Текст книги "Война и люди"
Автор книги: Никита Демин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Настроение у нас хорошее, да вот только один Исаченко дело портит, товарищ комиссар. Как прыгать – у него душа млеет.
Этого крепыша, что так бойко отвечал, я знал. Он у нас был один из немногих, кто успел уже понюхать пороху на фронте, был ранен. Из госпиталя, не долечившись, сбежал к нам, в десантный корпус. Еще до войны он увлекался парашютизмом, увлекался до самозабвения. Это был Николай Никитин. В бригаде ему поручили учить новичков. Он стал признанным инструктором.
– Что ж, Никитин, не подготовил десантника, – говорю ему. – А ты не прячься, подойди ближе, Исаченко. Расскажи по порядку, как готовился к прыжку.
Исаченко коротко доложил и без паузы закончил:
– Я прыгну, товарищ комиссар, прыгну.
Видимо, ему стало стыдно перед товарищами за свою слабость.
Отойдя в сторону, я наблюдал, как Исаченко с очередной сменой садился в корзину аэростата. Никитин был с ним. Вот загремела лебедка, и аэростат медленно пополз вверх. Высота – шестьсот метров. Подъем прекратился. Из корзины один за другим стали отделяться парашютисты. Когда все приземлились, я подошел к Исаченко.
– С благополучным приземлением! – говорю. – Как прыгнули?
– А я еще не прыгнул, только собираюсь.
Исаченко сидел на земле, глядя на меня посоловевшими глазами. Я понял, что солдат в воздухе на какое-то время потерял сознание... Никитин быстро помог ему собрать парашют, дружески хлопнул по плечу: мол, одним десантником прибавилось. Оба были довольны.
Первая военная зима 1941/42 г. была очень холодная. Казалось, суровое время принесло лютые морозы. Несмотря на это, десантники большую часть занятий проводили в поле, в лесах, на стрельбище. Они учились ходить на лыжах, совершали длительные походы.
В одну из зимних ночей командир корпуса поднял все части по боевой тревоге. 16-я бригада быстро двигалась в район сосредоточения. Десантники шли на лыжах по двум полевым дорогам. Ночь морозная, лунная. Светло, как днем. Мне с холма были хорошо видны батальоны. Группы десантников втягивались в лес. Слышались лишь поскрипывание снега да визг полозьев волокуш, на которых везли пулеметы.
Всю ночь и весь следующий день продолжался форсированный марш. Из командования корпуса никто не вмшивался в управление: бригада действовала самостотоятельно.
Подразделения остановились лишь вечером в лесу, севернее Ногинска. Однако отдыхать людям долго не пришлось. Вскоре сюда прибыл командир корпуса и дал вводную:
– Восточнее Ногинска, на шоссе Москва – Горький, разведка обнаружила колонну «противника» до двух пехотных батальонов. Приказываю: выйти к шоссе, уничтожить «противника».
Прозвучала команда. Поднялись от костров люди. Быстро запяли свои места. Здесь же командиры батальонов получили боевые задачи.
Комиссар бригады Г. П. Голофаст коротко проинформировал меня:
– Обмороженных, больных, отставших нет. Люди шли бодро.
Я протянул ему листок бумаги.
– Возьми. Это записи последних сообщений. Итоги нашего зимнего наступления. Порадуй десантников.
Бригада успешно выполнила учебные задачи. Обратный марш совершала также на лыжах.
Такие выходы практиковались часто. Много и упорно трудились командиры и политработники, обучая десантников. Особое внимание уделялось воспитанию коллективизма и товарищества, взаимной выручки, бесстрашия, готовности драться в самых трудных условиях. Воздушные гвардейцы учились военной хитрости, чтобы наносить противнику внезапные, ошеломляющие удары, оставаясь неуязвимыми.
В конце декабря 1941 года нас с командиром корпуса вызвал командующий ВДВ генерал-майор В. А. Глазунов. Он сообщил, что готовится операция по выброске в тыл врага крупного десанта. Эта задача возлагалась на 4-й воздушнодесантный корпус, которым командовал генерал-майор А. Ф. Левашов. Нам было приказано оказать помощь при подготовке десанта.
