355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Бондаренко » Бремя «Ч» » Текст книги (страница 5)
Бремя «Ч»
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 00:40

Текст книги "Бремя «Ч»"


Автор книги: Николай Бондаренко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Вижу – Элен уловила нужное имя, отбросила остальную шелуху. Она, похоже, обрадовалась нечаянной весточке и сказала:

– Что-то припоминаю… Возможно, я в самом деле видела вас!

– Вынужден перед вами извиниться, – обратился я к господину Крому. – Этой встречи я не требовал. Просто сказал однажды господину Карлу, что знаю вашу супругу. Вот и все.

Господин Кром разочарованно прокашлялся.

– Ну что ж… Надеюсь, вы остались довольны.

– Вполне, господин Кром.

– Только прошу об одном. Мы живем тихо, уединенно, никого не принимаем. Вы там встречайтесь, переписывайтесь, а нас уж оставьте в покое.

– Хорошо, господин Кром.

На этом свидание закончилось. Я боялся лишний раз взглянуть на Элен. И только прощаясь, имел возможность открыто прочитать в ее глазах благодарность.

Господин Кром любезно распорядился подвезти меня к месту службы на своем авто, и я таким образом быстро достиг карловского кабинета.

Карл с нетерпением поджидал меня.

– Ну, как? – сразу заинтересовался он. – Доволен?

Я неопределенно пожал плечами.

– Знаю, – сказал Карл. – Разговора не получилось. Оно и понятно – в присутствии ревнивого, грозного супруга! Однако ловко ты выкрутился. Понаплел всяких друзей, прикинулся простаком… Большие артистические способности! Я даже подумал: не ввести ли тебя в сериал?

Я молчал, разглядывая сверкающие корешки многотомных сочинений. Карл, не дождавшись ответа, с чувством предложил:

– О друзьях своих ты еще расскажешь, притом подробно. А сейчас нужно прислушаться к советам господина Крома. Не следует врываться в мирную обитель и вносить переполох. Хочешь знать, чем закончилось твое любовное свидание? Изволь.

Карл опустил руку под стол. Что-то щелкнуло, зазвучал натужный, с характерной сипотой голос господина Крома:

«…и тысяча самых искусных, самых сладких слов не поможет! Нет, я не могу забыть плотоядный блеск твоих бесстыжих глаз. Провалиться бы сквозь землю, только бы не знать позора!

– Не пойму, – послышался дрожащий голос Элен, – в чем я перед вами виновата? С этим молодых человеком, которого вы сами привели, у меня ничегошеньки не было! Ни встреч, ни свиданий, ну ничего, ничего!

– Откуси и выплюнь язык, низвергающий ложь! – взвизгнул господин Кром. – И за какие грехи приходится терпеть страшное унижение!

– Очень вас прошу, оставьте подозрения. В конце концов, пожалейте меня. Изо дня в день – одно и то же!

– Да, да, одно и то же. Но благородные действия мои всего лишь эхо твоих свершенных и не свершенных поступков…

– Нет, я не вынесу, уйду! До смерти надоело…

– Опять помышляешь не о том, чтобы смирить себя, а таишь в душе новую гадость. Уйти? Попробуй, посмотрим, что из этого выйдет.

– Не пугайте, господин Кром! Я вас не боюсь. И если задумаю уйти – никто не удержит.

– Хочу дать совет, – захихикал господин Кром. – Позови на помощь своего дружка! Вдвоем бежать веселее.

– И позвала бы, – с отчаянием ответила Элен. – Если бы знала, где искать…»

Карл торопливо выключил тайное устройство, с укоризной сказал:

– Видишь, Чек, что натворил. Этот случай, надеюсь, послужит уроком. Теперь к делу. Закрывайся в своем кабинете – и за работу. Протокол! Я закрепил за тобой Ри, она проследит за набором. Написал страничку – передай. Так, конвейером, и пойдет. – Карл вдруг продекламировал: – А потом, знаешь сам, отдыхать по домам! – Он засмеялся, радуясь нечаянному экспромту.

Конвейер заработал. Я сочинял выступления, обогащая их из литературной практики Карла Великого. Ри относила листки и сразу же возвращалась.

За окном давно стемнело, и последнюю, двадцатую страницу, я отдал ей в десять минут одиннадцатого.

– Можете идти домой, – наконец сказала она, в последний раз окатив меня густым ароматом духов. – Протокол передам сама. Таково распоряжение.

