Текст книги "Бомбы и бумеранги (сборник)"

Автор книги: Ник Перумов

Соавторы: Элеонора Раткевич,Вера Камша,Анастасия Парфенова,Владимир Свержин,Марина Ясинская,Александр Золотько,Юлия Остапенко,Карина Шаинян,Майк Гелприн,Эльдар Сафин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

У Билли мама осталась без работы. Ему самому ее найти тяжко. «Кто не успел, тот опоздал». Даже если возьмут младшим смазчиком, платить будут хорошо если два пенни за целый день…

Не, не, нечего тут даже и сомневаться, – потрясла головой Молли. Билли скрылся. Не ищи его сейчас. Он тебя сам отыщет, если что. И вообще, вот-вот Рождество, оценки в школе хорошие, снова тянет чертить корабли и рисовать фантастические паровые шагоходы.

А магия… что магия? Привиделось что-то. Совпало так. Ее ведь просветили департаментские, просветили и ничего не нашли. Так что успокойтесь, мисс Моллинэр Эвергрин, и забудьте об этом.

А локомотив тот тоже сам подвзорвался.

Она сама не знала, откуда пришли эти спокойствие и уверенность. Может, из снов? Ей теперь почти каждую ночь снились сны, яркие, цветные – с расстилающимися бескрайними, уходящими за горизонт заснеженными лесами, белыми просветами покрытых льдом озер. Со вздымающимися горными пиками, что стоят неколебимой стеной, защищая лесную страну. С реками, с быстрыми водопадами, срывающимися со скал и не замерзающими даже в лютую стужу.

Это были просто леса, леса и ничего больше.

Но отчего-то Молли становилось покойно, тревоги уходили. И да, снова хотелось рисовать.

Однако теперь все чаще она рисовала не дестроеры с мониторами, не бронепоезда с орудиями, а горы. Просто горы. Срывающиеся с них серебристо-льдистые потоки, ускользающие, словно жемчужные змейки, куда-то на полночь. Низкое зимнее солнце над уходящими в бесконечность лесами. И еще одну гору, отдельную, черную, единственную из всех не одетую снегами, как иные вершины Карн Дреда. Собственно, она вообще не была частью хребта, отделявшего Королевство от Диких Земель. Молли рисовала ее всегда стоящую саму по себе, и лесное море билось, словно прибой, о ее иссиня-черные, словно закопченные, склоны.

Откуда это, что это и почему, Молли не задумывалась. Просто рисовала.

Ей почему-то казалось, что теперь все наладится. Вообще все-все-все. Жалко Сэмми и его семью, жалко Билли. Но последнего, похоже, все-таки не поймали. Молли несколько раз сходила в те кварталы, перебросившись парой фраз с полузнакомыми ребятами, о которых упоминал в разговорах Билли, – он исчез. Правда, его мать не особенно беспокоилась, а отвечала примерно так же, как родители несчастной Дженни Фитцпатрик: Билли уехал в поисках работы к дальнему родственнику, правда, не на юг, а на запад.

Все это, конечно, были просто уличные слухи; но так хотелось верить, что у Билли все хорошо! И что Сэмми, который, как утверждал тот же Билл, никак не был замаран с магией, попадет в хорошую приемную семью – бывают ведь хорошие приемные семьи, правда?

Живи и радуйся, Молли.

Рождество подкатывало, по улицам выставляли елки в витринах лавок и магазинов, богатые дома украшались гирляндами и венками из омелы. Зажигались большие цветные фонари со свечами. В газете изо дня в день рассказывали о неторопливом, но верном продвижении доблестных горнострелков и егерей к перевалам; весной, утверждалось, войска двинутся уже за Карн Дред. «Геркулес» получил новый броневагон, отремонтировали старичка «Гектора», и бронепоезда, оглашая паутину рельсовых путей пронзительным свистом, раз за разом отправлялись на север.

И мониторы с крейсерами и дестроерами тоже не отстаивались в гавани, несмотря на пронзающий ветер с гор. Все шло самым наилучшим образом. Папе, правда, теперь приходилось проводить все больше и больше времени в разъездах на своей паровой дрезине, пользовать больных и раненых.

Никакие видения больше Молли не посещали. Все, случившееся так недавно, стремительно начинало казаться просто дурным сном – все ее страхи, предвидения и так далее.

