Текст книги "Бремя «Ч»"

Автор книги: Николай Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

И вдруг комната стала наполняться голосами, будто смеялись и рыдали десятки людей. Я с изумлением заметил: из золоченого жерла чернильницы вылетают лохматые фиолетовые тени! Мне показалось, две-три из них торопливо выскользнули за дверь; остальные заметались от стены к стене, от пола к потолку, хотя дверь была открыта настежь. Веселые звуки постепенно исчезли, и над головой повис сплошной невыносимый стон. Я закрыл уши ладонями, наблюдая за тем, как лохматые фиолетовые тени, мелькая у меня перед глазами, возвращались в стеклянную гробницу…

Стало тихо-тихо. Неужели так сильно карловское влияние, что для большинства стало невозможным даже освобождение?

Не может быть! Послушал стенку стеклянного куба – да, чернильница гудела от жутких звуков. Хорошо, хоть теперь стенания бушевали в глухой фиолетовой яме, не терзали душу открытыми громкими воплями…

И все же некоторые выскользнули! Кто они?

Примчалась Ри, как-то необычно, с тоскою глядит на меня и молчит! В глазах слезы… К девушке вернулась душа?… Странно… А как же она… до сих пор?…

Ри побежала к лифту, поспешил и я. Но не за тем, чтобы подняться на пятый этаж. Меня интересовали железные ворота и приспособления на стеллажах, изобретенные разносторонне развитым Карлом…

Ворота открылись великолепно, и я мог еще раз полюбоваться: прекрасное изобретение! Вероятно, и действует безотказно.

Удар по стеклышку – обнажилась крупная желтая кнопка. Легко ее нажимаю и слышу: тяжело загудели где-то механизмы, и куда-то вверх поехали ящики и мешки.

Молодец, Карл, не обманул! Система функционирует отлично. Подача осуществляется четко, бесперебойно: ящик за ящиком, в равные промежутки времени, отправляются по скрытому транспортеру…

Почти весь склад разгрузился, когда я услышал сзади бешеный топот и яростные крики. Вбежали карловские слуги, стали меня бить и выкручивать руки…

Появившийся Карл мановением руки остановил экзекуцию.

Краснорожий здоровяк не унимался:

– Нужно спешить! Толпа хулиганов растаскивает продовольственные запасы!..

– Что ты натворил, Чек. Я на тебя так надеялся!

Я молчал, облизывая разбитые в кровь губы и чувствуя, как немеют от нанесенных ударов скулы.

Откуда ни возьмись Бо. Он вплотную протиснулся к Карлу.

– Негодяй! – закричал Бо своему шефу. – Обманщик и негодяй! Долго я молчал, но теперь…

Бо тоже обрел душу! Как его зовут? Бонифаций? Богдан? Боттичелли?…

Бо схватили и уволокли. Карл с чувством повторил:

– Видишь, что ты наделал. А ведь я его любил. Он был самым примерным, самым добропорядочным…

Меня куда-то повели, опять били, и в конце концов я оказался за колючей проволокой. Если бы на этом все кончилось, я бы, наверное, был несказанно счастлив. Но разве Карл отступится? Он теперь только и развернется, только и начнет изощряться. Он, конечно, следит за каждым моим шагом и, свершив наказание, вернет в свое драконовское гнездо… В этом я нисколько не сомневался.

Впрочем, о господине Карле и о том, что меня ожидает, даже думать надоело. И я сосредоточенно, стараясь отвлечься, рассматривал прореху над головой.

В первую ночь эта настырная прореха, казалось, была наполнена не звездами, а сине-зелеными зудящими мухами, вызывала брезгливое воспоминание о городской свалке. Издевательски бренчала на лучине, отщепленной ветром от доски, зловеще завывала и густо забрасывала мелкие колющие капли дождя. И подумалось тогда – дождь несерьезный, кратковременный, не то бы пришлось побарахтаться в ледяном потоке, до костей промерзнуть в мокрой одежде. Тина, в которой вязло небо, то и дело рвалась; ветер старался особенно, даже лучину сломал – назойливое треньканье исчезло, но вой усилился, и появились в нем хрипота и печаль. А сейчас тихо, и кусок неба в прорехе как кусок породы с блестящими алмазными вкраплениями – он мрачно навис, давит всей тяжестью, и кажется, ветхая крыша не выдержит, вот-вот рухнет на безвинных людей…