С 18 по 23 февраля 1942 года свыше 10 тыс. десантников и большое количество грузов было сброшено в тыл противника.
Десантирование производилось из Калуги, а потом с подмосковных аэродромов в ночное время.
Основная задача, которая ставилась перед корпусом: содействие войскам Западного и Калининского фронтов в уничтожении ржевско-вяземской группировки противника.
Десантирование проходило в исключительно сложной обстановке. Наступательные действия войск Калининского и Западного фронтов развивались медленно, а затем и совсем приостановились. Это вынудило десантников действовать в тылу в полном отрыве от своих войск.
Сказались недостатки и в планировании операции. Корпусу недостаточно было выделено авиационных средств доставки и прикрытия. Военно-транспортная авиация в состоянии была выполнить поставленную задачу только в течение нескольких суток, а этим утрачивалась внезапность десанта. К тому же на этом участке проявляли высокую активность вражеские истребители.
Командование и штаб корпуса вылетели в район десантирования в одном самолете. Самолет в пути атаковал немецкий ночной истребитель. Генерал-майор Левашов был убит. Командование корпусом принял начальник штаба полковник А. Ф. Казанкии.
Гитлеровцы, обнаружив в тылу крупный десант, приложили все усилия, чтобы уничтожить его. В непрерывных боях с превосходящими по численности и вооружению частями противника гвардейцы дрались как верные сыны Родины. Они прославили себя дерзостью и смелостью в атаках, упорством и мужеством в обороне.
Корпус Казанкина захватил и в течение нескольких месяцев удерживал в тылу врага большой район.
На борьбу с воздушным десантом противник бросал в разное время по нескольку дивизий. Весной 1942 года против десантников действовали четыре пехотные и одна механизированная дивизии, снятые с фронта. Гвардейцы проводили диверсионные действия на дорогах, совершали налеты на транспорты, склады и небольшие гарнизоны. Корпус освободил более двухсот населенных пунктов. За время боев было уничтожено до пятнадцати тысяч немецких солдат и офицеров, выведено из строя большое количество техники.
В июне 1942 года по приказу командования воздушно-десантные части оставили занимаемый район. Совершив по вражеским тылам двухсоткилометровый марш, они прорвались через оборону противника и соединились с нашими войсками.
Советское правительство высоко оценило боевые заслуги воииов-парашютистов. Более двух тысяч солдат и офицеров 4-го воздушнодесантиого корпуса генерала А. Ф. Казанкина были награждены орденами и медалями.
Настала пора отправляться на фронт и нам. В декабре 1942 года из нашего корпуса началось формирование 2-й гвардейской воздушнодесантной дивизии. Командиром дивизии был назначен генерал-майор П. И. Ляпин, а его заместителем по политической части – я.
Работы хватало: хотелось все проверить самому, побывать в каждом полку, батальоне, поговорить с командирами и политработниками, предусмотреть буквально все.
На фронте, конечно, нет «мелочей». Иной раз не обратишь на что-нибудь внимания, будешь потом горько раскаиваться.
Приходит ко мне как-то капитан Н. Я. Саханков, замполит батальона.
– На фронт с таким комбатом, какой сейчас назначен, идти нельзя, – говорит он. – Пьет. Его и ругали, и наказывали, но ничего не меняется...
Убрали пьяницу. Выдвинули командиром батальона молодого офицера из этого же подразделения – старшего лейтенанта Ф. Мирошниченко. И не ошиблись.
К нему и к Николаю Яковлевичу Саханкову мы всегда приходили за опытом, на его примере учили других. Здесь по взводам были распределены обстрелянные десантники, во всей работе опирались на коммунистов-фронтовиков, серьезно готовили людей к будущим боям.
Помню, как на одном из партийных активов обсуждался вопрос о подготовке десантника. И докладчик, и выступающие в основном говорили о парашютных прыжках. Это в определенной мере отражало и общее направление всей нашей работы: в первые месяцы мы увлекались прыжками.
