Текст книги "Война и люди"
Автор книги: Никита Демин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– Нет-нет, вы ставите себя под удар. Я буду докладывать командующему.
Когда машина с представителем штаба армии скрылась за деревьями, Гастилович вздохнул:
– Жди грозы.
Однако гроза не разразилась.
Мы продолжали готовиться к очередной операции. И уже накануне боев в корпус приехал полковник Брежнев. Начал с шутки:
– Как самочувствие? Бодрое? А командующему доложили, что вам надо в норы залезть и сидеть, ведь перед вами противника видимо-невидимо.
– Наступать нужно и можно, – заявил Гастилович. – Ждать зимы у подножия гор бессмысленно.
– Что верно, то верно, – согласился Л. И. Брежнев. – Вот я и привез вам от командующего «добро».
Леонид Ильич приехал в этот раз во главе большой группы политических работников. С ним были начальник отделения пропаганды и агитации политотдела подполковник С. С. Пахомов, начальник организационно-партийного отделения подполковник И. Я. Мутицин, начальник отделения кадров подполковник А. А. Евдокимов, инспектор поарма майор А. Н. Копенкин и другие офицеры. Кроме того, прибыли работники штаба армии.
Получив задание, политработники разъехались по частям, Леонид Ильич тоже не задержался в штабе корпуса.
– Никаких изменений в операции пока нет? – спросил он командира. Генерал Гастилович подтвердил, что все остается по-прежнему.
– Хорошо. В таком случае я поеду в 8-ю стрелковую дивизию к товарищу Угрюмову. А потом, – обратился он к командующему артиллерией, – мы с вами посмотрим, как подготовились артиллеристы.
Несколько дней работала у нас группа поарма. Помощь оказали большую. Вместе с командирами и политработниками частей офицеры политотдела армии готовили к бою парторгов и комсоргов, проводили расстановку коммунистов по подразделениям, разъясняли боевую задачу. В ротах и батальонах прошли партийные и комсомольские собрания, инструктажи агитаторов.
Все это было подчинено главному – выполнению боевой задачи, стоящей перед корпусом.
Я получил указание от начальника политотдела армии создать в дивизиях резерв парторгов рот и их заместителей и выделить коммунистов из тыловых подразделений в батальоны и роты первого эшелона.
Вернувшись из 8-й стрелковой дивизии, Л. И. Брежнев заметил:
– Надо, товарищ Демин, вместе с командиром подумать, как решить такой вопрос. Батальоны 8-й стрелковой дивизии при бое в глубине обороны будут действовать самостоятельно, в отрыве от цблков. А продовольствие, боеприпасы им выделены по обычным нормам. Батальоны будут драться в горах, а все тылы в ущелье на большой дороге. В горах дороги плохие. Тыловые подразделения могут не справиться с подвозом. Небольшая ошибка в расчетах и планировании может обернуться крупной неприятностью в бою.
К началу операции подразделения получили дополнительно продовольствие и боеприпасы. Кроме того, комкор дал указание усилить саперами подразделения, действующие на главном направлении.
Наконец ранним утром загрохотали пушки. После сильного артиллерийского налета солдаты броском преодолели ничейную полосу, захватили склоны ближайших высот. Бойцы скользили на глинистых, обильно смоченных дождями скатах, сползали к подножию. Некоторые уже не поднимались. Но остальные упрямо рвались вверх. Гремели разрывы гранат – и один за другим умолкали вражеские пулеметы.
За два с половиной часа дивизия заняла ближайшие высоты. Бой переместился в глубину обороны противника.
К вечеру корпус овладел важным опорным пунктом Делятин, а также деревней Зажече и курортным местечком Яремче. С окраины Яремче круто уходила вверх к Яблоновскому перевалу железная дорога. Параллельно ей змеей петляли серпантины шоссе. Внизу, в ущелье, пенился на перекатах стремительный Прут. Над ним мрачно нависали отроги горы Маковицы. Гвардейцы 2-й воздушнодесантной дивизии, перешедшие в наступление чуть позднее остальных соединений, ворвались было на плечах врага на гору Маковицу, но откатились, сбитые сильной контратакой. Противник подбросил сюда 20-й королевский полк. Это несколько осложнило положение. На подступах к горе завязались кровопролитные бои.
