товарищам, а те над ним смеются, что пешком ходит, он отпирался тем, что конь издох, а потом как выпил-то и рассказал товарищам, как было и что он на льве приехал. Посидел с товарищами и пошел себе коня искать, вышел только за город, а лев тут как тут. «Зачем ты похвастался, что на мне ехал, я тебе говорил, а ты не послушал, съем». – «Извини, – говорит богатырь, – это не я говорил, а хмель». – «Какой хмель?» – «А попробуй, тогда и сам увидишь». Лев согласился, богатырь принес крепкого вина, лев и напился; бегал, бегал, упал и заснул, а богатырь, пока лев спал, закопал в землю толстый высокий столб и туда поднял льва. Проснулся лев и удивился, что он туда попал, спуститься не может. «Вишь ты, хмель-то куда тебя занес! – говорит богатырь. – Что, узнал теперь, каков хмель?» – «Узнал, – говорит лев, – спусти, пожалуйста». Снял богатырь льва со столба, лев поблагодарил и ушел.

162

Колпак золота

Жил-был мужик, все по чужим людям в работниках жил; пришел однажды к барину, а барин послал его сетями рыбу на озеро ловить; а он никогда не делал того, что хозяин приказывал, а что на ум придет. Пришел он к озеру, бросил сети на берег, сел, попил, выспался и принялся яму рыть, вырыл яму глубокую; потом надрал липовой коры и замочил в озеро, ходит по берегу, ждет, когда кора вымокнет, чтобы наделать лыка. Один раз нашел на берегу двух маленьких зайчат и положил их в ямку, а кругом сделал изгородь. Вымокла кора, он набрал лыка и вьет веревки; ночью в яму попался медведь. Только лег он спать в эту ночь, из озера выбегает чертенок и говорит ему: «Что ты, дядюшка, делаешь?» – «А вот веревки вью, хочу все озеро сморщить и вас всех чертей скорчить». Чертенок сейчас же в озеро, а через несколько времени вышел оттуда и говорит: «Дедушка мне приказал с тобой потягаться, если ты меня обгонишь, то и морщи озеро, а если я тебя обгоню, то прочь уходи от озера». – «Ака невидаль, – говорит мужик, – с тобой бегать: ты пробежи с моим меньшим братишкой, и тот тебя обгонит, а со мной и тягаться нечего». Взял мужик одного зайца, держит в руках и говорит: «Ну, бежи!» Чертенок побежал, а мужик пустил зайца, недолго его и видел чертенок: заяц в лес, а чертенок бежит кругом озера; прибежал чертенок, а мужик другого зайца в руках держит и говорит: «Ну где же тебе тягаться с моим братом, он давно прибежал, вишь, уж отдыхает». Черт в озеро, а работник поспал и веревки вьет. Снова выходит из озера чертенок и говорит: «Бегаешь ты, дядюшка, лучше, а давай поборемся, кто кого поборет». – «Эко диво бороться, мой средний брат тот тебя оборет, а где же тебе со мной тягаться». Спустился чертенок в яму, а мишка захватил так чертенка, что тот еле живой в озеро нырнул. В третий раз выходит чертенок из озера и говорит: «Вот, дядюшка, я принес палицу, давай тягаться, кто палицу выше бросит, если ты выше меня бросишь, то и морщи нас!» Работник попробовал поднять палицу, палица была тяжела, куда бросать, когда и поднять не может. «Ну что ж, бросай, я смотреть буду высоко ли улетит». Бросил чертенок палицу, высоко палица улетела и упала назад и завязилась глубоко в землю, одна ручка видна. «А высоко, брат, ты бросил, а все-таки посмотрим, кто выше бросит!» – «Ну, давай, дядя, тащи палицу!» – «Сам завязил, сам и тащи, я после, буде придется, вытащу». Вытащил чертенок палицу, работник держится за ручку палицы и пошевелить не может. «Что же ты думаешь? Бросай», – говорит чертенок. «Не торопись, – говорит мужик, – я вон подожду то облако, пусть нанесет его поближе, я швырну палицу на облако, она там и останется». – «Нет, нет, не бросай палицы на облако, палица дедушке нужна, он без палицы никуда не ходит, и мне велел сейчас принести». – «Ну как хочешь, – говорит работник, – велишь – брошу, не велишь – твое дело». Чертенок схватил палицу и в озеро. Работник опять вьет веревки, выбегает из озера чертенок и говорит: «Что хочешь бери, только от озера уйди и нас не морщи». – «Да что с вас, чертей, возьмешь, как у вас кроме золота ничего нет. Наносите мне колпак золота, да и будет с вас». Чертенок согласился и ушел в озеро, а работник убил медведя, на ту яму наклал корьев и прикрыл хворостом; прорезал в колпаке дыру, приладил колпак над ямой, и ночью черти стали носить в колпак золото; выльют золото, а оно чрез дыру в яму, пока полной ямы не наносили; в колпак не было золота, наконец колпак наполнился. Снес мужик сети барину и отказался от работы, купил четырех лошадей и на них увез четыре воза золота, и стал жить да поживать, а после еще барин из ямы набрал воз золота и стал жить богачом.