Но вот слова попросил Саханков:
– Нельзя, товарищи, все обучение сводить к парашютной подготовке. Надо учить людей всей солдатской науке: отлично стрелять, быстро окапываться, выбирать позицию, ориентироваться. Это нужно для боя. Мы готовим бойца, а не парашютиста...
Саханкова поддержали...
Командирами полков назначили бывших комбригов – боевых, опытных товарищей. В командование 7-м полком вступил майор М. Е. Козин, 4-й возглавил майор В. Л. Сахаров, а 5-й – подполковник X. X. Галимов. Заместителями командиров полков по политической части стали подполковники И. В. Журавлев, И. И. Баканов и В. Г. Вырвич.
Сложился и политический отдел дивизии. Возглавил его подполковник Г. Т. Зайцев. Секретарем парткомиссии стал майор И. Ф. Захаров, инструкторами – майор Л. И. Сурабекянц, капитан Горошков. Редактором дивизионной газеты назначили майора Н. С. Сухова, его заместителем – А. И. Маргулиса. С этими людьми мне пришлось пройти большой путь, почти всю войну, а с некоторыми из них дружба связала навсегда. К этому времени дивизию нашу полностью укомплектовали и снабдили всем необходимым. Даже лошадей дали, хотя десантникам никогда не приходилось иметь с ними дело. Но теперь нам предстояло действовать, как пехоте. Когда лошади прибыли, в дивизии не знали, что с ними делать: полудикие монголки были еще не объезжены, пугались автомобилей. Но потом, в боях за рекой Ловать, в болотах, в распутицу, кони выручали нас. Неприхотливые, они могли питаться прутьями и побегами ивняка, грызли кору с деревьев, шли с грузом по самым гиблым местам...
ПЕРВЫЕ УРОКИ
В конце января дивизия на автомашинах совершила марш из Москвы по Ленинградскому шоссе в район Осташкова. Часть имущества транспортировалась в эшелонах.
Сосредоточились в лесах юго-западнее Осташкова и на станции Черный Дор.
Мы ничего не знали о предстоящей операции. Лишь догадывались – готовится большое дело: одновременно с нами двигалось еще несколько гвардейских воздушнодесантных дивизий.
Чем ближе мы подходили к фронту, тем оживленней становилось движение войск. Дороги были забиты, на десятки километров растянулись колонны. Заносы на дорогах сдерживали движение. Петр Иванович Ляпин нервничал, возмущался:
– Кто такую махину пускает по одной дороге? Этак и разбомбить могут в два счета.
Многим из нас, менее опытным, такая ошибка не представлялась страшной. Все рвались вперед.
Готовя десантников к боевым действиям, мы проводили большую работу с бойцами по воспитанию ненависти к врагу.
Отступая на Запад, гитлеровцы совершали массовые убийства, грабежи и насилия. Политуправление Северо-Западного фронта издавало специальные бюллетени о зверствах и насилиях захватчиков.
Бойцы и командиры Красной Армии получали множество писем от родных, проживающих на территории, освобожденной Красной Армией. В этих письмах раскрывалась страшная правда о фашистской неволе, они использовались в нашей конкретной партийно-политической работе с бойцами по воспитанию ненависти к фашистским захватчикам.
Вот что, например, писала мать красноармейцу А. Козлову из деревни Ступино Ржевского района:
«Дорогой мой сыночек! Страшно вспомнить, что творили немцы в нашей деревне. Первым делом они принялись нас грабить. Угнали весь скот. В деревне не осталось ни одной коровушки. Выгребли последний хлеб. А нас оставили голодными.
Потом немцы, как звери, набросились на наших людей. Помнишь, сынок, соседок – девушек Катю и Дусю Томилиных? Их расстреляли немцы. И еще многие жители села – женщины, дети и старики – замучены.
Деревню немцы сожгли. Из 70 домов осталось всего шесть. Сожгли и наш дом. Я стала жить в бане, по немцы пришли и, как собаку, вышвырнули меня на улицу, а баню разобрали. И всю холодную зимушку я и мои соседи жили в окопе. Много умерло народу от мучений».
