Текст книги "Наркомэр"

Автор книги: Николай Аникин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 14

Следователь по особо важным делам Синицын ничего не упускал из внимания. Дело, побывавшее на контроле у вышестоящего руководителя, вернулось к нему в том же виде, однако перед этим его «расшивали». Это абсолютно точно: нитка завязана другим узлом. Синицын так не завязывает. Кому и для чего это понадобилось? Все документы на местах. И следователь подумал, что дело копировали на ксероксе, чтобы иметь в руках копию.

Дело дрянь. В нем нет ничего, за что можно зацепиться, кроме данных о бывшем хозяине строения. Тот, между прочим, тоже служил в МВД. Недавно ушел на пенсию и вел замкнутую жизнь, ни с кем не общаясь. Ему некогда было общаться: хозяйство требовало физических усилий. Странным показалось следователю то, что тот был не женат. Впрочем, будь он женат, едва ли оказался бы в деревне. Теперь этого мужика нет. Скорее всего именно его косточки были обнаружены в не остывшей еще золе. Следователь заверил начальника управления, что они направлены для проведения судебно-медицинской экспертизы. Среди ночи шеф ввалился в кабинет и стал интересоваться успехами. Тогда следователь подумал, что начальнику просто делать нечего. Теперь он так не думает. На то есть основания. В деле вместо заключения экспертов лежит теперь скромная справка об утере вещественных доказательств из хранилища управления. И никто за их утерю не понес наказания, кроме следователя. Тогда он заверил начальника УВД в том, что вещественное доказательство направлено на экспертизу. И он не обманул, потому что постановление было должным образом оформлено, а «материал» упакован. Оставалось лишь утром забрать из оружейной комнаты и с нарочным передать по инстанции. Следователь теперь уверен: неспроста интересовался руководитель вещественными доказательствами и не зря он тогда среди ночи ввалился к ним в кабинет. Такой привычки за ним раньше замечено не было. Тем более с ключами в руках оказался. С чего бы это ему понадобилось вдруг?! Синицыну объявили предупреждение о неполном служебном соответствии, словно он эти кости из оружейной комнаты выкрал, на ручной мельнице истер и развеял по ветру. Не могли вещественные доказательства просто так исчезнуть из охраняемого круглые сутки помещения. И в сейфе у себя следователь тоже не мог их хранить – не тот это материал. Кабинет следователя – не место для хранения хрупких предметов. С этой целью и была выделена в свое время комната для следователей при дежурной части.

Далее, почти сразу же возникло другое дело, связанное с джипом «Чероки». Машина по документам принадлежит директору ЗАО «Овощпродторг» Рябоконю. В салоне обнаружены следы крови. Сразу же появилась необходимость допросить самого Коня, но тот от явки уклоняется под разными причинами. Он, по его же словам, является потерпевшей стороной. У него якобы угнали машину, и он даже сделал об этом заявление. Правда, заявление об угоне подал непосредственно начальнику управления при личной встрече. Через сутки после наезда автомашины на здание УВД. Формально начальник прав. Соблюдены процессуальные правила. Любой работник милиции вправе принять заявление о совершенном преступлении. Однако следователь Синицын так не сделал бы. Не стал бы он связываться с каким-то Конем. Послал бы его на три буквы, а в лучшем случае – в дежурную часть, как полагается, для оформления заявления и его регистрации. Начальник УВД не направил. Заявление принял. И принес его в дежурную часть лично. Регистрируйте. Редкая отзывчивость кандидата в генералы. Зато какая непосредственность! Долой чиновничьи проволочки!

