Текст книги "Даниил Кайгородов"

Автор книги: Николай Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Даниил Кайгородов

Н. Глебов родился в Зауралье. Работал избачом в Курганской области.

Первый его рассказ был опубликован в газете «Красный Курган» 36 лет тому назад. В дальнейшем произведения Н. Глебова печатались в других газетах, в журнале «Пионер», в сборнике «Уральские огоньки». Им написаны повести «Карабарчик», «Асыл», сборники рассказов «Флаг над рощей», «Колокольчик в тайге» и др.

В 1954 г. в Челябинском книжном издательстве был опубликован роман «В предгорьях Урала», а в 1957 г. вышла вторая книга этого романа – «В степях Зауралья».

Большой популярностью пользуются детские произведения Н. Глебова – «Карабарчик» (переведенный на языки народов СССР и вышедший в Китайской Народной Республике) и «Асыл».

Последние годы Николай Александрович работал над романом «Даниил Кайгородов». Это произведение о тяжелой судьбе крепостного юноши. Ему удалось получить образование и даже стать штейгером, но он по-прежнему раб и все его помыслы – о свободе. В надежде добыть волю он примыкает к пугачевскому движению.

Нелегко складывается любовь Даниила к девушке из старообрядческой семьи.

В романе показана тяжелая судьба красивой крестьянской девушки, которая из-за денег стала женой старого лавочника, а затем любовницей богатого заводчика. А когда она по-настоящему полюбила, ее чувство остается безответным, т. к. между нею и Даниилом Кайгородовым лежит не только большая разница в годах, но и ее прошлое.

Сейчас Николай Александрович Глебов работает над третьей, завершающей книгой романа «В степях Зауралья».

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Красив Бакал. Здесь все дышит мужественной красотой: и таежные горы, остроконечные пики которых уходят за облака, и голые скалы, и массивные, покрытые лишайниками валуны, и вековые деревья, где через листву слабо пробивается луч света. Здесь на фоне мрачной тайги вырос за годы советской власти чудесный город. Большие просторные дома, учебные заведения, клубы, кинотеатры, магазины.

Над светлым городом рудокопов день и ночь слышится властная симфония труда. Мощные ковши экскаваторов вгрызаются в землю. Снуют электровозы. Длинные составы с рудой, преодолевая крутые подъемы, идут по стальным путям на заводы страны. Все это создано советским человеком – творцом новой жизни.

Более двухсот лет прошло с тех пор, как были открыты Бакальские рудники.

Первым рудознатцам и посвящаю эти строки.

Автор

ГЛАВА 1

Неласковы Уральские горы. Край малообжитой, человеком почти не тронутый. Лишь кое-где по берегам говорливых речушек раскинулись небольшие деревушки пришлых людей. В глухих урманах спрятались скиты – там раскольники, хоронясь от никониян, строго держались старой веры. Кочевали по тайге башкиры – темный, забитый нуждой народ.

Ясный летний день. Солнце казалось неподвижным. По узкой тропе, которая вела на Иркускан, ехали два всадника.

Они пробирались к Шуйде, изредка перекидываясь короткими фразами.

– Далеко до башкир? – спросил один из них.

– Спустимся в ложбину, тут и улус будет.

– Дорогу запомнил?

– Знаю. Раньше тут хаживал. – На заросшем лице всадника с низким покатым лбом, с приплюснутым носом, толстыми, мясистыми губами появилось нечто похожее на улыбку.

– Поди, по мокрому делу здесь баловался? – продолжал допытываться его спутник.

– Об этом знает только ночка темная. Однако скоро улус. Дым чую, – ответил первый и стал поторапливать коня.

Сосны уступили место густому черемушнику, зарослям ракитника, и под копытами лошадей зачавкала грязь. Проехав вброд небольшую речушку, всадники оказались на широкой поляне, где стояло несколько лачуг.