«Дорогой Саша, – писал товарищ фронтовика А. Фесенко из города Шахты.—Я должен тебе сообщить горькую весть – у тебя нет больше ни отца, ни матери. Фашистские кровопийцы зверски надругались над твоей семьей.
Какая-то продажная шкура донесла им, что вы, шестеро братьев, находитесь на фронте. Фашисты узнали и то, что у сестры Валентины муж генерал-майор авиации.
На второй день оккупации немцы забрали отца, мать и брата Петра. К вечеру гитлеровцы согнали на площадь всех жителей города. Туда же привели они под конвоем всех твоих родных. И началась дикая расправа.
Отца они поставили у виселицы и зверски мучили. Отрубили пальцы, сожгли бороду, выбили левый глаз, кололи штыками. Но ничто не смогло надломить железную волю старика. Гневные слова прокричал он фашистам: «Сыны у меня – орлы! Они придут к вам, подлюкам, могилу выроют, берегитесь!»
Но это еще пе все, Саша! Когда стало совсем темно, к вашему дому привезли трупы замученных и зверски растерзанных твоих стариков и родных. Фашисты заставили сестру Анну внести трупы в дом, затем втолкнули туда и ее вместе с оставшимися в живых детьми и дом подожгли. Сгорели все...»
Все подобные письма были размножены в типографии, раздавались по машинам в пути следования, использовались для работы с бойцами на привалах и остановках, разъяснялись агитаторами в группах и в индивидуальных беседах с красноармейцами. Все было подчинено одной задаче – создать высокий наступательный порыв, воспитывать жгучую ненависть к фашистским захватчикам.
Второй этап, от Осташкова, был еще труднее. Около четырех дней мы двигались пешком по заболоченной местности. Первый день прошел нормально. Но потом началась оттепель. Все промокли. Под ногами хлюпала вода. Снег растаял, а солдаты шли в валенках.
На второй день под вечер я догнал 5-й гвардейский полк. Вижу, идут М. Т. Полтавец – агитатор полка, комиссар батальона Н. Я. Саханков, еще два командира.
– Что это вы в хвосте?
Михаил Трофимович Полтавец, пожимая мне руку, ответил:
– Мы замыкаем полк, товарищ полковник. Ни одного отставшего пока нет, хотя люди спят на ходу. Час назад одного солдата подняли. Ткнулся в куст и заснул...
Меня особенно беспокоило, не обморозятся ли бойцы: оттепель обманчива.
Старый мой знакомый Борис Васильевич Шапошников, начальник медпункта, «успокоил»:
– Народ к морозу привычен. Я боюсь за другое – не начнется ли эпидемия дизентерии. Все пьют болотную воду...
Час от часу не легче!
Перебрались через реку Ловать у совхоза имени Крупской. На переправе Коломна прямо у первого дома я увидел подполковника Ивана Васильевича Изотова – заместителя командира по политчасти 3-й воздушно-десаптной дивизии.
– Заходи, останавливайся, места хватит.
– Не могу. Нам Барские Кулики отведены. Да и нет смысла рядом с переправой остановку делать. Можно под бомбежку попасть.
Мы расстались.
Это было утром 23 февраля 1943 года.
В деревне Барские Кулики, в шести километрах от переправы Коломна, мы и разместились. Скромно отметили День Советской Армии.
Неожиданно послышался гул. Волна за волной из-за леса прямо на переправу прошли немецкие бомбардировщики. Выше их – «мессеры». Вскоре послышались взрывы. Черная туча поднялась над лесом.
Важная переправа, через которую шли войска, оказалась совершенно неприкрытой ни зенитной артиллерией, ни истребителями.
После того как ушла последняя группа немецких самолетов, мы поспешили к реке: там оставались наши подразделения. Но, оказывается, они успели переправиться и уйти в леса севернее Коломны.
Гитлеровцы разбомбили штаб 3-й воздушнодесантной дивизии. Поселок на берегу Ловати был перепахан бомбами и сожжен дотла, мост через реку разрушен.
Первая бомбежка, первые потери!
– Вы правильно сделали, что увели свою дивизию дальше от дороги, в леса, – сказал мне командир 3-й гвардейской воздушнодесантной дивизии полковник Иван Никитич Конев. – А мы дорого поплатились за беспечность.
