Текст книги "Бомбы и бумеранги (сборник)"

Автор книги: Ник Перумов

Соавторы: Элеонора Раткевич,Вера Камша,Анастасия Парфенова,Владимир Свержин,Марина Ясинская,Александр Золотько,Юлия Остапенко,Карина Шаинян,Майк Гелприн,Эльдар Сафин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

– Ты платить за коз, – донеслось из-за стены.

Чарли дернулся и прищемил палец. Что за манера – подкрадываться так тихо?! Инженер досадливо дернул плечом – он совершенно не собирался отвлекаться на навязчивого старика.

– Платить за коз, мастер Чарли, – терпеливо повторил колдун, удобно опираясь на серую каменную кладку и явно собираясь задержаться надолго. – Я помочь.

– Что за бред, – пробормотал Чарли.

– Козы уметь ходить везде. Твои машины ходить везде – духи коз внутри. И чуть-чуть дух носорог, и дух гепард. Но нет дух – нет жизнь, козы сдохли. Я тебе помочь, ты платить пастух.

Чарли наконец разобрал, что несет старик, и рассмеялся:

– Как мило! Вы считаете, что помогли мне с помощью магии?

– Ходить? – колдун ткнул пальцем в автомат.

– Скоро ходить… тьфу, начнет ходить. Но это – наука. Спасибо, конечно, что позаботились, но…

– Платить?

– Еще чего!

– Две коза! Пастух сердится.

– Послушайте, вы, наверное, славный старикан, и я не хочу вас обижать, но…

Ночь. Тропа на Матоди. Заяц и Болванщик пыхтят, готовые к первому старту, и пар белесыми щупальцами вьется в овраге. Чарли подтягивает последние винты, но на его лице – ни радостного ожидания, ни энтузиазма. Глаза бегают, как у нашкодившего мальчишки, и когда на тропе появляется колдун, Чарли виновато втягивает голову в плечи.

– Принести кровь? – тревожно спрашивает колдун. Чарли, встряхнувшись, упрямо выпячивает челюсть и качает головой.

– Слушайте, я рад, что вы так интересуетесь механикой, – цедит он, – я даже готов поучить вас кое-чему на досуге. Но сейчас…

– Без крови нет, – перебивает колдун. Он напуган, напуган всерьез, он с ужасом косится на мощные сочленения металлических лап, на блестящие медью котлы, на торчащие рогами рычаги управления. – Мне не платить, не надо. Платить духам кровь. Не платить – взять сами.

Чарли сердито выпрямляется.

– Послушайте, не надо меня запугивать. Я образованный человек, инженер. Я не собираюсь тайно резать на кухне кур, как… как…

Чарли машет рукой и, решительно нахмурившись, сдвигает рубильник.

Лу видит это глазами колдуна. Она видит, как духи просыпаются в недрах машин – духи коз, умеющих пролезть где угодно, и дух носорога, которого невозможно остановить, и дух гепарда, быстрее которого никого нет на свете. У них мощные скелеты из меди и стали, у них раскаленные поршни вместо сердец, их мускулы вырезаны из крепчайшего в мире дерева. Они голодны. Они очень голодны. Их пробудили, но не позаботились накормить, но они могут добыть себе кровь сами…

Лу чувствует, как немощное тело колдуна надрывается в последнем усилии – бежать, бежать… тощие ноги слабеют, сердце беспорядочно колотится о ребра. А потом чудовищная лапа заточенного в машину духа обрушивается на его хрупкий лысый череп.

…– Ты!

Лу забилась в последней судороге и обмякла, вжимаясь в угол столовой. Бессвязные выкрики затихли, и теперь она только тихо всхлипывала. Саймон взял ее безвольную руку, нащупал пульс.

– Успокойтесь, Луиза. Это всего лишь гроза. У всех у нас разыгрались нервы. Слышите, она уже уходит, и дождь скоро стихнет…

– Нет!

– Это совершенно неприлично, – проскрежетала миссис Кулхауз. – Ваши обвинения абсолютно неприемлемы, даже непристойны.

– А ты говорила, что будет забавно, – укоризненно сказал жене Додо, и та ответила ему яростным взглядом.

