Текст книги "Книга Кораблей. Чародеи (СИ)"

Автор книги: Ника Ракитина

Соавторы: Наталия Медянская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

В конце концов, случилось закономерное. Завернув на полном ходу за угол, Хельга не рассчитала силы, и, покачнувшись, вместе со спутницей рухнула в жадно чавкнувшую дорожную грязь, от души приложившись коленом о брусчатку. Прихожанка тут же заголосила, что сестра по вере, никак, убить ее собралась, и, кажется, даже вознамерилась плеснуть советнице в лицо из придорожной вонючей лужи. Леди Блэкмунд, под громовой раскат хохота отставших от Жижеля горожан, вскочила на ноги и, залившись краской, побежала за Святым ходом, обещая себе, что вот теперь Его Преосвященство до рассвета точно не доживут. Старуха из лужи обиженно посмотрела вслед.

Прихрамывая и морщась от саднящей боли в колене, Хельга наконец-то догнала процессию и, поскольку обратно в грязь ее не тянуло, начала отчаянно протискиваться сквозь плотно сжатые бока прихожан, спешащих по мосткам посреди улицы. Ввинтившись в плотный строй и продвинувшись вперед на несколько локтей, волшебница внезапно поняла, что застряла. Затравленно покосившись по сторонам, она узрела колышущееся белыми чепцами пространство и множество глаз – серых, черных, голубых. Кто-то просто с любопытством зыркал вокруг себя, заинтересованно косясь на Хельгину голову, возвышавшуюся над толпой. А кто-то – глядя на этих людей, советница почувствовала себя совсем неуютно, – смотрел в небо пустыми расширившимися зрачками, не обращая внимания ни на тычки острых локтей, ни на духоту, ни на жар прижатых друг к другу тел, давивших так, что не повернуться. А во влажном воздухе вокруг висело и билось монотонное пение.

«Если я сейчас упаду – меня затопчут», – внезапно с ужасом подумала Хельга и, рванувшись, что было сил, выпростала-таки одну руку, оцарапав ее о железную пряжку чьего-то пояса. Волшебница суетливо поправила на голове сбившийся чепец, потянула, поморщившись, застрявшие между плечами прихожан длинные волосы. Оглянувшись по сторонам и выбрав момент, когда на нее никто не смотрит, тихо произнесла заклинание, и на голову идущей впереди нее дородной женщины опустилась белая голубка. Толпа вокруг ахнула и замерла. По процессии полетел торопливый шепот, истерические вскрики «Чудо! Чудо!» и громкий плач. Толстуха стояла, недоуменно хлопая глазами, открыв рот и растерянно утирала ладонью со щеки свидетельство истинности знамения.

Советница же, не теряя времени даром, прощемилась между верующими и, обреченно вздохнув, сошла с мостков, посчитав, что мягкая грязь – это все же безопаснее.

Пробежав обочиной и окончательно изгваздав подол котты, леди Блэкмунд настигла-таки начало процессии, продолжавшей неуклонно двигаться вперед. Святое шествие уже практически завершило свой путь, и летевший впереди отец Якуб в развевающихся одеждах победно потрясал флагом Мерриана, точно рыцарь, разящий неприятеля.

– Ваше Преосвященство! – Хельга, подобрав тяжелый подол, рванулась к ордальону. – Что ж вы делаете! Вы же половину паствы по дороге потеряли!

Жижель недовольно покосился на советницу, сглотнул, ошарашенный ее видом, и резко остановился.

– Пани советница! – он изумленно вытаращился на грязные разводы, тут и там покрывавшие ее руки, платье и лицо. – Что с вами произошло?

– Я пострадала за веру, – мрачно уронила Хельга, и тут сверху вновь полились потоки воды. Небеса потемнели, сверкнула косая молния и, придерживая руками взметнувшиеся под неожиданно сильным порывом ветра накидки, чепцы и плащи, Святое шествие кинулось укрываться под сводами кафедрального собора.

