Текст книги "Бремя «Ч»"
Автор книги: Николай Бондаренко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Вижу – Элен уловила нужное имя, отбросила остальную шелуху. Она, похоже, обрадовалась нечаянной весточке и сказала:
– Что-то припоминаю… Возможно, я в самом деле видела вас!
– Вынужден перед вами извиниться, – обратился я к господину Крому. – Этой встречи я не требовал. Просто сказал однажды господину Карлу, что знаю вашу супругу. Вот и все.
Господин Кром разочарованно прокашлялся.
– Ну что ж… Надеюсь, вы остались довольны.
– Вполне, господин Кром.
– Только прошу об одном. Мы живем тихо, уединенно, никого не принимаем. Вы там встречайтесь, переписывайтесь, а нас уж оставьте в покое.
– Хорошо, господин Кром.
На этом свидание закончилось. Я боялся лишний раз взглянуть на Элен. И только прощаясь, имел возможность открыто прочитать в ее глазах благодарность.
Господин Кром любезно распорядился подвезти меня к месту службы на своем авто, и я таким образом быстро достиг карловского кабинета.
Карл с нетерпением поджидал меня.
– Ну, как? – сразу заинтересовался он. – Доволен?
Я неопределенно пожал плечами.
– Знаю, – сказал Карл. – Разговора не получилось. Оно и понятно – в присутствии ревнивого, грозного супруга! Однако ловко ты выкрутился. Понаплел всяких друзей, прикинулся простаком… Большие артистические способности! Я даже подумал: не ввести ли тебя в сериал?
Я молчал, разглядывая сверкающие корешки многотомных сочинений. Карл, не дождавшись ответа, с чувством предложил:
– О друзьях своих ты еще расскажешь, притом подробно. А сейчас нужно прислушаться к советам господина Крома. Не следует врываться в мирную обитель и вносить переполох. Хочешь знать, чем закончилось твое любовное свидание? Изволь.
Карл опустил руку под стол. Что-то щелкнуло, зазвучал натужный, с характерной сипотой голос господина Крома:
«…и тысяча самых искусных, самых сладких слов не поможет! Нет, я не могу забыть плотоядный блеск твоих бесстыжих глаз. Провалиться бы сквозь землю, только бы не знать позора!
– Не пойму, – послышался дрожащий голос Элен, – в чем я перед вами виновата? С этим молодых человеком, которого вы сами привели, у меня ничегошеньки не было! Ни встреч, ни свиданий, ну ничего, ничего!
– Откуси и выплюнь язык, низвергающий ложь! – взвизгнул господин Кром. – И за какие грехи приходится терпеть страшное унижение!
– Очень вас прошу, оставьте подозрения. В конце концов, пожалейте меня. Изо дня в день – одно и то же!
– Да, да, одно и то же. Но благородные действия мои всего лишь эхо твоих свершенных и не свершенных поступков…
– Нет, я не вынесу, уйду! До смерти надоело…
– Опять помышляешь не о том, чтобы смирить себя, а таишь в душе новую гадость. Уйти? Попробуй, посмотрим, что из этого выйдет.
– Не пугайте, господин Кром! Я вас не боюсь. И если задумаю уйти – никто не удержит.
– Хочу дать совет, – захихикал господин Кром. – Позови на помощь своего дружка! Вдвоем бежать веселее.
– И позвала бы, – с отчаянием ответила Элен. – Если бы знала, где искать…»
Карл торопливо выключил тайное устройство, с укоризной сказал:
– Видишь, Чек, что натворил. Этот случай, надеюсь, послужит уроком. Теперь к делу. Закрывайся в своем кабинете – и за работу. Протокол! Я закрепил за тобой Ри, она проследит за набором. Написал страничку – передай. Так, конвейером, и пойдет. – Карл вдруг продекламировал: – А потом, знаешь сам, отдыхать по домам! – Он засмеялся, радуясь нечаянному экспромту.
Конвейер заработал. Я сочинял выступления, обогащая их из литературной практики Карла Великого. Ри относила листки и сразу же возвращалась.
За окном давно стемнело, и последнюю, двадцатую страницу, я отдал ей в десять минут одиннадцатого.
– Можете идти домой, – наконец сказала она, в последний раз окатив меня густым ароматом духов. – Протокол передам сама. Таково распоряжение.
Тем лучше! Кто-то заплакал бы, только не я!