Маковица сплошь покрыта девственными лесами, а отроги ее тянутся на десятки километров. С горы хорошо просматривается вся окрестность. Она – ключ к Яблоновскому перевалу. Вот почему противник защищался здесь особенно упорно.
Бои за Маковицу шли около недели. Она неоднократно переходила из рук в руки. Именно здесь боевые действия, по меткому солдатскому выражению, приняли форму «слоеного пирога»: на вершине противник, посредине горы наши, а у подножия опять противник.
Первая моя поездка к этой горе едва не кончилась весьма плачевно. Планировалось подтянуть на прямую наводку артиллерию, и я решил посмотреть на местности расположение частей. Ехали с ординарцем на лошадях узкой тропинкой, вьющейся меж растрескавшихся валунов. К этому времени наши войска уже заняли добрую половину Маковицы, и НП гвардейского соединения, куда мы направлялись, находился где-то у вершины.
Поднимались в гору спокойно, уверенные, что здесь прошли наши. Вверху и где-то в стороне гудел бой, А вокруг нас стояла тишина. Только сучья трещали под копытами лошадей. И вдруг ординарец натянул поводья.
– Хортисты!
И тут же по нас открыли огонь. Мы тоже немедленно пустили в ход автоматы. Полоснули длинными очередями по кустарпику и резко повернули назад. Отстреливаясь, едва унесли ноги. В горах так бывает. Неожиданность тебя подкарауливает из-за каждого поворота.
В тот день мы все же попали на Маковицу. Впрочем, увидеть многого не удалось: близился вечер.
Через несколько дней корпус уже полностью очистил Маковицу. На ней закрепился 4-й полк 2-й гвардейской воздушнодесантной дивизии. Наблюдательный пункт командира дивизии обосновался на самой вершине. Оттуда я и решил осмотреть местность. Сопровождал меня майор Фельдман. Шли пешком через Яремче. Едва вышли на окраину, Фельдман воскликнул:
– Смотрите! Что за чертовщина?
Справа, со склонов хребта, двигались густые цепи хортистов. В тот же миг в воздухе запели пули. Мы бросились к штабу 8-й дивизии. Он разместился на окраине Яремче. Здесь спокойно и деловито распоряжался комдив Угрюмов. Автоматчики, комендантский взвод, штабные офицеры, – словом, все, кто мог держать в руках оружие, заняли оборону.
В воздухе натужно заныли моторы самолетов, стремительно понеслись к земле черные капли бомб. Авиация врага поддерживала контратаку.
На ходу стреляя из автоматов, хортисты приближались к нашим окопам. Мы молчали, подпуская их поближе. Но вот последовала отрывистая команда, и застрекотали автоматы, в гущу атакующих полетели лимонки. Мы бросали гранаты, в упор расстреливали стремительно вырастающие в размерах и бегущие на нас фигуры. Хортисты падали, появлялись новые... тоже падали...
Когда волна атакующих откатилась, я осмотрелся, поискал глазами майора Фельдмана.
Он был ранен и сидел неподалеку от нас. Вместе с ординарцем подползли к нему и оказали первую помощь. Через несколько минут Фельдман потерял сознание. Его немедленно отправили в медсанбат.
Лишь на НП дивизии, на вершине Маковицы, мне стал понятен смысл вражеской контратаки. Хортисты хотели перерезать единственную дорогу, по которой снабжались все части корпуса, задержать наши резервы. А дорога эта и проходила через Яремче. Но мало ли чего им захотелось!
...Хортисты бежали. С вершины Маковицы было видно, что все село Микуличин забито техникой. На мосту через Прут – пробка. Около реки – возня, суматоха. Командир 4-го стрелкового полка полковник И. Н. Дружинин вызвал командиров поддерживающих его артиллерийских дивизионов – Паниоти и Шаломова.
– Сколько нужно снарядов, чтобы уничтожить мост? – спросил он.