– Он говорит, Чарли знал, – речитативом проговорила Лу, глядя в пустоту. – Он говорит, Чарли все это время знал, что ему помогает магия, просто не хотел платить…

– Конечно. Зажал пару шиллингов за дохлых коз, – фыркнул Саймон. Лу переплела пальцы, стиснула изо всех сил. Боль отрезвляла. Она снова чувствовала свое тело, могла управлять своими мыслями и действиями – но по-прежнему не владела собой. Дух колдуна, пробужденный глупой шуткой, жил в ней, и совершенно невозможно было слушать его. Но и ослушаться – невозможно.

– Он говорит, Чарли принял его помощь. Они работали вместе, хотя Чарли делал вид, что нет. Он говорит – Чарли ни разу не спросил, почему он помогает. Принимал это как должное. Он говорит… – Лу застонала, закусывая губу, но нечто внутри было сильнее. – Вы думаете, что духов не существует, что бог один и он белый. Вы учите этому детей. Но эти машины, магические машины – заставят вас перейти на нашу сторону, – она болезненно замотала головой. Прядь волос выбилась из прически и прилипла к влажной от пота и слез щеке. – Его сторону, – сдавленно поправилась она.

Саймон вдруг расхохотался – громко, искренне, как школьник, хлопая себя ладонями по коленям. Он хохотал, топоча и утирая слезы, в зловещей, осуждающей тишине, пока наконец не смог выговорить:

– А старикан и правда был идиотом. Он говорит – магия, а Чарли – наука. Да кто ж заметит разницу?! А поверят-то Чарли.

– Вот только не надо выставлять нас невеждами, – насупился Додо.

– Да уж, – подхватила миссис Раст и тут же непоследовательно добавила: – Чарли, милый, ну что вам стоило зарезать пару кур?

– Чего?! – задохнулся Чарли. До сих пор он сидел, вцепившись в стоящие дыбом волосы, и, казалось, был близок к безумию, но упрек миссис Раст как будто привел его в себя. – Да… да – всего! Уподобиться этим… Кем бы я был, послушай я бредни старого маразматика? Кем бы мы все были?! Вы что, не понимаете? Все, что мы делаем… – он решительно встал и официально обратился к Расту. – Майор! Возможно, пытаясь не допустить сомнительной ситуации, я повел себя не вполне как джентльмен. Если вы считаете, что должны предъявить мне обвинение…

– Бросьте, Чарли, – отмахнулся тот. – Джентльмен – не джентльмен… мы ж о туземце говорим, в конце концов. Старикан, наверное, сам нажал на какую-нибудь кнопку. Неосторожное обращение со сложными механизмами… Невесело, конечно, но состава преступления нет. Сам виноват.

Лу болезненно всхлипнула. Ее разум метался, как загнанный зверек, – все смешалось в кучу: представления о долге, о справедливости, о приличиях, и о том, как вести себя в обществе… Этого само по себе хватило бы, чтобы разорвать душу на части, и спастись можно было только одним способом: поступить так, как велит долг. Извиниться за необъяснимый припадок, вызванный грозой. За излишнюю чувствительность и слабые нервы. Этого требовала от себя Лу; этого требовали от нее люди, с которыми она жила и работала бок о бок не один год, – люди, смотревшие на нее сейчас с осуждением и тревогой. Саймон был прав: гроза уходила, и дождь почти закончился. Беда была в том, что разъяренный, растерянный колдун, крушащий разум Лу, никуда не делся и вопил от гнева и бессилия. Лу закрыла глаза, но его крик не стих. Дух, взывающий об отмщении…

– Мастер Чарли убил меня, – произнес колдун ее губами. Лу со стоном зажала себе рот, но слова рвались сквозь пальцы. – Вы должны наказать мастера Чарли.

– Вам надо принять успокоительное и лечь в постель, – сухо сказала миссис Кулхауз. – Завтра, когда вы придете в себя, мы обсудим ваш отъезд. К сожалению, после сегодняшнего инцидента мой супруг не сможет дать вам рекомендации. Я считаю, что благоразумие – неотъемлемое качество преподавателя, а вы не обладаете им в полной мере. Так что, думаю, вам надо поразмыслить над тем, чтобы сменить профессию. Сестра Джойс вас проводит.

– Спасибо, – тихо ответила Лу.