Я торопливо сбежал по ступенькам вниз и почувствовал, как все во мне притупилось. Даже домой я не спешил.
Вдоль чугунной ограды парка проплыла знакомая шляпа. Давненько не было «хвоста»! А может быть, не замечал?
Молодой неяркий месяц откровенно усмехался: «До какой жизни ты дошел, Человек! Разве это твое настоящее дело? Почему ты смирился, не протестуешь? А может быть, тебе нравится постыдное для человека звание холуя?»
Нет, не нравится звание холуя. Не нравится унижение. Да и многое другое не нравится. Я молчу не потому, что согласен, а потому, что не понимаю чего-то важного…
«Поймешь ли, – кривится месяц. – Вот погоди, загонит тебя Карл в стеклянную гробницу, попадешь в Иносферу!»
«В Иносферу? Разве я думал о ней?…»
В какую-то секунду ощутил себя на дне гигантской чернильницы… Мне захотелось что есть силы крикнуть: «Месяц, дружище, помоги! В этой темени я задыхаюсь!..»
Месяц спрятался за верхушками деревьев, не желая со мной разговаривать. Что ж, он прав, с такими, как я, так и поступают…
Около моего дома опять мелькнула шляпа. Не слишком ли часто? Видимо, Карл распорядился усилить наблюдение за Чеком. Ну, конечно, я же дал повод!..
Во дворе было хмуро, темно. Месяц скупо освещал лишь полоску земли перед крыльцом. В саду, как черные пантеры, настороженно лежали длинные тени. Дальше, в глубине сада, скопилась непроглядная темнота и по самую крышу затопила флигелек.
В дом пока не пойду, решил я. Наверняка, телефонным звонком меня караулит Карл.
По дорожке направился в сад.
Домик, наконец, засветлел, смутные части его проступали все рельефней, и даже стал заметен матовый блеск черепицы. Темнота уползла под кусты, и я удивился: не так уж и темно, как виделось со стороны. Месяц, оказывается, сквозь ветви заглядывал и сюда, но не хотел светить ярко, приглядывался и прислушивался.
Я сразу заметил: дверь во флигелек была приоткрыта, металлическая ручка призывно блестела – не теряйся, входи! А что там делать – одному, в пустой комнате!
И вдруг голос Роба:
– Сколько можно ждать. Не топчись же у входа!
Поверить ли? Роб! Он включил лампочку, и приглушенный свет, как искусный скульптор, вылепил прекрасный портрет. Скулы, кажется, еще больше заострились, подчеркивая устремленность и силу духа беспокойного молодого человека.
Мы крепко пожали друг другу руки. Я предложил:
– Поужинаем?
– С удовольствием, – согласился Роб.
Я сбегал в дом; не включая свет, извлек из рефрижератора бутерброды, прихватил начатую бутылку «бренди», чайные чашки. Мы выпили, пожелав всему миру благополучия, и приступили к уничтожению бутербродов.
– Знаешь, – признался я. – у меня такое ощущение, будто я забрел в этот уродливый мир случайно…
– Вполне может быть! – рассмеялся Роб. – По крайней мере, чудаков, отдающих последнее, я не встречал.
– Роб, – сказал я виновато. – Я чуть не выдал тебя…
– Да ну? – заинтересовался он.
– Нечаянно ляпнул, что ты историк.
– А что еще сказал обо мне?
– Сорок лет. Имя – Боб. Этот Боб испугался моего пропуска и ретировался.
– Значит, мне остается сменить профессию. Отныне я преподаватель литературы. А сорокалетний историк Боб исчез навсегда.
– И еще. Я должен немедленно сообщить о твоем появлении.
– Ну и что же? Действуй.
– За кого ты меня принимаешь?
– Не сердись, я тебе верю. А этот господин Карл – настоящий дракон. Есть драконы и помельче, но похоже, Карл в этом драконовском созвездии самая крупная, самая грозная звезда. Даже приближаться к ней опасно…
– Верно, Роб. Такое расскажу – ахнешь. Картотека, например. В ней подробные сведения о любом и каждом!
– Это не самое страшное, – улыбнулся Роб. – Сведения обо мне ты сумел сохранить в тайне.
– Роб, – спросил я. – Ты бы хотел увидеть Элен?
– Зачем? – удивился он. – Прошлого не вернуть. Ничто уже не имеет смысла.
– А мне показалось – имеет.
