Текст книги "Книга Кораблей. Чародеи (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
Соавторы: Наталия Медянская
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 14
Дальнолесье. Аррайда
– Здесь поблизости озеро есть? Или река? Хочу посмотреть, как закат в воде отражается, – неожиданно для себя сказала я. «Жизнь наша короткая, как закат: вот солнце над водой, а вот уже в реке»… – Если ты не занят, конечно? А то целый день со мной…
Я подавила вздох. Мадре улыбнулся:
– И река есть. И озеро – недалеко от военного лагеря, где Велит Цмин тренирует новобранцев. И вода ближе к вечеру в нем всегда похожа на парное молоко. Возьмем лошадей и поедем?
И мы поехали.
Элвилинские кони легко несли нас мимо терновых изгородей, падуба, бересклета, рябины. Одрин на скаку сорвал сердоликовую гроздь и осыпал меня рдяными ягодами. Места нехоженые, нежилые тянулись от распадка к распадку, цветы пестрели в траве праздничным многоцветьем; золотели груши-дички на склонах; среди темных, почти черных елей светились лазоревым шиповник, боярышник, барбарис.
Князь остановил коня на пригорке и, глядя вниз, произнес восхищенно:
– Ты посмотри, как здесь красиво!
Маленькое озеро, похожее на чуть сплюснутую луну, лежало перед нами. Над водой поднимался пар; смешиваясь с туманом, завиваясь прядями, укрывал лозы по берегам. Позванивали редкие капли. Высокая, по грудь, нетронутая трава казалась серебряной от росы. Я спрыгнула в нее и покатилась по склону, придерживая меч, чтобы не наставить синяков. Через минуту одежда на мне стала мокрой, но – давно я себя так замечательно не чувствовала, не ощущала, не жила. Все беды и заботы отошли. Наконец, я упала на спину, на пружинящую подушку зелени, глубоко вдохнула влажный воздух и закрыла глаза.
Судя по звукам, Одрин тоже спрыгнул с лошади, хрустко проехался по влажному склону вниз. Охнул, теряя равновесие, и громко рассмеялся.
– Триллве, ну что же ты делаешь! Ты же вся мокрая!
– Ну и… трава тоже мокрая, и ей это нисколько не вредит, – я похлопала ладонью рядом с собой. – Иди ко мне. А… кони не сбегут? Пешком до утра не дотопаем. Разве что летавку…
Тут я вспомнила о манке, который так и болтался у меня на шее, стянула и подала жениху:
– Вот. Спасибо… До сих пор не понимаю, как она ко мне залетела: там ни окон, ни дымогона… и дверь закрыта была… Талька что-то о дольменах говорила, – я лениво повернулась на бок.
– Кони не сбегут, – князь улегся в траву и рассеяно повертел манок. – Ты же знаешь, мы с животными ладим… А летавки – окна им ни к чему. Они сами как дольмены, только маленькие.
– Как я в библиотеке? Ой, прости… – я, дотянувшись, растрепала волосы Одрина. Мне вовсе не хотелось огорчать его грустными воспоминаниями. Хотя… почему грустными? Мы ведь вместе.
– Ну что, купаться? Все равно заката не видно, – я поглядела на золотящиеся облака. Встала, по-кошачьи отряхнулась и, отстегнув меч, сбрасывая на ходу одежду, спустилась к берегу. – Слушай!.. А бассейн в термах не с него делали?
– Все может быть…
Князь тоже разделся и с наслаждением нырнул. Вода и впрямь была, как парное молоко. Оказавшись на середине, он высунул голову, отводя от лица намокшие пряди, фыркая и смеясь:
– Как же здесь хорошо! Триллве, плыви ко мне…
Я погрузилась без всплеска, поплыла, словно скользя среди облаков. Жених протянул руки и, когда наши пальцы встретились и переплелись, притянул меня к себе:
– Как же я соскучился, Арри!
– А с нами все время кто-то был… Ты не устал? Тебе хорошо?
Обнимая его, я висела в воде, как в тумане, чуть пошевеливая ногами.
Видно было недалеко – до волнистой белой стены… окружающей нас, словно колодец… И бегучие облака над головами.
– Мне с тобой везде хорошо! – крикнул им князь и деловито добавил. – Только я беспокоюсь, что ты замерзнешь. Одежда насквозь промокла…
– Пф, – выдохнула я. – Я с тобой не замерзну – ты теплый. И во мне огонек горит. Я просыпаюсь, вспоминаю о тебе – и мне светло. Прости, – я смутилась, – может, я глупости говорю…
Князь счастливо улыбнулся:
– Этот огонек зовется любовью. И это совсем не глупости, а очень большое счастье. Некоторые так и живут всю жизнь, мечтая хоть издали прикоснуться к этому огоньку, а в нас он горит ровно и ярко. Я ведь сразу же, когда тебя увидел…
Я растворялась, даже не осознавая, в чем – в молочной ласке воды или в теплых руках… растворялась, не боясь, что предадут, оттолкнут… что под нами глубина… с Одрином мне вообще ничего не было страшно. А он глухо охнул и тихо сказал:
– Триллве, пойдем на берег. Здесь слишком глубоко…
И мы заскользили, взявшись за руки, среди упругих цветочных стеблей с зелеными бутонами, которые к ночи должны были расцвести. У берега, где воды было по колено и плыть оказалось невозможно, я встала на ноги, чувствуя, как капельки скользят по коже, не отводя от князя глаз. Потом покраснела, опустила взгляд… но не выдержала, подмигнула и рассмеялась:
– А все же ты на лилию похож!..
Он рассмеялся тоже:
– Дались тебе эти лилии…
Встал вплотную и прижал меня к себе:
– Я надеюсь, теперь это будет твой любимый цветок.
Кожа мужчины была прохладной, как лепестки, а изнутри шел ровный жар. Я выгнулась, опираясь спиной о его ладони, закинув голову к небу; увидела прорвавшиеся сквозь облака розовые лучи. А затем ноги подогнулись, и мы с женихом мягко ухнули в траву. Она сомкнулась над головой, словно зеленая толща воды, и только холодные капли с потревоженных стеблей иногда падали Одрину на спину, заставляя его слегка вздрагивать. Лилейный посмотрел счастливыми глазами мне в лицо и, похоже, на миг позабыл кто он и где.
– Триллве! Посмотри на меня…
Я шевельнулась, хрустнув травой. Та запахла нежно и пряно, мешаясь с ароматом лилий и вереска… Я заглянула в серебристый туман его глаз. И пропала.
– Научи меня летать…
По телу князя пробежала дрожь. Он застонал и прижался ко мне, шепча:
– Триллве, мы полетим. Мы обязательно полетим…
Мир вспыхнул и сгорел и просиял снова.
Облака над нами разошлись, и в траве засверкали радуги. Они переплетались и множились, а заходящее солнце заливало небо расплавленным золотом. Где-то в терновнике цвыркнула птаха. Я глубоко вздохнула.
– Одрин…
Мадре перекатился на спину, увлекая меня за собой.
– Ты… ты чудо… Не замерзла? – провел ладонями по моей мокрой спине.
– Ой, ветер щекочется… – зафыркала я. – Вредина… А пойдем еще купаться?
И легко вскочила. Нога не болела, совсем. А озеро… на легких волнах покачивались, распускаясь, зеленовато-белые бутоны… словно лежащие на бледно-зеленых ладошках листьев… Обычно уловить, как распускаются цветы, невозможно… но здесь, здесь время и вправду двигалось по-другому… Или? Я медленно повернула голову к князю:
– Это… это ты? Для меня?
Одрин сел и посмотрел на озеро. Растерянно проговорил:
– Триллве… Я не знаю. Я ничего специально не делал. Просто, понимаешь, у меня сейчас такое чувство, что я рождаюсь заново. Как бабочка из кокона… И я счастлив, потому что быть коконом очень больно.
Он тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, легко вскочил, потянув меня за собой:
– Пойдем? Посмотрим ближе?
Я стиснула пальцы жениха – теплые, даже горячие; рука к руке, плечо к плечу – одних пальцев мне было мало…
Мы до колен вошли в воду, и по ней скользнуло наше смазанное отражение – как… как в Книге… А в колеблющейся воде продолжали распускаться водяные лилии – белые, словно только что выпавший снег.
Одрин положил руку мне на плечо, а вторую вытянул над водой. Цветы одновременно качнулись в его сторону, и элвилин улыбнулся:
– Они отвечают, видишь? Знаешь, мне в последнее время кажется, что, когда ты рядом со мной, через мое тело глубинным потоком течет магия. Какая-то иная, не та, что я знал раньше… Может быть, ты сама – волшебница, и просто не помнишь об этом?
Я, не выпуская руки жениха, опустилась в воде на колени, утыкаясь носом в цветок.
– Нет, не думаю. Все мое волшебство – это ты.
Я обернулась, отразившись в кошачьих глазах элвилин: нагие плечи, спутанные мокрые рыжие волосы, доверчивый взгляд.
– Солнышко мое… не бойся за меня.
Мы медленно закружились в озерной воде… Крутился, поднимаясь от воды, туман, плясали берега… Вода стала такой же золотой, как и небо… Под конец этого странного танца я прильнула к жениху и прошептала ему в плечо:
– Не бойся… ничего не надо бояться…
Одрин погладил мою обнаженную спину и, запрокинул голову, чтобы прогнать глупые слезы. Где-то высоко в небе парил, распластав широкие крылья, ястреб; закатное солнце чуть подкрашивало красным облака, и князь, похоже, впервые в жизни позавидовал сыну:
– Знаешь, если бы я был менестрелем, я сочинил бы для тебя балладу…
– Спасибо, – я строго посмотрела ему в глаза. – Ты сделал для меня то, чего ни одна, даже самая прекрасная баллада, не заменит. Ты… – я не докончила, все слова показались глупыми и неискренними, и я лишь сильнее обняла своего мужчину, положив растрепанную голову ему на плечо. Просто благодаря тебе я вообще живу.
Мы долго сидели на берегу, укрывшись рубашкой Одрина, пили наколдованное князем вино и гоняли комаров. Те никак не могли понять, имеют ли право кусать меня в его присутствии. Кружек у нас снова не было, и жених сделал их из свернутых листьев кувшинок. Вино было удивительным, сладким, пряным и густым. Оно ничуть не напоминало осенний мед, но хуже от этого не становилось. Я выпила до дна и слизнула с листа капли. Голова кружилась. А впереди… впереди была еще целая ночь… Одна из многих… из тех ночей, что обнимают землю и обещают ей чудеса.
Мы развели небольшой костерок и пекли на углях картошку. Я хватала ее, горячую, измазанную пеплом, кидала из ладони в ладонь и вгрызалась через угольную корочку в горячую нежную мякоть. Труднее было придумать что-то вкуснее. Ну разве что вчерашняя, поделенная на четверых колбаса.
Одрин допил вино и подтянул к себе прихваченную с ним вместе корзину. Откопал в ней здоровенный помидор и сочно захрустел, откинувшись в траву.
– Триллве… А ты смеяться не будешь?
– Нет, не буду. Ни за что.
– С неделю назад мне приснился сон. Будто я иду в Твиллеге по коридору, а ко мне бежит девочка. Слегка похожая на Артемию, только волосы рыжие. Звонко смеется и руки раскинуты. Я присел, чтобы ее обнять, но тут меня Сингард разбудил. Думал, я знаю, куда подевался перегонный куб из лазарета, – князь хмыкнул. – И знаешь, в том сне я был уверен, что эта девочка – моя дочь… Э-э… А почему ты так на помидор уставилась?
Я всхлипнула.
– И… что здесь смешного? А помидор? Ну, я его хочу съесть.
Брови Одрина встали домиком:
– Ты так расстроилась из-за помидора? На вот, только не реви, – он погладил меня по голове. – Просто в следующий раз попроси сразу.
– Я не из-за помидора… – я с благодарным видом затолкала останки овоща в рот, – а что Сингард сон не дал досмотреть… и вообще… мне тебя жалко… Я мальчика хочу-у. Но можно и девочку…
И, смутившись, спрятала лицо в ладонях.
– Боюсь, тут от нас уже ничего не зависит, – засмеялся элвилин. – Смотри, к ночи тучи совсем разойдутся… Будет у нас свадьба под звездами…
– И под комарами! – шлепая себя по плечу, пробурчала я. – Одрин! Ну какая из меня жена? И уши не острые, и по дому ничего не умею… И… мне просто страшно. Я не знаю, как это… будет все. Ты князь, а я… вообще кто, не известно. И что будет потом? – выдохнула я. – Когда ты останешься вот такой, а я состарюсь.
Он опять стал гладить мои волосы:
– Девочка моя… Ну что ты… Я ведь не служанку себе выбираю… А когда… Триллве, я не смогу жить без тебя и тоже уйду.
Горло перехватило. Несколько секунд я напрасно старалась вдохнуть.
– Ну, не надо так… Я обещал тебе, что буду рядом. И неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одну там? – он запрокинул голову и посмотрел на темнеющее небо и первые звезды, загорающиеся над головой.
– Меня уже оставили там… одну… – внезапно выплеснулось из меня. – Забывали, бросали… как старую куклу… задвигали в угол… потом манили и били в незащищенные места… я не… – я скользнула в траву, скорчилась, зажимая рот рукам, трясясь от беззвучных слез.
Жених рванулся ко мне и, прижав к груди, глухо сказал:
– Я его убью, девочка. Я тебе обещаю. Вот только доберусь туда…
У меня зашлось сердце и звезды раздробились в глазах, полных слез.
Князь уткнулся губами мне в волосы и начал тихонько укачивать:
– Тише… тише, моя звездочка. Я клянусь, что это последние слезы, которые тебя кто-то заставил проливать. Я клянусь, что теперь ты будешь плакать только от счастья…
Звезды раскатились по небу цветным стеклянным крошевом, мелким серебром. И среди них из туманной дымки над озером вальяжно всплывали две луны – красно-золотые, как ножны моего меча. Они были похожи на смеющиеся лица.
– Скоро осень, – сказал элвилин. – Гляди, Танцовщицы встретились.
Тоненько звенели комары, плескали волны, вздыхала трава… Ну разве можно спать в такую ночь? Я взяла теплую ладонь князя. Глубоко вдохнула ночной воздух.
– Идем…
– Куда? – шепотом спросил он. Будто мальчишка, встретивший древнее божество.
Я поискала глазами коней… они хрупали травой на холме – на фоне неба смутно рисовались силуэты. Поднимаясь туда, мы словно шли среди звезд.
Одрин подвел меня к гнедому и подсадил в седло. Привычно устроился сзади, обнимая меня рукой. Свободная лошадь послушно потрусила следом.
Перед нами раздвинулись кусты терновника и снежноягодника. Наверху кроны сосен зашуршали хвоей. Сосны, красноватые, плотные и высокие, выглядели странно. Они словно наклонились под вечным ветром, но не от него, а к поляне, почти что сойдясь над ней мохнатыми лапами. Но на поляне не было темно. Среди ее мха, цветочков и бледно-зеленой травы над робким родничком распростер во все стороны корни и сучья ясень. Как небо, как защиту. Его листья тихо шевелились, отливая золотом; плескали ленты из бледного шелка, привязанные к ветвям, и вся поляна была пронизана легкой светящейся дымкой, как вокруг Твиллега: словно тут тоже дремал золотой котище Люб – первопредок любовых детей, и ласково урчал во сне.
Ясень стоял среди плеска и легкого шороха – словно топота мягких невидимых лапок. Он был узловатый, могучий и древний. И в изгибах коры мне почудилась усмешка дедки-лекаря Сингарда, добрая, мудрая, все понимающая.
Подъехав к подножию сосен, Мадре остановил лошадей и осипшим от волнения голосом произнес:
– Это здесь, Триллве…
– Одрин… мне нехорошо…
Это была не физическая боль, не усталость и даже не предчувствие. Просто мохнатый выворотень крутанулся в груди, будто всплыв из глубоких вод, и властно напомнил об ужасе… полузабытом, смутном… о страхе высоты. «Твоя любовь – это болезнь. Ты выдумала себе сказку и отчего-то решила, что и другие должны ей следовать»…
– Что такое? Тебя мутит? – Одрин соскочил с лошади и протянул мне руки: – Иди ко мне.
– Не мутит… плохо… вообще. Расскажи: что тебе поведал призрак в «Плясунье Сарк». Ну, пожалуйста.
Лилейный прижал меня к груди:
– Хорошо… Только ты, пожалуйста, помни, что это уже все прошло… Я видел, как тебя скинули с башни… и ты просто растворилась в воздухе у самой земли, – князь еще крепче сжал объятия, должно быть, до смерти боясь, что я сейчас опять испугаюсь, расплачусь, а он, как последний дурак, не сможет ничем помочь.
Я запрокинула голову к усыпанному крупными звездами небу. Над лесом короной сияли сполохи, прочерчивали небо частые падающие звезды… Мир из серебра… А впереди ожидал золотистый туман святилища. Теплый-теплый.
– Я люблю тебя, Одрин. Идем.
– Триллве… – Одрин зарылся лицом в мои волосы. – Постой… Скажи теперь ты. Там, в том мире, ты не помнишь? Вдруг ты уже связана браком с этим… черным человеком?
Точно змея скользнула в желудок: склизкая, холодная. Я облизнула враз пересохшие губы.
– Может быть. Я не помню.
Вырвалась из рук жениха и села на траву, сердито сдвинув меч.
Вот и окончилась моя сказка.
Одрин опустился рядом на корточки:
– Триллве… Ты что, не доверяешь мне? – он взял меня пальцами за подбородок. – Я люблю тебя. И мне наплевать на ваши людские законы. Просто я хочу, чтобы между нами не было никаких тайн и секретов, понимаешь?
Он поднялся. Потом, наклонившись, подхватил меня на руки и молча вступил в обволакивающий золотой свет:
– Я очень сильно тебя люблю, – сказал он тихо.
Мир плавно скользил мимо меня, насыщаясь золотом, теплея… это был туман, как в раннее августовское утро, только теплый – точно вода в озере с лилиями. И Одрин нес меня сквозь эту воду, моя голова покачивалась у его плеча, щека терлась о шелк его рубашки.
Казалось, это длится бесконечно. И светло становилось уже во мне. Тот ровный огонь… он был теперь со всех сторон.
Мадре опустил меня у подножия древнего ясеня. Поцеловал в лоб и осипшим от волнения голосом сказал:
– Возьми меня за руку, девочка, а второй обними ствол. Думай только обо мне, а остальное я сделаю сам…
Он прислонился щекой к шершавой коре и зашептал что-то. Я – понимала! Как понимала руны в загадочной Книге. Одрин говорил сейчас на ее языке.
«Мы пришли к тебе, потому что нам некуда больше идти. Наш корабль стоит на приколе, четвертая кровь потеряна, Врата к звездам закрыты. Предвечный ясень, корнями уходящий в твердь земли, а ветвями упирающийся в звезды. Помоги нам вспомнить, что такое летать, научи, как вернуться домой».
В груди полыхнуло. Я вдохнула загустевший воздух. Одной рукой взяла руку Мадре, второй прикоснулась к шершавому стволу, потом порывисто прильнула к дереву вся – доверчиво, как будто обнимая любимого. Шершавые касания коры были нежными и знакомыми.
Золотое сияние загустело вокруг нас коконом, колкими искрами рванулось к древесной кроне. Плыла мелодия слов… Я растворялась в ней, раскрывая себя навстречу – словно распахивались или взлетали вверх кованые ворота – только не снаружи, а внутри меня. Одрин… я… ясень… земля… звезды… мы…
Князь все сильнее погружался в золотую глубину, шепча древние слова – просьбу быть вместе… Он уже проговаривал последние фразы о любви, верности и единении, как вдруг почувствовал легкое касание на своем плече – словно к разгоряченной коже кто-то приник холодными губами. Потом еще и еще, на этот раз к голове, к щеке, снова к плечам. Одрин удивленно раскрыл глаза: нас окружил серебряный дождь из листьев, а сверху, из самой кроны священного дерева, лился пронзительный свет – как будто одна из лун вдруг решила подлететь к земле очень близко и подарить свое благословение жениху и невесте.
– Триллве… – потрясенно прошептал Мадре.
«…Со мной солнце, земля и дождик делятся,
Отливаясь в твои плоды.
Ты памятник жизни,
Ты – мое право надеяться,
Ты – формула высоты.
Раскрой мне ладони и сердце, деревце.
Я хочу быть с тобой – как с любимой – на „ты“».
Кора священного древа разомкнулась, отпуская наши сердца, нагие, слабые и светлые. Я, покачнувшись, отступила и развернулась к Одрину, точно зная, что дальше делать. Взяла с его пояса кинжал и провела по запястью. Кровь выступила рябиновыми бусинками на коже. Я отдала нож жениху:
– Теперь ты.
И зажмурилась, лицом ловя прикосновение серебряных листьев – летящих то ли с ясеневой кроны, то ли с неба. Запах осени, мха, стрелолиста… Сердце под горло, и перестук все быстрее, быстрее…
Одрин забрал у меня нож и острием провел по своему запястью. Протянул руку и крепко ухватил меня ладонью за предплечье, соединив раны. Ему на мгновение показалось, что от руки по всему телу пробежала холодная молния, сметая в душе все возведенные за долгую жизнь границы и преграды. Потом по жилам растеклось тепло, и князь растерянно вскрикнул от накатившей следом волны желания. Глаза его распахнулись, и он хрипло спросил:
– Ты… тоже это чувствуешь?
Я задышала тяжело и неровно, удерживаемая от падения лишь его рукой. Раны перестали болеть и кровить – я знала это так же точно, как точен ход небесных светил над головой. И еще я вся была распахнута перед князем – вся до донышка, как и он передо мной. И мне ничего не было стыдно в себе – ни худого, ни хорошего. Мы принимали друг друга такими, какие есть, не скрываясь.
Шаг навстречу… и золотое сияние приняло нас мягко, как вода.
Мир вокруг в очередной раз закружился, и Мадре увлек меня в траву. Нежность словно окутала нас с головы до ног, муж покрывал поцелуями мое тело, шепча в сотый раз о своей любви. Серебряные листья все продолжали нисходящее кружение и засыпали нас, точно снег, а воздух вокруг был наполнен неземной, почти не слышной музыкой, в звуках которой, кажется, даже можно было различить слова. Одрин и Аррайда. Пришлый и давняя. И отныне муж и жена.
Я вслушивалась в мир… в легкий звон вокруг меня… в цвет поцелуев… я точно парила в мягких ладонях земли… в аромате лилий… растворялась в любимом и ни о чем не жалела… рядом с моим плечом легко и стремительно упала в подушку мха ясеневая крылатка. Следом – тяжелая и серьезная – капля росы… Золотое сияние разошлось, звезды приблизились, и я вдруг увидела, что они не просто голубые, колкие; что у каждой из них свой цвет… и они подмигивают нам…
– Одрин… смотри, вон там – двойная звезда. Это мы с тобой.
Он положил голову мне на грудь:
– Да, это мы, – улыбнулся и осторожно погладил меня по животу. – Как та звезда, мы отныне с тобой одно целое… будто две вишенки на общем черенке. Знаешь… Я думал, что серебряные листья – это просто красивая легенда, – князь закрыл глаза и стал слушать постепенно успокаивающийся стук моего сердца.
– …два любящих сердца смогут открыть любые двери и дотянуться до неба… – тихонько пропела я. Мелодия… она совпала с той, что вызвонили для нас опадавшие листья! И… я поняла, что больше не боюсь… ни Книги с ее странными гравюрами, ни прошлого, ни пропасти под ногами. Мне захотелось поделиться радостью с мужем… и я с удивлением поняла, что мне не надо говорить… он… без того меня слышал! Это чудо святилища или навсегда?..
Я улыбнулась, потянувшись к нему руками. На левом запястье сверкнул серебром тонкий шрам.
Одрин с удивлением поймал мою руку и поднес к глазам:
– Постой, что это? Я никогда не видел такого.
Поднял свою руку и изумленно уставился на серебряную полоску:
– Триллве, это что, наши обручальные кольца?
– Скорее, браслеты…
Я лукаво улыбнулась, показав кончик языка. Уши у меня горели.
Одрин сел в траве, рассматривая запястье, и серебряные листья струйками стекли с его плеч. Внезапно на князя навалилось странное ощущение – спину словно обдало холодом и по позвоночнику поползло что-то вязкое и липкое. Он настороженно повернул голову и, прищурившись, стал вглядываться в заросли. Я, ощутив его напряжение, подтянула к себе меч.
В стороне хрустнули кусты.
– Кто здесь?! – окликнул Одрин сурово.
На свет вышел элвилин в пятнистой зеленой куртке, коричневых облегающих тувиях и остроносых сапогах со шнуровкой. В руке он держал короткий лук; прямой меч болтался у бедра. Капюшон куртки был откинут, в светлые, заплетенные в косу волосы набился лесной мусор. Было похоже, незнакомец какое время провел в снежноягоднике, наблюдая за нами. Мне захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.
Дуновение ветра донесло от него запах хвои и осеннего меда. Князь, морщась, затянул шнуровку под горлом.
– Кто ты? Зачем ты здесь?
– Феллран Эверний, – голос оказался чуть хрипловатым, но все-таки мелодичным. – Разведчик. Из отряда Болотных Змей.
– Велит послал нам охрану? Передай ему, что…
– Я сам, – элвилин шагнул вперед. – Я хочу спросить вас, князь, и от вашего ответа будет зависеть судьба многих и многих.
– Ты нам угрожаешь?
– Нет, клянусь звездами, нет, я просто хочу спросить. Вы видели убитых в Вересковом цвете?
– Я… видел. Но зачем сейчас об этом? Там… были твои родичи?
– Родичи? – он как-то странно дернул головой. Я заметила на подбородке три коротких белых шрама. – Ты помнишь повешенных, князь? Как они качаются в петлях, глядя пустыми глазами? И как в небо поднимаются жирные дымы?
Феллран сделал шажок вперед. Стрелы оставались в колчане, и меч – в ножнах.
– А ты видел, как в Мерриане сжигают ведьм, князь? Каждую субботу по ведьме. Как трещат в огне их волосы? Рыжие в рыжем?
Он щепотью зажал уголки глаз и переносицу, точно утомился смотреть.
– И как остроухих детей в Вениссе ордальоны бросали на копья? Бросали и смеялись? Мадре встал между им и мной.
– Я… сочувствую тебе, разведчик. Но сейчас не время.
– А когда будет время?!
Феллран был почти так же высок, как Одрин, и смотрел на меня через его плечо. И продолжал тупо и монотонно:
– Я не охотник, не хищник, подстерегающий добычу. Я не убийца. Я – Совесть. Я – Длань Справедливости. И я просто пришел показать тебе, что к чему.
– Спасибо, – мягко отозвался князь. – Приходи, мы поговорим об этом утром. А сейчас нам пора ехать.
– Она никуда не уедет!!
Мужчины сцепились, как два кота, катаясь по траве; с громким хрустом сломались стрелы. Наконец князь уселся сверху, прижав к земле руки Феллрана, беспомощно оглянувшись на меня. Губы безумца продолжали двигаться: «За смерть дочки… За кровь братьев… За сердце князя».
Одрин приложил его о корень, и разведчик обмяк. Муж в сердцах выругался:
– Какая скотина?
– Я сам… – прошептал Феллран чуть слышно. – Я – Топор Судьбы. Вы больны давней… я – ваш лекарь…
– Нашелся… врачеватель! – я, нагнувшись, отцепила меч от его пояса. – Свяжем и в замок отвезем.
И тут Эверний, извернувшись, всадил мне в плечо нож, спрятанный до того под курткой на груди. Мы с Одрином действовали молниеносно и одновременно. Я левой, здоровой рукой заехала мстителю в ухо. А Мадре – шарахнул заклятием окаменения. Феллран элвилинской статуей остался валяться в траве. Одрин подхватил меня на руки:
– В седле удержишься?
– Ерунда… – кровь щекотно ползла из-под ножа. – Смогу.
Голова мягко кружилась, и я никак не могла понять, почему князь так встревожен.
– Мне… хорошо…
Муж подсадил меня в седло, вскочил сзади и пнул лошадь коленями. Кобыла молнией сорвалась с места, полетела, как ветер, едва касаясь копытами мягкой травы:
– Триллве! – прокричал Одрин. – Говори со мной, слышишь?
– О… чем? – мысли путались, язык заплетался. Я сонно улыбнулась, заглядывая князю в глаза. Мне было очень, невероятно хорошо.
