Текст книги "Война и люди"
Автор книги: Никита Демин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
...Въехали мы в село Липтовски-Градок рано утром. На площади ликующий народ. Везде развеваются красные флаги, трехцветные полотнища. В общем, праздник освобождения! Много партизан. В папахах, перевязанных красными лентами, с. автохматами в руках, они оживленно беседовали с нашими солдатами. Когда не хватало слов – помогали жестикуляция, улыбки, объятия. Партизаны расспрашивали о Советском Союзе, рассказывали подробности только что закончившегося боя.
Ко мне подошел невысокий круглолицый партизан. Смотрит прямо в глаза, улыбается.
– Не узнаете, товарищ комиссар?
С минуту смотрел на партизана. Что-то знакомое, близкое, а что – не могу вспомнить. И вдруг в сознании всплыло:
– Величко! Прямо не верится, неужели ты?..
Мы обнялись, горячо расцеловались.
– Так кто Же ты теперь?
– Командир партизанской бригады. А это наши хлопцы.– Он широким жестом руки показал вокруг.
Вот так Величко!
С этим человеком очень интересной биографии судьба свела меня летом 1939 года на Дальнем Востоке. Я не раз бывал в танковой бригаде, где служил Петр Алексеевич Величко. Там мы и познакомились. Потом пути наши сошлись в 1942—1943 годах. Старший лейтенант Величко был заместителем начальника штаба десантной бригады. На Северо-Западном фронте, в болотах за Ловатью, его тяжело ранило. Петра Величко вынесли с поля боя, отправили в госпиталь под Москву. И я потерял его из виду...
И вот новая встреча. Да еще какая! Я поинтересовался, как же сложилась его фронтовая судьба после ранения под Ловатью.
– Выздоровел быстро. Направили на учебу. Окончил академию имени Фрунзе и попросился в партизанское соединение к Герою Советского Союза Наумову. А потом – новые события. В Словакии разгорается движение Сопротивления, Клемент Готвальд попросил послать в Словакию группу военных специалистов. Вот мне и поручили возглавить первый небольшой отряд. В нем было всего 11 человек. А сейчас вон их сколько, моих орлов!
В тот день я не отпустил Петра Алексеевича от сбоя. Вечером в кругу друзей десантников мы просидели далеко за полночь, слушая его. Величко было что вспомнить, что рассказать.
...27 июля 1944 года в тихую ночь с пяти тысяч метров его группу сбросили с самолета в глубокий тыл противника. Приземлились удачно. Если не считать того, что начальник штаба Черногоров повис на куполе церкви, а смелая украинская девушка медсестра Анна Столяр спустилась в реку. Но все, к счастью, обошлось благополучно.
Петр Величко сразу же после приземления связался с подпольной организацией Чехословацкой коммунистической партии в городе Ружомберок и начал формировать партизанский отряд. Он рос быстро. Патриоты приходили десятками, сотнями, многие с оружием. Вскоре отряды слились в партизанскую бригаду. Она приняла участие в операции, которая явилась как бы прологом знаменитого Словацкого народного восстания,– в уничтожении большой гитлеровской военной делегации, которая возвращалась из боярской Румынии. Призошло это в конце августа 1944 года.
По всей Словакии народ поднялся на борьбу. Был сформирован Словацкий национальный совет. Гитлер направил сюда крупные карательные отряды. Бригада, которой командовал Петр Величко, вместе с частями Народной армии, восставшей против оккупантов, встретила натиск фашистов. Разгорелись ожесточенные бои.
Партизаны сражались героически. За короткий срок были пущены под откос десятки гитлеровских воинских эшелонов, бронепоезд, уничтожено более трех тысяч фашистов, девять самолетов и другая боевая техника. Двухтысячная партизанская бригада (с 11 до 2000 человек за несколько месяцев!) превратилась в грозную силу. Словаки и чехи, поляки и русские, французы и венгры сражались в ее рядах.
Но силы были неравны. Партизаны вынуждены были уйти в горы и оттуда наносить удары по гитлеровцам.