У нее ничего нет. Нет никакой магии. Совершенно не о чем беспокоиться.

Несколько раз она встречала на своей улице и на соседних все того же мальчишку из пленных Rooskies – он то грузил какие-то мешки и ящики, то, стоя на опасно покачивающейся лестнице, исправлял газовый фонарь, чему Молли несказанно удивилась – как это дикий варвар может что-то там исправить?

В общем, он тоже становился чем-то привычным, частью городского пейзажа, как и разносчики, трубочисты, зеленщики, молочники, вагоновожатые, извозчики и прочий им подобный люд.

В тот день – ровно за неделю до Рождества, когда Норд-Йорк наконец-то смог очистить улицы и площади от некстати нападавшего снега – Молли возвращалась домой по нарядной Плэзент-стрит. Соскочила с подножки пересекшего улицу паровичка и весело, вприпрыжку, побежала домой.

Между тротуаром и проезжей частью, то уворачиваясь от колес локомобилей, то кидаясь к ногам прохожих, металась большая, красивая кошка. Ухоженная и пушистая, явно домашняя. Металась, отчаянно мяукала, искательно глядя снизу вверх на людей: «А я точно не ваша кошка? Может, это вы меня потеряли?..»

Кошку Молли всегда хотелось. Но, увы, с мамой это выходило за грани возможного, и тут не помог бы даже папа.

Тем не менее шаг Молли невольно замедлила. Как же ты оказалась на улице, такая красивая, чистая, бело-палевая, совсем не похожая на тощих и облезлых обитательниц помоек?

По Плэзент-стрит среди других не шибко многочисленных локомобилей двигался и локомобиль с эмблемой Департамента. Мельком Молли подумала, что стала встречать их невдалеке от своего дома слишком уж часто – вспомнить хотя бы, когда чуть не попался Билли!

Кошка, едва не получив пинок от какого-то раздраженного джентльмена, обиженно и разочарованно взмяукнула и кинулась прямо на дорогу.

– Ой! – не успела испугаться Молли.

Локомобиль Департамента вдруг нелепо дернулся, из цилиндра ударила со свистом струя пара. Насмерть перепуганная кошка взвилась, только не в ту сторону, и Молли уже видела, как на нее накатывается массивное заднее колесо локомобиля.

– Нет-нет-нет-нет! – Молли сжала кулаки, прижимая их в ужасе к лицу. – Нет-нет-нет, увернись, пожалуйста!

И схватила кошку за шиворот.

Вернее, ей, конечно же, показалось, что схватила. Потому что где она и где кошка?

Тем не менее кошку и впрямь словно выхватила из-под колес и отбросила прочь чья-то невидимая рука. И она же, эта рука, резко дернула за рычаг у цилиндра в локомобиле, так, что тот заскрежетал, окутываясь облаками пара.

Донельзя похоже на то, как случилось с Билли.

Кошка очумело завертела головой, а потом бросилась прямиком к Молли.

Из накренившегося вдруг набок локомобиля поспешно выбрались двое в длинных кожаных пальто и сверкающих шлемах с черно-бело-красными короткими плюмажами.

Выбрались и решительным шагом направились прямо к Молли. Та замерла, оцепенев и разинув рот.

Кошка, мурлыча, принялась тереться ей о ноги. Похоже, она не сомневалась, что нашла себе новую хозяйку.

Молли, оцепенев, не чуя собственных колен, только хлопала глазами, глядя на приближающихся департаментских.

Кошка вдруг резко выгнула спину, хвост встал трубой, и она яростно зашипела – ей, похоже, сотрудники Особого Департамента чем-то очень не понравились.

Оба мужчины остановились, нависая над Молли. Очки-консервы опущены на глаза – как и у самой мисс Блэкуотер, – за ними не видно глаз.

– Как вас зовут, мисс? Имя, фамилия, место жительства?

Кошка неистово шипела.

«Соври!» – резко вспыхнуло в голове.

– М-мэгги, сэр, – пролепетала Молли. – Мэгги Перкинс. То есть М-маргарет. Маргарет Перкинс, сэр.

– Место жительства, мисс… Перкинс? – один из департаментских достал переплетенный в кожу блокнот с вытесненной эмблемой их службы.