Из заявления явствовало: собственник автомобиля джип «Чероки» не имеет отношения к описываемым событиям. То есть он не имеет отношения ни к пятнам, похожим на кровь, найденным в автомашине, ни к покойникам, обнаруженным в лесу. Несмотря на то что группы крови из машины и у трупов совпадают. В его машине ехали те самые, истекающие кровью люди. Возможно, их везли уже мертвыми. Не имеет Рябоконь к этому факту отношения, потому что у него угнали машину. И это несмотря на то, что следователь имеет в своем распоряжении копию доверенности, выданную на имя Белова. Однако в заявлении предусмотрительно сделана запись: «Ранее выданная доверенность на автомашину на имя Белова мной была у того изъята, и автомашина поставлена на хранение в гараж при овощной базе». Однако Белов почему-то оказался среди потерпевших. Его кровь обнаружена также и в автомобиле. Странно все это. Тем не менее картина ясна в главном: потерпевшие находились в автомашине, к которой имели отношение на вполне законных основаниях. Они ею перед этим управляли. У следствия нет данных, что в тот день они на ней не ездили. Ясно и то, для чего понадобилось направлять автомашину в стену. В ней находилось послание. Записка. Вот она. Интересный, между прочим, экземпляр. Тот, кто ее туда положил, хотел, чтобы она досталась именно адресату. Для того и наезд организован. Чтобы обратить внимание. В записке всего четыре слова: «При чем здесь я?» – печатными буквами. Получается, человек недоумевает. Он не знает причины.

Не нравится Синицыну начальник управления. Возможно, он еще кому-то не нравится. Он и не обязан нравится. Но кто он на самом деле? Чем он дышит? На кого на самом деле работает? Кажется, ему безразличны погоны. Прошел целый год, как его назначили на должность, но представление о присвоении звания до сих пор бродит в министерских кабинетах. Вероятно, там знают о нем больше и только ждут, чтобы снять с должности и отдать под суд. Но чтобы осудить, нужны веские доказательства. Значит, их нет. А если их найти? Если следователь Синицын начнет искать? И найдет? В структуре органов внутренних дел существует служба собственной безопасности. Она обязана наблюдать не только за рядовыми, сержантами и офицерами. Она обязана присматривать и за кандидатами в генералы. Однако служба погрязла в бюрократических околичностях. Здесь можно, но мешает то. Там можно, однако не позволяет это… А ведь существует масса способов заставить заговорить того же начальника. Например, выкрасть из квартиры, привязать к столбу и дать срок. Три минуты, чтобы не рассчитывал на длительность и особый подход к персоне. Старший оперативник Шилов, на связи у которого находится Чекист, работает в службе собственной безопасности. Если подъехать к нему, завести разговор на эту тему, как он отреагирует? Пошлет, может, не так далеко. Или постучит по лбу и скажет: «Одеревенел у вас мозг, товарищ следователь. Пылью пропитались бумажной, оттого и несете бредятину».

Между тем палец у Синицына набирал именно его номер телефона.

– Алло, Сеня? А кто это? Мне бы Семен Семеныча. Какой теперь номер?

Записал новый номер телефона, снова набрал и услышал его голос.

– Привет. Переехал, что ли? Недавно? Поговорить надо. Сейчас…

И тут же положил трубку. Здание службы помещалось по другому адресу. Вышел из кабинета, закрыв на оба замка, и отправился пешком. Для чего ему машина, если идти один квартал. Каких-то полтора километра всего.

Через пятнадцать минут они сидели в кабинете старшего онера и пили кофе.

– Как здоровье Чекиста?

– Жив пока. Немного отошел. На женский пол теперь заглядывается.

– Значит, в силе? Ну и замечательно. Пусть живет. Еще пригодится его талант. Я что к тебе пришел… Вопрос у меня к тебе. Знаю, что работаете против таких, как я. Но скажи мне: а как ты поступишь, если подозрения заслуживает не кто-нибудь, а начальник управления? Тогда как?

– Ну и задал ты вопрос. Натурально и просто. Отношение как ко всякому. Одних обвинений, конечно, недостаточно. Нужны, ты же знаешь, доказательства. Но и этого мало. Требуется еще и политическая воля, чтобы что-то решать. Зря ты критиковать его вздумал. Теперь жизни не будет тебе. За больное место задел…

Действительно, было такое дело. Недавно состоялось совместное заседание следственных работников и оперативных уполномоченных уголовного розыска и службы борьбы с экономическими преступлениями. Рассматривался вопрос взаимодействия. Его рассматривают всякий раз, как только жареный петух начинает клевать в седалище. Ругают друг друга за плохую помощь. Однако в последующем все остается на прежних местах. Вот и на этот раз. Заместитель начальника УВД, он же начальник криминальной милиции, непроизвольно «поехал» в сторону следственных подразделений. Хреново работают, одним словом. Оперативники тащат им на блюдечке, а «следаки» отпускают за недоказанностью. Отпускают на свободу тех, по ком не то что камеры, стволы рыдают.