Партизанские отряды под командованием Петра Величко оказывали активную помощь нашим войскам, продвигавшимся по горным тропам из Попрада на Липтовски-Градок.
Как я уже рассказывал, последний бой партизанская бригада провела в селе Липтовски-Градок, Партизаны штурмом овладели этим населенным пунктом. В этой схватке смертью храбрых погиб Павел Колесников – начальник разведки бригады. В тяжелую минуту боя он своим телом закрыл командира отряда.
Павла Колесникова похоронили в братской могиле. В нее легли рядом русские, чехи, словаки, бойцы и партизаны – все, кто отдал жизнь в сражении за это словацкое село.
На следующий день Петр Алексеевич познакомил меня с руководителями партизанских отрядов товарищами Т. М. Стадником и А. С. Егоровым. Скромность и отвага – вот черты, которые прежде всего характеризуют этих людей. Мы договорились о дальнейшем боевом взаимодействии.
Вечером я расстался с Петром Алексеевичем. Не скрою, до сего времени испытываю чувство восхищения этим человеком. Орденом Ленина, двумя орденами боевого Красного Знамени, орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени, а также чехословацким «Боевым крестом 1939 года», орденом «Словацкого народного восстания» и другими почетными наградами отмечены его боевые дела. Петр Алексеевич избран почетным гражданином в нескольких чехословацких городах. Старшему лейтенанту П. Величко было присвоено внеочередное звание подполковника. Таким сыном может гордиться наша страна! А мне вдвойне было приятно, так как Величко вышел из боевой семьи десантников.
Позднее корпусу не раз приходилось взаимодействовать со словацкими партизанами. Их отряды в Татрах, получая указания от ЦК Компартии Чехословакии, активно помогали фронту. Оперативное и конкретное руководство позволило объединить усилия партизан и войсковых частей, более эффективно вести боевые действия.
В начале февраля штаб корпуса переместился западнее Липтовски-Градок. Едва связисты установили телефон в хате, позвонпл начальник политотдела 8-й стрелковой дивизии полковник Паршин:
– Никита Степанович, тут ко мне пришли словацкие хлопцы. Человек двадцать. Просят направить их на службу в армию... В чехословацкую, конечно. Что с ними делать?
– А давай их сюда. Передадим из рук в руки. Мы ж теперь с чехами соседи. Они идут севернее нас.
Действительно, нашим соседом справа в этом районе был 1-й чехословацкий армейский корпус.
Стремление молодых парней в «свою армию» было не случайным. Корпус пользовался огромной популярностью в народе. Из уст в уста передавались восторженные рассказы о подвигах чехословацких солдат. Корпус играл важную политическую роль в развитии национально-освободительного и революционного движения.
Нам предстояло сражаться бок о бок. Наш путь из Попрада на Ружемберок шел по единственной дороге на дне узкого ущелья, затерянного в глубине Татр. Здесь мы узнали друг друга особенно близко. Наши солдаты еще тогда назвали этот путь «Дорогой боевой дружбы». Той дружбы, что скреплена кровью, пролитой в совместных боях, дружбы, что стала прочной и нерушимой на вечные времена.
Но все это было впоследствии. А первая встреча с командованием чехословацкого корпуса произошла у меня на дороге, что вела к Липтовски-Градоку. С группой штабных офицеров я возвращался с передовой в штаб корпуса. В полках первого эшелона чувствовался острый недостаток противотанковой артиллерии.
Если в ущелье между Низкими и Высокими Татрами гитлеровцы не могли применить танки, то в районе Липтовски-Микулаш они появились. Противник пытался остановить наше продвижение, непрерывно бросал в контратаки пехоту и танки. Надо было как можно быстрее выдвинуть вперед все противотанковые средства, и в первую очередь истребительно-противотанковый полк. К сожалению, артиллерия корпуса отстала – трудно было по разбитым и перегруженным дорогам догнать передовые части. Мы же ставили своей задачей во что бы то ни стало подтянуть ее, выдвинуть вперед против танков.