– Пистон-стрит, двадцать один, квартира девятнадцать! – без запинки выпалила Молли и только потом сообразила, что назвала адрес Сэмми. И не только адрес, но и его фамилию. Больше того, у самого Сэмми имелась старшая сестра Маргарет.

– Благодарю, мисс Перкинс. Думаю, вам придется отправиться сейчас с нами, вашим родным мы сообщим по почте.

– М-мне? С-с вами? – Молли попятилась. В животе сжался ледяной липкий комок, ноги подкашивались самым постыдным образом.

– Да-да, с нами, – кивнул один из департаментских. – Покажите ей жетон, Джоунз…

«Беги!» – вновь раздалось в голове.

Однако ноги у Молли совершенно ослабели, она глядела на возвышающихся над ней мужчин зачарованно, словно птичка перед удавом.

«Беги!» – уже с каким-то отчаянием выкрикнул голос.

И вновь она не сдвинулась с места.

Раздался грохот. Справа, у стены, рухнула высоченная приставная лестница, а вместе с ней свалился…

Тот самый Rooskii. Тот самый мальчишка. Вместе с ним грохнулись мотки каких-то не то проводов, не то веревок, молоток, целый набор шлямбуров, отверток, гвоздей, дюбелей и шурупов. Все это богатство разлетелось по булыжному тротуару, а сам мальчишка, изо всех сил выкрикивая с диким акцентом: «Сорри! Сорри!» – метнулся прямо под ноги департаментским.

«Беги, дуреха!»

– Ты, бестолочь! – заорал один из них. Нагнулся, схватил мальчишку за шиворот.

– А… э… сорри, сэр… сэр, плииз… сэр… – жалобно заскулил он, умильно-униженно складывая руки.

У Молли словно что-то взорвалось внутри. Ноги сами сорвались с места.

Оба охотника смотрели сейчас только на неуклюжего мальчишку. Неподвижно застывшая робкая девчонка, конечно же, не способна никуда деться.

И вновь кто-то словно вколачивал в сознание Молли команду за командой:

«Первый шаг медленно. За локомобиль. Второй быстрее. Смотри, паровик! Паровик на пересечке! За ним! Быстрее! Прыгай!..»

…Со стороны это все выглядело вполне заурядно и обыденно. Достопочтенные джентльмены Особого Департамента задали какие-то вопросы прилично одетой девочке и явно разрешили ей уйти. Потому что она отнюдь не побежала от них сломя голову, а вполне спокойным шагом отправилась к паровику и, лишь видя, что он вот-вот отправится, побежала за вагоном.

– Уффф… – вырвалось у Молли. Она сунула кондуктору проездной, тот кивнул, сунул в пасть паровому компостеру, повернул рычаг.

Ничего вокруг себя не видя, Молли протиснулась вглубь паровика. Осторожно глянула в промежуток между пассажирами – оба департаментских судорожно озирались, явно ее разыскивая. Мальчишка по-прежнему ползал у их ног, надо полагать, бормоча извинения с жутким своим акцентом.

Паровик пересек Плэзент-стрит и локомобиль Особого Департамента и скрылся из виду.

Молли соскочила, не дожидаясь следующей остановки, когда кондуктор смотрел в другую сторону. Соскочила и сразу же бросилась в проем между домами, шмыгнула между мусорными баками, повернула раз, другой, третий…

Эти места она знала лучше, чем собственные пять пальцев.

Над землей здесь тянулись выгнутые наподобие огромных колен газопроводы, Молли одним движением взлетела по ржавым ступеням и залегла, забившись меж двух широченных труб.

Локомобиль Особого Департамента стоял все там же, а вот оба достопочтенных джентльмена в касках с черно-бело-красными плюмажами, словно безумные, бежали от него в разные стороны.

По-прежнему ползал на коленях, собирая свое добро, мальчишка-Rooskii.

Молли выждала. Сердце колотилось безумно, однако она выжидала. И, когда сияющие каски Департамента удалились достаточно далеко, быстро спустилась и перебежала дорогу.

– Мяу! – настойчиво сказала бело-палевая кошка, преспокойно входя вместе с Молли в переднюю. Через порог она махнула одним движением, так, что и не остановишь. Замерла на миг, огляделась, вновь уверенно сказала Молли «мяу!». Звучало это так, что, мол, «теперь я твоя кошка».

