Текст книги "Наркомэр"

Автор книги: Николай Аникин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 9

Понятно, что нельзя постоянно прятаться. Это будет похоже на побег от самого себя. Опасно сидеть сложа руки. Он просто обязан постоянно напоминать о себе. Тем самым он отобьет у другой стороны охоту лезть напролом. Та сторона будет знать, что он бродит где-то под носом и в любой момент может ударить. Они позабудут, что существует на свете такая деревня – Половинка из десяти домов. И тогда мать, а вместе с ней и дядя будут в безопасности. Это при условии, что Миша Гусаров из Матросовки не раскроет рта.

Полковник находился у Любы Елизаровой. Он прочитал несколько газет за прошлую неделю и ничего из них не узнал, кроме того, что в деревне Дубровка при невыясненных обстоятельствах сгорел дом. О хозяине сгоревшей постройки ничего не говорилось.

Газета «Предместье» напоминала жителям города и окрестных сел, что появляться в лесу опасно ввиду чрезмерного размножения энцефалитного клеща, а также ввиду предстоящей обработки леса противоклещевыми препаратами, оказывающими влияние на кожный покров человека. Это могла быть дезинформация. Следовало проверить сообщение, и он набрал номер областной противоэпидемической станции. Там подняли трубку и на вопрос об эпидемии ничего конкретного не ответили. Оказывается, они вовсе не давали информацию в СМИ об эпидемии данного рода.

– Просто дурь какая-то, – говорила возмущенная женщина. – Нам беспрестанно звонят и требуют разъяснений. А мы ничего не можем сказать. По-видимому, это чья-то неудачная шутка.

– Но чтобы так пошутить, нужно иметь доступ к газетной полосе?

– Да что вы говорите! При деньгах-то? За деньги у нас нынче все можно…

Между прочим, дама была абсолютно права.

Михалыч решил позвонить прямо в газету, и там ответили, что информация пришла из мэрии. Просил заместитель мэра. Якобы он был сильно обеспокоен здоровьем горожан. Он так за них тревожился, что грозил применением санкций. И в редакции откликнулись на крик души. Теперь не успевают отвечать на звонки.

«Мэр и господин Рябоконь, о котором говорил Миша Гусаров, – одно и то же, потому что работают в одной упряжке, – размышлял Кожемякин. – Получается, что сообщение направлено против меня. Не суйся в лес – клещи до смерти заедят. Или, наоборот, беги сломя голову оттуда».

Следовало сделать еще несколько телефонных звонков. Михалыч должен был действовать, а чтобы действовать, он должен был ходить среди людей и не быть узнанным. Однако этого было мало. Он должен быть уверен, что не находится в официальном розыске, поэтому надо звонить и спрашивать. Интересно, кто ведет дело по факту пожара? И как чувствует себя Миша Гусаров?

Оказалось, что Михаил неожиданно завербовался в одну из нефтяных компаний Севера и живет там безвылазно. Отвечал его отец. Однако голос отца был слишком молод. Несмотря на это, ответ вселял оптимизм на светлое будущее: Михаил скрывался от друзей по «бизнесу».

– Это сейчас типа так называется, – говорил Михалыч, – что ваш сынок решил выпасть у нас из обоймы, папаша.

– А при чем здесь я, – отвечал «папаша». – Я за сынка не в ответе. Но если вы хотите, я передам вашу просьбу. Что ему передать? Говорите…

– А ничо не надо… Передавайте ему, что желаем больших трудовых успехов. Пусть звонит, как приедет на отдых с вахты.

И Михалыч отключился. Гусар не отказался бы взять трубку, если бы продолжал числить себя в «бизнесе». Либо он действительно уехал на заработки, либо не высовывает из дома носа и не подходит к телефону. Умненький. Понял, что для него важнее.

Под конец Михалыч решил потревожить людей в погонах и принялся названивать в дежурные части. УВД порекомендовало обратиться в РОВД. В РОВД посоветовали звонить напрямую начальнику следственного отделения. Минут через десять удалось выяснить, что уголовное дело по факту пожара, возбужденное по подследственности, было передано в следственную службу управления и находится у следователя Синицына. Михалыч представился потерпевшим, у которого якобы сгорела чуть не вся городьба, поэтому требовал четких разъяснений. На другом конце провода старались отвечать без задержки.

