Текст книги "Колодец Ангелов (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
Соавторы: Наталия Медянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Ника Ракитина, Наталья Медянская
КОЛОДЕЦ АНГЕЛОВ
Глава 1
– На горизонте киты!
Капитан Ахав размахивает треуголкой и щурит единственный глаз, прозрачный, словно небо после дождя.
– Поднять стаксель! То есть, брамсель! То есть, тьфу…
– Тьфу!
Катька дернула ногой и проснулась. Какие, к лешему, киты в пять утра?!
На подоконнике сидела маленькая пестрая птичка и таращилась на девушку черной бусинкой глаза.
– Кыш, – слабо сказала Катька, втайне надеясь, что птичка уберется вслед за капитаном Ахавом.
– Не-а! – хрипло чвиркнула гостья. – Я тебе сейчас, дева, такое расскажу – упадешь.
– Ну? – дева скривилась.
– Баранки гну! – парировала птичка и, взъерошив на затылке разноцветные перышки, торжественно взмахнула крылышками. – Видишь ли… судьбе было угодно, чтобы ты стала Избранной. И ждут тебя королевство, замок и принц. На белом коне, да. Сидишь еще?
– Сижу… – Катька зевнула.
Птичка с подозрением склонила головку, но продолжила:
– Так, вот. Ты не из этого мира! И пришел час…
– Пфе, – Катька откинула одеяло и побрела к зеркалу – расчёсывать свалявшуюся со сна чернильную гриву. – Удивила. Ты чего, новенькая?
– Э?
– В смысле, давно из питомника?
Пернатая гостья застенчиво ковырнула лапкой подоконник:
– Весной вылупилась. А, что?
– Понятно.
Девушка дернула запутавшуюся в волосах щетку и зашипела: по комнате поплыл запах горелого молока.
– Видишь ли, деточка. Я прекрасно знаю, кто я такая на самом деле. Понятия не имею, чего там тебе наговорили, но в ближайшую пару лет я Землю покидать не собираюсь. Нравится мне здесь.
– Ну, Катерина Тарасовна-а… – заныла птичка, – ну, как же там без ва-ас…
– Без меня там прекрасно обходились без малого сотню лет!
Катька отшвырнула щетку и полезла в трюмо за сигаретами.
– Всяко, со мной не считались, игнорировали и мешали думать самостоятельно! А сейчас пытаются купить дурацкими обещаниями, как какую – то… какую – то… – она яростно сунула в рот сигарету, – наивную малолетку!
– Это вы что это, курите, да? – всполошено защебетала птичка. – Да как же это?
– Я еще и шаром огненным запустить могу, – мрачно пообещала девушка и щелкнула зажигалкой.
Впечатлительная пичуга, увидев язычок пламени, закатила глазки и рухнула в обморок куда-то на двор.
– Пятый этаж! – запоздало крикнула Катька. Бросилась к окошку, готовясь увидеть на асфальте трупик. Птичка пропала.
– Телепортировалась… – облегченно выдохнула девушка, с наслаждением несколько раз затянулась, а потом щелчком отправила дымящийся окурок за окно, – успела, таки. Только теперь как пить дать родителям про сигареты наябедничает. Антя-а!
И, сердито бурча под нос витиеватые проклятия идиоту, научившему летавок разговаривать, накинула халатик и поплелась будить соседа по общежитию.
Екатерина Тарасовна Леденцова быладевушкой видной. Высокая, ладная, с пронзительными зелеными глазищами на пол-лица, она ярко выделялась среди девиц факультета изящных искусств Нижегородской гуманитарной академии. Откровенно говоря, выделяться ей приходилось не слишком часто, потому что занятия сударыня Леденцова прогуливала по-черному. Если же дело касалось отчисления, она просто шла с покаянным видом в деканат, и на следующий день, как по мановению волшебной палочки, была вновь зачислена в студенты. А декан с завидной регулярностью брал отгул по поводу разыгравшегося аллергического ринита.
Стипендии Катьку лишили еще на первом курсе, но девушка не отчаивалась и продолжала жить на широкую ногу – шмотки, бары, концерты. На все вопросы о доходах она делала загадочное лицо и беззастенчиво врала о богатой тетушке из Монте-Карло. Ясное дело, сокурсницы грешили на то, что Леденцова занимается проституцией, а парни считали девицу содержанкой богатого папика. Особенно после того, как Катька дала от ворот поворот паре факультетских красавчиков, уверенно занимавших первые места в рейтинге популярности.
На самом деле всё объяснялось куда проще. Или сложнее, если смотреть на проблему товарно-денежных отношений с точки зрения земных обывателей. Раз в неделю Леденцова отправлялась в бутик напротив банка «Нижегородский авангард» и там, стоя в примерочной кабинке, совершала замысловатые пассы из арсенала бытовой магии, деловито опустошая закрома Родины. Вернее, Праматери всех цивилизаций.
Единственным, с кем у Катьки сложилось какое-то подобие дружбы, был пианист Антон Калистратов по прозвищу Прынц. Парень был мягок, слегка рассеян, неприставуч, а, главное, так же, как сама Катерина, пользовался нелюбовью сокурсников. Наверное потому что будучи натурой романтической и ранимой, Антя терпеть не мог шумных общежитских пьянок, а в субботние вечера, когда все нормальные студенты расходились по клубам, закрывался в своей комнате с книжкой.
Вот и сейчас какой-то потрепанный талмуд виднелся из – под подушки, на которой мирно сопела взъерошенная голова Антона.
Катька распахнула дверь и, уперев руки в боки, грозно воззрилась на спящего однокурсника:
– Антя! Ты снова дрых с открытой дверью? А если сопрут чего?
– Я не дрых… – простонало из-под спешно натянутого на голову одеяла, – я ещё сплю…
– Ответ неверный, – Катька решительно шагнула к кровати и потянула одеяло на себя. Антон поупирался, скорее для виду (сладить с решительно настроенной Леденцовой мог не всякий препод), а потом, сдав позиции, понуро уселся на кровати и помахал рукой перед носом.
– Фу… накурилась-то…
– Антя, не нуди!
Катька решительно села рядом и вздохнула.
– Через два часа экзамен, а я ни сном, ни духом. Шпоры есть?
– А какой экзамен? – наморщил высокий лоб Антон.
– Философия? – предположила девушка.
– Не… я писал по логике. Кажется…
– Так, – Катька нервно покусала волосы. – Давай звонить Штирлицу.
– А деньги? – Антон покосился на соседку и слегка покраснел.
– Ой… – дернула та плечиком и, потянувшись, утащила с тумбочки старенький «Пионер». – Набирай.
Калистратов тряхнул головой, откидывая длинную челку, и сосредоточенно потыкал в экран. Заиграла бодрая музыка, а потом откуда-то издалека донеслись треск, глухие удары и, кажется, чьи-то крики. Катька круглыми глазами посмотрела на сокурсника, а из телефона внезапно послышалось далекое, вовсе на грани понимания: «База! ЧП! Второй шлюз…» А дальше хрип, шорох и белый шум.
– Что это было? – хлопнул глазами Прынц, а из динамика знакомо потекло манерное:
– Альё-о?
– Штирлиц, чё у тебя за гудок дебильный! – завопила Катерина. – Мы с Антей чуть не обделались!
– Счастье мое, – мурлыкнула трубка, – с каких это пор творчество группы «Звездолет удачи» вызывает у тебя столь низменные порывы?
– Гриш, мы тут по делу, – встрял Антон, предусмотрительно закрывая Катьке рот ладонью. – Сегодня чего сдаем?
– Пять ворлдов.
– Не, а что так много? Мы еще шпоры хотели.
– Тогда двадцать всё вместе. И я делаю скидку за опт.
– Гриша – а!
– Леший с тобой, вымогатель, – Леденцова вырвалась из захвата Антона, – но нам нужно быстро.
– Приезжайте, – милостиво согласился Штирлиц, и Катька с воплем раненного бегемота унеслась одеваться.
И уже стоя на крыльце, дожидаясь прибытия аэротакси, задумчиво пнула носком гранитную ступеньку:
– А знаешь, Тошка, я слышала все альбомы «Звездолета»… Никаких базы и шлюза там нет…
Нынешний апрель в первых числах куда больше походил на ноябрь. И тем неистовее потом вошла в свои права весна, распахнувшись лазоревым небом, окутав теплом заснеженную землю; в считанные дни рассыпав золотые глазки мать-и-мачехи по обочинам.
Антон, прижавшись носом к стеклу, с высоты птичьего полета созерцал родной город, медленно просыпающийся в зябкой утренней дымке. Вековые деревья центрального парка – пока голые, но уже готовые вот-вот вспениться в небо молодой листвой. Золотящиеся маковки старинных церквушек – что редкие грибы-боровики между широкими посадочными площадками жилых многоэтажек. Блестящие слюдой окна волжской воды – ледоход сейчас в самом разгаре. А дальше, возле покрытой защитным полем кремлевской стены, упирается в небо сверкающий раздвижной купол Нижегородской обсерватории.
Сам Антон в обсерватории никогда не был (лет триста назад заведение посчитали закрытым объектом и экскурсии прекратили), но слышал, что мощный телескоп способен показать все, без исключения, земные колонии. Другой такой телескоп был в Санкт – Петербурге, но тут уж – столица есть столица. Тем более что под Питером, как и в Нижнем, находились Врата – телепортационный узел исследователей и колонистов.
В детстве Антошка мечтал стать астронавтом. Закрывшись вечерами в отцовской библиотеке, мальчик с упоением читал красивые истории о первых звездолетчиках – искусственно созданной расе со сверхспособностями. Исследователи самых отдаленных уголков Вселенной были способны пережить длительные перелеты, не погружаясь в анабиоз. Отыскав подходящую для жизни планету, изначальные строили на ней Врата, и тогда обычные колонисты могли беспрепятственно телепортироваться в новые миры.
Ночные посиделки чаще всего заканчивались одинаково. В замке скрежетал ключ, на пороге появлялась нянька и, размахивая полотенцем, гнала маленького Антю спать. А потом в Калистратове-младшем открылись музыкальные способности, чему его мать – известная пианистка – была несказанно рада. И о карьере астронавта пришлось забыть.
– Эй!
Грубый толчок вывел Антона из задумчивости. Это не выдержала Леденцова, героически промолчавшая всю дорогу. – Давай, отстегивайся, приехали.
Антя рассеянно кивнул, глядя, как плавно приближается к ним крыша штирлицева дома, расчерченная номерными квадратами для парковки, и потянул страховочный ремень.
Гришка уже ждал их у перил, скрестив руки на груди и нетерпеливо барабаня худыми пальцами по плечам. Ветер так и норовил сорвать куцый вязаный беретик с его головы.
– Какая честь, – язвительно пропела Катерина, изящно выставляя длинную ножку из такси. – Нас вышел встречать сам.
– Не мог дождаться нашей встречи, дорогая, – Штирлиц мрачно хлюпнул носом и попытался натянуть берет на уши. – Давайте быстрее, холодно.
Антон подумал, что Гришке, не иначе, очень нужны деньги и, покосившись на Катьку, поинтересовался:
– А предмет-то, какой?
– Логика, – бухнул сокурсник и закашлялся.
– Не мог раньше сказать? Кать, у меня же есть шпоры, я говорил! – возмутился Прынц, а Штирлиц скривился.
– Так у тебя, поди, рукописные? Деревня! И вообще, мы про опт договаривались.
И тоже глянул на Катерину. Заискивающе. Та с величественным видом вылезла, наконец, на крышу и милостиво кивнула. А Тошке захотелось ее стукнуть, такой высокомерной она сейчас выглядела – не иначе государыня, милующая смердов.
– Двадцать, как договаривались.
Леденцова сунула в лапку Штирлицу мятую бумажку и плотнее запахнулась в лиловый плащик.
– Значит, так, – засуетился Гришка, поспешно вытягивая из кармана пластиковую коробочку. – Тут наушник. Цепляешь, как гарнитуру, а вот здесь, – на свет появилась маленькая панелька, чем-то смахивающая на портативный телевизор, – рисуешь пальцем номер вопроса. Жмякаешь ввод и наслаждаешься моим неземным голосом, диктующим ответ.
Штирлиц мерзко захихикал и подмигнул Леденцовой: – Вот только наушник должен быть в зоне доступа. Метр от передатчика, не дальше. Так что, дети мои, придется вам изображать неразлучников.
– Справимся, – фыркнула Катерина и бдительно полезла проверять коробочку: – Надеюсь, наушников два?
– Обижаешь, – пробормотал Штирлиц, поднимая воротник куртки, – и вы, это… гарнитурой не светите, под волосы прячьте.
– Мы похожи на идиотов? – девушка надменно вскинула смоляную бровь и, глянув на часы, ухватила Антона за рукав. – Шевелись, Прынц, логик не любит, когда опаздывают!
– И спасибо тебе, дорогой Гришечка, что не оставил товарищей в беде, – съязвил Штирлиц вслед покупателям, на что Катька, когда аэротакси медленно воспарило, скорчила благодетелю премерзкую рожу.
Когда молодые люди, запыхавшись, подбежали к аудитории, в коридоре уже нервно гомонили сокурсники. Над дверью на табло переливалась кровавым светом предупреждающая надпись «Тихо! Идет экзамен!»
– Так, это… еще ж пять минут до начала, – растерянно пробормотал Антя.
Катька, склонив голову к плечу, критично оглядела товарища и, буркнув «волосы на ухи зачеши», ввинтилась в возмущенно гудящую толпу.
– Я постучала, – с надрывом в голосе пожаловалась рыженькая девушка, похожая на экзотический одуванчик, – а он обернулся и сказал… Сказал, что приличный человек является на встречу за пятнадцать минут до назначенного времени. И посему все, кто пришел на экзамен позже семи сорока пяти, будут считаться опоздавшими.
– Вот га – ад… – дружно выдохнули все.
– Может, в деканат сходить? – нерешительным басом предположил коренастый блондин.
– Ты что! – испугалась рыженькая. – Историки, вон, в прошлый раз нажаловались, так потом им пришлось три дня на пересдачи мотаться.
Леденцова усмехнулась, решительно тряхнула головой, отчего по коридору поплыл запах сладкого парфюма, и, потеснив однокурсников, вошла в аудиторию. В наступившей тишине «одуванчик» и еще одна девушка, чуть не встретившись лбами, спешно приникли к двери. Антошка тихо хмыкнул. Он уже давно подозревал, что подруга его не так-то проста. Любые Катькины переговоры сопровождались ну просто феерическим везением и полной победой над оппонентами. Порой Прынца так и подмывало начать расспросы, но всё как-то неудобно было.
Спустя пять минут дверь скрипнула и в коридор высунулась довольная физиономия Леденцовой.
– Виталий Шанович велели заходить по восемь человек. Антя, сюда, быстро, я нам место заняла.
Калистратов протиснулся в аудиторию и, следуя за Катериной, покосился на логика. Тот, подпирая щуплой фигурой демонстрационный экран, пялился в пол с видом роденовского Мыслителя.
Леденцова плюхнулась в полукруглое кресло и решительно ткнула кнопку на столе, чуть не прищемив изоляционной сферой Антона.
– Э-э, полегче, – юноша придержал опускающийся прозрачный купол и занял свое место. – Ты чего, нервничаешь?
– Я злюсь, – сквозь зубы процедила Катерина. – Этот придурок наелся чеснока перед экзаменом, у меня аж голова разболелась.
Антон пожал плечами и деликатно промолчал. Сам он ничего такого не почувствовал, но кто его знает, может, Катьке пришлось лобызать препода?
– Хорошо, что ты не вампир, – попытался разрядить обстановку Антя и был проморожен ледяным взглядом.
– Тяните билеты, – отмер динамик на потолке купола, и Катька, не глядя, ткнула пальцем в монитор перед собой. Антон вгляделся в мельтешение цифр и последовал примеру соседки. На экране глумливо мигнула желтая чертова дюжина.
Катька осторожно вытащила из кармана платья шпаргалку Штирлица и пристроила на коленках. Коленки, к слову, оказались неприкрытыми (Леденцова всегда предпочитала радикальное мини), и юноша смущенно кашлянул.
– Дубль раз, – прогудел динамик голосом логика. – Билет номер тринадцать. Внимание на экран.
Антон приготовился, было, узреть какие-нибудь таблицы истинности, но тут по темному монитору пробежала вязь неизвестных символов, а потом проступило лицо. Женское. Бледное, с капельками пота над верхней губой, с яркой россыпью веснушек по переносице.
«Готовность номер один… все к шлюпкам… – донесся еле слышный из-за треска и свиста голос, – Лобов ранен…»
Экран мигнул и погас.
– Ты это видела? – шепотом спросил Калистратов и попытался сглотнуть. В горле пересохло.
Катька сидела неподвижно, вперив круглые глаза в пустой монитор и, словно выброшенная на берег рыба, разевала рот.
– Ба… ба… ба… – наконец, отмерла Леденцова.
– А? – не понял Антон, а Катька, выдавив еле слышное: «воды…», бумкнула головой о стол.
Глава 2
Калистратов подпирал снежно-белую стену коридора и вот уже битых четверть часа гипнотизировал взглядом дверь лазарета. Дверь равнодушно поблескивала никелированной ручкой и время от времени подмаргивала зеленым окошечком с надписью «Только для пациентов и персонала».
«Интересно, – подумал Антя, неужели кому-то без причины захочется посетить лазарет? Или это для таких вот сочувствующих, как он, написали?»
– Сколько раз я повторял, – донесся из-за угла мощный бас, – что от этих ваших инноваций страдают наши дети!
– Борис Шамильевич! – возмущенный голос собеседника взвился под потолок и там почил, поглощенный шумоизоляционным покрытием. – Ваши дети от моих инноваций ничего, кроме пользы, не получают! Глядишь, даже думать научатся! Это же ло-ги-ка!
– А девушка? – пред грозовыми раскатами деканского гласа был бессилен даже потолок.
– Да, честное слово, понятия не имею, что произошло!
Спорщики завернули в коридор – оба невысокие, чернявые, несколько восточной наружности. Вот только лицо декана Малкевича обрамляла окладистая борода.
– Я, как обычно, зарядил учебный файл, – логик пожал плечами, – между прочим, с законами силлогистики. А она как грохнется в обморок! Может, испугалась, что не сдаст.
– Леденцова? – скептически поднял бровь декан и тут узрел Антона.
– Калистратов! – Малкевич потер руки. – Ты-то мне и нужен. Что там у вас на экзамене случилось?
– А… мнэ… – проблеял юноша, а логик вдруг расплылся в широкой улыбке и сахарным голосом произнес:
– Антон, будьте так любезны, расскажите, что за билет вам попался.
– Тринадцатый… – нерешительно сказал Тошка, с недоумением глядя на Шановича. Тот несколько раз кивнул, точно китайский болванчик.
– Там были… – Калистратов напрягся, вспоминая собственные шпоры, – всякий Сэ есть Пэ. Или не есть…
– Я же говорил! – улыбка логика стала вовсе ослепительной. – Антон, где ваша зачетка?
– Тут… – Калистратов обалдело закатал рукав свитера, предъявляя широкий пластиковый браслет на запястье. Виталий Шанович с энтузиазмом ткнул в миниатюрный экран пальцем. Браслет моргнул, считывая отпечаток, а декан прищурился.
– А что произошло с девушкой?
– У нее горе, – ляпнул Тошка и сглотнул. В самом деле, не говорить же преподавателям, что им тогда на экране невесть что примерещилось. Сейчас, немного отойдя от происшествия, юноша был уверен, что с ним случилась какая-то неприятная галлюцинация. А Катьке могло поплохеть от чего угодно.
– Что за горе?
– Ее парень бросил, – Калистратов вздохнул. Вообще-то врать он не любил. – Вчера вечером.
– Надеюсь, без последствий? – Малкевич напрягся.
– Не, ничего такого, – Тошка испуганно сглотнул. Не хватало еще, чтобы декан впутал в дело специалистов из Отдела защиты прав ребенка. – Между ними и не было ничего.
– Ну-ну… – Малкевич сурово пошевелил бородой. – Значит, так. Вы, Виталий Шанович, отправляйтесь принимать экзамен. Вы, Калистратов, обождите меня здесь, а я навещу пострадавшую.
Декан решительно ткнул зеленую панель, двери лазарета бесшумно разъехались. Логик поспешно ретировался, а Антошка перевел дух. И кто его за язык тянул врать о Катькиных амурах? Сказал бы, что перезанималась. Или, может, в нем заговорили эти… комплексы?
Калистратов скривился. У него самого с девушками как-то не складывалось. Нет, Тошка, конечно, периодически влюблялся и всё такое. Только вот представительницы прекрасного пола считали его лохом и ботаником. А уж после того, как во втором семестре златокудрая Светка – местный Эверест, который Антя по незнанию попытался покорить – высмеяла его на глазах однокурсников, парень и вовсе приуныл. И полностью отдал предпочтение книжкам и гаммам.
Мелодичное треньканье «Пионера» вывело юношу из задумчивости, и, вытащив телефон, Тошка снова вздохнул. По экрану розовой каллиграфией потекло сообщение:
– Сынок, ты покушал?
Зоя Прокопьевна Калистратова, пианистка, актриса и просто «образец женственности», как называли ее столичные газеты, обожала изысканные шрифты. И сына обожала тоже.
Потому-то после школы и рванул Калистратов-младший из Питера в Нижний. Подальше от родительской любви и тотальной опеки. Он часто задавался вопросом, почему именно сюда, а не куда-нибудь в Пермь или Воронеж, где были отличные консерватории, чьи выпускники-пианисты гремели по всему миру? Впрочем, Антя давно перестал мечтать об артистической карьере, полагая главным для себя свободу. А, может, просто потому что в Нижнем тоже были Врата, и детская мечта становилась чуть ближе, когда Калистратов видел, как в безоблачную погоду далекое кольцо на высоком шпиле ловит закатные лучи.
Антон собрался, было, сообщить матушке, что сыт, здоров и весел, но тут двери лазарета разъехались, и на пороге появился декан Малкевич, деликатно поддерживая под локоток красную, точно вареный рак, Леденцову.
– Вы уж осторожнее, – назидательно гудел Борис Шамильевич, – в следующий раз не перетруждайтесь и пейте валериану. Очень перед экзаменом помогает. Калистратов! Проводите девушку до общежития!
Тот кивнул, а Катька, пронзив сокурсника злющим взглядом, сама ухватила Антона за плечо и чуть не на буксире потащила к лестнице.
– Я думала, ты мне друг! – плюхнувшись на сидение аэротакси, Леденцова, наконец, прервала обиженное пыхтение. Ткнула пальцем в водительскую панель. – А ты, оказывается, тот еще гад!
– Неправильно задан адрес, – флегматично отозвалась система.
– Малиновая, восемь! – выплюнула девушка и с возмущенным видом стала копаться в сумочке.
– Да что я сделал-то? – Антон возмущенно дернул вверх молнию куртки.
– Ты меня обесчестил. Фигурально выражаясь, конечно. Слышал бы, какую лекцию о современных нравах прочел мне Шамильич! Велел витамины кушать, сказал, что от депрессии помогает!
– Ну, Кать, ну подумаешь… – Калистратов скривился, – я же должен был как-то объяснять твой обморок. А что с парнем так вышло… дело-то обычное.
Леденцова на секунду застыла с гребнем в руке, а после, повернув к сокурснику холодное злое лицо, медленно проговорила:
– Тоша, ты слегка напутал. Это для тебя неудачи на любовном фронте дело обычное. А для меня – вопрос принципа. Дело профессиональной чести, можно сказать.
Калистратов потрясенно вздохнул:
– Так значит, правда, что ты… ночная бабочка?
Катька фыркнула и принялась снова орудовать расческой:
– Дурак ты, Антя. Ты про феромоны когда-нибудь слышал?
– Это что-то про бабочек?
– Дались тебе эти бабочки, – Леденцова всё еще смотрела мрачно, но орать, к счастью, перестала.
– Тогда, – воодушевился Антон сменой настроения, – знаешь, что? Пошли в «Две луны», а? Мы ж рядом совсем, я тебе мороженое куплю. В качестве компенсации, так сказать. Там и поговорим.
Леденцова хмыкнула, потом милостиво кивнула, а Калистратов направил такси на крышу кофейни, на которой тут и там были понатыканы красно-белые зонтики.
Друзья не стали спускаться в зал, а выбрали столик на крыше, у самого края, где через увитую искусственным плющом решетку открывался впечатляющий вид на ледоход.
– А ты не простудишься? – заботливо поинтересовался Калистратов, когда Катька подняла воротник плащика. – Ветрено всё же.
– У меня иммунитет, как у лошади, – отмахнулась Леденцова и, глянув в меню, мстительно заказала себе мороженое с натуральной клубникой.
– Не уверен, что у коней уникальная иммунная система, – пробурчал Антя и, мысленно пересчитав наличность на стипендиальной карте, ограничился пломбиром.
– Так что там с бабочками?
– Не будь занудой. И не с бабочками, а с феромонами. Если не вдаваться в подробности, это такие вещества, которые могут вызывать разные реакции. От страха до обожания.
– А ты…
– А я с ними работаю.
К столику бесшумно подрулила тележка на колесиках, и друзья сняли с подноса заказ – аппетитное мороженое в креманках, расписанных крупным алым горохом.
– Получается, ты химией занимаешься, – Антон облизнул ложечку, – и потому всегда и со всеми договариваешься?
– Можно сказать и так, – Леденцова загадочно усмехнулась. – Я при желании вообще могу тебя в себя влюбить.
– Э… а, зачем? – Калистратов уронил ложечку в креманку.
Нет, что ни говори, Катька была девица красивая. Высокая, белокожая, длинноногая. Вот только Антона брюнетки категорически не привлекали, может быть, потому, что напоминали Зою Прокопьевну? А еще Анте всегда хотелось чувствовать себя защитником. Сильным и отважным мужчиной, готовым подставить плечо хрупкой сказочной принцессе. А рядом с Катериной героем себя, наверное, чувствовал бы только какой-нибудь звездолетчик. Или, на худой конец, поп-звезда.
– Я чего, – уточнил Антя осторожно, – нравлюсь тебе?
– Нравишься, – серьезно кивнула Леденцова, – как человек нравишься. Вот потому я никогда не стану пробовать на тебе эту… продукцию. Понимаешь, Тошка… – она печально подперла кулаком подбородок и уставилась на блестящую под солнцем Волгу, – дружба имеет дурацкое свойство умирать, когда переходит в любовь. Вот, допустим, поругаемся мы, так ведь всё равно помиримся. А с любовью так не выйдет. Даже если помиришься, какой – то кусочек отношений будет потерян. Любить – это как гореть свечой на ветру…
Антон удивленно разглядывал точеный профиль подруги – на мгновение показалось, что Катька даже выглядеть стала старше. И Калистратов подумал, а так ли он был неправ, сочиняя про Леденцовские амуры?
– Впрочем, – девушка оторвалась от созерцания весенней природы, – если вдруг захочешь кого очаровать, или там наоборот, отвратить, обращайся. Как другу, сделаю тебе хорошую скидку.
И Катерина с видом кошки над сметаной отправила в рот спелую клубничину.
– А как ты это делаешь?
Перед мысленным взором Антона проплыла полузабытая картинка из какой-то детской книжки – носатая ведьма, помешивающая зелье в котелке.
– Духи, мыло, – дернула острым плечиком Леденцова, – прости, но в технологию вдаваться не буду. Семейная тайна, знаешь ли.
– Послушай, Кать, – юноша слегка покраснел и поскреб ложечкой скатерть, – ты, наверное, снова разозлишься, но я считаю, что так неправильно. Заставлять кого-то делать то, что он сам ни в жизнь бы не сделал.
Леденцова вскинула ровные бровки и усмехнулась:
– Не скажи. Всё не так просто. Бывает, что человеку нужен толчок, чтоб осознать некоторые вещи.
– Погоди!
Антон поспешно вытащил из кармана вибрирующий телефон и страдальчески скривился. Розовые символы на экране заметно прибавили в размере, а обилие знаков пунктуации указывало на непомерное волнение Калистратовой-старшей.
«Антон!!! – гласило послание. – Что случилось?!! Почему не отвечаешь?!! Мама волнуется!!!»
Прынц покосился на Катьку, с любопытством вытянувшую шею, и понуро начал набирать ответ.
– Маменька? – посочувствовала Леденцова, а потом тихо хихикнула:
– Слушай, Тошка, неужели и теперь ты станешь вести себя, как зануда-отличник? Я имею в виду, давай мы тебя надушим чем-нибудь эдаким, чтоб маменькина любовь пошла на убыль?
– Кать, – Антя поднял страдальческий взгляд, – мою маменьку никакие феромоны не возьмут, вот увидишь. Я лучше её по-старинке успокою, напишу вот, что экзамен сдал.
– А врать, по-твоему, хорошо?
– Так я правда, сдал… пока ты…
Катька вытаращила глазищи и нахмурилась:
– Значит, пока я, можно сказать, была на грани жизни и смерти, у тебя хватило чёрствости…
– Да, нет, он сам пришел. Логик. Ну, и поставил автоматом.
– А мне? А я? – Леденцова задохнулась от возмущения. – Как иголки тыкать, так в меня, а как автоматом, так тебе?!
– Да погоди ты! Уверен, он и тебе выставит. Его Малкевич знаешь как за жабры взял? Говорил, что это всё инновации виноваты. Ты, правда, коси на то. Скажешь, перезанималась.
– Я ж брошенка, забыл? – в Леденцовой, похоже, с былой силой взыграла обида, но тут, на Калистратовское счастье, на крыше ожил монитор интервизора.
«Твои руки словно крылья, а глаза, как сегидилья…» – взвился к весеннему небу звонкий тенор, а на экране возник чернявый красавчик в распахнутой на груди белоснежной рубашке. Парень кокетливо стрелял глазами, у подножия сцены бесновались молодые девицы, а внизу экрана бежала неоновая надпись «Кристиан Грэй. Теперь и в твоем городе! Дата концертов…»
– Бред какой-то, – фыркнул Калистратов. – При чем тут сегидилья? Они хоть знают, что это такое?
Посмотрел на Леденцову и удивленно сморгнул. Щеки девушки заливал нежный румянец, а сама она смотрела на патлатое чудо, точно голодающий на огромный сливочный торт.
– Какая разница… – пробормотала Катька, – это иносказательно. И вообще… красиво…
Антя от такого поворота на мгновение потерял дар речи. Кристиан Грэй на мониторе исполнил зажигательный танец с выворачиванием коленей. Вполне возможно, что пресловутую сегидилью.
Катька тряхнула волосами и с решительным видом вытащила из кармана миниатюрный салатовый «Эверест» – последнее слово отечественной мобильной индустрии. Мелодичный сигнал, и на ладони девушки выросла изумрудная голограмма – лопоухая голова незнакомого Антону абонента.
– Лёвушка, – пропела Леденцова, – мне срочно нужны билеты на концерт Грэя.
Под вопросительным Катькиным взглядом Калистратов отчаянно затряс головой, но подруга была неумолима: – Два. Желательно ближе к сцене.
– Кать, да ты чё, – растерянно бухнула голова, – билеты еще за две недели расхватали!
– Лёва, котик, – прищурилась Катерина, – меня не интересует, когда были раскуплены билеты. Я сказала, мне нужны два. Возле сцены. Или Аллочка тебе уже надоела?
– Шантажистка! – горестно возопил лопоухий. – Ладно, я попробую. Будь на связи.
– Вот, – Леденцова захлопнула крышечку телефона. – А ты говоришь – неправильно. Аллочка, между прочим, профессорская дочка. И в жизни бы не посмотрела в Лёвкину сторону. А так – и парень счастлив, и мне хорошо.
– А девушке? – Антон угрюмо глянул на подружку.
– Девушке тоже. Антя, она влюблена, и это главное. А каким образом – что за разница?
– Всё равно, – вздохнул парень, – так нечестно. Я бы хотел, чтобы девушка сама в меня влюбилась.
– Ну-ну, – фыркнула Катька, – то-то, смотрю, они на тебя гроздьями вешаются.
– Ничего. Я подожду.
Леденцова пожала плечами и отодвинула пустую креманку:
– Пошли?
– Погоди… – Антон, наконец, решился. Может, он и сошел с ума и ему мерещится всякое, но уж лучше знать наверняка. – Кать. Я спросить хотел. А… перед тем, как ты в обморок упала, ничего не заметила?
– А с чего б мне ещё поплохело? – вытаращилась на сокурсника Катька. – Знаешь, как я перетрухала? Думала, правда что с бабулей случилось. Это потом, в лазарете уже, сообразила, что меня в очередной раз на «слабо» взять пытаются.
– Чего-о?
– Долгая история, – Леденцова обреченно махнула рукой и полезла за сигаретами. – Но, если вкратце, родичи озаботились моей непростой судьбой и разыграли дурацкий спектакль, только бы вернуть меня в лоно семьи.
– А тебе не кажется, что это как-то слишком? – Антя вспомнил глаза незнакомой девушки. Она актриса? Или…
– Стоп. Бабушка? – Калистратов обалдело уставился на подругу.
– А что здесь такого? – Катька выпустила колечко дыма, тут же безжалостно снесенное ветром. – Ты точно с Луны свалился. Тош, есть такая вещь, как пластика.