Все-таки странно: вижу небо, а собственно о небе не думаю. Небесный порог, за которым открывается космос, почему-то меня не трогает, хотя, я чувствую, это не так, подсознание не дает успокоиться, совершенно уйти от космических далей… Пока, видно, слишком сильно притяжение земных реалий, и мысль не может пробить естественный мощный барьер…

Какой там космос! Сознание прежде всего возвращает, так и сяк перемешивая, впечатления прошедших дней. Тяжко вздымается кайло, шаркают лопаты, стучал о днища носилок куски тяжелой породы, взад-вперед с натужным скрипом носятся тачки, смутно возникают в темноте грязные, с потными подтеками лица рудокопов, ослепительно сверкают белки глаз…

Космос, однако, привораживает, заставляет пристально рассматривать алмазную россыпь звезд. Одна звезда, у самого края, особенно лучится – будто крупный самородок, обработанный рукой мастера. Вчера, когда была найдена целая семья царственных алмазов, драгоценные находки выглядели мутными стеклянными сгустками. Когда они еще обретут блеск и величие!.. А меня зримо слепил гранями редкой красоты бриллиант. Звезда долго искрилась, и волшебная шкатулка сознания понемногу закрывалась. Жгучее чувство досады, наконец, растворилось, исчезло… Видно, дала о себе знать усталость и затопила в сонных водах всякую мысль о горьком и печальном.

Необъятное пространство над головой расплылось и стало гаснуть. Где-то там, в чернеющей глубине, проявилось, высвечиваясь все рельефнее, до боли знакомое лицо… Неужели не узнаю сам?… Узнал! Это же Вильям, мой лучший друг, гениальнейший изобретатель!..

Вильям, как всегда, строг, неулыбчив, приглашает следовать за собой. Вокруг нас, на тысячи верст в любую сторону, океан, зеленая вода – мы идем по ней, как по зеленой тверди. Я не спрашиваю, почему мы не тонем, я точно знаю – это старания Вильяма: невидимые космические силы легко держат нас, а как действует механизм поддержки – величайший секрет конструктора…

«Хорошо придумал», – говорю я Вильяму. «Неплохо, – соглашается он. – Но есть кое-что получше. Хочешь взглянуть?» – «Показывай!» – весело соглашаюсь я. И вдруг чувствую: иду ко дну! На лице – прозрачная маска, легко дышу… Ласты позволяют остановиться и разглядеть Вильяма. Он тоже в маске; однако хорошо его слышу: «Внимание! Встречаем акул!»

Слева, справа, под ластами, над головой засеребрились могучие зубастые туши. Я обомлел, ни жив ни мертв жду нападения… Даже вскрикнуть боюсь! Краем глаза замечаю: Вильям обнялся с одной хищницей, вместе кувыркаются, устроили возню… «Поговори с ними – кричит он. – Акулы любят!» Я робко дотронулся до рыбьей морды – той, что была поближе, – зверюге понравилось, она легко поддела меня острым носом, приглашая к игре. Чудеса! Мы устроили нечто вроде беготни друг за другом, конечно, я всегда отставал, но дружелюбная зверюга немедленно возвращалась и позволяла шутливо себя шлепнуть…

Наигрались вдоволь, и Вильям позвал меня наверх. Мы опять зашагали по зеленой воде. Мой друг сосредоточенно молчит, мне тоже не хочется говорить – полный отдых, полная свобода! Все же глупый вопрос сам по себе выскочил: «Мы случайно не в Ноосфере?» Вильям ничуть не удивился, ответил: «Очень похоже. Союз добра и разума! Помнишь байку, которую я рассказал тебе совсем недавно?» – «О виртуальном обмане?» – «Не только о виртуальном. О лжи вообще. О тех, кто пронизан ложью… У нас таких нет. Как в Ноосфере». – «Да, да, припоминаю… Но почему вокруг нас вода?» – «Хотелось побыть с тобой наедине, чем-нибудь потешить…Не понравилось? – «Ноосфера удивительна…» – «Скоро выйдем на берег. Там столько всего! Но ты не заметишь». – «Почему?» – «Ты вырос в этом мире, это твое, родное, поэтому незаметное…»