163

Что дальше слышно?

Жил вдовый крестьянин, было у него три сына, и все были женаты. Жил старик исправно, дети его слушались, и братья между собой жили дружно. Все было хорошо, да одно неладно: невестки между собой жили недружно, постоянно ругались, а все из-за того, что каждая из них хотела большухой быть. Все были на деле исправны, и каждая из них могла быть большухой. Наскучили старику перекоры невесток; однажды он призвал сыновей и говорит им: «У невесток каждый день споры, дым коромыслом, надо это прикончить; я надумал задать им загадку, которая отгадает, та пусть и большухой будет; только чтобы после этого уж спору не было, если оне будут согласны, то и делу конец». Призвали невесток, и те на это согласились.

Поздно вечером старик и говорит невесткам: «Вы согласились отгадать загадку, а вот на целую ночь вам загадка, отгадайте: что дальше слышно? Завтра рано спрошу у вас, и кто отгадает, та и будет большухой. Первая брань лучше последней, а уговор дороже денег. Помните, на что согласились». Утром рано старик позвал сыновей с невестками и спрашивает у старшей:

– Что, отгадала ли?

– Петуха голос, когда он весной поет, по заре дальше всего слышно.

– Да, петуха далеко слышно, – говорит старик. – Ну, а ты? – спрашивает он у средней.

– Когда весной собака лает по заре, то гораздо дальше петуха слышно.

– Да, – говорит старик, – пожалуй, собаку и дальше слышно. Ну, а ты что скажешь? – обращается старик к меньшой невестке.

– Хлеб да соль дальше всего слышно, – говорит меньшая невестка.

– Да, – говорит старик, – хлеб да соль за тысячи верст слышно. Будь же ты большухой.

164

Беспечальный монастырь

В одном монастыре братия была человек в пятьдесят; монастырь был богат, жили монахи припеваючи, жили между собою дружно, никакого горя не знали. В монастыре был послушник человек уже старый, находчивый и шутник; с малолетства жил в монастыре и охотник был рыбу ловить, день и ночь на озере. Однажды ему на озере рыба не ловилась, и он от нечего делать сплел из тростника буквы; приехал вечером поздно и буквы эти прибил гвоздиками к воротам монастыря, из букв вышло два слова: «Беспечальный монастырь». В эту ночь мимо монастыря ехал какой-то важный барин на тройке. Подъехал он и видит на воротах надпись «Беспечальный монастырь». Приехал барин в город и прямо к царю. «Мы, – говорит, – не знаем, где на войну и на все денег взять, а в монастырях сколько денег; живут там по пятидесяти человек и больше, сыты, обуты, одеты, ничего и знать не хотят, да еще и посмеиваются: вот я ехал мимо одного монастыря, так на воротах там написано: „Беспечальный монастырь“. Хоть напугать бы этих безпечальцев, если уж другого ничего сделать нельзя». И вот в монастыре получена была бумага, что сам царь в монастырь приедет на другой день и спросит ответ на три вопроса; если кто-нибудь из монахов даст на три вопроса верные ответы, то и пусть монастырь будет беспечальным, а если не найдутся ответить, то всех монахов долой из монастыря. Призвал настоятель братию и прочитал бумагу. Все ахнули, а послушника, который надпись прибил, обвиняют, что все из-за него, пошутил неладно. И присудили все, что он нашутил, он пусть первый и ответ царю дает, а уж если не может ответить, то другой, кто может, пусть отвечает. Послушник был грамотой доволен, а настоятель мало учен, и присудили все, что царя встречать будет вместо настоятеля послушник. Послушник видит, что дело плохо, попросил одежду у настоятеля, надел на себя – сидит хорошо, не длинна и не коротка.