На дороге у небольшого моста через горную речушку создалась пробка. Подводы, машины, тягачи сгрудились так, что ни пройти, ни проехать. Час назад группа фашистских бомбардировщиков нанесла удар по этой колонне. Незадачливый майор, возглавлявший колонну, не смог навести порядок. Из-за поворота показались первые машины противотанкового артиллерийского полка. Они выстроились на обочине, ожидая своей очереди.
Дорога была каждая минута, вот-вот снова могли появиться немецкие самолеты. Пришлось вмешаться. Я приказал одному из танковых экипажей столкнуть с дороги разбитые тарантасы, фаэтоны, автомашину.
– Есть, очистить дорогу! Есть, не помять людей! – бодро ответил танкист, выслушав приказ. Поднялся было крик, но потом ездовые стали съезжать на обочину и выпрягать лошадей.
За танком широкой полосой стлалась свободная дорога. Мы уже миновали мост, столкнув прямо в речушку исковерканную машину, как вдруг я услышал чей-то голос:
– Осторожнее, полковник. Дорога дальше побита!
На обочине, рядом с вереницей легковых машин, стояла группа командиров чехословацкой армии. Предупредил меня офицер, высокий, сухощавый, с резкими чертами лица.
– Сейчас дорога освободится, и вы поедете,– ответил я.
– Хорошо, хорошо.
Через десяток минут все пришло в движение.
В тот же день к вечеру меня вместе с другими товарищами вызвал начальник политуправления 4-го Украинского фронта генерал Пронин. Он прибыл вместе с командующим фронтом генералом Петровым в район боевых действий нашего и чехословацкого корпусов. Встреча состоялась в небольшой деревушке, недалеко от переднего края. Все мы приблизительно догадывались, что нас вызывают договориться о взаимодействии с чехословацким корпусом. И не ошиблись. Сразу же с порога, протягивая руку, командующий фронтом сказал:
– Я вас пригласил, чтобы познакомить с руководителями молодой чехословацкой армии.– Генерал показал на группу офицеров.– Вот они, герои Дуклинского сражения. Можете их поздравить с замечательной победой. Знакомьтесь – генерал Свобода.
– А мы уже знакомы,– сказал генерал Свобода.– Если бы не полковник,– он улыбнулся мне,– мы бы долго стояли со своими машинами на дороге.
Пожали друг другу руки. Мне хорошо запомнилась эта встреча. Познакомились и с другими офицерами.
– Они – наши боевые друзья и добрые соседи. Идти будем вместе, плечо к плечу,– говорил командующий. —Сейчас пройдите к операторам и уточните участок и все подробности взаимодействия.
Позднее мы долго беседовали с чехословацкими товарищами. Они нам рассказывали подробности дуклинской победы. Это было выдающееся сражение.
Противник, занимавший оборону в горах, сражался с яростью обреченных. Он построил многочисленные укрепления, доты, дзоты, установил минные поля. Казалось бы, его оборона неприступна. Однако чехословацкий армейский корпус, наши дивизии, и в частности 318-я дивизия полковника Гладкова, сломили упорное сопротивление врага и завладели Дуклинским перевалом. Советско-чехословацкая дружба, окрепшая в боях и сражениях, с честью выдержала новое испытание.
Здесь, на перевале, у «Ворот свободы», как его стали называть в Чехословакии, родился замечательный лозунг «С Советским Союзом на вечные времена!».
Несколько дней части корпуса шли по узкому ущелью, почти не встречая сопротивления гитлеровцев. Каждый понимал, что рано или поздно они попытаются остановить нас. Но где?
– Скорее всего это произойдет здесь,– сказал Доможилов, когда мы собрались у комкора, чтобы обсудить создавшуюся обстановку.
Все посмотрели на карту. Острие карандаша Доможилова упиралось в центр широкой долины, окаймленной горами.
Подполковник Доможилов коротко обосновал свое предположение. По данным нашей разведки, в этой лощине у противника большое число оборонительных сооружений, много войск. Здесь немцы могут применить и танки.