Я не возражал. Вильям затронул что-то очень важное, но засветившаяся мысль мгновенно погасла…

А вот и берег – светлая песчаная полоса выбежала прямо на нас. Я предложил искупаться и, сбросив одежду, плюхнулся в накатившую волну. А не может ли Вильям, – догадался я, – объяснить: кто я, откуда, зачем на этой земле? Я, чувствую, не одинок. Есть у меня какие-то привязанности, близкие люди…Вильям как будто меня услышал, попросил: «Не торопись. Всему свое время. Могу сказать лишь одно: она тебя ждет». – Кто – она?» – «Твой самый дорой человек». – «Мне стыдно! Я все на свете забыл! Ну, пожалуйста, назови имя!» – «Не могу». – «Ну, хотя бы одну букву!» – Вильям поднял камушек и на белом песке начертал: «Л». – «Ну, пожалуйста, еще одну!» – «Ладно. Еще одну можно». – Рядом с «Л» Вильям нарисовал кружок.

«Ло?» – не понял я. Ну, точно по системе имен господина Карла!

Грозные окрики надзирателей прервали столь дорогое для меня видение.

– Поднимайс-с-сь! С-с-скоты!..

Ряды серых лохмотьев зашевелились, задергались – узники торопились встать, чтобы избежать ударов кованых ботинок под ребра. Я поспешил во двор к нужнику, но здесь уже толпились ожидающие очереди. Через несколько минут, отведенных распорядком, двор опустеет – в бараках торопливо застучат ложки о деревянные чашки: начнется кратковременный, почти пустой завтрак.

Вчера утром у столба ограды с проржавевшими иглами колючей проволоки, у самого его основания, разглядел я зеленые побеги нежной травки. Я еще удивился: осень, холода набегают, вокруг ровный каменистый пустырь, а травка не замечает ни пронизывающего ветра, ни заморозков, ни гнетущей пустоты мертвой тюремной территории – поднялась как символ каких-то скрытых светлых сил… Нагнулся я к стебелькам, провел огрубевшей ладонью по шелковистому ершику – и так стало на душе тоскливо, впору бы завыть. Но тоска моя где началась, там и кончилась. Одним ударом охранник отшвырнул меня в сторону и принялся бухать сапожищами по слабым неокрепшим листочкам. Вот и глянул я сейчас: как она там, горемычная травка…

Выжила! Несколько стебельков распрямились всем напастям назло, кажется, даже проклюнулись свежие побеги. На радостях я чуть не присел на корточки, чтобы получше рассмотреть живое чудо, но вовремя вспомнил вчерашнюю расправу и шагнул в сторону. Я сказал себе, что буду приходить сюда каждый день, утром и вечером, склонять голову перед земной жизнестойкостью, учиться у этого хрупкого существа бороться и побеждать…

Наконец, все процедуры позади, дежурный ловко собрал посуду, и над бараками тягуче, в тысячу голосов, пророкотало:

– Благодарение господину Кар-р-лу!..

Объявлено построение. Бегу к воротам и занимаю в разношерстном сером строю место, определенное мне с первого дня. Слева почесывается Бо, справа – крючится от холода Па. Их бросили сюда вместе со мной, и виноват в этом был я. Это я выпустил их из чернильницы, и они оскорбили Карла.

Бо несколько раз благодарил меня, как он сказал, за освобождение души. Был он тих и молчалив, раздобыл где-то клочок газеты и скрытно изо дня в день что-то там вычитывал.

– Как самочувствие? – спросил я у него.

– Жить можно, – скромно ответил Бо. – Только бы лучше кормили.

– О чем вы? – встрепенулся Па.

– Жалуется на пустой желудок, – объяснил я.

– Я тоже жалуюсь. Но что поделаешь, – вздохнул Па и плотнее завернулся в лохмотья. – Ты все-таки с ним поосторожней, – тихо сказал он, кивая на Бо. – Меня чутье не обманывает.