Тем лучше! Кто-то заплакал бы, только не я!

Я торопливо сбежал по ступенькам вниз и почувствовал, как все во мне притупилось. Даже домой я не спешил.

Вдоль чугунной ограды парка проплыла знакомая шляпа. Давненько не было «хвоста»! А может быть, не замечал?

Молодой неяркий месяц откровенно усмехался: «До какой жизни ты дошел, Человек! Разве это твое настоящее дело? Почему ты смирился, не протестуешь? А может быть, тебе нравится постыдное для человека звание холуя?»

Нет, не нравится звание холуя. Не нравится унижение. Да и многое другое не нравится. Я молчу не потому, что согласен, а потому, что не понимаю чего-то важного…

«Поймешь ли, – кривится месяц. – Вот погоди, загонит тебя Карл в стеклянную гробницу, попадешь в Иносферу!»

«В Иносферу? Разве я думал о ней?…»

В какую-то секунду ощутил себя на дне гигантской чернильницы… Мне захотелось что есть силы крикнуть: «Месяц, дружище, помоги! В этой темени я задыхаюсь!..»

Месяц спрятался за верхушками деревьев, не желая со мной разговаривать. Что ж, он прав, с такими, как я, так и поступают…

Около моего дома опять мелькнула шляпа. Не слишком ли часто? Видимо, Карл распорядился усилить наблюдение за Чеком. Ну, конечно, я же дал повод!..

Во дворе было хмуро, темно. Месяц скупо освещал лишь полоску земли перед крыльцом. В саду, как черные пантеры, настороженно лежали длинные тени. Дальше, в глубине сада, скопилась непроглядная темнота и по самую крышу затопила флигелек.

В дом пока не пойду, решил я. Наверняка, телефонным звонком меня караулит Карл.

По дорожке направился в сад.

Домик, наконец, засветлел, смутные части его проступали все рельефней, и даже стал заметен матовый блеск черепицы. Темнота уползла под кусты, и я удивился: не так уж и темно, как виделось со стороны. Месяц, оказывается, сквозь ветви заглядывал и сюда, но не хотел светить ярко, приглядывался и прислушивался.

Я сразу заметил: дверь во флигелек была приоткрыта, металлическая ручка призывно блестела – не теряйся, входи! А что там делать – одному, в пустой комнате!

И вдруг голос Роба:

– Сколько можно ждать. Не топчись же у входа!

Поверить ли? Роб! Он включил лампочку, и приглушенный свет, как искусный скульптор, вылепил прекрасный портрет. Скулы, кажется, еще больше заострились, подчеркивая устремленность и силу духа беспокойного молодого человека.

Мы крепко пожали друг другу руки. Я предложил:

– Поужинаем?

– С удовольствием, – согласился Роб.

Я сбегал в дом; не включая свет, извлек из рефрижератора бутерброды, прихватил начатую бутылку «бренди», чайные чашки. Мы выпили, пожелав всему миру благополучия, и приступили к уничтожению бутербродов.

– Знаешь, – признался я. – у меня такое ощущение, будто я забрел в этот уродливый мир случайно…

– Вполне может быть! – рассмеялся Роб. – По крайней мере, чудаков, отдающих последнее, я не встречал.

– Роб, – сказал я виновато. – Я чуть не выдал тебя…

– Да ну? – заинтересовался он.

– Нечаянно ляпнул, что ты историк.

– А что еще сказал обо мне?

– Сорок лет. Имя – Боб. Этот Боб испугался моего пропуска и ретировался.

– Значит, мне остается сменить профессию. Отныне я преподаватель литературы. А сорокалетний историк Боб исчез навсегда.

– И еще. Я должен немедленно сообщить о твоем появлении.

– Ну и что же? Действуй.

– За кого ты меня принимаешь?

– Не сердись, я тебе верю. А этот господин Карл – настоящий дракон. Есть драконы и помельче, но похоже, Карл в этом драконовском созвездии самая крупная, самая грозная звезда. Даже приближаться к ней опасно…

– Верно, Роб. Такое расскажу – ахнешь. Картотека, например. В ней подробные сведения о любом и каждом!

– Это не самое страшное, – улыбнулся Роб. – Сведения обо мне ты сумел сохранить в тайне.

– Роб, – спросил я. – Ты бы хотел увидеть Элен?

– Зачем? – удивился он. – Прошлого не вернуть. Ничто уже не имеет смысла.