И взбежала на мягких лапках вверх по ступеням. Не пошла в кухню, откуда тянуло вкусными запахами, не сунулась к двери в подпол, где жили крысы, с завидной регулярностью пугавшие и маму, и Фанни, – нет, сразу махнула на второй этаж.

Молли бросилась следом.

– Мисс Молли! – раздалось возмущенное.

Фанни. Ну конечно же. Еще большая ревнительница приличий, чем мама.

Пришлось задержаться.

Молли изо всех сил старалась вести себя как ни в чем не бывало, весело отвечала что-то Фанни, не запоминая ни вопросов, ни собственных слов.

Зачем она потребовалась Департаменту? Куда ее хотели увезти, что с ней сделать? Ой-ой-ой, она ведь уже почти поверила, почти успокоилась, что никакого отношения к магии не имела и не имеет!

Они решили, что она – ведьма? Что… что вытащила кошку из-под колес благодаря этой самой «волшебной силе»?

Ой. Ой. Ой.

Молли поднялась наверх, к себе. Ничего не видя вокруг, плюхнулась на кровать. Рука погрузилась во что-то мягкое, шелковистое, довольно заурчавшее.

Кошка! Свернулась себе клубком на покрывале, словно целый век тут прожила!

– Что же мне с тобой делать… – прошептала Молли, глядя в большие зеленые глаза.

– Мррр! – решительно сказала кошка. И потерлась о Моллины пальцы.

«Тут чеши, хозяйка».

Молли почесала кошку за ухом.

– Пыррр! – сказала та, довольная, и прикрыла глаза.

Отчего-то с урчащей кошкой рядом становилось не так страшно.

Но ведь она теперь преступница! Убежала от дознавателей Особого Департамента. Конечно, узнать ее будет затруднительно. Низко надвинутый шлем, очки, нос и рот Молли обычно заматывала шарфом, но сегодня он сполз. Тем не менее – так просто ее не опознаешь. Конечно, адрес и фамилию они проверят… а там будет написано, что Маргарет Перкинс со всей семьей подпала под релокацию. Там наверняка светографическая карточка, но, опять же, так просто не установишь, кто есть кто. Начнут послылать сообщения, запросы, какое-то время потребуется, чтобы получить ответы, сопоставить, решить…

И тогда они, конечно, поймут, что кто-то назвался именем девочки, уже давно находящейся на Юге Королевства, в приемной семье… или в приюте, кто знает.

И только после этого они вновь вернутся на Плэзент-стрит.

Но они вернутся. Непременно.

Станут обшаривать дом за домом. Медленно, неторопливо и методично. Пока не найдут.

И что ей делать тогда?

И что ей делать, если… страшно даже подумать… если все-таки это та самая магия?

Она сидела, раскачиваясь вперед-назад, и гладила кошку. Гладила и гладила, слушая довольное пырчание, зарываясь пальцами в мягкую чистую шерстку.

«Кто же выбросил тебя, такую красивую, такую ласковую?» – невольно подумала Молли, несмотря на все беды сегодняшнего дня. Эх, хоть бы разрешили тебя оставить… но ведь не разрешат. Скажут – «чтобы дряни этой тут не было! Немедленно! Сейчас же!..»

– Мисс Молли! – в дверях застыла донельзя скандализованная Фанни. Застыла, словно монумент Обличающего Долга. – Что это? Вот это? На покрывале?!

В груди Молли шевельнулась глухая злость. Мне ничего нельзя, у меня никого не осталось. А теперь отберут и кошку…

– Это кошка, Фанни.

– Вижу, мисс, что не крокодил! – Горничная уперла руки в бока. – Ваша матушка, миссис Анна, будет очень, очень недовольна. Давайте-ка, по-хорошему, по-быстрому, выкинем эту тварь через заднюю дверь, и всего делов. А, мисс Молли?

– Это моя кошка, Фанни.

– Ну-ну, мисси, – сощурилась служанка, – посмотрим, что скажет миссис Анна. А я уж ей сообщу, не сомневайтесь. Потому как за этой дрянью убирать ничего не буду.

– Шшшш! – ответила кошка. И слегка подобралась.

– Ишь ты, еще шипеть на меня будет! – рассвирепела Фанни. – Ну все, мисси, я иду. К вашей матушке!

– Ступайте, Фанни. – Молли очень старалась, чтобы это прозвучало холодно и строго.