Встреченные яростным лаем собак, спутники повернули к большой избе, принадлежавшей, по-видимому, главе улуса. На окрик вышел тощий старик с трахомными глазами. Прикрыв их рукой от солнца, пытливо посмотрел на приезжих.

– Тархан?[1]1
  Тархан – старшина.


[Закрыть]

– Тархан, тархан, – старик торопливо закивал головой и, цыкнув на собак, подошел ближе.

– Купес? Чай есть? Ситес есть? Таракан тащил?

– Привез маленько, – слезая с лошади, степенно произнес приезжий, одетый в богатый кафтан, и, сняв с головы стеганый картуз, пригладил стриженные под кружок волосы.

– Веди в избу, а ты, Гурьян, расседлай коней, занеси торбаза и смотри в оба.

Тон и осанка говорившего выдавали в нем властного человека. Это был зять и единственный наследник известных купцов – братьев Твердышевых, владельцев нескольких железоделательных и медеплавильных заводов на Южном Урале.

Гурьян являлся его неизменным спутником по тайге.

Собачья преданность Мясникову за спасение от грозившей петли, страшная сила, которой обладал беглый каторжник, знание лесных троп – сделали Гурьяна правой рукой купца во всех опасных предприятиях.

Мясников вошел в избу и, расположившись на низких нарах, подвинул к себе мешки.

– Все есть, – повторил гость, – чай, ситец, водка и тараканы.

– Уй, бай, эта латна. Тапир мало-мало кумыс пьем, – старик издал гортанный крик.

Разложив на нарах подарки, Иван Семенович вынул из бокового кармана перевязанную суровой ниткой коробочку и передал башкиру.

Тот поднес ее к уху и прищелкнул языком.

– Живой. Таракан-то. Тапир пускаем, – произнес он оживленно и потер руки.

Из открытой коробочки шмыгнули черные тараканы и, разбегаясь по избе, забились в щели жилья.

Иван Семенович, поджав под себя ноги по-татарски, спросил как бы невзначай:

– Слышал я, что охотник Ахмед видел на Зяр-Кускане тяжелый камень?

Старшина кивнул головой:

– Шибко тяжелый, ай-ай. Ахмед одна домой ташшил.

– А можно посмотреть камешек? – безразличным тоном спросил гость.

– Можно, можно, – торопливо ответил старик и полез под нары. – Вот, гляди, – подавая бурого цвета камень, сказал он.

Мясников взвесил находку в руке. Сомнений нет, перед ним железная руда, в которой так нуждались его заводы.

– Тебя Шарипом зовут?

– Шарип, Шарип, турхан Айлинской волости. Вот тамга.

Старик достал из обитой жестью шкатулки старшинский знак.

– А твоя кто?

– Мясников, – купец самодовольно погладил бороду.

– А-а, – протянул старшина и с уважением посмотрел на гостя.

– Ты пошто, бачка, молчал раньше? Тебя шибко знам, – зашамкал Шарип, – твой шеловек-та Петька Рябов недавно улус был. С Ахмедом Шуйда лазил, камень искал. Потом Петька земля покупал, пятьдесят рубля платил, бумага Уфа писал, шибко добрый Петька, только маленько хитрый…

Мясников подал знак Гурьяну, сидевшему у порога, и тот достал баклагу вина. Иван Семенович нацедил стаканчик и подал его Шарипу. Старик с жадностью выпил и обтер губы рукавом засаленного халата.

– Налей ему второй, – распорядился Мясников.

От выпитого вина язык у Шарипа развязался.

– Ахмедка ишшо камень на Зяр-Кускан нашел. Петьке не показал. Петька хитрый, Ахмедка хитрый, я тоже хитрый, – старик залился дробным смешком.

Иван Семенович подвинулся ближе к Шарипу.

– Много его там?

– Уй-ба. Пся гора камень. Тышша пуд.

– Как посмотреть? – спросил осторожно Мясников.

– Ахмедка тебе даем, сам едем, чичас мало-мало пьем, потом Зяр-Кускан гулям.