Па уже в который раз говорит о том, что Бо – доносчик. Дескать, его специально приставили, чтобы он сообщал Карлу. Но что-то не верится. Живет Бо замкнуто, тихо, ни во что не вмешивается. Ну, был он когда-то отъявленным бюрократом, но доносить… Нет, у меня у самого есть чутье. Не тот человек Бо, чтобы кого-то предавать. Поэтому я молчу, переминаясь с ноги на ногу, жду команду на выход. В ходьбе немного согреюсь…

И вот колонна стала вытекать из ворот мутным потоком. Идем молча, говорить запрещено. В самый раз обмозговать ночное видение, но не получается. Бо шепчет:

– Ты сегодня не очень старайся… Пожалуйста. За тобой не угонишься…

Я вспомнил, как вчера на славу помахал кайлом, как мимо меня, словно привидения, носились живые тени, сновали тачки.

– А что, разве плохо потрудился?

Бо с укоризной взглянул на меня.

– Подумай о них. Разве не жалко?

Так вот почему все вокруг на меня хмуро поглядывают! Люди изможденные, еле шевелятся, а я… И как не догадался! Странная непонятливость…

Мутный поток заметно сбавил течение, стал наползать на пологий холм. Километров пять будем петлять в предгорьях, пока дорога не приведет к глубоким холодным норам рудника.

– Бо, – спросил я, чтобы скоротать время. – А как твое настоящее имя?

– Не помню. Господин Карл приказал забыть, вот и выветрилось.

Па тоже было интересно, он прислушивался, то и дело выбиваясь из строя.

– Эту кличку, – продолжал Бо, – придумал господин Карл. О, господин Карл – великий выдумщик. Когда он размышлял над тем, как же назвать меня, вдруг вызвал к себе и сказал: «Я думаю, что ты «Не Бог весть какая птица». Не правда ли, прекрасное имя? Однако всю фразу произносить слишком долго. Называть тебя «Не Бог» – нелепо. А «Бог» – нельзя, потому что ты и в самом деле не Бог. Самым подходящим я считаю укоротить слово, которое обозначает всевышнего. «Итак, – сказал он, – отныне ты Бо. Имя твое будет напоминать тебе о моей милости, потому что я мог назвать тебя, к примеру, жабой».

– Хорошенькая история, – вздохнул я, вспомнив, с какой виртуозностью господин Карл подбирал имя и для меня.

Бо легонько толкнул локтем, и я заметил: за мной прозрачными глазами наблюдает стражник, вышагивая в ногу с колонной. Тот самый, который топтал вчера безвинное растение…

Стражник отвел взгляд, убедившись, что нарушений нет, и поотстал, прочесывая взглядом густые ряды узников. И опять, как вчера, во мне все заклокотало. «Ну разве это человек, – думал я. – Это не человек, а робот… – И продолжал дальше уговаривать себя, находить убедительные доводы. – Если бы у него была душа, он никогда бы этого не сделал. Но у него нет души. И он в этом не виноват. Господин Карл напрочь выбил из него все доброе, все светлое, все настоящее. Робот? Нет, робот добрее, робот, специально не запрограммированный для убийств и разрушений, существо безобидное. Он только трудится, только приносит пользу. А этот стражник – запрограммирован отрицательно, нет у него ничего святого…»

Бо опять легонько толкает в бок. Говорить нельзя – за нами наблюдают.

Все-таки молодец Бо, сумел сохранить в себе человека. Не каждый так может. Господин Карл великий специалист выворачивать душу наизнанку, умеет стерилизовать и мысли, и чувства… Уверен, когда-то этот стражник был нормальным и очень даже неплохим человеком. Не зарился на чужое, не унижал своих кровных братьев побоями, не обагрял руки людской кровью… Вчера, когда пришла Ри, на этого верзилу в человеческом обличии стыдно было смотреть: гнусное, жадное существо набросилось на девушку и вырвало из рук сумку с провизией. Хорошо, что вмешался начальник стражи, и часть еды была возвращена. Два сухарика я сунул в карман, один сжевал; когда Ри покинула караульное помещение, стражник повторил нападение – отобрал сумку и все, что в ней было…

Ладно, не буду травить себя тем, что не вернешь и не исправишь. А если говорить о вчерашнем дне, то он был все-таки не так плох, учитывая неожиданный приход Ри и то немногое съестное, которое удалось сохранить.