Ждать царя пришлось недолго, приехал утром вестовой и сказал, что царь сейчас будет. Вышли монахи, послушник во главе настоятелем. Подъехал царь, вышел из кареты, подходит к воротам, в самых воротах царя и встретили; поздраствовался царь с монахами и назвал их беспечальцами.

– Ну, кто из вас будет мне отвечать на три вопроса? – все указали на нового настоятеля.

– Кто я? – спрашивает царь.

– Образ и подобие Божие! – отвечает настоятель.

– Что я стою?

– Иисус Христос был предан за тридцать сребренников, так царь стоит меньше этого! – отвечает настоятель.

– Ну, а что я думаю? – спросил царь.

– Сейчас ты, царь, думаешь, что перед тобой стоит настоятель монастыря и тебе отвечает; но это не верно, я простой послушник.

Поверил царь послушнику и уехал, только одному господину еще велел остаться и узнать, верно ли, что настоятелем был послушник. Оказалось, что действительно правда.

Послушника царь взял к себе во дворец, а на монастырских воротах под надписью «Беспечальный монастырь» велел сделать другую «Сам царь проверил». Остались все монахи в монастыре и живут по-прежнему в довольстве и добре.

165

Старинный поп

Сидят раз старик со старухой на печке и разговаривают.

– Хорошо бы, старик, как бы ты попом был, а я попадьей. Житье-то хорошее бы было.

– Вот еще что вздумала, какой я поп, когда и грамоте не знаю, служить не умею.

– Велика грамота нужна, а служить-то научишься, – говорит старуха.

– Полно, старуха, пустяки-то выдумывать!

– Да я ли своего старика попом не сделаю, завтра же к архиерею пойду.

Наутро старуха собралась и отправилась в город. Приходит к архиерею.

– Ваше преосвященство! Сделай моего старика попом.

– Да знает ли твой старик грамоте?

– Да если бы грамоту знал, так просто бы было и дело сделать, а вот теперь-то надо горю пособить.

– Да что, бабка, поповская степень ученая, да и учиться-то много надо. Нет уж, воля твоя, не могу.

– Ну, не можешь сделать старика попом и ладно, а я этого дела еще не брошу, схожу к митрополиту, а он старика моего еще архиереем сделает.

Подумал архиерей, что есть и грамотные-то у него попы, да тоже едва с делом справляются, а старик, может, и проживет недолго, да если один поп и неграмотный будет в его епархии, это ничего, и говорит старухе:

– Иди, бабушка, домой. Пошлю указ и сделаю старика попом.

Пришла старуха домой, а прошло немного времени, и указ пришел, и стал старик попом.

Приходит воскресенье, служить надо, а старик еще не научился служить. Собралось народу в церковь много. Выходит он с книгой и говорит:

– Православные! Знаете ли Божье слово?

– Знаем, батюшка, знаем! – кричит народ.

– А знаете, так и читать нечего. Тем и служба окончилась.

На другое воскресенье опять вышел с книгой и спрашивает:

– Православные! Знаете ли Божье слово? Крестьяне согласились сказать, что не знают:

– Не знаем, батюшка, не знаем! – кричат все.

– А не знаете, так и заводить нечего, я стар, а читать надо много, все равно не успею.

Но нужно же что-либо служить. В третье воскресенье поп думал отслужить и научился кое-чему, да беда стряслась; часы отчитали, надо бы обедню начинать, смотрит – генерал какой-то стоит, служить и не смеет. Долго стоял генерал, служба не начинается, он в алтарь к священнику.

– Что же, батюшка, служба не начинается?

– Да сегодня у нас праздник большой, нужно к верхним иконам прилагаться, а лестниц во всей деревне нет, так за лестницами за пятнадцать верст уехали. Привезут и начну.

Подумал, подумал генерал и ушел из церкви, а потом и уехал.

Приехал генерал в город, а в это время у царя кто-то украл драгоценный камень, и было объявлено, что если кто найдет вора или отыщет камень, того царь наградит. Генерал явился к царю и говорит: «Я, ваше величество, видел попа в деревне, так, пожалуй, он все знает и камень отыщет». Думает генерал: «Пусть хоть другие увидят такого интересного попа». Приказал царь вызвать попа. Приехал поп по царскому повелению и явился к царю. Царь и говорит ему: «Я слыхал про тебя, что ты много можешь сделать, у меня украли драгоценный камень, отыщи его, награжу». – «Отыщу с Божией помощью», – говорит поп.