Среди убитых был и И. В. Изотов. Похоронили его здесь же, на берегу Ловати.
Наша дивизия, вошедшая в состав 1-й ударной армии, сосредоточилась в районе деревни Галузино. Началась подготовка к наступлению. Стал ясен оперативный замысел командования – планировалась операция по ликвидации так называемого «демянского плацдарма», который глубоко врезался в нашу оборону. Враг рассчитывал в удобный момент нанести отсюда новый удар в сторону Москвы.
Полтора года в этом районе шли кровопролитные бои. И теперь к основной группировке войск противника вел сильно укрепленный длинный и узкий проход, названный солдатами «Рамушевским коридором» (он начинался от населенного пункта Рамушево).
Демянский плацдарм (в поперечнике до 50 км и по переднему краю обороны до 200 км) обороняли 12 дивизий, главные силы 16-й немецкой армии, общей численностью до 70 тыс. человек. Внутри демянского плацдарма было до 7 дивизий. До 5 дивизий обороняли «коридор».
С октября 1941 года 16-я немецкая армия укрепляла этот участок фронта. Местность благоприятствовала созданию здесь противником мощной обороны.
Планом Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии предусматривалось встречными ударами 27-й ударной армии (с севера) и нашей 1-й ударной армии (с юга) перерезать Рамушевский коридор и тем самым завершить окружение основных сил противника на демянском плацдарме.
Сейчас известно, что в дальнейшем планировалось развитие этого удара в северо-западном направлении силами мощной механизированной группы генерала Хозина, с задачей выхода в тыл 18-й немецкой армии.
Военные историки, я думаю, в деталях разберут операцию по ликвидации демянского плацдарма, дадут анализ наших ошибок и просчетов. Моя задача скромнее: рассказать о пережитом.
Оборона противника на пути нашего наступления состояла из хорошо оборудованных узлов сопротивления и системы опорных пунктов, сильно насыщенных огневыми средствами и инженерными заграждениями.
Приказом командующего 1-й ударной армией пашей дивизии была поставлена задача форсировать реку и овладеть населенными пунктами Вязки, Веревкино, Козлово, Жуково. На подготовку к наступлению отводилось пять дней.
Штаб дивизии расположился в сгоревшей дотла деревне Галузино в погребах, подвалах и наскоро вырытых землянках. Утром я отправился на НП узнать что-нибудь о противнике и его переднем крае.
На высокой сосне был оборудован НП – площадка со ступеньками. Влезли туда вместе с представителем штаба армии генералом Юрием Павловичем Бажановым (ныне маршал артиллерии). С площадки были видны немецкие позиции – снежные валы, облитые водой и превратившиеся в ледяные неприступные стены; полузанесенные снегом проволочные заграждения; пойма реки в бурых пятнах по снегу (это незамерзающие болота); деревень Веревкино и Вязки и в помине нет – сожжены.
Оборона немцев проходила по высокому и сухому месту. Наши же части сидели в болотах, и наступать надо было через низину, через реку.
– М-да... – вздохнул Бажанов. – Вязкое место. Тяжеловато придется вашей дивизии.
Как бы в подтверждение его слов на наши боевые порядки обрушилось более сотни «юнкерсов». Мы слетели с наблюдательной площадки. Началась яростная бомбежка. С треском валились деревья. Генерал ахнул и схватился за живот. Потом отнял руку, и тут уж я ахнул. Осколок бомбы пробил на поясном ремне массивную медную бляху, пропорол полушубок. Но сила удара была ослаблена, и генерал отделался синяком на животе.
Случается на войне и такое везение!
Положение было нелегким: к переднему краю пришли только люди, а пушки, боеприпасы, продовольствие – все, что шло во втором эшелоне, в дороге отстало, часть артиллерии и боевого имущества еще разгружалась на станции Черный Дор – в ста километрах от переднего края.