Начальник разведки корпуса оказался прав. Едва передовые отряды наших частей вытянулись из ущелья в лощину, они наткнулись на заранее подготовленную оборону. Затем последовало несколько сильных контратак. В основном части корпуса выдержали ожесточенный натиск, однако на правом фланге, где напор был особенно силен, гитлеровцам удалось несколько потеснить 8-ю стрелковую дивизию. Завязался тяжелый бой.
Напряжение боя передалось и в штаб. Телефоны, казалось, разладились от Хриплых, возбужденных голосов. Приказы, распоряжения, донесения... Медведев, чертыхаясь, едва добрался через сеть коммутаторов к командиру 8-й Угрюмову. Дозвонился, зарокотал в трубку:
– Ты что же это там немцам хвост показываешь? Что? Ну, ладно, коли так.
Ответ Угрюмова, видимо, удовлетворил комкора. Он повернул ко мне просветлевшее лицо.
– Докладывает, что отошли менее километра. Там рубеж выгодный. Зацепились. Держатся.
И опять в трубку:
– А соседи как? Да, чехи? Молодцы, говоришь? Ну, ну...
Несколько часов тому назад к нам подошла одна из бригад 1-го чехословацкого корпуса. Левый фланг ее примыкал к правому флангу 8-й стрелковой дивизии.
Когда Медведев положил трубку, я сказал ему, что хочу побывать у Угрюмова.
– Добро,– согласился Медведев,– действуй.
Генерал пододвинул карту, показал рубежи, которые должна дивизия занять завтра, сказал, что подбросит противотанковый артполк на это направление. Подумав, добавил:
– Пусть Угрюмов с чехословацкой бригадой локоть с локтем сцепит, чтобы клин немец не вбил. Посмотри за этим сам... Подними комдиву боевой дух.
Поднимать Угрюмову боевой дух не пришлось. Я застал его на НП дивизии. Комдив внимательно осматривал в стереотрубу передний край, отдавая короткие распоряжения. Увидев меня, поздоровался, доложил обстановку, освободил место у стереотрубы. Полки заняли оборону на вершинах невысоких продолговатых холмов. Перед холмами до самых траншей гитлеровцев простиралось ровное, отлого идущее к горам поле.
– Когда немцы перешли в контратаку, мы были во-он в той низине,– показал комдив.– Занимать там оборону бессмысленно. Сами видите, совершенно открытое место.
В это время на НП прибыл пожилой офицер-разведчик. Он доложил, что к противнику подошли свежие силы. Видимо, разведка в дивизии была начеку. Выслушав его, Угрюмов шагнул к телефону, но трубку не снял.
– Надо сообщить эти данные чехам,– сказал он.
– Правильно. Пошлите офицера связи с картой, а то по телефону не все скажешь.– Давайте его ко мне в машину,– предложил я.– Как раз туда еду, это совсем рядом.
Вместе со мной к чехословацким товарищам поехали начподив 8-й дивизии полковник Паршин, офицеры разведки и оперативного отдела.
Через некоторое время мы были уже на НП бригады 1-го чехословацкого корпуса. Начальник штаба быстро перенес на карту свежие данные о противнике, которые привезли офицеры штаба 8-й стрелковой дивизии.
– Спасибо за помощь,– сказал он по-русски.– Еще раньше ваш комдив сообщил нам о том, что в нашем районе сосредоточиваются немецкие танки. Мы решили оборону занять по берегу ручья.
С НП была видна цепь стрелков. Она стремительно, упругой волной катилась по холмистому предгорью.
– Почему атакуете, не закрепляетесь? – поинтересовался я.
– Хотим сбить отряды прикрытия противника и выйти к ручью, что за этой грядой. Очень удобный рубеж, особенно в противотанковом отношении.
В том, что этот рубеж действительно удобный, мы убедились примерно через два часа, когда противник пошел в атаку. Подходы к ручью сильно заболочены. Танки врага вынуждены были повернуть в сторону, искать обходы и подставили борта под огонь чехословацких пушек. К концу боя перед наскоро окопавшимися чехословацкими стрелками чадило несколько машин. Атака гитлеровцев захлебнулась.