Вышел от царя, его повели в отведенную во дворце комнату, сидит он и думает: «Вот нужно было старухе попом сделать, так вот теперь, что делать будешь? Казнит царь, вот тебе и поп. Ну да уж теперь дела не поправить, что будет, то будет, а хоть к смерти приготовиться, сходить надо в баню, да помыться и попариться». Крикнул слугу и приказал истопить баню.

Приготовили баню, попарился поп, стал мыться и думает: «Эх, по спине побьют батогами». И говорит громко: «Да Брюхову-то ничего, а Хребтову-то достанется». Слышат в сенях бани служители и заспорили. Один говорит: «Ты украл камень, а он говорит, что Брюхову ничего не будет, а Хребтову достанется, а я не воровал, нужно сказать ему». Приходят в баню и говорят: «Батюшка, не объявляй нас ворами, а возьми камень и как-нибудь отдай царю».

Обрадовался поп и говорит: «Давайте камень, а я там справлюсь как-нибудь». Камень принесли, вышел поп из бани, а тут на дворе гуси, он бросил камень на двор, один гусь его и проглотил; приказал поп изловить гуся, заломил одно перо в крыле и пришел к царю. «Ваше императорское величество! Гусь камень проглотил», – говорит поп. Царь приказал поймать гуся, поп указал по заломленному перу, гуся разрезали и камень нашли.

Приказал царь приготовить для попа обед в зале дворца, но чтобы испытать его, знает ли он что, или нет, приказал в числе кушаний приготовить ворону; если, думает царь, ворону поп будет есть, то ничего не знает, а если не будет, тогда все знает. Когда обед был готов, поп входит в зало, помолился Богу и говорит: «Вот, деревенская ворона, попала в высокие терема, а лучше бы тебе в деревне сидеть». – «Узнал», – думает царь и приказал ворону убрать.

Пообедал поп и собирается домой, царь его примерно наградил, но еще захотел раз испытать. Когда была приготовлена карета, чтобы отвезти попа, царь приказал в карету положить под сиденье лукошко яиц, думая, что если сядет на яйца, то ничего не знает, а если не сядет, то знает. Идет поп к карете, ему наготово отворяют дверцы, он и говорит: «Ну поп до чего дожил, в карете поедет. Вот и слава Богу, сяду теперь в карету, как курица на яйца, и поеду». «Узнал, – думает царь, – верно, все знает». Приказал снять лукошко с яйцами. Так и уехал поп к своей попадье, и после жили богато, да он и служить научился.

Записи М. М. Пришвина

Предисловие

Деревня Корельский Остров расположена на острове такого же названия приблизительно на середине озера Выгозеро. Большинство помещенных здесь сказок записаны мной летом 1906 года в этой деревне. Кроме того, я ездил на лодке с острова в деревни, прилегающие к озеру, а также по рекам Телекиной, Верхнему и Нижнему Выгу. Весь этот район, Выговский край, как мне хотелось бы его назвать, остался в стороне от влияния цивилизации: Поморье живет своей независимой жизнью, прионежское население тяготеет к Петербургу, Карелия еще более первобытна. Но как ни глухо это место, все-таки и на нем сказывается влияние соседних мест. Так, все молодое население выговского края поголовно отправляется на сплав лесов в Поморье, причем иногда ходят и мальчики и старики. «Ходим в бурлаки, – скажут здесь, – с малых лет и до дикой старости». Там на лесопильных заводах население и усваивает себе все новое: дурное и хорошее. Второй приток новостей в это глухое место идет по сумскому тракту. Деревни, прилегающие к нему, как например Вожма-салма, совершенно не узнаваемы с внешней стороны в сравнении с глухими деревнями Выгозера. Отдельные, более состоятельные выгозеры, кроме того, ежегодно ездят в Шуньгу на ярмарку продавать рыбу. Об этом факте упоминается даже в свадебных причитаниях:

«Что уж ты ездил в Шуньгу во ярмарку,

Что уж покупал мне цветно платице лазорево».

Все эти сношения, конечно, в сильной степени подорвали старый уклад выговского края, своеобразно сложившийся под влиянием даниловского общежития. Нельзя, конечно, не упомянуть также о влиянии соловецких паломников, издавна шествовавших этим путем к святым островам.