Я рассказал Робу, как узнал адрес Элен, как встретился с ней в присутствии ревнивого господина Крома.
– Напрасно, дорогой Человек, – с досадой сказал Роб. – Все напрасно!
Наверное, в самом деле напрасно. Я укорял себя за нечаянную самодеятельность, за причиненную Робу боль. Оставалось рассказать о подслушанном с помощью тайной карловской техники.
– Так и сказала? – печально переспросил Роб, внимательно меня выслушав. – Позвала бы? Если бы знала, где искать?
– Так и сказала.
– Спасибо, дружище. Значит, у Элен сохранилось прежнее чувство. Но чем я могу помочь?
– Давай подумаем.
Роб серьезно посмотрел на меня.
– Боюсь, ничего не выйдет. Крепость господина Крома голыми руками не возьмешь.
Роб вдруг заторопился.
– Пора!
– Возьми меня с собой, – попросил я.
– Учти, я сплю на соломе, – неохотно ответил Роб. Видимо, он был уверен, что я не буду настаивать.
– Ну хоть немного места для меня найдется?
– Не понимаю. Столько комнат, все условия…
– А, – махнул я рукой. – Там Карл. Не хочу под надзором. Заодно покажу, где живет Элен.
Подумав, Роб согласился. Из глубины сада он принес керосиновую лампу, осторожно опустил ее на стол, и мы в полном молчании покинули флигелек.
Из калитки я вышел первым и осмотрелся. Ничего подозрительного. Позвал Роба.
Ночной парк встретил нас густой тишиной. Деревья, нахохлившись, спали, наслаждаясь покоем, и вздрагивали во сне от предощущения ветров и ледяной стужи. Месяц, старый знакомый, неотвязно следовал за нами, заглядывая в просветы аллей и ловко пробираясь сквозь ветви. Горбатые скамейки терпеливо дожидались грядущего дня, чтобы помочь тем, кто хочет отдохнуть или скоротать время на лоне природы.
Роб сказал, что любит бывать в парке. Здесь он, в счастливые времена, нередко гулял с Элен. А теплыми ночами, в более позднюю, безработную пору, частенько ночевал на аллее под звездным одеялом на гостеприимном, но очень жестком ложе.
Отец Роба, поведал мне друг, был хорошим сапожником. Но много ли в провинции заказов? В иные месяцы сапожный молоток залеживается, покрывается ржавчиной. Роб говорил, что жизнь родителей иногда ему кажется сгустком ночи в самой глухой подворотне. Как умудрялись они, удивлялся Роб, в своей крайней бедности наскребать сыну помощь!..
Мы вышли на хорошо освещенную широкую улицу. Остановились, пристально всматриваясь в размытые очертания узкого высокого здания. С удивлением заметил: вытянутый каменный четырехугольник чем-то очень похож на своего хозяина. Ну, точно – здание блеклое, лысоватое, как господин Кром. Прячется в стороне, не желает быть на виду, но с чванливой гордостью озирается вокруг – знайте меня, не так-то я прост, как может показаться… Глаза-окна – темные, пустые, ничего в них нет – ни искорки, ни живого движения…
Неожиданно в центре здания зажглись два окна – будто господин Кром проснулся и забеспокоился: что за люди стоят неподалеку? Что им нужно? Не угрожают ли деловому и семейному благополучию?
Глаза погасли. Самоуверенность взяла верх. Ничто не может поколебать вековые устои. Мало ли кто там шляется по ночным холодным улицам! Стены крепости прочны и надежны…
Видимо, Роб тоже размышлял об этом. Он грустно повторил, что ничего не выйдет, и торопливо потянул меня дальше.
На перекрестке я его остановил, попросил подождать. Кинулся под сверкающую витрину купить «бренди». Бутылочка украсит наше общение!
Я быстро вернулся, сверток удалось запихнуть во внутренний карман куртки, и ничто не мешало быстрой ходьбе. Мы пересекли еще несколько больших улиц и юркнули в переулок, заросший с одной стороны колючим кустарником. Роб предупредил, чтобы я примечал местность – возвращаться придется одному.
Еще два поворота. Путь преградил деревянный забор, за которым величественно возвышался многоэтажный дом. Роб отодвинул доску и шутливым жестом пригласил войти. Я спросил – можно ли громко говорить. Роб ответил, что красавец дом совершенно пустой, в нем никто не живет. Но все же лучше не греметь понапрасну.