Ри была одета непривычно просто – в серенькое платьице с капюшоном. Вполне понятно – принималось во внимание не очень-то приличное место, куда она направлялась. Но и этот неброский наряд не смог скрыть ее похорошевшее, чертовски симпатичное лицо, пухлые губы и светло-зеленые, кристальной чистоты глаза. Стражники вперили в нее плотоядные взгляды, и даже, когда она вышла, чтобы сесть в авто, высыпали на территорию тюрьмы.

А здесь, в сторожевом помещении, после того как был укрощен наглый страж, удалось несколько минут поговорить.

– Господин Карл передал привет, – начала Ри.

– О, значит, вы от господина Карла! – ухмыльнулся я. – Отдайте сумку этим барбосам.

– Нет-нет, – заволновалась Ри. – Я от самой себя…

– И господин Карл не знает! – ехидно вставил я.

– Знает. Я у него выпросила авто. Иначе как бы добралась.

– Передайте господину Карлу – я всем доволен.

– Зачем вы так… – тихо произнесла Ри. – Я от чистого сердца. Насилу господина Карла уговорила…

– Вот еще новости. Вас никто не просил. Кстати, в сумочке нет записывающего устройства?

Ри с укором посмотрела мне в глаза.

– В сумочке нет записывающего устройства.

– Слава богу. Ну, так слушаю вас.

– Я… о вас думала. Мне показалось, вы непростой человек.

– Что еще показалось?

– Прошу вас, не грубите. Через несколько минут уйду…

– Вы действительно – по собственной инициативе?

– Да.

– Спасибо.

– Эх, вы, – поднялась Ри. – А я-то думала, поймете… – Она порывисто направилась к выходу.

– Откройте, – потребовала она у стражника, кивнув на тяжелую кованую дверь.

Стражник ловко защелкал замками. Когда Ри торопливо выскочила, он усмехнулся:

– Эта мадам тебя знать не хочет. И приношение – не тебе, а как ты правильно сказал – мне, барбосу! – Он засмеялся, озираясь по сторонам, в надежде найти поддержку у остальных. Но комната оказалась пустой – все выскочили вслед за Ри.

Вспоминаю я этот визит Ри, стараюсь осмыслить каждый ее жест, каждое слово. Похоже, девушка приехала ко мне по своей инициативе. Вернулась душа! Затоптанные ростки прорастают…

Колонна густо забурлила в лощине, на узком спуске – значит, почти пришли. Немного влево – и откроются черные входы, а в них – примитивные приспособления для спуска и подъема. Здесь всех рудокопов разделят на группы и поочередно, по десять человек, больше в клеть не помещается, начнут отправлять в земные недра.

Бо совсем расхандрился. Не хочется ему спускаться в подземелье, таскать неподъемные тачки с рудой. Никому не хочется, но для Бо этот труд особенно мучителен – он привык к умственной работе, и мышцы у него вялые, слабые, остро болят, ночами он стонет.

Па бодрится, не показывает виду. Но охота ли ему дышать пылью, поднимать тяжести, ворочать лопатой?… И все из-за меня. Не могу себе простить.

Смиренно ждем своей очереди. Наконец нас громко отсчитывают; колесо, через которое переброшен канат, завизжало, и наша клеть устремилась вниз. Там, в преисподней, долго идем, спотыкаясь и наваливаясь друг на друга – ведь фонарь только у ведущего.

Пришли. На месте выработки что-то уж очень светло и много народу – почти всех рудокопов согнали. Ко мне проталкивается плотный низенький человек в кожаном пальто и защитном шлеме и возбужденно говорит:

– Я инженер. Мы спустили в шахту машину, но, к сожалению, некому доверить. Я знаю – вы сможете.

Молча киваю и направляюсь за инженером. Ага, вот она, врубовая машина. Во все стороны торчат сильные зубья, как бивни у мамонта. Этот зубастый барабан способен, пожалуй, раздробить не только алмазную жилу…

Инженер приглашает меня жестом в кабину. Я осматриваюсь, чувствую настороженные взгляды; но они почему-то меня не останавливают. Ведь знаю – не следует соглашаться, Бо предупреждал, и все же завожу мотор и трогаю рычаги. Пробую управлять, и, наконец, у меня получается.

Барабан ревет и бешено вертится. Как нож в сливочное масло, ввел его в твердую бугристую породу. И пошло! Люблю хорошую работу! С удовольствием потрошу породу; вгрызаюсь вправо-влево-вверх-вниз, куски отваливаются, летят во все стороны. А ну, успевай за мной!