Звонок Синицыну расставил все точки.

– Мне бы следователя Синицына…

– Слушаю, Синицын. А кто его спрашивает?

– Да тут один… В общем, я тоже являюсь потерпевшим… У меня сгорел чуть не весь забор в Дубровке. Неделю назад там горело… И я хотел бы выяснить, потому что меня даже не вызывали. И я это так не оставлю. Прямо безобразие…

– Что вас интересует?

– Я же вам сказал, что у меня сгорел забор. И дом, то есть дача моя тоже чуть не сгорела, и все почему-то молчат, как в рот воды набрали тоже. Никто не вызывает даже… Речь идет о собственности! Недвижимости! Кто этот самый, у которого там горело? Он же пьянствовал там все лето. Одни бутылки кругом валялись. Как ни приедешь – лежит пластом. Алкаш прямо какой-то. Его хоть объявили в розыск, хулигана этого?!

– С какой стати! – Синицын начинал выходить из себя и тоже повысил голос. – Почему я должен объявлять его в розыск. Он вообще у нас числится в пропавших. Возможно, человек погиб в собственном же доме, а вы гоните нам…

Михалыч улыбался, слушая пояснения следователя. Тому вовсе не хотелось встречаться с человеком, предъявляющим нелепые претензии.

– Говорят, в управление ночью заехала машина. Может, это его рук дело? Козла этого. Он же алкоголик несчастный. Можно сказать, что стойкий дебил…

– С чего вы взяли?! Вполне достойный человек. Полковник в отставке. Приехал к себе на родину… Душевные раны залечивать. Вот и…

– Залечил?..

– Извините, мне некогда с вами разговаривать…

– А кому я могу на вас пожаловаться?..

Но Синицын уже положил трубку: иди к начальнику да жалуйся, идиот…

Михалыч постепенно приходил к убеждению, что никому в УВД он не нужен. Был человек – и не стало. Жаль, конечно, что так получилось, но что поделать – жизнь. А это означало, что ни местный, ни федеральный розыск в отношении его не заявлен. Не было у милиции на то оснований. И на том спасибо, родимые. Остается лишь с «отпетыми» разобраться. Но то будет у него разговор особый, и он вновь взялся за трубку сотового телефона.

– Привет, Шура, – поздоровался он с мэром. – Как живешь? Не жмут ли тебе твои сапоги? Говорят, ты на хромовые перешел… А еще говорят, теперь ты куратором стал…

– Кто говорит? – испуганно спросил Александр Ильич.

– Не прикидывайся. Я говорю…

– Что вам от меня нужно?

– Ничего. Я лишь хотел засвидетельствовать свое почтение мэру – Куликову Александру Ильичу. И на этом до свидания. Теперь я в городе. Настроения, естественно, абсолютно никакого. Я потом вам позвоню. И прошу: придержи Коня, который у вас Рыжий… Подковы растеряет.

Мэр молчал. Михалыч прервал связь. Вот так. Осталось еще сделать один звонок для полного блаженства. Однако дозвониться до ЗАО «Овощпродторг» было невозможно. Трубку почему-то никто не брал. Затем ее все-таки подняли, и сонный старческий голос спросил:

– Кто?

– Не кто, а слушаю вас! – сурово произнес Михалыч. – Время четыре часа, а вы уже спите. Директора мне. Бориса.

– Нету его… – пробурчал голос. – И до завтрашнего утра не будет, потому что уехал он уже. Отдыхать в лес. Тьфу ты! Не велели говорить. Я тут человек маленький. Не говорите, что сказал…

Михалыч уцепился за старика. Тот мог дать полезную информацию.

– Не скажу, если узнаю, где его можно найти…

На другом конце замялись. Дело для престарелого охранника принимало дурной оборот.