Под балконом, на первом этаже, обнаружилась дверца с тяжелым висячим замком.
– Бутафория, – объяснил Роб и легко отогнул массивную дужку. Но замок не снял, оставил на одной петле: пусть думают, что дверь закрыта и за нею никого нет.
Ступеньки круто устремились вниз. Я вспомнил, как спускался за человеком в шляпе в карловскую преисподнюю. Было жутковато, каменная лестница долго не кончалась. А здесь меня уверенно вел за руку Роб, и я, не успев оглянуться, услышал радостный возглас: «Пришли!» Человек, наконец, был дома, достиг желанного порога – почему бы не порадоваться, с иронией подумал я.
Глаза понемногу привыкли к темени, и я разглядывал пустое подвальное помещение, которое можно было назвать комнатой лишь с большой натяжкой. Слишком уж корявились бетонные стены и бетонный пол…
Роб откуда-то сверху снял камень, и в узкую щель пролился слабый голубоватый свет.
– Полюбуйся пока природой, – сказал Роб, – а я приготовлю две отличные лежанки.
– Предлагаю тост. За нашу встречу! – я открыл купленную бутылку и подал Робу. – Придется из горлышка.
Роб, к моему удивлению, резко отказался.
– Не буду, пей сам.
Я приложился к бутылке, сделал несколько глотков. Чудесное настроение, хорошо!
Заглянул в щель и обрадовался: месяц так и не отстал! Он все видел, все знает, теперь старается подарить свет двум товарищам, чтобы ночь не показалась им такой уж черной и бесприютной. За это уж точно нужно выпить!
С удовольствием прикладываюсь к горлышку.
– Где-то там, – таинственно говорю я Робу, – Ноосфера. Как бы хотелось в нее попасть!
– Зачем? – удивился Роб – Ты ее не почувствуешь. А вот господину Карлу побывать там было бы чрезвычайно полезно.
– Ты что! – вспомнил я. – На карловских лозунгах написано: «Создадим надежный заслон!».
– Вот-вот. Ноосфера для него опасна.
– Вместо Ноосферы, – опять вспомнил я, – создается Иносфера! Ты что-нибудь знаешь об этом?
– А, бездушные чиновники!
Я был в ударе, на ходу стал сочинять:
Но вот в последнем звездном закоулке
В реальность вторгся позабытый век:
Явились люди – пышные, как булки,
С манжетами, слепящими, как снег…
Роб захлопал в ладоши.
– Можно еще?
Изменив ритм стиха, я продолжал:
Обступили премилые живчики -
Государственные счастливчики!
Извиваются губы в улыбке,
А в глазах – золотые рыбки.
«Неужели желаете в Ноо?
Понимаем. Давно не ново.
Лучше б занялись модной кометою,
А вот Ноо… Увы, не советуем.
Повращайтесь у нас, в Иносфере,
Испытайте комфорт в полной мере!..
– Давай еще, – потребовал Роб.
Я отпил из бутылки и сосредоточился на концовке.
Метался лифт в крутой стеклянной башне,
Гремел указ, лучился монитор,
На все лады блажил отказ вчерашний, -
Неодолимо множился затор…
Что делать?… Снять перед реликтом шляпу?
Петь дифирамбы тайному врагу?…
Друзья сочувствуют: «Так просто сунуть в лапу!»
А я трагически лукавить не могу…
– Послушай, – изумленно произнес Роб. – Как ты сюда попал?
– Не знаю, – честно признался я и протянул Робу бутылку – ну выпей же, не ломайся! Роб сердито отвернулся. Что ж, приставать не буду. Могу и сам!
В пустой ободранной комнате (мне все же хотелось называть комнатой наш бетонный отсек) появился мешок с соломой. Неизвестно откуда его приволок Роб и вывалил целую гору теплой, матово светящейся соломы на пол. Расстелив мешковину, он объявил:
– Постель готова. Извини за отсутствие одеяла. Я уверен, его прекрасно заменит твоя теплая куртка.
– А как же ты? – удивился я.
– Где тебе знать о согревающих свойствах самой обыкновенной соломы. И не забывай: у меня тоже есть одежда, не хуже твоей.