Через полчаса мужчины расположились на веранде. Кресла-качалки, увесистая бутыль, сигары, – то, что надо, чтобы по-человечески завершить нелепый день. Слуга налил виски и беззвучно удалился.

– Ну и вечерок, – выдохнул Саймон и вытянул ноги. Отхлебнул виски, зажмурился. – Ну и вечерок.

– Зайца с Болванщиком, наверное, придется разобрать, – пробормотал Чарли.

– Да уж, пожалуйста, – беспокойно откликнулся Додо. – А то мало ли, котел взорвется… эта современная техника – опасная штука.

– Пожалуй, пойду спать, – пробормотал Чарли и залпом прикончил стакан. – Что-то устал.

Он кивнул и деревянной походкой вышел с веранды. Какое-то время было слышно, как он возится и чертыхается, пробираясь по темному коридору. Потом все стихло.

– Надо дать ему отпуск, – пробормотал Додо.

– Нам всем надо дать отпуск, – откликнулся майор. – Скоро совсем здесь обалдеем… Что за черт! – он резко подался вперед, расплескав виски. Из тьмы выступил колышущийся бледный призрак. Додо с нелепым привизгом вжался в спинку кресло, но тут же выдохнул, всплеснул руками:

– Мисс Луиза! Доктор Хилл, что ж такое, вы же обещали… а она опять… – он огорченно покрутил руками.

– Она не может ходить после такой дозы успокоительного, – вскинулся Саймон. – Она даже в сознании быть не может! – Однако Лу была здесь: босая, в батистовой ночной рубашке до пят, с распущенными волосами.

Ее мысли ворочались тяжело, как булыжники. Ее не покидало чувство, что все это уже было с ней – она уже шла однажды через населенные злобными тенями джунгли, ведомая чужой волей, босая, не зная, куда и зачем… Она знала, что ей суждено снова пройти этот путь. Она знала, что ее окружают злые духи, и на этот раз бежать не удастся. Старый колдун из Матоди получит свое мщение, – чего бы это ни стоило Лу.

– Он говорит, я должна рассказать все своим ученикам, – бесстрастно сообщила она. – Рассказать, что учила их неверно… – Лу покачнулась, оперлась на стенку. – Боюсь, мне придется это сделать прямо сейчас, – слабо добавила она.

Неверными шагами она удалилась во тьму. Потрясенные мужчины с минуту смотрели ей вслед; потом Додо сердито пожал плечами, налил себе еще.

– На вашем месте, доктор, я бы что-нибудь сделал, – недовольно сказал он. – Мы не можем позволить ей так разгуливать.

– В округе Нгумо, – задумчиво сказал майор, – был случай: один молодой человек, из хорошей семьи, но изрядный шалопай, вообразил с перепою, что местный колдун навел на него порчу, ну и пристрелил сгоряча.

– Нгумо? – переспросил Додо. – Помню, как же. Два полка стрелков Ее Величества… но, кажется, опоздали. Туземцы даже больницу разгромили. Возишься с ними, возишься…

– Доктора, кажется, съели, – заметил майор. – Раненых было много, так они решили, что смогут стать лекарями, если закусят правильной головой.

Саймон потянулся и выбрался из кресла.

– Пойду посмотрю, как там что…

– Право, вы не обязаны, но моя благодарность…

– Ну что вы, мистер Кулхауз, – криво усмехнулся Саймон. – Это мой долг.

Додо и майор Раст сидели неподвижно, прислушиваясь к доносящимся на веранду ночным звукам. Шелест листвы и вслед за ним – легкие удары капель дождя, сбитых ветерком. Стук двери в сарай, пыхтение парового котла, затихающее, удаляющееся вниз по склону. Слабый девичий вскрик. Майор Раст сжал стакан с виски так, что его загорелые пальцы побелели от напряжения. Додо наклонился вперед, упершись в колени кулаками. Снова шелестит листва… или это шуршат по тропе суставчатые ноги? Снова женский крик – на этот раз он прозвучал громче, отчаяннее… и оборвался. А в следующий миг глухо ударил взрыв.

Додо резко откинулся назад. Стакан с виски дробно покатился по деревянному полу. Посыпались листья и мелкие ветки с гибискуса, окружающего веранду.

Тишина. Тяжелые мужские шаги. Льющаяся из крана вода плещет в ладонях. Едва уловимое шуршание полотенца.

