Текст книги "Третий выстрел"

Автор книги: Никколо Амманити

Соавторы: Джорджо Фалетти,Андреа Камиллери,Карло Лукарелли,Массимо Карлотто,Манзини Антонио,Джанкарло де Катальдо,Диего де Сильва,Сандроне Дациери,Марчелло Фоис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Голос мой, помимо воли, обрел лишние децибелы. Гангстер и еще несколько официантов с любопытством обернулись в нашу сторону. Остальные посетители оживились. Сара снова шмыгнула носом, и снова появился бумажный платочек.

– Мы познакомились на рынке, через десять минут после того, как была сделана фотография. Послушай, я не какая-нибудь придурочная девчонка…

– Нет, – перебил ее я, – ты просто девчонка. Придурок я!

Голос Сары был таким жалостным, что в сравнении с ним голос девочки со спичками[34]34
  Девочка со спичками – персонаж рождественской сказки Г.-Х. Андерсена. Сюжет сказки отчасти повторил Достоевский в новелле «Мальчик у Христа на елке».


[Закрыть] показался бы наглым и вызывающим.

– Нет, дядя, как только я услышала его голос, то сразу поняла, что со мной происходит что-то очень важное, что незнакомец, с которым я разговариваю, уже фактом своего существования важен для меня. И вместо того чтобы сказать себе подожди, я вдруг услышала голос, произнесший теперь. Потому и случилось то, что случилось…

Фразы, весьма далекие от назиданий, так и рвались у меня с языка, но я поймал их на лету, как детские летающие тарелки, ибо во всяком случае Сара сделала свой выбор, плохой или хороший, и она заслуживала уважения. Мое молчание подтолкнуло ее по пути рассказа, и это был путь наверх.

– Я практически рассталась с друзьями, он снял коттедж на берегу моря. Мы выходили…

Минута смущения. Опущенные глаза. Руки терзают бумажный платочек. Неоспоримое присутствие Божественной справедливости.

– Мы выходили, только чтобы поесть и выкупаться. Никогда в жизни я не была так счастлива. Все то, что я читала или слышала о любви, казалось банальным в сравнении с тем, что чувствовала я… – Она тут же себя поправила: – Что чувствовали мы… Все это длилось не больше месяца, а потом он исчез. В один миг. За день до моего отъезда Лука…

– Лука?

– Он сказал, что его зовут Лука Моро.

– Скажи спасибо, что он не назвался Марио Бьянки.[35]35
  Здесь игра слов: «моро» по-итальянски означает «темный», «черный», а «бьянки» – «белый».


[Закрыть]

Сара не ответила и продолжала:

– Вечер накануне отъезда Лук… то есть Вальтер, хотел провести со мной вдвоем. Мы сами приготовили ужин. Он сел на мотоцикл, который мы взяли напрокат, и поехал за шампанским, и…

– И?..

– И с этого момента я его больше не видела. Я много часов просидела одна, гадая, что могло случиться… Дом стоял далеко от города, и мне было страшно идти одной пешком, в темноте. Потом я заснула, а наутро автостопом догнала своих друзей в аэропорту. Когда самолет оторвался от земли, мне показалось, что вместе с ним оторвался кусок моего сердца. С той минуты я все время искала способ вернуться. А потом…

Она помолчала. Меня охватила нежность. Я представил, как она, в страхе и одиночестве, терзает бумажный носовой платочек. Однако от нее не укрылось, насколько я был зол в эту минуту.

– А потом явился идиот, твой дядюшка, и преподнес тебе эту возможность на серебряном блюдечке…

Я добавил яду:

– А тебе не приходило в голову, что такое поведение типично для мужика, который нашел симпатичную девочку для развлечений, а потом благополучно слинял?

Я тут же возненавидел себя за эти слова, но возненавидел и мерзавца, который вынудил меня их произнести и заставил плакать мою племянницу. Я был уверен, что такие передряги случаются с ней не впервые. Может, это и пошлость, но я бы охотно придавил ему яйца медвежьим капканом. Ладно, пусть это будет капкан для маленьких медвежат, в конце концов, я умею прощать.

Сара подняла голову. В жизни не видел таких голубых глаз, сияющих от непролившихся слез.

– Нет. Все не так, я чувствую…

Ну да, если бы слухи стали привычным для влюбленных языком, «Амплифон»[36]36
  Итальянская корпорация, специализирующаяся на производстве слуховых аппаратов.