– Хорошо воюете,– сказал я командиру бригады.
Комбриг улыбнулся:
– Стараемся не отставать от вас... Посмотрите налево.
Я поднес к глазам бинокль. Впереди и левее, перед позициями нашей 8-й стрелковой дивизии, тоже пылало несколько черных костров.
С наступлением темноты, когда фашисты наконец-то угомонились, на обратных скатах высот запылали десятки маленьких смолистых костров. Солдаты теснились у пылающего сушняка, тянули к огню озябшие руки, угощали друг друга махоркой, нехитрой снедью. Чехословацкая речь сливалась с «оканьем» ярославцев, «аканьем» москвичей.
У одного из костров низенький чех в чем-то горячо убеждал молодого русского парня. Тот крутил головой, смеялся. Добровольный переводчик, отчаянно жестикулируя, переводил их своеобразный диалог.
– Ты видел, какие красивые у нас девушки? – кричал чех.
– Видел,– отвечал наш солдат,– очень красивые...
– О чем они говорят? – спросил Паршин у плотного сержанта-сибиряка.
Тот покрутил ус, рассмеялся.
– У них тут целая история. Этого чеха во время вчерашней контратаки оглушило и землей присыпало. А наш его с нейтралки вынес. Чешский солдат нынче вроде как отошел и начал насчет своего спасителя интересоваться. Вот ребята их и свели. Чех узнал, что русский холостяк, и говорит: «Я за тебя свою сестру посватаю». Вот они и толкуют... по-родственному.
– А далеко ли дом чеха?
– Километров двадцать, впереди деревня его.
– Ее еще освободить надо,– заметил Паршин.
– Возьмем,– спокойно ответил сибиряк.
И такая железная уверенность прозвучала в словах солдата, что мы с Паршиным невольно переглянулись.
Не хотелось мне уходить от этих костров, но нужно было торопиться в штаб. Отъезжая, оглянулся. Костры теплились десятками крохотных светляков. Подумалось: «Костры братства, дружбы».
Бои в этом районе шли, не переставая, еще два дня. Нашей 8-й стрелковой дивизии и бригаде 1-го чехословацкого корпуса удалось отстоять свои рубежи. А потом мы вместе двинулись вперед.
ВЫСОКАЯ МИССИЯ
Какой большой и трудный путь прошли мы по Чехословакии!
Начинал от Карпат нашим дивизиям пришлось с боями преодолеть Прешовские и Словацкие Рудные горы в Словакии, Низкие и Высокие Татры, Липтовские и Большие Татры, хребет Яворник и Яблуновские горы. Почти до самого конца войны корпус вел боевые действия в горно-лесистой местности.
Бои в горах потребовали от наших войск огромных усилий. Путь преграждали громады хребтов, покрытых большей частью густыми лесами, скалистые гребни и обрывистые пропасти вставали на пути. Малое количество дорог, глубокий снег, изменчивая погода, постоянные туманы, облака, низко нависающие над горами,– все это крайне затрудняло наступательные действия.
К тому же противник заблаговременно создал здесь прочную глубоко эшелонированную оборону. Во многих местах стояли в засадах неприятельские танки, пушки. Стоило показаться на дороге, как замаскированные пулеметы начинали бить по заранее пристрелянным ориентирам, по мостам, дорогам, теснинам. И все же наши полки и дивизии настойчиво и упорно проникали в глубину обороны, обходили по горным тропам и блокировали высоты. Мы шли вперед, и не было силы, способной остановить это грозное движение.
Что же помогало нашим бойцам? Какая моральная сила дг лгала их вперед? Пока мы не пересекли границу, каждый солдат жил лишь одним стремлением: как можно скорее изгнать фашистского зверя с родной земли. Ну а здесь, за границей? Дело в том, что и здесь каждый боец чувствовал себя так, словно он находился на родной земле и освобождал ее от гитлеровской нечисти.
