Текст книги "ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет (СИ)"

Автор книги: Николай Малунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Как всегда Павел в своих музыкальных композициях бил в самую цель. Он словно пророк предсказывал будущее, и описывал его, накладывая на музыку…

– Что это, явь или сон? Всё не то и не так.

Во тьме бездонной мои изменились черты.

Но вдруг иначе нельзя? И я спустился во мрак

Узнать себя, здесь, на краю пустоты?

Шаг в темноту –

За горизонты бытия – путь во тьму,

Где плещет вечный океан. Я умру

Для мира времени. Уйду...

В пустоту.

– Колян! – позвал вдруг из кабины Петров, обрывая связь с потусторонней реальностью.

Голос друга показался возбужденным. Он просто источал ауру из радости, победы и облегчения.

– Догнали, Колян! Догн-а-а-а-али!

Гигант открыл глаза, оскалился. Дорога снова привела его к нужному месту…

Наталья кинула взгляд в иллюминатор.

Майор накренил вертолет, бросая машину куда-то вниз.

Капитан хищно оскалился.

Ему не нужно было говорить, что они там все трое увидели. Он и так знал. Он видел их глазами. Слышал их ушами. Впитывал окружающий мир их чувствами. Волоски на теле вздыбились. Внутри появилась костная дрожь. Из глубины груди к затылку поднялась ледяная волна ярости и злобы.

На горизонте, на черной неспокойной воде, среди отсветов звезд и пенных бурунов, величественно и неспешно на океанских волнах чуть покачивался освещенный палубными огнями и прожекторами вертолетов корабль. Его острые черты разительно отличались от покатых контуров «Титана» – резкие, грубые, четкие границы, словно созданного из острых игл и углов. Очертания корабля становились более разборчивыми с каждым мгновением, что вертолет приближался к нему. Петров что-то сказал Бурану, но тот никак не отреагировал.

Сердце гиганта забилось сильнее. Он не смог больше терпеть. Вперившись в иллюминатор, он попытался пронзить расстояние взглядом, раздвинуть границы и препятствия, чтобы увидеть ее. Но тщетно. Его тянуло дальше. Не сюда. Алисы здесь не было. Он ощущал это так отчетливо, что казалось, он точно знает, словно ему кто-то сказал, что девушку увезли намного дальше.

– Она там, – переползя к окну другого борта, указал Кнехт на горизонт. – Нам нужно туда. В темноту…

***

1 час 30 минут до катастрофы.

Авианосец 23000-Э «Шторм»

Переправка грузов шла быстрее, чем полковник того ожидал. Видимо, Валентин, оставленный на пригляде, побаиваясь за свою жизнь из-за того, что судно перевернется, гонял технику, техников и всех, кто попадется ему на пути в хвост и гриву. После того, как «Полярка» была взята под их контроль, доставка ускорилась в два раза. Сначала вещи доставлялись на «берег» катерами и там выгружались, а затем уже оттуда доставлялись сухопутной техникой, предоставленной командованием базы. Важные грузы доставлялись вертолетами сразу до места назначения. Работа кипела.

Во избежание потери авиапарка, штурмовые самолеты, и палубные истребители с бомбардировщиками тоже было решено переправить «на лед». Потому в кратчайшее время на прилегающей к воинской части территории было решено создать экстренную ВПП, куда бы могли сесть небольшие, но очень полезные в будущем самолеты и вертолеты.

Такого количества техники и людей Арктика еще не видела никогда. Все гудело, шумело, дымило и пыхтело. Эко-активисты наверное, прознав про такое, обязательно бы подняли ор выше гор, но где теперь те активисты? Все что они сейчас могут – это стонать, да искать, чем бы живеньким еще перекусить. Потому в общей суматохе, где соблюдать какие-то там полетные коридоры было невозможно, никто сразу и не заметил, как ним присоединился еще один вертолет. Он спокойно пролетел почти над всем ледяным панцирем, добравшись практически до самой военной базы. А когда присутствие чужаков было раскрыто, стало уже слишком поздно.

Бурану удалось посадить машину в небольшой ложбине меж двумя снежно-ледяными горами. Их заметили, но отделившийся от общей массы боевой вертолет, посланный им на перехват, еще был слишком далеко. Время у них было, хотя и не много.

– Спасибо, – поблагодарил Николай друзей, когда аппарель опустилась. – Дальше я сам. Уходите, пока не поздно. А я их отвлеку.

Буран повернулся к лобовому стеклу и безразлично защелкал переключателями. Это его не касалось. Свою часть работы он выполнил, пора приступать к получению награды. Ему нужен самолет. Сантименты и прощания не для него.

Петров вздохнул.

– Удачи, – он протянул другу ладонь для рукопожатия.

– Спасибо, – ответил Николай, протянув свою. – Рад был служить вместе.

– Береги себя, – вздохнула Наталья.

Они обнялись, и в этот момент невидимая стрела ударила в мозг. Черная волна нахлынула, покачнув. В голове щелкнуло как при ударе током. В один миг перед глазами гиганта все поплыло и внутренним взором, на одно мгновение предстала сюрреалистичная картинка.

Что-то черное, красное… Переплетенное, словно паутина. Какие-то темные линии, похожие на лабиринт из труб. И все вокруг словно в желе. В чем-то нематериальном. Он словно наблюдал со стороны, превратившись внезапно в маленькую точку.

Огромная масса перед ним была живой. Она пульсировала. Двигалась, расползалась, словно щупальца, словно шторы. Бум, бум – разнесся вокруг звук, словно из-под толщи воды. Бум-шшша, бум-шшша… Звук окружил его, сдавив, и в этот момент все пропало. Но за мгновение до того, как он очнулся, он смог разглядеть то гигантское пятно, что скрывалось в глубине живой массы. Ребенок. Младенец. Гигантский, словно колосс. Он висел в тугом воздухе, поддерживаемый сетью из вен, артерий и капилляров. И тогда он все понял.

Наталья вздрогнула. Испуганно посмотрела на гиганта снизу вверх. Николай отступил на шаг, не веря увиденному.

Волна страха растеклась от девушки, став чуть ли не осязаемой. Страхом за себя. За него. За Данила. За ребенка. Он хотел было сказать, но девушка внезапно как-то сникла. Взгляд ее стал жалостливым.

– Не надо, – прошептала, она ничего не сказав губами. – Прошу тебя. Не надо! Не говори! Молчи! Не надо!

– С тобой все хорошо? – насторожился Данил.

Кнехт качнул головой, выходя из ступора.

– Да, – глухо проговорил он, пытаясь сфокусировать зрение после шока.

Ребенок. У нее ребенок! Его ребенок! Такой же, как он… Такой же… не такой как все! Безумие! Откуда, что? Как?!

Они ощутили друг друга. Установили незримую связь.

В голове, затухая, стучала кровь. Как? Как такое возможно? Вспышки, словно кадры пленок. Лаборатория. Иглы. Наталья. Опыты… Она… Она… В голове не укладывалось! Она носит его ребенка! Нет, не ребенка. Что-то более сложное, тонкое… Но зачем? Почему?

Новые вспышки. На этот раз ощущения. Тревога. Ответственность. Надежда. Страх. Весь мир.

– Точно? – голос капитана снова прорезался сквозь вату.

Николай посмотрел на Наталью и задумчиво кивнул. Ощущения нахлынули на него, поглотив, и вытолкнув из пучины. Она сделала это из-за надежды спасти мир. Она готова пожертвовать собой, ради спасения всех! Надежда на то, что с помощью него сможет спасти человечество – была такой сильной, что другие ощущения по сравнению с ним – меркли.

– Да, – снова ответил Николай, сглотнув вмиг пересохшим горлом. – Я… Пошел…

Ноги казались ватными. Тело слушалось с трудом. Вспышка внутри спровоцировала усиленный рост колонии грибов и вируса. Он так долго пытался контролировать себя, пытался гасить эмоции, чтобы продержаться как можно дольше, дышал, можно сказать, в половину легких, чтобы не выдышать весь оставшийся воздух, но сейчас не смог справится с нахлынувшими чувствами.

Черные щупальца вен под почерневшей кожей взбухли, поползли дальше и глубже. Ближе к сердцу.

– Надо. Идти. – В такт действиям говорил он сам себе, выбираясь из вертолета. – Надо. Найти… Спасти. Помочь…

Сердце стучало все громче и громче, отдаваясь где-то в зубах. Грибница почуяла власть и принялась давить его сознание.

– Шаг в темноту – словно издеваясь, вновь запел Павел в наушниках, описывая его состояние. – И закрывается одна дверь, но ту,

Что предназначена лишь мне, я найду,

Открою и переступлю

За черту.

На счастье или на свою бее-е-еду...

Судорожно вздохнув, словно в последний раз, он решительно пошел вперед. Шаг. Второй. Третий… За спиной воют винты, гудит двигатель. Поднимается снежная карусель. Шаг. Шаг. Шаг. Не оборачиваться! Не смотреть! Только вперед, как упрямый бык на красную тряпку. Как пьяница, как поезд в туннеле.

Под ногами хрустит лед. Музыка в наушниках нарастает, становится более агрессивной. Сердце бьется в такт. «Бам, бам, БАМ» – стучат ударники. Гитара залилась высокими аккордами и, собравшись воедино, вместе, все инструменты грянули в унисон.

На подобии того, как ядерный взрыв разгоняет над окрестностями тучи, так и музыка раздвинула мрак в сознании. Все внезапно стало простым и легким. Понятным и четким. Усталость словно отступила.

– Спасибо, – прошептал он, выпрямившись в полный рост, глядя в след уходящему к горизонту вертолету. – Спасибо.

***

«И настал смертный час. И поднял антихрист войско свое мертвое. И повел его на живых... И те живые в схваткой той великой позавидовали мертвым. Но пришел Защитник. Ни ростом, ни силой не уступающий антихристу. И сошлись они в великой схватке за живых и за мертвых.»

Стих второй первого писания от Валентина-пророка.

Пятнадцатый год новой эры.

Час катастрофы.

Окрестности военной базы РФ «Полярка»

Он не хотел этого. Он не хотел жертв. Он не хотел убивать. Но его вынудили. Хотя за чередой убийств и моря крови на руках, десяток-два трупов будут уже не видны, но все-таки, он хотел обойтись без кровопролития. Не вышло. Они начали стрелять, не оставив ему выбора. И были за это наказаны. Хотя и у них выбора по сути, тоже не было. Когда на тебя прет херабудина трехметровая, форменное чудище-ёбище, волей не волей, а на спуск нажмешь… А то и гранату еще кинешь и из гранатомета пальнешь, да что там! Из танка в упор жахнешь! Лишь бы остановить этакого громилу. И получился в итоге замкнутый круг. Но кто прав и кто виноват в данной ситуации – рассуждать было некогда.

Он ворвался в толпу людишек и принялся крушить и ломать их, рвать, разбрасывая по сторонам. Грохотали автоматы. Чавкали пули, попадая в тело россыпью.

Внутренний зверь тут же подавил очаги боли, сделав тело невосприимчивым к ней, а грибница быстро набирая объем, тратя запасенный строительный материал, принялась латать дыры. Пока они были на одном корабле, вирусу и грибам приходилось работать сообща. Черная сущность, проросшая в теле гиганта, старалась стимулировать надпочечники, заставляя тело буквально гореть. А вирус отключил все моральные тормоза, завладев мозгом и инстинктами.

Гигант рвал людей голыми руками под гитарные рифы, звучавшие в его голове. Впивался в их плоть зубами, ломал, словно куклы под проникновенный голос солиста, слов которого его обезумевшее сознание уже не в силах было разобрать. Злость, затопившая его, отпустило контроль. Зверь рвался наружу, руша острыми когтями и зубами ментальную дверь. Но Николай все еще старался держать его в узде. Терпел и держался.

Очнулся он не скоро. Ровно тогда, когда в плейлисте образовалась пауза в виде какой-то случайно затесавшейся туда лирической композиции. Агрессия схлынула, мозг стал проясняться. Странно, но раньше все работало с точностью наоборот. Он менялся. И менялся слишком быстро…

Багровый от крови снег выглядел не естественным. Горячие лужи и брызги остывали тут и там, впитываясь в белоснежное покрывало Антарктики, словно чернила в бумагу, сохраняя историю.

Он стоял, сжимая кулаки. Клубы пара вырывались изо рта. Тело блестело от застывающего пота. Снаряжение давно изорвалось, но он не стеснялся своей наготы. Не теперь. Не сейчас.

Кое-кто все-таки ушел. Те, что не представляли опасности. Они в ужасе убежали, бросив оружие. Но передохнуть ему не дали. На их место вот-вот придут другие… Другой. Кнехт уже слышал его тяжелую поступь. Ощущал тугую волну, исходящую откуда-то со стороны. Видел темнеющее облако, поднимающееся из недр бетонного мешка.

Бронированная дверь штабного помещения медленно открылась. Из глубины темного коридора раздался тяжелый грубый рокот.

Николай, восстанавливая дыхание, рыкнул. К нему двигался новый противник… Такой же огромный. Даже, наверное, больше его. Злой. Сильный. Весь покрытый роговыми наростами, закованный в бронированные листы. Похожий на чудище из фильмов ужасов.

Его Николай узнал сразу. И чудище его узнало тоже. Их взгляды встретились. Время замерло.

***

Где-то в темноте.

Безвременье. Место неизвестно.

Мрак. Но теперь он в нем не один. Их тут двое. Непроницаемая сфера тьмы с двумя светящимися в самом ее сердце искорками. Нигде. Ничто. И никогда.

– Дядь, Коль… Привет…

– Привет, Лех…

Искорки засветились сильнее, словно два старых друга встретились после многих лет расставания.

– Как ты так? – вздыхает первая искорка.

– Не знаю, – грустно отвечает вторая. – Странно как-то…

– Ты здесь как, зачем?

– Да за ней… – одна из искорок делает вираж, вторая резко одергивается.

– А! – вспыхивает вторая искорка. – Алиса Евгеньевна тоже здесь? И ты за ней?

– За ней, Лех…

– Бли-и-и-и-н, – вторая искорка немного гаснет. – Не получится, дядь Коль… Ты это… Уходи, а?

– Не могу, Лех. Сам понимаешь. Она там… Туда мне надо.

– Да, – еще чуть гаснет вторая. – Но я не могу тебя пропустить…

– Я понимаю, Леш. Все понимаю. А я не могу отступить…

– Да, я вижу, тебя тоже… Держат… – наконец-то подбирает правильный мыслеобраз вторая искорка.

– Угу… – поникает яркостью первая искорка.

– Тогда… Тогда извини меня, дядь Коль… Я больше не могу их держать… Они идут… Если что... я не со зла... я это не сам...

– И ты меня извини… – обе искорки гаснут, и лишь эхо еще вечность летает в пустоте, пытаясь отыскать своего слушателя.

***

Одиннадцатый шел уверенно. Сила и мощь, заключенная в его теле была безграничной. Он подходил, и кровь его закипала по мере приближения к противнику. Модифицированное тело, опутанное под бронированной шкурой датчиками и трубками, имплантами и микрочипами, напрягалось с каждым шагом. Адреналин, выбросившийся в кровь перед боем, дал сигнал хитрым устройствам, а те в свою очередь, оценив силу всплеска, подобрали необходимую дозу стимуляторов.

Спина Одиннадцатого вздрогнула, напрягаясь и стеклянные пробирки в стальной оправе, подходящие к каждому позвонку, зашипели, впрыскивая сыворотку доктора Решетова ему прямо в спинной мозг.

Гигант на мгновение застыл, пошатнулся, а потом, набрав в легкие воздух, громогласно заорал. Тугая волна ужаса ударила по окрестностям, сводя с ума всех, кто попал под ее воздействие.

Николай медленно выдохнул. Атака была такой сильной, что казалось ему по настоящему хорошенько так дали под дых кулаком, но не более. Ощутимой, но не смертельной. Он выпрямился и, сконцентрировавшись на враге, послал ответную волну. Прямую, как иглу, направленную своим острием противнику прямо в лоб.

Бил он не в полную силу, ее еще поберечь надо, а так… процентов на семьдесят – восемьдесят. Чтобы старшеклассник-выскочка не думал нос высоко задирать…

Одиннадцатый утер нос от крови. Что ж… Доходчиво. Освежает, – подумал Леха, – Но не смертельно. Далеко не смертельно…

Ударив себя огромным кулачищей по груди, он еще раз рыкнул и пошел в наступ. С этой минуты ими управляли одни инстинкты.

Никакой пощады.

Никаких промедлений.

Никаких сомнений.

Так требовало их нутро. Естество. Темная часть сознаний.

Два гиганта сошлись в схватке. Огромные тела столкнулись глухим деревянным звуком. Словно сошлись две огромные скалы. Глухо, коротко, страшно. Лед вздрогнул, снег взметнулся в стороны.

Они вступили в схватку как животные. Столкнулись, схватили друг друга кто за что и принялись бить, рвать, наносить увечья. Сросшийся в один клубок ярости, они били друг друга куда поподя. В глаз. В ухо. В висок. В солнечное сплетение. По ребрам. Снова по глазам. Пытались выдрать части тел противника из положенных мутацией и природой мест, топча и круша все, что попадалось на их пути: лед, технику, людей.

Николай едва успевал блокировать удары. Ускоренное восприятие, все еще человеческое, позволяло опережать противника, несомненно, давая преимущество. Но Леха был силен. Чертовски силен! Каждый его удар мог запросто сломать человека, перемолов в нем все кости. Но сержант больше не был обычным человеком. Усиленный вирусом скелет трещал, но стоял в обороне. Отбитые органы стонали, но пока тоже держались.

Леха умудрился провести свой коронный удар в челюсть. В школе он частенько так драку начинал и заканчивал. Боксом парень не увлекался, но всегда был коренастым и жилистым, подкаченным и стремительным. Теперь, заполучив новое тело, сохранив старые инстинкты и получив новые способности, он стал опасным врагом.

– Леха, тормози, – послал бывший школьный охранник своему бывшему подопечному ментальный сигнал, чудом устояв на ногах.

Школьный задира не ответил, вновь атаковав.

Серия мощных ударов заставила Николая отступить. Под ногу попалась неровность, запнувшись за которую он чуть было не упал.

Алексей наступал. В голову. В корпус. Ногой. Шипастые наросты на кулаках оставляли внушительные царапины, на сращивание которых грибница тратила слишком много сил.

Леха резко метнулся в сторону, схватил, кажется, снегоход. Тяжелая машина, которую не в состоянии поднять даже самый сильный человек, взлетела вверх, словно кувалда и обрушилась на голову Николаю. Тот едва успел прикрыться согнутой в локте рукой, но что толку?

Пришибло его знатно. Так, что в позвоночнике где-то хрустнуло, хотя, это может быть, что-то в самом снегоходе треснуло. Леха зарычал, радуясь победе.

Николай с трудом приподнялся, отжавшись. Встать в полный рост пока не хватало сил. Ноги не слушались. Кажется, они вообще онемели. Тело болело. Лицо от выстрела в упор еще не отошло, а тут его снова прилично так кувалдой размяли. Кровища хлещет из не затянувшихся ран, как на скотобойне. Регенерация не помогает – слишком уж сильны удары противника, и он очень устал и измотан.

– Дай я!

– Дай я! – загомонили внутренние бесы.

– Мы сможем! Мы победим! Мы порвем его! Мы съедим его!

Сержант сжал зубы. Голова загудела. Стало тяжело дышать. Он застонал а, противник, словно дожидаясь этого, стрелой кинулся к нему…

«Добить, убить, сломать» – прочитался общий фон желаний бывшего Лехи.

Смазанное движение. Пинок по лицу. Хруст. Кажется, это уже не зубы или нос. С таким неприятным хрустом ломается кость черепа. Еще пинок. Николай едва успевает подставить обезображенную руку, чтобы хоть как-то сбить удар. Но опять, что толку? Ну, отбил он один удар. Ну, второй… А третий? Это лишь вялая попытка продлить бесполезное сопротивление. Снова в голову. Куда-то в висок, щеку и лицо. Тело внезапно взлетает и с грохотом падает обратно. Одиннадцатый трепал его как пес ребенка. Разинув челюсть он примерился было откусить бывшему школьному охраннику голову, но явно переоценил свои возможности, зависнув на мгновение и, передумав, вонзил острейшие клыки ему в шею и плечо. Сжал челюсти многотонными домкратами, ломая ключицу и позвоночник.