– А это разве не согревает? – Я поднял бутылку над головой. Отхлебнул приличную дозу «бренди», укладываюсь на солому. Желаю другу спокойной ночи, закрываю глаза…
Сразу куда-то попал – в какой-то город. Улица вся в огнях! Ищу бар – рюмочка «бренди» нужна, как воздух. Примечаю красочное сооружение. Карета – не карета, фургон – не фургон. Подхожу ближе – ба, да это огромная бутылка, ловко уложенная на дно обыкновенной телеги! Горлышко так велико, что в него свободно влезет человек. И лестница-стремянка рядом стоит. Возле стремянки – чернявый зазывала, крутит ус и на звезды посматривает. Но больше всего шарахает по глазам вывеска: «Пей, сколько хочешь!». Вот это аттракцион!
Говорю чернявому:
– Тридцать граммов «бренди».
– Не разливаем и на вынос не даем. – Чернявый кивает на стремянку. – Залезай и вливай в себя досыта.
– Что тут раздумывать! Я на стремянку, а чернявый заявляет:
– Вернешься – получишь премию.
– Неужели не вернусь, – подмигиваю.
– Мое дело предупредить. Только сегодня ушли девяносто восемь. И ни гу-гу.
– А вчера? – Я малость призадумался и со стремянки спустился вниз.
– Вчера меньше, из-за дождя. Только семьдесят четыре.
Мне стало не по себе. Но тут накатила такая нестерпимая жажда, хоть ложись и помирай. Я подумал: а почему, спрашивается, я должен где-то остаться? Выпил – и будь любезен вернуться! Махнул рукой и стал карабкаться. У самого бутылочного жерла перевел дух и услышал последние слова чернявого:
– Прощай, родимый!
– До скорой встречи! – отпарировал я и заскользил по гладкому стеклу куда-то вниз. Скатился в кромешную темень и встал на ноги. Круглое бутылочное отверстие светило ярко, как полночная луна, но ничего не освещало. «Без веревки не выбраться, – прикинул я на всякий случай. – Да топор бы пригодился, ступени выбивать…»
Глаза тем временем к темноте привыкли. Я разглядел улицу, дома и неподалеку – тускло светящееся окно. Подошел ближе, глянул меж занавесок и ахнул: да это же знакомый инженер из Телецентра! А рядышком – его жена. Голубые тени по лицам скачут – значит, в углу экран. Сейчас инженер в отпуске, в кругу семьи отдыхает…
Постучал в окно. Парень узнал меня, кричит жене, чтобы стол накрывала. Щедро живет инженер, сам любит выпить и щедро угощает. Жена его хлопочет, уговаривает как следует поесть. Да как поешь – давно не виделись, уйма новостей накопилась, не все же чавкать да жевать. Душевно мы сидели, кого только ни вспомнили!! И вот надумали наших общих знакомых навестить. Сердобольная женщина запротестовала, да разве двух мужчин удержишь? Не к кому-нибудь мы торопились, а к Морскому волку, – человек на флоте служил и подносил честь по чести. Разбудили старика, он рад до смерти, «горючую смесь» на стол выставляет. А когда бутылка иссякла, Морской волк повел нас к своему закадычному другу актеру – тот хороших людей пустым бокалом не обидит…
Дошли до актера или не дошли – не помню. Проснулся я под цветущим кустом; аромат, как закуска, – воздух нюхаю. Стараюсь вспомнить, как сюда попал, но что-то не вспоминается. Не забыть бы про выход из бутылки, где он? Непременно найти! Все бросить, сосредоточиться…
– Вставай! – кто-то поднимает меня под руки. – Почему ты здесь?
Хмель во мне еще силен, иду враскачку за какими-то людьми, они в черном, с непокрытыми головами, тупо смотрят перед собой… Соображаю – кого-то хоронят. Впереди несут черный гроб. Синяя ночь и черный гроб – это впечатляет. Но кого несут? Кому я должен отдать последний поклон? Протискиваюсь вперед, к венкам, вглядываюсь в огромный фотопортрет. Чуть не упал! Оказывается, хоронят-то меня!..