Наконец Саймон вышел на веранду, бессознательно вытирая ладони о брюки. С усилием согнал с лица отвращение. Сказал спокойно:

– У нас беда. Мисс Луиза, видимо, пыталась воспользоваться механическим курьером, чтобы навестить заболевшего ученика, но не справилась с управлением. Бедняжку разорвало на куски.

– Как жаль, – огорчился Додо. – Она была такой славной, так старалась… Но в последнее время ее рвение стало как-то немного даже неприличным, не правда ли?

– Здесь многие не выдерживают, – вздохнул майор. – Бедная девочка.

Саймон снова машинально обтер ладони.

– Что-то я устал, – сказал он.

– Как насчет перевода в Нгумо? – сочувственно откликнулся Додо. – Широкое поле деятельности… восстановите наконец больницу…

– То, что надо, – кивнул Саймон.

– И смотри, никуда не сворачивай! – строго сказал Чарли гонцу. – Никаких родственников. Никакой охоты. Никаких приятелей! Ясно тебе? Никаких…

Он оборвал сам себя. Зачем морочить парню голову? Чертежи в пакете настолько плохи, что лучше бы строителям обойтись без них. Механические курьеры? Да он не способен перекинуть доску через ручей так, чтобы она продержалась дольше часа!

Высокий туземец сверкнул широченной улыбкой.

– Не беспокоиться, мастер Чарли. Видите? – он поднял руку, демонстрируя замысловатый браслет. – Мне один хитрый человек продал, богатый человек. Раньше коз пас, был бедный. Теперь амулеты делает, стал богатый. Я тоже буду богатый – пройду везде, как коза, несокрушимый, как носорог, быстрый, как гепард.

Чарли тоскливо покосился на обломки тончайшей начинки Болванщика, ловко вплетенные в кожаные ремешки вместе со стеклянными бусинами, украдкой плюнул через плечо и сунул руку в карман, чтобы дотронуться до сушеной лапки черной курицы.

– Смотри мне, – безнадежно пригрозил он и вручил курьеру пакет.

Владимир Венгловский
Шепот бриза, крик урагана

– Вы в первый раз на цеппелине? Не боитесь лететь?

Молодой человек, совсем недавно подсевший за столик к Леонтине и представившийся Джервисом Рэнделлом Бутом, программером, спросил это непринужденно, так, словно они были давно знакомы. Леонтина запомнила его еще при посадке. Рабочие грузили на борт цеппелина два тяжелых ящика с эмблемами «Хардсофта», а Джервис суетился вокруг них: «Осторожнее, здесь программаторы, ювелирная настройка!» и казался офисным планктоном, технофилом, которого оторвали от стола с инструментами и отправили сопровождать ценный груз. Теперь, когда он сидел рядом, заняв место ушедшего в каюту Бенедикта, то с каждой минутой нравился Леонтине всё больше, и это ее смущало. Черт возьми, она же содержанка миллионера, а тут какой-то молодой выскочка начинает ни с того ни с сего кружить ей голову! Такого с ней не случалось уже много лет, со времен жарких объятий Рене. О, Рене! Его руки, его ласковый шепот на ухо, от которого по телу пробегала дрожь, словно эфирные волны.

Только сейчас Леонтина поняла, кого напоминал ей собеседник. Пусть они с Рене были не похожи внешне, но глаза, глаза! У Джервиса был тот же небесно-голубой взгляд, в котором горел огонек одержимости.

«Олимпик» качнуло, и несколько капель вина выплеснулись из бокала, оставив красные пятна на белой скатерти.

– Нет, – ответила Леонтина, – не боюсь.

И улыбнулась – сдержанно, как раз достаточно для того, чтобы на щеках появились ямочки, которые так ее красят. «Неужели я начинаю заигрывать?» – проскочила мысль, от которой сердце забилось быстрее.

– Бояться не стоит, – улыбнулся в ответ Джервис. – Мы на самом лучшем цеппелине из ныне существующих. Две группы четырехцилиндровых паро-эфирных вибродвигателей Кили, прочная обшивка… Считаю, что это единственный летательный аппарат, способный противостоять даже Дракону.