Обыкновенный подлый выпад. Но попробуйте докажите, что это не так.

Синицына всегда бесил подобный подход. Какие могут быть вообще дела, если доказательств никаких. Возьмут пацана, стукнут ему по почкам, он колется. А потом отказывается от ранее данных показаний. Беспредел. Это никому не нужно. Тем более следствию. Поэтому и отпускают задержанных. Это всем известно. Об этом Синицын и сказал. Сказал, встав с места, но его вдруг притянули за уши. Иди на трибуну и говори оттуда, чего с места глотку драть.

Синицын вышел, но сказать, что он думал, ему не дали, устроив перекрестный допрос. Ему задавали вопросы и требовали быстрого ответа. Однако он не руководитель подразделения и не может отвечать за всех. Экзекуция продолжалась минут пять, пока майор вдруг не понял, что из него делают дурачка. И он решился.

– Уважаемые члены коллегии, – начал он сухим голосом. – Все, что вы мне пытались здесь внушить, не имеет для меня принципиального значения. Все принципы, какие требуются следственному работнику, изложены в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации. На мой взгляд, я в полной мере этим принципам следую. Было бы хорошо, если бы им следовал каждый сотрудник милиции. Не инструкции, изданной в министерстве, а именно закону. Не буду многословен, потому что понимаю: мне не дадут сказать. Скажу лишь одно, что этим принципам не следуют даже наши высокопоставленные работники управления, вы сами, члены коллегии. Разве не так? Недавно меня предупредили о неполном служебном соответствии. Но за что, собственно? За утерю якобы, как сказано в приказе начальника УВД, вещественного доказательства, а также предвзятое отношение к ведению следствия по факту обнаружения трупов. Следствие коснулось лишь имени одного крутого директора, который заведует овощной базой. И мне сразу попытались заклеить рот…

– Кто конкретно?! – крикнул с места начальник управления.

– Это очевидно. – Синицын смотрел в потолок.

– Назовите фамилию!

– Вы, товарищ полковник. И вообще я не понимаю вашего поведения. Вы словно бы заинтересованы в том, чтобы следствие по факту обнаружения фрагментов скелета зашло в тупик. То же относится и к делу по факту наезда джипа на стену нашего здания. Но это не так важно. Подобных дел хоть пруд пруди. Наиболее важным, считаю, является факт появления в нашем регионе нового вида «товара» – это психотропные лекарственные препараты, продаваемые через аптеки, а также ликероводочная продукция, прикрытая под аптечные этикетки. Кто обязан организовать работу в этом направлении, уважаемые члены коллегии? Уверен, что это обязанность первого руководителя управления. Но тем ли он занят делом?

Президиум молчал, повесив носы и нюхая воздух. Казалось, кто-то его неожиданно испортил. Только что дышалось легко, и вдруг откуда-то потянуло…

После заседания прошло несколько дней, но еще чувствовался накал страстей…

– Значит, говоришь, за больное место задел всех? – следователь Синицын глядел в глаза Шилову. – А ведь твой брат, депутат Шилов, о том же говорит в городской думе. Ты разве с ним не согласен? Ты же видишь, что творится у нас.

– А что? Не хуже, чем у других. Тебе надо, чтобы война с нашим участием началась? Мне лично не надо. Не те времена, когда действовали такие, как мой Чекист. Тогда по-другому жили. О другом мечтали. Теперь каждый о себе, родном, грезит. Деньги еще никому не повредили. Вот и братец мой. Кричать-то он кричит, но крик этот дальше Ушайска не слышен. Да он и не стремится, чтобы его слышали. Ему не хочется, чтобы единственного ребенка по пути из школы подсадили к себе в машину вежливые дяди и чтобы он потом бегал по городу с вытаращенными глазами… В поисках долларов на выкуп.

– Вот ты о чем. А я думал, ты мыслишь иначе. У вас ведь служба специально для этого создана. Не верю я Тюменцеву. Гребет под себя.

– Да ладно тебе. Это оттого, что наказание на тебя наложил. Но это же сущий бред. Пройдет срок, и наказание автоматически снимется.