[Закрыть] завладел бы счетами Медельинского картеля.[37]37
  Медельинский картель – южноамериканская кокаиновая мафия.


[Закрыть] Этого я не сказал. Сара перешла на шепот:

– А потом все усложнилось…

– Что такое?

– Я жду ребенка.

Опа! Мое адамово яблоко вдруг раздулось до размеров баскетбольного мяча в руках Шакила О'Нила.[38]38
  Шакил О'Нил – известный американский баскетболист.


[Закрыть]

– Какого еще ребенка? – просипел я.

Сара сделала выпад и, пользуясь моментом, восстановила утраченное равновесие; я же потерял равновесие окончательно. Но «Золотой мяч» перешел ко мне, и я послал его обратно, не потому, что выиграл, а потому, что ничего на этом не заработал.

Голос Сары добил меня:

– Знаешь, такие маленькие существа, которые пищат, пачкают пеленки, а потом рано или поздно произносят «мама» или «папа». Вот такого и жду.

Мой язык вполне можно было бы подать вместо котлеты по-милански, и никто не отослал бы его обратно шеф-повару.

– Да кто тебе сказал, что ты ждешь ребенка?

Сара подняла глаза и поглядела на меня, как смотрят на человека, которого похитили, а потом вернули назад, на Землю, пришельцы.

– Синьор, именуемый гинекологом, а еще раньше синьор, именуемый предиктором. Тебе достаточно мнения этих двух светил?

Я опустил глаза и посмотрел на пол, чтобы увидеть, куда упал тот обух, которым мне дали по голове. Воцарилось молчание. Моя племянница обладала даром превращать пару благопристойных хлопчатых брюк в непотребные полотняные подштанники.

Она взглянула на меня, и, хотя к ней и вернулась прежняя бойкость речи, в глазах застыли растерянность и испуг. В конце концов, она была всего лишь восемнадцатилетней девчонкой.

– Что будем делать?

Я поднялся из-за стола и расправил брюки.

– Пойдем спать. Я весь как выжатый лимон, и голова не желает работать в таком состоянии. Утро вечера мудренее.

Мы поднялись к себе и остановились перед дверью ее номера. Вид у нее был такой потерянный, что я обнял ее. Она уткнулась головой мне в плечо, и я растаял от нежности:

– Да ладно, все образуется, вот увидишь.

– Спасибо, дядя.

Я оторвал ее от себя и заглянул ей в лицо. Теперь была моя очередь покинуть Оксфорд.

– Спасибо, дядя, чертов хвост! Это будет стоить тебе твоего процента. Немного, но зато надежно!

Наконец-то она улыбнулась и в ее потерянных глазах затеплилось облегчение.

– Что касается меня, то мне на это абсолютно наплевать. Спокойной ночи.

Она закрыла за собой дверь, и я остался один в коридоре. Войдя к себе, я слышал, как она возилась и шуршала, готовясь ко сну. Сквозь тонкую стенку раздался ее голос, и я понял, что она звонит своим, чтобы сказать, что мы доехали прекрасно, что все «о'кей» и так далее. Интересно, что сказали бы заботливые папа с мамой, если бы узнали, что скоро станут заботливыми бабушкой и дедушкой? Я разделся и тоже улегся в постель. Как ни странно, лягушачий хор затих. Наверное, их гонорар не предусматривал выступления на бис. Я погасил свет и лежал в темноте, слушая шум кондиционера, как слушал совсем недавно рев самолетных двигателей. То, что сказала мне Сара, звучало в моей голове, отскакивая от стенок, как пинг-понговый шарик.

Теперь, когда я лучше узнал свою племянницу, самое время было задать себе один вопрос.

Что же было пулей: ее рассуждения о противозачаточных пилюлях или о ребенке?

– Ну?

Сидя за рулем прокатного «пежо», я удрученно взглянул на племянницу, изнывавшую на пассажирском месте. Жара была адская, несмотря на работающий кондиционер, и мы чувствовали себя потными и грязными. И разочарованными. И вообще…

– Ничего. Здесь его тоже никто не видел. Я показывал его фотографию даже гекконам.

Мы стояли на парковке гольф-клуба «Кокос», некоей мегаструктуры из разряда «пощечина нищете», с полем на восемнадцать лунок и помещением клуба, которым распоряжался не иначе как сам Жан-Люк Пикар.[39]39
  Капитан Жан-Люк Пикар – герой научно-фантастических фильмов из цикла «Звездный путь» (Star Trek).


[Закрыть] Наша запыленная машинка должна была казаться каретой Золушки в пять минут первого.

Представьте себе, как выглядели мы сами.

Мы излазили весь остров, только что пауков из нор не выковыривали. Если уж быть точным, то нор мы не видели. На следующее утро после приезда мы поехали на тот самый рынок, где было сделано фото, и с него началось наше путешествие, способное заставить Марко Поло побледнеть от зависти. В агентстве, через которое Вальтер арендовал коттедж, мы ничего не добились: аренда была оплачена вперед. Сара не знала, где Вальтер брал напрокат мотоцикл, да и бесполезно было разыскивать конкретную прокатную контору в месте, где на каждом углу висели объявления о прокате мотоциклов.

Мы посетили все места, где Сара и Вальтер бывали вдвоем, а потом и все остальные, то есть гостиницы, туристические агентства, бюро по найму квартир, порты, аэропорты, магазины, ночные клубы, бары, рестораны и аптеки. Мы опросили всех белых и черных, мужчин и женщин, гомосексуалистов и проституток, инструкторов подводного плавания при полном погружении, собак, котов, лошадей и даже несколько статуй. Для большей уверенности я возил с собой, кроме фото Вальтера в бородатой версии, несколько старых фотографий, где он еще без бороды.

Ничего, ничего и еще раз ничего. Никто его не знал, никто не видел. Ответ был всегда одинаков: отрицательное покачивание головой и «Нет, месье, никогда не видел» – слова, которые въелись в мою кожу, как татуировка. Я допросил даже двух бездельников по-креольски, но они поняли только общий смысл вопроса, а в детали вникнуть не смогли, поэтому толку с них было ноль.

Наше разочарование росло, да и, если вдуматься, чего было ожидать в такой ситуации? Эйфория первой добычи сбила меня с толку, и я не подумал, насколько трудно найти кого-либо в городе туристов, где ежедневная концентрация новых лиц повергает в ужас. Я просчитался, решив, что беглец поселился на острове или, по крайней мере, провел там достаточно времени, чтобы оставить ощутимые следы.

Может быть, он был здесь только проездом, может быть, он вел кочевую жизнь, колеся по всему свету, может быть…

Короче говоря, такой же бездельник, только итальянец.

Мы с Сарой переглянулись. Яркое солнце, сиявшее за окнами автомобиля, только подчеркивало тень разочарования на наших лицах. Мне показалось, что Сара устала.

– Как ты?

Очевидно, в моем голосе прозвучали тревожные нотки, и она сразу взвилась:

– Ты, случайно, не впал в мужское беспокойство по поводу беременной женщины? Я себя чувствую прекрасно, да и как еще я могу себя чувствовать? Просто у меня чуть-чуть плывет в глазах и очень жарко…

С позиции человека опытного я объяснил Саре, что в глазах может плыть от работающего вентилятора, хотя это и случается довольно редко. Мне казалось, что пока не время уменьшать поток воздуха, но в любом случае слабым звеном была она. На этом я бы, конечно, слегка отыгрался и вернул свой грошовый престиж, но в свете происшедших событий под ударом оказалась именно ее жизнь.

Получалось, что в известной мере мы влипли. И пока я заводил машину, я задал вопрос, уже несколько дней вертевшийся на языке:

– Слушай, а ты окончательно решила рожать?

Сара неотрывно глядела на улицу перед нами, пока я выруливал по маленькому городишку Капестер-Бельо, который был меньше таблички с собственным названием, и выезжал сквозь бесконечные пальмы, пыль и тропические заросли на дорогу к Трем Ривьерам.

– Не знаю. Я не перестаю об этом думать и все никак не могу решить. Я вроде не дура и человек, в общем, достаточно практичный, но на этот раз не знаю, что делать…

Говоря, она теребила руки, и я впервые увидел ее такой, какой она и была на самом деле: растерянной и напуганной девчонкой. Весь этот груз лежал на ее плечах, и только она одна могла нажать кнопку, которая изменит ее жизнь. Единственное, что я мог сделать, – это уверить ее в том, что она всегда сможет рассчитывать на мою поддержку.