Как есть – технофил. Такой даже в разговоре с женщиной будет описывать достоинства того или иного механизма. Леонтина смотрела на собеседника, и его слова расплывались гулом камертонов. Вместо них слышался страстный шепот Рене.

«Я хочу снять с тебя платье, оно лишнее на твоем теле, моя Леонтина».

– Что? – переспросила она, когда Джервис перестал двигать губами и вопросительно посмотрел на нее.

– Вам плохо? – спросил он, нахмурившись.

– Нет-нет, всё в порядке. – Леонтина достала из сумочки платок и промокнула вспотевший лоб.

– Я спрашивал, вы с мужем летите? Этот мужчина, которого укачало, он вам кто?

– Да, Рене. Нет! Я лечу не с мужем. Это… просто Бенедикт.

– Ясно, – сказал Джервис, опустив взгляд в свой бокал. – Просто Бенедикт.

Он словно прислушивался к чему-то, что-то ждал, но что именно – Леонтина не знала. Джервис был поглощен своими мыслями настолько, что не заметил, как его назвали другим именем.

Где-то в глубинах цеппелина послышался хлопок, и пол слегка вздрогнул.

– Что это? – забеспокоилась Леонтина.

– Двигатели издают разные звуки, – пожал плечами Джервис. – Сложная машина. Не стоит беспокоиться.

В ресторане на борту «Олимпика» сейчас сидело много посетителей, но Джервис выделялся среди сливок общества своей… дикостью, что ли? Всклокоченные волосы, костюм с биркой, которую позабыл снять; его тонкие длинные пальцы находились в постоянном движении – то обхватывали бокал, то перемещались по столу, будто их владелец чертил что-то воображаемое на скатерти. Иногда они ненароком касались руки Леонтины, но она не убрала ее, а наоборот, подвинула ближе. Чтобы замять неловкость спросила:

– Вы говорили о Драконе?

– Да, о Драконе! – встрепенулся Джервис. – Корабли, аэропланы, дирижабли – ничто его не преодолеет. Ветер, несущий камни и лед, растерзает корпус, а бушующий океан скроет обломки. Но у «Олимпика» есть шанс. Только надо знать, как лететь. Куда лететь. Чувствуете, как воет ветер? Всего каких-то триста миль на запад, и мы окажемся в полосе урагана.

– Вы так говорите, будто мы собрались за океан, а не в Гренландию, – грустно улыбнулась Леонтина. – Как десять лет назад те, кто не вернулись. Но тогда Дракон ненадолго утихал.

– А почему бы и нет? В смысле, почему бы не полететь через океан? Вот возьму и украду вас у вашего миллионера. Угоним вместе «Олимпик». Высадим остальных пассажиров на необитаемом острове, а сами полетим открывать новые земли.

«Как Рене», – подумала Леонтина.

Рене всё еще стоял у нее перед глазами, радостно машущий красным армейским платком на корме корабля, отправляющегося за океан.

«Я вернусь и заберу тебя с собой, Леонтина!»

С тех пор прошло целых десять долгих лет. Ни сообщений, ни весточек. Говорят, что сквозь ураган, преграждающий путь к далекому материку, летают лишь штормовые ласточки – символ бесстрашия и безрассудства.

– Вы мечтатель, – вновь улыбнулась Леонтина. – Мечтатели не выживают в этом мире. Поэтому я с вами никуда не полечу.

– Жаль, тогда придется лететь самому. – Джервис продолжал шутить, не замечая охватившей ее грусти. Его длинные пальцы выводили по скатерти замысловатые замкнутые фигуры. – В любом урагане есть свои линии колебаний, если верить расчетам Жюля Лиссажу… Ведь ласточки как-то пролетают, правда? Они находят безопасный маршрут. И вы знаете – я прав! Птица! Она прилетела с той стороны!

Он выхватил из кармана механическую птицу с выгравированной на спине единицей. Крылатый автоматон походил на голубей из британской голубиной почты, но даже Леонтина могла сказать, что его механизм переделан. Тело птицы было более вытянуто, а длинные крылья навевали мысли о стремительности полета.

– Ее программатор настраивал гениальный человек! – сказал Джервис. – Механическая ласточка создана, чтобы находить путь в урагане.

– Она с Нового Света?! – вскрикнула Леонтина. – Но почему птица у вас?! Кто вы?

