Текст книги "«Сталинский питомец» - Николай Ежов"
Автор книги: Никита Петров
Соавторы: Марк Янсен
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
Таким образом, в результате действий Ежова, одобренных Сталиным, июньский пленум 1935 года ввел новый элемент в политику партии. С этого времени вне закона оказались не только бывшие оппозиционеры. Коммунисты, которые – в отличие от Сталина и тех, кто его поддерживал, – допускали примиренческое отношение к участникам оппозиции, также обвинялись в недостатке бдительности по отношению к врагам. Дело Енукидзе стало примером. Как это видно из слов Кагановича, и в этом случае, как и с подготовкой письма ЦК от 13 мая 1935 года, инициатива принадлежала Сталину. «Кремлевское дело» завершилось закрытым процессом 27 июля, в котором 30-ым подсудимым и в их числе Каменеву было предъявлено обвинение в подстрекательстве к подготовке террористического акта. Двоим был вынесен смертный приговор, а сам Каменев получил десять лет лишения свободы. Еще 80 человек по этому делу были осуждены ОСО при НКВД{182}182
Известия ЦК КПСС. 1989. № 7. С. 86–93.
[Закрыть].
Июньский (1935) пленум поставил под сомнение репутацию Ягоды, его обвинили в том, что он упустил «кремлевское дело». Как заявил Ежов: «Вину НКВД, когда она есть, никто и никогда не замазывал»{183}183
Жуков Ю.И. Тайны Кремлевского дела… С. 104.
[Закрыть].
Руководство партии не было удовлетворено ходом проверки партийных документов. Два раза – в июне и августе – оно критиковало «совершенно неудовлетворительное» ее проведение в целом ряде партийных организаций. Оказалось, что предписания, изложенные в письме от 13 мая, выполнялись «формально-бюрократически» и в большинстве случаев никаких недостатков выявлено не было. Бдительность не только не усилилась, но и ослабла. Соответственно некоторые районные и областные партийные руководители получили партийные взыскания или даже смещены со своих постов{184}184
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 966. Л. 22–26; Д. 970. Л. 152–57.
[Закрыть].
В июле 1935 года Ежов докладывал Сталину о ходе проверки, подчеркивая, что изначально определенный срок ее окончания – начало августа – нереален и должен быть продлен еще на три месяца, то есть до 1 ноября. Он связывал эту задержку с действиями партийных организаций, которые лишь месяц, а то и два спустя поняли серьезность проводимой кампании, после чего почти все они начали полностью заново проводить эту операцию. Как отмечал Ежов, «засоренность партийных рядов оказалось большей, чем мы предполагали». Иностранные разведки дали своим агентам указания о проникновении в партию, в ней имелись организации, целиком состоявшие из троцкистов. В частности, Ежов отмечал, что беспокойство Сталина по поводу проведения проверки партийных организаций Украины было оправданным, так как новая проверка выявила, насколько в некоторых областях Украины партийные организации были засорены польской, румынской и германской агентурой; так как партия собственными силами не могла «покончить со всей этой сволочью», это должен был сделать НКВД. Однако наркомат до самого недавнего времени «оставался в стороне», и только в последние несколько месяцев, как писал Ежов, его удалось включить в эту работу. Он просил разрешения Сталина организовать небольшое оперативное совещание в НКВД для дачи указаний, как еще лучше выявлять троцкистов и шпионов внутри партии{185}185
См. док. № 4.
[Закрыть].
25 сентября 1935 года на совещании региональных представителей ОРПО Ежов выступил с критическими замечаниями по поводу «преступного бездействия и благодушия», первоначально продемонстрированного многими партийными организациями по отношению к проверке{186}186
Партийное строительство 1935. № 17. С. 79–80.
[Закрыть]. Он призвал партийные организации к тесному сотрудничеству с НКВД. Если во время проверки они обнаружат мошенников, авантюристов, мерзавцев, шпионов и прочих людей подобного сорта, их следует передать в руки НКВД{187}187
Getty J. A., Naumov О. V. The Road to Terror… P. 190–92.
[Закрыть].
Ежов опять перетрудился. Сталин 10 сентября в письме потребовал от него «поскорее уходить в отпуск – в один из курортов СССР или за границу, как хотите, или как скажут врачи» и пригрозил: «Как можно скорее в отпуск, если не хотите, чтобы я поднял большой шум»{188}188
Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 203.
[Закрыть]. Начальник Лечсанупра Кремля 16 сентября направил в Политбюро медицинское заключение:
«Тов. Н.И. Ежов за последние три дня стал ощущать недомогание. При его обследовании констатировано обострение имеющегося у него хронического колита, объяснимое неправильным пищевым режимом. Наряду с этим обнаружена резкая перевозбудимость нервной системы, зависящая от чрезвычайного переутомления.
Общее его состояние и состояние его пищеварительного аппарата таково, что требует прежде всего длительного скорейшего отдыха сроком в два месяца и лечения, лучше всего, под руководством проф. Ноордена в Вене и Бад-Гаштейне»{189}189
АП РФ. Ф. 3. Оп. 62. Д. 46. Л. 14.
[Закрыть].
Политбюро 19 сентября предоставило Ежову двухмесячный отпуск с 1 октября с направлением за границу в сопровождении жены и ассигнованием 3 тысяч рублей в валюте{190}190
Там же. Л. 12.
[Закрыть]. Однако решением Политбюро от 21 сентября начало отпуска Ежову было сдвинуто на 25 сентября{191}191
Там же. Л. 15.
[Закрыть], вероятно, в связи с необходимостью его присутствия на пленуме ЦК, который должен был открыться 25 декабря. Но Ежов задержался в Москве. В начале октября он оправдывался перед Сталиным, что он уже должен был пойти в отпуск, но заболел гриппом{192}192
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 729. Л. 71–72.
[Закрыть]. Позднее, на допросе в 1939 году Ежов подтвердил, что 1935 году он снова отправился в Вену, чтобы лечиться от пневмонии у доктора Ноордена, и что его при этом сопровождала жена, которая отправилась по магазинам. Как от него и требовали, он признался, что использовал эту поездку для установления контактов с германской разведкой{193}193
Полянский А. Ежов: История «железного» сталинского наркома. С. 250–255.
[Закрыть].
Ежов вернулся в Москву 15 декабря, и в этот же день был принят Сталиным в его кабинете в Кремле{194}194
Исторический архив. 1995. № 3. С. 177.
[Закрыть]. Десять дней спустя он доложил декабрьскому (1935) пленуму ЦК о результатах кампании проверки партийных документов. В ходе проверки, по словам Ежова, партия должна была «очиститься от мошенников, обманщиков, и примкнувших к ней нежелательных элементов»; должен быть положен конец беспорядку в выдаче и хранении партийных документов, учет коммунистов должен быть приведен в образцовый порядок. Распущенность и безалаберность в партийных организациях должны быть преодолены, а «благодушие и бездействие среди коммунистов» окончательно изжиты. В своем докладе Ежов подчеркивал, насколько значительное внимание Сталин уделял организации кампании проверки: «Он расспрашивал меня по крайней мере пять раз. Кто и как будет проводить проверку. Кто будет ответственным за проверку в обкоме, а кто в горкоме и райкоме. Как организации будут докладывать в ЦК, и как будет контролироваться ход проверки». Ежов отметил, что проверка дала возможность партийным организациям разоблачить немало «врагов», пробравшихся в партию, и они были исключены. По приведенным им данным, на 1 декабря 1935 года – 177 тысяч членов и кандидатов были исключены (9,1% от всего числа членов партии), а 8,7% из этого числа исключенных, то есть 15 218 человек были арестованы. Однако, добавил Ежов, это число неполное – «на самом деле, оно значительно больше». Он связывал проникновение столь значительного числа злостных врагов в партию с субъективными причинами и плохой работой, подчеркивая, что о большевистской бдительности забывать нельзя{195}195
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 561. Л. 127–133.
[Закрыть].[21]21
В другом источнике указано, что во время кампании проверки было исключено 263 885 человек, то есть 11,1% от всего состава партии (Getty J. A., Naumov O.V. The Road to Terror… P. 275).
[Закрыть]
Во время пленума глава партийной организации Белоруссии Николай Гикало отметил, насколько активно Ежов контролировал ход кампании проверки: по указаниям Ежова аппарат ЦК проводил совещания почти каждый день{196}196
Там же. Л. 164.
[Закрыть].
Резолюция пленума ЦК, предложенная Ежовым, была выдержана в боевом духе. Отмечалось, что в результате проведенной кампании проверки партийные организации разоблачили «чуждые элементы, проникшие в партию», хотя все еще имело место недостаточное понимание необходимости «всестороннего повышения большевистской бдительности и укрепления дисциплины», а классовый враг все еще имел возможность извлекать для себя выгоду из «оппортунистического благодушия и бездействия» коммунистов. Результаты проверки следовало закрепить в ходе еще одной кампании чистки – «обмена партийных документов всех членов партии и кандидатов», которая должна была пройти с 1 февраля до 1 мая 1936 года{197}197
КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов в Ц.К. М., 1971. Т. 5. С. 243–252.
[Закрыть].
25 января 1936 года на совещании ОРПО, посвященном результатам кампании проверки, Ежов предупреждал, что проверка еще не закончена, и среди исключенных все еще есть враги, против которых еще не возбуждены уголовные дела. Он настоятельно требовал от региональных партийных руководителей «связаться с органами НКВД и дать нам персональный список кого надо в административном порядке выслать из края немедленно»{198}198
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 240. Л. 21–22.
[Закрыть]. Это было одно из последних выступлений Ежова в должности заведующего ОРПО, 4 февраля он передал эти функции своему заместителю Георгию Маленкову. Позднее Ежов с сожалением говорил, что во время кампании проверки «многие враги и шпионы» были выявлены, но НКВД арестовал их лишь после вмешательства самого Сталина{199}199
Московские новости. 1994. № 5.
[Закрыть].
С начала 1935 года Ежов также возглавлял и кампанию против иностранного влияния. В марте он вызвал к себе директора Института мировой экономики и политики Евгения Варгу, который принимал на работу многих иностранных коммунистов, нашедших приют в Советском Союзе. Ежов спрашивал, почему в институте «свободно гнездились и, наверное, гнездятся враги народа», дав ясно понять, что он не доверяет политэмигрантам или тем, кто жил за границей. Он настоятельно напоминал Варге об учении Сталина, что «бдительность требует обязательного выявления антипартийных и враждебных элементов и очищает от них»{200}200
Соловьев А.Г. Тетради красного профессора (1912–1941 гг.). С. 178.
[Закрыть]. В сентябре он снова обратился к Варге за помощью в «разоблачении контрреволюционного подполья» в руководимом им институте, который, как он был убежден, был «наполнен темными личностями, связанными с заграницей». Он требовал «секретные характеристики на каждого сотрудника с подробным указанием его деятельности и связей с заграницей»{201}201
Там же. С. 181–82.
[Закрыть]. Варга, как оказалось, был совершенно неспособен к такому сотрудничеству и полгода спустя в марте 1936 года получил от рассерженного Ежова выговор за игнорирование «призывов Сталина к высокой бдительности». По мнению Ежова, Варга недооценивал контрреволюционную опасность: среди сотрудников-эмигрантов могут быть лица, завербованные иностранной разведкой. Варга пожаловался Сталину, и тот ему лично объяснил, что Варга «чрезмерно доверчив» и недостаточно понимает сложность внутриполитической обстановки: «А от этого выигрывает враг»{202}202
Там же. С. 185–186.
[Закрыть].[22]22
Два года спустя, в марте 1938, в письме к Сталину Варга осмелился протестовать против массовых арестов политэмигрантов (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 73. Д. 48. Л. 96–99). Тем не менее, он уцелел во время террора 1930-х и лишь в 1940-е годы подвергся критике за свои экономические воззрения и принужден к самокритике.
[Закрыть]
В августе 1935 года по предложению Сталина Ежов был избран в Исполком Коминтерна{203}203
Фирсов Ф.И. Сталин и Коминтерн // Вопросы истории. 1989. № 9. С. 14.
[Закрыть]. Это назначение было связано с подготовкой кампании против политэмигрантов, особенно из Польши. В СССР жило более миллиона поляков – главным образом крестьян в пограничных областях Украины и Белоруссии, но среди них было также много политэмигрантов. Уже в 1933 году группа поляков была арестована по подозрению «в шпионаже и диверсии, организованном Польской Организацией Войсковой (ПОВ)», которая была создана в 1915 году генералом Юзефом Пилсудским для борьбы за независимость против Австро-Венгрии и Германии с одной стороны, и против России – с другой. Она приостановила свою деятельность в 1921 году и, таким образом, в 1933 году фактически не существовала. Тем не менее, несколько из арестованных были приговорены к смерти. В сентябре 1935 началась новая волна арестов с целью уничтожения скрытой «сети ПОВ»{204}204
Paczkowski A. Pologne, la «nation-ennemi» // Courtois et al., Le livre noir du communisme: Crimes, terreuret répression. Paris, 1997. P. 398–400.
[Закрыть]. В этом же месяце представитель Польской коммунистической партии в Исполкоме Коминтерна Б. Бронковский (Бортновский) направил Ежову меморандум о недостатках в работе НКВД по выявлению провокаторов и шпионской роли польских агентов{205}205
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 70. Л. 2–8. К сожалению, авторы не получили доступа к этому документу.
[Закрыть].
Агенты иностранных разведок, замаскировавшиеся под политэмигрантов и членов братских партий, скрытно проникли в ВКП(б). Именно в таком духе Ежов докладывал Сталину летом 1935 года, а на совещании ОРПО в конце сентябре он пришел к тому же самому выводу{206}206
Getty J.A., Naumov O.V. The Road to Terror… P. 200–201.
[Закрыть]. В частности, он упоминал поляков, румын, немцев, финнов и чехов. Основываясь на материалах этого доклада, декабрьский (1935) пленум ЦК принял решение о проверке политэмигрантов, поручив Ежову подготовить резолюцию Политбюро по этому вопросу{207}207
КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов в Ц.К. М., 1985. Т. 6. С. 297.
[Закрыть]. 19 января 1936 секретарь Исполкома Коминтерна Дмитрий Мануильский попросил Ежова принять его в ближайшие дни для обсуждения вопроса о мерах «по прекращению проникновения в СССР шпионов и диверсантов под видом политэмигрантов и членов братских партий». Мануильский предложил сократить приток политэмигрантов и потребовать регистрации и проверки всех таких людей в СССР. Он особо настаивал на проверке Польской коммунистической партии как «одного из главных поставщиков шпионов и провокаторов в СССР»{208}208
Vatlin A. Kaderpolitik und Sauberungen in der Komintern // Weber H., Mahler U., Terror: Stalinistischen Parteisauberungen 1936–1953. Paderborn, 1998. P. 65,99–101 (здесь указана дата – 3 января); Хаустов В.Н. Из предыстории массовых репрессий поляков, середина 1930-х гг. // Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 13.
[Закрыть]. Он рекомендовал, чтобы проверка была закончена до 8 марта. Хотя уже было проверено от девяти до десяти тысяч человек, оставались еще многие, о которых ни отдел кадров Коминтерна, ни Межрабпом не имели никаких сведений{209}209
Firsov F. I. Dimitroff. Komintern und Stalinische Repressalien [Доклад на конференции] «Stalinistischen Terror, Massenrepressalien, GULag». [Февраль 1999] Hamburger Institut fur Sozialforschung. S. 8–24.
[Закрыть]. Докладывая Сталину о ходе выполнения резолюции, Ежов указал на «политэмигрантов, подозреваемых в шпионаже, дела которых разрабатываются в НКВД»{210}210
Хаустов В.Н. Из предыстории массовых репрессий поляков, середина 1930-х гг. С 13.
[Закрыть]. 28 февраля после многократных проверок предложение Ежова «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских террористических и диверсионных элементов» было принято в качестве постановления ЦК, утверждавшего, что среди множества политэмигрантов в СССР имелись «прямые агенты шпионских организаций капиталистических стран». С целью их выявления Коминтерну и НКВД было поручено в течение трех месяцев провести полную повторную регистрацию всех политэмигрантов, прибывших в СССР по линии Межрабпома, Коминтерна или Профинтерна{211}211
Там же. См. также: Firsov F. I. Dimitroff. Komintern und Stalinische Repressalien… S.8.
[Закрыть]. С этой целью была создана специальная комиссия ЦК по политэмигрантам, в которую входили Ежов, Мануильский и начальник особого отдела ГУГБ М.И. Гай. После проверки эмигрантов комиссия должна была передать в ЦК на утверждение списки по трем категориям: подлежащих высылке из Советского Союза по подозрению в шпионской или враждебной антисоветской деятельности; подлежащих отправке за границу на подпольную работу по линии Коминтерна и МОПР; подлежащих оставлению в Советском Союзе, так как в их собственных странах им угрожала опасность{212}212
Хаустов В.Н. Из предыстории массовых репрессий поляков, середина 1930-х гг. С13–14.
[Закрыть].
На первом заседании 15 марта 1936 года комиссия решила не ожидать, пока завершится регистрация политэмигрантов, а начать с 1 апреля проверку списков секций Коминтерна, начиная с польской. НКВД начал собирать компромат на польских политэмигрантов{213}213
Хаустов В.Н. Из предыстории массовых репрессий поляков, середина 1930-х гг. С. 14.
[Закрыть]. Некоторые уже были арестованы. В ноябре 1935 года глава НКВД Украины В.А. Балицкий доложил об аресте 184 поляков, 61 галичан и 57 немцев, некоторые из них подозревались в шпионаже под прикрытием партбилета{214}214
Revelations from the Russian Archives. P. 90.
[Закрыть]. Хотя в постановлении ЦК говорилось лишь о высылке за границу, комиссия санкционировала также и аресты политэмигрантов. Было рассмотрено 368 дел польских политэмигрантов, 53 из них завершились арестом, а 238 – высылкой. В начале 1936 было зарегистрировано в общей сложности 811 политэмигрантов из Германии, и против 414 из них был собран компромат{215}215
Хаустов B.H. Из предыстории массовых репрессий поляков, середина 1930-х гг. С. 15; Хаустов В.Н. Репрессии против советских немцев до начала массовой операции 1937 г. // Репрессии против советских немцев: Наказанный народ. М., 1999. С. 83.
[Закрыть]. В1935–1936 годах органы арестовали 126 членов Германской коммунистической партии в СССР – 38 как «троцкистов» и 50 за «связь с гестапо и германским консульством» (в Москве){216}216
Vatlin A. Kaderpolitik und Sauberungen in der Komintern… S. 75.
[Закрыть].
Ежов проявил наибольшую активность в кампании против поляков, в частности, против тех, кто работал в НКВД. В свое время их немало попало на работу в ВЧК-ОГПУ, когда «органы» возглавлялись поляками – Дзержинским и Менжинским. 7 февраля 1936 года он направил Сталину материал на начальника особого отдела УГБ УНКВД по Омской области Ю.И. Маковского, который незадолго до этого был арестован по обвинению в работе на польскую разведку. Кроме арестованного Маковского, Ежов упомянул и Ягоду, который вовремя не доложил об этом, и что в особом отделе оказались «друзья» Маковского{217}217
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 70. Л. 62–77.
[Закрыть].
В январе 1936 комиссии во главе с членом Президиума Исполкома Коминтерна М.А. Трилиссером-Москвиным (бывшим чекистом) было поручено проверить персонал Исполкома Коминтерна и провести чистку аппарата{218}218
Vatlin A. Kaderpolitik und Sauberungen in der Komintern… S. 66; Courtois S. Panne J.-L. Le Komintern a Taction… P. 321.
[Закрыть]. Руководство Исполкома Коминтерна дало указания всем представленным в нем партиям провести дальнейшую проверку всех политэмигрантов и вынести по каждому из них индивидуальное решение в письменном виде; информация обо всех подозрительных лицах должна была быть передана в «органы»{219}219
Firsov F. I. Dimitroff. Komintern und Stalinsche Repressalien… S. 8.
[Закрыть]. 23 августа Генеральный секретарь Коминтерна Георгий Димитров доложил, что отдел кадров Исполкома Коминтерна передал в НКВД материалы на 3000 человек «бывших под подозрением как диверсанты, шпионы, провокаторы и т.д.»{220}220
Там же.
[Закрыть].
3 июня 1936 года Ежов доложил пленуму ЦК, что во время кампании проверки свыше 200 тысяч человек были исключены из партии, и число арестованных также возросло по сравнению с данными, представленными на декабрьском (1935) пленуме. По-видимому, Ежов в этой ситуации хотел казаться более «либеральным», высказывая сомнения в том, что вопрос закрыт полностью. Во-первых, должны были быть рассмотрены апелляции тех, кто хотел восстановиться в партии, так как большинство партийных организаций проявили в этом вопросе формально-бюрократическое отношение, при чем не из-за бдительности, а просто из-за халатности. В конечном счете, большинство из исключенных не были врагами; они сознательно скрывали свое прошлое или совершили другие незначительные проступки, и Ежов считал недопустимым, что многие из них автоматически были уволены с работы, исключены из университетов, лишены жилья, и что аналогичные действия иногда предпринимались в отношении их семей. Он также доложил, что 3,5% членов партии не получили новых партбилетов, причем половина из них не сделала этого по собственной «пассивности»; и считал этот процент слишком высоким и возникшим в результате произвола. Ежов также настаивал на необходимости проведения активной политики по приему новых членов{221}221
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 572. Л. 67–73.
[Закрыть].
Из этих намерений вряд ли можно сделать вывод о том, что Ежов внезапно превратился в либерала, однако они дают возможность предположить, что разделение деятелей сталинского руководства на «ястребов» и «голубей», о котором иногда говорилось в исторической литературе, является искусственным. Чистки были направлены против тех, кого действительно считали врагами. И цель была вовсе не в том, чтобы любой ценой исключить из партии как можно больше членов лишь из-за их «пассивности». Как считало руководство партии, партийные органы на местах часто неправильно обращали свое внимание на таких «пассивных» членов, оставляя в то же время в покое действительных врагов, которые во многих случаях сами входили в эти органы. Ежов полагал, что такое неправильное отношение было «продиктовано не соображениями бдительности, а стремлением некоторых деятелей партии застраховать себя от любых случайностей»{222}222
Getty J. A., Naumov О. V. The Road to Terror… P. 231.
[Закрыть]. Эти критические замечания Ежова были одобрены и самим Сталиным, и пленумом{223}223
Benvenuti F. The «Reform» of the NKVD, 1934. P. 1051.
[Закрыть]. В соответствии с его докладом 24 июня 1936 года ЦК издал инструктивное письмо «Об ошибках в рассмотрении апелляций лиц, исключенных из партии во время проверки и обмена партийных документов», в котором осуждалось произвольное и во многих случаях грубое бюрократическое отношение партийных организаций к рассмотрению апелляций исключенных из партии{224}224
Resolutions and Decisions of the Communist Party of the Soviet Union. Toronto, 1974. Vol. 3. P. 189.
[Закрыть].
Как указывал Сталин, проверка и обмен партийных документов были завершены не ранее сентября 1936 года. Запрет на прием новых членов в партию был снят лишь 1 ноября того же года{225}225
Сталин И.В. Сочинения. М, 1956. Т. 14. С. 361.
[Закрыть].
Текущие дела отнимали столько времени, что Ежов, по-видимому, не мог взять свой обычный ежегодный отпуск. Несмотря на это, решением Политбюро от 31 марта 1936 года ему был предоставлен отпуск на 3 недели (с 1 апреля) с пребыванием в Мухалатке (Крым){226}226
АП РФ. Ф. 3. Оп. 62. д. 46. Л. 16.
[Закрыть]. Вряд ли Ежов выезжал за границу, как об этом иногда пишут[23]23
Сын Маленкова пишет, будто его отец вспоминал о том, что в 1936 году Ежов был направлен в Германию «для лечения от педерастии» (Маленков А.О. моем отце Георгии Маленкове. М., 1992. С. 35). Это совершенная бессмыслица. О своих гомосексуальных наклонностях Ежов заговорил только на следствии, а до того такой проблемы не существовало. Тем более нелепо предположить, что в Третьем рейхе от этого «лечат». Там за это наказывали, как и в СССР. А то, что «попутно в Германии, – как пишет сын Маленкова, – Ежов изучил и заимствовал методы гестапо», – также вымысел. Какого-либо «обмена опытом» в условиях существовавших тогда отношений между СССР и Германией просто не могло быть. Да и кто пустил бы Ежова на «стажировку» в гестапо?
[Закрыть]. Хотя на следствии его заставили признаться, что он прошел курс лечения в Вене в 1936 году и по пути в Москву сделал остановку в Варшаве, где установил «шпионские связи» с поляками{227}227
ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 4. Л. 1–29.
[Закрыть]. Согласно журналу учета посетителей Сталина в 1936 году самый большой перерыв, когда Ежов не был в Кремле, составляет месяц – с конца марта по конец апреля, так что отпуск был использован именно тогда, весной. Это подтверждается и Ягодой, который на допросе сказал: «Ежов летом 1936 года все время работал, в отпуск не уезжал и, кажется, даже не болел»{228}228
Генрих Ягода: Нарком внутренних дел СССР… С. 163.
[Закрыть].
Прежде чем завершились проверки и чистки в партии, состоялось событие, ставшее кульминационным в 1936 году, – показательный процесс над Зиновьевым, Каменевым и другими. Ежов сыграл ведущую роль в подготовке и организации этого процесса. Как указывает Хлевнюк, повторилась ситуация начала 1935 года: Сталин использовал Ежова для проталкивания своей версии, несмотря на некоторое сопротивление со стороны руководства НКВД. Проведя массовые аресты среди бывших соратников Троцкого, руководство НКВД хотело судить и казнить их. Но Сталин потребовал фабрикации дела об объединенном «троцкистско-зиновьевском центре», который от имени находившегося за границей Троцкого давал указания о терроре против руководителей партии. Когда НКВД, по-видимому, отнесся к этим планам скептически, Ежов взял подготовку этого дела в свои руки{229}229
Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 203.
[Закрыть].
Уже в середине 1935 года Ежов приказал заместителю Ягоды Агранову (как тот позднее сообщал) провести операцию против троцкистов в Москве. Согласно полученным Ежовым сведениям и «по мнению ЦК» (то есть Сталина), существовал «нераскрытый центр троцкистов, который надо разыскать и ликвидировать». Об этом Ежов писал в июле 1935 года Сталину: «Лично я думаю, что мы, несомненно, имеем где-то троцкистский центр, который руководит троцкистскими организациями»[24]24
См. док. № 4.
[Закрыть]. Затем Агранов дал указания о проведении операции начальнику секретно-политического отдела ГУГБ Г.А. Молчанову, но последний не поверил в то, что активное троцкистское подполье действительно существует, и при поддержке Ягоды операция была приостановлена{230}230
Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. С. 216; Вопросы истории. 1994. № 12. С. 16–17; РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 28. Л. 177.
[Закрыть].
Важным элементом в подготовке процесса Зиновьева был объединенный троцкистско-зиновьевский блок, якобы образованный в 1932 году[25]25
В 1932 году сын Троцкого Седов, с одобрения самого Троцкого, организовал то, что они называли «блоком» с оппозиционерами в СССР. Это не имело большого значения, не было также никаких противозаконных планов, как можно было бы судить; более того, этот блок никогда в действительности не функционировал. В июне-июле 1936 года к Сталину поступили сведения о блоке через советского агента за границей. Среди прочего, эта переписка указывает на то, что Иван Смирнов предложил сыну Троцкого сформировать в Советском Союзе объединенную оппозицию из троцкистов, зиновьевцев и прочих (Broue P. Trotsky et le bloc des oppositions de 1932 // Les Cahiers Leon Trotsky 1980 (January-March). P. 5–37; Thurston R.W. Ufe and Terror in Stalin's Russia… P. 25–26; Gettyj– A., Naumov O. V. The Road to Terror… P. 257).
[Закрыть]. Как позднее докладывал Ежов, НКВД почти мгновенно получил информацию о блоке, но не использовал ее и возобновил действия против него лишь в конце 1935 года. Сталин «правильно тогда учуял в этом деле что-то неладное и дал указание продолжать его» – так Ежов представлял ситуацию{231}231
Вопросы истории. 1994. № 10. С. 22–23,26; Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. С. 179–80.
[Закрыть]. В феврале 1936 года Сталин дал указания о передаче Ежову всех документов, относящихся к Троцкому и предоставлению ему возможности участвовать в допросах арестованных троцкистов{232}232
Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. С. 176.
[Закрыть]. В июне, после того как план Ягоды о процессе над одними только троцкистами был отвергнут, Сталин приказал Ежову организовать процесс и против зиновьевцев{233}233
Известия ЦК КПСС. 1989. № 8. С. 83–84.
[Закрыть]. Ежов вызвал Агранова и передал приказ Сталина «вскрыть подлинный троцкистский центр»{234}234
Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. С. 218.
[Закрыть].
Примерно в это же время Сталин получил более точную информацию, касающуюся образованного в 1932 году «блока». В июле 1936 года Ежов направил Сталину проект закрытого письма ЦК «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевско-каменевской контрреволюционной группы», содержавший предварительно полученные результаты следствия. Сталин тщательно отредактировал текст, заменив в названии письма «группу» на более серьезное понятие – «блок» и 29 июля 1936 года закрытое письмо «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока» было разослано в партийные организации{235}235
Там же. С. 177,186.
[Закрыть]. Оно и стало теоретической базой процесса в августе 1936. «Блок» 1932 года был раздут до размеров террористического заговора. В письме утверждалось, что на основе «новых материалов», добытых НКВД в 1936 году, можно сделать вывод о планировании Каменевым и Зиновьевым покушения на Сталина, и что с 1932 объединенный троцкистско-зиновьевский блок направлял эту террористическую деятельность. Письмо, как это уже стало традицией, призывало к бдительности и «умению распознавать врага»{236}236
Там же. С. 196–210.
[Закрыть].
Решающая роль Ежова в организации процесса очевидна. В его бумагах имеется не менее 10 папок с соответствующими материалами, например, с информацией о самом процессе, материалами о допуске представителей прессы и т.д.{237}237
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 189.
[Закрыть]. Среди этих бумаг есть и рукопись Зиновьева под названием «Заслуженный приговор», состоящая из 11 глав и посланная Ежову и Молчанову за две недели до начала процесса, то есть 4 августа{238}238
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 172. Л. 1–540.
[Закрыть]. Ежов получил доступ ко всем материалам НКВД и ЦК, координируя их действия по проведению расследования в отношении бывших оппозиционеров и тех, кто им сочувствовал. Он курировал следствие в ходе подготовки к процессу и неожиданно лично появлялся на допросах. Как правило, это происходило ночью, и по настоянию Ежова с подследственными обращались не в «белых перчатках»{239}239
Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов. С. 182–83.
[Закрыть]. Процесс по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра», против Зиновьева, Каменева и 14 других подсудимых был проведен с 19 по 24 августа 1936 года, и вынесенные на нем смертные приговоры были немедленно приведены в исполнение.
Этот процесс стал только началом. В июле и августе некоторые обвиняемые по делу Зиновьева и других показали, что был еще один «параллельный» троцкистский центр с участием Пятакова и других. Пятаков был под подозрением после того, как при обыске в квартире его бывшей жены в июле был найден компромат о его троцкистском прошлом. 11 августа Ежов доложил Сталину о своем разговоре с Пятаковым. Ежов объяснил своему бывшему собутыльнику, почему тот не мог быть обвинителем на процессе Зиновьева, как об этом было решено ранее. Пятаков признал свою вину лишь в том, что не заметил контрреволюционной деятельности своей бывшей жены. Когда он предложил свои услуги, чтобы «лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену», Ежов отверг это предложение как «абсурдное». Месяцем позже Пятаков был исключен из партии и арестован{240}240
Там же. С. 218–219.
[Закрыть].
В конце 1935 года собирались улики и против правых (Бухарина и других), но Ягода в этом участия не принимал{241}241
Вопросы истории. 1994. № 12 С. 18.
[Закрыть]. Тем не менее, во время августовского процесса 1936 года Прокурор СССР А.Я. Вышинский официально объявил, что на основе новых свидетельских показаний начнется расследование против Радека и Пятакова, а также против лидеров правых{242}242
Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 70.
[Закрыть]. Один из них, Михаил Томский, в результате покончил жизнь самоубийством. Ежов вместе с другими членами Политбюро – Кагановичем и Орджоникидзе – немедленно сообщил Сталину (он в это время находился на даче в Сочи), что Томский «не мог больше скрывать своих связей с зиновьевско-троцкистской бандой», принял решение «замести следы», совершив самоубийство{243}243
Родина. 1996. №2. С. 91.
[Закрыть]. Письмо, оставленное Томским, было переслано Сталину. Каганович и Орджоникидзе направили Ежова к вдове Томского.
9 сентября Ежов написал Сталину об этом своем визите. Вдова Томского сказала ему, что, как говорил ее покойный муж, в конце 20-х годов Ягода играл ведущую роль среди правых; Ежов не был уверен, что это – «контрреволюционный пинок Томского из могилы или подлинный факт». Он склонен был скорее считать, что Томский «выбрал своеобразный способ мести, рассчитывая на его правдоподобность». «В свете последних показаний арестованных роль правых выглядит по-иному, – писал Ежов Сталину, – мы тогда до конца не докопались». По этой причине некоторые из правых по приказу Ежова были допрошены заново, причем были получены новые интересные результаты: «Есть все основания предполагать, что удается вскрыть много нового и по-новому будут выглядеть правые и в частности Рыков, Бухарин, Угланов, Шмидт и другие».
Далее Ежов докладывал, что, выполняя приказ Сталина, он организовал проверку списков арестованных в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, включая и тех, кто имел отношение к убийству Кирова. Для проведения окончательной проверки была образована комиссия, в которую входили Ежов, Вышинский и Ягода. Главные организаторы и непосредственные участники террористических групп, двойные агенты и им подобные подлежали расстрелу, а остальные должны были получить тюремные сроки от пяти до десяти лет. Затем Ежов высказал мнение, что на августовском процессе обвиняемые не сказали всей правды, что у троцкистов все еще оставались «некоторые не выявленные руководители» в армии. Говоря о НКВД, он считал, что контакты чекистов с троцкистами расследованы не полностью, хотя и было установлено, что какие-то сигналы об этом поступали еще в 1933–1934 годах, но им уделялось мало внимания. Ежов выразил пожелание лично проинформировать Сталина о некоторых недостатках в работе НКВД, которые терпеть дальше было нельзя, и добавлял: «Без Вашего же вмешательства в это дело ничего не выйдет»[26]26
См. док. № 5.
[Закрыть]. В черновике того же самого письма, найденном среди его бумаг, Ежов писал, что «в НКВД вскрылось так много недостатков», которые «терпеть дальше никак нельзя». «Я от этого воздерживался до тех пор, пока основной упор был на разоблачении троцкистов и зиновьевцев. Сейчас, мне кажется, надо приступить и к кое-каким выводам из сего этого дела для перестройки работы самого Наркомвнудела. Это тем более необходимо, что в среде руководящей верхушки чекистов все больше и больше зреют настроения самодовольства, успокоенности и бахвальства. Вместо того, чтобы сделать выводы троцкистского дела и покритиковать свои собственные недостатки, исправить их, люди мечтают теперь только об орденах за раскрытое дело. Трудно даже поверить, что люди не поняли, что в конечном счете это не заслуги ЧК, что через 5 лет после организации крупного заговора, о котором знали сотни людей, ЧК докопался до истины»{244}244
Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 205.
[Закрыть].
Как видно, Ежов нацелился сменить руководство НКВД, что, вероятнее всего, соответствовало сталинским намерениям. И действительно, не прошло и месяца, как Сталин заявил, что НКВД допускает отставание в деле раскрытия заговора и что Ягоду следует заменить. Интересно отметить, что лишь после этой замены Сталин 29 сентября послал письмо Ежова своим ближайшим соратникам – Кагановичу и Молотову[27]27
См. док. № 5.
[Закрыть]. Вероятно, не хотел торопить событий, опасаясь, как бы Ягода не прознал о резкой критике в свой адрес со стороны Ежова и о его призыве к Сталину вмешаться и «поправить» дела в НКВД.
В черновике письма Ежов высказывался в отношении правых более определенно. Он писал: «Лично я сомневаюсь в том, что правые заключили прямой организационный блок с троцкистами и зиновьевцами. Троцкисты и зиновьевцы политически настолько были дискредитированы, что правые должны были бояться такого блока с ними». Правые, по мнению Ежова, имели свою организацию, стояли на почве террора, знали о деятельности троцкистско-зиновьевского блока, но выжидали, желая воспользоваться результатами террора в своих интересах. По его мнению, пришло время для принятия мер. Ежов считал «самым минимальным наказанием» для правых вывод их из состава ЦК и высылку на работу в отдаленные места. Он настоятельно просил у Сталина твердых указаний по этому поводу. Что же касалось Пятакова, Радека и Сокольникова, то, хотя у Ежова не было сомнения в том, что они – главари «контрреволюционной банды», он считал организацию нового процесса «вряд ли целесообразной»: «Арест и наказание Радека и Пятакова вне суда, несомненно просочатся в заграничную печать. Тем не менее на это идти надо». И далее вполне определенно: «Стрелять придется довольно внушительное количество. Лично я думаю, что на это надо пойти и раз и навсегда покончить с этой мразью. (…) Понятно, что никаких процессов устраивать не надо. Все можно сделать в упрощенном порядке по закону от первого декабря (1934 т. – авт.) и даже без формального заседания суда»{245}245
Хлевнюк О.В. Политбюро… С. 205–206.
[Закрыть].