В это время усилился приток заявлений с просьбой принять в ряды партии. Это и понятно. Воины глубоко сознавали свою благородную освободительную миссию, гордились великими победами, которых они добились под руководством Коммунистической партии. В те дни героизм стал нормой поведения советских воинов. И герои, лучшие наши люди, обращали к партии идущие из глубины сердца слова: «Если погибну – считайте меня коммунистом!», «Без партии не мыслю своей жизни...» Вот характерные цифры. Только в 8-й стрелковой дивизии число воинов, принятых в партию в феврале, по сравнению с январем выросло вдвое, в комсомол – в полтора раза.
Большую работу проводили в те дни армейские агитаторы и пропагандисты. Они широко разъясняли бойцам и офицерам, что собой представляет Чехословакия, какие народы здесь живут, каков социальный уклад страны. Политотдел 18-й армии отпечатал большим тиражом и разослал в войска тексты соглашения Советского правительства с правительством Чехословакии, договора о дружбе. Политработники посвятили этому документу десятки докладов, бесед, разработали специальные темы для политзанятий с молодыми бойцами.
Но несмотря на то что мы были в дружественной стране, солдаты очень тосковали по Отчизне, по родным и близким. Нужно было видеть, с какой жадностью слушали они беседы о жизни в родной стране, с каким восторгом и гордостью рассказывали местным жителям о Советском Союзе, о социалистическом обществе. За границей каждый наш солдат становился агитатором Советской власти. Мне пришлось присутствовать на беседе агитатора рядового Сеидназарова. Просто и убедительно он говорил о великой силе советского патриотизма:
– Когда я произношу слово «Родина», то думаю не только о моей Киргизии. Вижу Украину, за которую дрался, Белоруссию, освобожденную от фашистов, и Москву – мать всех советских народов. Весь Советский Союз вкладываю в одно слово – Родина. За нее мы воюем. Ее честь, свободу и независимость мы отстаиваем далеко за рубежом!
В первых числах февраля перед нашим корпусом была поставлена задача наступать вдоль южного берега реки Ваг в общем направлении на город Ружомберок. Это была одна из частных операций общего наступления 4-го Украинского фронта.
По замыслу командования фронта, цель операции главных сил состояла в том, чтобы, нанеся поражение вражеским войскам, преодолеть горные хребты и выйти на дальние подступы к Моравско-Остравскому промышленному району.
Три армии ломали сопротивление врага: 38-я (командующий генерал-полковник К. С. Москаленко), 1-я гвардейская (командующий генерал-полковник А. А. Гречко), 18-я (командующий генерал-лейтенант А. И. Гастилович). Поддерживала наступление с воздуха 8-я воздушная армия (командующий генерал-лейтенант авиации В. Н. Жданов). В составе 18-й армии вместе с нашим корпусом мужественно сражался 1-й чехословацкий армейский корпус под командованием генерала Людвика Свободы.
Наш корпус действовал на левом фланге 18-й армии.
Со 2 по 13 февраля 138-я стрелковая дивизия пыталась прорваться юго-западнее местечка Илианово, но успеха не имела. Илианово так и осталось у противника. 13 февраля комкор Медведев приказал 8-й стрелковой дивизии атаковать противника несколько севернее этого населенного пункта. После сорокаминутной артподготовки полки дивизии ворвались в первую траншею. Завязалась рукопашная схватка.
Вскоре последовала сильная контратака, и наши части отошли на прежние позиции. Враг оборонялся упорно. Он крупными силами прикрывал дальние подступы к стальному сердцу Чехословакии – Моравско-Остравскому промышленному району.
Полмесяца мы бились на этом участке. Противник занял очень удобные для обороны рубежи по реке Ваг и отрогам хребта. Он просматривал всю глубину боевых порядков, и поэтому мы не могли использовать фактор внезапности. Неудачи объяснялись и рядом других причин. Скалистые хребты, покрытые глубоким снегом, не позволяли маневрировать. Все теснины, ущелья, дороги, перевалы фашисты заминировали. Всюду завалы, «сюрпризы» и множество других серьезных препятствий.