– Ладно, ладно, – Мясников дружелюбно похлопал хозяина по плечу. – Позови сюда Ахмедка.

Шарип вышел.

Вскоре старик и молодой охотник вошли в избу.

– Ахмед покажет камень Зяр-Кускана, – заговорил Шарип. – Ахмед сказал, что купес должен дать тархану два цветных халата, потом еще один Ахмеду. Ахмед говорит, тархану дать пять плиток кирпичный чай, бабам ситса, маленько муки, соли. Ахмед урус ёк бельмей.

Старик перевел глаза на молодого охотника. Тот кивнул головой и посмотрел исподлобья на Мясникова.

«С характером, должно, молодчик, – подумал с неприязнью Иван Семенович про Ахмеда. – Ничего, обломаем».

– Гурьян, подай ему стаканчик, – показал он глазами на молодого башкира. Ахмед выпил не торопясь.

Вошла старая женщина, она несла мясо на деревянном блюде. За ней внесла турсук с кумысом вторая, Мясников невольно залюбовался ее стройной фигурой, большими черными, как агат, глазами. Поставив кумыс возле старика, она бесшумно исчезла. Через час Иван Семенович вместе с Гурьяном в сопровождении Ахмеда и Шарила были уже на северном склоне Иркускана. Ехать верхом дальше было трудно. Всадники спешились. Коней привязали к деревьям. Шарипа оставили караулить лошадей. Первым шел Ахмед, за ним, едва поспевая, – Мясников, замыкал шествие Гурьян.

Наконец, показались первые гребни кварцитов. При виде их Мясниковым овладело волнение охотника, напавшего на след крупного зверя.

Вскоре спутники увидели мощные выходы железной руды и отходящую от них огромную темно-бурого цвета осыпь.

Иван Семенович прибавил шагу.

– Вот оно, богатство, – прошептал он, обходя огромную глыбу, и любовно погладил блестящую поверхность камня. – Хоть сейчас на пожог и в печь.

Иван Семенович поднял с земли небольшой с затейливыми натеками камень и подбросил его на руке.

– Тяжел. Чистое железо. Ну, Ахмед, удружил ты мне, – хлопнул он по плечу охотника. – Дарю тебе ружье, припасы и халат.

– Ёк бельмей, – тихо произнес Ахмед и поднял доверчивые глаза на купца.

Спускаясь с Иркускана, Мясников говорил своему подручному:

– За башкиром поглядывай, как бы не утек. Понял? – А оглянувшись на отставшего охотника, продолжал: – Надо заманить их обоих с Шарипкой в Катав, а там… сам знаешь, – сказал он строго своему подручному.

– Ладно. Не впервой, – ухмыльнулся тот.

ГЛАВА 2

Находка железной руды на Иркускане обрадовала Ивана Семеновича, но вместе с тем тревожила мысль, что лесной участок, где залегла руда, принадлежит Строганову.

– Надо спрятать Ахмедку в подвал. Упаси бог, донесет Строганову, тогда все пропало. Да и Шарипку не мешало бы забрать в Катав, – размышлял Мясников, подъезжая к улусу.

– У тебя от Строганова бумага есть? – усаживаясь на нары, спросил он Шарипа.

– Есть, есть, – зашамкал старик. – Шибко хороший гумага, – кряхтя, Шарип поднялся с нар, подошел к сундучку и вынул из него завернутую в грязную тряпку бумагу.

– Сколько земли продал? – спросил Мясников.

– Не знам, моя не мерял.

Иван Семенович стал читать и чем дальше он читал, тем сильнее мрачнел. Купчая была составлена так, что Строганов оказался владельцем огромных земель, включая Иркускан и Шуйду.

– Гумага латна? – спросил Шарип.

– Хорошая, – усмехнулся в усы Мясников и подал знак Гурьяну.

На нарах вновь появилась баклага с вином. Купец достал из дорожного мешка стеклянные бусы и одарил женщин. Через час опьяневший Ахмед, поддерживаемый Гурьяном, ушел в свою землянку. Шарип, раскачиваясь на нарах, тянул какую-то заунывную песню и, казалось, забыл о своих гостях.