– Я? Всего лишь создатель программ для автоматонов. А птицу я нашел в Кембридже, как раз приходил к одному профессору. – Джервис усмехнулся. – Так что это моя добыча.

– Как же так, – растерялась Леонтина. – Но ведь это очень важно. Значит, колонисты живы! Нужно послать к ним помощь!

Где-то в трюме послышались новые хлопки и гудение камертонов, влившееся в шум двигателей «Олимпика». Между столами к выходу из ресторана пробежал стюард. Дородная дама в красном платье и большой шляпе с пером попыталась его остановить, но стюард лишь обеспокоенно отмахнулся. Джервис нагнулся через стол и приблизил лицо к Леонтине. Теперь его глаза не выглядели похожими на глаза Рене – они казались пугающими.

– Им никто не поможет. Славная Британия их списала, как ненужный материал. А вот мы с вами сможем пробиться через ураган с помощью программатора этой птахи.

Входные двери распахнулись, одна из их половинок слетела с петель и упала на пол. В проеме показался боевой автоматон, ощетинившийся пушками Кили. Сделал несколько шагов и остановился. Камертоны в его двигателях взвизгнули и перешли в легкое гудение. Леонтина закричала первой. Затем по залу прокатилась волна криков, посетители вскакивали с мест, падали стулья. Дама в красном платье замерла с открытым ртом, загородив собою проход.

Во вторые двери с противоположной стороны ресторана вбежали двое офицеров из экипажа. В руках у одного было «кили», второй офицер целился из обычного порохового револьвера, но стрелять им мешала загородившая проход дама.

Автоматон успел первым. «Тум, тум, тум» – негромко заработали торчащие из его манипуляторов «кили», и разогнанные энергией эфира пули прошлись по залу смертельным роем. Вскрикнула и упала дама в красном платье. Кровь на ее одежде была почти не видна, только от пуль остались сквозные прорехи. На землю опустилось срезанное перо. Шляпа покатилась под ноги падающим офицерам. Один из них, смертельно раненый, успел выстрелить из своего «кили», но пуля лишь чиркнула по броне автоматона, не причинив ему существенного вреда.

Автоматон развернул туловище на пол-оборота, наставив оружие на оказавшегося среди гостей полковника. Полковник, побледневший, испуганный, не собирался геройствовать, у него с собой даже не было пистолета, но парадная военная форма подписала ему смертный приговор. Зрительная информация по системе линз поступила в программатор автоматона, защелкали механические триггеры, переключая настройки, и полковник был определен, как враг. Боевые автоматоны не отличались меткостью, их сила была в скорострельности и кучности огня. Пули нескольких «кили» прошили тело полковника, и тот рухнул на пол, опрокидывая стол с посудой.

– Всем сохранять спокойствие! – выкрикнул Джервис, подходя к упавшим офицерам. – Всем! И никому не причинят вреда. Автоматоны под моим контролем!

Он поднял «кили», проверил наличие воды в его либераторе.

– Я же говорил, мадам, – обернулся Джервис к Леонтине, – вам всё равно придется лететь со мной. Или вы предпочитаете необитаемый остров?

* * *

«Таймс»

Лондон, 21 мая, 1910 г.

Убийство в Кембридже!

Джеймс Олдридж, профессор механо-протезирования, найден мертвым в собственном кабинете. Револьвер, из которого его застрелили, оставлен на месте преступления. Из ценных вещей ничего не пропало. «Это месть!» – сообщает безутешная вдова. Полиция подозревает бывшего ученика профессора, до недавнего времени работавшего в корпорации «Хардсофт» Дж. Р. Бута. Скотланд-Ярд ведет поиски подозреваемого, который скрылся в неизвестном направлении.

Кража на военном складе

Из лондонского арсенала похищены два боевых автоматона. Механизмы ушли сами, проломив ворота и ранив охранника. Лучшие полицейские умы помогают военным вести поиски. «Не исключено, что кража произведена с помощью внедрения вирусной настройки в программаторы автоматонов, – заявляет инспектор Скотланд-Ярда Джереми Хопп. – Мы проверим всех кракеров, обшарим каждый уголок Лондона, но найдем пропавших. Виновные будут наказаны».

