Текст книги "В грозовом небе"

Автор книги: Николай Гунбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Мы усвоили также, что при противодействии истребителям противника строй бомбардировщиков должен немедленно сомкнуться, чтобы общей массой пулеметов отражать атаки врага, и наклон боевых порядков подразделения «клин» и «пеленг» должен быть в сторону противника.

В первые же месяцы войны в тактику дальних бомбардировщиков были внесены существенные поправки. Во-первых, мы отказались от действия днем большими группами. Последний полет девяткой был совершен нами в конце [171] сентября 1941 года. Боевые действия днем в простых метеорологических условиях стали выполняться звеньями, а в сложных – преимущественно одиночными самолетами с полетом до цели под облаками, а от цели – в облаках или за ними. В последнем случае летели по верхней кромке облаков так, чтобы виден был только один нос самолета. Тем самым мы скрывались от наблюдения немецких истребителей, летавших также за облаками. В этом случае они могли атаковать нас лишь с верхней полусферы. Но и тогда наш самолет, скрывшись в облаках, мгновенно мог выйти из поля зрения истребителя противника.

Пробивание облачности вниз на обратном маршруте производилось только над своей территорией, километров за сто до аэродрома посадки, чтобы экипаж заранее, с помощью визуальной ориентировки, успел уточнить свое местонахождение и взять правильный курс.

Сильное противодействие истребителей противника в первые месяцы войны и нехватка у нас истребителей сопровождения привели к необходимости боевых действий дальних бомбардировщиков ночью. Для этого требовалась более тщательная подготовка экипажей по пилотированию в слепом полете и самолетовождению в условиях ограниченной визуальной видимости земли или тогда, когда она совсем не видна.

Полеты ночью в нашем военном полку сначала производились строем самолетов, как правило – звеньями, ведущим назначался наиболее подготовленный для ночных полетов экипаж. В дальнейшем, особенно с весны 1942 года, когда подготовка каждого экипажа была доведена до уровня ведущего, мы перешли на полеты ночью только одиночными экипажами. При этом дневные полеты производились лишь в крайних случаях, когда противодействие неприятеля в воздухе было незначительным.

Примерно с лета 1943 года ночные боевые действия совершались в основном с освещением цели с воздуха; при этом выделялись специальные экипажи-осветители. В качестве осветителя многих целей часто назначали экипаж штурмана 2-й эскадрильи Василия Васильевича Сенько. Он отыскивал и освещал цели не только для нашего полка, но и для всего корпуса. Освещение считалось очень ответственным заданием, требовало большого мастерства. От того, как штурман экипажа-осветителя найдет и потом осветит предназначенную для бомбового удара цель, зависел успех выполнения боевого задания всеми экипажами полка, дивизии или корпуса. [172]

Василий Сенько сделал в качестве осветителя сотни боевых вылетов. В 1943 году ему было присвоено, звание Героя Советского Союза, а в 1945 году этого звания он удостоен вторично.

Освещать цели доводилось и нашему экипажу. Особенно трудно при выполнении этого задания было отыскать заданные объекты удара летом, в темные ночи.

Вспоминается боевой вылет, когда с летчиком Евгением Андреенко летом 1943 года мы освещали для удара в такую вот темную ночь железнодорожный узел Ромны. Чтобы облегчить выполнение боевого задания, нам дали возможность маршрут выбрать самим. Мы проложили его через светомаяк, стоящий вблизи линии фронта… Следующий ориентир – железнодорожный мост через реку Сулу – был уже в десяти километрах от цели.

С большой ответственностью выполняли мы этот полет, точно выдерживая намеченный курс. Когда наша первая осветительная бомба повисла в воздухе, было видно, что мост – под нами. Значит, следующую серию бомб согласно расчету надо бросать через 2 минуты, следуя тем же курсом… Три сброшенных САБа осветили город с железнодорожным узлом. Это от нас и требовалось. Теперь идущие сзади самолеты полка могут бомбить освещенную нами цель.

При повторном заходе на цель мы уже видели, как на заданном объекте рвутся бомбы и полыхают пожары. Освещали цель до тех пор, пока не отбомбился последний экипаж.

Командование и все летавшие на эту цель экипажи полка благодарили нас за хорошее, своевременное в этих трудных условиях освещение, за помощь при решении поставленной перед полком боевой задачи.