Дивизиям приходилось наступать по лощине, а фашисты заблаговременно укрепились на господствующих высотах. Подавить огневые точки было нечем: артиллерийских снарядов, особенно к 122-мм гаубицам,– в обрез.
Командиру корпуса вначале казалось, что здесь можно сбить гитлеровцев, как говорят, кавалерийским наскоком. Но действительность не оправдала наших надежд.
Однажды ко мне зашел генерал Дремин, заместитель командира корпуса. Он только что вернулся из 138-й дивизии. Надо сказать, что Медведев в эти трудные дни сам мотался и гонял своего заместителя из одной части в другую. В разгоне были и все штабные работники (им тоже доставалось от комкора).
– Давай спокойно обсудим, взвесим результаты наступления этих дней,– проговорил Дремин, тяжело опускаясь на табурет.
Я молча слушал Дремина. Чувствовал, что у него много накипело в душе.
– Считаю, что при такой организации боя успеха не будет. Мы бьем немца в лоб щелчками, а толку никакого, – высказал генерал свои мысли. – Обстановка сложилась так, что корпусу развернуться негде, нельзя маневрировать. Кругом непроходимые горы, хоть по воздуху перепрыгивай.
Нельзя было не согласиться с этим суждением. У меня тоже сложилось твердое мнение, что пробить в этом районе брешь в обороне противника очень трудно. Для прорыва нужно искать другой участок. Именно об этом следует информировать командование армии. А сейчас следовало бы созвать командиров посоветоваться и разобраться в причинах неудачи.
– Правильно,– отозвался Дремин.– Только зачем совещание проводить, если будем просить другое направление?
– Провести разбор операции обязательно надо. Воевать-то еще придется...
Через пару часов мы зашли к командиру корпуса. Разговор начал Дремин. Он прямо доложил свои соображения и выводы. Медведев внимательно выслушал его, повернулся ко мне:
– А что думаете вы, Никита Степанович?
– Считаю, что ваш заместитель прав. Вот уже две недели топчемся на месте. Следует посоветоваться с командирами дивизий и начальниками политорганов...
– Воевать надо, а не митинговать, – резко возразил комкор. – Они тут тебе наговорят... А если уж речь идет о главной причине неуспеха, то она в артиллерии.
Конечно, многое упиралось в артиллерию, но не все.
Нам все же удалось настоять па проведении совещания. Комкор приказал собрать командиров дивизий, командующих артиллерией и начальников политорганов. Было решено, что с докладом выступит полковник Яковлев – командующий артиллерией корпуса, уделив главное внимание артиллерийскому обеспечению боя, вопросам взаимодействия пехоты с артиллерией.
Совещание прошло очень активно и по-деловому. Полковник Яковлев правильно, с глубоким знанием дела разобрал вопросы организации артиллерийского обеспечения прошедших боев.
После него выступали командиры. Был вскрыт главный недостаток – лезем напрямик, атакуем неподавленные огневые точки, забываем святое правило в горах: взял господствующую высоту, закрепился на ней – обеспечил победу. Атака не всегда поддерживалась артиллерийским огнем, несвоевременно ставились задачи батареям, слабо велась разведка целей, поэтому артиллерийскую стрельбу часто вели по площади, иногда даже по пустому месту, а огневые точки оставались неподавленными.
В ходе разбора серьезные претензии предъявили и штабу корпуса. Вот только одна деталь. Командир 138-й дивизии полковник В. Е. Васильев (а его поддержали и другие командиры) был очень недоволен тем, что перед решающим наступлением ему запретили провести частную операцию. Он предлагал вечером, как только стемнеет, сбить боевое охранение противника и закрепиться в непосредственной близости от первой траншеи гитлеровцев. Штаб корпуса не одобрил этого, ссылаясь на то, что это приведет к лишним потерям и насторожит противника.
– Мы могли уничтожить охранение практически без потерь, – говорил Васильев. – Ну, а что касается фактора внезапности, то он на этом участке давно уже утрачен. Немец хорошо просматривает всю глубину нашей обороны. Поэтому частная операция пошла бы на пользу. Одно дело – начинать атаку издали, другое – подобравшись к противнику вплотную, нанести затем стремительный решающий удар.