– А мне показалось – имеет.

Я рассказал Робу, как узнал адрес Элен, как встретился с ней в присутствии ревнивого господина Крома.

– Напрасно, дорогой Человек, – с досадой сказал Роб. – Все напрасно!

Наверное, в самом деле напрасно. Я укорял себя за нечаянную самодеятельность, за причиненную Робу боль. Оставалось рассказать о подслушанном с помощью тайной карловской техники.

– Так и сказала? – печально переспросил Роб, внимательно меня выслушав. – Позвала бы? Если бы знала, где искать?

– Так и сказала.

– Спасибо, дружище. Значит, у Элен сохранилось прежнее чувство. Но чем я могу помочь?

– Давай подумаем.

Роб серьезно посмотрел на меня.

– Боюсь, ничего не выйдет. Крепость господина Крома голыми руками не возьмешь.

Роб вдруг заторопился.

– Пора!

– Возьми меня с собой, – попросил я.

– Учти, я сплю на соломе, – неохотно ответил Роб. Видимо, он был уверен, что я не буду настаивать.

– Ну хоть немного места для меня найдется?

– Не понимаю. Столько комнат, все условия…

– А, – махнул я рукой. – Там Карл. Не хочу под надзором. Заодно покажу, где живет Элен.

Подумав, Роб согласился. Из глубины сада он принес керосиновую лампу, осторожно опустил ее на стол, и мы в полном молчании покинули флигелек.

Из калитки я вышел первым и осмотрелся. Ничего подозрительного. Позвал Роба.

Ночной парк встретил нас густой тишиной. Деревья, нахохлившись, спали, наслаждаясь покоем, и вздрагивали во сне от предощущения ветров и ледяной стужи. Месяц, старый знакомый, неотвязно следовал за нами, заглядывая в просветы аллей и ловко пробираясь сквозь ветви. Горбатые скамейки терпеливо дожидались грядущего дня, чтобы помочь тем, кто хочет отдохнуть или скоротать время на лоне природы.

Роб сказал, что любит бывать в парке. Здесь он, в счастливые времена, нередко гулял с Элен. А теплыми ночами, в более позднюю, безработную пору, частенько ночевал на аллее под звездным одеялом на гостеприимном, но очень жестком ложе.

Отец Роба, поведал мне друг, был хорошим сапожником. Но много ли в провинции заказов? В иные месяцы сапожный молоток залеживается, покрывается ржавчиной. Роб говорил, что жизнь родителей иногда ему кажется сгустком ночи в самой глухой подворотне. Как умудрялись они, удивлялся Роб, в своей крайней бедности наскребать сыну помощь!..

Мы вышли на хорошо освещенную широкую улицу. Остановились, пристально всматриваясь в размытые очертания узкого высокого здания. С удивлением заметил: вытянутый каменный четырехугольник чем-то очень похож на своего хозяина. Ну, точно – здание блеклое, лысоватое, как господин Кром. Прячется в стороне, не желает быть на виду, но с чванливой гордостью озирается вокруг – знайте меня, не так-то я прост, как может показаться… Глаза-окна – темные, пустые, ничего в них нет – ни искорки, ни живого движения…

Неожиданно в центре здания зажглись два окна – будто господин Кром проснулся и забеспокоился: что за люди стоят неподалеку? Что им нужно? Не угрожают ли деловому и семейному благополучию?

Глаза погасли. Самоуверенность взяла верх. Ничто не может поколебать вековые устои. Мало ли кто там шляется по ночным холодным улицам! Стены крепости прочны и надежны…

Видимо, Роб тоже размышлял об этом. Он грустно повторил, что ничего не выйдет, и торопливо потянул меня дальше.

На перекрестке я его остановил, попросил подождать. Кинулся под сверкающую витрину купить «бренди». Бутылочка украсит наше общение!

Я быстро вернулся, сверток удалось запихнуть во внутренний карман куртки, и ничто не мешало быстрой ходьбе. Мы пересекли еще несколько больших улиц и юркнули в переулок, заросший с одной стороны колючим кустарником. Роб предупредил, чтобы я примечал местность – возвращаться придется одному.

Еще два поворота. Путь преградил деревянный забор, за которым величественно возвышался многоэтажный дом. Роб отодвинул доску и шутливым жестом пригласил войти. Я спросил – можно ли громко говорить. Роб ответил, что красавец дом совершенно пустой, в нем никто не живет. Но все же лучше не греметь понапрасну.