Мясников вышел из избы, окинул взглядом убогие землянки башкир и величественные горы, покрытые густым лесом. Иван Семенович опустился на бревно и расстегнул ворот рубахи. Свежий воздух после затхлой избы бодрил. Пахло лиственницей, травами и цветами, которыми так богаты Уральские горы.

Думы Мясникова унеслись в прошлое. Пять лет тому назад он вместе со старшим шурином Иваном Борисовичем Твердышевым купил у башкир несколько тысяч десятин земли с близлежащими рудниками, но их запасы были невелики. Не богат был рудой и соседний Троицко-Саткинский завод. Шуйда, Зяр-Кускан и Бакал принадлежат Строганову. Хорошо, что, кроме башкир, об этих залежах никто не знает. А вдруг наткнутся на нее строгановские штейгеры? При одной мысли, что руда может достаться Строганову, Иван Семенович вскочил на ноги.

– Башкир на первых порах надо запрятать в подвал, а самому ехать в Симбирск, – решил он и поглядел на небо, где уже показались первые звезды. Вернулся в избу. Через полуоткрытую занавеску он увидел спящего Шарипа и его жен.

Лунный свет, падавший из маленького оконца, освещал острый профиль старшей жены и молодое, точно девичье, лицо второй. Старик спал крепко, широко раскрыв беззубый рот. Мясников долго стоял у порога, не отрывая глаз от молодой жены Шарипа, Фатимы. Под его взглядом молодая женщина проснулась. Иван Семенович поманил ее пальцем, показывая на дверь. Испуганная Фатима натянула одеяло на голову и притворилась спящей.

Постояв в раздумье несколько минут, Мясников начал укладываться в постель. Ночью проснулся от собачьего лая.

«Надо посмотреть коней, как бы не угнали в тайгу», – подумал он и вышел из избы.

Кони мирно паслись, изредка позвякивая железными путами. Мясников хотел было вернуться в избу, но то, что он увидел, заставило его поспешно спрятаться за дерево. Мимо него промелькнула женская фигура. Сомнений нет – это Фатима. Женщина торопливо спускалась к звеневшему на дне ущелья ручью. Мясников осторожно последовал за ней. Вскоре Фатима села на камень у воды.

Опустив в ручей тонкую ветку черемухи, женщина, прислушиваясь к его журчанию, смотрела, как стремительное течение гнуло ветвь и, казалось, вот-вот сломит. Затем, подперев рукой щеку, замерла.

Спрятанный густыми ветвями тальника, Мясников не спускал глаз с молодой жены тархана.

Прислушался. Тишина. Лишь по-прежнему звенел по камням говорливый ручей, и где-то далеко за Иркусканом прокричал дикий козел.

Мясников бесшумно вышел из кустарника и шагнул к женщине.

Фатима быстро повернулась на шум шагов и прыгнула через ручей.

Мясников кинулся за ней. Настигнутая им недалеко от ручья, женщина сильным толчком отбросила его от себя.

– Ахмед!

– Ахмедку ждешь, погоди, запоешь у меня другую песню, – поднимаясь с земли, процедил сквозь зубы Мясников и повернул к улусу.

Зашел в избу. За ситцевой занавеской по-прежнему слышался храп Шарипа. Усмехнувшись, Иван Семенович начал укладываться спать. Долго лежал с открытыми глазами, вспоминая события ночи.

«С Ахмедкой разделается Гурьян, а с дикаркой как-нибудь сам управлюсь».

…Разбудил его голос Шарипа.

Мясников приподнялся на локте и, разыскав глазами недопитую баклажку, потянулся к ней.

Налил вина и подал Шарипу. Старик выпил.

Вошел Гурьян.

– Седлай коней, – распорядился Мясников.