До применения самолетов-осветителей каждый экипаж самостоятельно отыскивал и поражал цель. Это было, конечно, много трудней, особенно для экипажей из молодежи. Световой же ориентир, который было видно издалека, помогал выйти на объект удара и поразить его.

Для объективного контроля за результатами бомбовых ударов уже с первых дней войны экипажи дальних бомбардировщиков использовали аэрофотосъемку цели в момент разрыва бомб, что давало возможность оценить, как произведено бомбометание, и документально подтвердить его.

С переходом на массированные боевые действия ночью для фотосъемки стали выделять специальные экипажи – [173] фотоконтролеры, на борту которых устанавливался фотоаппарат для ночной съемки и несколько, по числу нужного количества кадров, фотобомб (фотаб) для мгновенного освещения местности при съемке. Такой фотоконтролер должен быть над целью через 5-10 минут после нанесения удара последним в боевом порядке экипажем.

Так совершенствовались организация наших бомбовых ударов и контроль за результатами боевых действий.

В ходе великой битвы степень трудности выполнения боевых заданий на различных этапах войны была неодинакова.

Наиболее трудно было, безусловно, в первом периоде войны. Он характерен превосходством сил противника на земле и в воздухе, нашим отступлением и большими потерями, в том числе и в авиации. По трудности ведения боевых действий этот этап ни в какой мере нельзя сравнить с последующими годами. Тот, кто не воевал в это время, не знает многих сложностей прошедшей войны.

В те первые месяцы главное было – не дрогнуть, выстоять. И мы выстояли. В ходе первых боев ковалась наша тактика действий против коварного, сильного и еще не вполне известного нам врага. Те экипажи, которые прибыли на фронт позже, уже применяли тактику и приемы, выработанные нами в первый период.

К концу этого периода в полках оставалось наименьшее за всю войну количество самолетов. Наша авиационная промышленность, основная часть которой была эвакуирована на восток, не успевала еще восполнять сбитые самолеты, в частности ДБ-3ф. К тому времени в частях было и наименьшее число экипажей, поскольку большие потери летного состава не могли компенсироваться пополнением из училищ и школ. Эти обстоятельства создавали удвоенную-утроенную нагрузку на каждый самолет, на каждый экипаж, особенно к осени 1941 года, когда к этим трудностям добавлялись еще и сложные метеоусловия, в которых мы действовали. К тому же земное обеспечение полетов к этому времени еще не было налажено и полеты приходилось выполнять, опираясь лишь на приобретенное ранее умение водить самолеты без помощи с земли.

Трудности, сложности первых месяцев войны испытывал и 220-й авиационный полк, в который в начале июля влилась наша 2-я эскадрилья. Потери в нем были настолько велики, что к середине августа в полку осталось только до 10 самолетов и чуть большее количество экипажей. Полк пришлось расформировать, некоторые экипажи, в том числе [174] и наш, были переведены в другие действующие полки для продолжения боевых действий, часть летчиков и штурманов отправлена на переподготовку.

Многие наши командиры, заместители командиров, штурманы полков, эскадрилий, звеньев не вернулись в то время с боевых заданий. Не возвратились на свой аэродром в июле – августе 1941 года командир нашей 2-й эскадрильи капитан Кулаков, командиры звеньев, старшие лейтенанты Чуносов и Яротенко, летчики, лейтенанты Пелипас, Земцов. Вместе с ними сбиты штурманы, стрелки-радисты.

Но если кому-то удавалось вернуться почти с того света, то есть не попасть в лапы врага, перейти линию фронта и возвратиться к своим, – вот было радости!

В первые дни войны в тылу противника был сбит вражескими истребителями экипаж Александра Смирнова. Летчику и штурману Анатолию Булавке удалось посадить подбитый самолет в поле, возле небольшой деревушки, а самим в одном из домов успеть переодеться в крестьянскую одежду и уйти подальше от места посадки. Немало пришлось им пройти километров по дорогам Украины, немало пережить, пока добрались до расположения наших войск, а потом приехали в свой полк, который не успел еще перебазироваться на новое место. Увидев в расположении части двух оборванных людей, все были сначала в недоумении, не узнали их.

– Да это же Смирнов и Булавка!… – присмотревшись, радостно закричали мы.

Несколько дней спустя они уже снова в боевом полете. Штурман Булавка в конце войны был награжден многими орденами и медалями. После расформирования 220-го полка о дальнейшей судьбе летчика Александра Смирнова, к сожалению, ничего не знаю, но на встречу с ним все еще надеюсь.