Все эти влияния внешнего мира я особенно заметил на сказочнике Мануйле Петрове из Морской Масельги, сказки которого здесь помещены. Он живет у самой дороги, и богомольцы всегда заходят к нему. Для них, как выражается Мануйло, он «три самовара сжег». Мануйло с интересом слушает их рассказы и запоминает и перерабатывает по-своему. Для того, чтобы сделаться сказочником, по мнению его, нужно иметь лишь «недырявую память». И вот он своей действительно превосходной памятью собирает все. И потому в его сказках, иногда почти рядом, упоминаются такие названия, как «Миллионная улица» (в Петербурге) и «Черный волок» (около Выгозера). «Сказка на всякую вещь годится», уверяет Мануйло, в особенности на сплавах лесов в лесных избушках, тут за сказку могут угостить, а иногда можно так увлечь приказчика, что он заслушается и не только дела не спросит, а еще вечером позовет чайку попить.

У Мануйлы чрезвычайно трудно записывать сказки. Для приказчиков, купцов и тех лиц, которых Мануйло называет «господа», у него говор обыкновенный, для бурлаков и вообще своего брата олонецкий. После долгих убеждений я добивался того, что Мануйло отвлекался от моей личности и говорил олонецким говором. Но стоило мне переспросить хотя одно непонятное слово, как он мгновенно изменял не только говор, но самый склад речи, совершенно исчезал тот тон сказки, от которого главным образом и зависит наслаждение слушателя. Вообще, при записывании сказок я нахожу выгоднее пропустить несколько слов, пожалуй, неверно их записать, лишь бы не перебивать рассказчика. Изменение тона рассказа на более или менее продолжительное время я заметил не только у Мануйлы, но и у всех остальных сказочников.

Что касается биографии сказочников, то прежде всего выделяется Мануйло Петров из Морской Масельги. Это, так сказать, профессиональный сказочник и страстный любитель охоты с детской душой. Стремится все бросить и уйти искать «пуп земли», но не может решиться и тоскует. Из других выделяется Степанида Максимовна на Корельском острове. Это вдова «со умножимым стадом со детиныим», «горюша горе горькое», вопленица или, как здесь говорят, «подголосница». В молодости она была первой «краснопевкой», а потом под влиянием горя и нужды перешла к причитаниям. Рассказы ее о горе при утрате мужа мною записаны с ее слов и напечатаны здесь под названием: «Видения вдовы». Старушка Марья Петровна отличается религиозностью, строгим укладом жизни, она ближайший друг знаменитой Любови Степановны, старообрядческой начетчицы, присоединившейся под конец своей жизни к официальной церкви. Сказки этой старушки выделяются этическим направлением. Она знает бесконечно много сказок, но очень стара, слепа и у нее очень трудно записывать.

Лапландские сказки и предания записаны мною на озере Имандра в Лапландии летом 1907 года. Рассказывал мне их старичок Василий из Белой губы. Василий с детства остался сиротой, так как отец его утонул в р. Неве, а мать вскоре «померла Божьей смертью». Ему не повезло на промыслах (охота на оленей в горах и ловля рыбы), и потому он нанялся в работники к русскому в Кандалакшу, где долго жил, а потом вернулся домой на Имандру. По-видимому, под влиянием русских он потерял веру в лопарские чудеса, о которых ему много говорили в детстве. Теперь он над всем этим подсмеивается и называет все это «вера в чудь» в отличие от «веры в Христа». Благодаря этому он охотно рассказывает все лопарские поверья.

166

Иван-царевич в Подсолнечном царстве^[2]

Против неба на земли жил старик в одном сели, полусотни сказок знал и одну мне рассказал. А в одном не в каком царстве был царь-император, и было у него три сына, старшего сына звали Васильем, среднего звали Степаном, а меньшого звали Иван-царевич. Этот цярь на цярстве цярствовал. Не стало мочи. Исходят ему года, стал сыновей просить слетать в Подсолнешной град: «В Подсолнешном граде есь молодецкия яйця, а хто достанет эфти молодецкия яйця, и хто съест молодецкия яйця в двадцать лет, будет молодой и в лице будё красив». Захотелось цярю омолодиться и друго столько поцярствовать как сиби, так и государыни. Отправляв старшего сына на своим быстрым кони. Старший сын уезжает, проходит времени полгода, домой он приезжат. Отправляе сына Степана, второго, дават еще быстрее коня, и второй уезжает; прошел год, ни которого их нет. Просится меньшой сын Иван-царевич: «Я тиби, папа, помогу, дай мни конька-горбунка, который лететь может по воздуху». И взял конька-горбунка и заседлал его и отправился в Подсолнешний град. Видли Ивана-цяревича сядучи и не видли его поедучи.