Глава 8
Мерриан. Хельга Блэкмунд

Собор святого Мерриана по сравнению с двухэтажными домами, лепившимися вдоль узких улочек, был грандиозен. Четыре высоких прямоугольных колокольни по углам главного нефа, возносящегося к небу позолоченным шпилем, были окрашены в небесно-голубой цвет. Изящные белоснежные колонны обрамляли массивные дубовые врата, украшенные резьбой и золотом. Ворот, ведущих внутрь собора, было четыре – на все стороны света, и с какой бы улицы ни явился к храму прихожанин, всегда складывалось ощущение, что попадает внутрь он непременно через главный вход.

Мельком оглядев собор, спешащая вместе с толпой укрыться от ливня Хельга поняла, что уже видела это великолепие: здание являлось точной копией столичного храма Судии. Только кафедральный собор Солейла был белоснежным и раза в два крупнее меррианского. Очевидно, провинциальные зодчие посчитали, что негоже превосходить столицу, и гордыню свою вовремя смирили.

Советница припомнила, как когда-то Торус рассказывал ей почти двухсотлетней давности историю строительства храма в Солейле – тогда людям во всю помогали подымать стены элвилин. Но постепенно такая «мелочь» стала забываться, а с тех пор, как к власти в Даринге пришел Орден Божьего суда, и вовсе замалчивалась. Волшебница раздраженно поправила сбившийся чепец и поморщилась – воспоминание о легате, как всегда, отозвалось болезненным ощущением в груди. Хельга подняла голову и вновь окинула взглядом здание. В хорошую погоду оно должно было играть позолотой и переливаться на солнце, однако, сейчас, когда тяжелые серые тучи почти опустились на позолоченный шпиль, а сильный дождь водопадом катился с водостоков, впечатление храм производил скорее гнетущее.

Площадь вокруг собора, мощенная серым камнем, пузырилась лужами, бурлила потоками воды, и пока Святое шествие втекало в распахнутые настежь двери, люди успели вымокнуть до нитки. Ко всему прочему, пока волшебница рассматривала здание, толпа успела отрезать ее от конвента, и теперь Хельгу теснили и пихали в бока простые горожане.

Внутри отец Якуб уже приступил к служению и, буквально внесенная толпой, советница поняла, что усесться на одну из стоящих стройными рядами скамей ей определенно не удастся. Обширное, гулкое помещение было до краев заполнено волнующимся морем прихожан, которые суетливо пытались отвоевать друг у друга свободные места. Большая часть осталась стоять в проходах, в боковых нефах и у самых дверей, плотно притиснувшись друг к другу. В конце концов, Хельга с трудом пробилась-таки к одной из белоснежных мраморных колонн, облегченно оперлась на нее и огляделась. Неф с узкими стрельчатыми окнами, чуть пропускавшими с улицы скудный свет, был озарен множеством водруженных на кованые подставки свечей. Пламя дрожало, потрескивало, играло тенями на мокрых лицах и бликовало на золотых фигурах святых сподвижников, украшавших распахнутые врата в алтарь. Внутри его, за круглой фигурой воздевшего к небесам руки Жижеля, матово поблескивала темная статуя святого Мерриана, державшего огромные чашечные весы.

– И приидешь, властитель, и воздашь каждому по делам его, – со всех сторон доносилось до советницы фальшивое, но проникновенное пение горожан. У некоторых на щеках блестели слезы умиления, и леди Блэкмунд почему-то почувствовала себя виноватой. Она никогда не отличалась излишней религиозностью и, работая на Орден, отстаивала службы скорее по необходимости, нежели из искреннего желания спасти свою грешную душу. Нахмурившись, волшебница очертила лоб двумя перстами и постаралась хотя бы на этот раз думать не о навалившихся на нее делах и испорченной одежде, а попытаться проникнуться общим настроением богослужения.

Члены конвента – рыцари и священники – через одного торжественно стояли перед алтарем. Плащи их с нашитыми на плечах эмблемами Ордена – серпами у воинов, и весами у священства, – складывались во впечатляющую черно-красную мозаику. Время от времени ордальоны синхронно вскидывали в воздух копья и жезлы и мрачным хором восклицали «Да будет так!», подтверждая неутешительные обещания, перечисляемые в адрес грешников Его Преосвященством.