С весны 1942 года дальние бомбардировщики переходят на ночные боевые вылеты. В это время создается авиация дальнего действия (АДД), которой летом 1942 года и весной 1943-го проведены две мощные операции по уничтожению военных объектов в тылу фашистской Германии и ее сателлитов, в том числе в Берлине. На этом этапе вырабатывалась тактика ночных ударов дальних бомбардировщиков. Вырабатывалась классическая схема массированного удара АДД ночью: разведка погоды, освещение и обозначение цели, бомбовый удар, фотоконтроль. Всем этим добивались наибольшей эффективности бомбового удара. [175]

Авиация дальнего действия начинала представлять собой грозную силу и привлекалась к нанесению мощных массированных ударов по важным объектам тыла противника, по объектам в его оперативной глубине, особенно это практиковалось перед крупными наступательными операциями на фронтах. И наш полк в то время кроме нанесения ударов по объектам глубокого тыла неприятеля привлекался к участию в Сталинградской битве, освобождении Дона, в сражениях на Курской дуге, в прорыве блокады Ленинграда, в Белорусской операции, освобождении Крыма и многих других крупных операциях.

Наши потери в 1943 году были наименьшими за всю войну. Немецкое командование на этом этапе еще не начало применение в массовом масштабе своих ночных истребителей, и наши потери были в основном из-за зенитной артиллерии, которой мы успешно противодействовали.

На конечном этапе войны, примерно с лета 1944 года, окончательно выработалась и закрепилась наша тактика ночных массированных ударов. Однако этот период характеризуется появлением массы ночных истребителей противника и его аэростатов заграждения, что увеличило наши потери. Летом 1944 года не вернулись с задания экипажи летчика Доценко и штурмана Безобразова, летчика Орлова и штурмана Халанского, летчика Дудника и штурмана Троилова, экипаж Баринова и другие. В связи с этим мы снова, особенно при вылетах для удара по окруженным группировкам противника, стали применять дневные боевые полеты мелкими группами или отдельными самолетами.

Поскольку в конце 1944 года советские наземные войска подошли во многих местах к нашим западным границам, действия дальних бомбардировщиков были полностью перенесены за пределы нашей территории. 10-й гвардейский полк в это время принимает самое активное участие в освобождении Румынии, Венгрии, Чехословакии, Польши.

Этот период (1944-1945 гг.) характеризуется общим наступлением Красной Армии и, в конечном итоге, полной капитуляцией фашистской Германии.

Боевая дружба

Нигде так не помогала дружба, как в бою. Основой нашего коллектива было боевое ядро полка – экипажи, чаще и больше других летавшие на боевые задания. Сюда в начале войны входили экипажи Ю. Петелина, Ф. Паращенко, [176] И. Гросула, С. Харченко, немного позже – экипажи Н. Краснова, Н. Жугана.

* * *

Нашим главным заводилой был командир звена Юрий Петелин. Должность командира звена, а затем и командира эскадрильи ничуть не мешала ему быть среди нас самым остроумным, самым жизнерадостным.

Нашу боевую группу Юрий почему-то называл капеллой, хотя от музыки все мы были, пожалуй, довольно далеки, разве что в свободное от боев время ходили на вечера отдыха, где была музыка и, конечно, танцы. Да однажды, осенью 1941 года, коллективно приобрели патефон с несколькими пластинками, который был нашим спутником почти все годы войны. Были тогда у нас всего четыре пластинки с ариями из опер русских композиторов и музыкой из оперетты Кальмана «Сильва». Все это мы знали наизусть. К сожалению, в 1944 году этот исторический для нас музыкальный инструмент вместе с пластинками затерялся. А был бы сейчас неплохой реликвией военных лет…

Юрий Николаевич Петелин родом из Сибири… К началу войны был младшим лейтенантом, служил в Воронеже. Высокий, стройный, он поражал нас смелостью и твердостью характера. Никто не владел самолетом так, как он. Помню, в декабре 1941 года наш экипаж и экипаж Петелина прилетели на один аэродром для выполнения оперативного задания. Мы с Харченко посадили самолет первыми, а машина Юрия, смотрим, выделывает под низкими облаками такие выкрутасы! Через несколько минут приземлил самолет и Юрий. Оказалось, что не выпускалось шасси. Резкими движениями – крутыми виражами, боевыми разворотами, которые мы видели с земли, – он заставил все-таки шасси выпуститься и мастерски посадил самолет на заснеженный аэродром. Не раз выводил он свою машину из самых критических положений, спасая жизнь экипажу.