Она посмотрела на меня, словно впервые увидев:

– Риккардо, ты уникум. Ты намного лучше, чем хочешь казаться и чем сам себе представляешь. Когда мы уезжали, ты ехал разыскивать человека, который был нужен тебе для твоей работы. А теперь, после того как я тебе все рассказала, я знаю, что ты разыскиваешь его уже для меня, и я тебе за это очень благодарна.

Этот сеанс психоанализа начинал принимать скверный оборот. Я вовсе не желал, чтобы моя племянница превратила меня в тунца с рекламы, которого можно пройти с головы к хвосту, грызя сухарик. И я сделал неожиданный поворот, чтобы выйти из шока:

– Есть идея.

– Ну?

– Раз мы на Карибах и тут полно солнца, моря и кокосовых орехов, почему бы нам не устроить себе каникулы? Мотаясь по дорогам, мы пропылились, как дальнобойщики. Сделаем-ка вот что…

Я остановил машину на площадке для отдыха. Точнее, площадка превратилась в место для отдыха, когда я решил, что оно тут должно быть. Дорога шла по берегу моря, и слева от нас был пляж с совершенно бессовестным количеством белоснежного песка, не говоря уже о лазурном море и небе. Я открыл дверцу со своей стороны, вышел из машины, обошел ее и распахнул дверцу Сары.

– А теперь мы выкупаемся прямо на этом пляже с рекламной картинки, и, как говорится, до завтра у нас game over.[40]40
  Игра окончена (англ.).


[Закрыть]

Сара вышла из машины и, не говоря ни слова, стянула с себя майку. На свет божий, подтверждая тезис, что молчание – знак согласия, появились верхняя часть купальника и улыбка. Мы перешли дорогу и пляж, отделенный длинной пальмовой аллеей, и мелкий, как пудра, песок скрипел у нас под ногами. Мы оставили вещи рядом с небольшим холмиком и бросились в воду. Мы бесились в теплой хрустальной голубизне, как дети, визжа, брызгаясь и плавая вдоль берега кролем. Примерно через полчаса я, запыхавшись, выбрался из воды. Чтобы выдержать дольше, надо было курить меньше сигарет, проводить меньше ночей, отплясывая рок-н-ролл, и больше заниматься спортом. Я рухнул в тень под пальму, ощутив всем телом теплую плойку песка. Сара осталась в воде еще поплавать, а я растянулся на боку, улегшись у самой кромки воды. Какое-то время я наблюдал за ней. Вдруг за спиной я услышал глухое «бум!». Я повернул голову и увидел на земле огромный кокосовый орех, которого раньше не было. И тут же перед моими глазами запестрели журнальные заголовки: «Знаменитый хроникер убит в Гвадалупе кокосовым орехом» – и развернулась моя собственная похоронная процессия, в ходе которой никто из друзей не мог сдержать хохота. Я поднялся и переместился поближе к холмику, где мы оставили вещи. Сара как раз вышла из воды и двигалась в том же направлении. Мы одновременно подошли к одежде, и я вдоволь налюбовался ее красотой, исключив всякую возможность того, что мое суждение пристрастно.

Наверное, Вальтер Чели думал так же, и живое тому доказательство мы получим через несколько месяцев. Через девять, если точнее.

– Как чудесно, – сказала Сара, наклонив голову, чтобы отжать длинные волосы. Капли воды упали на песок, и он их тут же с жадностью поглотил. – Жаль, что нельзя ненадолго…

Сара вдруг вздохнула, закатила глаза и каким-то неестественно текучим движением подогнула колени. Я успел вовремя подхватить ее, прежде чем она упала на землю. Она повисла у меня на руках, оставив меня лицом к лицу с гамлетовским вопросом: что делать мужчине, одному на пляже в Карибском море, с молодой беременной дамой, потерявшей сознание?

– А теперь как она себя чувствует?

Голос моей невестки чуть повизгивал, отчасти из-за качества связи, отчасти от волнения.

– Говорю тебе, отлично. Всего-навсего сомлела от жары и солнца, и больше ничего. Врач сказал, что она в полном порядке, здорова как бык, а что ее подержат ночь в больнице, так это профессиональная перестраховка…

– А кто теперь с ней?

– Ради бога, Мариция, не делай из нее даму с камелиями. Она уже и так устроила дикий скандал, потому что желает выйти на волю, поэтому, кто бы с ней ни был, хоть бы и сам сатана, ему будет несладко.

– Там хоть чисто?

– Ясное дело, чисто. Если мне будет надо лечь в больницу, попрошусь именно сюда. Здесь не больница, а цветочная лавка.

Невестка, кажется, начала успокаиваться:

– Ну ладно. Хорошо еще, что ты там рядом, Риккардо. Держи меня в курсе и сообщи, если мне надо будет приехать.

– Тебе совершенно незачем приезжать. Я позвоню завтра, пока.

– Пока.

Я повесил трубку и перевел дух. Этот звонок был самым тягостным из всех событий дня. Я оплатил телефонный звонок кассиру бара. Тот близко поднес руку к глазам и копошился в ней, словно пересчитывал заодно и зубы, и волосы. Когда я вышел, он все еще перекладывал персональный мобильник из ноздри в ноздрю и глядел вверх на вентилятор, словно надеясь, что местная Мадонна наконец заставит его чудесным образом заработать. Я пересек улицу и распахнул калитку больницы, где находилась Сара. Пройдя по аллее и оставив слева от себя парковку, где стояла и моя машина, я вошел в светлый вестибюль, сразу же насладившись благами кондиционера.

Когда Сара потеряла сознание, я так перепугался, что, наверное, встреча с Фредди Крюгером по сравнению с этим показалась бы мне смешной. Я попытался привести ее в чувство пригоршней морской воды в лицо, но безрезультатно. Решив, что ей надо сделать искусственное дыхание, я перенес ее в машину, разложив заднее сиденье так, чтобы она могла лежать, и понесся во весь дух к ближайшему городку километрах в двадцати от места, надеясь найти помощь там. По дороге я нарушил все правила движения, кроме запрета на остановку, прописанные в гвадалупских законах, тем более что уже нагляделся, как водят местные автомобилисты. Сара тем временем начала приходить в себя и возвращаться к своей доле участия в этом мире.

В машине не было люстры, а то мой вздох облегчения ее точно бы разбил.

– Все в порядке?

– Вроде бы в порядке. А что случилось?

– Случилось то, что ты потеряла сознание. Я думал, умру от страха.

Она оперлась на локоть и высунулась в окошко. Лицо ее слегка побледнело, но, с моей точки зрения, это было нормально.

– И потеряю опять, если ты не снизишь скорость.

Я перестал давить на газ, и сразу же автомобиль стал поднимать меньше пыли. Со скоростью, уже близкой к нормальной, мы въехали в город, и я повел машину, ориентируясь по табличкам, указывающим на больницу. Сара запротестовала:

– Даже мертвой не желаю попасть в местную больницу.

Я утихомирил ее тоном взрослого, отвечающего на каприз ребенка:

– Если вместо врача к нам выйдет шаман с будильником на шее, я тебя увезу, а до тех пор делай, что я говорю.

Пока мы препирались, перед нами, как кинодекорация, появилось больничное здание. Так и казалось, что сейчас оттуда выбегут разом много медсестер и начнут петь и танцевать, как в мюзикле. Здание было низкое, выстроенное в виде буквы «V», явно с учетом местной архитектуры, элегантно отделанное деревом и бамбуком. От центрального корпуса, где располагались отделение первой помощи и приемный покой, отходили два боковых крыла с палатами для больных. Повсюду царила чистота, и все утопало в тропической зелени, на зависть любому садоводу.

Оба мы уже успокоились, а необыкновенная расторопность персонала убедила нас окончательно. Врач, рыжеватый американец, который вполне смотрелся бы в любой футбольной команде, заверил меня, что ничего страшного с Сарой не произошло. Однако, когда я рассказал о ее состоянии, он настоял на том, чтобы на ночь она осталась под врачебным контролем.

Сара немного поворчала, но место произвело на нее такое впечатление, что перспектива здесь переночевать уже не казалась тоскливой. Сестра в ослепительно-белом халате (его, наверное, стирали тем самым средством, упаковка которого заменяет две более дешевого) проводила нас в комнату, которую язык не поворачивался назвать больничной палатой. Я подождал, пока Сара устроится на кровати, и отправился позвонить, поскольку автомат с жетонами находился за территорией больницы. Позвонив брату и невестке, я возвращался к Саре.

Стоп.

Улыбнувшись дежурной вахтерше, я пересек вестибюль и свернул налево в коридор. Пройдя его целиком, я уверенно, без стука, открыл дверь в последнюю палату. Даже сейчас я доволен, что туда вошел. Тут же стало ясно, что я ошибся дверью. Занятый своими мыслями, я свернул не в то крыло и оказался в мужском отделении.

Прошла доля секунды, и сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди. Я не верил своим глазам.

На койке, с загипсованной ногой, растянулся Вальтер Чели.

– И ты затеял весь этот шурум-бурум, чтобы найти меня?

Я вскинулся:

– Это я затеял шурум-бурум?! Да ты отдаешь себе отчет, какую неразбериху ты устроил в Италии, когда внезапно исчез? До сих пор у нас полно таких, кто заложил бы душу дьяволу, чтобы узнать, что с тобой стряслось. Мало того, ты появляешься здесь под фальшивым именем, тебе огребается такая девчонка со всеми прибамбасами, а ты вновь испаряешься! По части искусства исчезать Дэвид Копперфилд тебе в подметки не годится.

Вальтер развалился на койке, а рядом с ним сидела Сара. Они держались за руки и были оба такие загорелые, ухоженные и счастливые. Как только я попал не в ту комнату и оставил там вместо себя повисшее в воздухе «sorry!», я тут же помчался к Саре, сдернул ее с кровати и потащил к этому счастливчику – Куку-погляди-ка-кто-это! Надо сказать, они поначалу глядели друг на друга, словно не узнавая, а потом бросились обниматься с такой страстью, что я даже опешил. Особенно он: у него слезы стояли в глазах, а в ушах, должно быть, играла музыка. А у Сары было такое личико, какое, наверное, было у Бернадетты, глядящей на Лурдскую Мадонну.[41]41
  Лурдской пастушке Бернардетте Субиру в пещере Масабьель якобы явилась Мадонна. С тех пор Лурд стал местом паломничества.


[Закрыть] Я незаметно вышел из комнаты, почувствовав себя лишним. Вернулся я, насвистывая, на следующее утро, но они, по-моему, так ничего и не заметили.

Но теперь-то уж я наверняка заслужил объяснений.

Вальтер глядел на меня своими черными глазищами, которые я так хорошо знал. Эти глазища были способны зажечь огоньки телекамер и создать у зрителей ощущение, что он находится рядом с ними, в их гостиной. Прошло четыре года, он прибавил пару килограммов, но обаяние его осталось прежним.

– Я уже все объяснил Саре. В тот последний вечер, когда я поехал за шампанским, меня сбила машина. Я очнулся наутро в этой больнице, с ногой на вытяжении…

Сара сияла и силилась объяснить все и сразу:

– Он здесь не живет, поэтому мы и не могли его разыскать…

– У меня дом на Мари-Галант, острове напротив Гвадалупы. Я редко оттуда выезжаю, а если и выезжаю, стараюсь не останавливаться дважды в одном и том же месте. У меня есть маленький туристский самолет, я вожу его сам. Если лететь над морем, от острова до острова не больше двух часов лету, и можно запросто остаться незамеченным. Неподалеку отсюда, в Ламантене, есть маленький получастный аэродромчик, что-то вроде контрольной вышки с посадочной полосой. Там же можно и заправиться без лишних вопросов. Обычно я еще и приплачиваю, чтобы скорее забыли…

Вот почему никто не мог нам помочь, ни в аэропорту, ни в других местах. Наш герой передвигался на собственном транспорте, и я хлопнул себя по лбу: как же я мог забыть, что дружище Фриц владел патентом на полеты! Я видел не одну его фотографию а-ля Красный Барон.[42]42
  Видимо, автор имеет в виду французского летчика из эскадрильи «Нормандия» барона Де Латтр де Тасиньи, которому дали прозвище Красный Барон.


[Закрыть] Но я простил себе этот просчет, поскольку в Вальтере всегда было что-то раздражающее. За его словами стояла какая-то скрытная, охотничья жизнь, которую он сам, может, и не принимал в расчет, а мне она доставляла немало хлопот, потому что я не мог ее понять.

– Когда я познакомился с Сарой…

Вальтер с улыбкой обернулся к ней, и словно свет упал на зеркало. В ответ глаза моей племянницы засияли, как два маяка. Молчание их обоих было красноречивее любого диалога.

Что ж, теперь мне осталось выяснить только одно: почему?

Вальтер посмотрел на меня с видом той самой веревочки, которая сколько ни вейся… Он знал, что рано или поздно я ему задам этот вопрос. Знал, что рано или поздно придет некто и все равно его задаст, и придется на него ответить. Он этого боялся и в то же время, наверное, этого хотел. Нет такого самолета, который может увезти от себя самого. Он заговорил, будто снимая груз с души:

– Ты ведь помнишь, какую жизнь я вел четыре года назад…

Я кивнул.

– Я вертелся в такой каше, что тебе и представить трудно. Не могу сказать, что это мне не нравилось. Я кучу времени потратил на это, и каждое проявление признания, даже надоедливое, было благом. Когда мне становилось невмоготу без конца раздавать автографы, я говорил себе, что без них было бы хуже. Наверное, разъезжая в «BMW» и имея еще «феррари» в гараже, я был не только достоин своей публики, я был ей обязан. А потом я затеял эту передачу…

Он приподнялся на постели, чтобы устроиться поудобнее, и Сара поправила ему подушку. Вальтер невидящими глазами уставился в потолок.

– Все шло прекрасно, был энтузиазм, эйфория шумного успеха, пока не пришел черед последнего шоу, на которое я пригласил Вики…

Он помолчал, а у меня почему-то пошли мурашки по коже. Муха, жужжавшая под потолком, притихла. Наверное, ей тоже было интересно, что же дальше.

– Репетиции начались за три дня до съемки. Как всегда, во вторник мы собрались, чтобы обсудить режиссерский набросок, в среду собрали авторов, в четверг начали репетировать песни и балетные номера. Репетиции с гостями передачи начинались обычно в пятницу или, если случались трудности с явкой, прямо в субботу вечером на генеральной репетиции…

Он закурил сигарету, а я все оставался под обаянием его голоса. Неудивительно, что он пользовался таким успехом. Уже просто слушать его было удовольствием. С таким же оглушительным успехом он мог бы читать, к примеру, список телефонных абонентов.

– Пожалуй, впервые я увидел этого человека в пятницу. Он стоял в сторонке, стараясь никому не мешать, словно был посетителем или чьим-нибудь аккомпаниатором. На него никто не обращал внимания, потому что в телестудии всегда хаос, а если передача пользуется успехом, то она напоминает просто морской порт, где кто только не толчется: и журналисты, и менеджеры, и репортеры, и еще черт знает кто. Мое внимание привлекла не столько его странная одежда, сколько конфета…

Я с любопытством посмотрел на него. То же любопытство отразилось на лице Сары.

– Какая еще конфета?

Вальтер, казалось, не слышал меня и продолжал рассказ, словно беседуя с самим собой:

– На нем был темный костюм из очень странной ткани: она то отражала свет, и тогда по ней прокатывалась волна вспышек, то поглощала его, сразу тускнея. Я хорошо помню желтую рубашку, красный галстук-бабочку и жилет в цветочек, причем цветы казались рельефными и живыми…

Казалось, его воспоминания расцвечиваются все новыми подробностями, будто сам факт, что он об этом заговорил, вызвал к жизни детали, которые раньше он не считал важными.

– И во рту у него все время торчала конфета, ну такой леденец, типа чупа-чупса, по-моему «Лейтенант Койяк».[43]43
  В Италии эти детские леденцы, вроде наших петушков на палочке, называют лекка-лекка и часто делают их в форме сказочных или мультяшных персонажей.


[Закрыть] Палочка в углу рта, щека оттопырена. Он озирался по сторонам с явным любопытством, словно все, что происходило в студии, было ему в новинку. А потом прибыла Вики, и я о нем забыл, потому что такая девушка, как Вики, где бы ни появилась, вносит жуткую неразбериху. Она была невыносимая зануда, ибо знала, что природа не наделила ее никаким талантом, кроме внешности. Но от ее красоты можно было взвыть. Она не умела ни петь, ни танцевать, ни декламировать, но более красивой женщины я никогда не видел…

Он покосился на Сару, сжал ее руку, как бы говоря: «присутствующие не считаются», – и продолжал:

– Она отчаянно суетилась по пустякам, проявляя маниакальный для репетиции энтузиазм. Нам предстояло составить нечто вроде попурри из мелодий мюзиклов, которое должно было пойти после интервью, где она рассказывала о своей жизни в Голливуде. Она довела до белого каления авторов и продюсеров, поскольку, как все неуверенные в себе люди, нуждалась в постоянной поддержке. Ее секретарь, бедняга, дошел до нервного тика, но худо-бедно дело шло. С ее появлением студия наполнилась разными экстравагантными людьми, так что я не особенно удивился, увидев того типа с конфетой. Невысокого роста, пухлолицый, с торчащей изо рта палочкой, он, заложив руки за спину, болтался по студии и ничего не делал. Только смотрел.