– Почто, бачка? – заговорил Шарип. – Мало-мало ашаем, кумыс пьем. – Хлопнув в ладоши, он с досадой посмотрел на вошедшую жену и сказал ей что-то. Иван Семенович уловил имя Фатимы.

– Седлай коней, – повторил он Гурьяну и повернулся к тархану. – Ты, Шарип, приезжай с Фатимой ко мне в Катав, погостишь маленько и домой. Там халаты посмотришь, какие поглянутся – возьмешь. Скажи Ахмеду, пусть приезжает. Подарок получит, – Мясников скрыл недобрую улыбку.

– Латна, бачка, завтра едем, – согласился Шарип.

…Утреннее солнце ласково грело тайгу. Позолотило деревья и щедро разлилось на редкие поляны.

Проезжая знакомое ущелье, Иван Семенович увидел, как среди редких деревьев промелькнула чья-то женская фигура.

«Похоже, Фатима. Должно, шарипкиной плетки боится», – подумал он и направил коня на просеку.

ГЛАВА 3

Сделка купца Твердышева с бароном Строгановым на покупку лесной дачи, в которую входили открытые месторождения руды на Иркускане и Шуйде, состоялась без заминки. Подписав бумаги, Строганов предупредил старшего Твердышева:

– Ты, Иван Борисович, к моим заводам близко не стройся. Урал большой, места хватит нам обоим. Как у тебя с народом? – спросил он купца.

– Купил несколько деревень в Пензенской и Орловской губерниях для Белорецкого завода. В Катав и Юрюзань посылаю мужиков и баб из Рязанской, Тамбовской и Смоленской. Не знаю, как дотянутся до Урала, обессилели, год неурожайный. Какая была скотина, прирезали. – Вздохнув, Иван Борисович продолжал: – Если доберется до места хотя бы половина, и то, слава богу, убытка большого не будет. Народ почти даровой.

– А с беглыми и раскольниками как думаешь поступить? – вельможа пытливо посмотрел на Твердышева.

Иван Борисович усмехнулся в седую бороду:

– На полатях не пролежат. Огненное да солеваренное дело крепких рук требуют. Как-нибудь управимся. Ох-охо, грехи наши тяжкие. Забот много. Всяк норовит околпачить.

Спрятав купчую, Иван Борисович стал прощаться.

– Похоже, переплатил я тебе за земельку, но как-нибудь наверстаю в другом, – притворно вздохнув, Твердышев взялся за картуз. – В нашем деле приходится каждую копейку беречь, – сказал он степенно и, поклонившись хозяину, вышел.

«Неспроста эта старая лиса явилась», – подумал Строганов, но посмотрев на пачку денег, переданных ему Иваном Борисовичем за покупку лесного участка, успокоился.

Через несколько дней после сделки с Твердышевым из Троицко-Саткинского завода прискакал на взмыленных лошадях заводской управитель – Фатей Карпович Кошкаров. Не переодеваясь, он поспешно вошел в хозяйские апартаменты и заявил с порога:

– С радостной весточкой вас.

– А что? – лениво спросил сидевший в глубоком кресле Строганов.

– На Зяр-Кускане и Шуйде найдены богатейшие запасы железной руды.

Вскочив с кресла, Строганов забегал по комнате.

– Старый плут! Мошенник! – Вспомнив недавнюю сделку с Твердышевым, начал ругаться барон. – А ты-то где был? – подбежав к испуганному управителю, Строганов энергично встряхнул его за шиворот. – Проворонил руду, разиня! Я ее продал Твердышеву.

Дав пинка Кошкарову, разъяренный хозяин крикнул:

– Вон, чтобы духу твоего не было!

…Мясников прожил в Симбирске несколько дней и, несмотря на уговоры жены, стал собираться на заводы. Твердышевы не задерживали зятя.