Совещание пошло на пользу всем – и командирам частей, п нам, политсоставу, и, конечно, генералу Медведеву. С ним вскоре мы выехали в штаб армии, доложили наши выводы о том, что в обороне противника надо искать другие, более слабые места. Командование армии, взвесив эти доводы, посчиталось с нашими предложениями. Через три дня поступил приказ сдать участок и передислоцироваться. Путь наш лежал на север, в обход высоких Татр, обратно через Попрад, Кежмарок, Новы-Тарг, в район Яблонки, на границу Польши и Чехословакии.
Наш штаб расположился рядом с населенным пунктом Поронин. Разве можно было удержаться и не поехать в места, где жил Владимир Ильич Ленин, где в 1913 году под его руководством прошло знаменитое партийное совещание.
Поронин стоит у самого подножия Высоких Татр, недалеко от красивого курортного местечка Закопане. Мы с благоговением осматривали достопримечательности Пороняна, беседовали со старожилами, и сама история вставала перед нами... Жители бережно хранили все, что было связано с Ильичей.
Как только корпус сосредоточился в районе Поронин, Закопане, к нам приехали командующий 18-й армией А. И. Гастилович, член Военного совета С. Е. Колонии, начальник политотдела армии Л. И. Брежнев и другие товарищи —* почти все члены Военного совета армии. Официального заседания Военного совета с докладами и протоколами не было. Состоялся деловой, откровенный разговор о боевых задачах, стоящих перед корпусом. Генерал С. Е. Колонии напомнил нам, что военные действия на стыке границ двух государств – Чехословакии и Польши – требуют от воинов высокой дисциплины и организованности при контактах с местным населением – чехами и поляками. Начальник поарма генерал Брежнев порекомендовал рассказать всем бойцам и командирам об этих исторических местах, связанных с пребыванием Владимира Ильича Ленина в Поронине и Новы-Тарге. Он обратил наше внимание на то, с какой любовью, как бережно относятся поляки к ленинским реликвиям.
– Мы убеждены, – сказал начпоарм, – что в Поронине и Новы-Тарге в недалеком будущем наши польские друзья откроют ленинские музеи.
И как бы в подтверждение мыслей генерала Брежнева, когда члены Военного совета осматривали Поронин, к ним подошел пожилой поляк и заговорил на ломаном русском языке:
– Я старый коммунист, и мне радостно наблюдать за русскими солдатами. Они с интересом слушают рассказы старожилов о тех временах, когда Ленин находился в Поронине и Новы-Тарге. Ваш приход в эти места еще больше укрепит дружбу между нашими народами. Честные поляки доблестно сражаются на фронте, бьют фашистов. А сколько таких патриотов в партизанских отрядах в Татрах, в боевом подполье, желающие видеть новую Польшу свободной, счастливой... Мы свято храним здесь все, что связано с именем великого вождя революции Ленина.
Мы выполнили указания Военного совета. В подразделениях были проведены беседы о пребывании В. И. Ленина в Кракове, Поронине и Новы-Тарге, об исторической освободительной миссии Советской Армии. Воины хорошо осознали свою высокую ответственность перед Родиной и народами Польши и Чехословакии, которых они освобождали. И это, разумеется, благотворно сказалось на настроении солдат и офицеров, на их боевых делах.
Во время ожесточенных боев на территории Словакии политотдел 18-й армии принял решение – во всех первичных партийных организациях провести отчетные собрания с докладами парторгов. Это важнейшее мероприятие, как указывалось в директиве политотдела 18-й армии, должно было служить делу «решительного подъема идейнополитического воспитания коммунистов, оживления внутрипартийной работы, мобилизации коммунистов на укрепление воинской дисциплины, политико-морального состояния личного состава и обеспечение успешного выполнения боевых приказов комапдования по окончательному разгрому врага». Предлагалось командировать всех работников политотделов корпуса и дивизий в первичные парторганизации для оказания помощи в подготовке отчетных партийных собраний.