За время войны Юрий Петелин обучил боевому мастерству десятки прибывших в полк летчиков, штурманов и стрелков. По его примеру летали многие, молодежь старалась во всем подражать асу.

В эскадрилье Петелина выросло летное мастерство В В. Сенько, единственного штурмана Военно-Воздушных Сил СССР, дважды получившего высокое звание Героя Советского Союза.

Сам Петелин стал Героем Советского Союза в июне 1942 года. Этого звания к тому времени были удостоены в [177] полку только двое – он и командир нашего экипажа Степан Харченко. Первые у нас два Героя Советского Союза.

Летом 1944 года боевая деятельность Юрия Николаевича прервалась. Занимаясь на несовершенном тренировочном снаряде, откуда-то появившемся в расположении нашей части, он сломал обе ноги. А выздоровев, пытался летать, и, может быть, стал бы летать с прежней виртуозностью, если бы война вскоре не закончилась.

Юрию Петелину, с его большим мастерством, с его смелостью, явно не везло со штурманами экипажа. В начале войны он летал с человеком, который часто терял ориентировку, не мог похвалиться точностью в бомбометании. Сменившие его в экипаже два других штурмана, хотя и превзошли во многом предшественника, до уровня своего командира не поднялись.

* * *

Нельзя представить нашу дружную компанию и без любимца полка летчика Феодосия Паращенко, Феди. По словам командира полка И. К. Бровко, Паращенко был самым лучшим пилотом в полку. К тому же всегда с улыбкой, всегда с шуткой – без таких людей было бы скучно.

В начале войны мы оказались с ним в одном звене, а потом долгое время были в одной эскадрилье. Летал он почти всю войну со штурманом Василием Сенатором, опытным и смелым офицером, любившим, правда, выпить лишнее, на что Паращенко мне, штурману эскадрильи, бывало, жаловался. Но все это были житейские мелочи. Главное – героизм, который отличал все их боевые вылеты. В одном из полетов они были сбиты, но сумели остаться живыми.

Из другого боевого полета самолет их вернулся, по существу, на одном крыле. Бензобак – он расположен почти по всей плоскости самолета – взорвался от зенитного снаряда и вылетел вверх. От крыла осталась одна нижняя обшивка. Но опытный Паращенко сумел довести самолет до своего аэродрома и посадить. Во время Сталинградской битвы (я об этом уже упоминал), сбитые истребителями противника, они с парашютами приземлились на нейтральной полосе. Наши наземные войска отправили их на ближайший фронтовой аэродром.

Феодосии Паращенко и Василий Сенатор в 1943 году стали Героями Советского Союза и с еще большим упорством продолжали громить гитлеровских оккупантов. Осенью 1944 года Василий Сенатор погиб. Погиб от нелепой случайности.

Феодосии Паращенко еще два десятка лет после войны [178] продолжал летать, в том числе на современных реактивных тяжелых бомбардировщиках, обучая молодежь. Уйдя в отставку, поступает на текстильный комбинат в г. Энгельсе. И, как не мог плохо воевать, так не умел плохо работать. За высокопроизводительный труд ему было присвоено звание ударника коммунистического труда. В октябре 1979 года жизнь замечательного летчика, хорошего человека оборвалась. Похоронен он в Саратове.

* * *

Командир звена нашей первой эскадрильи Иван Тимофеевич Гросул считался самым смелым воином в полку. У него было, я бы сказал, природное мастерство летчика, летал он в любых условиях, летал днем и ночью. На самые трудные задания посылали именно Ивана Гросула, потому что знали: Иван всегда долетит до цели и, выполнив задание, вернется домой.

Родился он под Одессой, часто вспоминал свою Украину, мечтал об ее скорейшем освобождении и делал все, чтобы приблизить День Победы.

В 1943 году Иван Гросул и штурман его самолета Леонтий Глушенко были удостоены звания Героя Советского Союза.

После войны И. Гросула направили в школу переподготовки экипажей дальней авиации. На учебный, аэродром школы поступило с разных фронтов около сотни старых самолетов ДБ-3ф. Надо было определить, на каких еще можно летать, а какие послать на переплавку. Эта задача была поручена Ивану, так как кто же еще так почувствует машины и облетает их?! Риск здесь, конечно, был большой. На этих самолетах давно никто не летал, с ними не было обслуживающего персонала. Однако в течение недели Иван Гросул определил пригодность каждой машины к дальнейшим полетам.