* * *

Я проснулся, ощущая, как колотится сердце. Встал, потянулся, подошел к открытому окну и раздвинул шторы, пропуская в комнату утренний свет. Перед глазами всё еще стояли боевые автоматоны и захваченный цеппелин… Приснится же такое! Сон был ярким и красочным, будто я сам присутствовал при тех событиях. Жюли говорит… говорила, что когда сознание чисто, можно услышать голос ветра, воспринять истории и события, которые происходят где-то далеко. Возможно, так и случилось? Хотя это слишком похоже на сказку.

– Эгей, мистер Линдси! – прокричал подметающий улицу Фердинанд. – Чудное утро!

Он произнес, как обычно, «чудно́е» с ударением на «о», отчего это слово приобретало у него иной смысл. За Фердинандом шагал Безликий – автоматон, неоконченное творение Оливера. Оливер не успел нацепить на него маску человека, вместо лица был лишь отполированный кусок металла. Когда дворник остановился, автоматон тоже замер и попытался скопировать его жест – помахал мне механической рукой. Безликий уже несколько дней ходил за людьми, словно привязанный. Его прогоняли, но он всегда возвращался, отыскивая новый источник для подражания.

– Действительно, чудно́е, – повторил я, разглядывая небо над крышами города.

У горизонта, где гигантскими черепахами возвышались зеленые холмы, воздух приобретал изумрудный оттенок. Облака отсвечивали розовой утренней корочкой. Под ними, словно в кривом зеркале, зелень холмов и голубизна неба искривлялись, порождая фата-моргану. Огромные башни устремлялись в небеса, чтобы через мгновения смениться плывущим в небе кораблем. Мигни – и корабля не существует, на его месте уже крутятся крылья ветряных мельниц. Возможно, это лишь отражение нашего города, возможно, стоит добраться до холмов, чтобы изучить подробнее оптическую иллюзию, но из города уходят лишь измененные.

Люди остаются жить здесь.

Как быстро бежит время. Прошло уже десять лет с тех пор, как мы высадились на скалистом берегу и нашли город. Просто город, без названия, ведь имя ему мы так и не придумали. Кто-то именует его Селением тысячи рас, кто-то – Большой свалкой, оставленной множеством поселенцев, что жили здесь на протяжении веков. Испанские конквистадоры терялись за полосой Дракона в поисках своего золотого города. Здесь высаживались норманны, чьи драккары смогли преодолеть ураган в момент затишья. Пропавший римский легион добрался до этих берегов, чтобы навсегда лишиться родины. Словно ворота в иной мир, город принимал поселенцев, но никогда не выпускал их обратно.

Я поджарил себе яичницу с ветчиной и с аппетитом съел. Затем улыбнулся портрету Жюли на стене, переоделся и вышел на улицу. Безликий сделал попытку увязаться за мной, но я его прогнал. Автоматон обиженно загудел. Я пожал руку Фердинанду и посмотрел на разрастающуюся по ней паутину оранжевых прожилок.

– Вы не боитесь подать руку старику, мистер Линдси, – печально улыбнулся дворник. – Спасибо.

Ему оставалось не более нескольких месяцев. К осени, когда далекие холмы окрасятся в багряные тона, Фердинанд покинет наш город. Тогда Оливер создаст нового автоматона с неподвижной маской Фердинанда на лице и попытается запрограммировать все повадки оригинала. «Город не должен быть пустым. Пустота не свойственна миру. Она меня пугает», – говорил мой друг, населяя окружающий себя мир механическими актерами.

– Мне незачем бояться, – сказал я. – Наверное, я невосприимчив к изменениям.

– Как вы думаете, там, куда они… мы отправляемся, хорошо? – вздохнул дворник.

– Думаю, что там хорошо, – сказал я, вспоминая Жюли.

Зеленые холмы, чистый воздух, чужая жизнь. Интересно, кем бы мог стать я, если бы изменение смогло меня коснуться? Может быть, жителем земли, копающимся среди камней и выращивающим коренья? Или беззаботным воздушным существом, как моя Жюли, которую изменение захватило одной из первых?

– Там хорошо, – тихо повторил я.

Аборигены не жили в городе. Они лишь приходили сюда для того, чтобы совершить обмен – странные, непонятные, будто и не люди вовсе, – а в остальное время почти не обращали на нас внимания. Они появились после того, как мы уже освоились в городе, и вместе с ними пришло изменение.