– Хм! – Служанка гордо задрала нос, повернулась и затопала вниз по лестнице. – Миссис Анна! Миссис Анна! Тут у нас такое…

– Сейчас нас выгонять будут, – шепотом сказала Молли кошке, словно та могла ее понимать. – Но ты не уходи далеко, хорошо? Я тебя подкармливать буду. Может, у нас на заднем дворе поживешь?

– Мррр, – задумчиво сказала кошка. И встала.

– Молли! – Это уже мама. И, естественно, вне себя от ярости. – Молли, как вы могли… как вы дерзнули… потрясающе… вопиющее непослушание… не будь я человеком современным, клянусь, выпорола бы вас так, что на всю жизнь бы запомнили!..

Молли очень захотелось спросить маму, пороли ли ее саму так, что она «запомнила на всю жизнь». Но испугалась – испугалась саму себя, поднимающуюся откуда-то из глубины холодную, ледяную злость, жестокую и рассудочную.

– Немедленно! Чтобы этой хвостатой… хвостатой гадости здесь не было! А потом лично, мисси, лично, ручками все тут отмоете и перестираете! Я не собираюсь заставлять делать это беднягу Фанни!

– Мр, – ободряюще сказала кошка, глядя на Молли. Та осторожно протянула руки, и кошка дала себя взять.

– Фу! – брезгливо отстранилась мама. – Помойкой-то как разит!

Это было неправдой. Кошка совершенно не пахла никакими помойками, но возражать было уже бессмысленно.

Молли медленно шагала вниз по ступеням. Словно конвой, позади спускались мама и Фанни.

– На улицу эту тварь! Быстро! – приказала мама.

Фанни, удовлетворенно ухмыляясь, протопала в кухню.

– С вашего разрешения, миссис Анна, пойду. У меня соус доспевает.

– Конечно, конечно, Фанни, милочка. А вы, мисси, – я кому сказала? Тварь – на улицу!

– Хорошо, – сквозь зубы сказала Молли. – Только можно тогда на задний двор? Не хочу, чтобы ее сразу же убили.

Молли опустила обязательное «мама», но это, похоже, прошло незамеченным.

– Ладно уж, – мама поджала губы. – Но только быстро! И чтобы я видела!

Она широким и быстрым шагом направилась через гостиную в кухню.

Молли плелась следом, держа на руках спокойно помуркивающую кошку.

Фанни с выражением нескрываемого удовольствия распахнула заднюю дверь, что вела к мусорным бакам и прочему.

– Быстро!

Молли вышла на середину кухни и остановилась.

Мама и Фанни обе глядели на нее.

А из угла кухни на них всех глядела крыса.

Огромная, отвратительная и наглая крыса. Серый крысюк.

Крыс в Норд-Йорке было немало. Их травили, но без особого успеха; мама, смертельно их боявшаяся, регулярно нанимала крысоловов и крысобоев, раскидывавших в подвале и на заднем дворе отравленные приманки. Правда, помогало это не очень. Если же честно – то не помогало совсем, по мнению Молли.

Крыса выбежала из угла, ничего не боясь, потрусила через кухню.

И тут ее заметили и Фанни, и мама.

Дальнейшее не поддавалось никакому описанию.

Фанни завизжала, кинулась к дверям, зачем-то их захлопнула. Заметалась бестолково, хватаясь то за угольный совок, то за щипцы.

Мама же – мама издала душераздирающий вопль, не крик даже, не взвизг, а именно вопль, пронзавший стены и перекрытия, и, не сомневалась Молли, слышимый во всем квартале. В следующий миг мама взвилась в воздух, совершив головокружительный прыжок – в длинных юбках до самых пят! – вскочив с пола прямо на высокий разделочный стол.

И затопала ногами, подбирая подол, словно крыса только и думала, чтобы по складкам ткани взобраться наверх и впиться ей в лицо или в руку.

– И-и-и-и-и! – визжала Фанни, тоже вспрыгивая на табурет.

– А-а-а-а-а! – вопила мама, все содрогаясь, так, что Молли испугалась, что ее сейчас хватит падучая.

– Мр! – коротко сказала кошка и бело-палевой молнией метнулась с рук Молли. Мягко извернулась, словно нечто текучее, постоянно меняющее форму; так же мягко, но очень сильно оттолкнулась – Молли аж отшатнуло назад – и взвилась в воздух.