Бросив уже не сопротивлявшегося сержанта, Леха опустился сверху и резким тычком кулака сломал противнику сперва глазницу, затем кость скулы левым хуком. Вновь зарычав, Одиннадцатый ударил кулаком себе в грудь, послал ментальный импульс победителя из радости и возбуждения и зарычал в морозное небо, задрав голову, скинул ослабевшую руку врага, которая машинально пыталась схватиться за него.

Николай улыбнулся разбитым, поломанным ртом. Зрение не восстанавливалось. Кажется, он и второй глаз потерял. Перед собой он видел лишь кроваво-черный мрак. Все что ему оставалось, это лежать на спине и дышать. Пока еще дышать.

Говорят, на войне и в падающем самолете атеистов нет… Что ж, это так… И в первом и во втором случае ты надеешься на высшие силы, так как от тебя больше ничего не зависит. Смерть уже маячит на горизонте, но ты еще не ощущаешь ее холодного дыхания. Потому так сильна вера у воинов и терпящих крушение людей. Когда-то давно он услышал одну народную мысль: «Когда у тебя проблема, не говори Богам о ней, а говори проблеме, что ты с Богами». Вроде опять, простые слова, но если подумать… А если сказать, обличить мысли в слова, то действительно, становишься храбрее и как будто чуточку сильнее. Всегда, когда жизнь прижимала его своей пятой точкой к земле, они, как и многие другие, помогали вновь расправить плечи. И сейчас, шепча разорванным ртом эту старую прописную истину, Николай ждал, что вот где-то там, в этот самый момент Боги смотрят на него и проверяют. Достоин ли этот воин края вечной войны и пира или ему положено ходить среди смертных серой безмолвной тенью. Вальхалла ему награда или Хельхейм его вечный удел.

Ментальный посыл был силен. Не зря говорят – надежда умирает последней. Не прав тот, кто сказал, что страх – самое сильное чувство. Он, бесспорно, самый древний, но где обитает страх, там и живет надежда…

Одиннадцатый среагировал слишком поздно. Все же человеческое в нем еще что-то было и, заключенный в тело монстра подросток, не смог не преминуть возможностью искупаться в лучах славы. Он победил самого опасного противника! Доказал, что он – самый здесь сильный! Что пришло его время! Что нет больше никого лучше него! Он – номер один! Самый-самый! Но… Гордыня – смертный грех и не просто так. Она застилает глаза. Самообманывает. И вот сейчас, возгордившись победой всего на миг… Он не заметил, как поверженный соперник не просто копошится пред его ногами, а сжимает...

Одиннадцатый попытался обернуться, но гипертрофированные шейные мышцы не дали ему возможность посмотреть себе за спину. Точнее на нее… А ведь если бы он смог, если бы увидел… То наверняка бы не досчитался одной из стеклянных колб-пробирок с золотистой жидкостью.

– Ну чо, – слыша, как дыхание противника на миг сбилось, простонал Кнехт, вознося руку над грудью. – Попробуем твое штырево…

Леха не успел. Куда там… Лапища с зажатой в ней шприц-колбой метнулась вниз слишком быстро. Инъектор проткнул ткани в ране и выплеснул все свое содержимое. Золотистый стимулятор практически мгновенно, в два удара огромного сердца достиг сперва его, затем устремилась по крупным артериям и венам, дошел до мозга и…

Это было похоже на сияние тысяч солнц. Он по-прежнему был лишен зрения, в привычном его понимании, но то, что он видел теперь внутренним образом, было куда лучше. Он видел всё. И всех. Время замерло. Невидимые обычному глазу золотистые нити вырвались из его тела и устремились по сторонам, окутывая и опутывая пространство словно пальцы. Вот изгибы местности. На нем сперва не ровными волнами, затем буграми, затем контурами прорисовались люди. Точнее их тела. Эти вот уже мертвые – они темные и холодные. Те, еще живые – яркие, теплые, а вон те уже не мертвые и не живые. Пограничные. Люди, оплетенные золотистыми лучами-дорожками, словно паутиной гигантского паука, походили на веретенца. Там где у них была грудь и голова – шире. А к ногам – уже и тоньше. Чем больше в них было жизненной силы, тем нити между ним и веретёнцами становились плотнее. Одно, два три… Десять. И вот уже он чувствует, как его тело наполняется силой. Их силой. Их жизнью… Звуки стали громче. Сперва они имели отзвук. Эхо. Затем проявился цвет. Да. Звуки стали цветными. Вот от самого большого веретена, двигающегося к нему, судя по всему – Лехи, исходят волны ярко-алого цвета – гнев и ненависть. Вот появились синеватые всполохи – это страх. А вот и черная рябь промчалась – ужас…