Первым почувствовал это Альвин – сын старой Люси, булочницы, родившей ребенка в уже не молодом возрасте. Пятно оранжевых прожилок появилось у него на груди и принялось разрастаться, меняя цвет кожи, через некоторое время делая ее тонкой, как пергамент, и почти прозрачной, с проступающим сквозь нее едва заметным свечением. Альвин ушел из города через три месяца, но перед уходом его было не отличить от аборигенов. Даже говорил он уже на их языке, щебечущем, как пение птиц. Люси убивалась не долго. Прошло еще несколько месяцев – и новая, измененная, отправилась следом за сыном.

Третьей была моя Жюли.

Нас осталось совсем мало. Мы обречены. Минует еще несколько лет, и город вновь опустеет. Теперь по его улицам ходят созданные Оливером автоматоны, не живут, а изображают жизнь.

Я шел по главной улице, и Безликий упрямо следовал за мной.

– Кто ты? – спросил я у него. – Чья маска была уготовлена для тебя? Впрочем, можешь не отвечать.

Булочная Люси была уже открыта, и из ее дверей доносился вкусный запах готовящейся сдобы.

– Здравствуйте, миссис Люси! – поздоровался я, проходя мимо.

Люси за окном помахала мне рукой. Изображающий ее сына автоматон вышел из дверей походкой марионетки и протянул мне булку. На его фарфоровой маске застыла неизменная улыбка.

– Спасибо, Альвин, – улыбнулся я в ответ.

Автоматон развернулся и прошагал в дом. Я откусил кусочек булки. Ее вкус не менялся на протяжении десяти лет. Человек может импровизировать, ошибаться, творить что-то новое, но механическая Люси действует по строго заданной программе.

Однажды Оливер хотел создать копию моей Жюли, но я вовремя остановил его работу.

– Приветствую вас, мистер Колдуэлл, – кивнул я автоматону, который сидел на скамье и кормил голубей.

Механические движения: рука опускалась в мешочек, набирала пригоршню зерен и сыпала на брусчатку. Пауза. Через несколько минут действия повторялись вновь. Исключение составляла лишь ночь, когда автоматон поднимался и шел в свой бывший дом, и когда заканчивался корм. Тогда автоматон шагал в лавку к Люси и покупал у нее зерно. Голуби давно воспринимали мистера Колдуэлла как автоматическую кормушку. При жизни он был доктором. Не знаю, что заставило врача, имеющего свою практику, отправиться на новый континент: возможно, несчастный случай на работе, возможно, неразделенная любовь, но на фарфоровой маске автоматона застыло выражение мировой скорби.

При жизни в человеческом облике мистер Колдуэлл успел доказать, что изменение – это не вирус, так как он не нашел возбудителя болезни.

Внезапно раздался хлопок выстрела из «кили», в голове автоматона образовалось сквозное отверстие, и части программатора вылетели наружу, зазвенели по брусчатке. Мистер Колдуэлл сполз на землю. Голуби бросились врассыпную. Невдалеке я увидел Майора с эфирным ружьем в руках.

– Порождение Люцифера! – прорычал он, выплевывая слова.

Ружье ходило из стороны в сторону. Безликий за моей спиной попятился, оценив опасность.

– Слава Британии! Смерть врагам короны!

Майор щелкнул спусковым крючком, но выстрела не последовало – видимо, в либераторе «кили» оставалось совсем немного воды. Безликий прибавил ходу, скрываясь в подворотне.

– Боже, храни королеву, – прокричал Майор, заглядывая в дуло. – Дай ей ратных побед. Ты! – Он ткнул пальцем в мою сторону. – Ты изменник, предавший людей! Вы все, все, перешли на сторону врага.

Я помню, как здесь гуляло эхо далеких выстрелов, когда Майор объявил о том, что хочет уничтожить аборигенов. Тогда прибывшие вместе с нами драгуны еще были людьми. Аборигены почти не сражались. Только загнанные в угол жители земли порой безрассудно кидались в бой, и пули эфирных ружей пробивали их толстую кожу. Дети воздуха погибали легко, как мотыльки. Аборигены просто перестали приходить в город. Зона отчуждения ширилась, но изменения не прекращались.