Это был великолепный бросок. Бросок, достойный льва или даже тигра. Крыса дернулась было, кинулась наутек, но было поздно.

Кошка придавила ее лапами, впилась когтями. А затем стремительно вонзила зубы крысе в холку, вздернула и тряханула.

Крыса обвисла и даже не дернулась.

Кошка так и застыла, держа крысу в челюстях и выразительно глядя то на маму, то на Фанни.

– И-и-и… – наконец перестала визжать горничная. – М-миссис Анна…

– О-она м-мертвая? – совершенно серьезно спросила бледная как смерть мама у кошки.

Кошка, разумеется, ничего не ответила. Только потрусила неспешно к открытой двери на задний двор, скользнула через порог.

Несколько секунд никто не шевелился.

А потом в проеме вновь появилась бело-палевая пушистая кошка. Она вопросительно глядела на маму и словно чего-то ждала.

– Х-хорошая к-кошечка… – пролепетала мама слабым голосом.

– Видите, мама, какая от нее польза может быть! – тотчас кинулась в атаку Молли. Упускать такой момент было никак нельзя.

– Да, крысоловка отменная, – признала и Фанни, утирая пот. – Ох, и не люблю же я этих тварей – крыс, конечно! – быстро поправилась она, отчего-то странно взглянув на кошку. – Но как поймала-то, миссис Анна! Как поймала!

– Н-ну, мисс Моллинэр… – Мама глядела вниз, явно не понимая, как это она ухитрилась так высоко запрыгнуть. – Э-э-э… подайте мне стул, мисс, будьте любезны… что ж… кошка… да… может… быть полезна. Пожалуй… учитывая ваши отметки, кои весьма неплохи, весьма… можете ее оставить.

– Ура! – не сдержалась Молли.

– Но, мисс, вы будете целиком и полностью ответственны за чистоту, кормление и за…

Дальнейшая речь мисс Анны Николь Блэкуотер особого интереса не представляет.

…Ночью Молли лежала в постели. Рядом, на ее руке, обняв предплечье лапками, посапывала кошка. Оставалось только придумать ей имя…

– Ди. Диана. Я назову тебя Дианой, – сонно пробормотала Молли. Отчего-то помуркивающее пушистое существо, улегшееся на ее левой руке, успокаивало, отгоняло черные мысли. – Раз уж ты такая охотница…

Новоиспеченная Ди, она же Диана, приподняла круглую голову, раскрыла большущие зеленые глаза. Одобрительно сказала негромкое «мяу», поерзала, устраиваясь поудобнее на Моллиной руке, и мигом заснула.

Молли тоже проваливалась в сон, и на сей раз это вновь был яркий, праздничный и очень спокойный сон. Она опять видела исполинскую черную гору, очень похожую на ту, что она рисовала, поднимающийся над сумрачным великаном дымок. Взгляд ее вновь скользил над заснеженными лесами, замечая то белого по зимнему времени зайца, то глухаря или тетерева. Лоси брели куда-то целым стадом, пробирались своими тропами волки, мышковали на открытых пространствах лисы. Жизнь, совершенно не похожая на узкие улицы Норд-Йорка, на эстакады и дымы, желтые окна и битком набитые паровики. Во сне Молли ничего подобного не было. Один лишь лес, великий лес, лес без конца и без начала, лес изначальный, лес, из которого все вышло и куда все вернется.

И Молли видела, как это случится: как деревья выбрасывают несчетное множество семян, как подхватывают их ветра, послушные воле лесов; как несут над острыми пиками Карн Дреда, как они оседают на землю – повсюду. На железнодорожных путях и заводских крышах, на улицах и площадях, на грязных мусорных аллеях и на громадных складах угля и стали, добытых в близлежащих шахтах или выплавленной в печах Норд-Йорка.

И как потом, когда с юга приходит тепло, эти солдаты армии Севера пробуждаются к жизни. Тончайшие корни, такие слабые, которые так легко вырвать, – находят самые мелкие трещины в кирпичной кладке или в булыжной мостовой. Несмотря ни на что, дотягиваются до земли, забитой в оковы улиц, заключенной в кандалы фундаментов. Дотягиваются и начинают расти с поистине дивной быстротой.

Выворачиваются из насыпей рельсы и шпалы, лопаются костыли, отскакивают гайки, срывая резьбу. Пар свистит из прободенных корнями паропроводов, сдвигаются с опор мосты, не в силах противостоять напору зеленого воинства. Иные деревья жертвуют собой – на заводах вспыхивают пожары, когда оказываются пробиты резервуары с газом. Но на смену сгоревшим встают новые; а другие, вырастая на крышах обычных домов, пускают корни аж до подвалов, расшатывают перекрытия и балки, стены трескаются, и в эти трещины врываются кавалеристы-вьюны, что поднимаются снизу, из замусоренных дворов.

И наконец все начинает рушиться. Над грудами камней, над железными балками, над рухнувшими мостами и эстакадами, прорастая, словно через ребра скелета, поднимается новый лес. Он не считает потери. Он пришел, чтобы победить.

Как ни странно, Молли это ничуть не пугало.

5

Утром она проснулась свежей и бодрой, выскочила из кровати даже до того, как Фанни принялась колотить в ее дверь. И за завтраком даже обычное нытье братца Уильяма, равно как и его дразнилки с подначками, не смогли испортить ее настроение.

Она думала про магию, но думала без прежнего ужаса. И даже обстоятельства ее знакомства с Особым Департаментом отчего-то уже не пугали, не повергали в панику.

Наверное, всему причиной была Ди. Спустившись вниз вслед за Молли, кошка поскребла лапкой в закрытую дверь подпола. Фанни поморщилась было, но Диана тихонько мяукнула, потерлась ей о ноги, искательно заглянула в глаза – и служанка, что-то беззлобно ворча себе под нос, приоткрыла створку. Ди молнией метнулась вниз и очень скоро появилась обратно, таща за загривок задушенную крысу.

Мама снова взвизгнула, но уже не столь громко. Молли сорвалась с места, распахнула заднюю дверь – Диана ровной трусцой выскользнула на улицу и вскоре вернулась, уже безо всякой крысы. Скромно мяукнула и скромно же отошла в уголок, где Молли поставила ей миску, и принялась вылизываться.

– Отличная крысоловка, миссис Анна, – одобрительно сказала Фанни.

Мама слабо кивнула, но на Ди уже смотрела безо всякой неприязни.

Братец Уильям с воплем «киса!» кинулся было тискать Диану, однако та ловко ускользнула, отбежав подальше.

– Не трогай ее, – вдруг сказала мама. – Кошке надо привыкнуть. Подожди, она сама к тебе придет.

– Но я хочу-у-у сейча-а-ас!

– Хочется-перехочется. Перетерпится, – невозмутимо сказала мама. – И вообще, мастер Уильям, у вас все щеки в каше. Немедленно умываться!..

Молли смотрела на маму, на брата, на Фанни, на Диану – и ей было хорошо. Очень хорошо. Так хорошо, как не было уже очень, очень давно, с того самого дня, как исчезла Дженни Фитцпатрик, а в душе поселилась неизбывная тревога.

Наступали рождественские каникулы. Как по заказу, исправилась погода. Пришло время разматывать гирлянды, чулки для подарков над камином, вешать на двери венки из еловых веток и красно-белых листьев рождественской звезды – словом, делать то, от чего на душе становится светло и сказочно. За этой близкой сказкой Молли совсем позабыла про вчерашние тревоги.

День начинался замечательно, просто великолепно. И все оставалось великолепно ровно до того момента, как Молли пришлось выскочить на улицу по мелкой надобности – мама послала к зеленщику, – и она, не пробежав и двадцати ярдов, вдруг натолкнулась на собственную физиономию.

Ну, вернее, не совсем собственную.

На круглой афишной тумбе красовался новенький, только что расклеенный, как видно, плакат Особого Департамента.

С крупной картинкой, изображавшей некую девочку, в машинистском шлеме и надвинутых на глаза круглых очках-консервах. Нижняя часть лица открыта и даже несколько похожа на Моллину – подбородок с ямочкой, например, – но в остальном – никак не опознаешь.

«Разыскивается, – гласил плакат, – Ведьма».

Да, именно так. Ведьма.

BEÄÜMA

«Опасный уровень магии… нуждается в немедленной изоляции и релокации… подданным Ее Величества, обладающим какими бы то ни было известиями об оной ведьме, вменяется в обязанность незамедлительно сообщать в Особый Департамент…»

Все как обычно.