Уезжал Иван-цяревич в иностранное цярство и приезжал к иностранному королю, как к своему государю батюшку. Просится он ночевать, выходит на парадное крыльце. Государь давает ему задачу: «Накорми моего коня и загладь в гладкую рубаху, на три дня тибе строку, погости у меня». Заплакал Иван-царевич, не покормить государева коня. Отвел государь ему коня, у коня одни косья; этого коня в три дня накормить и сгладить, штобы был он сыт и гладок. Иван-царевич задумался, што задачи мне не справить. Учит конек-горбунок: «Разотри шкуру до костей». Иван-царевич у царского коня ростер шкуру до кости, спрыснул водой живой и мертвой, сделался конь сыт и гладок; отводит к государю, как так и надо. Принял государь коня: замысловато дело, доспросил Ивана-царевича: «Куда едешь и куда путь держишь?» Отвечал Иван-царевич, што «Еду в Подсолнешной град захватить малодецкия яйца, омолодить своих родителей». Государь и говорит, што «Если я помогу, тогда ты найдешь Подсолнышный град, а если не помогу, тогда не найти. Сослужи мне службу: достань мни котка-горбунка и медвидя для утешения детей».

Отправляется Иван-царевич на своем кони-горбуни. Приезжает к бабки задворки, спрашиват бабушка задворинка: «Котка-горбунка для утешения, медведя цярских детей утешать, штобы он мог столоп ставить». Выдаст ему бабка задворенка котка-горбунка и чудесного медведя для утешения цярских детей. Приезжат к государю Иван-царевич, привозит котка-горбунка, чудесного медведя, спустил котка-горбунка, кот заиграл в покоях на разный голос, а чудесный медведь стал ставать в разные столба, утешать цярских детей. Восхвалил его государь, дал ему подорожну ехать в Подсолнешной град. Поехал Иван-царевич, приезжает к одной старушке, построена у ей избушка на веретеной пятки, на солнце лицём, а на сивер крыльцём, попросился он ночевать; бабушка его пустила и спросила: «Куда ты идешь, куда путь держишь?» – «Я еду в Подсолнешной град, за молодецкими яйцами». Бабушка старушка ответила, што «Если я тебе не помогу, нигди теби не бывать. В Подсолнешном гради двенадцать доцерей белого царя, подсолнешных красавиц, от их достать яйця крепко трудно, оне мои племянницы, заежай ко мни, так я теби и помогу, оставь своего коня, а возьми моего, приедешь к моей сестры, такая же сестра, как я, и такая же фатерка у ей, как моя, попросись у ей ночевать».

Поехал Иван-царевич, приезжает к бабушки задворенки, просится у ей ночевать, она спрашивает его строго: «Куды едешь, куды путь держишь?» Отвечал Иван-царевич, што «Я еду в Подсолнешной град». Бабушка отвечала, што «Если я не помогу, то негди теби не бывать; там живут мои племянницы белого царя дочери, их двенадцать доцерей, я тиби накажу; покуль оставляй сестриного коня здесь, поезжай на моем; приедешь в Подсолнешной град, стена и крепость двенадцать сажен кверьху, вткни шпорами под бока моего коня, и с разбегу мой конь перескочит эфту каменную крепость, ноги яво не заденут, струни не зазвонят, кобели на залают, соловьи не запоют. На племянниц на родных наложу смертельный сон; двенадцать племянниц в смертельном сну спят, и все оне разлягавши и вси оне распинавши, рубашки на их травчатые, скрозь рубашки видно тело, скрозь тело видно косья, сквозь косья видны мозги, как жаркий жемчуг пересыпается. Бабка наказывает строго, што делай дело скоро, не пакости, не пролей крови; если ты прольешь кровь, нигди теби не бывать».