После демобилизации Гросул жил и работал в Сочи. В 1973 году Иван Тимофеевич скоропостижно скончался на своей родине, под Одессой.

Хорошим штурманом был Леонтий Глущенко, с которым мы летали в одном звене еще на Дальнем Востоке. Он умел выйти на цель при любых обстоятельствах. Вместе с Гросулом их посылали на самые сложные боевые задания, выполнять которые помогала и их большая дружба.

Однажды, когда Паращенко на неисправном самолете вынужденно сел в поле, Гросул и Глущенко, увидя это с воздуха, не задумываясь, посадили свою машину рядом. Забрав с собой летчика и штурмана и оставив стрелков [179] охранять самолет, они отбыли на свой аэродром за помощью.

После войны Глущенко был старшим штурманом одного из авиасоединений дальних бомбардировщиков. Сейчас он в запасе.

В первой эскадрилье, командиром которой во время войны долгое время был летчик нашего экипажа С. А. Харченко,-12 летчиков и штурманов получили звание Героя Советского Союза, значительно больше, чем в других эскадрильях полка. Кроме выше упомянутых это Иван Душкин, Евгений Андреенко, Сергей Захаров, Ефим Парахин, Артемий Торопов и другие. Юрий Петелин также был выходцем из первой эскадрильи. Во вторую эскадрилью переведен с повышением (стал ее командиром). В последний год войны, когда Харченко назначили заместителем командира, а меня – заместителем штурмана полка, первая эскадрилья не утратила своих боевых качеств и, воспитанная на боевой дружбе, боевых примерах первого года великой битвы, до конца войны продолжала умело и достойно решать боевые задачи.

Я думаю, что именно боевой дружбе 10-й гвардейский полк авиации дальнего действия во многом обязан своими боевыми успехами и лучшими традициями.

А еще помогала в этом наша уверенность. Уверенность в том, что победим, ведь дело наше правое: уверенность в товарищах, которые не подведут, выручат в трудную минуту; помогало знание своего самолета, своего оружия.

Наши комиссары

В наших боевых успехах, в нашей вере в победу и уверенности в товарищах велика роль комиссаров полков и эскадрилий, парторгов и комсоргов. Многие из них были летчиками или штурманами и участвовали в боевых вылетах. [180]

Первый комиссар 10-го гвардейского полка, батальонный комиссар А. П. Михайличенко, отражая вероломное нападение гитлеровцев, не вернулся с боевого задания. Это был преданный Родине и партий человек, прекрасный летчик.

Замполит нашей эскадрильи, а затем полка А. Я. Яремчук совершил больше сотни боевых вылетов. Его штурману А. Д. Торопову, сделавшему еще большее количество боевых вылетов, в 1945 году было присвоено звание Героя Советского Союза. Мастерству и мужеству замполита Яремчука можно было только удивляться. Мне, как штурману эскадрильи, приходилось не раз летать вместе с ним. Вспоминаю, как при выполнении боевого задания, когда мы взлетали в темную ночь, у нашего самолета загорелся мотор. Высота в тот момент была около 100 метров. Яремчук, выключив горящий мотор, мастерски с ходу посадил машину. А перед заходом на посадку, чтобы облегчить машину, надо было еще с малой высоты сбросить бомбы, которые были в самолете. Но куда их сбросить? Вокруг аэродрома – населенные пункты, но в темноте осенней ночи они еле различимы. Пришлось с горящим мотором пройти по прямой еще полминуты, которые, кстати, показались часом, и сбросить бомбы уже наверняка, в поле. Чтобы не повредить бомбами свой самолет, еще не успевший набрать высоту, сбросили их, как и положено, на «невзрыв», и механизм сработал безукоризненно: все 10 бомб упали не разорвавшись. Для саперов сообщили координаты их падения.

Боевыми качествами, знанием психологии людей выделялся замполит второй эскадрильи Михаил Бельчиков. Авиаторы говорили: с ним можно дружить. На мой взгляд, это самая хорошая характеристика. Белорус Миша Бельчиков в 1944 году был подбит над территорией, оккупированной гитлеровцами. Бельчиков продолжал вести подожженный вражеским истребителем самолет, пока не выпрыгнул с парашютами весь экипаж. С обгоревшими лицом и руками он покинул машину последним. Его подобрали партизаны, оказали первую помощь и переправили на Большую землю. Михаил долго лечился от ожогов. Выздоровев, продолжал полеты.