В прорыв должна была, как я уже сказал выше, вводиться подвижная группа генерала М. С. Хозина. Многих ее частей не было, они тоже застряли в пробках па раскисших дорогах. Наши соседи слева и справа (3-я и 7-я гвардейские воздушнодесантные дивизии) едва успели выйти в исходные районы, не подтянув тылы.
Но боевой приказ командующего 1-й ударной армией генерал-майора Г. П. Короткова оставался в силе.
...Полки вышли на указанные рубежи. Командиры поставили задачи батальонам. Но было столько нерешенных вопросов, столько неясного в обстановке, что голова шла кругом. Генерал П. И. Ляпин, когда я зашел к нему в землянку, спросил:
– А ты уверен, что впереди нас действительно передний край немцев? Что-то подозрительно. Не оттянули ли они основные силы в глубину обороны, оставив здесь только прикрытие?
Эти сомнения имели под собой почву. Часть, которую мы сменили, практически разведки не вела. Нам же запретили провести разведку боем, чтобы не демаскировать себя. Странное решение. Немцы с воздуха видели все паши войска, ежедневно бомбили их. Какая уж тут маскировка?
Вскоре на НП дивизии прибыли командиры поддерживающих пас артиллерийских частей.
С горькой иронией слушали офицеры нашего штаба разработанный в армии план артиллерийской подготовки атаки. В нем было все предусмотрено – и артналеты, и ложные переносы огня. Не хватало «самой малости» – снарядов, артиллерии, знания системы обороны противника.
А время торопило. Уже прибыли некоторые подразделения из подвижной группы Хозина – правда, без танков.
Ночь на 26 февраля я провел в 5-м полку. Командир полка подполковник X. X. Галимов доложил, что подразделения готовы к наступлению.
– Люди рвутся в бой! Завтра мы свою задачу выполним.
С 4-м полком в наступление шел начальник политотдела дивизии Г. Т. Зайцев, с 7-м полком – секретарь дивизионной парткомиссии И. Ф. Захаров.
Утром началась артподготовка. Черные разрывы взметнулись над немецкими позициями. Поднялась цепь наступающих. Зарокотали танки. Они подошли к нам лишь ночью, накануне боя. Танкисты не смогли осмотреть местность, наметить маршруты. Причем танки прислали нам американские, типа «Шермап» – неманевренпые, с узкой колеей.
Едва танки подошли к пойме речки Парусья, как начались неприятности. Несколько машин застряло на болотистом берегу, другие начали искать обходы. Этим коротким замешательством сразу воспользовались немецкие артиллеристы.
Танки, потеряв скорость и маневренность, превратились в мишени.
На наших глазах неуклюжие «шерманы» жарко горели. Кто-то из командиров, находящихся на НП, сказал с горечью:
– Вот уж никогда не думал, что хваленая Америка может такое барахло прислать нам.
Батальоны продолжали атаку без танковой поддержки.
К середине дня 4-й полк пробился на окраину деревни Вязки.
Майор Сахаров доложил, что продвинулся на пять километров, но впереди – заранее подготовленная и тщательно замаскированная оборона противника. Мы поняли, что подошли к подлинному переднему краю. Наша артиллерия била по позициям боевого охранения, а огневые точки в глубине обороны противника оказались неподавленными. Неоднократные попытки пробить оборону с ходу успеха не имели.
Наступление захлебывалось. Генерал Ляпин потребовал от артиллеристов подавить огневые точки. Но снарядов было мало, и выполнить эту задачу наши артиллеристы не смогли.
До вечера дивизия пыталась пробить брешь в обороне немцев. Все тщетно. Противник хорошо просматривал местность и отлично пристрелялся. Гитлеровцы буквально засыпали минами и снарядами атакующих. Подразделения несли потери.
Командир дивизии приказал прекратить атаки, закрепиться.
Ночью части готовились к новому броску. Накормили людей. Солдаты быстро соорудили из снега укрытия, нарубили еловых ветвей. Уставшие засыпали под обстрелом.
Командиры полков за ночь уточнили обстановку. Генерал Ляпин поставил дополнительные задачи. Нам теперь предстояло, по существу, заново прорвать оборону врага, но уже без артподготовки. Комдив решил ввести в бой второй эшелон: 5-й полк.