Пришел он, а одинадцать дочерей царских, и вси оне разлягавши и вси оне распинавши, удержал он свое серцо; пришел к двенадцатой сестры, спит она в белом браном пологу и всих ея сестер сестра красивее в свите нет; как она сдохня от себя, так полог бранный от себя, как она сдох возьмет в себя, белый бранный полог прелягается к сиби. Не стерпело серце, приздынул он бранной полог, царску дочь обнасильничал ю скоро. Выходит он с белого бранного пологу, на столи чернило и бумага, он написал скорописаную запись, што «Кот тут был и молоко пил, и стола не закрыл». Взял молодецкия яйца пару для своих родителей, положил в правой карман, обкатился обы и с конем живой водой, одны задний шипы не хватили воды, вткнул шпорам под бока резвого коня, как скочил через крепость, задел шипами за струну. Струны эти вси зазвенели, соловьи запели, кобели залаяли, цярския доцери вси выстали, прохватилась главна доць Настасья. «Кровь пролита, и рубашка в кровь замарана! Какой был хитрец, я ничего не слышала. Ставайте, сестры любезныя, поедем в погону». Кака была поляниця нетленная, недосуг было разглядывать скорописныя записи. Иван-царевич утекал на бабкином добрыим кони, только леса гнутся; а конь бежит што птиця летит, а двенадцать сестер вси вслед. Приезжат Иван-царевич к бабки задворинки, отдават коня, берет другого. Бабушка задворница наказыват: «Коль можь, рой записки на ходу, пиши в записках: хто меня догонит, того до смерти за...у». Роет записки, задния сестры увидали на ходу записки, разглядели строго. «Какой-то Иван-царевич у...т сестру да у...т нас, если догоним». Возвратились одиннадцать сестер вси взад, двенадцатая сестра, которая была главная и им была оппакощена, тая не спрашиват ничего, гонится вслед. Соединились у второй бабушки: «Постой, царский сын, ты мни будешь драгоценный муж, ты меня оппакостил, оставил мни два яблока, два сына любезных». Отвечал Иван-царевич, што «Ты умно сделала, поступила со мной как следует; приезжай ко мни через год привози двух сыновей» (сичас двоинку заковырнул с одного разу). Отвечала царская дочь ему, што «Приеду на двенадцати кораблях и вси будут наполнены приданого живота». Распростились оны прикрасно. Иван-царевич поехал домой, а Настасья-царевна в Подсолнешное царство, свиданье сделать через год. Поехал Иван-царевич домой, приезжает недалеко от дому, напала на него большая тягость, захотел он приуснуть на зеленом лугу, спускает своего конька-горбунка, роскинул белый шатер, свалился на чесной покой, заснул долгонько. Поехал родной брат Степан, зашел без всякого докладу в белый шатер, оглядел и зашел в правой карман, и взял молодецкия яйца, и увез впереди родителям, оммолодить своих родителей. Приезжает Иван-царевич домой, и так он не весел. Спрашиват его родитель: «Отчего ж ты, Иван, не весел?» Отвечает Иван-царевич, што «Я был в Подсолнешном гради и добрался до молодецких яиц, хто вас, родители, оммолодил?» Государь и отвечает, што: «Нас оммолодил Степан». Обротился Иван-царевич жалкими словами своему отцю и матери, што «Я был в Подсолнешном граде и достал молодецкия яйца, и родители стали молоды». Не взял от его внимания царь. «Вам известно будет», – отвечал Иван-царевич. Церез год и является жена на двенадцати кораблях с грузом. Государь отправил сыновей, и из трех которого признает хозяином. «Старший сын Василий, стретай государыню цярицю во всём фрунти». Государыня его не признает, што «Это не мой возлюбленный, не этот оставил мни два голуба». Отправляет государь сына Степана. И его не признала. «Это не мой возлюбленный, не драгоценный муж». На третий раз отправляет Иван-царевича; является в самой простой одежи, видла государыня, цярска дочь, брала его за руки белыи, целовала его в уста сахарныи: «Это мой муж возлюбленный, он оставил мни два голуба». Стретил ю Иван-царевич за любовь, корабли поставил на место, вывел государыню в свои покои, выгрузили цярские трои слуги корабли, и потом повирили родители, што Иван-царевич нас оммолодил и он достал молодецки яйца, когда возвратился с Подсолнечного граду. Пожила невеста полгоду, не полюбилось ей в эфтом царстве, и уезжает она в Подсолночное царство с своим с драгоценным мужем и к своему белому цярю. Стали жить в своем Подсолнечном граде и забыли все мужа царство, не бывая на своей стороне. Привыкнул к Подсолнечному граду, к теплой стороны, и тогда будут жить хорошо.