– С десяток, – ответил Паниоти. – Но мост не моя цель.
– Да нет, – возразил Шаломов. – Пять стодвадцатидвухмиллиметровых, пожалуй, хватит. Мост-то у них, верно, заминирован.
– Действуйте, – отдал приказ Дружинин.
Шаломов по телефону подал команду. Из-за обратных скатов высоты ударила гаубица... Недолет. Командир внес поправку. Перелет... Третий снаряд ударил рядом с мостом. А следующий попал почти в мост, и тут же над ним взметнулся огромный столб огня и дыма. Как и предполагал артиллерист, мост был заминирован и взлетел на воздух от детонации. У противника началась паника. Мы хорошо видели, как солдаты бросались в реку, спеша переправиться на ту сторону.
В этот же день наши части заняли Микуличин, а к вечеру подошли к Ворохте. Здесь, у Ворохты, произошел любопытный случай.
Брать ее должен был батальон, которым командовал капитан Киричок. Противник буквально засыпал наши позиции снарядами и минами. Огонь был настолько плотен, что не давал подняться. А нашим артиллеристам никак не удавалось уничтожить батареи врага. Позиции, которые они занимали, были почти неуязвимы для нашего артогня.
Командир дивизии полковник В. Е. Васильев нервничал: срывалась атака. Он позвонил Киричку.
– Ну вы хоть меры какие-нибудь принимаете по подавлению батарей?
– Так точно, – последовал ответ. – Послал командира седьмой роты лейтенанта Чемиса с группой добровольцев.
– Сколько с ним?
– Сам – седьмой.
– Ну что сделают семь человек против двух батарей?!– рассердился полковник Васильев.
...И вдруг артиллерийская батарея противника открыла огонь... по своей же минометной батарее. Да какой точный!
– Что это хортисты, с ума посходили, что ли? По своим бьют, – брови полковника от удивления поползли вверх.
Однако никакого чуда не было. Просто лейтенант Чемис вместе с сержантом Ефремовым и другими бойцами из отважной семерки пробрались в тыл вражеской батареи и забросали орудийные расчеты гранатами. А поскольку орудия достались смельчакам целехонькими, они повернули стволы в обратную сторону и угостили «по-соседски» вражеских минометчиков. К 11 часам утра батальон взял Ворохту.
В архиве сохранились данные о потерях противника в полосе наступления 18-й армии. С 23 июля по 10 августа было убито и ранено свыше 11 500 солдат и офицеров; уничтожено: 52 танка и самоходных орудия, 96 орудий разного калибра, 458 пулеметов; захвачено: пленных свыше 10 000, 335 орудий разного калибра, 54 танка и самоходных орудия, 5278 винтовок и автоматов.
Таким образом, за десять дней боев наш корпус, действуя в составе 18-й армии, прорвал оборону противника на подступах к Яблоновскому перевалу, нанес тяжелое поражение 18-й и 25-й дивизиям противника, преодолел два хребта, овладел двадцатью шестью населенными пунктами. Это позволило нам в дальнейшем начать наступление с более выгодных позиций и взламывать уже не предпольные оборонительные рубежи, а главную полосу обороны противника в горах.
Но прежде чем говорить о том, как развертывались события в дальнейшем, мне хочется рассказать об одном эпизоде, который произвел на меня большое впечатление и потому на всю жизнь запомнился.
За Ворохтой одна из наших частей заняла небольшую деревушку. Каково же было удивление бойцов, когда они увидели над самым высоким в деревне домом гордо развевающийся на ветру красный флаг.
Кто водрузил его?
Вскоре отыскался пожилой вислоусый гуцул.
– Цэ я, – сказал он. – Я повисыв. А що?
– Где же ты отыскал его, дед?
– А цэ... по-вашему, по-российски сказать, из сильради. Ото ж колы тут Совецька влада попэрше була, циею скатьоркою стал у сильради покрывалы. А потим нимци прыишлы, та ции... бандеры. А им, злыдням, червоный колер дуже нэ подобается. Ну я и заховав. А зараз, бачитэ, сгодылась. Так що добро пожалуваты наший ридний Совоцькой влади. Ласково просымо, Панове и товарыгцы! – Гуцул низко поклонился, а когда выпрямился, в глубоких впадинах его глаз сверкнули слезы радости.