Примерно через час от начала действа леди Блэкмунд, привыкшая обычно удобно сидеть на одной из передних скамеек, почувствовала, что ноги ее затекли, разбитое колено увеличилось в размерах раза в три; а дышавшая сбоку чесноком худощавая прихожанка стала вызывать искреннее желание сказать ей гадость.

Через два часа стояния в духоте и тесноте Хельга решила, что с нее достаточно – все равно отец Якуб вряд ли мог разглядеть советницу в общей толпе женщин, одетых в одинаковые белые чепцы, – и решительно стала пробиваться к выходу. Вокруг зашипели, и тощая соседка, к которой к тому времени советница успела воспылать поистине неземной любовью, весьма чувствительно ткнула Хельгу острым локтем в бок. Та собиралась, было, дать сдачи, как вдруг по толпе пробежал благоговейный шепот, и, обернувшись к алтарю, советница узрела, что отец Якуб с величавым видом вскинул вверх пухлую ладонь.

– Все вы сегодня стали свидетелями чуда, когда на нашу благочестивую… – он замялся, и один из стоящих рядом священников, сделав шаг к Жижелю, шепнул тому что-то на ухо. Лицо комтура разгладилось.

– …на нашу благочестивую Клариссу, жену пекаря, снизошло благословение Судии. Ибо явление голубя, как говорится в четвертом трактате святого Мерриана, свидетельствует, что не только тот, кому явилась божественная птица, отмечен за свою праведность, – голос Якуба взлетел к сводам храма и зазвенел.

– Но и те, кто помогал персоне сей в ее богоугодных делах, являются поистине избранными!

Хельга удивленно вытаращилась на освещенное фанатичным светом лицо комтура, фыркнула, за что тут же снова была приложена локтем, и с восхищением подумала, что с такой наглостью она встречается впервые.

Прихожане радостно зашумели, группа мужчин справа завела суровыми голосами хвалебное песнопение, а Жижель торжественно продолжал:

– Чудо сие свидетельствует, что Судия смилостивился и простил нам дела неправедные, из-за коих и попустил в нашем городе явление чернокнижника поганого…

Советница с грустью вспомнила, насколько веселым, обаятельным и общительным человеком был некогда помянутый недобрым словом некромант. Во всяком случае, до того момента, когда она увидела его в последний раз, два года назад. Волшебница до сих пор так и не смогла избавиться от чувства испуга, жалости и раскаяния, накатившего на нее волной, когда, подняв голову от обнаженного плеча Торуса, встретила взгляд застывшего в дверях Салзара. Сначала в прозрачных глазах некроманта промелькнуло удивление, неуверенность, потом надежда на то, что все увиденное может оказаться очередной глупой шуткой, а потом на смену надежде пришли злоба, ненависть и боль. Словно в дурном сне, где все движется очень медленно, а ты не можешь сделать и шагу, Хельга видела, как со лба Мидеса, наискосок, по щеке сползла капля пота. А потом он резко повернулся и вышел, хлопнув дверью так, что со стола покатился резной деревянный кубок, расплескав по скатерти красные лужицы, похожие на кровь. Сначала Хельга хотела ринуться следом, догнать, объяснить, что она не желала причинять другу боль, что просто не смогла противиться чувству и поэтому предала. И, возможно, если бы она с самого начала сказала Салзару, что не испытывает к нему больше привязанности, тому было бы намного проще примириться с правдой. Но потом, посмотрев в насмешливое лицо Торуса Фенхеля эйп Леденваля, Хельга отчетливо поняла, что какие бы слова она теперь ни сказала Мидесу, как бы ни клялась, что просто хотела сохранить дружбу, ничего уже не изменить…

И теперь некромант вернулся.

Леди Блэкмунд поежилась и, отгоняя от себя нерадостные мысли, постаралась сосредоточиться на проповеди. Жижель уже переходил к обещаниям воздвигнуть на месте явления небесного голубя памятный молельный камень, как вдруг над головами верующих в полумраке сводов полыхнуло белым, и в воздухе зависла маленькая пестрая птичка. По храму покатилось дружное: «А-ах!». Таких птичек в Мерриане не видели давно – пичуга была ростом с воробышка, пестрые перышки медового цвета топорщились в разные стороны, а голову венчал золотистый хохолок.