Выбираюсь к краю дороги – и наутек! В памяти цепко держится мой собственный портрет в черной раме, с огромным креповым бантом…
Дома остались позади, открылась степь с бесчисленными тропинками и дорогами, на которых снуют огни и люди в черных одеждах… Назад! В степи находиться опасно, и я опять заметался по узким улочкам… Ага, забор! Я перелез через кирпичную стену, на кого-то наткнулся, этот некто, лица не разглядеть, поманил пальцем: «Не бойся, не выдам!» Голос хрипловатый, как будто мой… Вошли в дом, и я похолодел: этот человек удивительно похож на меня!.. Но размышлять некогда – я и гостеприимный хозяин сдвинули стаканы за приятное знакомство. Я чувствовал, что погибаю, душу заполняет безразличие ко всему. А ведь, помнится, я себе слово дал – должен вернуться! Должен!..Этот, что напротив торчит, нагло смеется и вдруг вкрадчиво так шепчет: «А я знаю скорбь твою…» И пальцем показывает вверх. Высоко-высоко, выше потолка, – луна, а возле электрической лампочки болтается конец веревки. Все! Все! Пора включать скорость!.. Тяну руку, раз – мимо! Два – мимо! Веревка не дается, она будто близко, а не ухватишь. Стал подпрыгивать выше, пытаясь поймать разъерошенный конец. Хозяин хохочет, а я прыгаю, прыгаю, как ненормальный, ведь я должен!.. Вдруг удалось зацепиться!..
Я проснулся, открыл глаза. В моей руке – рука Роба. Он требовательно говорит:
– Дай слово: не будешь увлекаться. – Роб показал на бутылку, призывно выглядывающую из соломы.
Конечно же, слово дал. Увлекаться в самом деле не следует… Роб проводил меня до забора, откинул доску и пожелал счастливого пути.
Я не выспался и зевал, на душе было пасмурно, как небо над головой, и с каждым шагом усиливалось непонятное раздражение.
Остановился. В конце улицы, в зловонных ящиках свалки, копошились люди. Подошел ближе, но на меня даже никто не взглянул. Все поглощены поиском…
– Скажите, – тронул я за руку старика, – вы… хотите есть?
Старик глянул на меня безумными очами и рассвирепел:
– Ты что, с луны свалился? Он спрашивает, – закричал он, – хочу ли я есть! Ну давай, накорми меня! Где кормить будешь? Куда идти?…
– Все приходите. В обеденное время. Знаете, где находится городской парк? С правой стороны трехэтажный дом с колоннами… Скажите всем: господин Карл приглашает на обед!
Я зашагал прочь. Прибавил шагу и почти побежал по пустым полусонным улицам. Даже особняк господина Крома не удостоил вниманием. Единственным желанием было – убраться подальше из этого несчастного города… Улицы, дома, облезлый кустарник по переулкам – все вызывало раздражение и протест. В то же время я недоумевал: при чем здесь улицы, дома, переулки?… Разве дело в них? Но до ответа недобирался.
Я разволновался, вернувшись в русло забытых чувств и рассуждений. И в то же время понимал – главное опять унеслось не пойманной жар-птицей, хотя в руках, кажется, оставалось ослепительное перо.
Меня вдруг осенила догадка: вот почему я становлюсь таким неустойчивым и непонятным для самого себя! Карлу, наверное, уже удалось загнать в чернильницу часть моей души. Не он ли так ловко подсунул «бренди», эту сладкую отраву? Расслабить волю, затуманить мозги?… Скоро буду таким же покорным и безликим, как Бо-Э-Ни!.. Предположение было настолько неприятным, что я сразу же постарался его забыть. Не лучше ли оглядеться вокруг, устремить взор на небо!
Утро светлело; серое одеяло тучек зияло голубыми прорехами. Скорей бы показалось солнышко и по-настоящему согрело всех, кто жаждет тепла.
Я замерз. Мелкая дрожь пронизала все тело, зуб не попадал на зуб. Сунул руки в карманы – не помогло. Большого холода, кажется, не было – почему же меня так трясло?
Неподалеку с удивлением обнаружил трехэтажное учреждение Карла. А мне казалось, не знаю, куда забрел… До начала рабочего дня тьма времени, и я решил: не только согреюсь, но и в мягком кресле вздремну.
По молчаливым коридорам, мимо офиса-двенадцать, проскочил к себе. И вот уж чего никак не ожидал – телефонного звонка!
– Где ты шляешься! – заорал в трубку Карл. – Немедленно ко мне!
В приемной поразился еще больше, увидев Ри.
– Все из-за вас, – упрекнула она. – Будто делать нечего…
Я пожал плечами и пошел к шефу.
– Доброе утро, господин Карл!
– Довольно паясничать! – вскипел Карл. – Где тебя черти носят!
– Разве не имею права? После работы? – возразил я.
– Не имеешь! – закричал Карл. – Только с моего разрешения. И никаких контактов с посторонними!