Недолго была здесь Советская власть. Недолго. Но, видно, успела оставить след в сердце старого гуцула, покорить ого душу. Такая уж у нее, у Советской власти, сила!
В середине августа корпус по приказу командующего фронтом встал в оборону. К этому времени мы занимали очень широкий фронт и практически уже не могли наступать. Для этого у нас не хватало пи сил, ни материально-технических средств. Кроме того, необходимо было подтянуть тылы, произвести перегруппировку. Мы стояли непосредственно перед главными хребтами Карпат и понимали, что с ходу их не перемахнешь.
Наступила короткая передышка, однако отдыха, как такового, не было. Части напряженно готовились к предстоящим боям.
Командиры и политработники, партийные и комсомольские организации сосредоточили все свое внимание на правильной расстановке коммунистов и комсомольцев по подразделениям. Политотделы организовали широкий обмен опытом воинов всех специальностей, позаботились о том, чтобы необстрелянные солдаты быстро и успешно изучили бесценпый боевой опыт, накопленный бывалыми воинами в горах.
Необходимо было покончить с шапкозакидательскими настроениями некоторой части солдат и офицеров, которые под влиянием наших успехов на фронтах полагали, что стоит чуточку поднажать – и враг капитулирует.
Политотдел армии потребовал еще более усилить работу по подготовке подразделений к предстоящим боям в горах. Мы бросили на выполнение этой задачи все наши силы и средства. Сотни пропагандистов и агитаторов работали среди бойцов и командиров. Они разъясняли необходимость напряженной учебы, которая должна обеспечить успех боевых действий в горах, причем успех, малой кровью. На живых примерах мы убеждали людей в необходимости тщательной подготовки любой малой или большой операции.
Это была очень трудная, напряженная, но благодарная работа. И я до сих пор с уважением вспоминаю штаб армии, наших командиров, работников поарма, которые поставили во главу угла на тот период главный участок деятельности: учить воевать в горах. Наши командиры и политработники несли людям в те напряженные дни простые и мудрые истины, о которых так писала армейская газета: «Не зазнаваться. Враг истекает кровью, но он еще силен и опасен. Настойчиво овладевай искусством побеждать, умей вести бой в горах. И не просто побеждать, но одолевать, разить врага, оставаясь сам в живых. Тот, кто без толку подставляет свою голову под пулю, – не герой, а глупец. Такой лихач достоин осуждения. Истинное геройство состоит в том, чтобы победить врага... А для этого надо учиться овладевать солдатским мастерством, не зазнаваться, по крупицам накапливать опыт войны в горах».
Надо прямо сказать, кое-кто из политработников и строевых офицеров сомневался в целесообразности этой работы. У таких людей возникало опасение: не приведет ли все это к тому, что солдаты станут слишком осторожными, больше будут заботиться о собственной безопасности. Время, однако, доказало всю беспочвенность такого рода опасений. Наш солдат – умница, он все понял правильно. Там, где требовали обстоятельства, воины, не задумываясь, жертвовали своей жизнью. В то же время мы почти полностью ликвидировали случаи бесцельной бравады. Факты, когда выяснялось, что солдат не владеет элементарными приёмами боевых действий в горных условиях, рассматривали как чрезвычайное происшествие и быстро принимали меры по их устранению.
Политработники корпуса и дивизий дневали и ночевали в батальонах, ротах. Даже заместителя начальника политотдела 8-й стрелковой дивизии Г. С. Любимова редко можно было застать в штабе. Понял человек, что не с бумагами, а с людьми надо работать. Нередко приходилось теперь встречаться с ним в солдатских блиндажах. Часто видели там и начальника политотдела Паршина.