Она уже видела такие листовки, только на них всегда были совсем другие лица. Без очков.

Плохи у вас дела, Департамент, вдруг весело и зло подумала она. Не можете меня разыскать, не можете! Вот и клеите что ни попадя. Такие очки-консервы у всех! Да и шлемы не редкость, у многих отцы в горнострелках, в егерях или в железнодорожных экипажах.

Ищите-ищите. Клейте-клейте. Никогда вы меня не найдете!

И только теперь она заметила локомобиль Департамента и троих мужчин в форменных касках, стучащихся в двери дома по Плэзент-стрит, 8.

Ну конечно. Там живет Аллисон МакНайер, одних лет с Молли. Когда-то они играли вместе, пока были маленькие, а потом Молли стало неинтересно – ей нравились дестроеры, мониторы и бронепоезда, Алли же любила куклы, мягкие игрушки и сказки про принцесс.

Значит, Департамент проверяет все дома в округе, где они меня видели…

При этой мысли удаль, владевшая Молли, мгновенно съежилась и исчезла. Остался только страх. Прежний ледяной страх.

Департамент здесь. Они не те глупые злодеи из книжек. Осматривают все. Не оставляют ни одной прорехи.

Ноги подкашивались, дыхание пресекалось. В виски билась кровь, Молли почти ничего не видела перед собой. Бежать! Забиться с головой под одеяло, и пусть все это окажется дурным сном! Пусть папа, большой и сильный, пусть он это как-нибудь уладит!.. Он ведь все может!..

Но, несмотря на ужас, несмотря на заледеневшие внутренности, Молли не замедлила шаг, не побежала. Вместо этого быстро юркнула в аллейку между домами, мигом оказавшись на заднем дворе своего собственного.

Они будут здесь вот-вот, лихорадочно думала она. Узнают? Или нет? Лучше подождать, посмотреть, что случится, если они придут, а меня дома нету?

На заднем дворе Молли мигом взлетела по полуобвалившейся кирпичной стене туда, где проходили газовые трубы. Проползла по узкому гребню, затаилась – ее защищал верх перпендикулярной стены, она же могла видеть, что творится и в кухне, и в гостиной.

Мама и Фанни, как обычно днем, дома. Мама уходит обычно вечерами, когда начинаются званые мероприятия.

Молли стала ждать. В груди бухало, щеки горели, живот опять болезненно сжался.

О! Что это? Никак зашли?..

Точно. Прошли в гостиную; начищенных касок с плюмажами так и не сняли. Ого, и тренога с камерой при них! Мама им что-то втолковывает. Спина у мамы очень, очень прямая, руки она держит перед грудью, не то что сама Молли, вечно не знающая, куда их девать…

О, протянули маме какую-то бумагу…

Молли сощурилась. Ба, да это тот самый плакат!

Мама смотрит. Отрицательно качает головой. И еще раз. И еще. Один из департаментских ставит на пол треногу с камерой. Наверное, хотят снова проверять.

Ага, точно. Мама гордо вздергивает голову – Молли знает этот жест, мол, что за чепуха! – и с видом оскорбленного достоинства садится прямо перед объективом. Один из департаментских крутит ручку сбоку… замирает на миг… кивает.

Мама встает, гордо расправив плечи. И, не сомневается Молли, на лице у нее сейчас доступное только настоящей леди выражение «говорила же я вам!», от которого бледнеют и теряются даже закаленные норд-йоркские констебли.

А потом приводят Уильяма. Братец слегка напуган и жмется к Джессике. Всех сажают перед камерой – и отпускают. Не исключая и Фанни. Им остается проверить только папу, но его сейчас нет…

Молли уже почти убедила себя, что никакой магии у нее нет и быть не может. Локомобиль, когда убегал Билли, сам сломался. Кошка Ди сама в последний момент вывернулась из-под колес, а локомобиль, опять же, наверняка налетел колесом на вывернувшийся из мостовой булыжник.

Так чего же она боится? Почему благовоспитанная девочка, дочь уважаемого доктора Джона Каспера Блэкуотера сидит на верхотуре, не замечая холода и ветра, вместо того, чтобы гордо, с видом оскорбленного достоинства, зайти домой, сесть перед камерой, раз и навсегда посрамив Особый Департамент?

Но они уверены, что имеют дело с ведьмой. Почему? Отчего? Так просто? А вдруг не просто?