Под балконом, на первом этаже, обнаружилась дверца с тяжелым висячим замком.

– Бутафория, – объяснил Роб и легко отогнул массивную дужку. Но замок не снял, оставил на одной петле: пусть думают, что дверь закрыта и за нею никого нет.

Ступеньки круто устремились вниз. Я вспомнил, как спускался за человеком в шляпе в карловскую преисподнюю. Было жутковато, каменная лестница долго не кончалась. А здесь меня уверенно вел за руку Роб, и я, не успев оглянуться, услышал радостный возглас: «Пришли!» Человек, наконец, был дома, достиг желанного порога – почему бы не порадоваться, с иронией подумал я.

Глаза понемногу привыкли к темени, и я разглядывал пустое подвальное помещение, которое можно было назвать комнатой лишь с большой натяжкой. Слишком уж корявились бетонные стены и бетонный пол…

Роб откуда-то сверху снял камень, и в узкую щель пролился слабый голубоватый свет.

– Полюбуйся пока природой, – сказал Роб, – а я приготовлю две отличные лежанки.

– Предлагаю тост. За нашу встречу! – я открыл купленную бутылку и подал Робу. – Придется из горлышка.

Роб, к моему удивлению, резко отказался.

– Не буду, пей сам.

Я приложился к бутылке, сделал несколько глотков. Чудесное настроение, хорошо!

Заглянул в щель и обрадовался: месяц так и не отстал! Он все видел, все знает, теперь старается подарить свет двум товарищам, чтобы ночь не показалась им такой уж черной и бесприютной. За это уж точно нужно выпить!

С удовольствием прикладываюсь к горлышку.

– Где-то там, – таинственно говорю я Робу, – Ноосфера. Как бы хотелось в нее попасть!

– Зачем? – удивился Роб – Ты ее не почувствуешь. А вот господину Карлу побывать там было бы чрезвычайно полезно.

– Ты что! – вспомнил я. – На карловских лозунгах написано: «Создадим надежный заслон!».

– Вот-вот. Ноосфера для него опасна.

– Вместо Ноосферы, – опять вспомнил я, – создается Иносфера! Ты что-нибудь знаешь об этом?

– А, бездушные чиновники!

Я был в ударе, на ходу стал сочинять:

 
Но вот в последнем звездном закоулке
В реальность вторгся позабытый век:
Явились люди – пышные, как булки,
С манжетами, слепящими, как снег…
 

Роб захлопал в ладоши.

– Можно еще?

Изменив ритм стиха, я продолжал:

 
Обступили премилые живчики -
Государственные счастливчики!
Извиваются губы в улыбке,
А в глазах – золотые рыбки.
«Неужели желаете в Ноо?
Понимаем. Давно не ново.
Лучше б занялись модной кометою,
А вот Ноо… Увы, не советуем.
Повращайтесь у нас, в Иносфере,
Испытайте комфорт в полной мере!..
 

– Давай еще, – потребовал Роб.

Я отпил из бутылки и сосредоточился на концовке.

 
Метался лифт в крутой стеклянной башне,
Гремел указ, лучился монитор,
На все лады блажил отказ вчерашний, -
Неодолимо множился затор…
Что делать?… Снять перед реликтом шляпу?
Петь дифирамбы тайному врагу?…
Друзья сочувствуют: «Так просто сунуть в лапу!»
А я трагически лукавить не могу…
 

– Послушай, – изумленно произнес Роб. – Как ты сюда попал?

– Не знаю, – честно признался я и протянул Робу бутылку – ну выпей же, не ломайся! Роб сердито отвернулся. Что ж, приставать не буду. Могу и сам!

В пустой ободранной комнате (мне все же хотелось называть комнатой наш бетонный отсек) появился мешок с соломой. Неизвестно откуда его приволок Роб и вывалил целую гору теплой, матово светящейся соломы на пол. Расстелив мешковину, он объявил:

– Постель готова. Извини за отсутствие одеяла. Я уверен, его прекрасно заменит твоя теплая куртка.

– А как же ты? – удивился я.

– Где тебе знать о согревающих свойствах самой обыкновенной соломы. И не забывай: у меня тоже есть одежда, не хуже твоей.