На следующий день вновь завязался упорный бой. Десантники по глубокому снегу пошли в атаку. Враг яростно сопротивлялся, но мы все же преодолели первую траншею.
К полудню подвели итоги. Картина была неутешительная. Лишь в центре продвинулись на три километра.
Вечером я пришел в полк Галимова. Агитатор полка капитан М. Т. Полтавец рассказал мне о подвиге командира 1-го батальона капитана Мезенцева. Сегодня он дважды водил батальон в атаку. К полудню удалось захватить один из опорных пунктов севернее Вязков. Здесь его тяжело ранило в ноги. Мезенцева хотели отправить в тыл. Но началась немецкая контратака, и раненый комбат лег за пулемет. Когда фашисты ворвались в траншею и бросились к Мезенцеву, он взорвал себя и группу гитлеровцев противотанковой гранатой. Вдохновленные подвигом своего командира, десантники отбили контратаку гитлеровцев.
Ночью, когда я вернулся на НП, генерал Ляпин тихо сказал мне:
– Потери большие. Без артиллерии успеха нам не добиться. Я так и доложил в штаб армии.
Как раз в это время нам сообщили, что в расположение 5-го полка вернулась рота автоматчиков. Это подразделение накануне прорвалось в тыл к немцам. Комдив по телефону выслушал доклад командира роты капитана Карокая. Выяснились важные обстоятельства: противник начал отвод своих частей из Демянска, спешно укреплял оборону Рамушевского коридора. Эти сведения были немедленно переданы в штаб армии.
Наши данные вскоре подтвердились. Немецкое командование, боясь окружения и разгрома, чувствуя угрозу и для ленинградско-волховской группировки, уже 17 февраля начало отвод своих войск из демянского котла. Прикрываясь сильными арьергардами и наращивая оборону Рамушевского коридора, гитлеровцы 21 февраля оставили Демянск и начали отход за реку Ловать, занимая заблаговременно подготовленный рубеж обороны по реке Редья.
Через несколько дней после кровопролитных боев нас сменила 250-я стрелковая дивизия. Вторую гвардейскую воздушнодесантную дивизию отвели в район Слугина. Наступили дни разбора минувших боев, надо было серьезно проанализировать причины неудач. Вскоре мы получили сообщение о том, что генерал П. И. Ляпин и начальник штаба дивизии полковник В. Н. Счинснович отзываются от нас.
Мы понимали, что дивизия не выполнила задачи. Сказались слабая подготовка и организация операции в целом. А немцы стянули сюда все что могли из-под Ржева и Великих Лук и даже из-под Ленинграда. Подвели нас и ранняя весна, распутица, непроходимые болота. К тому же воздушнодесантные дивизии, по существу, с ходу вступившие в бой, не имели никакого опыта боев в болотах. Нам, конечно, за Ловатью было очень тяжело воевать, но мы знали, что помогаем Москве и Ленинграду, оттягивая на себя значительные силы противника.
Вскоре пришел новый боевой приказ – дивизии сосредоточиться для наступления в лесу северо-западнее деревни Ляхново. Надо было взять Ляхново и перерезать шоссейную дорогу Холм – Старая Русса. Противник отводил по этой дороге основную группировку из Демянска. Надо было не дать ему уйти.
Начались ожесточенные бои.
Новый командир дивизии генерал-майор Илья Федорович Дударев большую часть времени проводил в полках. Дважды сам ходил в атаки. С особым вниманием мы следили за полком Галимова, который действовал на нашем правом фланге, на главном направлении. Ему ставилась задача: форсировав реку Парусья, ворваться в Ляхново и перерезать шоссе.
Утром 7 марта после короткого артналета десантники Галимова преодолели реку и завязали бои на окраине деревни Ляхново. Несмотря на отчаянное сопротивление гитлеровцев, батальону, которым командовал Мирошниченко, к вечеру удалось захватить Ляхново и закрепиться. Ночью предстояло развить успех и выйти к шоссейной дороге. Однако сильная контратака противника опрокинула наши расчеты.
Часа в три ночи Галимов доложил, что после кровопролитного ночного боя гитлеровцы оттеснили батальон из Ляхново.
Я отправился в полк, попавший в тяжелое положение. Солдаты закрепились на окраине деревни. Мне доложили, что в ночном бою погиб замполит батальона капитан Саханков. Все очень жалели этого замечательного политработника. Но вечером следующего дня раненого Саханкова подобрали у реки наши солдаты.
Уже готовя эту книгу, я получил письмо от полковника в отставке Н. Я. Саханкова. Вот что он рассказал в этом письме.
«Уже в полночь мы с командиром решили по очереди отдохнуть. Рядом с блиндажом находился погреб, туда первым пошел спать комбат. А уже потом спустился я и заснул как убитый. До этого не спал трое суток. Слышу, трясет меня кто-то. Оказалось, это связист Карликов. «Товарищ капитан, в деревне немцы», – говорит. Слышу – стрельба, крики, взрывы. Хотел было выскочить, но рядом – немецкие голоса.
Решение созрело мгновенно. Взял у Карликова противотанковую гранату и, высунувшись, метнул в группу солдат противника.
Выскочили мы сразу за взрывом. Отбежали в сторону, залегли. По нас открыли огонь. Отстреливаясь, поползли к реке. С трудом оторвались от преследования противника.
Почти у берега реки осколком мины убило Карликова, а меня ранило. Я пытался перетащить его, но лед на реке был слабым. А тут стало рассветать. Провалился и я в воду, едва вылез на берег. За рекой надо еще с километр пройти по глубокому снегу. Убьют, думаю, меня в поле. Зарылся в мокрый снег. Вечером пытался ползти к своим. Но силы покинули, не мог двигаться. Вот в это время меня и подобрали наши солдаты».
Галимов был сам не свой. Неудачи, болезнь сделали его вспыльчивым. Человек он был горячий по характеру и сейчас мог пойти на неоправданный риск.
– Ты будь особо внимателен. Сейчас нельзя в отчаянии идти на любую крайность, терять голову и рисковать людьми, – посоветовал я заместителю командира полка по политчасти подполковнику Владимиру Георгиевичу Вырвичу.
Утром начался сильный минометный и артиллерийский обстрел, непрерывно налетали бомбардировщики противника. В роще, в которой находился полк, не осталось ни одного целого дерева. Переждав обстрел, я перебрался на НП дивизии. А через четыре часа сообщили о гибели Галимова.
Он поднял людей в атаку и погиб.
Можно было понять подполковника Галимова. Вот она, рядом деревня, за ней шоссейная дорога, по которой откатывается на Запад противник. Перерезать дорогу – значит выполнить задачу, закрыть горловину, отрезать ему пути отхода. Ради этого и повел командир в атаку своих солдат. И не его вина, что не смог полк дойти до заветного рубежа. Галимов сделал все что мог, но силы были неравными. Противник не жалел сил и средств, чтобы удержать Рамушсвский коридор и вывести по нему твои войска из демянского мешка.
Вместе с X. X. Галимовым похоронили мы и секретаря дивизионной партийной комиссии майора И. Ф. Захарова. Он с десантниками 7-го полка отбивал контратаку, пошел в рукопашную схватку. Позиции удержали, а тяжело раненный Захаров тут же скончался.
Посоветовавшись, мы с Дударевым решили, что после гибели Галимова мне надо побыть в этой части.
Много внимания мы уделили работе с парторгами рот и их заместителями. Работа с молодыми коммунистами начиналась с выдачи партийного билета. Каждый вступающий в партию давал слово – высоко держать звание коммуниста. Часто тут же получал и партийное поручение.
В боевой обстановке трудно проводить собрания партактива, семинары или инструктажи. Работа с активом велась главным образом индивидуально. Буквально каждого коммуниста в отдельности инструктировали (через ротных политработников и командиров), как надо решать практические вопросы. Например, что надо делать, чтобы солдаты не обморозились, особенно ночью; как сохранить лошадей. Приходилось искать ответ на сотни на первый взгляд мелких вопросов, которые (если их упустить из виду) оборачивались крупными неприятностями.