– Если новое не наложат…

– Да брось ты переживать раньше времени.

«Это называется: поговорили», – отрешенно подумал Синицын. А ведь он всегда относил Шилова к ярким личностям. Те, кто за словом в карман не лезет, не могут действовать по-другому. Оказываются, могут, да еще как. Стоило коснуться запретных тем, как тут же и доводы появились.

– Ты меня понял, надеюсь?

Еще бы ему не понять. Конечно, майор Синицын все понял. Следователь больше не придет и не заведет разговора с майором Шиловым. Он сам себе теперь голова. Будет копать потихоньку и, если удастся что-нибудь выкопать, пойдет с добычей прямо в ФСБ. Там разберутся…

И вышел, сгорбатившись, из кабинета бывшего друга, не подав на прощание руки. Вышел на улицу и двинулся в обратный путь, словно неся на плечах гигантский груз. Оказывается, все знают либо догадываются о сути происходящего, однако ворошить ничего не хотят. Надо бы поднять из архива уголовное дело в отношении бывшего губернатора Безгодова. Или как там это дело еще назвали.

Вначале, помнится, подняли крик о целом подпольном заводе, обнаруженном на даче. Кто-то безжалостно разнес его в щепки. Однако вскоре громкие стенания сменились разговорами о мести коварной оппозиции. Всего-то! Оказывается, у других претендентов на власть есть собственная разведка и боевые отряды. Дурь собачья. Ничего подобного не было. Людям в очередной раз прошлись по мозгам с пудреницей. Нужно запросить уголовное дело, сославшись на следственную необходимость. Он имеет на это право. Никогда по таким запросам не отказывали.

Синицын возвратился в управление, поднялся в кабинет и принялся писать запрос на имя прокурора. Подготовил, подписал и тут же – в канцелярию областной прокуратуры. Но там рыжая девица, скорчив губы, вдруг потребовала резолюцию начальника службы. Делать нечего. Нужно возвращаться к начальнику. Либо к заместителю.

Сидоров сидел в кабинете и рассматривал газету.

– Петр Иванович, надо подпись на запрос…

Синицын вошел и остановился у стола. Тот придвинул к себе отношение и начал читать, шевеля губами и пристально глядя сквозь очки.

– Что это оно тебе вдруг? – взглянул чиновник поверх очков на Синицына. – Оно же закрытое.

– Не закрыто, а приостановлено…

– Ну, какая же разница? Ты же меня отлично понимаешь. Не работают по нему…

Синицын цепенел. Для чего задавать наивные вопросы, рассчитанные лишь на профана? Это же его прямая обязанность – крючки ставить на бумажках. Остальное Сидорова не должно волновать. В соответствии с требованиями закона он не может отказать следователю. О чем тут думать? Двигает челюстями, как вол на лугу…

– Прочитать надо, Петр Иванович. Посидеть, поразмыслить…

Петр Иванович, словно взаймы давал, поставил наконец закорючку на запрос и передал бумагу следователю.

Синицын с запросом в руках возвратился в прокуратуру. Девица взяла из стола ключи, и вдвоем они пошли в комнату напротив. Искать пришлось почти час. Синицын перерыл все полки и даже целую кучу в углу, но дело так и не нашел. Нет его в хранилище!

Не успокоившись на результатах поиска, он вошел к начальнику следственного отдела. Тот ворошил в руках газету. Слишком толстая попалась.

– Где дело? – спросил Синицын.

Глаза у того побежали по столу: дело? Какое дело? У него их куча, и за все он один отвечать не может.

– Но вы отвечаете за нераскрытые, Петр Иванович. Нет его в хранилище…

– Не может быть. Идем вместе смотреть.

Вдвоем они вновь переворошили стопки – и никакого результата.

– Ну, не знаю. Чтобы эта корка понадобилась кому-то. Там же материалов один рапорт был… – развел руки начальник.

Губы сковородником. Сама объективность и независимость, вместе взятые. Ничего не знает, но удивлен до крайности. Потому что не может такого быть.

Вот и почитал Синицын уголовное дело на досуге, которого и в помине-то нет. Майор возвратился в кабинет. Зря он все это затеял. Зря выступил против начальника. Ничего он не может один сделать. Тут система должна работать. Но когда эта система сама поражена болезнью, то она становится бессильной.

На часах шел пятый час. Рабочий день заканчивался. Далее шла его неформальная часть, когда нужно было еще какое-то время оставаться на месте и подчищать «хвосты».

Настроения у Синицына не было никакого. Два часа устукал на поиск приостановленного дела и не нашел. Словно его никогда не было. А ведь он точно помнил, потому что возбуждено оно было именно им. В нем находились несколько протоколов осмотра места происшествия, протоколы допроса свидетелей. Начинал это дело Синицын. Он же его и в прокуратуру передавал.

Неожиданный звонок вывел его из размышлений. Звонил Шилов.

– Как дела доблестного следствия? – спросил Шилов. И будто не было между ними тягостного разговора. Странная черта характера. – Слушай, я тут подумал над твоими вопросами. Знаешь, ты, наверное, прав. Приходи. Посидим. Обмыслим как следует. Но заранее предупреждаю: все не так просто, как тебе кажется. Придешь?

Естественно, Синицын придет. Действительно, странная черта характера у этого майора Шилова. Быстро забывает, о чем говорил. А может, наоборот. Возможно, он только тем и занимался, что все это время думал. Так упорно, что даже усомнился в самом себе. Решил пригласить Синицына. Значит, доверяет ему…

Следователь поднялся и оглядел кабинет, будто навсегда уходил из него. Нищему одеться – только подпоясаться. Папку разве что взять с собой с материалами, чтобы дома поработать можно было.

Он вышел из управления. Жара спадала. Через минуту он будет в кабинете у Шилова. Все-таки заинтересовался тот личностью их общего шефа. Дошло до него, что не может быть в жизни сразу несколько таких совпадений.

Перед тем как войти в здание, нужно пересечь липовую аллею. Синицын пересек бы ее, не встреться он взглядом со стариком. Чекист сидел на парковой скамье, опрокинув назад голову и засунув за пазуху руку. Он держался за сердце. На нем был серый поношенный пиджак и желтая рубаха. Они узнали друг друга. Взгляд Чекиста выражал страдание.

– Что с тобой, дед? – испуганно спросил Синицын. – Может, помочь тебе?

Но тот лишь качал головой. Потом произнес с трудом, сквозь зубы:

– Сядь рядом, – он указал глазами слева от себя и снова страдальчески закатил глаза.

Синицын присел рядом с бродягой. Он не мог пройти мимо. Он знал, что в прошлом это был настоящий «смершевец», участник войны и что поныне старик находится на связи со старшим оперативным уполномоченным Шиловым.

– Где болит у тебя?

– В груди… Сейчас пройдет. Уже легче…

Старик повернулся к нему лицом.

– Сейчас покажу, где колет… Вот здесь…

Чекист вынул из-за пазухи руку и неуловимо быстрым движением прижал ее к майорской груди. Удар был точным. Широкое лезвие, войдя меж ребер, враз перебило легкое и сердце. Чекист для верности, как по маслу, повел им вдоль ребер. Майор умирал на глазах, сжав стариковскую руку. Чекист высвободил ее из слабеющего захвата и зашептал в ухо:

– Не Чекист я. Тот давно умер. А я живу под его документами… Ведь правда не больно было? Ты даже не заметил… – и ощерился в хищной улыбке.

Молодая парочка наискосок ничего не заподозрила. Просто человек лег отдохнуть на скамейку, а второй, с виду бомж, помог устроиться поудобнее. Если б они присмотрелись пристальнее, то заметили бы, как на груди человека расплывается, набухая, мокрое пятно.

Бомжик неспешно поднялся со скамьи и пошел вдоль аллеи, держа в руках грязного цвета пластиковый пакет. Он выполнил задание. В аллее ему больше нечего делать. Когда надо будет, майор Шилов вызовет. Он знает, как его искать. Пока лучше упасть в тину и отлежаться до лучших времен. Если пронесет, то позже вновь можно будет возникнуть перед майором. Контракт, заключенный между ними лет десять назад, действует до сих пор. А пока им даже находиться вместе опасно. Самого могут израсходовать. На мыло, к примеру, пустить.

Он уходил за пределы области. Железная дорога прокормит…

Под головой у человека в аллее лежала пухлая папка.