Сколько я так орудовал врубовым барабаном, точно не знаю. Но прошел в глубь несколько метров. Глянул за собой, а там сплошные завалы – не успевают за мной грузить на тачки и вывозить. Вдруг сверху посыпалось. Я выключил мотор, услышал крик и ругань. Выбрался из машины.

– Там он, там! – кричат вокруг и показывают на гору сколышей.

– Лопаты, лопаты! – ору и сам кидаюсь разгребать осыпь руками. И откуда силы взялись! Точно врубовая машина, я швырял тяжелые ошметки далеко в стороны и увидел, наконец, черное, с кровавыми подтеками лицо Па.

Я выволок Па на ровную площадку и убедился, что он живой. Сердце отзывается слабо, но дышит человек, значит, есть надежда.

– Что же ты делаешь, а? – негодующе прошипел мне Бо. – Я же просил!.. Хочешь всех угробить?

Подскочил инженер, замахал руками, раскричался.

– Почему стоим? Где машинист?

– Человека нечаянно… – хотел было я объяснить.

– Какого еще человека! – вскинулся инженер. – Где ты видишь людей? Живо в кабину!

Пришлось Па оставить. Я полез в машину, незаметно прихватив кусочек породы. Будет вполне достаточно. Уронил комок в сплетение шестерен и включил мотор. Захрустело, замигало, где-то снизу задымилось – и мотор заглох.

Выскочил наружу и развел руками: что-то случилось. Инженер тут как тут. Бегает вокруг машины, ругается на чем свет стоит.

– Такой-рассякой! Не можешь техникой управлять, берись за лопату!

Инженер полез в мотор, а я из машиниста превратился в простого рудокопа. Это и справедливо – сам наворочал, сам должен и расчистить. Но прежде чем взять заступ, склоняюсь над Па, вытираю ему лицо. Он смотрит на меня в упор и бормочет нечто странное:

– Зачем спас меня… Я негодяй, подонок… я… я…

Прозвучал грозный окрик: работать! Вкалывай и ни о чем другом не думай! Хорошо, Бо смог увернуться. Через час он вынырнул из темноты и сообщил: Па молодец, держится. Вдвоем мы сможем довести его до лагеря.

Хороший человек Бо. Нет, такой не способен на предательство… Смешно даже думать.

Я остервенело, во всю мощь (удивительно, откуда берутся силы!) двигал заступом и думал лишь об одном: скорее бы кончился этот день, скорее бы наверх!

Наконец дали отбой, и рудокопы столпились возле клети. Меня и Бо, поддерживающих с двух сторон Па, пропустили вперед и подняли первыми. Па, конечно же, чувствовал себя отвратительно, постанывал, но деваться было некуда – не оставаться же здесь на веки вечные!.. Стражники в два счета спишут из числа живущих. Дай только повод…

Па был настолько слаб, что тащить его было настоящим мучением. Он по сути дела не шел, а лишь для видимости переставлял ноги, наваливаясь то на меня, то на Бо. Стражники видели наши мучения, подозрительно поглядывали, но помалкивали. Понимание, надо сказать, редчайшее. Что ж, спасибо и на этом.

Уже в тюряге Па обмяк совсем. Мы ввели его в барак, и я устроил беднягу на своей лежанке. Если мне захочется лечь, приткнусь рядом.

Бо раздобыл где-то воды, принес ее в жестянке, но напоить Па не удалось: он заметался, вскинул руку и жестянку нечаянно опрокинул. Опять он бормотал непонятное:

– Я негодяй… Я подонок… Отойдите от меня! Отойдите!..

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я у Бо.

– Ничего, – покачал он головой.

Вечернюю кашу, вернее несколько осклизлых комочков вареной крупы, мы отдали Па. Однако кормить его было не менее трудно, чем тащить на себе весь длинный путь от рудника. Па выплевывал зерна, чертыхался, просил оставить его в покое.

Я вспомнил о двух сухариках, которые успел сунуть в карман во время божественного прихода Ри. Достал из тайника белоснежные ломтики с лоснящейся красноватой корочкой и подал Па.

Вдруг Па затрясся всем телом и зарыдал. Хорошо, что Бо ушел добывать воду и не слышал, в чем Па признался.