– А это разве не согревает? – Я поднял бутылку над головой. Отхлебнул приличную дозу «бренди», укладываюсь на солому. Желаю другу спокойной ночи, закрываю глаза…

Сразу куда-то попал – в какой-то город. Улица вся в огнях! Ищу бар – рюмочка «бренди» нужна, как воздух. Примечаю красочное сооружение. Карета – не карета, фургон – не фургон. Подхожу ближе – ба, да это огромная бутылка, ловко уложенная на дно обыкновенной телеги! Горлышко так велико, что в него свободно влезет человек. И лестница-стремянка рядом стоит. Возле стремянки – чернявый зазывала, крутит ус и на звезды посматривает. Но больше всего шарахает по глазам вывеска: «Пей, сколько хочешь!». Вот это аттракцион!

Говорю чернявому:

– Тридцать граммов «бренди».

– Не разливаем и на вынос не даем. – Чернявый кивает на стремянку. – Залезай и вливай в себя досыта.

– Что тут раздумывать! Я на стремянку, а чернявый заявляет:

– Вернешься – получишь премию.

– Неужели не вернусь, – подмигиваю.

– Мое дело предупредить. Только сегодня ушли девяносто восемь. И ни гу-гу.

– А вчера? – Я малость призадумался и со стремянки спустился вниз.

– Вчера меньше, из-за дождя. Только семьдесят четыре.

Мне стало не по себе. Но тут накатила такая нестерпимая жажда, хоть ложись и помирай. Я подумал: а почему, спрашивается, я должен где-то остаться? Выпил – и будь любезен вернуться! Махнул рукой и стал карабкаться. У самого бутылочного жерла перевел дух и услышал последние слова чернявого:

– Прощай, родимый!

– До скорой встречи! – отпарировал я и заскользил по гладкому стеклу куда-то вниз. Скатился в кромешную темень и встал на ноги. Круглое бутылочное отверстие светило ярко, как полночная луна, но ничего не освещало. «Без веревки не выбраться, – прикинул я на всякий случай. – Да топор бы пригодился, ступени выбивать…»

Глаза тем временем к темноте привыкли. Я разглядел улицу, дома и неподалеку – тускло светящееся окно. Подошел ближе, глянул меж занавесок и ахнул: да это же знакомый инженер из Телецентра! А рядышком – его жена. Голубые тени по лицам скачут – значит, в углу экран. Сейчас инженер в отпуске, в кругу семьи отдыхает…

Постучал в окно. Парень узнал меня, кричит жене, чтобы стол накрывала. Щедро живет инженер, сам любит выпить и щедро угощает. Жена его хлопочет, уговаривает как следует поесть. Да как поешь – давно не виделись, уйма новостей накопилась, не все же чавкать да жевать. Душевно мы сидели, кого только ни вспомнили!! И вот надумали наших общих знакомых навестить. Сердобольная женщина запротестовала, да разве двух мужчин удержишь? Не к кому-нибудь мы торопились, а к Морскому волку, – человек на флоте служил и подносил честь по чести. Разбудили старика, он рад до смерти, «горючую смесь» на стол выставляет. А когда бутылка иссякла, Морской волк повел нас к своему закадычному другу актеру – тот хороших людей пустым бокалом не обидит…

Дошли до актера или не дошли – не помню. Проснулся я под цветущим кустом; аромат, как закуска, – воздух нюхаю. Стараюсь вспомнить, как сюда попал, но что-то не вспоминается. Не забыть бы про выход из бутылки, где он? Непременно найти! Все бросить, сосредоточиться…

– Вставай! – кто-то поднимает меня под руки. – Почему ты здесь?

Хмель во мне еще силен, иду враскачку за какими-то людьми, они в черном, с непокрытыми головами, тупо смотрят перед собой… Соображаю – кого-то хоронят. Впереди несут черный гроб. Синяя ночь и черный гроб – это впечатляет. Но кого несут? Кому я должен отдать последний поклон? Протискиваюсь вперед, к венкам, вглядываюсь в огромный фотопортрет. Чуть не упал! Оказывается, хоронят-то меня!..