Не раз летал на выполнение боевых заданий и замполит полка Н. Г. Тарасенко. Но основным его делом была, конечно, работа с людьми. Он всегда среди авиаторов – и на аэродроме, и на отдыхе. Умел работать с разными категориями людей, воспитывать их. Его беседы были пронизаны [181] духом патриотизма, духом ненависти к заклятому врагу.

Хорошо помню комиссара нашего 220-го полка С. Я. Федорова. После войны генерал-лейтенант авиации С. Я. Федоров долгое время был на политработе.

Во время войны ни на минуту не прекращалась партийная и комсомольская работа – большинство офицеров были коммунистами, большинство сержантов – комсомольцами. В полку умело вели эту работу парторг А. В. Юкельзон и комсорг М. М. Каценельсон. К тому же не раз в качестве дублеров штурманов или радистов они выполняли боевые задания. К концу войны оба награждены орденами Красной Звезды.

Так в 10– м Сталинградско-Катовицком гвардейском полку авиации дальнего действия осуществлялось партийное руководство нашими боевыми делами.

* * *

Несколько слов скажу о штабе полка.

После майора Бачинского с конца 1941 года его возглавлял подполковник Михаил Григорьевич Мягкий. Лихой кавалерист в гражданскую войну, он в тридцатые годы переучился на летчика-наблюдателя. В первые дни Великой Отечественной войны в одном из боевых вылетов его летчик был тяжело ранен. Мягкий взял управление на себя, привел самолет на нашу территорию и посадил его. Спас экипаж и дорогостоящую машину. За это был награжден орденом Красного Знамени.

Летом 1943 года Михаила Григорьевича назначили начальником штаба нашей дивизии.

Сейчас полковник в отставке Мягкий живет в Киеве, занимается военно-патриотической работой.

Его первым заместителем в штабе полка был начальник оперативного отдела капитан Константин Петрович Григорьев, бывалый летчик, командир звена, заместитель командира эскадрильи. Только после сильной контузии в боевом вылете в первые дни войны он вынужден оставить любимое летное дело. С 1943 года до увольнения в запас он начальник штаба нашего полка.

Начальником разведки у нас долгое время был Дмитрий Константинович Перемот. В 1943 году он возглавил штаб соседнего, 9-го гвардейского полка АДД. Генерал-майор запаса Перемот живет в Минске.

Начальником связи сначала полка, а потом и дивизии всю войну прошел майор Иван Николаевич Нагорянский. Говорили, что на телеграфном ключе он играет так же хорошо, как и на своем баяне. [182]

В его подчинении были сержанты и старшины – воздушные радисты полка. Он умело их обучал, воспитывал. Организовал полковую художественную самодеятельность; в концертах участвовали не только стрелки-радисты, но техники и мотористы, летчики и штурманы. Помню, как командир звена Иван Гросул лихо отплясывал гопак с женой своего штурмана, телефонисткой при штабе дивизии Женей Глущенко.

Иван Николаевич Нагорянский умер в конце семидесятых годов в Тбилиси.

Анатолий Гуров – врач полка. Очень толковый специалист и в то же время удивительно скромный человек. Он не только наблюдал за нашим здоровьем, но проводил с нами в свободное от наших боевых вылетов время беседы на медицинские темы. Скорее они напоминали вечера вопросов и ответов и были почти всегда с юмористическим уклоном, что поднимало наше настроение перед выполнением боевого задания.

В штабе полка почти всю войну работал техник по фоторазведке Иван Васильевич Болоздыня, который кроме своих основных обязанностей сумел запечатлеть на фотопленке немало бытовых эпизодов, сделал немало фотопортретов. Он занимался изобретательством, летал с нами на задания… Руки его умели делать многое.

Сейчас, как и все ветераны полка, Иван Васильевич в отставке, живет в городе Волжском под Волгоградом.

Технический состав

Много трудностей и лишений перенес за время войны наш инженерно-технический состав. Постоянная готовность самолетов и оборудования требовала от этих людей самоотверженного труда. И они трудились не зная устали.