– Поезжай, в добрый час. Без хозяйского глаза там плохо, – говорил ему Иван Борисович. – Железо надо отправлять в Нижний Новгород на ярмарку. А то как бы Мосолов вперед нас не выскочил, – заметил он озабоченно. Помолчав, старший Твердышев продолжал: – Мы с брательником думаем в Нижний съездить. Вот жалко, со здоровьем у Якова плоховато. Кашляет. Не знаю, выдюжит ли дорогу, – высказал он Мясникову свое опасение о брате. И, посмотрев по сторонам, нет ли кого лишнего, наклонился к уху Мясникова:

– Примечаю я, что Аграфены-то муженек за арфистками все больше глядит, чем за делом. Деньгами швыряет без разбора. Пугнул бы ты его, Иван Семенович.

– Жаловалась мне она, – сумрачно произнес Мясников, – да поймать его, брандахлыста, не могу. Гуляют вместе со Степкой за Волгой. Вырастил змейку на свою шейку, – вспомнив про сына, сказал он сердито. – Растет балбесом, от дела бегает, как черт от ладана.

– На заводы бы послать их надо, – заметил Твердышев, – может, образумятся.

– Попытаюсь, – согласился Мясников, – но боюсь, как бы и там куролесить не стали.

– Приставь надежных людей, чтоб охальства не допускали, – сказал Твердышев зятю и, прощаясь с ним, заметил: – Железо посылай ко мне, запрос есть от англичан. Сколько его там будет?

– С Катава можно отправить тысяч семьдесят.

– Ну, с богом. В случае какой заминки, шли гонца.

Иван Борисович поцеловал зятя и, проводив его до крыльца, вернулся в свою комнату.

…Переезжая на пароме через Волгу, Иван Семенович еще с середины реки заметил на противоположном берегу какую-то странную процессию.

«То ли хоронят кого, то ли свадьба», – подумал он, вглядываясь в толпу. Чем ближе подъезжал Мясников к берегу, тем сильнее багровело его лицо.

Окружив по бокам ярко убранную телегу, пьяная ватага, оглашая воздух непристойными песнями, кружилась в дикой пляске.

Возле большой деревянной кадки, стоявшей на телеге, размахивая пустым ковшом, что-то орал полуодетый человек. У ног пьянчуги, распустив волосы, расположились в свободной позе несколько женщин, одетых в прозрачную одежду, с венками на головах. На передке правил лошадью второй мужчина. Вместо обычной одежды на нем висела перетянутая тонким ремешком козья шкура. Пьяная компания устремилась к берегу, стараясь попасть к парому, который подходил уже к причалу. Приглядевшись к виночерпию, Иван Семенович узнал в нем своего сына Степку. На козлах сидел зять Дурасов.

– Ах, сукины дети, что придумали. Тьфу! – Мясников плюнул и, попросив батожок у стоявшего рядом с ним странника, не торопясь вышел на берег.

Пораженные неожиданной встречей, Степка и Дурасов ошалело смотрели на приближавшегося к ним Мясникова. Первым пришел в себя Степка. Соскочив с телеги, он, выделывая кренделя, пошел навстречу отцу.

– Богоданный тятенька, – начал было он, но получив резкий удар по спине, взвыл от боли. – Родитель, зачем драться при народе! – Почувствовав второй удар, Степка опустился на колени.

– Тятенька, мы с Петром сцену «Вакханок» репетируем, – взмолился он.

Бросив Степку, Иван Семенович подошел к зятю и, вытащив его за ноги из-под телеги, куда он заполз со страха, с наслаждением огрел Дурасова батожком.«Вакханки» с визгом разбежались по берегу. Какой-то мужичонка из свиты Дурасова пытался ухватиться за батожок Мясникова, но получив пинок, кубарем скатился с берега.

Ехавшие на пароме торговые людишки, глядя, как расправляется Мясников с сыном и зятем, надрывались от смеха.

Умаявшись, Иван Семенович, садясь в тарантас, крикнул сыну и зятю:

– Штоб этой дури больше не было, стервецы! – И, смягчившись, произнес: – Через неделю выезжайте на заводы. Пора за дело приниматься.

Пара лошадей дружно взяла на крупную рысь и исчезла за поворотом.