Все вокруг стало нереальным. Другим. И тут Николай понял, что и он стал другим. Напряжение внутри росло. Сила рвалась наружу. Как несдерживаемый порыв тошноты. Она распирал его изнутри, жаждя разорвать. И он отпустил ее. Дал волю. Потому что больше уже сделать ничего не мог. Это был его последний шанс. Сам бы он никогда Леху не победил. Был бы он здоровее. Был бы отдохнувшим... Но ах, эта частица "бы"... Все что он успел сделать, это увидеть где-то там, впереди и внизу ярко зелено-синюю, почти лазурную искорку – цвет любви и надежды. Он изо всех сил попытался подумать о том, что ему нужно спасти ее, закрыть своими огромными, сильными руками и унести как можно дальше, не причиняя ей вреда. Эту мысль он попытался запомнить навсегда. Было страшно забыть, ведь память об Алисе – это все, что у него оста…

***

И создал Бог мир. И сказал, что это хорошо… И явился он человеку, созданному по его подобию и сказал…

– Кнехт, я твой отец…

И противиться его слову человек не мог. Ибо отец есть его создатель. Его Бог, его Всё. Зверь и живые липкие, черные путы отступили под натиском света, покорно опустив головы.

Теперь частичка Бога в нем повелевала им. И она требовала отринув тьму и мрак, полностью отдаться свету. И он это сделал. Отдав себя в полное правление Богу, смерено отступив в сторону.

Теперь его путь завершен.

***

Одиннадцатый не успел совсем чуть-чуть. Буквально еще секунда, две и он бы остановил его… Но... Понял он это как-то резко и отчетливо.

Это было похоже на удар набата. Мир словно вздрогнул. По пространству прошла рябь, пронизывая все на своем пути. И все, чего оно коснулась, как-то неуловимо изменилось.

Противник вскочил слишком резко. Словно не был только что избит до полусмерти. Словно не умирал, теряя последние капли жизни с кровью…

– Я пел о том, что всегда есть дорога на свет.

Я пел другим о любви, побеждающей всё.

Но где она, когда кажется, что выхода нет?

Когда я сам уже не верю в неё…

Мир светился мириадами тончайших струнок и искорок. Все казалось не реальным и настоящим одновременно.

Десятый открыл глаза. Время вокруг было каким-то медленным и тягучим. Даже воздух вокруг при движениях создавал сопротивление, словно он купался в прозрачной воде. Снежинки зависли, словно в клее. Даже свет, казалось, тёк, словно жидкое стекло, задевая светящиеся струны…

Чувства обострились еще больше. Он ощущал мир каждой клеточкой своего тела. Он и был тем самым миром!

Яростный и злой враг приближался.

Десятый оскалился.

Божественная сила наполнила тело. Теперь его ничто не могло остановить. Он может все!

Одиннадцатый вздрогнул, на мгновение покачнулся, ощутив сильнейший ментальный удар. Если бы не искусственно погашенное чувство страха, он бы, наверное, попятился. Но он не мог отступить. Таким его воспитали. Таким его сделали.

Время начало ускоряться. Эйфория от нового стимулятора прошла. Десятый повел могучими плечами. Кажется, он стал еще больше.

В один рывок гигант поднялся, сбросив с себя растерянного противника. Их роли поменялись. И теперь Он тут Номер один!

***

Час катастрофы.

Окрестности военной базы РФ «Полярка»

– Сажай! – Петров стиснул зубы. – Не могу я так… Надо ему помочь…

Слова вырвались сами собой. Мысли окончательно сформировались в голове.

– Сажай тут!

Майор не подчинился.

– С хрена ли, – продолжал он упорно вести свой вертолет дальше, косясь на зеркала заднее-боковой полусферы слева по борту.

– Сажай, говорю!

Капитан встал, демонстративно сдернул пальцем предохранитель автомата до упора вниз, навел ствол на пилота.

– Са-жай! Мы выходим!

Чернова вздрогнула.

– У нас там гости… Валите тогда шустрее… – пожал плечами майор.

Машина, повинуясь движению штурвала, медленно наклонилась и начала снижаться. Двигатели покорно снизили обороты, шасси мягко прыгнули по поверхности.

– Наташ, собирайся, уходим, – опустив автомат, бросил Данил косой взгляд на подругу.

Майор хмыкнул. Голос у капитана был фальшивым до невозможности. И что, она, дурочка, поверит? Ха! Смотри-ка, поверила! Он вернул руку с кобуры на штурвал. Байкал его движение заметил, и на его лице на миг проявилось удивление. Пилот хмыкнул, словно говоря, мол, а ты как хотел? Перед тобой не простой солдат, а целый майор спецназа, ты забыл?

Петров и вправду забыл… Как-то не корячилось ему то, что этот дядька в каске опасный и опытный боец, в одиночку выживавший на корабле запертый в ограниченном пространстве с международными террористами и мертвецами несколько месяцев… Надо же, а умеет, бес его побери, маскироваться и притворяться, зубы заговаривать… Или капитан все-таки стареет и теряет хватку? Нет, скорее всего, просто усталость.

Черный, антрацитово-непроницаемый шлем повернулся к Данилу и медленно качнулся вниз. Капитан тоже едва заметно кивнул, посмотрел на выходящую из вертолета девушку, убрал автомат.

– Иначе никак, – оправдался он одной непонятной, кроме них двоих сейчас фразой.

– А я думал, ты мудак, капитан, – хмыкнул майор, и, как только Петров снова кивнул, дернул рычаг штурвала вверх. – Думал, ты друга боевого бросишь.

Винты взвыли, подняв пургу. Наталья оступилась, повалилась в снег. Резко, предчувствуя нехорошее, обернулась к распахнутой двери. Данил показался в проеме через мгновение… И тут она все поняла.

– Нет! – крикнула девушка дрожащим голосом.

– Оставайся тут, – с грустью ответил майор. – Тебе с нами нельзя!

Взгляд ее был полон боли. Наталья смотрела на него как на предателя.

– Гад! – выкрикнула Чернова, но ветер захлестнул ее и девушка задохнулась хлопьями снега.

Данил закрыл дверь, вернулся в кабину.

– Ты меня только довези, – угрюмо попросил он. – А дальше я сам… И забери ее на обратном пути. Подкинь, пожалуйста, до куда-нибудь. Просто подальше. Если через "Афалину" полетишь, высади там, а мы позже доберемся. Тут уже очень опасно стало...

Петров старался не смотреть в окно. Почему-то у него появилось ощущение, что девушку он видит в последний раз. Что-то не хорошее витало в воздухе и от того становилось лишь грустнее. Но так было правильно. Так было лучше. Тащить ее с собой на верную гибель было нельзя. Пусть лучше она побудет тут, а, если у них вообще все получится, то все вместе подберут ее на обратном пути.

– Капитан, – позвал майор и качнул черным шлемом куда-то вперед. – Кажись у друга твоего проблемы…

Данил нахмурился.

Впереди, чуть справа и ниже, опустив хищный нос, кружился по спирали боевой вертолет. Кабина и нижняя ее часть периодически освещались вспышками и Данил готов был отдать здоровую руку на отсечение, за то, что принадлежали эти вспышки – курсовой крупнокалиберной пушке.

– Держись, – наклоняя вертолет вперед, скомандовал Буран. – Сейчас мы его чуть напряжем…

Двигатели взвыли. Вертолет набирал ход, выравниваясь, ложась на курс.

***

Час до катастрофы.

Военная база РФ «Полярка».

Штаб управления.

Сигнал тревоги ворвался в коридоры внезапно. Отражаясь от бетонных стен. Он ударил резко, заставив вздрогнуть.

– Что там происходит? – нахмурился полковник Резников, недовольно обращаясь к Валентину.

Помощник тут же завертелся, вылавливая взглядом из толпы окружающих того, кто мог бы ответить на этот вопрос, так как и сам он ничего не знал.