Наши техники, мотористы, прибористы в большинстве случаев жили в землянках прямо на аэродроме, всегда были наготове и не уходили отдыхать до тех пор, пока не подготовят самолеты к очередному боевому вылету. Они хорошо понимали всю ответственность перед нами, летчиками, штурманами, стрелками, ответственность перед всей Родиной. Очень редко задерживался вылет самолета по вине техников. Такие случаи можно было пересчитать по пальцам. Техники, мотористы, прибористы ценили, уважали летный состав, громивший гитлеровцев с воздуха, поэтому готовили материальную часть самолетов не иначе, как с хорошим качеством. [183]

Особенно трудно было готовить ее в зимнее время 1941, 1942 и 1943 годов, когда базировались в восточных районах Европейской части страны, где морозы доходили порой до 35-40 градусов.

На летном поле, при таком морозе и ветре, лица и пальцы техников и мотористов чернели от стужи. В этих труднейших условиях они готовили самолеты к боевым вылетам, производили профилактический ремонт боевых машин, замену их частей. Почерневшие от стужи пальцы прилипали к металлу, но, несмотря на это, любые наши замечания по работе самолета или просьбы что-то улучшить в работе оборудования немедленно удовлетворялись. Техсостав хотел, чтобы мы как можно эффективнее выполняли боевые задания, точнее сбрасывали бомбы по войскам и важным объектам тыла противника.

За подготовку самолетов к боевым вылетам в нашей первой эскадрилье последние три военных года был ответственным инженер Григорий Матохин. При решении любого сложного вопроса он сохранял спокойствие, был уверен в своем решении, и эта спокойная уверенность передавалась другим.

С большой ответственностью, внимательно относились к своей нелегкой работе наши оружейники, особенно техник по вооружению эскадрильи Василий Качан. Очень доставалось им тогда, когда экипаж на одном самолете делал два, а то и три боевых вылета за день или за ночь. Претензий к Качану, да и вообще к работе бомбовооруження, за всю войну, пожалуй, не было. Кроме подвески бомб перед каждым боевым вылетом им необходимо было перезарядить на самолете все четыре пулемета, проверить их работу. И все это – за очень короткий промежуток времени.

Труд оружейников при подвеске бомб можно было сравнивать с работой тяжелоатлетов на спортивных соревнованиях. Даже при использовании лебедок им волей-неволей приходилось быть чемпионами по поднятию тяжестей.

Среди наших оружейников были и девушки-добровольцы, стремившиеся своей работой помочь Красной Армии скорее разгромить врага.

Четко выполняли свои обязанности техники и младшие специалисты по радио– и радионавигационному оборудованию самолетов. Примером здесь для других служили комсорг полка Каценельсон и инженер Иванов. После их работы летчики, штурманы, радисты, вылетая на боевые задания, были уверены, что материальная часть оборудования будет действовать безотказно. [184]

В первый год войны в обязанность инженера полка по радиооборудованию входило также и доведение до летного состава изменений или дополнений в работе приводных радиостанций.

– Товарищ штурман, запишите, пожалуйста, измененьице, – говорил, запыхавшись, бежавший к самолету инженер.

– Давай, давай, Иванов. В эту погоду без приводных мы как слепые, – отвечали мы, записывая в бортовой журнал новую частоту работы приводной радиостанции. А он, пожелав нам удачи, бежал уже к следующему самолету.

Осень и зиму 1942/43 г. мы стояли на одном полевом аэродроме, где зима отличалась особой суровостью (не сравнишь с Подмосковьем!). К тому же в этом районе не было лесов, и это давало простор разгулявшемуся ветру. В таких условиях при подготовке самолетов к боевым вы«летам технический состав проявлял настоящее мужество, выносливость.

– Ничего, братцы, – подбадривали мы этих мужественных людей, – после победы будем ходатайствовать, чтобы здесь, в самом центре города, поставили вам памятник. И пусть будет он на фоне большого термометра, показывающего сорок градусов ниже нуля.

Двадцать девять героев

За годы войны весь личный состав 10-го гвардейского полка АДД отмечен правительственными наградами. 29 человек – 17 летчиков и 12 штурманов – удостоены звания Героя Советского Союза. Одному из штурманов это высокое звание присвоено дважды.

Первыми героями, как раньше я уже упоминал, стали командиры звеньев С. Харченко и Ю. Петелин. Им это звание было присвоено через год после начала войны – в июне 1942 года; о их боевых делах говорилось в предыдущих главах книги.

* * *