Как-то застал я С. И. Паршина беседующим с парторгом одной из рот. Речь шла о молодом солдате Костюкове. Пришла к бойцу горькая весть. Была у человека семья, дом. А теперь нет ничего. Жену, дочь, стариков одной бомбой накрыло. От дома и трубы не осталось. Не узнать стало Костюкова – почернел лицом, часами сидит и смотрит в одну точку. Прямо-таки шоковое у солдата состояние. Парторг руками разводит: «Что делать, ума гте приложу».
– Пусть кто-нибудь из бойцов пригласит Костюкова после войны жить в свои родные края, – посоветовал парторгу Паршин.
Через несколько дней я спросил у Паршина об этом солдате.
– А что, – ответил начподив. – Отходит солдат душой. Его же там в роте каждый к себе тянет. Слышал я, как Скребцов, он родом из-под Пятигорска, толкует ему: «Вася, говорит, друг, после войны – только ко мне. Курорт, горный воздух, охота...»
Теплое товарищеское участие помогло солдату в тяжелую минуту, облегчило горе. Не знаю, отправился ли он после войны к боевым друзьям или потянуло в родные места... Но воевал Костюков отменно. Крепко посчитался с врагом за все!
Большая партийно-политическая работа проводилась среди бойцов в те дни. Семинары с замполитами, парторгами, комсомольскими работниками, совещания агитаторов, митинги, политзанятия, беседы.
Помню, сидим мы с моим заместителем Григорием Андреевичем Бойченко в штабе, составляем политдонесение. Пишем: «Семинаров проведено столько-то, митингов столько-то...» Бойченко улыбается:
– Давай тогда, – говорит, – напишем и о том, как инспектор политотдела корпуса Воронович «лошадником» стал, агитатор майор Никитин—«жестянщиком», а Рокутов – специалистом по изготовлению горновьючного имущества.
Шутка шуткой, а горы загадали нам такие загадки, которые не приходилось отгадывать ни на Орловско-Курской дуге, ни на Днепре. Как, например, затащить на крутую сопку орудие, доставить туда снаряды, мины, горячую пищу? Как вынести раненых?
Вот и приходилось политработникам вместе с офицерами штаба и тыла заниматься подчас самыми неожиданными делами. Ничего, справились. Сами учились и других учили.
Конкретности партийно-политической работы нас учили Военный совет и политотдел 18-й армии. Вот характерная телеграмма политотдела 18-й армии начальникам политорганов:
«Части нашей армии вступили в Карпаты. Войскам предстоит перейти через горный хребет. В этих условиях горновьючный транспорт будет играть решающую роль в деле питания войск.
Перед политорганами встает очень ответственная задача: помочь командованию частей и соединений перевести боевую материальную часть и транспорт на конную тягу, на вьюки.
Конь в горах – это наш золотой фонд, это главное оружие бойца. Вез крепкого, сильного коня нельзя успешно решить боевые задачи в горах.
Конь в Карпатах – залог наших успехов в разгроме немецко-венгерских захватчиков. Лозунг «Конь – нага боевой друг» коммунисты и комсомольцы должны сделать достоянием всего личного состава.
Надо в ближайшие дни во всех конных подразделениях провести открытые партийные и комсомольские собрания с вопросом «Задачи коммунистов, комсомольцев в деле сохранения и сбережения коня».
Добиться, чтобы комсомольцы взяли шефство над конем.
С помощью опытных командиров-конников провести во всех конных подразделениях беседы на тему: «Как беречь и сохранять коня, правила ухода за конем». Широко использовать для этой работы персонал ветеринарных учреждений».
Направление этой телеграммы в войска не случайно.
Когда мы подошли к Карпатам, в корпусе не было пи одной лошади. А первые же бои показали, что здесь без лошадей воевать очень трудно. Машины безнадежно застревали в осыпях, срывались с узких дорог в пропасти. В горно-лесистой местности они могут идти только по хорошей дороге, а дороги разрушены. Вертолетов у пас в то время не было. Как доставить на сопку боеприпасы? На собственном горбу да на коне. А лошадка должна быть подкована, а при ней – опытный коновод. Только так! Да еще нужно вьючное снаряжение.
У хортистов было много хорошо обученных лошадей. Этим мы и воспользовались. В каждом бою вместе с пленными брали и лошадей. Солдаты их называли «венгерками». Словом, «олошадились» мы в основном за счет противника.