– Летавка, – презрительно выплюнули сбоку и, повернувшись, Хельга увидела холодные глаза и злобно поджатые губы пожилой прихожанки. – Вот ведь принесла нелегкая заразу! Руками бы своими глазища-то повыцарапывала тому, кто почтой короедской пользуется. Да ышшо в храме!

Хельга нехорошо усмехнулась, потому как Орден Божьего Суда последний год, поняв всю прелесть мгновенных перемещений, начал активно осваивать не только дольмены пришлых, но и посылать вместо гонцов летавок, похожих на те же самые порталы, только живые. И появившаяся в храме птичка определенно была предназначена какому-то ордальону, знавшему грамоту. Советнице даже удалось разглядеть привязанную к красной лапке бумагу, и Хельга начала с интересом наблюдать, как отреагирует получатель на неуместную почту. Однако птица почему-то не спешила садиться на плечо человеку, образ которого должен был представить себе отправитель послания. Она зависла над толпой, трепеща в воздухе крылышками, и, встревожено чворкая, крутила головкой в разные стороны. Потом летавка поднялась выше – кто-то из прихожан уже потянул вверх руки, желая схватить нахалку и выдворить из священного места, – сделала несколько кругов над толпой и устремилась в сторону открытых врат алтаря.

Отец Якуб, до сего времени делающий вид, что происходящее его совершенно не касается, исподлобья глянул на птаху и скривился. Он даже подпрыгнул, пытаясь дотянуться до летавки, но та ловко увернулась от его хлопнувших в воздухе ладоней. Невозмутимо уселась на край весов в руках святого Мерриана и начала жадно клевать раскрошенный в одной из чаш жертвенный хлеб. Такой наглости Жижель не вынес и, подобрав полы алого облачения, с рыком ринулся к птичке. Дальнейшее действо напоминало неудачный спектакль. Жижель подпрыгивал вокруг статуи, пытаясь согнать летавку, выразительно кшыкал и шипел. Подоспевшие на помощь служки в серых одеждах суетились рядом, маша на «еретичку» расшитыми алыми ритуальными рушниками. И все это сопровождалось нервным пением конвента, славящим деяния святого Мерриана, положившего свою жизнь служению Судии и Отечеству. В конце концов испуганно оглядывающаяся по сторонам летавка покинула убежище и была сбита в полете метко запущенной одним из ордальонов латной перчаткой.

Остаток службы прошел поспешно, суетливо и то и дело сопровождался тихим хихиканьем некоторых не слишком серьезно настроенных верующих.

Войдя в свою комнату в прецептории, советница захлопнула дверь и, прислонившись к створке, устало вздохнула. Тревожная ночь, Святое шествие и длинная служба сделали свое дело: все, чего желала Хельга сейчас – это рухнуть на кровать и никого не видеть сутки, а лучше двое.

Сзади негромко поскреблись, и волшебница с тихим стоном распахнула дверь. Марта, держащая в руках кувшин и рушник, изумленно оглядела свою временную хозяйку и подозрительно закусила губу, наливаясь краской. Хельга с тоской подумала, что человек, покрытый засохшей грязью – это не смешно, и нахмурилась, поспешно сдирая с головы дурацкий чепец.

– Да… – протянула служанка, злорадно и весело блеснув глазами, – боюсь, что кувшином здесь явно не обойтись…

– Ну, так чего же ты ждешь? – подняла бровь волшебница. – Иди за другим и, главное, – она криво усмехнулась, – ничего не бойся…

Девица, молча прошествовав в комнату, брякнула кувшин и полотенце на стол и удалилась с гордо поднятой головой. Хельга вздохнула. Марта вела себя слишком свободно для простой служанки, а для советницы не было новостью, что ордальоны часто использовали слуг в качестве соглядатаев. Жижель, очевидно, решил подстраховаться и приставил к леди Блэкмунд своего человека, только вот с профессионализмом у девицы-гордячки было явно туговато. Волшебница стала стягивать с себя грязную котту и злорадно подумала, что непременно намекнет Якубу насчет его неумения отбирать людей для Ордена.

Через несколько минут Марта вернулась с водой, внимательно и слегка ревниво окинула взглядом стройную фигуру Хельги – советница в этот момент отчаянно пыталась самостоятельно справиться с умыванием.

– Что зенки вылупила, помоги, не видишь – мне тяжело? – волшебница кивнула на полный до краев глиняный кувшин, который безуспешно пыталась наклонить одной рукой. Служанка поспешно ринулась на помощь и, отставив свою ношу в сторону, стала, не спеша поливать Хельге на руки, попутно косясь на мокрую рубаху советницы. Потом не выдержала.

– А позвольте спросить, панна?

– Спрашивай, – буркнула леди Блэкмунд, вымывая из глаз пену какого-то особо ядреного сорта меррианского мыла.

– Вот вы, смотрю, такая вся стройненькая да гладенькая, – елейным голоском проговорила служанка, – а ведь лет-то вам, чай, немало? Ну, по лицу ж заметно. Вы так хорошо сохранились оттого, что не замужем да детушек, небось, не имеете?

Хельга поперхнулась, закашлялась, выпрямилась и вырвала из рук Марты кувшин. Облизнув мокрые губы, с наслаждением опрокинула его прямо на голову настырной девице.

– А теперь, если не хочешь, чтобы я тебя высушила с помощью небольшого костерка на твоей макушке, убирайся отсюда подобру-поздорову! И, пока не выучишься, как должна себя вести хорошая служанка, не возвращайся.

Марта, задохнувшись от излившихся на нее потоков воды, растерянно захлопала глазами, пухлые губы ее скривились, и девица неожиданно громко, совсем по-детски разревелась и вылетела за дверь.

Леди Блэкмунд в бешенстве распахнула один из сундуков, грохнув тяжелой крышкой, схватила первое подвернувшееся под руку платье. И, наскоро одевшись, стрелой помчалась к Жижелю, намереваясь высказать все, что думает о нем, его слугах, в частности, и о мерзкой дыре, которой является Мерриан в целом.

Отец Якуб преспокойно обедал, не покидая своего поста в кабинете. Замерев с поднесенным к губам золотым кубком, он изумленно вытаращился на советницу.

– Ну, знаете, епископ! – Хельга с размаху рухнула в кресло и стала нервно заплетать растрепанные волосы в косу. – И где только вы берете таких несносных дур, как эта ваша Марта?

– По протекции, леди советница, по протекции, – расплылся в неискренней улыбке Якуб, и волшебница заметила, что Его Преосвященство усиленно пытается заслонить раскрытым томом изречений святых мучеников нечто на своем столе. – Вина не желаете?

– Нет, отец Якуб, я берегу здоровье и предпочитаю не пробовать местные сорта, – Хельга тут же сделала стойку и, радушно улыбаясь, вытянула шею, пытаясь разглядеть, что же такое крамольное затесалось в поздний завтрак епископа.

– Леди Блэкмунд, – Жижель чуть передвинул книгу в сторону и улыбнулся еще шире, – неужели я произвожу впечатление человека, который смеет предложить такой изысканной даме, как вы, плебейское пойло? Чистый, выдержанный осенний мед, как вам такое?

– Мед? – удивленно подняла густые брови женщина, – вы хотите сказать, что комтур Мерриана балуется на досуге короедской выпивкой?

– Ох, леди советница, – вздохнул Жижель, – есть у элвилин несколько вещей, которые вполне заслуживают внимания. Ну, естественно, после надлежащей отчитки, освящения и других мер по изгнанию влияния Мглы. Дольмены, летавки и мед – вот то хорошее, что мы, как мудрые последователи святого Мерриана, можем взять себе на служение, ибо говорил тот достойный муж, что не всякое зло надобно высекать, не зря ему в корень, и…

– Кстати, о летавках… – Хельга, не переставая улыбаться, поднялась с места, расправила пышную юбку темно-зеленого колера, невозмутимо подплыла к столу и обличающе ткнула пальцем в тарелку, которую епископ все еще пытался прикрыть книгой. – Ваше Преосвященство, вы сожрали на завтрак гонца?

– Что за выражения, леди Блэкмунд? – деланно возмутился Якуб и густо покраснел. – Ну, не хоронить же нам убиенную птаху, к тому же мясо у летавок мягкое и изысканное. Да и редко можно позволить себе такую роскошь – попробовать запеченную короедскую птичку. Хотите? – он радушно ткнул в блюдо жирным пальцем, отодвигая в сторону книгу.

– Нет, спасибо, – скривилась Хельга, глядя на торчащие в небо сморщенные коричневые лапки и тоненькие косточки с остатками белого мяса, – что-то у меня аппетит пропал… Кстати, а кому же было адресовано письмо?

Якуб засуетился, поспешно вытер руки о вышитую салфетку и, вскочив, вытащил зубами пробку из высокой глиняной бутылки, украшенной по горлышку элвилинскими рунами. До Хельги донесся тонкий запах, немного отдающий вереском, сладостью и горечью одновременно. Именно так пах редкий сорт ядовитой болотной орхидеи, малые количества которой придавали старинному напитку изумительный, ни с чем не сравнимый вкус. И, попробовав однажды, его уже нельзя было ни с чем перепутать.

– Прошу, отведайте, – Якуб протянул женщине кубок, и Хельга заметила, что рука его чуть подрагивает.

– Благодарю, – советница понюхала напиток и поставила на край стола, – только после вас, – широко улыбнувшись, она кивнула на бутылку, и Жижель, скривившись, с кислым видом подлил меда в свой кубок.

– Вы не ответили на мой вопрос, – заметила советница, наблюдая, как комтур делает большой глоток, внимательно поглядывая на нее цепкими глазками из-за золотого края бокала.

– Да ничего особенного, уверяю вас, – епископ утер пальцами уголки губ и пожал плечами. – Видите ли, матушка одного из наших рыцарей, внезапно лишившись всех своих сбережений, воспылала любовью к отпрыску и решила срочно напомнить ему о сыновнем долге. Я уже имел разговор с этим ордальоном, и он меня уверил, что больше такого не повторится… А что же вы не пьете? – Якуб насмешливо поднял брови. – Как видите, со мной ничего страшного не произошло.

Хельга дернула плечом и, взяв в руки кубок, уселась обратно в кресло.

– Ваше Преосвященство, – она пригубила мед и на секунду с наслаждением закрыла глаза. Терпкий знакомый вкус теплотой прошелся по венам, слегка вскружил голову и отступил, точно откатилась от берега ласковая волна, – сэр Дамиан говорил, что вы, кажется, допрашивали того стражника, который был в подвале в самом начале нападения на прецепторию?

– Я попытался, – хмуро заметил Якуб, – но сэр Антоний был в странном, сумеречном состоянии, и ничего толкового так мне и не сказал. Голоса он слышал, да двинуться с места не мог. И все повторял, как заведенный, что глаза у чернокнижника страшные и белые. Видать, бредил, или морок какой на него колдун напустил…

– Нет, не морок… – задумчиво покачала головой леди Блэкмунд, – глаза у него действительно очень светлые. А вот то, что многого рассказать не смог рыцарь ваш – это действительно серьезно… М-да, сильный колдун нам попался, епископ, он всегда подающим надежды волшебником был, а уж сейчас и подавно…

– Так вы что? – Жижель аж взвился с места, – знаете, кто непотребство сие учинил? И до сих пор молчите?

– Отец Якуб, – усмехнулась Хельга, – прошу вас запомнить, что делом с применением магии занимаюсь здесь я, мне и решать, кому и что говорить.

Она покрутила в руках золотой кубок, рассматривая причудливую вязь из цветов и виноградных листьев по ободку, и негромко продолжила:

– Впрочем, я скажу вам, кто был этот волшебник. И вы перевернете весь Мерриан, чтобы найти его. Если, конечно, он не покинул город. Вы допрашивали охрану на воротах?

– Естественно, первым же делом, – епископ, крайне заинтересованный, вышел из-за стола и взволнованно начал мерить шагами комнату, сложив руки за спиной и время от времени бросая быстрый взгляд на советницу. – Никто ничего не видел подозрительного либо странного. Так кто же он, леди Блэкмунд?

– Салзар Эвольд Мидес, аристократ, выпускник столичной Академии волшебства, – мрачно уронила Хельга и уставилась в окно, за которым все еще моросил мелкий и нудный дождь, оббивая последние яблоки на ветках. – Мне доводилось с ним встречаться, когда я обучалась в этом достойном заведении…

– Ну, насчет достойности его я бы, пожалуй, воздержался, – с кривой усмешкой начал Жижель и вдруг резко остановился, точно налетев на невидимую стену. – Как вы сказали? – епископ повернул к Хельге слегка побледневшее лицо, – Мидес? А не тот ли это волшебник, который несколько лет назад упокоил Старое кладбище в Солейле?

– Именно он, – невозмутимо подтвердила советница, – и, должна заметить, что его сила с того времени сильно возросла.

– Ох… – Жижель рухнул в кресло напротив, отчего то жалобно скрипнуло, и закрыл рукой глаза, – и это чудовище сейчас здесь? В моем городе?

– Возможно, – кивнула головой женщина, – хотя, ваша служанка болтала, что он провалился сквозь землю?

Комтур поморщился:

– Леди советница, вы же умная женщина… Ну какое «сквозь землю»? Не стоит обращать внимания на выдумки невежественных дур…

– Да, возможно, вы правы, – задумчиво протянула Хельга, вспомнив, что встречала в одной из книг упоминание о катакомбах неизвестного назначения, построенных пришлыми. Они имелись под многими городами, под Меррианом вроде бы тоже. – Но, стоит проверить. Кто-нибудь может указать конкретно то место, где чернокнижник под землю провалился?

– Да я уже спрашивал, – махнул рукой Жижель, – говорят, что в соседнем поместье, в саду. Хозяйку, поди, до сих пор микстурами отпаивают. Как же – увидеть у себя под окнами такое…

– Позже покажете, где это, – распорядилась Хельга и нахмурилась. – Ваше Преосвященство, а что еще вы сделали, пока я лежала без памяти?

– О! – оживился Жижель. – Мы успели многое. Например, взяли под арест графа Юлиуша Бенедикта Олла – дядюшку девицы, которую чернокнижник освободил. И герольды теперь несколько раз на дню будут вещать по городу, что ежели та девица, Флорой Ариной именуемая, не явится сама, да не покается, казнен ее родственничек будет. Прямо на городской площади, под свист и улюлюканье толпы, а вменена ему будет связь с короедами, – комтур мстительно сощурился и улыбнулся, весьма довольный, – а нечего брать на службу кого попало…

Советница удивленно посмотрела на епископа, и в голову ей закралась нехорошая мысль: а что, если Якуб просто банально ревновал Джоанну к Сианну? В конце концов, девица выросла хорошенькой и уже совершенно не напоминала гадкого утенка, каким была, когда Хельга покинула отчий дом.

Волшебница неопределенно хмыкнула, а Жижель между тем продолжал:

– И я очень надеюсь, леди Блэкмунд, что вы сами допросите графа Юлиуша, ведь этот человек может многое рассказать. Знаете… – Якуб доверительно повернулся к Хельге и похлопал ее по руке, – я всегда не доверял графу, супруга-то его покойная крови была нечистой, ибо имела в роду своем элвилин…

Хельга, которая прекрасно была осведомлена о наличии в роду Оллов не только представителей элвилин, но и детей Люба – рыжеволосых магов древней расы Даринги, откуда, очевидно и брали корни ее личные способности к волшбе, едва не кивнула. Она вздрогнула и постаралась взять себя в руки – Его Преосвященству совершенно ни к чему было знать, что девичья фамилия ее достопочтенной матушки была Олл, и вышеупомянутый граф Юлиуш приходился маман младшим братом. Советница прикусила губу, определенно не вдохновясь перспективой предстать перед дядюшкой и быть заключенной в родственные объятия на глазах епископа.

– Ну, а что-нибудь еще в городе случилось необычного? – спросила она, скорее, из желания отойти от опасной темы, чем действительно придавая значение последним меррианским новостям.

– Да все по-старому, – махнул пухлой ручкой отец Якуб, – разве что вот театр приехал. Дня два уже тут стоит на главной площади. Утверждают, что труппа из самого столичного Очень Большого Театра. Даже на тележке начертано, на пологе, – комтур прищурился и толстым пальцем нарисовал буквы в воздухе, – О.Б.Т… Только что-то я им не верю, хотя сам не смотрел…

– Да, скорее, мошенники какие, – Хельга обняла себя за плечи и зябко поежилась – из приоткрытого окна потянул легкий сквознячок, точно где-то открылась входная дверь. – Хотя, надо бы на всякий случай их проверить…

Из коридора внезапно донеслись громкие возмущенные голоса, и через секунду в кабинет Жижеля влетел ошарашенный охранник.

– Ва… вашество… там этот… некромант!

Хельга, побледнев, резко вскочила с кресла, подумав, что если ей сейчас придется схлестнуться с Мидесом, то от здания прецептории мало что останется.

– Что-о? – Якуб захлопал ресницами и растерянно посмотрел на волшебницу. – Это что, нападение, да?

– Не знаю, – сквозь зубы бросила женщина, вставая так, чтобы высокая спинка кресла хоть немного загораживала ее от двери. Жижель, видя перемещения советницы, позеленел и, подскочив к оружейной стойке, начал трясущимися руками вытаскивать из нее меч.

– Чего же ты сюда примчался, дурень? – пыхтел комтур, бросая яростные взгляды на замершего охранника. – Тебе тревогу нужно подымать, да за священниками бежать скорее.

Стражник открыл, было, рот, но тут дверь распахнулась, и в комнату, семеня на коротких ножках, с горестным воплем влетел маленький человечек. Яркая одежда на нем сияла всеми цветами радуги, а носы модных пуленов были настолько длинны, что было неясно, как вообще карлик может передвигаться, не спотыкаясь на каждом шагу. Когда он подошел ближе, загадка разрешилась: носы туфель были подвязаны к коленям. В руках посетитель зажимал свиток, яростно потрясая им над головой. Узрев стоявшего возле стойки Якуба с мечом в руках, человечек издал торжествующий вопль и с размаху брякнулся в ноги комтуру, похоже, собираясь облобызать край его сутаны.

– Ваше Преосвященство, не губите!!! Не попустите детям моим погибнуть с голоду, не оставьте без участия своего великого благочестивых слуг Ордена!

– Да кто ты такой? – отец Якуб в панике начал вырывать из рук посетителя подол, однако карлик не сдавался, держал крепко, и в пылу отчаянной борьбы Хельге даже удалось разглядеть кривоватые икры комтура, что немало ее позабавило. Впрочем, радовалась она недолго – дверь снова тихонько скрипнула, по спине потянуло сквозняком. Советница вздрогнула и медленно обернулась. На пороге стояла высокая фигура, облаченная в свободную черную хламиду с длинными, полностью скрывающими кисти рукавами.

Из-под надвинутого на самый лоб капюшона топорщились в разные стороны седые лохмы, а оскалившийся в улыбке рот зловеще щерился несколькими кривыми зубами. Пришелец, резко выбросив руки вперед, проорал заклинание, но Хельге на какую-то долю секунды удалось опередить его, и идущая от ладоней волна горячего ветра отбросила седого в коридор. Только потом советница сообразила, что за долгие годы магической практики и общения со всевозможными магами, ворожеями и колдунами заклинание, начинающееся со слов «Эгзеги монументум», ей ни разу не встречалось.

Из коридора послышался стон, потом что-то загремело, раздались горестные причитания; стражник, наконец-то опомнившись, вылетел туда и через мгновение уже затаскивал в кабинет стенающего «мага». Капюшон с его головы упал, седые лохмы, оказавшиеся на поверку париком, сбились набок, и на Хельгу несчастными глазами уставился молодой симпатичный парень.