– Слушаюсь, господин Карл.
– Перестань валять дурака. И хватит врать!
– Не понимаю, господин Карл.
– Понимаешь. Сколько лет историку?
– Сорок.
– Ему не сорок, он гораздо моложе.
– Какая разница? Мы довольно мило поболтали.
– Свои впечатления, – ядовито заметил Карл, – придется изложить на бумаге. О чем говорили, кто он, откуда и все остальное. Будем считать это вторым делом первостепенной важности. А первое дело – вот оно. – Карл извлек из ящика стола вчерашний протокол, над которым я и Ри допоздна трудились, и швырнул передо мной.
– Не годится! – выпалил Карл.
– Как – не годится? – возмутился я.
– Протокольчик куцый, как у зайца хвост! – Карл с удовольствием повторил: – Да, как у зайца хвост! Будем обогащать, дополнять, совершенствовать. Ведь не для того теряли время величайшие боссы делового мира, чтобы их слова и мысли остались где-то в воздухе!
– Ну и обогащайте, – вырвалось. – При чем здесь я?
– При том, – затрясся Карл, – что протокол вел ты, ты, ты!
– Скажите и за это спасибо, – сказал я холодно. – Больше не прибавлю ни слова!
Я гордо покинул карловский кабинет и мимо побледневшей Ри прошествовал в офис-четыре. Сел за стол, подпер бодбородок кулаками и закрыл глаза. Пусть Карл на меня полюбуется, в свой монокуляр…
Задремал. А может быть, только показалось, что задремал. Услышал шелест платья и уловил знакомые духи. Мгновенно очнулся и увидел Ри, сидящую напротив меня. Ри очаровательно улыбалась. Она спросила:
– Вы, наверное, очень устали?
– Устал, – кивнул я.
– Я так и подумала. Но грубить все равно нельзя, – мягко продолжала Ри. – Господин Карл грубостей не заслужил. Вы, наверное, еще не поняли, кто он.
– Наверное, – вздохнул я, горько сожалея о том, что душа девушки наверняка в чернильнице.
– И наверное, не поняли, что все распоряжения господина Карла выполняются беспрекословно.
– Наверное.
– А теперь вы хорошо это уяснили, – обвораживала своим голосом Ри. – Следовательно, нужно взять себя в руки и выполнять то, что необходимо.
Ри положила передо мной протокол.
– Я же сказал! – разозлился я. – Не прибавлю ни слова!
– Ну, вот вы опять, – всплеснула белыми руками Ри.
– Да, опять, – жестко сказал я. – Разговор закончим.
– Вы не только грубиян. Вы… – Ри покрутила пальчиком у виска.
Я отвернулся и не видел, как девушка уходила. Должно быть, я ее сильно рассердил. Что ж, готов извиниться, но отступить от своего слова? Никогда!
Заглянул Бо. На цыпочках, то и дело оглядываясь, он приблизился к столу.
– Не горячитесь, – шепотом посоветовал он. – Бывает, устанешь, но пересилишь себя – и пройдет!
– Мне нужны деньги, – придумал я классическое контрдействие. Совсем не хотелось говорить с человеком, у которого душа замурована. – Дайте взаймы!
– Я бы с удовольствием, – попятился Бо. – С собой не имею…
– Не надо врать! – Я торжественно воздел руку. – Чего вы боитесь? Я же отдам.
– Я подумаю над этим. Уверяю вас, все не так просто.
– Думайте, больше думайте. Человеку свойственно думать. И совершать благородные поступки.
Бо, не сводя с меня широко раскрытых глаз, попятился к двери. Только его и видели.
Появился кто-то еще из комнаты Бо-Э-Ни. Кажется, Э. Он низко наклонился и вкрадчиво прошептал:
– Сугубо между нами. Нельзя поступать так опрометчиво. Это вам повредит. А у вас, я слышал, незаурядные…
– Взаймы не дадите? – перебил я.
– К сожалению, с собой нет… Прислушайтесь к моему совету, прошу вас…
– А я прошу взаймы!
Э без лишних слов выкатился.
Что за новости! Не успел Э покинуть комнату, тут как тут – Ни! Советы, просьбы, увещевания… Я грозно повторил выкуривающий вопрос.
Потом появился Ви. Потом А. За ним – О. За О – Ва. За Ва – Ал. Потом заглянул И. Се был слишком невыносим. Пожелания Мо я как-то выдержал, а визит Па меня доконал…
– Ну, хорошо! – закричал я. – Позовите Ри! Создайте условия!
Без промедления появилась Ри. Вся – покорность, вся – внимание. Приготовилась записывать мои претензии в блокнот.
– Я слышала, вам нужны деньги?
– Ничего мне не нужно. – Я извлек из кармана несколько купюр, демонстративно показал. – А вот без свободы не могу.
Ри удивилась. Изящные дужки бровей взлетели на лоб.
Я продолжал:
– Срочно доставить сюда для работы сочинения господина Карла.
– Что еще? – Ри искренне обрадовалась.
– Никаких звонков, никаких визитов, полная тишина.
– Я доложу господину Карлу, – пропела Ри и красиво удалилась.
Началось новое шествие Бо-Э-Ни. На этот раз друг за другом они несли сверкающие тома сочинений Карла Великого. На столе выросла внушительная книжная гора. Торжественную процессию замыкала Ри.
– Это все? – спросил я. – По-моему, господин Карл написал гораздо больше!
– Вы не ошиблись, – улыбнулась Ри. – Господин Карл прислал избранные сочинения. Те самые, что хранит у себя в кабинете. Цените доброту господина Карла! Он совсем не обиделся и желает вам хорошо потрудиться.
– Передайте господину Карлу мою благодарность. Не смею более задерживать, – сказал я официальным тоном и засел за просмотр принесенных книг. На листке бумаги, дабы деятельность моя выглядела солидней, стал делать пометки.
В двенадцать тридцать захлопнул последний том и потребовал, чтобы Карл меня принял.
– Ну, готов протокол? – встретил он меня добродушным вопросом.
– Нет, господин Карл. Я просил полное собрание ваших сочинений, а мне принесли малую толику – избранное!
– Разве недостаточно? – просиял Карл.
– Когда, с вашего разрешения, я работал в библиотеке, там я наткнулся на ряд шедевров. В избранное, к сожалению, они не включены. Кроме того, ни один из выступающих не упомянул о ваших статьях. А ведь это особая, далеко не простая грань творчества! Неужели ее обойти? И еще. Я крайне удивлен: почему откровенно замалчивается ваша огромная работа как кинорежиссера и актера?
Повелитель явно был доволен.
«Господин Карл, – откуда-то сверху раздался гулкий мужской голос. – Срочное сообщение».
– Говорите! – громко сказал Карл в пространство.
«Около учреждения собираются толпы людей. Говорят, вы обещали накормить».
– Я? Накормить? Что за нелепость!.. Хорошо, я разберусь. – Карл придавил красную кнопку. Вошла Ри, и Карл распорядился:
– Проводить Чека в зал заседаний.
Я и Ри направились к лифту. Наконец-то доберусь до этой слишком оригинальной гробницы, ликовал я. Вор, вне всякого сомнения, с замками не справится, а я-то уж поглазею на эту самую плазму. Только бы не сорваться!..
В последние часы я слишком много стал думать о проклятой чернильнице, мысли набегали сами по себе, и никак с ними не сладить. Я должен, убеждал я себя, вернуть горстке обманутых людей то, без чего их жизнь на земле теряет смысл.
Я напряженно размышлял об этом и весь путь до библиотеки боялся взглянуть на Ри – вдруг разгадает мои мысли, тогда все пропало… Нет, Ри спокойно плыла рядом, ее красивые светло-зеленые глаза смотрели прямо перед собой, моя особа ее совсем не интересовала.
У входа в библиотеку я наугад попросил Ри взять тринадцатый, восемнадцатый и двадцатый тома. А я пока познакомлюсь с музейными экспонатами. Ри возражать не стала, и я с трепетом проник в мир старых канцелярских принадлежностей. Не теряя времени, придвинул к высокому стеклянному кубу макет пресс-папье, вооружился тяжелой скрепкой и взобрался на скользкую поверхность чернильницы. Дважды ударил скрепкой по ослепительно начищенной крышке – бесполезно: гладкая металлическая гора даже не пошатнулась. Только подо мной бешено заметались знакомые щемящие звуки – громкая речь, смех, плач… Что же делать? Обхватил крышку руками и попробовал расшатать. Она вдруг сдвинулась против часовой стрелки, и я догадался: резьба! Недолгая раскрутка, и с помощью скрепки крышка с грохотом летит вниз…