Вальтер дал наконец выход тому, что долго держал в себе, поэтому каждое сказанное слово падало как камень с души. Сара нежно провела рукой по его волосам.

– Вечером в пятницу, после репетиций, мы все вместе отправились ужинать. Компания состояла из продюсеров, моего агента, режиссера, Вики с секретарем и меня. Мы пошли в…

Он назвал ресторан, который я знал превосходно. Он ничем не выделялся, но, по странному стечению обстоятельств, вошел в моду среди людей шоу-бизнеса и был наводнен теми, кто готов был заплатить заоблачную сумму, лишь бы оказаться за столиком рядом со звездами кино или телевидения. Так уж устроен мир.

– Все взгляды были устремлены на нас, особенно на Вики. Мужчины пожирали ее глазами, а женщины – испепеляли, знаешь, как это бывает…

Я это знал, ох как знал.

– Хозяин ресторана провел нас в отдельный маленький зал, заказанный заранее, и, пока мы туда шли, я увидел за столиком в правом углу, у двери, того самого типа в темном костюме. Трудно было не заметить желтую рубашку и дурацкую красную бабочку. Помню, что недососанную конфету он положил рядом с собой на скатерть, сбоку от тарелки. Усаживаясь за столик, я спросил у продюсера Горла, кто этот тип.

– Какой тип? – переспросил он.

– Да тот коротышка в темном костюме, который шатается по студии с чупа-чупсом во рту.

Вики пришла мне на помощь:

– Ты имеешь в виду того, в желтой рубашке, с красной бабочкой, который сидит вон там?

– Того самого. Ты тоже его заметила?

– Конечно, его трудно не заметить.

– Мы продолжали болтать, а Горла поднялся и пошел в соседний зал поинтересоваться предметом нашего разговора. Вернувшись, он сказал, что за столиком, на который мы ему указали, никого не было…

Не знаю почему, но мне стало не по себе. Мне вдруг расхотелось узнать, чем кончилось дело. А Вальтеру, наоборот, хотелось скорее завершить рассказ. Он словно нашел дорогу домой и преодолевал последние километры пути.

– Дело кончилось ничем, да тогда это и не казалось важным. А потом была та передача, и вы знаете, что произошло. Когда я увидел, что Вики мертва, я так испугался, страшнее мне было только однажды.

Вальтер помолчал. Волосы у меня на руках встали дыбом, как солдатики по стойке «смирно». Однако я не удержался от вопроса:

– Что было страшнее?

Вальтер посмотрел на меня, и то, что я прочел в его глазах, мне не понравилось. Ох как не понравилось.

– В ту ночь я вернулся домой потрясенный. После того как унесли Вики, начался неописуемый бардак. Когда видишь, как такую девушку, воплощение жизни и красоты, уносят, накрыв белой простыней, это впечатляет. И производит впечатление, когда видишь, как тип в желтой рубашке и с конфетой во рту глядит на закрывшуюся дверь «скорой помощи» с тем же любопытством, с каким глядел на репетицию балетного номера…

В его рассказе была какая-то неуловимая тоска и тревога, и она тут же передалась нам. Должно быть, кондиционер вдруг заработал на полную мощность, потому что мне ни с того ни с сего стало холодно.

– У меня, как и у всех, была привычка записывать свои выступления на видео. Обычно на другой день я просматривал запись, чтобы насладиться удачными моментами и иметь потом возможность исправить неудачные. А в ту ночь я, не знаю почему, сразу, не дожидаясь утра, подошел к телевизору и стал смотреть запись передачи. Я быстро прокрутил начало, до того кадра, где я представляю Вики. Оркестр сыграл позывные, она вышла из-за кулис и начала спускаться по лестнице. За ней, буквально в одном шаге, как тень шел человечек в темном костюме и желтой рубашке…