– Вы тут возитесь со мной… А зря! Я слежу за вами… Я доносчик!

– Карл? – спросил я.

– Кто же еще, – выдохнул Па.

– Знаешь что, – вдруг осенило меня. – Ты поправляйся. Если хочешь, будем друзьями. А насчет Карла… Делай вид, что все идет по-старому. Только доноси не все. Договорились? И нашему Бо ничего не скажем.

Па бессильно заморгал.

– Меня убить мало…

Бо принес воды, и Па захрустел сухариками, часто припадая к жестянке.

– А теперь спать, – скомандовал я. Па послушно закрыл глаза. Бо, пожелав спокойной ночи, отправился на свою лежанку.

Признание Па все же взбудоражило меня. Я попытался вспомнить, что же интересного для Карла я мог выболтать? Роб? Имя это и все, что связано с Робом, я держу за семью замками. Помнится, я высмеивал нелепости карловского учреждения – пресловутый бюрократический музей, сочинение протоколов, оповещение мертвых душ – но Карл хорошо осведомлен о моей строптивости и для него подобная информация не будет новинкой. Собирался я рассказать Па и о сочинениях Карла Великого, и уже мысленно представил, как я хлестко высмею этого лжетворца, но присутствие Бо меня смутило – ведь он, насколько мне известно, к этим сочинениям причастен…

Уснул я быстро, даже звездами не полюбовался, и лишь вскользь помечтал о новом путешествии в свой родной мир…Сказывался прошедший тяжелый день. Сколько пришлось перебросать породы – уму непостижимо. Однако держат ноги, двигаются руки, в целом не так-то все и плохо… На сей раз явился ко мне господин Карл, вернее – огромное зубастое чудовище, которое как-то странно меня заглатывало – размякшие крупные зубы жадно глодали меня, глодали, и я все глубже погружался в смердящую пасть.

Неприятный сон – и, как говорится, в руку: едва раздались утром пробуждающие вопли охранников, за мной явилось легковое авто господина Карла. Я отказался ехать – Па очень слаб, на работу выйти не может, и если его не защитить, неизвестно, что с ним будет. Я так и сказал шоферу:

– Передайте господину Карлу мою благодарность. Но я чуть не отправил на тот свет Па. Бросить не могу. Поеду только с ним!

Шофер сразу укатил, а я, дойдя до барака, неожиданно для себя вернулся к воротам и зашел в караульное помещение.

Начальник стражи и тот робот, с пустыми стеклянными глазами, доедали содержимое сумки, которую привезла для меня Ри. Робот чуть не подавился, увидев меня. Он завопил, как безумный: «По какому праву!» – и застрочил изо рта во все стороны крошками.

– Часа через два я уеду, – с достоинством сказал я. – На прощание, в знак особой симпатии к вашей доблести, хочу поделиться секретом. Как, по-вашему, почему я такой сильный?

– Сильный? – поперхнулся робот. – Ты сильный? Да я тебя одним мизинцем!

– А ну, – сказал я с вызовом.

Робот размахнулся. Я вовремя нагнул голову, и тяжелая рука просвистела мимо. Зато я размахнулся следом и не промазал. Стражник щлепнулся на пол и замер. Пришлось приподнять его за воротник и с треском опустить на скамью. Начальник стражи попятился, потянулся к кобуре, что висела у него на боку, но пистолет так и не вынул.

– Я же сказал, – спокойно повторил я. – Я пришел поделиться секретом. Цели мои, как видите, мирные и безобидные. Так знаете, почему я такой сильный?

Стражник, кажется, пришел в себя и недоуменно замотал головой.

– Та самая травка, – сказал я.

– Какая? – выпучил глаза стражник.

– Та самая, которую ты топтал.

– Дает силу?

– Да, дает живущим силу.

– Ну, так что? – допытывался начальник стражи.

– Советую поливать и… ухаживать.

– Немедленно полить! – рявкнул начальник стражи своему подчиненному. Тот без промедления вскочил на ноги и исчез.

– Надеюсь, – заключил я, – у вас хватит ума не посылать сегодня меня и покалеченного человека на работу. Или вы не слышали, что господин Карл пришлет за нами авто?

Я с гордо поднятой головой вышел и с удовольствием понаблюдал за тем, как стражник собственноручно разбрызгивает воду из ведра.

Меня и беднягу Па на рудник не погнали. Вскоре прикатило карловское авто, и я поднял Па для путешествия. На этот раз рядом с шофером сидел мой старый знакомый – человек, лицо которого я никак не мог запомнить. Ну да, сопровождение. Ведь мы, как – никак, преступники.

С неимоверными усилиями втиснул стонущего Па в тесный салон. Шофер поторапливал. В это время в тюремный двор въехал фургон с новой партией заключенных. Стража выводила новичков по одному, и я чуть не подпрыгнул, увидав Вора. Он тоже заметил меня, вытаращил глаза, но конвой погнал лысого бедолагу дальше… Вот так открытие! Значит, Вора прихватили в Розовом доме!..

Всю дорогу думаю только об этом, о своей глупой вине… Вот, дожил до позора!..

В городе авто остановилось возле неизвестного мне здания, и люди в белых халатах унесли Па на носилках.

– Не беспокойтесь, – густым басом пропел сопровождающий, – это больница. – И положил руку мне на плечо. – Поедете домой. И будете вести себя тихо-тихо. Приказ господина карла.

Я промолчал. Сопровождающий отвернулся, и его лицо почти сразу истлело в моей памяти… Попробовал напрячься, мысленно восстановить портрет – нет, все черты лица безвозвратно улетучились…

Легковушка подкатила к печально знакомому особняку за городским парком, – это в самом деле мой дом, насквозь просматриваемый и прослушиваемый Карлом. Значит, опять буду под недреманным оком.

Теперь-то уж я в капкане, вижу сам, Вдоль ограды прогуливаются люди господина Карла, в саду и около дома колышутся подозрительные тени. Открываю калитку и вижу своих сторожей воочию – они не прячутся, только делают вид, что здесь они просто так, не нужно обращать внимания…

Врываюсь в дом и запираю дверь на ключ. Пусть смотрит на меня Карл, пусть задает дурацкие вопросы – теперь мне все равно. Может быть, самому позвонить, поблагодарить за освобождение? Нет, сначала выкупаюсь, переоденусь. Белье и костюм уже приготовлены. Спасибо, господин Карл, вовек не забуду.

Сбрасываю заскорузлое тряпье и погружаюсь в ванную – даже вода приготовлена, до чего же Карл предусмотрительный!

Захотелось подурачиться. Я заколотил ладонями по воде, высоко взбивая пену.

Нет, невесело что-то, игры не получается. Думаю о предстоящей встрече с Карлом. Вокруг меня плещутся акулы – не виртуальные, не укрощенные веками, а настоящие хищники, готовые растерзать…

Зеркало говорит: вид у меня в общем-то сносный. Электронная бритва помогает снять со щек и подбородка рыжеватую щетину, а ножницы убрали на шее и на висках лишние завихрения.

Все. Я готов для аудиенции. Пасовать не собираюсь. Из озорства беру с полки первый подвернувшийся под руку том сочинений Карла Великого и сажусь в кресло. Открыл книгу и чуть не сморщился (нельзя, на меня смотрят, меня изучают!) – попались избранные письма к друзьям, сослуживцам, деловым людям. Для приличия полистал увесистый многостраничник и вернул сию тяжесть бедной полке. Только она и выдержит столь неподъемный груз…

Карл, однако, не подавал никаких признаков существования. Может быть, и охрану снял? Выглянул в окно – да нет, молодчики Карла бодрствуют, значит, бодрствует и тот, кто их сюда послал…

Решительно поднимаю трубку. Нежный женский голос говорит:

– Наконец-то.

Не сразу понимаю, что это Ри.

– Что – наконец-то?

– Позвонили.

– А при чем тут вы? Мне нужен господин Карл.

– Господин карл поручил передать…

– Ага, опять поручил.

– Странный вы какой-то.

– Ага, странный. Кстати, спасибо за сдобные булочки и пирожки с мясом. Они очень понравились барбосам из охраны.

– Не хотите со мной говорить? Ладно. Господин Карл ждет вас завтра в девять ноль-ноль, – печально ответила Ри.

– А я хочу лицезреть шефа сегодня! Рабочий день еще не закончился.

– Господин Карл…