Конь, взятый в бою, считался почетным трофеем. Теперь, перед решающими боями, мы заранее подбирали в подразделениях наиболее выносливых и спокойных лошадей, перековывали их на подковы с горными шипами.
Если о Вороновиче (он хоть и кубанский казак, но в лошадях вначале не очень-то смыслил) через месяц говорили, что он-де «собаку съел в этом деле», то Рокутова окрестили «маститым горновьючником». Когда его «бросили» на помощь тыловикам, он первым делом перечитал всю специальную литературу по этому вопросу, какая нашлась в штабе. А потом целыми днями не появлялся в политотделе, отыскивая среди солдат умельцев, испытывая самодельные вьюки на крутых склонах.
За месяц у нас своими силами было изготовлено 70 процентов необходимого горного снаряжения и имущества: вьюки упрощенной конструкции, вьюки для перевозки мин, носилки, волокуши, шины для обуви, тормоза для орудий и автотранспорта, малые переносные кухни, термосы.
На кухнях и термосах «сидел» Никитин. Он (вместе с хозяйственниками, конечно) решал проблему доставки пищи от батальонных кухонь до рот. Кухню на сопку не поднимешь. Вначале носили борщ и кашу в ведрах. Но пища быстро остывала, расплескивалась. Да к тому же и неудобно взбираться с ведром в руках. Споткнулся солдат – и целый взвод может остаться голодным. Тогда свои кузнецы и жестянщики сделали термосы, которые можно было вьючить на лошадей или переносить за плечами.
Очень трудно выносить раненых с гор по бездорожью. На носилках нельзя: неудобно, да и поскользнуться солдат может. Я не помню, кто первым предложил волокушу. Верно, кто-то из бойцов. Майор Шапошников всячески пропагандировал волокушу. Как-то приехали мы с ним в санроту. Майор спрашивает у военврача:
– Всех раненых доставили с поля боя?
– Да нет, – отвечает тот, – с десяток еще вон па той высоте. Ума не приложим, как их оттуда снять. Крутая больно.
Шапошников нагнулся к раненому бойцу:
– Как вас вынесли?
– На горбу, товарищ майор.
Шапошников – к другому:
– А вас-?
– На волокуше.
– Расспросите у него, как делается волокуша, – предложил Шапошников военврачу, – и немедленно вывозите с высоты раненых.
А делалась она просто. Лошадь впрягали в две тонкие пружинистые жерди. Поверх жердей привязывалась плащ-палатка, на нее клали раненого. На крутом спуске жерди пружинили, и раненый всегда оставался в горизонтальном положении, как в люльке.
Политработники помогали командирам обучать бойцов (в особенности молодое пополнение) передвигаться в горах. Это тоже целая наука. Опытный солдат по вершине хребта не пойдет. Он будет держаться склона. И в узкое ущелье, в промоину, такой солдат сломя голову не полезет – можно напороться на засаду или на мины. Он знает также, как обмундирование подогнать, чтоб по скалам лазить было удобно, как костер развести, чтобы дыма не было видно, шалаш построить. Словом, многое такое умеет, о чем до Карпат и понятия не имел.
Опыт, опыт... Он нам достался не просто так. За него мы в начале войны в горах платили кровью, жизнью людей. И было бы преступлением вовремя не передать его тем, кто еще не поизносил сапог на крутых каменистых склонах гор.
Активно пропагандировать опыт войны в горах нам помогали армейская и дивизионные газеты. Они ввели постоянную рубрику: «Умей воевать в горно-лесистой местности». Номера газет с этой рубрикой передавались из рук в руки, зачитывались до дыр. Популярностью пользовались также брошюры и памятки: «Действуй в горах сноровисто», «Обязанности выоковожатого», «Служба санитара в горах» и другие. Их присылал нам политотдел армии, а некоторые брошюры мы издавали даже сами.
Появилась тяга солдат к литературе о Карпатах. До сих пор я храню в своем письменном столе брошюры Якубовича, Биязи, Ковпака. Они прошли через сотни солдатских рук и вместе с нами перевалили Карпаты.
Опыт боевых действий в горных условиях Кавказа, Средней Азии, Балкан – все пригодилось. На политзанятиях и в беседах с солдатами подробно разбирали даже переход войск Суворова через Швейцарские Альпы в 1799 году. Солдатам очень нравилось обращение великого русского полководца перед штурмом Сен-Готарда: «Братцы! Чудо-богатыри, перемахнем пригорочек!»
В общем, готовились на совесть!
Во вторых эшелонах шла напряженная боевая подготовка. В ходе занятий отрабатывались действия подразделений в горах, воспитывалась инициатива у солдат и командиров. Мне запомнилось одно такое занятие в 138-й стрелковой дивизии. Наступающий взвод должно было поддерживать огнем прямой наводки артиллерийское орудие. Расчету предстояло поднять на высоту 76-миллиметровую пушку. Признаться, я не представлял, как они это сделают. Склон горы очень крут, весь порос лесом, из кустарника выглядывали бурые скальные выступы.
Но командир, проводивший занятия, держался довольно бодро. Он бойко поставил задачу расчету орудия и взводу автоматчиков, нарисовал тактический фон: вот тут собьем охранение, во столько-то пройдем по этому серпантину, здесь ударим во фланг. На словах получилось гладко. А как на деле?..
...По времени нужно начинать атаку, а пушка продвинулась всего лишь на сотню метров от подножия.
В конце концов командир махнул рукой «на тактическую обстановку» и занялся только орудием. Как говорят, не до жиру, быть бы живу. Пять часов восемнадцать человек тащили пушку на вершину. Пять часов! Занятия окончились только к обеду. Подводя итоги, детально разобрались в ошибках, выслушали мнение бойцов.
– Лямочки надо бы подлиннее, – предлагали солдаты, – сподручнее пушку закатывать.
– Каждому свои обязанности надо твердо знать...
– Сержанту заранее выбирать маршрут...
Неплохую мысль подсказал и командир орудия:
– Пусть два солдата, – предложил он, – двигаются метрах в пятнадцати впереди орудия. Дать им пару топоров, лом, чтобы очищали дорогу.
Занятия, подобные этому, проходили во всех частях. Никто не жалел пота, пролитого на тренировке потом, при штурме горы Ходра.
В подготовке к предстоящим боям повседневную помощь нам оказывали работники штаба и политотдела армии. Они направляли всю нашу деятельность, помогали устранять недостатки. Часто в наших дивизиях и полках были товарищи Озеров, Соловейкин, Гречкосий, Колонии, Марфин, Пахомов, Кулик, Копенкпн и многие другие товарищи, они помогали нам непосредственно готовить батальоны и роты к штурму Карпат.
Солдаты встречали работников армии как своих старых друзей, рассказывали о своих успехах, делились сокровенными думами, буквально засыпали вопросами «на злобу дня».
В разгар боевой учебы приехал полковник Брежнев. Начпоарм привез хорошую весть: на днях в корпус прибудут пятьдесят коммунистов из госпиталей.
– Это опытнейшие воины, люди крепкой закалки, – говорил Л. И. Брежнев, – из них толковые парторги получатся. Подумайте, кого куда направить.
Дорога из Коломыи па Делятин и далее на Ворохту, Керешмезе (Ясино), Рахов и в венгерскую долину Тиссы шла по ущелью до Яблоповского перевала по реке Прут; за перевалом по реке Тисса. Делятин и курортное местечко Яремче были сильно разбиты. Гора Маковица господствовала над всей этой местностью.
В тот день мы побывали с начпоармом на горе Маковица.
Дул сильный, но теплый ветер, над Яблоновским перевалом громоздились тучи.
– Вот он главный хребет – рукой подать, – сказал Леонид Ильич. – Яблоновский, долина Тиссы... А там и Чехословакия! А ведь ждут нас чехи, ой как ждут. Ну ничего, теперь уже недолго осталось. – Он помолчал с минуту. – Я часто думаю, на что рассчитывал Гитлер, нападая на Советский Союз? Учит, учит их, авантюристов, история и все никак не научит. Ну разве можно сломить наш народ? Вот посмотрите, – он показал глазами на пожилого бойца, с лицом, изрезанным морщинами. – Сколько ему? Около пятидесяти? А небось молодым в бою не уступит.
Пожилой боец, заметив, что на него обратили внимание, представился.
– Пулеметчик рядовой Паршин.
– Федор Ивапович Паршин воевал в этих местах в годы первой мировой войны, – доложил стоявший рядом комбат.
– Вот как? – заинтересовался Леонид Ильич.
– Так точно, товарищ полковник, довелось. По первому году я тогда служил. Вот эту Маковку наш полк брал. А потом оборону здесь держали. Второй раз я в Карпатах, это верно.
Паршин привел нас к старому, уже заросшему кустарником и травой окопу. Его можно угадать лишь по очертаниям.
– Вот здесь была позиция нашего взвода. А это, – он показал па заросший кустарником бугорок, – блиндаж командира роты...
Мы спустились за обратные скаты высоты и слушали неторопливый рассказ старого солдата. Слушали молча, сдерживая внутреннее волнение. Федор Иванович поведал нам о тех, кто отличился в те далекие годы, кто сложил голову.
– Тогда германцам-то мы зубы крепко поломали, – в глазах Паршина мелькнул молодой блеск. – А сейчас и головы не уберегут. Нет, не уберегут!
– Спасибо за службу, отец! – сказал начпоарм, крепко пожимая на прощание узловатую, натруженную руку пулеметчика.
Простившись со старым солдатом, мы долго молчали, находясь под впечатлением услышанного. А потом Л. И. Брежнев обернулся к нам:
– Вы обратили внимание, как блестели глаза у солдат, когда они слушали Паршина? Вот вам еще одна форма политработы. Я уверен, не один лишь Паршин в корпусе ветеран и герой Карпат. Отыщутся и еще, если поискать. Пусть эти старые боевые солдаты пройдут по ротам, побеседуют с молодежью. Да не обойдите их наградами. Все они, как правило, отменные бойцы.
Позднее Паршин не раз выступал перед молодыми солдатами. А вскоре отыскался и еще один ветеран – кавалер Георгиевского креста Иван Григорьевич Ануко. Двадцать девять лет назад он воевал в Карпатах в составе конноартиллерийской батареи. Наша армейская газета рассказала о нем в одном из своих номеров. На эту корреспонденцию откликнулись многие ветераны, в том числе Иван Абрамович Щерба. Ветераны делали большое дело, воскрешая перед бойцами лучшие традиции русской армии. Их рассказы заставляли молодых солдат острее чувствовать и глубже понимать ту большую дружбу, которая испокон веков связывала нас со славянскими народами, с нашими друзьями – чехами, словаками и поляками.
Готовясь к предстоящим наступательным боям, мы вместе с тем заботились о том, чтобы обеспечить себе и крепкий тыл. А надо сказать, что военно-политическая обстановка в Западной Украине была своеобразной. Здесь осталось враждебно настроенное католическое духовенство, связанное с Ватиканом, в деревнях была сильна кулацкая прослойка. Эти враждебные элементы в период стремительного наступления Советской Армии ушли в подполье и оттуда стремились противодействовать Советской власти. Они и являлись тохг социальной базой, на которую опирались бандеровско-оуновские банды. Отступая, гитлеровцы оставляли в тылу наших войск эти законспирированные, хорошо подготовленные националистические банды для шпионажа, террористических актов, диверсий и срыва мероприятий советских органов.
Надо было вовлечь трудящихся в активное советское строительство. Командиры и политработники вели широкую политико-воспитательную работу среди местного населения. И, надо сказать, работа эта давала добрые плоды. Простые люди, избавившись от угнетателей, помогали нам обезвреживать фашистских прихвостней. Местным жителям разъяснялось постановление Военного совета 4-го Украинского фронта о наведении воинского порядка в прифронтовой полосе. Оно было отпечатано на русском, украинском и польском языках. В постановлении говорилось:
