Текст книги "ШТОРМ. За бурей не всегда приходит рассвет (СИ)"

Автор книги: Николай Малунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Гигант глухо рыкнул, оскалился. Сердце заколотилось сильнее. Разгоняя по телу кровь, вызывая нетерпеливую дрожь во всем теле.

– Огней нет, – заметил майор, заходя на вираж, облетая огромный белоснежный лайнер.

– Я никого не вижу, – нахмурился Данил, разглядывая корабль в бинокль. – Вообще никого…

Вертолет плавно опустился на палубу. Николай первым спрыгнул на борт «Титана». Тишина. Винты еще молотили воздух над головой, двигатели выли, но он сейчас имел в виду совсем другую тишину. Своими новыми органами чувств, он почти сразу понял, что лайнер пуст. Брошен. Здесь нет никого, кроме нескольких мертвецов где-то внизу.

Следом за сержантом на палубу спустился капитан.

– Что тут?

Сержант вздохнул, покачал головой. Петров обернулся, подал сигнал майору. Тот кивнул и заглушил двигатели.

Винт стих. Наступила тишина. Слышно было, как мерзнет, подвывая на ветру, мачта. Как стучит оборванный трос по трубе, как плещется, разбиваясь о борт волна, и скрипит уставший корпус гигантского корабля. На этом все. Больше ничего.

– Где все? – задал Данил резонный вопрос, ответа на который ни у кого из них, к сожалению, не было.

Отчаянье затопило сознание. Николай устало опустился на колени, склонил голову. Внутри все рухнуло. И что теперь делать? А нужно ли что-то делать? Пришла в голову мысль то ли от грибницы, то ли от зверя, то ли его собственная. Нужно ли что-то делать? Он сделал все, что мог и, даже, больше. Алисы здесь нет. И где она – не известно. Да и вообще! Может ей там лучше? Об этом Николай размышлял все то время, что они летели, а сейчас эта мысль стала более навязчивой. Он посмотрел на свои руки. Огромные, страшные. Сжал кулаки. Это не человеческие руки. Это руки монстра. Сколько ему осталось? Два? Три? Четыре дня? Неделя? А потом?..

– Колян, ты чего?

Данил подошел ближе, положил другу руку на плечо.

– Все, капитан, – собравшись с силами, тихо ответил гигант. – Сдулся я. Устал…

– В смысле?

– В прямом… Во всем этом его нет… Смысла твоего… Мне недолго осталось. Я это чувствую. Да и ты видишь. Может ей там лучше? Без меня... Что я ей дам? – Николай опустил голову еще ниже. – Куда я ее отведу? Сюда? В тундру? В снег? До дома мне не добраться. Ты видишь, кем я стал. Среди людей мне нет жизни. Тогда зачем?

– Колян! Кончай! Все нормально…

– Я тебя там, в ангаре чуть не убил! – вскинул голову Кнехт и Данил увидел полные глаза слез. – Я тебя сожрать хотел. Понимаешь? И ее тоже! – взгляд перешел на Наталью. – Я не человек, Данил. Я животное! Еще немного и я снова стану монстром!

– Мы найдем лекарство! – попыталась вмешаться Чернова.

– Его нет! – рыкнул Николай. – Оно во мне. Я чувствую! Я не хочу проснуться однажды, и узнать, что всех вас съел! Ну, спасем мы ее и что? А через день я приду в себя и увижу ее разорванное тело?.. Нет… Ребят. Я все.

– Вот ты достал! – вскипел капитан. – Слушай. Ты когда стал таким эгоистом? О себе, да об Алисе своей думаешь только! – капитан перешел на повышенные тона. Видно было, что он злится. – Ты, бл, о других думаешь? Или только о себе?! Ты забыл этого урода старого? Видел, что он там у себя в лаборатории наплодил? А что эти твари вместе сделать могут? Подумал? Эту гниду нужно уничтожить! А люди, которых там в рабстве держат? Тоже на них хрен забьем?

Николай поиграл желваками.

– Да и о ней ты подумал? – вмешалась Наталья. – Ее мнения спросил? Может ей два дня с тобой лучше, чем вся жизнь в той золотой клетке? Она тебя ждет и надеется!

– Да не ждет, – попытался сохранить апатичный настрой сержант, ощущая как злоба, вскипевшая к самому себе, сжигает все на своем пути.

Друзья были правы и ему это не нравилось. Он смертельно устал и хотел уже умереть, чтобы не чувствовать этой боли, этого груза… А ему все не дают. Как старую кобылу воскрешают, чтобы она продолжала пахать, но они были правы, как ни крути! Он думал в последнее время лишь о себе и о ней. Напичканный галлюциногенами, и боги знают, чем еще, мозг воспалился и не давал связно мыслить. Смена настроений. Злоба. Потеря сознания – все это результат заражения. Это не его мысли. Не его желания! А какие тогда его? Что есть он? Он запутался и лишь слова друзей помогали держать верный курс. Курс… Курс… Мысль забилась в голове.

Гигант поднялся. Вздохнул и медленно выдохнул клуб пара в морозный воздух.

– Хорошо, – прохрипел он, наливаясь злобой, придающей ему сил. – Пешком они все уйти никуда не могли. Кто-то бы обязательно остался. Вертолетами тоже не перевезти. Значит они пересели…

– Куда? – нахмурился капитан, внутренне радуясь, что друга удалось так быстро вразумить. В последнее время он стал неуравновешен и Данил уже думал было применить силу – дать пару раз раскисшему здоровяку по морде.

– На другой корабль, – глядя куда-то в пустоту, как-то странно ответил Николай и поднял руку в сторону темного горизонта. – Туда! Нам. Нужно. Туда!..

Глава 12. «Шторм»

Восемь дней до катастрофы.

Валентин в своей жизни не любил три вещи: конкуренцию с ним, проигрывать и когда обрывают его свадьбу. Это он ненавидел теперь даже больше всего. Надо же! Именно сегодня, в Особенный день! Самый лучший в жизни… и прочее там, что про него говорят в кино и пишут в сопливых мыльных книгах! Так испоганить! Та-а-а-ак испоганить!

Он шел по широкому коридору, уже поднявшись на верхнюю палубу, где располагался капитанский мостик. Злости его не было предела. Ох, попадись ему сейчас кто-нибудь на пути! Ох, только попадись!

Видели когда-нибудь Чихуа-хуу? Вот! Если бы она была человеком, то выглядела бы сейчас точно также. Всклокоченные, редкие, намазанные гелем до состояния соплевидности волосы. Трясущееся тщедушное тельце и злые, навыпучку глазенки. Однако внутри Валентин ощущал себя доберманом. Нет, ротвейлером, способным разорвать всех на мельчайшие лоскутки!

Примерно в таком настроении он подошел к двери кабины, или как ее там называют, где капитан у штурвала или чего-то такого стоит? Наспех собранная, разваленная то ли во время штурма корабля, то ли во время прорыва мертвецов, она дико заскрипела, когда мужчина ее открыл. Пришлось тянуть двумя руками – петли покосились и работали теперь неправильно.

– Где тебя черти носят?! – почти сразу же, как Валентин вошел в рубку, сорвался на него полковник Резников. – А… – тут же вспомнил он, осмотрев причудливую одежду помощника. – Прости, забыл. Потом доиграешь свадьбу. У нас гости…

Черный боевой вертолет заходил на посадку. Включенные красные проблесковые маячки, рыскающий по палубе ствол пулемета, закрепленный под кабиной, и заранее открытые боковые двери, из которых высовывался еще десяток стволов поменьше.

Солдаты полковника уже находились на боевом посту. Им был отдан приказ не стрелять. Вертолет не выходил на связь, но помехи, то и дело прерывающиеся тишиной говорили о том, что воздушное судно пыталось "дозвониться" до них на разных частотах.

– Антенна не работает, – угрюмо вздохнул один из сотрудников персонала. – Разбита напрочь…

Вертолет опустился ниже и замер в нескольких метрах над ней. Один из местных бойцов шагнул вперед, зажег два фальшфейера. Никто из них, ни солдаты, ни офицерский состав, ни Резников с Валентином не владели информацией о том, как и какие мирные сигналы нужно подавать воинственно настроенному вертолету при посадке. Обычно в армии есть на то специально обученные люди. Но среди уцелевших после бойни на Афалине таковых не отыскалось. Да и времени на поиски не было.

Солдат, вспомнив, кино, в котором он пару раз видел, как техники подают знаки вертолетам и самолетам на авианосцах, скрестил два шипящих факела, и медленно опустил их перед собой. Через покрытое изморозью стекло он видел голову пилота в черном шлеме и сидевшего рядом с ним человека в маске.

Головы посмотрели друг на друга, затем синхронно подняли руки и покрутили пальцами у виска. Солдат смутился. Мужик в маске, видимо, командир, махнул ладонью в сторону, мол, свали, и вертолет, когда люди таки отошли на несколько шагов назад, медленно и плавно опустился на палубу. Еще винты затихнуть не успели, а из чрева вертокрылой машины посыпались бойцы. Они быстро заняли круговою оборону вокруг машины, прильнули к прицелам коротких автоматов. Все как один в черной одежде и броне, без знаков отличия. С приборами ночного видения. И оружием с лазерными целеуказателями и глушителями.

Полковник, наблюдая за картиной через мониторы, цокнул языком. Вот это армия! А не его оболтусы. Кто в чем… У половины даже и патронов в оружии нет… Серьезные люди пожаловали. А, серьезным тут взяться больше, как со «Шторма» было неоткуда. Вертолет наш, Российский, значит, не контингент НАТО с полярной базы… Значит, пора самому выходить, разговаривать.

Резников надел фуражку, оправил китель и вышел из каюты. Быстро, но чинно прошел до перехода, спустился на единственном уцелевшем лифте на среднюю палубу и вышел в ночь. Хотелось было завернуться в форменный тулуп, но тогда бы он выставил его в не лучшем свете, а он, как никто другой, знал, что встречают по одежке. Тяжело и грозно прошагав по палубе, он бесцеремонно раздвинул охрану, решительно вышел вперед. Дождался, пока его заметят. Мужик в маске, сидевший рядом с пилотом вперился в него взглядом и через небольшой промежуток времени, притворно вздохнул и полез из кабины.

– Кто главный? – грубым, низким голосом спросил мужик, прямо игнорируя полковника.

– Полковник Резников!

Мужик вернул взгляд на говорившего.

– И что вы тут делаете, полковник? На гражданском судне, в запрещенных для плавания водах.

Резников сбился. Такого напора он уже давно не встречал. Обычно все его окружение принимало безоговорочное командование полковника. Всякое сопротивлении он уже давным-давно подавил, а тут… Смотри-ка! Гонору-то сколько! Пришелец совсем его не боится! Но полковнику это понравилось. Если неизвестный ведет себя так, можно даже сказать, по-хамски, то они встретили именно того, кто им был нужен. Того, кто чувствовал за своей спиной силу, и сейчас Резников думал совсем не о той десятке в черной броне, а о намного, намного большем.

– Стреляли, – ответил он, ухмыльнувшись, вспомнив бородатую фразу из старого советского фильма.

– Стреляли, – улыбнулся глазами мужик, хмыкнув. – И кто стрелял?

– А мне почем знать… – пожал плечами Резников. – Давно дрейфуем, – перешел он на серьезный тон.

В любых переговорах нужно четко знать, когда стоит пошутить, а когда нужно говорить серьезно и жестко. Где нужно сделать паузу, вынуждая оппонента продолжать неудобный разговор, а где напротив, брать инициативу.

– Главный двигатель поврежден, дрейфуем на маневровых. Ищем кого-нибудь… А вы тут откуда? Вертолет не для дальних перелетов…

– Оттуда, – не остался в долгу мужик в маске, вернув полковнику мяч по знанию советских фильмов.

Резников улыбнулся.

– И что вы хотели?

– Да так. Познакомится с соседями…

– К соседям с оружием не летают…

– Так и соседи сейчас разные. Одни кусок от жопы откусить стараются, другие в эту самую жопу без мыла пролезть…

– Эк ты «зайти в тылы» завуалировал! – Мужик улыбнулся. Резников принял расслабленную позу. – Так откуда прилетели? Никак с… – полковник сделал паузу, – …«полярки»?

Глаза под маской чуть сузились, что могло бы говорить о работе мыслей.

– Да знаю я, – ухмыльнулся полковник. – Сами туда курс держим… У вас там база? – Резников сделал ударении на слово «там». – Или тут где-то?

– Много спрашиваешь, полковник… – нахмурился мужик в маске.

– Так время такое... Больше знаешь – дольше живешь.

– Не факт, не факт... – зло прищурился мужик.

– Да ладно тебе. Хорош комедию ломать и в партизана-разведчика играть. Вы со «Шторма»?

Неизвестный нахмурился еще больше. Бойцы за его спиной напряглись.

– Как говоришь, твоя фамилия, полковник?

– Резников, – спокойно выдержал Илья тяжелый взгляд. – Рез-ни-ков. Я бы на твоем месте сразу сделал запрос в штаб армии, прежде чем тут так себя вести…

– Будешь на моем месте – сделаешь! – грубо оборвал полковника мужик.

– А давай-ка прокатимся с тобой? Я думаю, твоему командованию будет полезно выслушать меня… А то что мы так, через «передаста» будем? – прервал полковник незнакомца ровно в тот момент, как он уже начал тянуться к рации, неприятно сбивая того с настроя.

Мужик сжал зубы так, что даже под маской это стало видно. Стрельнув глазами по сторонам, явно оценивая обстановку, прикидывая, наверняка, что можно полезного с «Титана» экспроприировать, неизвестный хмыкнул.

– А действительно! Давай-ка скатаемся… Да посмотрим, кто ты такой на деле… «Птичка-два», «Птичка-два», садись…

Не успел еще мужик убрать рацию, а из черно-белых облаков уже высунулось верткое тело второго вертолета. Полковник чуть дернул щекой. Такого он не ожидал. О втором вертолете он не знал и это оказалось неприятно. Но что поделаешь. Радар «Титана» далек от тех, что используют военные. Заметил первый – уже хорошо! Но, как же он от всего этого устал, кто бы только знал! Вот что ему нужно! Эти ребята, это вооружение и эта техника! С тем, что имеется у Резникова, сейчас он это внезапно отчетливо понял, ему не добиться ровным счетом ничего из всего того, что он запланировал, а это означало лишь одно – нужно расширяться.

***

Семь с половиной дней до катастрофы.

Вертолет ВМФ России Ка-27 ПС, «Птичка-1»

Валентин нервничал. Его непосредственный начальник выглядел как всегда серьезным и собранным, по его лицу помощник прочитать волнения не мог, но он уже давно на интуитивном уровне научился угадывать желания полковника. И сейчас тот желал, что бы не они тряслись в тесной кабине вертолета под прицелом нескольких стволов и неприятных взглядов, а сами везли этих зарвавшихся вояк на допрос.

В том, что это будет именно допрос, а не дружеское общение двух командиров разных кораблей, Валентин не сомневался ни на секунду. Он чувствовал себя неуютно. Этому способствовали и насмешливые взгляды людей в черной форме. Еще бы! Весь в белом… Во фраке, при шпаге, в смешных, как ему сейчас казалось, лосинах… Это там, на «Афалине» и «Титане» он был полубогом. Тем, даже чьего взгляда не все жители достойны были… А здесь… Он резко снова ощутил забытое чувство. Ему почудилось, что он снова стал серым завучем в небольшой сельской школе, расположенной где-то в глубинке Сибирской тайги…

Мужик, сидевший напротив, оскалился. Валентину стоило чудовищных сил, чтобы не обмочиться. Настолько неприятным ему оказался этот взгляд.

– Слышь, а ты че, клоун? – усмехнулся другой вояка. – А нам номер покажешь?

Валентин позорно промолчал, потупив взор. Он резко стал каким-то маленьким… Беззащитным. Беспомощным. В страхе он маленьким щенком посмотрел на полковника, ища поддержки у хозяина, но Резникову было явно не до него.

Правитель думал. Это было видно по едва заметным набухшим на шее венам. По напряженно нахмуренным бровям. Валентин внезапно облегченно вздохнул. Сейчас! Сейчас он что-то придумает и тогда! Тогда! Валентин поджал губы и с вызовом посмотрел на мужика в черной броне.

– Покажу! – прищурив глаза, ответил он. – Обязательно! Но он может тебе не понравиться…

Он рисковал, но терять лицо перед хозяином не хотел. Если Полковник и вправду что-то придумает, ему, его главному помощнику и заместителю, нужно оставаться в лице! А для этого он пойдет на все!

Мужик в черной броне скорчил страшное лицо и уже хотел было встать, чтобы одним ударом берца прихлопнуть зарвавшегося червя, но тут пилот сообщил, что вертолет заходит на посадку. И так-то разогнавшееся сердце Валентина, застучало еще сильнее. Их тряхнуло, в животе появилось ощущение падения, под языком образовалось неприятное чувство.

Вертолеты мягко коснулись палубы, глуша винты. Шум стал стихать, вибрация уменьшаться.

– Приехали, – проходя между своих людей проговорил мужик в маске. – Вытряхиваемся.

Бойцы покидали корпус вертолета расслабленно, вальяжно. Они были дома. А вот полковник с Валентином ступили на палубу авианосца с явным напряжением.

Резников осмотрелся. Широкая палуба была заставлена различной техникой. Истребители, заправщики, вертолеты, машины обслуживания, люди туда-сюда шныряют. И не абы как! А с какой-то проглядывающейся траекторией. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Горючее, порох, дизель и мороз. Что может быть приятнее? Отовсюду доносились обрывки команд и приказов. Отчеты и шум работ. Вот! Вот оно! Как же он скучал по неутомимой машине по имени «армия». Круглые сутки её жернова вращались, выполняя свою работу. Постоянно. Безостановочно. И днем и ночью. В любую погоду. Ему этого не хватало. Не хватало… настоящего. То, что было у него на «Афалине», или уж тем более на «Титане», было лишь жалкой пародией того, что он сейчас видел перед собой. Оставалось только все это возглавить…

– Капитан там, – кивнул головой так и не представившийся мужик в маске, указывая на высокое строение в другом конце палубы. – Вам на "мостик", – пояснил он. Вас проводят.

Голос мужика изменился. Сейчас полковник уже не слышал в нем заносчивости или резкости, но появились нотки раздражения. Видать, получил люлей от командования… наверняка ведь сообщил всю полученную информацию начальству, а там навели справки, дозвонились куда надо по каким надо каналам и выяснили, кто такой полковников Резников и что он жив и здоров…

Их отвезли. К вертолету подъехала небольшая машинка, размером чуть меньше пикапа на маленьких колесиках. Выглядела она довольно смешно, но как говорится, «красивым должен быть лебедь, а машина – ездить», и «лучше плохо ехать, чем хорошо идти».

На протяжении всего короткого пути, полковник буквально упивался происходящим вокруг. Столько народу! И все что-то делают. Легендарное армейское "Броуновское движение". Там группа мужиков бочку куда-то тащат, тут бригада самолет осматривает, справа бензозаправщик проехал, фырча дизелем, слева ящик огромный перекатывают. Все как положено! Все, как должно быть! Всю картину рассмотреть мешал мелкий падающий снег, но Резников был доволен. Он смотрел вокруг так, как будто прибыл сюда командовать, назначенный начальством, а не с целью силой, если понадобится, захватить власть на авианосце.

Машинка высадила их возле палубных настроек, рядом с плацем, на котором в этот момент проходили очередные тренировки. Полковник чуть не прослезился, увидев, как суровый сержант гонял молодняк строевым шагом. Смотри-ка! Апокалипсис! Мертвые из могил встают, а тут, словно ничего и не изменилось!

Руководство, как и было положено, находилось на самом верху. В прямом смысле. Пришлось подниматься по бесконечным лестницам и заблудиться в бесчисленном количестве коридоров и поворотов, но минут через пять, они все же добрались до капитанского мостика. Сразу их, конечно же, не пустили. Лейтенант, старший из конвоиров, сперва сам постучался и вошел, затем выглянув, кивнул оставшимся с Резниковым и Валентином рядовым, приказывая тем ввести гостей.

Мостик «Шторма» заметно отличался от мостика «Титана». Если на лайнере все было устроено с комфортом и шиком, то здесь было всё более аскетично, но намного более серьезно. Радары, тактические карты, компьютеры… В помещении стоял постоянный шум. Кто-то переговаривался, гудела техника, слышались хрипы раций с докладами. Резников сжал зубы. В груди стало тесно. Как красиво! Как он по всему этому соскучился! Вот его место!

– Товарищ капитан первого ранга! – обратился лейтенант-конвоир к мужчине в дальней части огромной комнаты. – Они доставлены!

Названный капитаном небрежно отмахнулся от порученца, бросил короткий взгляд в сторону гостей, что-то сказал помощнику и лишь после того, как тот ответил, двинулся к ним навстречу.

– Резников Илья? – еще издалека громко переспросил местный командир.

Полковник кивнул.

– Илюха! Это, и вправду ты!? Я даже сразу не поверил! – подойдя ближе, внезапно улыбнувшись, добавил капитан «Шторма» и полковник резко замолчал.

Когда к человеку обращаются панибратски, хочешь, не хочешь, напряжешься и задумаешься. А с какого, собственно, перепуга? Резников насторожился, вглядываясь в черты лица приближающегося.

– Вот уж кого не думал тут увидеть! Не узнаешь?.. Вершин. Андрей…

– Андрюха? – не веря собственным глазам, переспросил полковник, на мгновение сбившись.

– Какими судьбами?

Мужчины пожали друг другу руки. Полковник, признаться честно – удивленно. Вершинин – радостно, даже позволив вольность – ударить бывшего однокашника по плечу.

– Мне сообщили, твою фамилию, но я не сразу поверил… А теперь вижу. Точно, Илья! Жив, мужик! Ну, как оно? Какими судьбами в наших водах? Ты же вроде как в Сирии базировался перед всем этим…

Резников улыбнулся. По-настоящему. Даже сам удивился тому, как мышцы щек напряглись. Нет, Андрюха не изменился… внешне – конечно да, возмужал с последней встречи на выпускном в военной академии. Да так, что Резников бы его и не узнал, не присмотревшись. А вот внутри бывший курсант остался, судя по всему, все тем же балагуром и весельчаком.

– Да вот, северным ветром занесло, – наконец-то ответил полковник, осмотревшись. – А я гляжу, у тебя тут все чин-чинарем? Ты тут… – он сделал небольшую паузу, перейдя на вкрадчивый голос, словно заговорщик. – С самого начала командуешь, или…

– С самого! – снова улыбнулся Андрюха. – Я после академии в морфлот пошел. Ну и вот, назначили сюда. Проектное судно! Первый боевой выход и так все случилось!.. – Вершинин цокнул языком, окинув рубку взглядом. – Повезло, можно сказать. Так как ты вообще тут оказался? Ты же вроде при штабе…

– Сложно все. Я в инспекции тут был неподалеку, когда накрыло. Пол года на станции одной обитали, потом вот, лайнер обнаружили, заняли. Дрейфовали какое-то время. Там двигатели испорчены, только маневровые. Искали, как причалить, но зима крепчает, лед… шли наугад. Потом ваших орлов встретили…

Тут, словно специально, за спиной полковника открылась дверь и в помещение кто-то вошел. Вершинин кинул взгляд бывшему однокашнику через плечо, кивнул.

– Вертушки поставили, – раздался знакомый голос мужика в маске, – ребята на дежурстве. Как у вас тут?

– Сань, – обратился капитан к помощнику. – Вы уже, типа, знакомы, но я все равно представлю. Полковник Резников. Живой и настоящий. Я его лично знаю. Мы с ним в академии еще вместе учились! Спасибо, что доставил моего старого друга живым и не помятым…

Мужик, все также, не снимая черной балаклавы, хмуро поглядел на гостей, дернул глазом.

– Рад стараться… – недовольно буркнул он и еще раз пристально оглядел прибывших с лайнера людей.

Командир спецроты, Худинин Сашка, по совместительству лучший друг Андрюхи Вершинина еще с Чеченской войны, был гостями не доволен. Опасностью от них сквозило не прикрыто. Андрей был доверчив, и местами чрезмерно добр и зачастую верил людям, когда того делать не стоило… Сколько раз Саня его задницу прикрывал? Он всегда чуял подвохи и опасности, в отличие от верящего в людей товарища, Александр не доверял никому… Получив однажды тяжелое ранение в лицо от своего же напарника, бросившего его подыхать в окопе, а сам перешедший на другую сторону, сдав целый опорник, Сашка теперь всегда и везде находился в черной, как ночь, маске и никому, кроме трех проверенным боевым друзьям не доверял. Андрюхе Вершиниу, Сереге Цаплину – старпому командира, да своему заместителю – сержанту Игорюхе. Еще с войны они держатся все вместе. И вместе прошли через ад, когда мертвые начали вставать. Вместе же удержали людей от безумия, когда все началось. Вместе составляют стержень, на который опираются, веря и всецело доверяясь, все члены экипажа.

– Так! Давай, наверное, отведи гостей ко мне в каюту, – прервал Вершинин схватку взглядов полковника и майора. – Я сейчас тут закончу и приду тоже. Надо отметить встречу. Много воды утекло, наверняка есть о чем поговорить…

Резников кивнул, медленно отведя взгляд от помощника командира «Шторма».

«От этого нужно будет избавиться в первую очередь», – мысленно сделал он зарубку в памяти, надевая маску дружелюбия и улыбаясь старинному приятелю.

– Серегу с Игорьком тоже позови… Пару дней, думаю, тут без нас справятся…

Андрей заговорщически подмигнул сразу всем, как бы намекая на то, что пьянка намечается настоящей, мужской…

***

Сидели бывшие однокашники в каюте капитана безвылазно всю ночь и еще следующий день. А еще через два на корабле случилось трагичное событие, повлекшее за собой бунт и череду событий, чуть было не приведших мир к ядерной катастрофе…

***

Семь дней до катастрофы. Лайнер «Титан».

Лабораторный комплекс.

Данные с результатами тестирования населения «Афалины» начали поступать практически сразу, как только высокое начальство под конвоем отчалило в неизвестном направлении. Профессор Решетов увидел в этом самый лучший знак.

– Кот из дома, мыши в пляс, – проговорил он, как только лаборанты загрузили последние сведения и вывели их на главный монитор.

Система начала работу. Алгоритм строчку за строчкой, отсеивал неподходящие кандидатуры, оставляя на его взгляд самых достойных. За что Решетов любил машины и не любил людей – за их совершенность. Машина беспристрастна. Ей нет дела до того, кто перед ней. Она выполняет лишь заложенный в нее алгоритм. Да, человеком. Человеком, который может допустить ошибку, поддаться моральным или этическим принципам, или что-то иное, но свою работу машины выполняли от и до. Как и его детища. В этом они были похожи. К этому он, профессор Решетов, стремился.

Строчка за строчкой из длиннющего списка выпадали фамилии. Первый десяток, второй. Третий. Сотня… Профессор и не ждал, что подходящих кандидатов на роль донора будет множество. Уж кто-кто, а он точно знал, как низок процент иммунных среди выживших.

Изначально их было больше. Но с каждым днем, с каждым часом их становилось лишь все меньше… Кто погибал естественной смертью, кто насильственной. Но среди такой огромной толпы не же могло не быть того, в чьей крови течет то, что ему нужно! Вот система пикнула в первый раз, уведомляя о том, что нашла подходящего пациента, затем второй… Третий. Подождала и еще раз…

За час, что компьютер скрипел своими электронными мозгами, набралось чуть меньше десятка кандидатов. Почему кандидатов? Потому что алгоритм отсева был неимоверно сложен. Нужно было сравнивать кучу структурных данных, проводить сравнения по разным областям, и решать, насколько именно тот или иной индивид подходит под нужные требования. Профессор Решетов заранее расширил рамки поиска, чтобы у него было как можно больше резервного материала. К сожалению, в результате его исследований, профессор полной защитой от вируса ни у кого из подопытных так и не сумел обнаружить, но не найти, еще не означало, что этого не существует. Или такого нельзя создать... Всякая теорема требует доказательства. На подобии того, как в таблице Менделеева находятся пустые места для новых, еще не открытых элементов, так и в шкале Решетова, как называли ее его бывшие коллеги, пока имеются пробелы.

Для удобства классификации было принято создать некий индекс, наподобие индекса выживаемости у детей – шкалы Апгар – от нуля до десяти, где нулем являлся зараженный, а десяткой – организм, не только способный сопротивляться вирусу, но и способный его подавить. Сам Решетов, увы, как и большинство людей, по его собственной шкале, имел всего лишь «двойку». При ней человек со сто процентным шансом заражался при попадании в организм вируса и переходил на индекс ниже – процесс активного заражения.

Для успешного эксперимента ученым требовался индекс никак не ниже пятого – способного защититься от незначительного заражения. Да, пациент будет тяжело болеть. У него появится температура, озноб, слабость, провалы в памяти и даже обмороки, но все-таки он имеет пятидесятипроцентный шанс на выздоровление.

Индекс, равный шести позволял больному излечиться от значительного заражения. И такие организмы имели уже вероятность два к трем на благополучное выздоровление.

Люди с индексом семь были способны свести на нет заражение с практически стопроцентной гарантией. Таким, к примеру, были не страшны даже единичные укусы зараженных. К сожалению, люди с семеркой и выше, по року судьбы жили гораздо меньше, чем нужно было, чтобы узнать о своей во истину чудесной способности. Чаще всего, видя, как укушенные превращались в монстров, они или сами совершали суицид, или кто-то из их окружения помогал им это сделать. прежде чем обнаруживали, что для них укусы не так опасны.

Дальше шли «восьмерки». За все время исследования, профессор Решетов всего раз видел такой результат, но, тем не менее он находился еще не на самой вершине шкалы. Пациент с индексом восемь мог с легкостью переносить единичные укусы, и с большими, но все-таки имеющимися трудностями, множественные. К сожалению и великому горю профессора, как выяснилось много позже, даже восьмое место в шкале Решетова не давало человеку сто процентной долговечной гарантии от заражения… После десятка экспериментов, больной все-таки заразился и скоропостижно умер. К слову сказать, люди с индексом пять и выше после смерти в живых мертвецов не перерождались. Ну и раз «восьмерка» оказалась не совершенной, по все той же теории Менделеева, в шкале Решетова имелись еще два места.

У людей с девятым индексом организм должен был защищаться от любого вида заражения, а с десятым… Профессор чисто из мечтательных соображений поместил его сюда. Тот должен был не только не поддаваться заражению, но и побеждать, подавляя… Лечить! Это и было целью ученого. Создать совершенный организм... Из чьих стволовых клеток можно черпать практически неограниченный запас защитных элементов, которые бы могли наделить, к примеру, его скромную персону, вечным иммунитетом.

Машина пискнула еще раз, выводя ученого из задумчивого состояния. По итогу расчетов, система обнаружила семь подходящих кандидатур. Кто-то бы может сказал «всего семь», но для профессора это звучало как "целых семь!». Алгоритм сам выстроил их в нужной последовательности, по мере понижения силы иммунитета.

Распечатав скудный лист, Решетов поправил очки и принялся читать.

– Та-а-а-ак. Не густо… Совсем не густо… Однако! Семь единиц! Надо же! – ученый взглянул на фамилию в строке и помрачнел. – Ста-а-а-рая знакомая! Ну, кто бы сомневался! Так, так, так… – он забарабанил по клавиатуре, набирая фамилию кандидатки, уже зная результат, который выдаст машина. – Ч.е.р.н.о.в.а. На-та…

«…Погибла в результате прорыва на Афалине» – выдала система, сама поняв и отыскав вводимые данные.

– Черт! А я все ж надеялся… Эх, Наташка… Ну как же ты так! – старик скрипнул зубами. – Всю жизнь мне портишь! Даже сейчас!