– На дачу, что ли, отчалил, козел. В домик охотника и рыболова. Дом отдыха городской… Жена в санаторий, а муж на «охоту»…

– Понятно. Передавай привет и массу наилучших пожеланий. Скажи, мол, знакомый звонил. Вместе служили… за колючей проволокой. Только по разные стороны…

Дед усмехнулся:

– Хорошо, передам, если утром увижу. Да ты и сам можешь ему позвонить. По сотовому… А меня он грозился завтра уволить…

– Увидь, обязательно, я потом тебя отблагодарю. Коньяк за мной…

Оказалось, дед не пьет коньяк, а вот на водку он согласен. И дежурит он сутки через трое. Дед продиктовал Михалычу телефон, и тот записал. Такая вот получилась под конец информация. Вполне утешительные сведения, если не считать, что Михалыч по-прежнему оставался один. В единственном числе против целой своры оглоедов.

От помощника он не отказался бы – на углу постоять, придержать что-нибудь за край, поднести-отнести и при случае дать по башке. Но так, чтобы не очень больно. Оглушить разве что. Он был один в большом городе. Был бы у него друг Бутылочкин. Но прапорщик погиб. Наверняка тело его выловили где-нибудь на низу – Обь, она большая. Выловили и предали земле как неопознанный труп. Мир праху твоему, Коля.

Кого можно взять себе в помощники? Во всяком случае, не женщину. И не с улицы. Это должен быть человек либо идейный, либо зависимый. Можно было бы встретиться с начальником сельского РОВД Ивановым, но тот находился в отпуске. Да и не может он действовать на территории города. Не его здесь епархия. Так что думай, Михалыч. Любушка отпадает сразу. Она всего лишь слабая женщина. Она работает, поэтому ограничена во времени. Вот и сейчас она трудится во вторую смену. А он сидит и смотрит из окон и думу думает. И придумать ее никак не может. Опять нужен анализ происходящего. Вопрос: почему в деревню притащился Бичевкин? Ответ: этот господин знал Кожемякина в лицо. Не из садистских же побуждений он явился в такую даль. Значит, нужна была уверенность, что крестьянин из Дубровки и чиновник из Учреждения – одно и то же лицо. Но Бичевкин остался на месте. Ничего он не подтвердил ни перед кем. Он лишь для себя подтвердил и на том успокоился.

Все равно нужен помощник. Пусть это будет даже пьяница последний, отщепенец. На некоторых из них бывает можно положиться, когда речь заходит о главном. О чистом небе над головой, о здоровье и жизни. В общем, о главном…

Негр Мартын?! Почему и нет! Это национальное меньшинство еще мало себя заявило в нашем обществе. Пора им выходить из тени. Вот и паспорт его лежит перед Михалычем на столе. Мартын Фидель Хуанович. Типичный негр из Латинской Америки. Даже все данные у него для этого подходят. Однако в графе «национальность» стоит скромное: «русский». Даже паспорт не поменял. Пользуется старым. А куда ему ехать?! И куда ему с ним идти?! Понадобится – поменяет, а пока этим обходится. Интересная личность. Смесь бульдога с носорогом. Постарался папа. Из сына получился настоящий негр. Молодец, курсант… И мама молодец.

Михалыч был почти уверен, что Хуан когда-то учился в городе в одном из военных училищ и познакомился с русской девушкой. Потом у них неожиданно разгорелась любовь и даже родился сын. Увидеть бы еще раз это дитя интернациональной любви. И поговорить. Узнать, чем он на самом деле дышит. Кроме него, есть еще три документа – водительское удостоверение самого Мартына, аттестат об окончании профтехучилища на другого человека, а также свидетельство о рождении на третьего. Остальное – мура собачья. Пара удостоверений – электрика и сантехника. Вот и все документы. И это добро Михалыч обещал выслать по почте. Замучаются ждать. Не стоит из-за этого напрягать ни почту, ни даже собственный ум. Все равно они этим бродягам не понадобятся. Отдать их при встрече с Мартыном, и дело с концом. Это даже надежнее будет. Значит, негр. Это даже интересно… Возможно, у него имеется домашний телефон. Вот и адресок в графе «прописка» значится. Остается заказать справку по 09.

– Мартын? Фидель Хуанович? Был у него телефон. И возможно, сейчас имеется. Но он снят со справки по его заявлению, – ответила справочная служба.

Вот те на! Выцветший негр имеет телефон, данные о котором изъяты из общего банка данных. Хитер батенька. А может, это постаралась его жена. Надоели ей звонки, она взяла и сняла его со справки, предварительно изменив номер. И по тому адресу давно уже не живет никакой негр. Но у него есть машина. Он же сам говорил, когда они беседовали среди ночи на пустынной дороге. Получается, не совсем потерянная для общества личность. Надо ехать и брать козла за рога, пока он не забрался в чужой огород.

В небольшом углублении контейнера лежало прошлогоднее удостоверение следователя по особо важным делам Новосибирского ГУВД. Оно тогда помогло. Михалыч действовал под этим прикрытием целый месяц – и ничего. Все обошлось. Можно и новое удостоверение изготовить. Для этого в контейнере имеется все необходимое. Но к чему это? Не стоит ломать голову. Старший следователь по особо важным делам Куроедов Анатолий Михайлович, полковник юстиции, – вполне внушающий доверие человек. Бритый наголо. Теперь у него волосы и усы – и что с того?! Время идет, и внешность слегка меняется. Не то чтобы очень, не настолько, чтобы менять удостоверение личности. Вот и бланки командировочных удостоверений, а также постановления на выемку документов – на тот случай, если понадобится войти в помещение на легальных основаниях. Выемка документов – это и не обыск вовсе. Так что никаких проблем. Санкция прокурора имеется, пусть и не местного. Преступление имеет не локальный характер, а региональный. Задеты интересы нескольких областей. Просим подчиняться и не задавать лишних вопросов, господа. А кому сильно хочется, может идти и жаловаться, если найдет, на кого…

Все правильно. Усы и очки. Стекляшки с нулевыми диоптриями. Массивные, закрывающие чуть не всю физиономию, и слегка затененные по летнему времени. И еще широкий, как лопата, козырек. Изогнутый, словно черная крыша ангара. Поди разберись, кто под ней притаился. И ко всему серая форма: куртка с накладными карманами и погонами полковника, брюки с полосками. И ни одного красного цвета: околыш фуражки, просветы на погонах и полоски на брюках имеют темно-синий цвет. С летчиком спутать можно. Это по незнанию. Или когда некогда… В любом случае сначала взгляд на форму, а потом уж, если удастся, на усы, а затем, в последнюю очередь, в глаза. Он вновь воспользуется этим способом. Это осуществимо. Вроде бы Михалыч им не злоупотреблял. Глаз чужих формой лишний раз не мозолил. Можно рискнуть. Иначе не выйти ему из дома. Не привык он к форме. Вся служба у него прошла в штатской одежде. Лишь курсантом носил он форму и потом быстро отвык, не пользуясь ею даже в специальной школе. Там вообще было лишь подобие формы – без погон и знаков различия. Каковы были задачи – таковы и методы.

Михалыч осмотрел форму: она оказалась в хорошем состоянии. Ее даже гладить не надо.

Михалыч надел рубаху с галстуком, а затем сбрую – плечевую кобуру с широкими лямками. Вставил в нее пистолет. Пятнадцатизарядный «беретта-92» неплохо умещался под мышкой. Но для него требовался пиджак. Придется потеть. Полковник перенес недавно воспаление, поэтому бережется сквозняков. При необходимости можно расстегнуть пуговицы и ходить нараспашку. Пистолет не будет виден, даже если подует ветер. Газовое приспособление, пятизарядное устройство «удар», он повесил на брючный ремень. Бьет, можно сказать, почти что беззвучно, хлопком, зато валит наповал с нескольких метров. Он не мог отказаться от этого достижения цивилизации. И еще универсальная отмычка, наподобие обыкновенной зажигалки. Это все, что будет необходимо полковнику на сегодняшний день, не считая документов, обеспечивающих легальность. Он готов. Ключи от дверей в карман. Руки в ноги – и на улицу, пока трамваи ходят…

Он остановился. Вернулся назад и, вынув из контейнера маленький пакетик, положил его в кармашек, слева под ремнем. Он знал, куда шел.

Надо было ехать вначале до Миллионной улицы, затем пересесть и ехать до Дворянской, в конце которой сойти и там искать нужный адрес. Трамваи едва ползали.

Михалыч доехал до нужного места, вышел из трамвая и направился вдоль улицы, вглядываясь в номера домов. Вот нужный номер. Пятиэтажная хрущоба с четырьмя подъездами. Небольшой дворик, заросший корявыми кленами.

Полковник Куроедов А.М. не спеша стал подниматься. Навстречу бросилась свора кошек. Не добегая до полковничьих ног, шурша когтями по бетонному полу, юркнули в отверстие над ступенями. Запах в подъезде был соответствующий, словно здесь было не жилье человека, а овечья кошара.

На двери не было номера. И на соседских трех тоже не было. Возможно, это была местная традиция. Зато на дверях висели почтовые ящики. Нужная дверь была первой по счету. Михалыч остановился и прислушался. Тишина. Лишь где-то внизу еще возится, выясняя отношения, кошачья орава.

Звонок в квартире не отзывался, на стук никто не отвечал. Даже из соседских дверей никто не выглянул и не спросил у Михалыча, для чего тот пришел. Однако Кожемякин не хотел уходить. Не для того он пришел, чтобы возвращаться, поцеловав дверной запор. Поэтому Михалыч развернулся и стал охаживать дверь подошвой ботинка. С двери сыпалась столетняя краска.

«Ничего, – с остервенением думал Михалыч, – я вам ее отремонтирую потом, когда время будет. Это нам знакомо. Просыпайся, бич заморский!..»

Негр либо спал, либо его в действительности не было дома. Судя по времени их встречи в прошлый раз, «бич» должен был находиться в квартире. Именно там, потому что ведет ночной образ жизни.

С противоположной стороны, вероятно, сыпались крошки извести. Размером с кулак. Глазок на двери оставался непроницаемым. Он так и не изменил своего цвета, когда из-за двери раздался встревоженный женский голос:

– Кто там?! Нет его!

И опять тишина.

– Откройте. Мартын Фидель Хуанович здесь живет?

За дверью молчали. Вероятно, он попал по адресу, раз там молчат.

Михалыч вновь развернулся и повторил экзекуцию. Ненормально держать гостей у порога. Не по-русски как-то это, негостеприимно…

– Ну что вам надо?! Вам же ясно сказано: нету его!

– Кого?

– Мартына нету…

– А кем он вам приходится?..

За дверью произошло быстрое шуршание, и вдруг образовалась щель. Дверь держалась на тонкой цепочке. А цепочка дышала на ладан. Дернуть как следует, она и вылетит. Но Михалыч не стал грубить женщине. Он вступил с ней в диалог. И она уже не могла ему отказать. Глаза их встретились. Михалыч, как удав, вцепился в них, заживо пожирая.

– Вы же видите, что я работник милиции и ничего плохого не делаю. Вы должны мне верить. От меня можно ожидать только хорошего.

– Попробуй тут разберись…

– Вот мое удостоверение.

Женщина читала маленький текст через дверной проем и ничего не видела. Она видела перед глазами лишь форму и проницательный взгляд, который пробирался глубоко в туловище. С каждым словом по спине разбегались приятные мурашки. Ей хотелось, чтобы они все больше завладевали телом.

– Прошу вас, – тихо произнесла женщина. Ей было за сорок.

– Натопчу у вас…

– Ничего, я уберу потом. Уснула и не могла сразу встать, когда вы стучали. Пришла с работы и легла сразу. Садитесь…

Она указала на стул рядом с дверью в зале. Обстановка жилища напоминала спартанскую. Старые обои. Под стать им коврики на стенах. Деревянный крашеный пол. Телевизор в углу. Шкаф. Деревянная кровать и диван. И еще дверь, ведущая в спальную комнату. Там мог быть Мартын. Притаился с ломиком в руках и сам себя боится.

– Мне нужно осмотреть помещение… – произнес Михалыч усталым голосом, словно делал это каждый день и осмотры ему порядком надоели. – Абсолютно формальное мероприятие. Но я могу и потом прийти. Вот мои документы…

– Выходи, Федя… – позвала она кого-то.

Из комнаты вышел заспанный Мартын.

«Правильно, – подумал Михалыч, – ночной образ жизни ведет метис…»

А Федя сел на диван и принялся нервно зевать, виляя головой из стороны в сторону. Он словно старался пролезть в отверстие и все не мог. Нервы человека выдавали его с головой.

– Поговорить надо…

Русский негр перестал зевать и кивнул: он всегда готов поговорить с хорошим человеком. Только где? Здесь мать. Разве что на балконе? Но там не развернешься, да и жарко там, несмотря на вечер. Можно прогуляться, да полковник в форме. Вся округа будет знать – с ментами связался Мартын.

– У тебя, говоришь, машина?

– Имеется…

– Я сейчас выйду, а ты подъезжай к трамвайной остановке… Долго тебе до нее добираться?

Оказалось, недолго. Совсем рядом. Он стал узнавать «ночного парня» с автоматом под курткой.

– Тогда я пошел…

Мартын кивнул, вставая. Он проводит полковника до дверей.

– Я буду ждать. Не подведешь, Федя?..

Через тридцать минут к остановке подкатилась старая консервная банка под названием «Жигули ВАЗ-2101». За рулем сидел иностранец лет тридцати. У него на морде это было написано, потому что это был типичный негр. С широким носом и белыми зубами. Слегка, правда, выцветший, но это от невыносимого сибирского климата. Михалыч поспешно сел, и машина, гремя внутренностями, помчалась прочь от остановки.

– Не рассыплется по дороге?

– Будем надеяться… Бензин вот только на исходе…

– Тогда жми в сторону речного моста. По дороге заправим. Слушай меня внимательно. Не делай быстрых движений и старайся мыслить. Договорились?

Негр согласился. Он постарается не торопиться.

– Тогда слушай. Я не то, что ты думаешь. То, что на мне, принадлежит только мне и больше никому. Но сам я не принадлежу себе. Так получилось, что я пытался принадлежать самому себе. Из этого ничего не вышло. Теперь я один. Вооружен и очень опасен…

Михалыч улыбнулся, произнеся последнее слово.

– Но я мент, хотя не в том смысле, к какому все привыкли. Вот мои документы.

Мартын искоса взглянул в удостоверение. Он еще успеет в него посмотреть. Если покажут. С него и этого достаточно.

– Можешь больше не трястись. Твое наркотическое настоящее не интересует меня. Расскажи о прошлом. И верь мне. Машину надо подготовить, чтобы не гремела. Расскажи о себе, Федя.

– Заправиться бы…

– Хорошо, заезжай…

И машина сошла с дороги. Михалыч направился к окошечку кассы. Он уплатит деньги и вставит заправочный пистолет: Лишь бы негр не мелькал лишнего. Пустит струю бензина в салон, а следом спичку.

Бак был полон. Гремучая тачка дернулась и пошла на мост.

– Куда мы все-таки едем? – спросил Мартын.

– Туда и обратно, – ответил Михалыч. – Семьдесят километров всего. В общем, до Половинки. Слышал про такую деревню?

– Вроде слышал. Но дорогу не знаю…

– Рули. Буду показывать.

Как и предполагал Кожемякин, Мартын оказался жертвой интернациональной любви. Кубинский парень, прибыв в город набираться военных знаний, тут же влюбился в молоденькую девушку с белой кожей. Они все здесь оказались с белой кожей, и ни одной негритянки. Зато полностью лишены расовой неприязни. Почти все. Но тот влюбился только в его мать. Ей исполнилось всего пятнадцать. Он стал наведываться к ней в двухкомнатную квартиру. И вскоре они и сотворили то самое. Она забеременела. Родители схватились за головы. Боже! От негра! Однако вмешался райком партии, и вопрос быстренько утрясли политическими методами. Молодых без проволочки поженили. Поэтому родившийся через семь месяцев мальчик вполне мог рассчитывать на папу.

Так оно и было бы, но подошло время кубинскому парню выпускаться, и тут вдруг выяснилось, что он уже женат, на негритянке. Она ждет его на далеком Острове свободы с двумя малышами в обнимку. Мать до сих пор хранит это фото. Так и расстались супруги. Однако фамилия у матери сохранилась девическая, Мартын. Теперь он Мартын Фидель Хуанович. А между близкими – Федор Иванович. Можно Федя. Окончил военное командное училище связи. Ни дня не служил в войсках по идеологическим соображениям. Лейтенант запаса. Верит в бога и не может в связи с этим брать в руки оружие. Кроме того, не способен быть тираном для солдат. Любит водку, продаваемую в аптеках, но к наркотикам равнодушен. Нигде не работает. Звучало почти как анкета.

Фидель Хуанович закончил повествование. Похоже, он привык рассказывать о собственной судьбе и привычку эту довел до автоматизма, убрав из рассказа все несущественное.

– Значит, ты не наркоман, а любитель выпить… – проговорил он. – И тогда пасся у аптечки лишь для того, чтобы раздобыть себе опохмел. А тот одинокий прохожий? Вы лишь хотели посмотреть, как он умеет плясать.

Лейтенант в запасе молчал. Он был убежден, что ничего плохого прохожему они не сделали бы. Живым тот остался бы. Это точно…

– Что молчишь, Федя? Грабитель ты, оказывается. Сначала ты был курсантом, потом стал бывшим лейтенантом. Теперь созрел, чтобы стать зэком. А ты как думал?

– До этого не дошло бы…

– Не дошло, так доехало… Вы уже подняли руку на человека, и только ствол, железка с дырочкой, остановил вас. – Полковник нервничал. – Но ты все равно внушаешь мне доверие.

Они подкатили наконец к дому-интернату, съехали с асфальтовой дороги на проселочную. Машина скрипела на каждой кочке, но шла вперед. Завала из берез на дороге уже не было – дядя постарался. Машина подошла к дому Егорыча и остановилась.

– Идем, молока выпьешь…

Федя выбрался из машины и направился следом за Михалычем. Они подошли к воротам, однако те оказались закрытыми изнутри. Придется стучать или обходить вокруг дома и перелезать через ограду. Со двора не отвечала даже собака. Сердце у Михалыча трепетало.

Он посмотрел сквозь щель между столбом и воротами: во дворе, повиснув на проволоке, висела лишь собачья цепь. Самой собаки не было. А на сенных дверях красовался внушительных размеров накидной замок.

Они возвратились к машине. Нет никого дома. Если бы с ними расправились бандиты, то не стали бы закрывать после себя двери. А может, они это сделали для того, чтобы оттянуть время и тем самым отвести от себя след?

– Что случилось? – пугливо оборачиваясь, спросил Мартын.

– Нет никого. Даже странно. Может, и в живых давно нет никого…

«В живых нет…» А они пока что живые. Через секунду и они могут распрощаться с жизнью на этой пустынной, поросшей лопухами улице. Дома с заколоченными окнами. Куда приехали! Сидел себе дома, так нет. Поперся за этим… Он и не полковник, может, совсем!

– Поехали… – взял за плечо Михалыч. – Посмотрим еще одно место – и назад.

Они сели и поехали вдоль деревни. В конце опять остановились напротив высокого дома с четырехскатной шатровой крышей. Блестели в закатных лучах стекла. И опять никого вокруг. Это был дом Ксении.

Михалыч приблизился к воротам. Они тоже оказались на запоре изнутри. Во дворе исходила лаем собака.

– Полкан! Полкан! Не шуми, Полканище… Добрая, соба-а-ка… Добрая.

Он громко постучал в ворота, и в этот момент за стеклами мелькнуло испуганное лицо. Ксения оказалась дома.

– Кто там? – она спрашивала через сенную дверь, не снимая с запора.

– Я это, Ксения Ник… – Но собака продолжала метаться, чувствуя чужого. Черного негра на колесах.

Михалыч отошел от ворот и встал у ограды перед окнами, чтобы его могли разглядеть. Он это. Толька Кожемякин! Не узнали, что ли! Только бы вы живы все там были…

Наконец Ксения его разглядела и пошла из сеней во двор. Выдвинула в сторону запор, сухую жердь во все ворота, и отворила. Наконец-то, господи…

Михалыч махнул рукой, приглашая водителя. Тот полез из машины.

Дядя во все глаза пялился на негра, округлив рот. Мать крякала в углу, вынимая из сумочки аэрозольный баллончик против астматических приступов. Ксения запирала позади себя двери.

– А мы ищем вас! Слава богу! Живы. А корова где?! Здесь же?! Значит, вы перебрались и решили здесь зимовать? Спрятались, значит…

– Откуда им знать, что мы здесь…

– Ну, вы даете. Да они, если приедут, по бревнышку раскатают все кругом.

– Задал ты нам задачку, племянничек. А я гляжу: машина подъехала и стала. Думаю, капут настал, даже ружье уже приготовил.

Он вынул из угла помповое ружье.

Михалыч взял в руки оружие и осмотрел: патрон не был дослан в патронник, а ружье не снято с предохранителя. Как же он воевать собрался, стройбат?!

– Оно выстрелить может… Раньше времени…

Дядя оправдывался. Забывчивость была откровенная.

– Ладно, не переживай.

– Больше не повторится…

– Как тут у вас? Никто не приезжал? Не интересовались?..

Родня принялась рассказывать. Никого не было. А они втроем даже в лес ездили. Резидента запрягли и поехали. Дров березовых телегу привезли. Вон они – во дворе в поленницу сложены.

Лесные жители, оказывается, вовсю занимались хозяйством, а Михалыч за них переживает. Страх на них напал лишь под вечер, когда делать стало нечего и мысли дикие в голову полезли.

– Рад за вас. Вы все-таки не расслабляйтесь. Потом дрова привезете. А пока смотрите…

– Молочка, может, холодненького?..

– Можно и парного…

Ксения принесла из сеней трехлитровую банку.

– Только что подоила… А холодное нельзя. Горло моментом прохватит. Пейте парное…

– Пей, Федя…

Они сели на широкую лавку вдоль окон. Дядя присел на кровать напротив, не сводя глаз с окон. Странно видеть в деревне негра. Даже оторопь берет. В телевизоре – куда ни шло.

– А это, Резидент-то твой, кобенится. Идти не хочет. Головой крутит. Тебя, видно, ищет. Надо же. Привыкнуть успел… Еле хомут на него втроем надели. И телега старая пригодилась…

Негр выпил свое молоко. Михалыч тоже. В деревне все оказалось в порядке. Зря переживал. Можно возвращаться, пока не стемнело.

– Пора нам. Живите, не расслабляйтесь, – нагонял страху Михалыч. – Знаем мы этих, – и покосился в сторону Мартына. – Федя их тоже знает. Бизнес у них такой теперь – водкой через аптеки торгуют и наркотиками через сеть собственных киосков. Все у них там налажено. И за всем стоит всего лишь один человек. Конь Рыжий называется. Всех обскакал. Паренек один рассказывал. Врать не должен… Тот, что ехал тогда со мной.

Дядя понимающе кивнул. Родичи слушали не перебивая. Они раньше жили спокойно и о наркотиках слышали только из телевизора. Теперь и до них дошло…

– Дотемна вернуться надо… Оставайтесь. Мы только так приехали – навестить, узнать, как вы тут. Не теряйте бодрости духа.

Гурьбой они вышли провожать гостей. Резидент стоял у яслей. Он повернул голову в сторону людей, повел черным глазом и заржал. Хозяина узнал.

– Здравствуй, Резидент. – И Ксении: – Сахарку бы кусочек.

Та сбегала, принесла кусок сахара и протянула Михалычу. Тот приблизился к лошади.

– Привет, Резидент. Как ты тут? Сахару хочешь?

Лошадь принялась ритмично кивать и часто вздыхать.

– Вот тебе и сахар…

Кожемякин протянул к нему руку. Чуткие губы едва коснулись ладони, и белый кусочек мгновенно исчез.

– Уронил, может?

– Да-а, сейчас он уронит…

Племянник вышел за ворота, а за ним и сопровождающий, негр, который слова толком не сказал за все время. Может, иностранец и по-русски не соображает?.. Вышли и долго стояли у ворот, провожая взглядом машину и взмахивая руками. Машина вот только у иностранца какая-то не такая. Может, напрокат взяли у кого?..

– Теперь ты понял, Федя, в чем причина моего волнения, – говорил Михалыч. – Они не только меня прижали. Они мать мою взяли в оборот. Понял, наверно, по разговору, что в заложницах была? Такие вот дела, Федя. Теперь что ты мне скажешь? Чтобы я молчал? Простил им все концерты? Простил смерть товарища?