Выбираюсь к краю дороги – и наутек! В памяти цепко держится мой собственный портрет в черной раме, с огромным креповым бантом…

Дома остались позади, открылась степь с бесчисленными тропинками и дорогами, на которых снуют огни и люди в черных одеждах… Назад! В степи находиться опасно, и я опять заметался по узким улочкам… Ага, забор! Я перелез через кирпичную стену, на кого-то наткнулся, этот некто, лица не разглядеть, поманил пальцем: «Не бойся, не выдам!» Голос хрипловатый, как будто мой… Вошли в дом, и я похолодел: этот человек удивительно похож на меня!.. Но размышлять некогда – я и гостеприимный хозяин сдвинули стаканы за приятное знакомство. Я чувствовал, что погибаю, душу заполняет безразличие ко всему. А ведь, помнится, я себе слово дал – должен вернуться! Должен!..Этот, что напротив торчит, нагло смеется и вдруг вкрадчиво так шепчет: «А я знаю скорбь твою…» И пальцем показывает вверх. Высоко-высоко, выше потолка, – луна, а возле электрической лампочки болтается конец веревки. Все! Все! Пора включать скорость!.. Тяну руку, раз – мимо! Два – мимо! Веревка не дается, она будто близко, а не ухватишь. Стал подпрыгивать выше, пытаясь поймать разъерошенный конец. Хозяин хохочет, а я прыгаю, прыгаю, как ненормальный, ведь я должен!.. Вдруг удалось зацепиться!..

Я проснулся, открыл глаза. В моей руке – рука Роба. Он требовательно говорит:

– Дай слово: не будешь увлекаться. – Роб показал на бутылку, призывно выглядывающую из соломы.

Конечно же, слово дал. Увлекаться в самом деле не следует… Роб проводил меня до забора, откинул доску и пожелал счастливого пути.

Я не выспался и зевал, на душе было пасмурно, как небо над головой, и с каждым шагом усиливалось непонятное раздражение.

Остановился. В конце улицы, в зловонных ящиках свалки, копошились люди. Подошел ближе, но на меня даже никто не взглянул. Все поглощены поиском…

– Скажите, – тронул я за руку старика, – вы… хотите есть?

Старик глянул на меня безумными очами и рассвирепел:

– Ты что, с луны свалился? Он спрашивает, – закричал он, – хочу ли я есть! Ну давай, накорми меня! Где кормить будешь? Куда идти?…

– Все приходите. В обеденное время. Знаете, где находится городской парк? С правой стороны трехэтажный дом с колоннами… Скажите всем: господин Карл приглашает на обед!

Я зашагал прочь. Прибавил шагу и почти побежал по пустым полусонным улицам. Даже особняк господина Крома не удостоил вниманием. Единственным желанием было – убраться подальше из этого несчастного города… Улицы, дома, облезлый кустарник по переулкам – все вызывало раздражение и протест. В то же время я недоумевал: при чем здесь улицы, дома, переулки?… Разве дело в них? Но до ответа недобирался.

Я разволновался, вернувшись в русло забытых чувств и рассуждений. И в то же время понимал – главное опять унеслось не пойманной жар-птицей, хотя в руках, кажется, оставалось ослепительное перо.

Меня вдруг осенила догадка: вот почему я становлюсь таким неустойчивым и непонятным для самого себя! Карлу, наверное, уже удалось загнать в чернильницу часть моей души. Не он ли так ловко подсунул «бренди», эту сладкую отраву? Расслабить волю, затуманить мозги?… Скоро буду таким же покорным и безликим, как Бо-Э-Ни!.. Предположение было настолько неприятным, что я сразу же постарался его забыть. Не лучше ли оглядеться вокруг, устремить взор на небо!

Утро светлело; серое одеяло тучек зияло голубыми прорехами. Скорей бы показалось солнышко и по-настоящему согрело всех, кто жаждет тепла.

Я замерз. Мелкая дрожь пронизала все тело, зуб не попадал на зуб. Сунул руки в карманы – не помогло. Большого холода, кажется, не было – почему же меня так трясло?

Неподалеку с удивлением обнаружил трехэтажное учреждение Карла. А мне казалось, не знаю, куда забрел… До начала рабочего дня тьма времени, и я решил: не только согреюсь, но и в мягком кресле вздремну.

По молчаливым коридорам, мимо офиса-двенадцать, проскочил к себе. И вот уж чего никак не ожидал – телефонного звонка!

– Где ты шляешься! – заорал в трубку Карл. – Немедленно ко мне!

В приемной поразился еще больше, увидев Ри.

– Все из-за вас, – упрекнула она. – Будто делать нечего…

Я пожал плечами и пошел к шефу.

– Доброе утро, господин Карл!

– Довольно паясничать! – вскипел Карл. – Где тебя черти носят!

– Разве не имею права? После работы? – возразил я.

– Не имеешь! – закричал Карл. – Только с моего разрешения. И никаких контактов с посторонними!

– Слушаюсь, господин Карл.

– Перестань валять дурака. И хватит врать!

– Не понимаю, господин Карл.

– Понимаешь. Сколько лет историку?

– Сорок.

– Ему не сорок, он гораздо моложе.

– Какая разница? Мы довольно мило поболтали.

– Свои впечатления, – ядовито заметил Карл, – придется изложить на бумаге. О чем говорили, кто он, откуда и все остальное. Будем считать это вторым делом первостепенной важности. А первое дело – вот оно. – Карл извлек из ящика стола вчерашний протокол, над которым я и Ри допоздна трудились, и швырнул передо мной.

– Не годится! – выпалил Карл.

– Как – не годится? – возмутился я.

– Протокольчик куцый, как у зайца хвост! – Карл с удовольствием повторил: – Да, как у зайца хвост! Будем обогащать, дополнять, совершенствовать. Ведь не для того теряли время величайшие боссы делового мира, чтобы их слова и мысли остались где-то в воздухе!

– Ну и обогащайте, – вырвалось. – При чем здесь я?

– При том, – затрясся Карл, – что протокол вел ты, ты, ты!

– Скажите и за это спасибо, – сказал я холодно. – Больше не прибавлю ни слова!

Я гордо покинул карловский кабинет и мимо побледневшей Ри прошествовал в офис-четыре. Сел за стол, подпер бодбородок кулаками и закрыл глаза. Пусть Карл на меня полюбуется, в свой монокуляр…

Задремал. А может быть, только показалось, что задремал. Услышал шелест платья и уловил знакомые духи. Мгновенно очнулся и увидел Ри, сидящую напротив меня. Ри очаровательно улыбалась. Она спросила:

– Вы, наверное, очень устали?

– Устал, – кивнул я.

– Я так и подумала. Но грубить все равно нельзя, – мягко продолжала Ри. – Господин Карл грубостей не заслужил. Вы, наверное, еще не поняли, кто он.

– Наверное, – вздохнул я, горько сожалея о том, что душа девушки наверняка в чернильнице.

– И наверное, не поняли, что все распоряжения господина Карла выполняются беспрекословно.

– Наверное.

– А теперь вы хорошо это уяснили, – обвораживала своим голосом Ри. – Следовательно, нужно взять себя в руки и выполнять то, что необходимо.

Ри положила передо мной протокол.

– Я же сказал! – разозлился я. – Не прибавлю ни слова!

– Ну, вот вы опять, – всплеснула белыми руками Ри.

– Да, опять, – жестко сказал я. – Разговор закончим.

– Вы не только грубиян. Вы… – Ри покрутила пальчиком у виска.

Я отвернулся и не видел, как девушка уходила. Должно быть, я ее сильно рассердил. Что ж, готов извиниться, но отступить от своего слова? Никогда!

Заглянул Бо. На цыпочках, то и дело оглядываясь, он приблизился к столу.

– Не горячитесь, – шепотом посоветовал он. – Бывает, устанешь, но пересилишь себя – и пройдет!

– Мне нужны деньги, – придумал я классическое контрдействие. Совсем не хотелось говорить с человеком, у которого душа замурована. – Дайте взаймы!

– Я бы с удовольствием, – попятился Бо. – С собой не имею…

– Не надо врать! – Я торжественно воздел руку. – Чего вы боитесь? Я же отдам.

– Я подумаю над этим. Уверяю вас, все не так просто.

– Думайте, больше думайте. Человеку свойственно думать. И совершать благородные поступки.

Бо, не сводя с меня широко раскрытых глаз, попятился к двери. Только его и видели.

Появился кто-то еще из комнаты Бо-Э-Ни. Кажется, Э. Он низко наклонился и вкрадчиво прошептал:

– Сугубо между нами. Нельзя поступать так опрометчиво. Это вам повредит. А у вас, я слышал, незаурядные…

– Взаймы не дадите? – перебил я.

– К сожалению, с собой нет… Прислушайтесь к моему совету, прошу вас…

– А я прошу взаймы!

Э без лишних слов выкатился.

Что за новости! Не успел Э покинуть комнату, тут как тут – Ни! Советы, просьбы, увещевания… Я грозно повторил выкуривающий вопрос.

Потом появился Ви. Потом А. За ним – О. За О – Ва. За Ва – Ал. Потом заглянул И. Се был слишком невыносим. Пожелания Мо я как-то выдержал, а визит Па меня доконал…

– Ну, хорошо! – закричал я. – Позовите Ри! Создайте условия!

Без промедления появилась Ри. Вся – покорность, вся – внимание. Приготовилась записывать мои претензии в блокнот.

– Я слышала, вам нужны деньги?

– Ничего мне не нужно. – Я извлек из кармана несколько купюр, демонстративно показал. – А вот без свободы не могу.

Ри удивилась. Изящные дужки бровей взлетели на лоб.

Я продолжал:

– Срочно доставить сюда для работы сочинения господина Карла.

– Что еще? – Ри искренне обрадовалась.

– Никаких звонков, никаких визитов, полная тишина.

– Я доложу господину Карлу, – пропела Ри и красиво удалилась.

Началось новое шествие Бо-Э-Ни. На этот раз друг за другом они несли сверкающие тома сочинений Карла Великого. На столе выросла внушительная книжная гора. Торжественную процессию замыкала Ри.

– Это все? – спросил я. – По-моему, господин Карл написал гораздо больше!

– Вы не ошиблись, – улыбнулась Ри. – Господин Карл прислал избранные сочинения. Те самые, что хранит у себя в кабинете. Цените доброту господина Карла! Он совсем не обиделся и желает вам хорошо потрудиться.

– Передайте господину Карлу мою благодарность. Не смею более задерживать, – сказал я официальным тоном и засел за просмотр принесенных книг. На листке бумаги, дабы деятельность моя выглядела солидней, стал делать пометки.

В двенадцать тридцать захлопнул последний том и потребовал, чтобы Карл меня принял.

– Ну, готов протокол? – встретил он меня добродушным вопросом.

– Нет, господин Карл. Я просил полное собрание ваших сочинений, а мне принесли малую толику – избранное!

– Разве недостаточно? – просиял Карл.

– Когда, с вашего разрешения, я работал в библиотеке, там я наткнулся на ряд шедевров. В избранное, к сожалению, они не включены. Кроме того, ни один из выступающих не упомянул о ваших статьях. А ведь это особая, далеко не простая грань творчества! Неужели ее обойти? И еще. Я крайне удивлен: почему откровенно замалчивается ваша огромная работа как кинорежиссера и актера?

Повелитель явно был доволен.

«Господин Карл, – откуда-то сверху раздался гулкий мужской голос. – Срочное сообщение».

– Говорите! – громко сказал Карл в пространство.

«Около учреждения собираются толпы людей. Говорят, вы обещали накормить».

– Я? Накормить? Что за нелепость!.. Хорошо, я разберусь. – Карл придавил красную кнопку. Вошла Ри, и Карл распорядился:

– Проводить Чека в зал заседаний.

Я и Ри направились к лифту. Наконец-то доберусь до этой слишком оригинальной гробницы, ликовал я. Вор, вне всякого сомнения, с замками не справится, а я-то уж поглазею на эту самую плазму. Только бы не сорваться!..

В последние часы я слишком много стал думать о проклятой чернильнице, мысли набегали сами по себе, и никак с ними не сладить. Я должен, убеждал я себя, вернуть горстке обманутых людей то, без чего их жизнь на земле теряет смысл.

Я напряженно размышлял об этом и весь путь до библиотеки боялся взглянуть на Ри – вдруг разгадает мои мысли, тогда все пропало… Нет, Ри спокойно плыла рядом, ее красивые светло-зеленые глаза смотрели прямо перед собой, моя особа ее совсем не интересовала.

У входа в библиотеку я наугад попросил Ри взять тринадцатый, восемнадцатый и двадцатый тома. А я пока познакомлюсь с музейными экспонатами. Ри возражать не стала, и я с трепетом проник в мир старых канцелярских принадлежностей. Не теряя времени, придвинул к высокому стеклянному кубу макет пресс-папье, вооружился тяжелой скрепкой и взобрался на скользкую поверхность чернильницы. Дважды ударил скрепкой по ослепительно начищенной крышке – бесполезно: гладкая металлическая гора даже не пошатнулась. Только подо мной бешено заметались знакомые щемящие звуки – громкая речь, смех, плач… Что же делать? Обхватил крышку руками и попробовал расшатать. Она вдруг сдвинулась против часовой стрелки, и я догадался: резьба! Недолгая раскрутка, и с помощью скрепки крышка с грохотом летит вниз…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю